От автора: Вообще "Исполнить заказ" родился из идеи снять фильм в жанре нуар. Когда я начал писать сценарий, мой братишка, который тоже подключился к идее, прочитал уже написанное и сказал: "Напиши лучше в виде рассказа, а там - будем делать сценарий"... Так и начал рождаться "Исполнить заказ".
Исполнить заказ (отрывок из повести)
Дождь барабанил по грязной мостовой. Лужи пузырились и пенились. Бурный поток мутной воды мчался по тротуару за окном, разбиваясь на отдельные ручьи и потоки, огибая фонарные столбы. Темные тучи толпились в низком, тяжелом небе, распахнув свои дождевые хляби навстречу земле. Редкие прохожие проходили по улице, подняв воротники плащей и дождевиков, спрятавшись под зонтами. Голые деревья, скинув свой зеленый наряд, застыли, скрючившись, под холодными струями осеннего дождя, подняв к негостеприимному небу свои тонкие руки-ветви. Облетевшая листва лежала грязным, красно-желтым жухлым ковром на мокрой земле. Редкие листья кленов, кружась и кувыркаясь, плыли в ручьях холодной осенней воды.
Мне нравится дождь. Он всегда одинаковый, но, в то же время, разный. Он бывает легким, как шаги феи, как туман над Лондоном, где я ждал того советского разведчика - перебежчика.
А иногда дождь бывает резок и колюч, как во время того страшного шторма у мыса Горн, когда мы удирали на старом, дырявом торпедном катере от патруля Аргентинских ВМС…
Дождь бывает теплым и нежным, как во время захода солнца над косматым горизонтом сельвы в тот памятный вечер в Рио, когда я нашел свою очередную мишень, старого жирного политика-комедианта. Мне показалось, что будет занимательно, оставить его с альпенштоком в черепе... В тот день дождь был как слезы, теплый и соленый…
Очень часто дождь бывает выматывающим, долгим, когда влага, барабанящая по листьям деревьев в джунглях Индокитая, льется с небес бесконечным потоком. Иногда, кажется, что он сведет с ума. Он долгий и нудный. Долгий, нудный и холодный. Дождь, который льется на тебя отовсюду – снизу, сверху, сзади, спереди, слева и справа. Такое ощущение, что сам воздух превратился воду…
Иногда дождь становится пыткой, когда огромные комья грязи налипают на ботинки, на мокрую униформу, и кажется, что еще шаг – и ты упадешь лицом вниз – в эту разбухшую от многодневных дождей и перепаханную бэтээрами и танками, тяжелую грязь чернозема. И сверху и снизу – жидкая грязь. Холодная и мерзкая, как могила, куда ложились павшие в бою солдаты той неизвестной войны…
Еще дождь бывает живительным, долгожданным и радостным, когда над раскаленной и растрескавшейся равниной Мохаве грохочет столь желанный гром. И капли дождя шипят и испаряются на капоте джипа. Из открытой горловины радиатора струей бьет раскаленный пар, а дождь, веселый и нежный, падает на лицо, грязное и потное…
Еще он бывает холодным, мелким и мерзким. Таким стылым, как ледяная купель. Холодный, влажный мороз, проникающий всюду, куда сможет проникнуть… как тогда, в Петербурге, когда я стоял в тени арки и ожидал свою цель, стиснув рукоять пистолета, во мраке, продрогший от пронизывающего ветра и колючего дождя, уставший и злой…
***
Дождь барабанил в окно. Кривые, быстрые дорожки воды бежали по стеклу. Пара машин проехала по улице, обдав тротуар водопадом воды. Редкие прохожие, нахохлившиеся словно воробьи, проходили по улице, подняв воротники плащей и спрятавшись под куполами зонтов.
Мой кофе остыл, но это совсем не беда. Хороший кофе, как атрибут ожидания, всегда сопутствовал мне. Он позволяет с удовольствием коротать время. Когда мне назначают встречи, я всегда стараюсь приходить как минимум за 10 минут до назначенного времени. А до этого – еще 30 минут контролирую место встречи...
Я вдруг подумал о своем новом заказчике. Интересно – кто он?
Мои заказчики… Для основного большинства из них я, исполнитель, был чем-то вроде инструмента. Не спорю. Так оно и есть. Мои заказчики – люди, вращающиеся в высшем свете. Для них люди – расходный материал. Как, собственно, и мои коллеги. Но я могу сказать с гордостью, что почти всех своих «работодателей» я пережил… Пережил потому, что никогда не считал себя инструментом. Все то, что я делаю, я называю «искусством»…
Мое присутствие здесь сегодня – лишь любопытство и, безрассудство. Любой контакт со мной всегда происходит по уже давно отработанной схеме: я получаю и-мейл с запросом, я сообщаю номер ячейки в камере хранения, затем я забираю оттуда задаток и имя того, кого мне заказали…имя того, кого мне нужно «исполнить»…
Сейчас – все по-другому. Сегодня получать заказ пришел лично я, собственной персоной. Зачем? Ведь я отошел от дел!.. В ответ на проигнорированные мной запросы заказчика, пришел еще один – просьба о личной встрече. Просьба, которую я не смог проигнорировать…
***
Моя сестра Софи. Она стояла на веранде и улыбалась мне. Был солнечный день. Вчера она победила в конкурсе школьных талантов. Она здорово выступила со своим саксофоном, исполнив «Stranger in the night», решительно обскакав своих конкурентов. Это было божественно! Я любил свою сестру за ее талант, за ее доброту и за то, что такой замечательный человек был моей сестрой.
Сегодня был ее день рождения, и мы собрались всей семьей выехать на природу. Сделать барбекю, пунш, ледяной чай. Отец грузил походные вещи в наш старенький «кадиллак». Сумки с вещами, коробка с грилем и решетками для него, сверток с большой палаткой – все лежало возле открытого багажника старины «кэдди». Отец окликнул меня. Я махнул левой рукой, сжимая в другой свою 35-ти миллиметровую камеру. Сестренка прыгала перед объективом, играя на саксофоне. Она была счастлива. Это был ее день рождения и день ее детского триумфа…Я любил ее…
На веранде у дома были мы с сестрой. Мне было 17, Софи – 11. Мы с детства были дружны и понимали друг дружку с полуслова. Мы радовались успехам друг друга. Я радовался сестренкиным успехам в музыке и рисовании, она радовалась моим в спорте – футболе и легкой атлетике. Мы переживали, если у кого-то из нас случалась какая-то неприятность. Советовались, если кому-то из нас требовался совет. Мы были - не разлей вода. Были как две половинки одного целого, несмотря на разницу в возрасте. Такими мы были…
Папа погрузил вещи в багажник. Мама, в легкой соломенной шляпке, вышла на веранду. Софи прыгала вокруг нас, смеясь и потрясая саксофоном. Иногда она издавала какой-нибудь смешной звук своим инструментом, и мы покатывались со смеха. Отец стоял у машины, прикрыв глаза от яркого солнца. Он улыбался, глядя на нас.
Мы сели в кадиллак. Я сел рядом с отцом, на переднем сидении. Мама и Софи – на заднее. Сестренка вдруг ткнула меня пальцем в бок и тут же, смеясь, увернулась от моего щелбана. Она засмеялась и показала язык. Я шутливо потряс кулаком, мол - «вот сейчас я тебе!».
- Ну ладно вам! – отец сдвинул передачу с нейтралки. – Наиграетесь еще. Сын! Карту возьми.
- Есть сэр! – отрапортовал я.
Наш старенький «кэдди» заскользил по подъездной дорожке.
Мы мчались по фривею. Я и Софи пели песню про старого Макдональда, у которого была ферма и ослик. Смешная детская песенка. В тот день мы были как-то по особому беззаботны и счастливы, так, как часто бывают беззаботны люди в день своей гибели…
Я не был пристегнут. Может быть, это и спасло мне жизнь. Спасло тогда, когда нам на встречу вдруг вылетел тяжело груженный лесовоз…Помню, как мой отец закричал, пытаясь уйти от неизбежного столкновения…Помню, как всхлипнула мама, ударившись в спинку моего сидения лицом и помню как звонко хрустнули ее шейные позвонки…И помню, как я лежал на асфальте, поломанный, в луже своей крови, осыпанный осколками лобового стекла, и как огромные сосновые бревна сыпались, крутясь и подпрыгивая, с прицепа лесовоза…сыпались на наш старенький «кэдди», дробя и расплющивая металл… Я помню, как лежал изломанной куклой на дороге, окровавленный, неспособный что-либо сделать, скребя обломанными ногтями асфальт, а из-под раздавленного бревнами салона автомобиля раздавался надрывный, монотонный вой моей сестренки, зажатой расплющенным металлом и раскуроченными сидениями…
В тот день я лишился своих родителей. Остался только я и моя сестренка…
Я пролежал в больнице чуть больше месяца. Мои кости срослись на удивление быстро. И восстановительный период занял какое-то время. Но Софи было тяжелее. Травмы были тяжкие, и врачи серьезно опасались за ее здоровье. Она две недели провела в коме. Потом очнулась, и мы подолгу держались друг за друга руками, лежа в соседних койках.
Я рассчитывал, что когда выпишусь из больницы, то уйду из колледжа и устроюсь на работу. Так я смогу оплачивать лечение сестренки. Но наша страховка, как оказалось, не смогла покрыть всех расходов. К сожалению, отец оставил после себя большие долги. Дом, земля, не выплаченный кредит за автомобиль – все это требовало денег. Мой отец, он жил будущим и слишком надеялся на перспективу, на ту работу, что он делал, и ту работу, что принесла бы нам много-много денег, как он говорил. Но теперь его не стало…И все наши займы ни кем не могли быть оплачены. В одночасье мы стали нищими…
Когда я был выписан из госпиталя – наш дом, наше имущество, все уже было описано судебными приставами и продано. Землю сдали арендаторам. Дедов домик у озера тоже пошел в качестве уплаты за долги. Мы с сестрой остались ни с чем, без денег и без крыши над головой. Я был благодарен Богу, что Софи пока не знала, что мы стали бездомными и без гроша в кармане…
Потом меня призвали в армию. Сестренку я успел определить в пансион для сирот. У меня просто не было иного выбора. Мое скудное армейское жалование должно было покрывать плату за обучение и проживание в пансионе. Я рассудил, что пока я в армии, Софи не будет ни в чем нуждаться… Так оно и было. Моя любимая сестренка быстро восстанавливалась и скоро уже снова начала играть на саксофоне, ее любимом инструменте, который я, когда-то давно, ей подарил…
А потом – началась война. И меня, как и сотню тысяч других парней, бросили в вонючие джунгли Индокитая…
***
Наступила ночь. Я с трудом сдерживал нервозность. От желания бездумно и бесцельно мерить шагами комнату меня удерживала только сила воли. Я стоял у подоконника и смотрел в окно, в брюках и рубашке, изредка отдергивая подтяжки и снова возвращая их на место. За окном шумел ночными фонарями город, вереницы автомобильных огней проносились по ночным улицам, разгоняя лужи.
В офисе было темно. Из коридора в комнату, где я сидел, проникал узкий луч света. Полумрак помогал мне сосредоточиться и не нервничать попусту.
Я подошел к столику, снял трубку с телефонного аппарата. Набрал номер. Долгие - долгие гудки. Затем – обрыв. И так – уже более полутора суток. Домашний телефон Энн молчал. Она пропала. Таинственным образом она, моя нежная Энни, пропала.
Я положил трубку на рычаг телефона. Господи, где же ты, Энн, где же ты??? С трудом сдерживаясь от переполняющих меня эмоций, я сел в кресло у окна и взял саксофон.
