Сделать шаг

В мире много странных и непонятных вещей. Кто знает, где скрывается правда?


***

      Слепящие молнии ветками пронзали фиолетовое небо. В шуме грозы неслышным серебром звучала человеческая свирель. Яростные ветры, желая заглушить зов пространства, надрывали глотки, буря скалила пасть небес, непрерывно кусая обсидиановую башню. Стихия ярилась, сотрясая камни, но не могла уничтожить дерзкого безумца, решившего бросить вызов богам.
      Он стоял на самом краю зубчатого парапета, бесстрашно глядя вниз. А там внизу раскинулась жадная бездна. Один неверный шаг, и она слизнёт никчемную человеческую жизнь маленьким жалким криком.
      Ветер рвал тонкие одежды, трепал короткие серебристые волосы, но не мог преодолеть возведённый барьер - жадность смерти усмирила сила магии. Человек смеялся, с удовольствием подставляя лицо грозным порывам, бодрящим влажной свежестью и запахом дорог, надрывом океана. Безумец не боялся бури. Он не боялся ничего.
      Лориэннаэль. Маг. Он - это всё... или почти всё... Для Эмми.

      - Лориэннаэль. Лориэнна...
      В шуме грозы звучал тихий отчаянный голос. Он несся сквозь пространство и время. Звал.
      - Лориэнна. Лориэнна. Лориэн...

      - Замолчи, – простонал маг, резко открыл глаза и посмотрел на небеса в упор, словно видел лик бога и собирался предъявить претензии. – Сколько можно?.. - спросил тихо, царапая совесть укором, но бог слышал его.
      Создание, живущее в небесах, смотрело, понимало, обладало разумом... и сводило с ума отчаянием, не желая идти на контакт, но упорно преследуя.
      - Кто ты? - вопросил маг, - Зачем зовёшь меня? Оставь в покое.

***

      Эмми резко захлопнула книгу и зажмурилась, убегая от невольного наваждения. Как всегда: стоит немного расслабиться, и вот он рядом. Стоит протянуть руки, Лориэн непременно отзовётся, услышит и протянет ладони в ответ: необычно узкие для мужчины, изящные, с длинными пальцами и ногтями, покрытыми серебряным лаком. «Нежные и ласковые», – думала Эмми, представляя чужие объятия. Она не грезила о страсти мужчины к женщине, грелась под крылышком невинной, невесомой любви.
      Он снился ей: невысокий, худощавый парень, с резкими чертами лица и пронзительным взором; суровый, но стылые голубые глаза оживали солнечной лаской. Он улыбался трогательной нежной улыбкой, рисуясь ямочками на щеках, и заворачивал сердце одеялом. Эмми не знала, существуют ли одеяла для сердец, но особенные люди существуют. Она сочиняла ему безмолвные послания, обращаясь в неслышной молитве к невидимому, придуманному воображением другу.
      Через пространство и время летела безмолвная белая птица-мольба, унося на крыльях несказанный диалог двоих, скидывая к миллионам других, никогда не прочитанных, незримых файлов вселенной в архив молчаливой веры. Послания душ запечатаны - богу некогда их прочитать, а она продолжала мечтать, исписывая в дневнике бесчисленные страницы.

      «Здравствуй, Лориэн.... Давай помолчим, слушая тишину.... Слова не нужны - не выразят чувств, но глаза не солгут - утонут друг в друге и прольются вином душ... Знаешь? Знаешь... Мы знакомы много лет...»

      Лориэн - светлый образ, навеянный снами. Они не прекращаются, и ты - мой ангел, брат, друг, возлюбленный - рядом со мной: близко и бесконечно далеко. Существуешь ли ты на самом деле? Приди сегодня... Где ты, Лориэн?

***

      Эмми прислонилась лбом к зеркалу. Холодная поверхность оставалось матовой и равнодушной, отражая лишь собственную сгорбленную фигурку.
      «Лориэннаэль... Я зову. Слышишь? Зову. Неужели, не слышишь?..»
      Хотя, собственно, почему он должен услышать или думать об Эмми... иначе, чем о донимающей головной боли?
      Любовь... Эмми боялась ответа, детским умом зная, что любовь не бывает взаимной. Её любовь жаждала ответного чувства, но это вовсе не значило, что он желал любить Эмми. Она не была уверена, способен ли он её увидеть, почувствовать дыхание, присутствие, тепло.
      «Видишь? Нет, любимый мой. А я вижу. Скажи, зачем я тебя придумала? На радость, или на беду...»

***

      Лориэн сидел за столом рабочего кабинета и писал с лёгким нажимом пера по бумаге. Незнакомые руны вились затейливой вязью, отработанные листы складывались в стопку. Идеальный порядок, педантичный маг-аккуратист.
      Эмми висела рядышком облаком незримого любопытства, смотрела по сторонам, когда удавалось отвести взор от светлых волос, подсвеченных солнечной пылью. Стены кабинета богато декорированы, отделаны деревянными панелями из светлого тиса и узорчатого бука. Эмми не знала слов. Слова приходили и вливались в сознание сами, заполняя смыслом незнакомые названия, давая определение предметам.
      Лориэн молод. Неуместное слово. Для шестнадцатилетних подростков люди, перешагнувшие рубеж двадцати воспринимаются стариками, а молодость Лориэна была обманчивой. Эмми не могла отгадать, сколько магу лет. Восемнадцать или тридцать, с равным успехом подходили оба определения, а может и все сто... Целых сто лет без него.

