Пещера. Цикл Донская природа

     На правом берегу Дона в высокой меловой круче, почти отвесно поднимающейся от уреза воды, располагалась пещера. Своим тёмным одиноким глазом таинственно смотрела она на широкий водный поток протекающей внизу реки и на пойменный лес, простирающийся от противоположного берега далеко в пойму. Выше пещеры от самой верхней кромки обрыва начиналась донская степь, уходящая далеко в задонье, а здесь у реки вся взбаламученная высокими округлыми меловыми холмами, пригорками, да лощинами, разрезанная многочисленными балками и глубокими ярами. Эти яры в период весеннего снеготаяния и летних ливневых дождей шумно несут воды из расположенных в их верховьях лесных яруг в Дон. Весною лиственные леса оживали, наполнялись щебетанием птиц, шумом молодой листвы, неведомыми лесными звуками, а степь покрывалась многоцветным ковром чудных цветов. Воздух наполнялся одурманивающим ароматом, стрекотанием и жужжанием неисчислимой армии насекомых. Летом лес набирал свою силу, семенился, желудился, поляны покрывались высокой травой, созревала ежевика в лозняке у озёр, а сами озёра покрывались белыми лилиями и жёлтыми кувшинками. Река спокойно несла свои чистые воды вниз к далёкому морю. Степь выгорала от жары и зноя, и только белые метёлки ковылей под лёгким дуновением ветра переливались волнами на откосах холмов и пригорков. Осенью пойменный лес и степные яруги одевались в волшебную золотую ризу, одаряя людей своими щедрыми дарами: плодами боярышника, шиповника, лещины, дикого тёрна, яблоками, грушами и ещё многим полезным и нужным людям. Река суровела, но богата была рыбой. Зимой реку сковывал мороз толстым слоем льда, снежные метели заносили снегом овраги, наметали высокие сугробы у донских круч, а лес оголялся и часто шумел к ещё более суровой погоде. И этот волшебный вечный круговорот в природе повторялся здесь из года в год на глазах многих поколений людей. Местные жители настолько привыкли к своим родным местам, что не замечали их красоты и считали это всё естественным, навсегда им данным Богом.
     Летом по Дону проплывали большие белые пароходы с толпившимися на их палубах пассажирами; буксиры тащили тяжёлые баржи вверх и вниз по реке с их рабочими командами. Посторонние люди любовались красотой здешних мест.
     Нас деревенских мальчишек, чёрное окно пещеры пугало своей недоступностью и таинственностью. Сами переплыть реку и войти в тёмное чрево пещеры, мы боялись, а взрослые постоянно были заняты своими делами, и даже разговаривать об этом не хотели. Мы часто собирались на левом песчаном берегу реки под вековыми дубами напротив пещеры, смотрели в эту недоступную для нас пасть и строили всякие планы её посещения. Но наши планы и чаяния всегда оставались неосуществимыми.
     В селе и округе рассказывали много легенд и всяких таинственных историй, связанных с возникновением и существованием этой пещеры. Пещера не была естественной. Она была искусственной, сделанной руками людей. Мой дед Козьма, живший на хуторе, расположенном на высоком правом берегу Дона недалеко от пещеры, рассказал мне следующую историю об её происхождении.
     Давно это было, ещё в девятнадцатом веке, когда не существовали хутора Яружный и Загонный на правом берегу Дона, а все жили в одном большом левобережном селе Песчаном. На правом берегу были только летние кошары для овец, да загоны для телят. Ранней весной, ещё по не подтаявшему льду реки, перегоняли крестьяне отары овец и стада бычков-однолеток в широкую задонскую степь, где они паслись и нагуливались весь тёплый период года. И только, когда снова приходила зима, и реку сковывал крепкий лёд, скот на зиму перегоняли обратно в село. Пасли и охраняли скот сельские мужики, нанимавшиеся на сезон пастухами. Была тогда в селе такая профессия. Одна из таких кошар стояла на высоком пологом холме выше того места, где сейчас располагается пещера.
     Однажды на рассвете два разбитных сельских пастуха,то ли по собственному сговору, то ли кем-то настроенные, переплыв Дон на лодке-долблёнке, прибежали в страшном испуге и волнении в село, подняли из постели ещё спавшего старосту, заикаясь и крестясь, сообщили ему, что им в прошедшую ночь на Костёвской горе было великое знамение. Всю ночь в глубине горы слышался звон невидимых колоколов, а с неба громкий голос твердил:
     -На святом месте находитесь вы, рабы Божие! Да воздвигнется здесь храм Божий!
     Староста в глубине своей души не поверил рассказу мужиков, но, будучи по натуре хитрым и расчётливым, сразу увидел в этом деле выгоду, как для села, так и для себя лично. Он послал своего младшего сына к сельскому священнику отцу Алексею, который жил здесь же недалеко. Когда пришёл отец Алексей, они ещё раз вместе послушали рассказ пастухов, потом удалились на тайное совещание, и уже после этого велели звонить во все церковные колокола, созывая людей на сельский сход.
     Со всех концов огромного села потянулся народ в центр к церкви, где располагалась большая площадь для сельских сходов. Люди недоумевали: что могло случиться? В толпах идущих сельчан рождались всякие предположения: одни предполагали, что началась война; другие шептали тихо, что, вероятно, умер Царь-Батюшка; третьи придумывали ещё совсем невероятные версии. Люди тогда были малограмотными, слушлись во всём попа и старосту, истинно верующие в Бога.