Когда-то давно, еще в юности, я мечтал стать известным на весь мир саксофонистом. Таким как Чарли Паркер или Сонни Роллинз, Джонни Колтрейн или Джо Хэндерсон. Я мечтал играть в оркестре, мечтал играть соло, быть в джаз-банде… Мои фотографии на обложках журналов, которые бы вырезали девочки-подростки и наклеивали на обои в своих спальнях, и мечтали о том, как я буду подписывать их наивные девчоночьи дневники.… Боже мой, мои детские мечты… Мечты, которым так и не суждено было стать явью… Мне так и не удалось стать хорошим музыкантом. Не хватало усидчивости, терпения и, самое главное, таланта. Зато моя сестра преуспела в музыке гораздо лучше меня. У Софи было призвание, была способность, талант и желание играть. И совершенно естественно, мой саксофон, что купили мне мои родители, перешел к сестренке по наследству… Но я никогда не переставал мечтать о том дне, что когда нибудь мы вдвоем выйдем на сцену, я и моя сестренка, и мы сыграем. Сыграем так, что все музыкальные критики захлебнуться от восторга…
Сейчас я редко вспоминаю о них, о своих мечтах. Я стал прагматичным и жестким человеком. Сейчас я просто играл, чтобы забыться, отключиться от реального мира. Игра на саксофоне всегда меня успокаивала и доставляла наслаждение. Но, к сожалению, не сегодня. Сегодня я сбивался с нот, сильно фальшивил. Я нервничал. Мысли мои были где-то далеко, там, где была моя Энни, моя девочка…
Когда она не появилась у меня, я сразу понял, что что-то неладно. Но предпринимать что-либо я не стал. Я сразу связал исчезновение Аннет с двумя письмами, поступившими на мой электронный почтовый ящик, ящик для заказов. Более того, я опасался своей обострившейся паранойи. Возможно, и нет ничего, возможно, нет никакого похищения, возможно…да все было возможно, черт побери! Разум твердил одно – «успокойся», но сердце хотело другого, оно хотело действия…
В тишине офисного помещения резко и требовательно прозвенел телефонный звонок. От неожиданности я вздрогнул и напрягся. Сердце тяжело забухало в груди. Вот оно!
Я отложил саксофон. Снова звонок, громкий и требовательный. Я сидел, тщетно пытаясь унять охватившее меня волнение. Нельзя подходить к телефону! Пусть оставят сообщение на автоответчик. Если это те, о ком я думаю, они так и поступят. Раздался третий звонок, потом щелкнул переключатель автоответчика.
- Вы дозвонились. Абонент не может сейчас ответить. Оставьте свое сообщение после звукового сигнала.
Я ждал. И те, кто звонили мне, тоже выжидали. Раздался протяжный «пииииииии» сигнала начала записи автоответчика.
- Мистер Кэтчер, - густой мужской бас зазвучал из динамика записывающего устройства. – Мы оставили вам два сообщения на электронной почте. К сожалению, мы не получили на них какого-либо ответа…
Молчание. Я сидел в кресле, крепко сжав подлокотники. Голос был мне смутно знаком.
- Мы несколько огорчены вашим молчанием, мистер Кэтчер. Так как поставленная перед нами задача крайне важна, мы решили пойти на ряд шагов, способных привлечь ваше внимание к нашей просьбе. – Человек на другом конце провода помолчал, затем продолжил: - Я полагаю, вам знакомо имя мисс Энн Грэйс, окружного адвоката? – снова молчание. Я ждал, с трудом сдерживая подступившее к моему сердцу отчаяние. – Мистер Кэтчер. Наш человек будет вас ждать завтра в итальянском ресторане на пересечении Вест и Вашингтон драйв. Будет ждать ровно с четырех до четырех тридцати. До свидания, мистер Кэтчер.
Щелчок отбоя. Я с яростью грохнул кулаком об стол. Проклятье!!! Я вскочил. Уперся руками в окно. Дьявол!!! Сукины дети!!! Мне захотелось закричать. Ударить кулаком в стекло. Чувство слабости, бессилия овладело мной на мгновение. Желание что-то делать быстро уступило место беспомощности. Я не знаю ни кто они, ни где они. И времени у меня осталось всего чуть меньше суток, чтобы попытаться найти Энн. Но я был уверен, что любое мое действие сейчас приведет к ее гибели.
Я выпрямился перед окном, вгляделся в городские огни. Завтра я узнаю кто он, мой таинственный заказчик. А там – видно будет…
***
Из Индокитая я вернулся через пять лет после призыва. Долгие пять лет прошли с тех пор, как меня, малолетнего безусого юнца, погрузили в самолет и сбросили во влажные джунгли Индокитая. Долгие месяцы срочной, потом сверхсрочка, потом годы контракта… Мне стукнуло 23 буквально неделю назад. Мы отмечали это с ребятами из роты на протяжении двух тропических суток. Было море виски, страшная русская водка, почти контейнер пива. Потом мы пошли по тайским шлюхам. Я смутно помню все наши похождения. Вроде дрались с кем-то, потом пили, потом шатались пьяной гурьбой по трущобам, отчаянно нарываясь на драку… Опять дрались… Трахались… Снова дрались… Пили паленую водку из армейских касок… Снова дрались…
А сейчас – я выходил из самолета на трап, который касался моей родной земли. Выходил, закинув за спину даффл-бэг. Пилотка лихо сдвинута на бок. На груди – медали и орденские планки. Я – ветеран. И я рад, что вернулся домой… Вернулся с войны домой…
По небу плыли большие, лохматые облака. Солнце то появлялось, то исчезало в просветах между ними. Здание аэропорта выглядело старым, каким-то тусклым, по сравнению с зеленью травы на газонах и ярко-голубым небом. Все такое непривычное. Такое…такое странное.
Остановившись на секунду у выхода из самолета, я огляделся. В глаза бросилась толпа гражданских. Длинный ряд военных полицейских, сцепивших руки в замки, отгораживала хиппи от нашего самолета. Хиппи стояли на бетоне аэродрома, все в разноцветных платьях, драных джинсовых куртках, с длинными, нечесаными волосами. «Убийцы!», «Отправляйтесь в АД!», «Детоубийцы»! Плакаты с такими надписями и дикие крики ненависти и отвращения обрушились на нас.
У трапа стояло несколько офицеров в парадной форме. Почти всем далеко за тридцать. Мы спускались по трапу, забросив за спины свои вещмешки. Нас немного, всего взвод. Это те бойцы нашей роты, кто уцелел в мясорубке в Индокитае.
- С прибытием, солдат! – офицер у трапа протянул мне руку. Я пожал ее. – Страна гордится вашим подвигом!
Я кивнул и, сойдя с трапа, направился к выходу с летного поля.
- Убийцы! – вопила какая-то женщина с тонкими косичками и венком разноцветных цветов в волосах. – Убийцы! Валите назад, подонки, насильники!
Что за черт? Почему? За что??? Что это за сумасшедшие?
- Ублюдки! Убийцы! Маньяки! – какой-то парень, в грязной, засаленной джинсовке, истерично подпрыгивая, размахивал каким-то непонятным разноцветным знаменем и кричал.
- Эй, сержант? – меня слегка толкнул, шедший позади меня Билли Уилкс, солдат моего взвода. – Это что еще за дебилы? А, сержант?
- Почем я знаю? – я оглядел скопление хиппарей. – Мало ли сумасшедших на свете…
Мы стояли на летном поле, слегка обалдевшие от встречи, которую устроила нам Родина. Что здесь происходит? Почему эти плакаты? На хрена эти хиппи вылезли к самолету??? Нет, мы знали о движении хиппи, многие из них были среди нас. Занимайся сексом, не воюй и все такое прочее…На войне мы часто курили траву и говорили о том, как прекрасно летать на розовых облаках. И что хорошо, временами, слушать безумные стихи лиловых человечков, которые прыгают перед глазами и норовят насыпать в ствол очередную порцию целебных кореньев. Это просто. Берешь здоровенный косяк, прикуриваешь, затем заталкиваешь его в казенник дробовика. А потом, звучно щелкнув цевьем, закрываешь затвор и начинаешь втягивать густой дым шмали, присасываясь к дульному срезу ствола дробовика, как шлюха, к влажной головке члена, балдея от испарений наркоты в мозгу… Потом передаешь своему товарищу… Да. Мы знали таких людей. Да и, честно говоря, сами такими были. Это были мы…Мы не могли быть другими…
Смачный плевок мне в лицо.
- Убийца!!! - молодая девушка, почти еще подросток, в остервенении оскалилась. Военные полицейские с трудом сдерживали ее. Ее груди вывалились из легкого ситцевого платья. Соски напряженны, торчат, как стволы корабельных орудий. Торчат мне прямо в лицо. Губы искажены психозом, в уголках рта проглядывает пена. – Убийца!!! Тварь!!!
Вот так вот встретила меня моя любимая Родина…
Убийца! Убийца! Убийца! Эти слова звучали в моем черепе ударами молота по наковальне. Убийца! Я лежал на ковре, в номере дешевой гостиницы, пьяный и невменяемый. Я убийца. Трахнутый убийца. Такой же, как и тысячи других парней, которые прибыли домой, куда они всегда мечтали попасть. И эта Родина вдруг дала им хорошего пинка под зад. Мы, многие тысячи солдат, ветеранов, воевавших за интересы своей страны, вдруг превратились в убийц и наркоманов, в садистов и зверей. Нелюдей, которые жгут деревни и стреляют в детей на рисовых полях. Мы стали не героями, идущими в огонь по зову своей страны, мы стали интервентами, прибывшими в тропический рай для удовлетворения своих извращенных желаний. Мы стали «ненужными людьми»…
Я с трудом поднялся на колени. Встал и, шатаясь, подошел к пыльному окну дрянного мотеля. Я был пьян. Я был раздавлен. Я был одинок и без надежды на будущее…
***
Софи ждала меня. Я позвонил в пансион с автобусной станции. Сестренка сразу узнала меня. Было больше криков и визгов восторга, нежели чем какой-то связной речи. Я стоял в телефонной будке, прижимая трубку к уху, в военной форме и с даффлом у ног. По моим глазам безудержным потоком катились слезы, и говорить я мог только междометиями. Но это были слезы радости. Слезы счастья. Потому что здесь, дома, у меня был человек, которого я любил и который любил меня и ждал. И к черту трудности! Мы сможем построить наше собственное будущее. Мы сможем! Потому что теперь у Софи есть я, а у меня – Софи…
Автобус меня высадил точно перед воротами загородного пансиона. Я спрыгнул на обочину. Автобус захлопнул дверь и, лязгая подвеской, умчался, пыля колесами, за поворот. Я, подхватив свой мешок, оглянулся. И увидел сестренку. Софи стояла на тротуаре, нарядная, красивая, в школьной униформе. Банты, на коротких хвостиках у висков, подрагивали от теплого, пыльного ветра. Я узнал ее сразу, хотя она и повзрослела. Она выросла и стала, наверное, почти ростом с меня, красивая, стройная и яркая, как солнце, девочка. А ведь ей скоро 16 лет. Почти невеста. Я улыбнулся…
Мы стояли по разные стороны пустынной, пыльной дороги. Я смотрел на нее, она - на меня. И вдруг, пронзительно завизжав, Софи бросилась ко мне в объятия…
Я успел только сбросить свой вещмешок на асфальт, как внезапно, пронзительно ревя мотором, роскошный спортивный автомобиль вылетел из-за поворота и сбил Софи. Ее тело, громко ударившись о капот машины, подлетело в воздух и упало на асфальт искореженной тряпичной куклой. «Мустанг», сбивший Софи, не успев затормозить, врезался в фонарный столб, снес его и улетел на обочину. Ветровое стекло, вихрем хрустальных осколков, разлетелось по дороге.
Я стоял на обочине, парализованный, в шоке. Я не верил своим глазам, не верил тому, что только что произошло на моих глазах. Софи! Боже мой, Софи! Она лежала на дороге, ее руки и ноги были неестественно вывернуты, ее юбка задралась, а ветер шевелил кудри на ее неподвижной голове. Бросив лямку вещмешка, я подбежал к сестре и, опустившись на колени, осторожно притронулся к ее волосам. Со стороны пансиона бежали люди. Я стоял на коленях, не имея сил поверить в то, что только что произошло. Я стонал сквозь зубы, в бессилии и отчаянии, выл, раскачиваясь как китайский болванчик.