      Лориэн.
      Эмма заворожено наблюдала за чужой работой, пыталась вчитываться в непонятные символы и значки из-за плеча. Иногда Лориэн прерывался и сидел, невидяще уставившись вдаль. Красноватые блики светильников играли в темноте, высвечивая красивое бледное лицо. Аристократическая бледность шла магу.

***

       «... У тебя серые глаза. Удивительные, и отливают голубой сталью...», - писала Эмми, а дневник молчал, позволяя поверять маленькие сердечные тайны. Одну большую тайну размером с жизнь.
      Лориэн откладывал бумаги, решительно выходил из-за стола, поднимаясь по лестнице на обзорную площадку башни. Всматривался жадно вдаль горизонта, заполненного тяжёлыми рваными облаками. Ветер-пастух гнал стадо прочь, но непогода продержится три дня. Буря на море не скоро успокоится, но неизвестно - сможет ли успокоиться сомнение в душе. Лориэн вскидывал руки:
      – Хочешь фокус, чудовище? Смотри, - шептал он с бесшабашным злым весельем, и голубые молнии проскальзывали, резвясь в тонких пальцах, превращались в синих бабочек. – Я поиграю с тобой...
      Эмми улыбалась. Лориэн улыбался вместе с ней, довольный тем, что довольно маленькое чудовище. Маг чувствовал чужие эмоции. Они звали и терзали его, вызывая глухую тоску и ранящее беспокойство.
      - Где ты, чудовище? - спрашивал он безответно.
      - Здесь, - отвечала Эмми, продолжая широко лыбиться, и добавляла с тихой обидой, - Я не чудовище, меня зовут Эмми.
      Бесполезно... он не слышал и продолжал называть Эмми чудовищем. Ветер развевал складки шёлковой одежды, синие бабочки, переливаясь гаснущими васильками, улетали с ветром, и он не пожелал призвать вновь.
      Лориэн не походил на обычного мага. Эмми не знала, как должен выглядеть маг - просто представляла иначе: степенных, седых, в балахоне и большой серебристой бородой. А Лориэн под просторной короткой туникой с разрезами носил рубаху. Широкий кожаный пояс перетягивал тонкую талию, а мускулистые ноги обтягивали штаны, стянутые в голени высокими сапогами наездника.
      Никто во всём королевстве не видел настоящего лица мага - люди не представляли, как Лориэннаэль выглядит на самом деле. Пугаясь слухов о чужих способностях, рисовали мага великаном и древним стариком. Лориэна считали великим и ужасным, а он вот такой, какой есть – худощавый высокий мальчишка с короткими светлыми волосами и задорной чёлкой, целующей высокий лоб.

***

      - Услышь меня, - мысленно умоляла Эмми. - Отзовись, Лориэн, придумай способ, ты же умный.
      Больно страдать от одиночества, а её спасение существует в понарошку придуманном мире. Эмми не могла никому довериться, рассказать о своих снах и видениях. Придать им в реальности значимость большую, чем бредни и девичьи фантазии. Стоит заикнуться или намекнуть, что она верит, и её сочтут сумасшедшей. В лучшем случае станут показывать пальцем.
      Впрочем, на Эмми и так показывали - фриков никто не любит. Кареглазая, сутулая, с овальным лицом и заплетёнными в две косы вьющимися волосами. Наверное, с возрастом она могла бы стать красивой, но Эмми не верила в свою привлекательность и не любила смотреться в зеркало, за исключением одного-единственного, заполненного отражениями Лориэна.
      Она одевалась в старые мамины платья, носила растянутые футболки и затёртые джинсы, а приходя со школы, сбросив сумку и натянув огромные шерстяные носки, усаживалась на полу играть в загадки со старинной рамой.