     Сельский сход решил строить на Костёвской горе Божий храм. В те времена подавляющее число мужиков в селе жили бедно, едва сводили концы с концами в своём хозяйстве. Строительство же храма требовало больших денег. По этому тут же было решено послать во все стороны большой губернии, и даже за её пределы, мужиков с разрешающими грамотами и кружками из жести для сбора подаяний на строительство храма. И пошли пастухи и пахари во все концы большой губернии. Рассказывали людям в многочисленных сёлах и деревнях о знамении Божьем на горе Костёвской. Собирали медные копейки на строительство храма. Велика матушка Россия, много тогда в ней было верующих. Через год деньги на строительство храма были собраны.
     Приехавшие из города инженеры, посмотрели на Костёвскую гору, посоветовались и предложили строить храм не наземный, а подземный в виде пещеры в меловой круче на берегу Дона. Идея всем понравилась, и работа вскоре закипела. Во всех храмах губернии попы при богослужении призывали прихожан, чтобы искупить свои грехи, идти на строительство храма в горе Костёвской. За неделю тяжёлой работы отпускался один грех, за две недели - половина грехов, за месяц – все грехи. Жизнь тогда была трудной, и грешников было много. Все хотели искупить свои грехи и перед Богом, и перед своей совестью. Работы по строительству храма шли быстро. Для одних это был тяжёлый труд, ради спасения своей души, для других, и в первую очередь для сельского старосты и попа Алексея, а также для группы мужиков-распорядителей, средство наживы и обогащения.
     Искусными руками неизвестных мастеров и их грешных подмастерьев был высечен в вековом меловом массиве великолепный храм с высокими сводами, мощными колоннами, алтарём и потайными ходами к реке за водой и в ближайшую лесную яругу, на случай неожиданных отступлений. Но достроить до конца храм и отслужить в нём первый молебен не довелось. То ли война помешала, то ли денег не хватило, то ли грешников на Руси меньше стало. Этого дед мой почему-то объяснить не мог. Потом наступила целая череда воин: турецкая, японская, империалистическая, гражданская. Людям было не до пещеры, и о ней забыли.
     Рассказывали ещё, что в одно время поселился в пещере монах-отшельник. Был он ещё крепким мужчиной, имел огненно-рыжие волосы, обладал незаурядной силой и великим Божьим словом. Своими проповедями он мог заговорить любого прихожанина, но особенно успехом пользовался у прихожанок. Всё было хорошо, но только вскоре в селе всё чаще стали рождаться дети с огненно-рыжими волосами. Мужики сначала недоумевали, но потом смекнули в чём тут дело, и стали писать жалобы начальству на шкодливого монаха. То ли почувствовав угрызение совести, то ли побоявшись угроз мужиков, монах также неожиданно куда-то исчез, как и появился.
     Во время гражданской войны, рассказывают, в пещере скрывались, в зависимости от того, кто одерживал верх, то белые, то красные.
     В период Великой отечественной войны вход в пещеру был взорван отступающими нашими войсками. Фашисты, занимавшие правобережье Дона, так и не узнали о существовании пещеры.
     И всё-таки мне пришлось однажды побывать в пещере. Это произошло, когда я учился в средней школе в районном центре. Группа учеников во главе с нашим учителем Павлом Ивановичем спустилась во внутрь пещеры, вход в которую был откопан призывниками районного военкомата. У бакенщика, домик которого располагался недалеко от пещеры, мы выпросили во временное пользование два фонаря «Летучая мышь», которые помогли нам осмотреть пещеру. Осматривая пещеру, я всё время вспоминал рассказ деда Козьмы. Все стены пещеры были покрыты надписями людей, когда-то побывавших в пещере. Надписи здесь были самые разные, но большинство из них отражали стремление их авторов, хоть как-то оставить память о себе в местной истории. Оставили на стенах пещеры и мы свои надписи, таковы были тогда традиции.
     Чувствовалось, что эта пещера в начале строительства задумывалась с большим размахом, как величественный храм, но потом, по мере строительства, размеры урезались, и, в конце концов, она осталась недостроенной. От центрального входа влево шёл отдельный туннель к Дону, по которому намечалось брать воду из специального колодца, сделанного там. Этот туннель до конца остался недостроенным. Центральный вход, который, как и положено, был сориентирован на запад, вёл в храм, представлявший собой большой зал со сводами, колоннами и алтарём, в восточной части. Имелись отдельные помещения для подсобных служб и келий монахов. В глубине пещеры имелся  подземный ход, ведущий, вероятно, в ближайшую лесную яругу. Мы по нему прошли несколько метров, дальше он начал сужаться. Пришлось идти, сгорбившись, а затем он настолько уменьшился по высоте, что нужно было ползти на четвереньках или на животе. Естественно, дальше мы не пошли. Куда вёл этот ход, для нас осталось тайной.
     Вход в пещеру оставался открытым недолго, так как это было небезопасно для местных мальчишек, которые иногда лазили в пещеру без свеч и фонарей. Стены пещеры сырели и разрушались. Вполне было вероятно, что там кто-то мог и заблудиться, потерять освещение или оказаться под грудами меловых обвалов. Пещеру снова закрыли, завалив вход в неё огромными меловыми камнями, оттащить которые было не под силу даже десятку человек. В течение последующих лет щели между камнями засыпались меловой щебёнкой, и вход в пещеру для несведущего человека стал совсем незаметным.
     Проходят по реке всё также пароходы, только скорость их движения неимоверно выросла; умирают в селе старики и старухи, унося с собой в могилы предания старины; рождаются и бегают по лесным полянам, речным песчаным отмелям и степному ковыльному раздолью дети – но мало кто теперь знает, что в высокой меловой круче на берегу Дона скрыт под меловыми обвалами от человеческих глаз великолепный храм, творение рук наших предков. Может быть, пройдут ещё десятки лет и о пещере совсем забудут.