Хлопнула дверь автомобиля. Я резко обернулся. Слезы катились по моему пыльному лицу. Водитель «мустанга», пошатываясь и держась за голову, обошел машину, проверяя повреждения и оценивая вмятины. Затем, окончив осмотр, и даже не посмотрев в сторону сбитой им девочки, он открыл дверь и вытащил из салона полупустую бутылку вискаря.
Кровь тяжелым молотом ударила мне в голову. ТВАРЬ! Я вскочил на ноги и бросился к водителю…
Я не помню многих событий того дня... Мне сказали, что у меня произошло помутнение, или, как доктора это назвали, «избирательная блокировка памяти». Говорили лишь, что я не подпускал к своей мертвой сестре никого, воя охрипшим горлом и разбивая кулаки об асфальт…Говорили, что лишь полиция смогла оттащить меня от, изрядно избитого мной, водителя автомобиля, который оказался, как потом я выяснил, оказался сыном местного судьи, приятелем мэра и владельцем сети отелей округа… Все, что я помню, это хрупкое, такое все еще детское, тело моей сестры, обмякшее и стремительно холодеющее, ее глаза, подернутые блеклой пленкой, мертвые, остановившиеся…И кровь, тонкой струйкой вытекающая из уголка рта…
На похороны моей сестры деньги выделил пансион. Меня выпустили из камеры. Дали чистую одежду. Потом, под конвоем, сопроводили до Грейс-ленда, тихого деревенского кладбища. Я стоял возле простого деревянного гроба. Слезы текли по моим щекам безудержным потоком, горькие, горячие и пыльные. Мои руки были скованы наручниками, и зачерпывать рыхлую рыжеватую землю мне пришлось обеими ладонями. Я высыпал землю на крышку гроба, беззвучно рыдая. В мозгу билась одна мысль: почему Софи, почему она, почему?!
Потом, когда разошлись сотрудники пансиона и некоторые из воспитанниц, я встал, поддерживаемый за руки двумя здоровыми полицейскими.
- Крепись, брат! – тихо промолвил один из них.
Потом был суд. Водителя оправдали. Из свидетеля я быстро превратился в обвиняемого. Суд признал, что моя сестра стала жертвой несчастного случая. Бутылка виски исчезла из свидетельских показаний так же быстро, как она исчезла и с места инцидента. Водитель был признан невиновным – отказали тормоза, да и девочка, вроде как, сама прыгнула под колеса автомобиля. Меня же обвинили в нанесении телесных повреждений владельцу сети отелей и сопротивлении при задержании…
Веселый, улыбающийся молодой человек, водитель той машины, вышел из зала суда, сопровождаемый вспышками фотоаппаратов и беспорядочным гулом голосов репортеров. Я же покинул зал суда в наручниках и под конвоем…
***
Я отсидел в тюрьме три месяца. Отсидел за то, что избил сына судьи. Убийцу моей сестры. Убийцу единственного родного человека на всем белом свете.
Я вышел из тюрьмы, в дождь и мерзкий ветер. На мне было единственное, что мне принадлежало – моя старая армейская униформа. Я был нищ и не имел крова над головой. Но единственное, что удерживало мой разум на грани отчаяния – это холодная и яростная жажда мести.
Потом я, все-таки, выследил этого ублюдка. Его звали Алессио. Жалкий, мерзкий итальяшка! Теперь ты заплатишь за смерть моей сестренки. О Господи, ты свидетель, насколько сильна моя была ненависть к правосудию и к этому «золотому мальчику», что при мысли о нем, разум мой корежило и мутная, горячая волна злобы, заливала меня. Но я силой заставлял себя сохранять каменное спокойствие. Особенно, когда Алессио прошел рядом со мной, бросив в мой грязный берет горсть мелких монет…
Была дождливая, холодная мерзкая ночь. Итальяшка вышел из борделя, где он провел последние три часа. Он вышел, закурил, поправил шляпу и, перебежав дорогу, направился к автомобилю. Путь его пролегал мимо подворотни, где я ждал его, мокрый и продрогший до костей, спрятавшийся за баками с мусором и укрывшись картонкой. Я сжимал в руках рукоять штык-ножа. Клинок легонько подрагивал, словно предчувствуя кровавый пир для своей стали.
Алессио пробежал по тротуару и зашагал к автомобилю. Я не стал ждать. Я выскочил из-за груды мусора и, ударив рукоятью ножа в шею итальянцу, рванул за рукав пиджака и бросил его вглубь грязной, пропахшей мочой, подворотни.
Он меня узнал не сразу. Сначала он угрожал, матерился, пугал связями, своим папой и друзьями-бандитами. Лишь после того, как я воткнул нож ему в ногу, он узнал меня. Он вспомнил и то, за что я его собирался убить. А то, что его ждала смерть, он увидел в моих глазах. Я смотрел на него и молчал. Не было нужды говорить. Он плакал, молил меня не убивать его, предлагал деньги. Дождь барабанил по нам, заливая все вокруг холодной влагой. Я слушал, но говорить что-либо в ответ не было ни сил, ни желания. Я слушал вытье этого жалкого итальяшки до тех пор, пока мне не надоело.
- Это за мою сестру! Ее звали Софья! Софи! Ей было 15! – и я ударил Алессио в шею ножом.
Итальяшка задрыгал ногами, захрипел. Глаза его вылезли из орбит, словно не веря в то, что случилось. Я отклонился немного, чтобы кровью не забрызгать одежду и, провернув чуть-чуть лезвие, выдернул его из шеи. Противно хрустнули позвонки, «золотой мальчик» хрюкнул и засучил ногами по асфальту. Глаза его округлились. Я встал и сделал шаг назад, наблюдая, как Алессио умирает. Струя крови толчками вырывалась из проткнутого горла. Итальянец хрипел и мелко дрожал. Когда его нога дернулась в последний раз и замерла в луже, когда последний хриплый вздох покинул губы итальянца, я развернулся и вышел из темной подворотни.
***
Мой собеседник опаздывал, но не сильно, в пределах джентльменского времени. Я затянулся сигаретой и сбросил кривоватый хвост пепла в пепельницу. В ней уже четыре окурка. Закончу с этой и ухожу. Деньги уже вложил в кожаную папку счета. Нет нужды ждать расчета – заплачено с лихвой.
Сигарета дотлела до фильтра. Я протянул руку к хрустальной пепельнице и раздавил окурок. В этот момент раздался звонкий, мелодичный перезвон колокольчика на входной двери. В залу ресторана ворвался прохладный и влажный осенний ветер. Влага коснулась моего лица. Пальцем правой руки я поправил темные очки на своем лице и откинулся в кресле. Глубокая тень упала на мое лицо, скрытое широкополым стетсоном. Заказчик!
Господи боже. Каких только заказчиков в своей жизни я не встречал. Они были разные. Они были толстые и худые, красивые и не очень, это были и мужчины и женщины. Но, как правило, они все были богаты и облечены властью. Мое реноме не позволяло мне брать заказ, стоимостью менее определенной суммы…
- Добрый вечер, - большой и грузный человек в мокром пальто плюхнулся на стул передо мной. – Не возражаете?
Я кивнул. Заказчик был не оригинален.
- Спасибо. Джим Бим. Побольше льда и… соломинку будьте добры.
Официантка кивнула и удалилась. Я смотрел на пришельца сквозь темные стекла очков. Густая тень широких полей стетсона падала на мое лицо.
- Чем могу Вам помочь? – официальная фраза сорвалась с моих уст.
- Мистер Кэтчер, если не ошибаюсь?! – легкая улыбка тронула морщинистое лицо человека передо мной.
Я молчал. Мои глаза изучали лицо собеседника.
- Мистер Кэтчер. – заказчик вытер салфеткой свой потный лоб. – Мое имя – Флеминг. Возможно, вы знаете господина Морозова… Я его… гм… секретарь… - заказчик протянул руку к бутылочке с водой, что стояла на столе. - Мистер Кэтчер. Мне известна Ваша репутация, и…
- Я уже не работаю по свободным контрактам! Я отошел от дел.
- Мистер Кэтчер! Или как вас там на самом деле… - заказчик вдруг подмигнул мне.
- Я ушел от дел. – Я бросил скомканную салфетку на стол. – Если вы пришли поговорить о моем бизнесе, то могу вас уверить, что я отошел от дел. Я уже давно не практикую. Вам это, надеюсь, понятно, мистер Флеминг?! То, что я вас сейчас слушаю – лишь дань любопытству.
Заказчик внезапно осклабился. Холодные льдинки глаз воткнулись мне в переносицу.
- Любопытство сгубило кошку, мистер Кэтчер! Помните старую пословицу? – Флеминг ухмыльнулся, затем полез во внутренний карман пиджака.
На стол легла небольшая стопка черно-белых глянцевых фотографий… Лишь сила воли удержала меня от выстрела в это тупое ухмыляющееся лицо. Только зубы скрипнули, но, похоже, это ускользнуло от внимания моего оппонента.
***
Я встретил ее в дождливый вечер в Праге. Я сидел в кафе, лицом к входу, в тени, пил крепкий кофе и курил сигару. Заказ был исполнен и сейчас я отдыхал душой и телом. Нет нужды куда-то бежать, что-то делать. Деньги были переведены заказчиком, и сейчас я мог позволить себе немного расслабиться. Хотелось выпить чешского пива, но сегодня ночью мне предстояло пересечь границу на автомобиле. Потом – город Милан, Италия. Там – новый заказ. Но до него – еще несколько дней.
Я прикурил сигару и глубоко затянулся. Дым ароматными клубами окутал мое лицо.
- Сэр?
Я поднял глаза и увидел ее. Она стояла передо мной, в деловом костюме с небрежно повязанным коротким галстуком. Волосы, мягкие и ароматные – я даже на этом расстоянии почуял их запах – ниспадали водопадом на ее точеные плечи.
В ее руке была тонкая дамская сигарета, вставленная в длинный, тонкий мундштук. Огромные темные глаза вопросительно смотрели на меня.
Я щелкнул «зиппо» и длинный, колеблющийся огонек, развеял полумрак, окружавший меня. Кончик ее сигареты зарделся. Она элегантно затянулась, затем выпустила тонкую струйку дыма. Я уловил аромат ментола и, почему то, тропических цветов. Как-то некстати вспомнился тот дикий пляж, где я стоял окровавленный, с пистолетом в руке. А вокруг поломанными куклами – мой заказ…
- Вы не возражаете? – она указала взглядом на стул напротив.
- Прошу.
Она села на стул и закинула ногу на ногу. Изящная ступня в красных лакированных туфлях на шпильках слегка качнулась, приковав мой взгляд к стройным, красивым ногам. Черт возьми, эти черные чулки в сеточку…
- Я Аннет Грэйс. – она выпустила струю дыма в потолок. – Я решила первой подойти к вам, хоть это и не в моих правилах, мистер….?
- Кэтчер. – промолвил я. – Можно просто – Джон.
Она улыбнулась. Ряд ровных белых зубов блеснул между ярких, влажных губ. Ее волосы крутой волной ниспадали на ее плечи.
- Энн. Друзья зовут меня Энн.
Она стряхнула пепел в пепельницу и внезапно приблизилась ко мне. Ее глаза смотрели в мои, ее лицо было буквально в десятке сантиметров от моего. Я ощутил запах ее парфюма и, едва заметный, аромат ее сигарет. Ее глаза, огромные и темные, изучали мои. Небольшая туманная поволока покрывала их. Но, вместе с тем, они были вызывающе влажны и сверкали, как два темных бриллианта.
- Джон. Красивое имя. Как апостол, – ее белые зубы словно блеснули в улыбке. Мое дыхание почему-то пресеклось на мгновение, и я был вынужден отхлебнуть из чашки. – Я давно за вами наблюдаю, Джон. Увидела вас семь дней назад. Такой таинственный и всегда молчаливый… Вы всегда сидите здесь, в тени, лицом к двери. Загадочный незнакомец. Появившийся, почему-то, перед неожиданной и внезапной смертью свидетеля в деле, которое я вела… - она выдохнула дым. Он ушел колечками к потолку. – Кто вы, таинственный незнакомец?!
