В части. отрывок из романа

Военный городок, размещённый за высоким бетонным забором недалеко от Гаваны, по устройству во многом напоминал гарнизон каких много и дома, в Союзе. Здание казармы, столовая, медпункт, клуб. В клубе Ленинская комната со стандартным набором: бронзовый Ленин в красном углу, телевизор, подшивки газет, плакаты с наглядной агитацией, длинные столы, предназначенные для проведения политинформаций.
Отличительной же чертой были заботливо ухоженные посадки огромных манговых деревьев прямо на территории гарнизона и клумбы вечноцветущих роз.
Вновь прибывших провели в каптёрку*, переодели в лёгкую оливкового цвета форму. Почувствовав себя туристами на Канарах, вояки вышли руки в брюки, ремень свободный, головной убор на затылке. Со всех сторон, приветствуя свежий состав, их обступили однополчане, ждущие вестей с Родины. Поднялся радостный галдёж. Кому-то повезло встретить земляков, другие вышли из одной учебки. Началось братание.
Команда "Стройсь!" прервала радостное общение, настало время ужина.
На следующий день их ждало горькое разочарование. Было объявлено, что, несмотря на сержантские звания, вновь прибывшие будут служить рядовыми. Младшими командирами над ними назначили старослужащих.
Ропот, прокатившийся над шеренгами строя, вывел офицера из себя: "Приказ о разжаловании в рядовые будет доведён до сведения каждого! "
 "Вот же гад! Ты, что ли, "принимал меня в партию"? Вот, не тебе меня и исключать", – думал каждый, понимая, чьи это происки. Командиры, понимая, что деды не станут повиноваться военнослужащим младшего призыва, не дожидаясь эксцессов с их стороны, решили сразу возложить дисциплину на старослужащих. При существующей системе это было единственной формой поддержания порядка в подразделении.
Началась насыщенная нарядами армейская служба. 6.00 подъём, зарядка, завтрак, до и после обеда наряды по столовой, по роте, по уборке территории, в час дня – программа «Время», ужин, вечерний кинопоказ, отбой.
На другой день в столовке кто-то пустил по рукам обрывок бумаги с нарисованной виселицей. Внизу было написано: "соловьи, *вешайтесь!" Скоро последовал комментарий. Один земляк из черпаков предупредил, что ночью будет крещение.
Когда после отбоя, измотавшись на работах, соловьи вырубились, в темноту казармы неслышно проникли несколько человек. Выдёргивая сонных ребят из постелей, они начали мутузить их. Молодые солдатики, уворачиваясь от сыплющихся с одной стороны ударов, попадали под град с другой. Внезапно, как по команде, борьба остановилась, и голос, срывающийся на фальцет, заорал в темноте: "Соловьи, вы совсем оборзели. Учтите: вам запрещается зырить телек, дрыхнуть днём. Вы должны: занимать первую шеренгу в строю, горланить песни за всю роту, стирать дедам, таскать пАйки из столовки, все распоряжения выполнять бегом. И не вздумайте шляться в полотенцах и втихаря жрать! Если что-нибудь найдём в ваших карманах, накормим бутербродами с зубной пастой". Далее последовала команда: "Бегом, спать!"
Для лучшего уяснения пройденного материала каждую последующую ночь показательная порка повторялась. Качать права было бесполезно, воспитательный момент был инициирован дедами, которые были как бы в стороне, а черпаки таким образом выслуживались перед ними.
Но всё-таки следы от побоев у молодняка были замечены командирами. Роту выстроили на плацу и стали по одному вызывать на политбеседу по фактам дедовщины. Наводящими вопросами хотели заставить сдать дедов. Кто, когда и сколько бьёт, как ещё издеваются? Кого из дедов обстирываешь? Деньги отбирают? Куда и зачем посылают ночью?
Соловьи, зная, что сами же офицеры терпеть не могут *стукачей, чтобы не усугублять отношения и не влипнуть в ещё большие неприятности, разозлив дедов, старались *отмазать их кто во что горазд. Выдумывали более-менее правдоподобные причины, стараясь врать как можно убедительнее, только бы не заложить* дедов. Один – поскользнулся, упал, открыл глаза – фингал, другой неудачно свалился с кровати, третий уронил на себя штангу.
– Что ты мне гонишь(53) ? Скажи ещё, что на тебя упал мешок сушёной картошки! – Далее следовал громогласный мат Компота*.
В воспитательных целях была назначена прокачка* роты в полном составе без исключений. Пока соловьи толкали землю*, черпаков обкатывали танками*, сержанты и старшины качались на турниках. Потом менялись местами, и так весь день до заката.
По итогам проверки дедам сделали промывание мозгов. Замполит*, чертыхаясь, в ярости от бессилия против дедовщины как явления массового, систематического, а потому непреодолимого, пообещал за вновь открывшиеся факты, если лично не расстреляет на месте, то дисбат*, а уж тем более гауптвахту*, обеспечит. Решив подзатянуть* дисциплину, роте отменили увольнительные, добавили дополнительной политподготовки и усилили надзор за личным составом.
Это привело лишь к тому, что деды стали осторожнее и изобретательнее. А соловьям ещё добавили муштры. Вечерами их всех собирали на плацу, чтобы оттачивать строевой шаг и разучивать новые песни.
Властью, данной офицерами, которым было удобно контролировать дисциплину в части, поручив её старослужащим, деды занимались воспитанием салаг*, используя для этого разные способы. Будучи сверстниками, мальчишками примерно одного возраста, но разного призыва, одни постоянно издевались над другими, такими же пацанами, своими собратьями. Установив свои порядки, находя разные поводы для морального и физического унижения, деды пользовались тем, что большая часть территории скрыта от посторонних глаз и всё происходящее будет шито-крыто. Дедовщина, которой пугали всех до призыва, наглядно проявлялась в отношении слабаков, которые не могли постоять за себя.
Роман за счёт хорошей физической подготовки на фоне субтильных дохляков выглядел крепким и сильным. Никому даже в голову не приходило его припахать*. Со стороны дедов он меньше других подвергался давлению, повода враждовать с ними у него, в общем-то, и не было. Но, исходя из чувства справедливости, которое в его представлении должно было присутствовать в армейском братстве, он решил, что дедов надо поставить на место.
По рассказам черпаков, им тоже не сладко жилось под властью дедов. И если черпаки били соловьёв только для видимости, то деды лупили их конкретно. Свидетельством тому были выбитые зубы и сломанные пальцы.
Разнуздавшихся дедов в одиночку невозможно было остановить. Они чувствовали себя королями. Поднять ребят против дедов одному было не под силу. Роман надеялся на авторитет Макара. Дело оставалось за малым. Но когда он изложил Макарову свои доводы, тот возразил:
– Думаю, не стоит суетиться. Во-первых, здесь нет ни одного, кто стал бы рисковать шкурой, доказывая свою правоту, искать на свою э… новых приключений, потому что не захочет ещё больших проблем; во-вторых, скоро всё само собой рассосётся, потому что надоест играть в одну и ту же игру.
– Макар, ты что? – Роман никак не ожидал такого ответа. Он гордился своей дружбой с сильной, неординарной личностью, относился к нему, как к старшему брату, которому безраздельно доверял и на поддержку которого очень надеялся. За ним он пошёл бы, как за Фиделем.
– Сам рассказывал, как всего горстка молодых бунтарей смогла поднять весь кубинский народ на борьбу против угнетателей и свергла их власть. Неужели же мы будем терпеть унижения и побои и не постоим за себя?
– В нашем случае совсем другая мотивировка.
– Хочешь сказать, "порох" сырой?
– Какой там порох, это кисель. Из инфузорий. Сказать точнее – протоплазма. Им ещё расти и расти. Наверное, для этого они здесь.
– "Протоплазма", говоришь? Ха…Ну, ты и умник! Ладно, скажи лучше сразу, что не хочешь своё "личное дело" марать.
Однако, и в самом деле ему скоро пришлось убедиться в правоте Макара. Когда Роман предложил всем навалиться разом на дедов, его никто не поддержал. Сослуживцы решили принять своё положение как данность, приспосабливаясь к обстоятельствам кто как может.
Начались будни. Учебный процесс, стрельбы утренние, дневные, ночные, тактическая подготовка. Наряды, караулы, уборка территории и расположений. Деды "спали на печи", черпаки курили в сторонке, а соловьи отрабатывали наряды по кругу и за себя, и за "того парня", иногда сутками неспавши. С саботажниками деды разбирались сурово, воспитывали по отдельности, били нещадно. Сопротивляться было бесполезно, слишком неравными были силы.
Первые месяцы службы были самыми напряжными. Каждый солдат младшего призыва по-своему преодолевал тяготы и лишения новых условий. Один соловей, не выдержав, пустился в бега. Его всем гарнизоном искали по окрестностям. Другой, заступив на пост в карауле, пытался застрелиться и чудом остался жив. Последней каплей для него стало письмо из дома, где помимо прочих перечисленных новостей была упомянута шумная свадьба его одноклассницы, которая нежданно-негаданно выскочила замуж.
– А тебе твоя девчонка пишет? – узнав эту новость, спросил Макаров.
– Нет, только мать.
– Выходит, только мы с тобой, два дурака, никому не нужны.
– Хочешь, я дам тебе адрес одной девчонки. Умная, прям как ты. Лена Климова. Я с ней в школе учился. Знаешь, она такие сочинения писала, что её на все олимпиады посылали. Напиши ей.
– Симпотная?
– А то!
– У тебя с ней что-нибудь было?
– Ну, было. Только всё это в прошлом.
– А как объяснить, где я взял её адрес? Сказать, что ты мне его дал?
– Не-не. Наври что-нибудь, ну там, случайно нашёл в Ленинской комнате.
– Ну, давай. Диктуй.