***

      Лориэн пришёл к ней ночью, из темноты, спустя полгода после смерти мамы. Эмми исполнилось восемь лет, и она подумала, что мама решила вернуться, но в зеркале увидела Лориэна. Старинное зеркало досталось от прабабушки. При переезде отчим хотел продать вещи, но Эмми уцепилась в зеркало, прося «папу» оставить память о маме, не выбрасывать её вещи, и «папа» согласился, с условием, что она сама будет паковать и грузить коробки.
      Новый город, новые люди, новые знакомства. Эмми не замечала всего этого, целиком погрузившись в собственное горе. Она собрала все мамины платья, одежду, сложила цепочки и маленькие безделушки - фарфоровые фигурки, стоящие на камине - всё это поселилось в спальне Эмми. Она надевала мамину одежду, носила мамины большие туфли и плакала, зарывшись лицом в вороха тряпок, скорчившись в шкафу, вдыхая запах пыли, нафталина и маминых духов, сохранившихся цветочными нотами на кофточках.
      Когда-то мама ругала Эмми за эксперименты с нарядами. Просила не трогать косметику и драгоценный шёлковый шарф, а теперь всё это досталось Эмми, и некому её поругать, некому сказать, что она «непослушная непоседа». Может она была плохой?.. Может, потому что брала мамины вещи... высшие силы решили, что всё это может и должно принадлежать Эмми. Она всегда замечала, что её желания исполняются; стоит пожелать - обязательно случаются благоприятные обстоятельства, сопутствует везение и удача. Может она своей проклятой силой убила маму?..
      Эмми не плакала на людях. Горе высушило веселье, а она... словно окаменела или оцепенела изнутри. Жизнь происходила не с ней, с кем-то другим. Сознание отказалось пропускать трагедию, и Эмми ушла в другую реальность. Реальность, где жил Лориэн -светловолосый мальчик, глянувший ночью из зеркала.
      Она увидела Лориэна, и любовь пришла из другой вселенной. Маг - невысокий подросток - стоя в центре пылающей пентаграммы, удерживал раскрытую книгу и читал заклинания звонким срывающимся голосом. Он приказывая явиться духам и перечислял непонятные имена. Эмми бросилась к нему, вскочив с кровати в одной ночной сорочке. Закричала: «Мама!», но поняла, что ошиблась. Маг чертыхнулся, сбиваясь с ритма, а зеркало погасло. С тех пор Эмми начала слышать и видеть Лориэна, общаться с ним во снах...

***

      Приходя со школы, она садилась у зеркала, скрестив ноги, и водила ладонью по гладкой поверхности стекла. Иногда срабатывало - у Эмми получалось погрузиться в транс, а иногда старания были бессмысленны. Девочка сидела, уткнувшись лбом в собственное отражение, и потерянно шептала имя, желая зажечь буквы энергией. Имя - особая магия. Повторяя суть желания можно добиться результата. Лориэннаэль - имя похоже на гладкие камешки узорчатой гальки, прохладные конфетки, перекатывающиеся под языком.
      - Лориэн. Услышь меня, отзовись. Любимый мой. Любимый.
      Лориэн замирал, забывая о письме. Откладывал в сторону ставшее тяжёлым перо и садился напротив другого зеркала, вытянув длинные стройные ноги. Он ощущал присутствие Эмми. Напряжённо вглядывался в мутную поверхность, иногда легонько стучал по ней пальцем, приглашая чудовище выйти на связь. В подобные моменты Эмми становилось жутко смешно, а в груди разливалось удивительное тепло, когда Лориэн звал, уговаривая терпеливым голосом: «Вылезай. Я ведь знаю, что ты где-то там. Давай, иди сюда, чудовище. Я тебя не обижу».
      Он опускал руку, усмехался, сам себе не веря, считал происходящее бредом. Они были похожи в своих галлюцинациях, и Эмми понимала, что поступает нечестно в отношении Лориэна - не имеет права беспокоить и донимать, но влюблённые всегда немножечко нечестны.

***

      Иногда они сидели на полу часами, глядя через стекло, соприкасаясь дыханием, и не видя зрением. Слишком далеко находились миры, но ладони безошибочно, инстинктивно отыскивали друг друга. Оставляли разводы на запотевшей поверхности зеркала, а иногда следы, остающиеся на поверхности, менялись и становились иными. Маленькие ладони Эмми превращались в большие, а Лориэн не веряще рассматривал хрупкие оттиски миниатюрных отпечатков, точно зная, что они не принадлежат ему...
      – Эй, чудовище...
      Он звал Эмми: «Эй...» А Эмми, бурчала, что она не "эй", но Лориэн не знал, как её зовут. Есть ли у призрака имя? Маг не догадывался, как выглядит лицо чудовища и мир, в котором оно живёт.
      В мире Лориэна не было техники и машин, а самолёты – стальные птицы - не бороздили синеву. В небесах мага парили огромные большекрылые создания с острыми клювами - носили на спинах маленькие фигурки людей. Эмми видела Лориэна, призывающего миергуна свистом. Птица складывала крылья, покорно пригибая шею и голову, а маг с лёгкостью запрыгивал на спину, опираясь на выставленную лапу, усаживался в седло и брал в руки поводья.
      Миергун срывался с башни, а Эмми оставалась ждать и смотреть. Она не могла последовать за Лориэном в его мир – пространство обзора ограничивалось башней, и девочка боялась дня, когда Лориэну надоест, и он решит расстаться с чудовищем. Соберёт пожитки, покинет дом, оставляя призрака Эмми умирать в зазеркалье.