К нам подошла официантка. Энн заказала себе бокал шампанского. Я затянулся сигарой. Терпкий, густой дым вошел в мои легкие.
- Ваши друзья будут огорчены тем фактом, что вы их покинули, - заметил я, роняя столбик пепла в пепельницу.
- Плевать на них! – внезапно резко и жестко ответила женщина передо мной.
Она жестко ткнула почти целой, недокуренной сигаретой, в пепельницу и тут же достала новую. Я достал «зиппо», запалил сигарету, краем глаза наблюдая за, не совсем адекватно веселой, компанией молодых людей в костюмах и галстуках. Они смотрели в нашу сторону. Бесшабашные и, почему-то, злые. Внезапно я почуял волну неконтролируемой агрессии от одного из них.
- Боже, как я все это ненавижу! – Энн мотнула головой, отчего ее волосы волной-цунами прошли по воздуху. Дым от сигареты закрутился спиралью. – Вот вы кем работаете, Джон?
Я отхлебнул кофе. Терпкий, горячий аромат щекотнул мои ноздри.
- Я свободный художник, мисс Грэйс. Езжу по миру, рассматриваю различные достопримечательности, иногда рисую, иногда -…
- Делаете меткий выстрел?! БАХ!!! – Аннет прищурилась, выставила указательный палец вверх наподобие ствола револьвера и сдула воображаемый дымок с дульного среза воображаемого оружия и вдруг подмигнула. – Шучу-шучу. – Она устало улыбнулась. - Простите меня, Джон. Просто за последнее время столько произошло, столько всего случилось. Например, вчера убили свидетеля, на которого я возлагала свои надежды в этом процессе… - Она вдруг всхлипнула. – Господи, как же я устала от этого…
Девушка вздохнула. Ее глаза были влажны.
Затем она легко коснулась своим изящным пальчиком мундштука, и столбик пепла рухнул с сигареты вниз, в пепельницу.
Неожиданное движение привлекло меня. Я скосил глаза. Еще раз прошелся взглядом по группе людей за столиком. Вот он! Достаточно крупный, коренастый джентльмен. Молодой, и не в меру, агрессивный парень. Взглядом так и сверлит меня. Видимо решил, что я отбиваю его девушку. Хм… ну что ж – посмотрим, на что Вы способны, молодой человек!
- Вам повезло, - девушка передо мной выдохнула струю дыма и поменяла перекрещенные ноги. Ее лицо было буквально в метре от моего, – Вы свободный человек, Джонни. Можно я буду вас так звать? – я кивнул. - Вы путешествуете, видите интересные места, знакомитесь с интересными людьми…
«И убиваете их!» - произнес я про себя.
Аннет Грэйс улыбнулась и снова стряхнула пепел. Я вспомнил ее. В основном - по газетным статьям. Женщина-адвокат. Я не очень любил ее. Не любил за то, что эта женщина, что сидела передо мной, защищала ублюдков. Старых, похабных, слащавых, развратных, мерзких уродов. Тех, кто мог заплатить за ее помощь. И тех, чью ликвидацию я бы делал бесплатно… Чисто из любви к искусству. Хотя, возможно, мы были в чем-то похожи. Мы делали грязную работу за тех, кто нам заплатил…
- … И его убийство просто запороло весь судебный процесс! – оказывается, мисс Грэйс все это время говорила. – Нашелся чистоплюй, который лишил меня работы… – она затянулась своей ароматной сигаретой. - И денег…. Я теперь – никто!
Ах, вот оно что. Я понял, кто был защитой того старого педофила, которого я исполнил. Того, кому я выстрелил в лицо в грязном подвале пражского склада… Мисс Аннет Грэйс! Адвокат уродов…
Я смотрел на эту женщину. Эту красивую, стройную высокую женщину. Я смотрел на нее и не мог представить и поверить, что когда-то считал ее шлюхой, дрянной политической шлюхой. Адвокатом дьявола…
Она привлекала меня. В этой женщине было что-то, что притянуло меня словно магнитом. Ее голос, взгляд ее глубоких глаз, ее аромат, ее независимость… Я был очарован ею… И еще что-то…Что-то было в ней…В этой высокой девушке с волосами до плеч, бездонными глазами и милой улыбкой, которая сводила с ума…Что-то неуловимое, далекое и, в то же время – знакомое. Движение головы и локоны волос рассыпались по плечам. Тонкий мундштук в изящной руке…Внезапно горький ком подкатил к горлу. Мгновение узнавания и тут же, разочарование. Она похожа, да! Но не она это, не она! Господи! Моя любимая сестренка Софи…Эта женщина адвокат была похожа на нее. Тот же разрез глаз, та же улыбка… Но конечно же это не она. Я своими глазами видел смерть Софи. Своими руками бросал горсть земли на крышку гроба…
Коренастый парень за соседним столом встал и нетвердой походкой направился к нам. Отлично. Почему-то я этого ждал. За парнем не очень уверенно потянулось еще несколько человек. Хороший расклад. Я почуял, как адреналин растекся по венам, как он взбодрил мои мышцы.
- Энн. Ну-ка давай к нам! Ты чего это с этим уродом расселась. У нас, между прочим, праздник! – коренастый грубо схватил мою собеседницу за плечо и сжал руку. Мисс Грэйс охнула и схватилась за плечо.
- Отстань, ублюдок. – почти выкрикнула она
- Что ты сказала, сука? Как ты меня назвала, дрянь? – он влепил ей хлесткую пощечину.
- Молодой человек, - произнес я, вставая и вкладывая как можно больше льда в свой голос.
- Заткнись, уродец! Или я тебя прямо здесь урою! – коренастый оскалился и его мускулы угрожающе вздулись.
Внезапная холодная ярость вдруг вскипела во мне.
- Сэр. Вы делаете даме больно!
Коренастый вдруг осклабился и почти миролюбиво произнес:
- Она любит, когда ей делают больно! Да ведь, Энни? – коренастый сильно сжал руку женщины, она всхипнула. - А ты… Ну-ка, давай-ка пройдемся до сортира. Сдается мне, что ты трахнутый герой! А?
Коренастый отпустил плечо Энн. Она, обхватив плечо ладонью, согнулась. В ее глазах блестели слезы. Меня вдруг охватила дикая, животная ярость, которую я едва погасил.
- Ну, пойдем, поговорим, фраер! – злобно процедил коренастый юрист.
Коренастый, толкнув меня плечом, зашагал в сторону уборной. Я развернулся и пошел за ним.
Стоило входной двери захлопнуться за моей спиной, а коренастому парню развернуться – я со всей силы впечатал рукоять своего кольта в лицо сопернику. Его голова дернулась назад. Громкий хруст сломанного носа! Мой соперник взвыл и схватился за разбитый нос. Кровь брызнула на его рубашку. Я размахнулся и снова ударил. Затем еще раз… и еще… Схватив парня за воротник рубашки, я бросил его к противоположной стене и снова нанес удар рукоятью пистолета, метя в висок.
Парень сполз по стене как мешок с дерьмом. Его лицо было в крови, соплях и слезах. Из носа ручьем текла кровь. Текла прямо на белую рубашку и строгий галстук.
- Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, - бормотал коренастый.
Я сделал шаг вперед и, взведя курок кольта, направил ствол прямо ему в глаз. О да – это жуткое зрелище. Вы когда нибудь смотрели в ствол калибра 0.45 дюйма, который смотрит вам прямо в глаз? Впечатляющее зрелище! Эдакий тоннель в ад, спиралью уходящий куда-то в черную пропасть.
- Пожалуйста, пожалуйста, - частил парень, выставив вперед руки.
- Заткнись! Урод! – Я ударил его стволом пистолета в зубы, затем ткнул стволом ему в глаз, и парень заскулил как побитый щенок.
Черный провал ствола моего пистолета смотрел прямо в его правый глаз. Парень косил, и его зрачки дергались со ствола моего пистолета на мои глаза.
– Как же ты жалок, ублюдок... – Я склонил голову и посмотрел на коренастого хулигана сквозь целик своего пистолета. - Сейчас ты встанешь, умоешься и уйдешь отсюда, забрав своих уродов с собой. Ты меня понял?
- Да, да, да, да…Только не убивайте меня…
- Заткнись. И действуй. – Я убрал ствол от его лица. Смахнул кровавые капли с рукояти.
Коренастый, как-то съежившись, сидел, забившись в угол и смотрел на меня. Я убрал пистолет за пояс и вышел из туалета.
Подойдя к столику, возле которого еще стояла группа молодых людей, я взял Энн за руку.
- Мисс Грэйс. У меня есть замечательная идея. Почему бы нам с вами не подышать свежим воздухом. - Я улыбнулся. – Сейчас на Влтаве, должно быть, очень романтично. Да и дождь уже кончился.
Энн улыбнулась в ответ, потом перевела взгляд на что-то за моей спиной. Я оглянулся. Из двери в уборную выходил коренастый парень, прижимая горсть салфеток к обильно кровоточащему носу. Поймав мой взгляд, коренастый еще больше сник и засеменил к своим друзьям.
- Ну? Идем?
Она улыбнулась. Пряди ее волос опускались на ее, бурно вздымавшуюся грудь,
- Конечно, идем! – Девушка улыбнулась. – С вами, Джон, хоть на край света.
Она подняла свою узкую ладонь на встречу моей. Наши руки встретились…
***
Очереди на биржу труда всегда длинны и тоскливы. Вокруг меня стояли люди разные. Худые и полные, высокие и низкие, люди, одетые опрятно и те, кто был в старых обносках. Но некоторые старались собираться отдельно от всех. Такие, например, как мы – ветераны.
Я не мог найти работу уже два месяца. Жалкое существование на пособие по безработице. Монотонные дни, сопровождаемые спиртным и травкой, дешевыми шлюхами и мордобоем. И никакого просвета в жизни, никакой надежды…
Подошла моя очередь. Я присел на стул перед клерком, гладко выбритый, в отглаженной форме. Это была полноватая чернокожая женщина в очках.
- Имя, Фамилия, год рождения, профессия? – проговорила она, уткнувшись в монитор компьютера.
Я сказал все, что потребовала клерк.
- Служили в армии?!
- Да.
Правая бровь клерка вздернулась. Женщина что-то отбарабанила на клавиатуре.
- Звание, номер части, место постоянной дислокации.
- Стаф-сержант, 101-я ВШД, ППД – форт Кастор, Иллинойс.
- Принимали участие в боевых действиях?
Я замешкал с ответом. Женщина оторвалась от дисплея и вперила в меня взгляд своих черных глаз.
- Я повторяю свой вопрос. Принимали ли вы…
- Нет нужды повторять. Да. Принимал. И что? Это каким-то образом может сказаться на моей работе? Меня призвали в армию, послали на войну и я выполнял там приказ нашего правительства…
- Прекратите нервничать, сэр. Или я вызову охрану! – Взгляд злобных черных глаз. Губы клерка сжаты.
- Я не нервничаю. Я просто хочу знать, какое отношение имеет моя служба в армии к работе? – я старался быть максимально вежливым. – Я хочу найти работу себе по плечу, вот и все.
Клерк вздохнула: – Вы знаете, сколько раз в день я вижу перед собой свихнувшихся маньяков, которые ничего не умеют, кроме как стрелять и убивать?! Людей, абсолютно не приспособленных к жизни в НОРМАЛЬНЫХ условиях?!
Женщина вздохнула и поправила очки.
- Хорошо. У нас есть ряд вакансий. Я хочу задать вам ряд вопросов, которые помогут нам определится с вашей будущей специальностью. – клерк сняла очки, протерла их салфеткой, снова водрузила на переносицу. – Итак. Вы работали на токарном станке?
- Нет.
- Имеете ли вы опыт работы на фрезерном станке и на станке по сверловке труб? Может быть - гидравлический пресс?
- Нет.
- Нужен специалист на формовочную машину. Умеете?
- Нет. Даже не знаю, что это такое.
- Работали ли на пилораме? Что нибудь умеете в деревообработке?
- Не работал, но я могу научиться!