Со временем соловьиный призыв стал понемногу приноравливаться, находя для себя и в тяжёлых обстоятельствах лазейки, дающие возможность обойти неприятности. Чтобы лишний раз не припахали, научились дедов и черпаков обходить стороной. Старались случайно не попасться на глаза как раз в тот момент, когда тем необходимо, но не хочется выполнять какую-то работу.
Хронический недосып компенсировали, умудряясь ночами кемарить на посту. Уверенные, что на вышке их никто не видит, на всякий случай прикручивали автомат к рукам и, зажав ногами, дремали.
А вот в наряд по кухне заступали с душевным подъёмом, он сулил в конце смены блины и по банке кубинской сгущёнки на брата, которая была даже слаще советской. Если повезёт, то им могли доверить ещё и мытьё котелка из-под дембелюхи*. А там, на дне котелка, всегда оставался толстый-претолстый слой дембельской каши из раскрошенного печенья, смешанного со сгущёнкой, конфетами, бананами или апельсиновыми дольками.
По завершении работы на кухне солдатики усаживались в тенёчек и, запивая холодненьким компотом, взятым только что из холодильника, уплетали эту безумно сладкую вкуснотищу в один присест.
В конце концов острота конфликта стала сходить на нет.

53. Гнать, втирать – обманывать, пытаться обвести вокруг пальца.