***

      Существование чудовища носило для Лориэна большой знак вопроса. Он не считал происходящее игрой воображения, но и не сильно увлекался фантазиями, греша на духов или одну заблудившуюся не упокоенную душу, однако и не сопротивлялся визитам, дозволяя встречам происходить.
      Возможно, он не мог помешать Эмми, изгнать из своей жизни, а может магу нравилось наличие персонального чудовища. Оно настолько часто тревожило Лориэна, что устав прогонять, он привык и начал получать от чужого присутствия извращённое мазохистичное удовольствие. Одиночество творит с людьми странные вещи, и магам оно не чуждо, но впервые появился кто-то, пожелавший скрасить чужой досуг, кто-то, не способный выбраться с другой стороны, а может просто слишком стеснительный. Умеют ли призраки стесняться?
      Эмми не стеснялась - она желала быть замеченной. Хотела, чтобы Лориэн ощутил, что она рядом, а он не один. Вот же она. Сидит за старинной тяжёлой рамой, в осколках бликов прозрачного стекла.
      - Посмотри на меня, Лориэн, - просила Эмми и слепо стучала ладошками. - Лориэн, я здесь... Нет, не здесь, а здесь.
      Она расстраивалась, когда пальцы мага ошибочно проскальзывали мимо. Он искал чудовище, пытался угадать контур, но большое зеркало оставляло пространство для манёвров. Он не видел Эмми. Не мог увидеть. Может и к лучшему.

      Эмми решила верить, что она ему понравится при ближайшем знакомстве, и остро сомневалась, что нет, но очень мечтала встретиться. На самом деле Эмми не горела желанием изображать повторяющийся звуком бессмысленный барабан. Приходилось постоянно исполнять заезженную пластинку, заклиная до бесконечности, но для неё имя Лориэна стало единственной возможностью пересекаться, сигналить о себе, сообщать, что она живая... и очень нуждается в Лориэне...
      Лори не понимал. Поймёт ли когда-нибудь? Эмми не знала, что им дано, и для чего дано. Верила, что однажды он придёт. Звала, пытаясь ускорить приход. В глубине души знала правду, однако продолжала отчаянно верить. Отними у неё веру... что останется? Отсутствие веры заставляет людей бросаться с крыши.
      - Кто же ты, мой невидимый дружочек. Зачем играешь со мной в прятки?
      Через несколько лет Лориэн привык и поднял статус Эмми до дружочка. Эмми гордилась повышением, но чудовище ей нравилось больше. В чудовище содержалась возможность управлять эмоциями Лориэна, заявить о себе, а дружочку заявляли о дружочке, рассказывали о делах и делились планами, обещая поймать дружочка, вытащить из зеркала. Он придумает способ помочь своему дружочку.
      - Поймай, меня, Лориэн. Поймай! - шептала Эмми, подначивая, и улыбалась, но чаще всего молила отчаянно, – И я буду для тебя, кем угодно: дружочком, чудовищем, гадкой девчонкой - только приди за мной, пожалуйста... Не оставляй меня здесь одну. Мне плохо и страшно без тебя. Очень плохо. Всё плохо, Лори... и с каждый днём всё становится хуже.

      А время льётся неумолимой рекой. Однажды стеклянный лабиринт закроется, сомкнётся, и где-то в страшном «никогда» останется светловолосый маг, не сумевший отыскать проход к своему чудовищу.
      - Портал слабеет, дружочек. Ты скоро покинешь меня... - сообщал Лори грустно.
      Он не радовался собственному открытию. Магия, подпитывающая прореху в реальности, угасала. Дыра затягивалась неумолимо, а он успел привязаться к своему чудовищу. Присутствие невидимки стало необходимым, он тоже вёл сокровенный диалог.
      - Нет, Лориэн... нет! - Эмми ощупывала стекло с бессильным отчаянием, а слёзы текли по щекам. - Пожалуйста, Лори... Не бросай меня. Не уходи!
      Она призывала имя любимого сильнее и сильнее, превращая в заклинание, и зов расшатывал закрывающийся барьер. Безмолвный призыв нитью прошивал дрожащее измерение. Далёкий голос Эмми пробивался к Лориэну, звучал серебряным горном, высокой нотой, мощной несокрушимой октавой любви:
      – Лориэннаэль.
      Лориэн не мог понять силы чужого стремления. Удивлялся, сердился, недоумевал, спрашивал в сотый раз: «Зачем ты зовёшь меня?»
      А что Эмми могла ответить?
      Поговорить с зеркалом приспичило?
      Люблю. Люблю тебя, Лориэн!
      Такой ответ устроит?
      Эмми без разницы. Он всё равно не услышит.
      Она безответна, её любовь, приходящая к Лориэну из другого мира. Маг не нуждался в любви слабой девочки, и легко бы обошёлся без существования Эмми, а для неё он был солнцем. Она смотрела в чужие небеса глаз и бессильно кидала слова-камешки в надежде попасть и заставить сияющий лик солнца высветить Эмми, заметить одинокую маленькую фигурку, бьющуюся в зеркальном лабиринте безнадёжности.