- Есть опыт стенографирования?
- Что?
- Какова скорость набора на стандартной пишущей машинке?
- Не понял вопроса?
Женщина сняла очки и устало взглянула мне в лицо.
- Вы вообще хоть что-то умеете? Хоть что нибудь???
- Я многое могу. Очень многое! Я могу рассказать! – оживился я
- Я слушаю!
Я немного замялся, откашлялся.
- Кхм… Значит так. Я умею… Я умею обращаться с винтовкой М-14 и ее модификациями. Отлично разбираюсь в стрелковом оружии иных стран, в особенности – в оружии Советского Союза. Из многого - стрелял. Есть большой опыт в постановке минных заграждений. Могу комбинировать Клейморы с обычными растяжками, фугасами из снарядов, подрывными шашками и иными взрывными устройствами. Если что – могу консультировать по этим вопросам. Гранатометы и прочее – очень хорошо разбираюсь, да. Еще, вот, хорошо обращаюсь с башенным орудием М113 – довелось пострелять в свое время. Также неплохо могу координировать работу минометов, да и сам могу быть за минометчика. Хорошо стреляю из М-60, РПД, РПК, ПКМ, ПК и других пулеметов. – я задумался. – Да, кстати. Вот. Насчет технической подготовки – почти всю технику знаю, как собрать и разобрать, где что смазать и как хранить… Эээ…что нибудь не так? Я еще языки знаю. Не так профессионально, но я могу вести допросы. Я знаю разговорный…
Глаза клерка вылезли из орбит. Она привстала со стула.
- Вы что? Издеваетесь надо мной? Вы что – идиот?! Убирайтесь отсюда сейчас же!!!
- Постойте! Погодите! Я многое могу. В только скажите… Вы только дайте мне что-то делать…
- Убирайся отсюда, урод! Убийца! Чокнутый придурок!!! Охрана! Охрана!
***
Помню, как встретил Джесси, своего наставника. Я сидел в дрянной забегаловке и пил паленый вискарь с пивом. Я зарабатывал на жизнь случайными приработками: кого-то убить, кого-то поставить на бабки, избить, изуродовать… Не гнушался и банальным воровством и грабежом. Среди представителей уличного дна за мной закрепилась репутация наглухо отмороженного урода. Я мог убить человека просто за косой взгляд или не так сказанное слово. Лютая злоба стала моим вторым «Я». Я не видел перед собой будущего. Не видел и настоящего. Вся жизнь превратилась в сплошную кровавую пелену, приправленную сладковатым дымом марихуаны и горьким привкусом паленого вискаря. Мои спутники – такие же уроды, как и я. Спутницы – дешевые придорожные шлюхи. Мой дом – грязные гостиничные номера, ночлежки и ниши бетонных ферм мостов…
Я сидел и поглощал одну порцию спиртного за другой. Я был мертвецки пьян, когда Джесси вошел в этот клоповник. Это был видный мужчина, в светло-сером костюме из тонкой шерсти. Не очень высокий, но плотно сбитый, с легкой бородкой и пышными усами.
Его сопровождающие сразу же оттеснили нескольких местных алкашей в сторону и очистили пятачок перед моим столиком.
Джесси сел передо мной. Я до сих пор помню аромат душистого трубочного табака, который пропитывал его одежду.
- Я Джесси. – представился он. – И я знаю кто ты. А ты, солдат, знаешь кто я?
- Хер с горы, вот ты кто! – я мотнул головой и отхлебнул вискаря. – Ха-ха, бля, хер с горы.
Джесси усмехнулся неожиданно доброй и располагающей улыбкой. Он коротко рассмеялся.
- Как это похоже на твоего отца. – Джесси положил руки на стол и сцепил пальцы в замок. – Я знал твоего отца. Мы были с ним знакомы очень давно, но потом…Потом наши пути разошлись.
- Мой отец МЕРТВ!!! – заорал я и грохнул кулаком о стол. – Они все мертвы. Отец. Мать. Софи… моя сестра… Аааа… Блин!!! - Я снова ударил кулаком по столу. – Официант!!! Еще виски!
Затем моя голова вдруг гулко ударилась о доски стола. Мир перед глазами закружился и померк. Последнее что помнил – это Джесси, сделавший знак рукой своим, внезапно подобравшимся, телохранителям.
***
Я протянул руку и взял одну из фотографий. Энн разговаривала с каким-то мужчиной. Ракурс был взят неудачно, одну треть фотографии загораживал сильно размытый объект. Автомобиль на переднем плане. Задняя правая дверь открыта.
- С ней все в порядке, мистер Кэтчер, - голос заказчика принял деловой оттенок. – Как вы, наверняка, догадываетесь, мисс Грэйс – залог нашей с вами дружбы.
Я взял со стола еще одну фотографию. Здесь она вышла гораздо лучше, моя Энн. Впрочем, она всегда фотогенична. Я положил фотографию на стол и повернулся к окну. Дождь барабанил по стеклу. Струи воды стекали по его поверхности, гася мою безумную ярость.
- Что мне мешает расколоть вашу голову, как гнилой арбуз, мистер Флеминг? – я повернулся и посмотрел в упор на заказчика. – Что мне мешает выстрелить вам промеж глаз прямо сейчас?
Заказчик заметно посерел, кадык его дернулся, и лишь чувство превосходства не позволило ему потерять контроль над ситуацией. Хотя он струхнул, совершенно точно струхнул. Я почуял запах его страха. Так пахнет дворняга, увидевшая перед собой волка…
- Мистер Кэтчер. Мы с вами деловые люди. Не убийцы и не насильники, вовсе нет! – заметно подрагивающая рука заказчика протянулась к стакану с виски. Флеминг сделал большой глоток темной жидкости. Кубики льда несколько раз простучали по его зубам. – Мисс Грэйс лишь гарант, залог успеха выполнения вашей миссии.
Флеминг опустил стакан на стол. Взял фотографию Энн, некоторое время смотрел на нее. Затем положил на стол.
- Мистер Кэтчер. Разумеется, вы способны убить меня. Убить быстро и неуловимо. Вы вольны сделать это! - Флеминг замолчал на какое-то время, затем продолжил. – Убив меня, вы выйдете отсюда, и никто больше никогда вас не побеспокоит. Вы будет жить долго…и одиноко. Потому что после того, как вы выйдете отсюда, Энн навсегда исчезнет из вашей жизни. Она – пропадет. Исчезнет навсегда. И ни вы, мистер Кэтчер, ни вся полиция мира, никто и никогда не узнает, что произошло с вашей женщиной… Мы поняли друг друга, мистер Кэтчер?!
Ярость и злость боролись с разумом. Больше всего мне хотелось выхватить Кольт и вышибить мозги из этой, противно улыбающейся, хари. Но нет! Стоп! Спокойно! Еще придет время собирать камни. Придет. Сейчас ОНИ диктуют правила игры. Будем им следовать.
Я вздохнул и положил перед собой сцепленные в замок руки.
- Кто?
- Вот это я понимаю! Это уже деловой разговор. – Флеминг откинулся на стуле и достал из другого кармана пиджака бумажный конверт. Положил передо мной на стол и снова откинулся на спинку стула. Его взгляд выжидающе уперся куда-то в район узла моего галстука.
- Его имя – Лютер. Тони Лютер. Он…
- Репортер. Я знаю, - мои пальцы перебирали фотографии «заказа». Вот Лютер в бронежилете, с неизменным микрофоном в руках. Он на фоне подбитого танка. Что-то вещает в объектив камеры… Вот он у дверей здания суда – я знаю, где это. Вот еще одна – какие-то горы. На заднем плане – трупы… И везде – неизменные очки, бородка-эспаньолка и микрофон.
Я отложил фотографии в сторону.
- Почему я? Этот заказ может исполнить любой идиот. Любой наркоман за дозу порошка сможет его исполнить. Это репортер. Журналист. За ним никого нет! Почему именно Я?
Флеминг пожевал губами, явно не решаясь сказать что-то.
- Видите ли, мистер Кэтчер, мы уже пытались… ммм… устранить данный… ммм… объект. Но – неудачно. Последняя попытка – железнодорожный вокзал. Мы там использовали…
- Я в курсе. Даже в той глуши, где вы меня нашли, есть газеты, – я сморщился как от кислого лайма. – Хотите сказать, что этот репортеришка – крепкий орешек?!
- Нет. Вовсе нет. – Флеминг даже поднял руки и замахал головой. – Он даже в армии не служил – близорукость! Обычный человек! Пешка! – Флеминг протер салфеткой вспотевший лоб. – Обычный человек, да! Но только дьявольски везучий… Именно поэтому мы вас и нашли… Заказ надо исполнить до вечера послезавтрашнего дня. Без осечек! Где он сейчас, мы не знаем. Но, совершенно очевидно, он в городе.
Я сложил все фотографии в конверт и засунул во внутренний карман своего кожаного плаща.
- Ответьте на мой последний вопрос, прежде чем я приступлю к заказу.… Почему Лютер? Если уж вы нашли меня… Если взяли мою…мою подругу… То, мне кажется, я имею право знать - «почему он»!
Заказчик прищурился и взглянул мне прямо в глаза. Глаза вновь вспыхнули огнем.
- Поверьте, мистер Кэтчер. Вам этого знать совсем не нужно. Я полагаю, что мисс Грэйс будет рада видеть вас в целости и сохранности… Впрочем, как и вы ее тоже. Вам, мистер Кэтчер, необходимо всего лишь ликвидировать объект.
Заказчик встал, достал из бумажника несколько купюр, положил их на стол и накрыл донышком пустого стакана.
- Полагаю, что вы сможете исполнить заказ, мистер Кэтчер. – заказчик надел пальто и нахлобучил на голову мокрую от дождя, шляпу. – Об успехе мы узнаем, можете не беспокоиться насчет обратной связи. Свою подружку вы найдете здесь же, на следующий день после ликвидации объекта.
Флеминг направился к двери, открыл ее.
- Эй. Флеминг! – окликнул я его. Заказчик замер у распахнутой двери. Полы его пальто колыхались от влажного ветра, ворвавшегося в зал ресторанчика. – Если обманешь меня… Если что-то с ней случится… Если хоть волосок упадет с ее головы… Ты слышишь меня?.. Я тебя из-под земли достану, Флеминг! И тогда ты пожалеешь, что я не убил тебя сегодня. Веришь мне?
Флеминг поднял на меня глаза. Он долго смотрел на меня, словно изучая.
- Верю!
Дверь хлопнула, колокольчик жалобно звякнул. Дождь барабанил по оконному стеклу, оставляя кривые, влажные дорожки.
Мои пальцы судорожно сжались. Костяшки хрустнули. Сука! Мои зубы заскрипели, а желваки вздулись буграми. Ярость буквально переполнила меня. Ярость и злость на этого репортера, Лютера. На этого урода, что вздумал перейти дорогу сильным мира сего. На этого грязного мерзавца, из-за которого эти люди нашли меня. Нашли меня и взяли самое дорогое моему сердцу, мою девочку, мою Энни.
Я с трудом сдерживал рычание. Хотелось сделать что-то. Что-то ужасное. Я с трудом разжал кулак. Мое дыхание выравнивалось. Слепую безумную ярость сменяла холодная и расчетливая злость. Теперь этот заказ стал не просто способом заработать. Теперь – это уже личное. Сначала я найду Лютера. И убью его… Потом, после того, как люди Морозова вернут мне мою Энн, я займусь ими. Это была большая ошибка. Ошибка Лютера, что он появился на этот свет и стал моим заказом. И ошибка господина Морозова в том, что он разбудил спящего зверя.
Я встал. Поднял воротник моего кожаного плаща и вышел в вечерний дождь…
***
Джесси собственноручно налил мне кофе.
- Осторожно. Горячий. – он легким движением руки отправил восвояси служанку.
Я лежал в кровати, мягкой, чистой, такой непривычно гостеприимной. Тупой болью горел правый бок.
- Ты был ранен, Джонни. Сидел в той дыре, пил виски и медленно истекал кровью.… Ты это помнишь?
Джесси был в легком, светло-сером костюме. Строгий черный галстук плотно охватывал его шею. Седые, но все еще густые, волосы, были аккуратно причесанны и уложены. Его умные, выразительные глаза смотрели на меня сквозь тонкие линзы очков, спрятавшись под густыми, кустистыми бровями. Джесси смотрел мне прямо в глаза, изучая меня, читая мои мысли.
Я помотал головой. Единственное, что я помнил, это пьяная драка в подворотне. Потом – выпивка, много выпивки. Я сидел за столом в том дрянном гадюшнике. Ослабевший почему-то и сильно пьяный, в своей униформе, мокрой и грязной. Сидел и пил, медленно поглощая одну порцию вискаря за другой. А потом в эту забегаловку вошел Джесси со своими телохранителями…
- Не беспокойся, солдат. – Джесси улыбнулся. Он встал и пошел к двери, открыл ее и обернулся. – Скоро ты окрепнешь и сможешь быть мне полезным. У меня есть для тебя работа…
Дверь закрылась за человеком. А я откинулся на подушку и забылся горячим лихорадочным сном…
***
Мы стояли на смотровой площадке, огражденной невысоким гранитным парапетом. Дул сильный ветер и разрывал полы наших плащей. Ее волосы развевались на ветру. Ее глаза, прикрытые зеркалами очков, смотрели вдаль, на бесконечный горизонт. С парапета открывался волшебный вид. Утесы, обрывающиеся в море и густое, косматое от туч небо. Негостеприимное небо Нормандии.
Она стояла рядом, обнимала меня за талию. Я одной рукой держал ее за локоть, а другой, обнимал за плечи. До нас долетали редкие соленые брызги моря. Сквозь разрывы в тучах изредка мелькал оранжевый диск солнца.
- Так красиво, Джонни, – легкая улыбка тронула ее лицо. Она была прекрасна. Ветер играл с локонами ее волос, бросая их, то в ее глаза, то мне в лицо, приятно щекоча его. – Где-то тут погиб мой дед в 44-м. Помнишь, я рассказывала?!
Я прижал ее к себе, она положила голову мне на плечо. Моя рука нежно гладила ее плечо сквозь плотную ткань плаща.
- Зачем тебе ехать туда, Джонни? Ты обещал остановиться. Помнишь? – она подняла голову и посмотрела мне в глаза. – Хватит уже менять свои лица! Может - хватит этих Хозе, Иванов, Йофи…? Хватит этих…убийств?!
- Энни. Ты единственный на всей планете человек, кто знает меня. Ты та, кто знает, кто я. И ты тот человек, которому я обещал, что окончательно порву со своим прошлым.
Ветер ударил резким порывом и полы моего плаща, захлопав, развернулись, подобно крыльям чайки. Энн прижалась ко мне всем телом и вздрогнула.
- Я благодарен тебе, что ты не оттолкнула меня, когда узнала, кто я такой на самом деле… - я прижал девушку к себе.
- Жизнь с тобой, почему-то, изменила меня, Джонни. С тобой мне хочется чувствовать себя беззащитной и хрупкой. Не той жесткой женщиной – адвокатом! Женщиной – юристом. Юристом, которого могут купить, и могут продать… Я хочу быть просто – женщиной, которой нужна любовь. Твоя любовь, Джонни. Любовь и ласка… – Она ткнулась лицом мне в грудь. Ее горячее дыхание сразу согрело меня. Я еще сильнее прижал Энн к себе. Ветер рвал наши одежды, будто стремился раздеть нас. – Помнишь, я тебе говорила…
- Помню. – мои руки гладили ее спину и плечи. – Помню.
Я чуть отстранился и поднял ее взгляд на себя. В больших, круглых очках отразилось мое лицо, мои темные очки – капли, широкие поля темного стетсона…
- Завтра мой последний заказ, любимая. А потом… А потом я ухожу на покой. Я обещал тебе. Мы уедем туда, далеко – далеко. В наше место, где нас никто не найдет.
- Где нет ни газет, ни телевизора, ни радио, ни вечных истцов и ответчиков, нет судов, нет начальников. Да? – легкая улыбка тронула ее лицо. - Туда, где нет ничего, где нет никого?!
Я взглянул в ее глаза:
- И птицы не такие как здесь…
- Никого! Только ты…и только я…
- Ты! И я. Только ты и только я! – я обнял ее. Я прижал ее к себе и долго гладил ее плечи.…
***
Я сидел на широком и плоском камне. Солнце приблизилось к дальнему горизонту мыса Хорн. Моя любимая девочка лежала на моем плаще, рядом с кустом шиповника. Она дремала, и ее дыхание колебало лепестки желтых хризантем, что я ей подарил сегодня. Она любила желтые цветы, и, особенно, хризантемы…
Ее нежные руки трогательно обхватили колени. Я сидел рядом, прижав ее к своему плечу и укрыв старым клетчатым пледом - шотландкой. Мы купили его в старой рыбацкой лавке неделю назад. Моей девочке, почему-то, очень приглянулся этот старый, местами побитый молью, плед. Ей казалось, что он – живой… А сейчас, Энни лежала на моих коленях, обхватив их руками. Она спала. А я легонько гладил ее по волосам и нежно, легонько, целовал в ушко…
Редкие косматые тучи неслись по небу. Волны яростно бились о камни внизу. Ветер взревывал меж камней. Мы лежали на моем широком стареньком армейском пончо, на песке, обнявшись, а ветер-игрун рвал наши плащи, на которые мы улеглись, и плед, в который мы завернулись. Ветер бросал в лицо горсти соленой влаги.
Яркий, раскаленный блин Солнца медленно погружался в расплавленное, бурное море. Наших лиц касалась яркая, оранжевая солнечная дорожка, а белые барашки волн размеренно набегали на берег и исчезали за кромкой гладкого песочного обрыва, на котором сидели мы с Энни. Рядом со мной, слева, пыхтела газовая горелка, на которой шумно бурлила большая кружка ароматного травяного чая. Я посмотрел на солнце, прищурившись, как довольный кот. Она, моя девочка, дремала, положив голову на мое плечо, и ее волосы приятно щекотали меня, колеблемые ветром. Нам тепло и хорошо…
***
Дождь гулко барабанил по шляпе. Капли струйками стекали с полей моего стетсона. Лучи фонарей, раскачиваясь от ветра, освещали стены домов. Я стоял, укутавшись в свой кожаный плащ, практически не различимый на фоне тени. Бурные реки дождевой воды бежали по мостовой. Мокрый мусор скопился у ливневых водостоков, кувыркался и подпрыгивал в водоворотах грязной воды. Ветер гонял по лужам частую зыбь.
Я стоял в тени. Недвижимый. Готовый к действию. Хладнокровный, как гранитная статуя. Я ждал. Ждал объект своего поиска.
Я не стал разыскивать Лютера по всему городу. Зачем? Я пришел туда, куда он должен был придти. Мне не потребовалось распускать на ремни его друга, Макса. Тот сам все рассказал. Стоило мне только сломать ему третий палец на руке. И он все мне рассказал. Рассказал где, когда и с кем будет встречаться мой заказ…
Разумеется, я не стал оставлять Макса в живых. Мне совершенно ни к чему светиться. Я получил необходимую мне информацию и…и избавился от ее носителя. Я уверен, что Аннет не одобрила бы это. Но…какого хрена! Я иду к своей цели. А моя цель – это моя Энн, Аннет, Аня, моя девочка, мое солнце и звезды, моя жизнь, мое счастье…
Макс был словоохотлив. Ну разумеется! Сломанные пальцы очень располагают к общению на нужные темы. Макс плакал и выл, когда я ломал его. Если бы я его попросил, то он бы вылизал мои штиблеты своим языком, если бы мог… Но у меня не было времени. Не было времени на отвлеченные беседы. Поэтому я его сломал, а потом – убил.
Я стоял в тени, окутанный дождевой пылью, в мокром кожаном плаще. Я стоял и ждал. Ждал, когда моя цель появится. Я был недвижим, как статуя…Лишь только моя рука сжимала в пальцах фотографию Энн. Моей Энни. Фотографию моей девочки, которую забрали и за которую я готов убить любого, кто встанет на моем пути…
***
У меня не было выбора. Оставшись ни с чем, без крова над головой, без работы, без родных, я оказался у Джесси. У этого интеллигентного пожилого мужчины, возраст которого так и остался для меня секретом. Я потерял все – родителей, сестру… Я потерял даже веру в жизнь и надежду на будущее. Я ничего не умел в этой жизни. Школа и колледж мне дали знания, которые я уже забыл. Которые были бесполезны для меня. Единственное, что я умел, это то, чему я научился во влажных, вонючих джунглях Индокитая.
Джесси сделал меня своим учеником, предложив простой выбор: либо я ухожу, и меня найдут люди отца убитого мной Алессио; либо я остаюсь тут и работаю на Джесси. Этот старик сказал, что сделает мне новую жизнь, новое имя, новые документы. Будет платить деньги, большие деньги. А я – буду делать то, что умею лучше всего – убивать. Или, как Джесси любил говорить, «исполнять заказ». Разумеется под чутким контролем наставника, ибо опыт солдата и работа киллера – несколько разные вещи…
Я согласился на предложение Джесси… У меня не было выбора…
***
Лютер появился ближе к вечеру. Он перебежал через дорогу и скрылся в бакалейной лавке. Его синий, старомодный плащ был мокрым и выглядел несколько потасканным. Как только я увидел его, меня буквально захлестнуло волной злости и безумной ярости. Вот ты и попался, тварь. Тот, из-за кого мою девочку, мою Энни взяли эти ублюдки. Теперь у меня к тебе лично свои счеты, жалкий червь!
Дождь барабанил по широким полям моей шляпы. Вдоль по улице тек мутный поток дождевой воды. Люди, серые как тени, в плащах и шляпах, укрывшиеся под зонтами, куда-то спешили. Одни шли вверх по улице, другие – вниз. Я стоял под аркой и люди огибали меня, словно поток, огибающий камень в реке.
Я ждал. Моя цель – Лютер – должен быть здесь. Я чувствовал его.
Люди шли и шли, под дождем, под холодным порывистым ветром, прикрывшись зонтами. Грязные фонари тускло освещали узкую улицу.
Я стоял под аркой, в тени, и смотрел, как Лютер, выйдя из магазина и подняв воротник плаща, деловито направился вниз по улице по направлению к докам.
Вот и ты! Моя цель!
Лютер был в стареньком синем плаще и потрепанной шляпе, которую он придерживал, чтобы ее не сдуло ветром. Он шел оглядываясь. Его зонт сломался от ветра, и корявые спицы торчали вверх, как клешни краба.
Наконец-то! Правда меня немного насторожил тот факт, что моя цель появилась передо мной неожиданно. Лишь моя привычка быть всегда и везде вовремя помогла мне.
***
Лютер перебежал через дорогу, хлюпая туфлями по лужам и кутаясь в мокрый синий плащ. Сломанный зонтик трепыхался на ветру. Репортер, перебежав дорогу, скорым шагом направился вниз по тротуару. Бурные потоки воды лились по дороге. Лютер сперва пытался их перешагивать, потом, изрядно черпанув туфлями мутную воду, остановился, в сердцах плюнул и, бросив сломанный зонт в воду, направился в сторону речных доков.
Он остановился на грязном и мокром тротуаре и огляделся. Вокруг серыми громадами высились темные кирпичные прямоугольники складов. Вниз по дороге горели огнями фонарей портовые доки и причалы. Свежий ветер гнал по лужам рябь.
Дождь уже стих и лишь редкие капли падали с неба. Тони огляделся. Затем уверено пошлепал по лужам к большой железной двери речного склада.
Тусклый конус фонаря раскачивался на ветру над входом в склад, и оранжевый круг света колебался из стороны в сторону.
Лютер остановился перед дверью в нерешительности. Потом протянул руку и открыл дверь. Она со скрипом отворилась, и репортер вошел в сухой и пыльный полумрак склада.