      - Мне пора уходить, – шепнула Эмми, рисуя пальцами чужой невидимый овал лица. - Прости, Лори, на сегодня свидание окончено.
      Отчим вернулся. Пьяный, как обычно. В последнее время трезвым его Эмми практически не видела, и почти забыла, что раньше бывало по-другому. Он барабанил в дверь, угрожая сломать. Требовал подать ужин немедленно, ругался злыми словами и выспрашивал, чем она сегодня занималась. Естественно бездельничала целый день, и не помыла посуду... бесполезная и бестолковая, похожая на свою растяпу-мать, ей что – умерла, а ему возись теперь с чужим отродьем...
      Он матерился. Наверное, в мире Лори не было подобных грязных и гадких слов. Эмми хотелось остаться и пожаловаться на своё житьё-бытьё, но отчима не стоило злить. Он распускал руки и всё чаще начинал срываться на Эмми, будто пьяный сантехник внутри отвернул неправильный кран, и грязная вода хлынула наружу. Сначала тоненькой струйкой, потом все сильнее и сильнее - негатив копился и перехлёстывал через край.
      Эмми мыла посуду и размышляла, в какой части человеческих сердец или совести находится невидимый вентиль-клапан, и можно ли его закрыть обратно? Вернуть в прежнее безопасное состояние. К побоям не привыкают, к боли нереально привыкнуть, но Эмми научилась ловко уклоняться. Разработала целую собственную стратегию и тактику, что сделать, чтобы избежать удара и не провоцировать опасный объект. Покорность и молчание Эмми бесили отчима сильнее. Рано или поздно он находил к чему придраться. Эмми прилетало, и она улетала маленьким серым воробышком, собирала с пола собственные выдранные пёрышки и разбитые осколки жизни.
      Эмми шла жаловаться к Лориэну, рассказывая, что она боится оставаться с отчимом наедине. Он запугивал её, угрожал. Она не может предать своего старика, рассказать, что иногда он выпивает и позволяет себе лишнего. По лицу он не бил, и Эмми радовалась, что не бил. Позволить Лори увидеть себя обезображенной было стыдно, словно он каким-то образом мог догадаться и узнать обо всём, что происходит в старом доме.
      Эмми рисовала героические сцены собственного спасения. Он приходит за ней - прекрасный и сильный - забирает с собой. Лориэн добрый и защитит от всех бед. Эмми не будет злиться и обижаться на отчима. Попрощается с ним искренне и простит за всё, а потом - беззаботная и воздушная - улетит вместе с магом в сказку, где «жили они долго и счастливо».
      Она не злилась и не могла обижаться, понимая, что для отчима выпивка - своеобразный способ защиты, способ справиться с реальностью. У Эмми был Лориэн, а у «папаши» бутылка – всё честно, по справедливости.

      «... Здравствуй, Лори. Как твои дела? Сегодня солнечно, и птицы поют, а небо похоже на прозрачный хрусталь. Хрусталь может быть синим? Как поживает твой миергун?»
      «... Осень - красивое время года. Листья алые и золотые, а дубы совсем зелёные стоят, но жёлуди созрели. Мы с мамой ходили собирать жёлуди и делали из них бусы, а ещё из ягодок рябины... тоже красивые. У меня сохранились бусы. Моя мама была красивой - она бы тебе понравилась...»
      Мокрые пятна на листе. «Лори, давай придумаем имя для осени?» Множество мокрых пятен, солёный дождик пошёл: кап-кап. «У осени... нет имени». Страницы о маме испорчены синими разводами чернил и духами. Эмми выкапала остатки из флакончика, чтобы страницы сохранили мамин запах, заложила кленовые листики, но духи выветрились, а запах листьев остался.
      «А как пахнешь ты, Лори? У любви бывает вкус или запах... из чего состоит любовь?» Десятки исписанных признаниями страничек, благоухание чернил и белая типографская бумага. Любовь Эмми выглядела тетрадью с журнальными вырезками и фотографиями. Любовь, усеянная стихами и множеством рисунков.
      Лориэн летит на белоснежном миергуне – прекрасные гордые птицы. Он стоит на парапете башни, а в пальцах проскальзывают молнии. Лори в профиль, Лори в фас... бесчисленные корявые изображения Лориена.
      Эмми не умела рисовать, но, создавая образ, видела любящими глазами. Она многое бы отдала, чтобы узнать, как звучит для мага её собственный голос? Слышит ли он... Представляет ли своё чудовище?
      Снова пора идти... Отчим вернулся. Он тоже чудовище: большое, отвратительное чудовище, только Эмми ни разу не смешно.
      «Дышать невозможно болью. Бежать нереально быстро. Всё вышло из-под контроля. Остались стихи и письма... Всё вышло из-под контроля...»
       (с) Эмми Хариет.

***

      Новый день. Эмми не помнила, какой. Она больше не вела дневник и сбилась со счёта.
      Сама виновата. Отец сказал, что Эмми виновата сама, и ей сложно было не согласиться. Она не хотела расставаться с Лориэном, не торопилась открывать дверь и промедлила дольше обычного, а он стоял и ругался, обещая прибить чёртову сучку.
      ... Если бы однажды Эмми хватило храбрости не открывать ему. Сбежать из проклятого дома навсегда – способов сбежать было много, но она не могла оставить вещи мамы и Лориэна. Зеркало огромное, тяжёлое - не унесёшь с собой. Эмми проверяла на других зеркалах - связь не работала.
      Она хорошо помнила момент, когда отчим, разозлившись, выбил дверь. Эмми сжалась и, завизжав, спряталась под кровать, но он вытащил её за ногу, пиная и отвешивая удары. Она не помнила, как сумела вырваться, но сбегая вниз по лестнице, испытывала облегчение, что он гонится за ней, а зеркало осталось целым. Он мог разбить зеркало - мамину память, уничтожить Лориэна и ударить этим гораздо больнее, в тысячи раз. В десятки тысяч раз.
      Отчим нагнал Эмми, толкнул, и ей повезло: падая, она врезалась головой и смутно помнила, что было дальше. Вряд ли подобное можно назвать везением, но Эмми знала – можно. Она очнулась в больнице, не понимая, откуда взялся гипс на руке и бинты - много бинтов, повязок и перетянутых пластырем тампонов на лице.
      Время выгрызало нутро. Бессильное знание, что Лориэн остался там, она здесь, и они больше не смогут встретиться, беспокоило Эмми гораздо больше собственного покалеченного тела. Физические раны она могла пережить, а жизнь без Лориэна теряла смысл...
      Она потеряла смысл.
      Эмми никогда не ощущала себя настолько паршиво. В день смерти матери она нашла в себе силы открыть глаза, встать, одеться самостоятельно, пойти на похороны, доверчиво держась ладошкой за руку отчима. А сейчас всё стало настолько плохо, что она не хотела открывать глаза. Просто не хотела открывать глаза.
      Сначала страдала, но когда девушку прошило осознанием случившегося, она радовалась, что волшебного зеркала нет. Зеркало осталось в прошлом. Лориэн не увидит чудовище. Он никогда не сможет полюбить её такой. Пришла пора поставить точку в несостоявшейся трагикомедии нелепого жизненного финала.
      Эмми не плакала. Две безмолвные слезы украдкой скатились на подушку, но она не плакала, кусая побелевшие губы. Губы не выделялись на мраморно белом, без единой кровинки лице, изуродованном побоями и синяками. Она не испытывала боли - боль перегорела на фоне другой, гораздо более страшной.
      - Лори... прости... я себя не уберегла...
      Всё, что она могла сказать. Прошептать последнее беззвучное «прости» и уйти, не попрощавшись. Тихо закрыть дверь, разделяя два мира, два пространства: одно заполненное непониманием, второе - беззвучным горем.
      Две медсестры за дверью обсуждали Эмми, думая, что пациентка спит. Говорили, что девочке невероятно повезло - отключилась сразу. Отец что-то сделал с Эмми, нечто очень грязное и ужасное. Женщинам не обязательно было озвучивать вслух. В шестнадцать лет обладаешь достаточным пониманием, чтобы не нуждаться в разговорах о пестиках и тычинках и знать, чем может закончиться... всё.
      Понимание оборвалось. Не хотело укладываться в голове, и Эмми отложила его в сторону. Просто стучащий бессмысленный шарик, покрашенный в чёрный цвет. Шарики копились на полочке, их становилось всё больше и они перевешивали другие: лёгонькие - розовые и солнечные. Весы опасно кренились в сторону... и шарики просто посыпались по полу. Их некому было собирать.
      «Лориен... собери мои жёлтые шарики... жёлтые, понимаешь, это важно... они хорошие... хорошие воспоминания для тебя...»
      Эмми не хотелось ни плакать, ни выть. Ничего. Внутри поселилась абсолютная выжженная сухость и безразличная пустота. Она ощущала себя не человеком – побелевшей костью, и больше не думала о Лори. Не могла думать. Представлять, что может осмелиться, появится перед ним запятнанной, испачканной... Запачкать собой.
      Она думала о том, что немного прожила в этом мире, но совершенно не испытывает желания продолжать в нём находиться. Эмми была спокойна, собрана в «ничего нечувствии». Отвечала на вопросы полиции, общалась с психологом и сотрудниками социальных служб, мягко объяснивших Эмми, что плохое закончилось...
      Закончилось... всё закончилось... или началось...
      Эмми верила, ибо закрывая глаза, видела Лориэна перед собой настолько явственно и отчётливо, как не видела никогда. Он звал Эмми по имени, он ЗНАЛ её имя. Маг улыбался, обещая, что скоро... совсем скоро... А затем внезапно нахмурился, и хмурился всё сильнее и сильнее, пока лицо его не исказилось откровенным беспомощным ужасом. Он смотрел на чудовище и видел чудовище перед собой, а у чудовища не было сил улыбнуться и сказать:
- Эй...
Чудовище отвернулось, разбивая отражение сознания, зная, что больше оно не придёт.

***

      Спустя месяц Эмми выписали из больницы. Она отдавала отчёт случившемуся. Девушку спасла случайность: соседка услышала крик и, заподозрив неладное, вызвала полицию.
      С Эмми работала психолог - улыбчивая миссис Брук, натягивающая маску профессиональной доброжелательности каждый раз, заходя в палату. Она слушала Эмми, выполняя работу с безразличным фальшивым участием. Постоянно записывала что-то в блокноте, но записывала мало. Эмми в основном отмалчивалась, равнодушно восприняв известие о том, что скоро переедет в приют. Более эмоционально она отреагировала, узнав, что отныне ей не придётся встречаться с отчимом. «Папашу» нескоро выпустят из тюрьмы. Было много всего. Эмми воспринимала происходящее со стоическим спокойствием, уверившим окружающих, что она очень сильная девушка, способная оправиться и продолжать жить.