Ряды стеллажей, паллетов с коробками и ящиками, какими-то шкафами и полками, тянулись от входа до самого конца склада, превращая помещение в аналог лабиринта. Автопогрузчики, замершие как замороженные мамонты, стояли рядами у стеллажей. То тут, то там горели лампы освещения, неярко и редко.
Тони некоторое время стоял перед входом, прислушиваясь к тишине. Затем зашагал по проходу.
У стены стоял стол, на котором в беспорядке валялись инструменты, мотки проволоки, стопки накладных и прочий хлам. Круг света освещал полицейского в дождевике, который перетаптывался в нетерпении у стола.
Лютер вышел в круг света
- Блин, Лютер, твою мать! Наконец-то! Где тебя черти носили? – полицейский подбежал к репортеру.
- Прости, я задержался. Копы арестовали мою тачку.
Они пожали друг другу руки.
- Какую тачку, черт возьми! Я тут своей шкурой рискую, сижу, тебя жду. – Полицейский в сердцах рубанул рукой воздух.
- Хорошо, хорошо. – Тони Лютер поднял в защите руки. – Что ты такой нервный?
Полисмен оглядел освещенное пространство склада.
- Будешь тут нервным! Все дела о выборах вдруг стали «совершенно секретными», - полицейский ухмыльнулся. – Архив даже опечатан. И что ты можешь мне сказать в свое оправдание, мое старый друг? Во что ты меня опять втянул? Только не начинай про «обычное журналистское расследование».
Офицер прошелся по освещенному пятачку. Затем остановился и вперил взгляд черных глаз в лицо Лютеру.
- Так что, извини, друг. Мне пришлось потратиться сверх меры. Потратить и деньги и нервы. Я тут сейчас вообще не должен находиться! Между прочим – я ведь государственный служащий!!! Меня вздернут за то, что я тебе тут приношу!
Лютер вздохнул и развел руками.
– Хорошо. Это мы решим с тобой. Деньги и прочее – не проблема. Мы с тобой договаривались! – Лютер прошелся по освещенному пятачку. - Насчет документов…Ты принес то, что обещал?
- Да. Все что обещал - принес. Краем глаза глянул, правда. Мне кажется, что этот материал, просто атомная бомба. Такие подставы на выборах – ого-го! Списки чиновников, их доходы, все…И многое – просто верхушка айсберга. – полисмен замолчал и впечатал кулак в ладонь. – Тони. Как ты это будешь использовать, я ума не приложу. Но то, что эти материалы – бомба – это просто атомная бомба! И это совершенно точно! И эта бомба может разнести в клочья и тебя!
Лютер потер руками и усмехнулся.
- Хммм…Отлично! Это мне и нужно. Репортаж получится просто ураганным. Головы полетят, о-хо-хо. Дай-ка взгляну на материалы…
Полисмен достал из-под стола чемоданчик-папку и протянул репортеру.
Среди стеллажей раздались громкие размеренные шаги. Кто-то шел сюда между рядами стеллажей. Шаги гулко впечатывались в сухой и пыльный воздух склада.
- Кого ты привел за собой!!!??? – зашипел полисмен, выдергивая из кобуры револьвер.
- Мистер Лютер! – прозвучало в сухой тишине.
Звук шагов наступал. Внезапно из тени стеллажей выступила высокая фигура в плаще и широкополой шляпе.
- Я… не… - промолвил Лютер.
- Мистер Лютер, если не ошибаюсь?! - промолвила темная фигура в плаще.
- Ах, ты!.. – крикнул полисмен и вскинул ствол револьвера.
БАХ!
Полицейский вздрогнул и обмяк. Повалился на пол. Револьвер гулко звякнул о бетонный пол. Глазная впадина наполнилась кровью.
БАХ!
Пистолет в руках киллера дернулся, пуля вонзилась в стену, выбив искры на том месте, где только что находилась голова Тони.
Лютер опрокинулся на спину и отполз за стеллаж. Затем резко вскочив, Лютер бросился бежать между рядами стеллажей, петляя, как загнанный заяц. В след ему раздался еще один выстрел и сбитые пулей коробки повалились на пол.
Пробежав несколько рядов, Тони остановился и спрятался в густую тень между коробками. Он поднял голову и, прижав ее к мешкам на стеллаже, оглянулся. Дьявол! Что здесь происходит?! Кто тот урод с пистолетом?
Придерживая шляпу, Тони, пригнувшись, пошел по проходу в сторону двери. Темное здание склада, погруженное в тишину, вдруг стало похоже на большую мышеловку. Лютеру казалось, что его дыхание и сердцебиение разносится на сотни метров вокруг. Казалось, что его слышно даже за пределами склада.
Лютер оглянулся. Никого. Лишь темные тени стеллажей и шкафов разрывали пространство. Нужно уходить отсюда. Черт с ними, с материалами!
Внезапно Тони прижал руки к лицу. Боже мой! Энди. Мой старый добрый друг Энди. Этот гад в плаще убил его! О господи! Он выстрелил ему прямо в глаз! Тони сидел на полу, прижав ладони к лицу. Его плечи несколько раз вздрогнули. Нет, нет, нет! Нельзя сейчас раскисать. Нужно выбраться отсюда.
В густой тишине неожиданно близко прозвучали шаги. Киллер, осторожно ступая, шел по соседнему ряду. Тони убрал руки от лица и замер. Человек с оружием шел тихо, но хруст мелких камешков под подошвами ботинок убийцы, выдавали его присутствие. Лютер замер и закрыл рукой рот, чтобы сдержать дыхание, которое могло его выдать.
Кэтчер шел по середине прохода, сжав рукоять пистолета обеими руками. Ствол оружия, как хищная рыба, колебался из стороны в сторону, словно обнюхивая каждый поворот, каждый темный угол. В мрачной тишине склада едва слышно хрустели мелкие камешки и пыль под ногами киллера.
Лютер снова прислушался. Шаги убийцы стихли где-то вдали. Лютер встал и, пригнувшись, начал красться по проходу между стеллажей по направлению к двери. Слава Богу, что убийца пошел в противоположную сторону.
Тони подошел к проходу между рядами и осторожно выглянул. Бабахнул выстрел! Пуля выбила щепки из паллета с коробками. Тони едва успел нырнуть в проход. Он споткнулся и упал. БАХ! Пуля пронеслась буквально в считанных сантиметрах от головы, сбив шляпу. Тони резво, чуть ли не на коленях, забежал за стеллаж. БАХ! На голову Лютера посыпались какие-то коробки и банки. Лютер вскочил и побежал, уже не заботясь о скрытости, между рядов коробок и стеллажей. Побежал, петляя и прыгая, как заяц. Вслед ему бабахнул еще один выстрел.
Киллер выщелкнул пустой магазин и вставил полный. Его палец нажал на рычаг затворной задержки, и затвор дернулся вперед, дослав патрон.
Кэтчер, подняв пистолет стволом вверх, направился по проходу, в сторону, куда убежал репортер. Прыткий малый. Джон немного был рад за него. Все-таки цель действительно интересная. Такую цель приятно будет исполнить. Не простой парнишка, очень не простой!
Убийца шел по проходу меж стеллажей, прислушиваясь к звукам. Беглец затаился. Кэтчер не слышал ни звука. Даже пропала вибрация воздуха. Этот шустрый журналист затаился. Но ему не куда идти, кроме…Убийца остановился. Ствол пистолета смотрел в потолок. Конечно! Лютеру некуда идти, кроме как к выходу!
Кэтчер развернулся и зашагал к выходу.
Лютер вытер рукавом взмокший лоб. Проклятье! Этот долговязый киллер как будто чувствует где он. Господи! Что же такое, а? Лютер потер бок, который он ушиб о стеллаж во время безумного прыжка через проход. Сейчас главное – добраться до дверей склада. Черт тебя побери, Энди! Зачем выбрал ты место, где всего один вход?!
Тони приподнялся и осторожно выглянул в просвет между полками. Соседний проход был пуст. Лампа в коническом светоотражателе качалась на длинном проводе, отчего широкий круг света метался туда-сюда по проходу. Лютер прошел, осторожно пригибаясь и таясь, до угла и выглянул. Пусто. Вдали, метрах в тридцати, освещенная светом лампы, была дверь. Широкая металлическая грузовая дверь с калиткой. Выход!
Лютер оглянулся. Вокруг было пусто и тихо. Убийца, Тони это помнил, направился куда-то в противоположную сторону. Есть шанс добежать до калитки и спастись. Еще раз прислушавшись и оглянувшись, Тони привстал, затем поднялся. Склад был темен и безмолвен. Все – к черту сомнения! Лютер сжал кулаки и резко рванул вперед. Его ботинки застучали по бетонному полу. Ряды стеллажей и шкафов с товаром проносились в безумном черно-белом калейдоскопе.
Лютер подбежал к двери и, уже положив руку на рычаг дверного запора, инстинктивно рухнул на пол. Пуля вонзилась в сталь, рассыпавшись искрами расплавленного металла. Лютер откатился, и еще одна пуля впилась в пол, выбив облако цементной пыли. БАХ! Над головой репортера разбился деревянными осколками какой-то ящик. Тони откатился за стеллаж и, вскочив, что было духу, рванул во тьму.
Киллер остановился. Этот чертов очкарик - просто невозможен! Пора с этим заканчивать! Хватит играть! Заказ должен быть исполнен!
Тони пробежал несколько рядов ящиков и закатился в темный угол между паллетами. Он тяжело дышал, глаза затравленно бегали из стороны в сторону. Лютер понял, что живым ему отсюда не уйти. Надо что-то делать. Но что? Репортер замер на мгновение, даже дышать перестал. Энди! У Энди был револьвер.
Тони осторожно выглянул из своего укрытия. Энди, его старый друг, лежал в луже черной крови. Его правая рука стискивала рукоять шестизарядного полицейского револьвера. Вот оно! Револьвер!
Лютер приподнялся и на корточках прошел вдоль стеллажа до угла. В десяти метрах от него лежал труп полицейского. Совсем близко. Проблема в том, что сюда выходят еще несколько проходов и освещено тут все. И убийца где-то тут. Наверняка подстрелит, стоит только Лютеру выйти из спасительной тени. Хотя…Лютер огляделся. Взгляд его упал на консервную банку, стоящую на полке. А почему бы и нет? Отвлекающий маневр.
Репортер привстал и схватил банку с полки. Оглянулся. Тишина. Ни звука вокруг. Тони встал в полный рост и со всего размаху, как лучший подающий «Ред Сокс», метнул банку через весь ряд, метя в стопку каких-то деревянных коробок.
Банка, вращаясь, ударила точно в цель. Коробки посыпались на пол. БАХ! Пистолет бабахнул совсем рядом и Тони тут же возблагодарил судьбу, что заставила его метнуть банку.
Загрохотали ботинки убийцы, он побежал к стопке коробок, которые все еще падали. Тони рванул через освещенный пятачок к трупу убитого полисмена. Добежав, он выхватил револьвер из скрюченной руки Энди и тут же метнулся в темноту. Вовремя! Пуля выбила облако кирпичной пыли из стены рядом с головой Лютера.
Репортер пробежал несколько рядов и спрятался в тени стеллажа. Он поднял револьвер и взвел курок. Ну все! Теперь, мистер убийца, я смогу продать свою жизнь немного подороже.
- Мистер Лютер! – голос разорвал тишину. Тони сжался от неожиданности и выставил вперед ствол револьвера, готовый палить во все, что только покажется в пределах видимости.
- Мистер Лютер! Браво! Вот что я могу сказать, - Кэтчер шел, немного пригнувшись и выставив вперед ствол своего пистолета. – Вы очень прыткий молодой человек, как я посмотрю…
Лютер прошелся взглядом по темным рядам полок и, пригнувшись, сместился правее от того стеллажа, где прятался.
- Лютер! Ты слышишь меня? - убийца шел по проходу, ступая медленно и осторожно. – Похвально, что ты смог добыть оружие. Но оно тебе не поможет, к твоему сожалению.
Тони перебежал через проход и снова засел в тени.