      Жить...
      Эмми улыбнулась вымученной улыбкой, слыша настойчивый непрекращающийся в сознании зов. Лориэну, в отличие от Эмми, не потребовались зеркала. Он призывал, объяснял, умолял ответить, рассказывал что-то в голове. Она не желала реакций и включала помехи. Слушала собственную музыку, но не могла избавиться от образа перед глазами. Образ остался высеченным на внутренней стороне век, и не существовало силы, способной его стереть.
      - Эми, девочка моя, - шептал маг, но Эмми боялась отвечать, не зная, чего в ней больше - горечи или невыносимого стыда.
      Она молчала, просыпалась, ела, ходила в туалет, снова спала, ела, бессмысленно изучала пустоту... повторить по кругу. Она стыдилась отвечать Лориэну, избегала контакта, закрыла дверь, оставив для себя бесценное воспоминание, бережное видение. Бесстрашный покоритель небес мчится по воздуху на огромной серебристо-белой птице. Удивительное зрелище. Лориэн не боялся и не замечал высоты, а Эмми оказалась трусихой, страшилась.

      В больнице её долго не отпускало состояние «вниз головой». Стены кружились, девушку штормило при попытке встать. Вставать врачи не разрешали, но и лежать целыми днями, созерцая безжизненный потолок без возможности посмотреть телевизор, или прочитать книгу, оказалось мучительно. После сотрясения мозгам Эмми требовался отдых и покой - отчим ей сильно голову расшиб. Может, поэтому видения обострились, она начала слышать Лориэна непрестанно? Но что она могла ответить? Сардонизмом в собственный адрес?
      Маг был напуган, встревожен, не мог успокоиться и найти себе место. Беспомощно метался по башне и, вскидывая голову, смотрел прямо на Эмми, незримо спрашивая: «Чего ты добиваешься этим?»
      Эмми ничего не добивалась. Она хотела тишины, и лишь удивилась отстранённо... Лориэн беспокоится? Слишком невероятная роскошь, чтобы в неё поверить. Любовь Эмми не была взаимной. Она позволяла себе помечтать, не смея представлять ответное чувство... Но если без лукавства... совсем капельку...

      Первые месяцы Лориэннаэль ненавидел Эмми, злился, запрещал себя тревожить. Он пытался изгнать надоедливого духа с помощью заклятий, ругался. Пришло время - он смирился, привык и успокоился, находя в присутствии чудовища свою прелесть. Спустя несколько месяцев он ждал приходов Эмми, быстро рассчитав время возвращения из школы, и подгадывал, чтобы оказаться рядом. Дожидался, сидя у зеркала, встречая беззвучные шаги Эмми тихой усмешкой:
      - Привет чудовище.
      - Привет, "Эй"! – отзывалась Эмми, зная, что ни один из них не слышит и не видит другого, но сердцам не требовались физические анализаторы. Они ловили присутствие за стеклом интуитивно, ощущали, прикасались пальцами.
      Эмми остро боялась отказа. Она не задумывалась об этом раньше, выслушивая чужие упрёки, морщилась, таилась, но не исчезала насовсем, продолжая тихонько прятаться в жизни Лориэна. Ловила зыбкий шанс, собственные шаги в иллюзорно придуманном мире, где существовала крохотная вероятность, что он примет её. Но теперь Эмми сама себя страшилась принимать, и не могла ждать подобного от другого человека.
      Что-то сломалось внутри неё, а она не хотела дарить Лориэну откровенно бракованную игрушку. Осознать чужое сочувствие и жалость было для Эмми невыносимо и тягостно. Лориэн отвергнет её - она отвергала сама себя. Эмми не имела права отныне беспокоить Лориэна. Уродливое чудовище противоестественно природе красавицы.
      Увидев собственное распухшее лицо в зеркале, Эмми разбила стекло и долго-долго плакала, часами стояла в душе, пытаясь стереть несмываемую грязь, чёрные пятна на солнце. Она не была солнцем - она была чудовищем, но чудовище верило, что может стать солнцем для Лориэна... хотя бы ненадолго, понарошку. А теперь не оставалось самого крохотного, мизерного кусочка мечты. Она ненавидела отчима за то, что он сотворил, покалечив не тело, но душу - солнце для Лориэна. Он разрушил больше, чем мог представить, отомстил слишком жестоко.

      - Лори... ты никогда не полюбишь меня такую... никогда, - Эмми яростно тёрла кожу. Пыталась стереть саму себя.
      - Дурочка... дурочка... - с бессильной мукой шептала пустота.
      «Молчи», - сказало молчание Эмми. Она завернулась в него - единственное покрывало спасения. Молчание не просило объяснений, не требовало ответственности и оправданий. Молчание пришло и молчало, а Лориэн говорил, рвался к ней, умоляя отозваться...
      - Чудовище... Что же случилось с тобой, моё чудовище? – повторял он, бессильно растирая бессмысленность пальцем по стеклу.
      - Меня больше нет! – беззвучно сказала Эмми и, щёлкнув пальцами, отрубила связь.