- Твой единственный выход сейчас – выйти ко мне. И тогда, я обещаю, ты умрешь быстро. Ты слышишь меня, Лютер???
Кэтчер подошел к проходу между рядами. Осторожно выглянул, выставив вперед ствол пистолета.
- Ты, видимо, не понял, Лютер. Но ты не просто заказ. Ты еще и мое личное дело! Не будь тебя, не сунься ты в то дерьмо, за что мне дали заказ на тебя… Я бы жил тихо и мирно, забыв о своей профессии… Вместе со своей женщиной! Вместе с той, кто любит меня, Лютер! С единственным родным человеком на земле! Ты слышишь меня, Лютер!?
Репортер сидел на полу, во тьме, сжав обеими руками рукоять револьвера. Он прислушивался к звукам шагов и голосу убийцы. Пот крупными каплями выступил на лице Лютера.
- Лютер! – крикнул убийца. – Тебе не выйти отсюда. Ты уже мертв, Лютер! – он рассмеялся. – Ты только не осознал еще этого. Я – твоя судьба, Лютер! Выйди ко мне, и закончим с этим! Я обещаю сделать ЭТО быстро, просто и безболезненно!
- За что? Почему я? – крикнул, не выдержав, Лютер.
Убийца хохотнул. Смех промчался по складу эхом.
- Ну, вот ты и заговорил! – он шагнул, мягко и неслышно, через проход между шкафами. – У тебя приятный голос, Лютер. Голос профессионального журналиста.
Лютер перебежал к стопке коробок. Сейчас он двигался не от противника, а к нему, осторожно приближаясь к убийце, обходя его, стараясь выйти к нему если и не в спину, то во фланг.
- Лютер! Может быть, тебе будет интересна судьба Макса. Твоего друга… Так вот, мистер Лютер, я убил его.
- НЕЕЕТ! Ты лжешь, ублюдок!!!!
Убийца рассмеялся. Он шел между рядов коробок и ящиков, выставив пистолет перед собой.
- Нееет… Я говорю правду. Макс умер примерно три часа назад. Я застрелил его, мистер Лютер.
- Ты грязный ублюдок!!! За что??? Почему Макс? Что он сделал? Я же тебе нужен, сволочь! Тебе нужен Я!!! – закричал Лютер во тьму.
Кэтчер остановился. Он поднял голову к потолку и посмотрел на вращающийся на длинном проводе, фонарь.
- Перед смертью Макс поведал мне о твоей встрече с этим полицейским… С лейтенантом Эндрю Бейкером. Здесь я и решил тебя перехватить, мистер Лютер! – Кэтчер громко вздохнул. - Но можешь быть уверен, твой друг не сразу раскололся. Нет, сэр! Перед этим мне пришлось его пытать…
Лютер, стиснув зубы, прижался спиной к стене. Боже, нет. Макс то тут причем. Боже мой, Макс!!! Мой старый друг!
Кэтчер шагнул вперед по проходу.
- Я убил его, мистер Лютер. А теперь – я убью тебя!
- Нет! Это я убью тебя, сука! – выкрикнул Лютер и выстрелил.
БАХ! Пуля пролетела над головой Кэтчера. Он едва успел пригнуться.
БАХ! Кэтчер прыгнул вперед и скрылся за паллетом с ящиками. БАХ!
- Выходи, ублюдок! – заорал Лютер, бросившись за убийцей.
БАХ! Убийца успел отпрыгнуть, прежде чем пуля впилась ему в спину. Она отрикошетила от стены и ударила в стопку консервов. Банки загрохотали по полу.
Кэтчер наугад пальнул два раза во тьму прохода и рванул вперед между рядов коробок.
Лютер выскочил в проход и тут же опрокинулся на спину. Мощный удар в грудь вышиб из него воздух. Репортер перевернулся и на коленях рванул от киллера. Удар ногой тут же опрокинул его на спину.
Лютер лежал на спине, тяжело дыша. Нога убийцы опустилась на руку репортера, в которой тот все еще сжимал рукоять револьвера. Хрустнуло запястье, и Лютер застонал сквозь зубы. Ствол пистолета поднялся и уперся в лицо репортера. Лютер поднял глаза и взглядом встретился с жерлом дульного среза пистолета.
- Я же говорил, мистер Лютер, что отсюда ты живым не выйдешь. И даже револьвер твоего друга тебе не помог. – Кэтчер взвел курок кольта.
- Почему я? Что я сделал? – простонал репортер.
- Мне не важно, что ты сделал. Мне тебя заказали. Это моя работа, мистер Лютер.
Кэтчер присел на одно колено, и свет ламп осветил его, до сего момента скрытое тенью полей шляпы, лицо.
- Но лично ты - не просто заказ для меня, Лютер. Ты еще и мое личное дело. Те люди, кто тебя заказал, взяли мою женщину. Они взяли частичку меня. Понимаешь? – Кэтчер сильно ткнул стволом пистолета в грудь репортера. - Они взяли ту, кто стал моей надеждой на будущее, ты это понимаешь?
Челюсть убийцы напряглась, желваки камнями легли на его лицо.
- Если бы не ты и твои жалкие делишки, Лютер, эти люди не вышли бы на меня никогда.
- Но…я…я же не сделал ничего…
- ПЛЕВАТЬ! – выкрикнул убийца. – Это ты во всем виноват. Ты и только ты! Такие люди, как ты, постоянно влезают в дерьмо и потом говорят «а что я сделал?», «ачотаковато?».
- Пожалуйста… Нет… У меня дети… Останутся сиротами…
- Заткнись, заткнись, заткнись! – Кэтчер с силой ткнул стволом пистолета в лицо Лютера. – Заткнись! Это ты во всем виноват! ТЫ!
По лицу репортера катились крупные слезы.
- Пожалуйста… Не убивай меня… Прошу… Кэтчер… Сержант Кэтчер… Нет…
Кэтчер встал, все еще сдавливая ногой руку репортера, из которой тот еще не выпустил рукоять револьвера. Мутная волна воспоминаний пронеслась перед его глазами.
- Заткнись, Лютер. Молчи!.. И прими неизбежное как мужчина!
Лютер молчал. Его взгляд уперся в глаза киллера.
Кэтчер смотрел на, уже странно спокойное, лицо репортера. Палец лежал на спусковом крючке. Этот чертов журналист казался ему знакомым. Как будто видел его давным-давно…
Сейчас, сейчас. Я стоял над Лютером, наставив ствол своего пистолета тому в лицо. Палец подрагивал. Но выстрелить я уже не мог. Моя рука напряглась, палец снова лег на спусковой крючок. У него двое детей. Как и у моего отца – у него тоже было двое детей: я и Софи. Черт возьми! Если Тони скажет хоть что-то, то я выстрелю без колебаний. Но Лютер молчал. Он смотрел мне прямо в глаза. Его лицо. Его чертово лицо было мне смутно знакомо. Я уверен, что встречался с ним когда-то… И не в фотографиях дело. Дело в памяти. Я знал, что когда-то видел Лютера своими глазами.
Он лежал на грязном бетонном полу и ждал, когда я выстрелю. И от этого решительного ожидания, мне, почему-то стало не по себе. Черт возьми, зачем ты сказал, что у тебя дети? Зачем ты вообще заговорил? Почему я тебя помню?
Я опустил пистолет.
- Заказ должен быть исполнен! – прогрохотал внезапно голос из-за спины.
Кэтчер резко обернулся.
Выстрел прозвучал резко и громко. БАХ! Вспышка на мгновенье осветила вышедшую из темноты фигуру в пальто и шляпе.
Кэтчер вскрикнул и тяжело опустился на колени. Меж пальцев, прижатых к груди, потекла темная струйка крови. Его кольт грохнулся о пол.
Фигура второго убийцы выступила из тени.
- Ненавижу доделывать чью-то работу и заметать хвосты, - произнес мужчина и поднял руку с пистолетом.
- Хрен тебе, а не работа! – прошипел Лютер и, вскинув револьвер, выстрелил в убийцу.
БАХ! Щелк… Курок встал в боевую позицию… БАХ!
Второй убийца беззвучно, словно мешок, завалился на бок и замер.
Лютер встал, все еще сжимая револьвер. Он подошел к телу второго убийцы. Тот лежал, неестественно скрючившись. Темное пятно крови расплывалось под ним.
- Лютер, - хриплый голос заставил репортера обернуться. – Лютер!
Репортер подбежал к раненому Кэтчеру. Тот перевернулся на спину. Грудь была мокрой от пропитавшей ее крови.
- Лютер. Слушай внимательно. – киллер закашлялся. Изо рта брызнули ярко красные капельки крови. – Она у людей Морозова. Тебя заказал Морозов. Найди Флеминга. Они взяли…
- Погоди погоди. Кто такой Флеминг? Почему меня хотят убить?
- Не перебивай. – киллер захрипел. – Не знаю, почему ты - жертва. Но слушай меня. Постарайся найти мисс Грэйс. Адвоката Аннет Грэйс. Они взяли ее. – Кэтчер закашлялся, захрипел. – Лютер! Помоги ей. Обещай мне. А сейчас – беги…
Лютер кивнул. Вскочил на ноги, подбежал к столику, перепрыгнув через мертвого Энди, схватил папку и скрылся в темном проходе, ведущем к выходу.
Кэтчер лежал на спине. Его глаза следили за качающейся лампой под потолком. Боль ушла. Вместо нее накатилась слабость. Хотелось закрыть глаза и уснуть. Перед мысленным взором проходили картины его жизни с Энн. Их встречи, их любовь, их мечты… Кэтчер слегка улыбнулся своим мыслям и прикрыл глаза.
Лютер пробежал несколько метров по темному проходу склада и остановился. Черт! Черт-черт-черт! Он ударил кулаком по стене. Черт! Кто бы он ни был, этот человек с пистолетом, но Лютер не мог оставить его умирать. Почему-то не мог. Что-то внутри него заставило его вернуться. Какое-то странное чувство, как будто легкое узнавание, промелькнуло в голове. Почему-то вспомнился тот молодой солдат с пулеметом в руке. Он шел по тропинке. А рядом, слева, лежал его павший товарищ…Черт возьми!
Лютер развернулся и побежал к раненному киллеру.
Кэтчер тяжело дышал, с хрипом и присвистом. Жизнь стремительно уходила из него. Обрывки воспоминаний мелькали, словно утренние грезы. Кто-то схватил его за руку и сильно потянул на себя.
- Ну же, вставай. Вставай, черт тебя дери! На ноги, солдат!
Джон открыл глаза. Над ним стоял репортер и пытался поднять тяжелое, обмякшее тело Кэтчера.
Наконец Кэтчеру удалось подняться. Поддерживаемый Лютером, он пошел, подволакивая ноги, ставшие словно ватными. Иногда он терял сознание, но пощечины, которые не скупясь стал раздавать ему репортер, приводили его в чувство… Потом он потерял сознание…Ему казалось, что его тело покачивается на волнах. А еще казалось, что он лежит на полу летящего вертолета. Как тогда, во время той безумной эвакуации из Свай-Рьенга…
***
Исполнить заказ
© Copyright: Андрей Прокопьев, 2015
Свидетельство о публикации №215021202241
Свидетельство о публикации №215021202241
Рецензии
Читается хорошо! Над текстом конечно не мешало-бы поработать... Но для прозы. ру можно и так оставить - это ведь не издание.
Фёдоров -Северянин 03.04.2015 14:26 • Заявить о нарушении
Фёдоров -Северянин 03.04.2015 14:26 • Заявить о нарушении
Спасибо большое за замечание. Все правильно - конечно нужно работать. В случае если какой-то издатель заинтересуется (ну всякое бывает), то, как правило, в их штате бывают корректоры. ну а так да - конечно надо работать :-)
Андрей Прокопьев 03.04.2015 15:29 Заявить о нарушении
Андрей Прокопьев 03.04.2015 15:29 Заявить о нарушении
Молодец, что не обиделся - я сам грешу в работе с текстом....
Фёдоров -Северянин 03.04.2015 15:33 Заявить о нарушении
Фёдоров -Северянин 03.04.2015 15:33 Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.