***

      Время тянулось дрожащей ниточкой, слив в один серый день: сегодня и завтра, четверг и среда... А по пятницам в больнице бывает кисель. Вкусный.
      «Здравствуй дневник... Мне нечего тебе сказать». (с) Эмми Хариет.
      «Здравствуй Лориэннаэль» - зачёркнуто.
      «Завтра...» - зачёркнуто. Много-много жирных перечёркнутых линий, оборванный цветочек на полях, каракули. Мордочка Микки Мауса... – зарисовано.
      «Микки Маус – отвратителен. Я ненавижу Микки Мауса. А ещё кисель». (с) Эмми Хариет.
      Любовь моя - Эмми молчала. Смотрела пустым взором, завернувшись в серое никуда. Девочка, пришедшая из ниоткуда. Ниоткуда сохраняло надежду, а никуда было уютнее и привычнее. Никуда не просило ответов. Она продолжала слышать Лориэна столь же явственно, как и прежде, а может сильнее. Эмми снились сны, но были ли они снами?

***

      Лориэн искал, напоминая совершенного безумца. За прошедшие дни он изменился, сильно похудел и осунулся, выглядел совершенно измождённым. Эмми застала мага в архивах. Хранилище совсем не походило на библиотеку Лориэна - уютную, обставленную со вкусом. Оно больше напоминало подвал. Под потолком, разбрасывая искры, пылал яркий светящийся шар, и в его свете маг в исступлении перебирал кучу свитков, грудой сложенных на столе, вытащенных из сундуков, снятых с пыльных полок... Пробегал глазами, отбрасывал, хватал новые, зацепившись взглядом, внимательно прочитывал те, что показались интересными, но затем снова отбрасывал и продолжал искать.
      Лориэн искал путь. Дорогу, соединяющую два мира. Эмми знала чужие мысли. А ещё знала о том, что подобной дороги не существует, иначе давно бы придумала способ, расшатывая реальность изо дня в день и каждую ночь. Она изобретала десятки способов, но ничего не срабатывало. Осталось лишь надёжное зеркало и потерявшийся на другой стороне мира человек.
      Эмми смотрела на Лориэна и беззвучно рыдала, испытывая желание коснуться родного, любимого лица, но не имела права к нему прикоснуться. Остро боялась, что чары развеются и она проснётся из сна. Всего лишь сон, несуществующий, прекрасный сон...
      А Лориэн поднял голову и посмотрел на Эмми в упор. Смотрел, словно видел, но не видел - Эмми знала, и всё равно жутко перепугалась чужого взгляда, будто оказалась перед ним в комнате без одежды или её застали за неприличным занятием. Ей стало очень стыдно.
- Эмми? – прошептал Лориэн сухими губами. Позвал тихо, но твёрдо, убеждая поверить в собственные слова, поступить правильно. – Эмми, я прошу тебя. Прошу! Очень прошу, отзовись!
      Эмми хотела ответить и проснулась с бешено бьющимся сердцем. Обман подсознания, блаженная иллюзия короткого сна и болезненное пробуждение в жестокую реальность.
      - Тебя не существует! - сказала Эмми самой себе, повторяя слова психолога. – Тебя не существует, ты - всего лишь моё воображение.
      Образ перед глазами стал слабее...
      - Ты - галлюцинация! - повторила Эмми, добивая с неожиданной жестокостью, но добивала не Лориэна - била сама себя. – Тебя нет!

      Эмми смотрела на своё отражение в зеркале. После всего пережитого лицо сильно изменилось, шрамы и синяки зажили - остался лишь маленький светлый след над бровью, но так стало даже лучше, а может и хуже, потому что она перестала выглядеть копией матери в молодости.
      Иногда Эмми даже казалось, что у неё нет собственного отражения - из зеркала на неё смотрела мать. Отчим сильно её возненавидел. Психолог говорила, что иногда у людей бывает такая реакция на смерть. Они считают, что покинувшие их люди совершили предательство и не могут смириться.
      У отчима был повод ненавидеть мать. По его словам, в ночь аварии она напилась и развлекалась со своим дружком, не думая о дочери, не думая о том, что дома её ждёт муж. Она заслужила смерть, но Эмми была слишком маленькой, чтобы понять взрослые вещи, а став старше, не искала повода обвинять любовь. Любовь и поступки людей жили отдельно. Эмми не знала, что иногда поступки убивают любовь. Она испытала знание на собственной шкуре - цена оказалась высока.
      Она ненавидела отчима, но одновременно не могла ненавидеть, осознав, что он исчез из её жизни, словно умер. Терять людей больно, даже таких. Он вёл себя хуже подонка, но... кроме этого поддонка у Эмми вообще никого не было. А одиночество – страшная и тяжёлая ноша. Потеряв Лориэна, потому что не заслуживала быть с ним рядом, Эмми постигла, что значит остаться совершенно одной. Словно разом лишиться защиты, невидимой крыши над головой и повзрослеть.
      У неё никого не осталось. Не осталось осколков придуманной любви, отделённой от Эмми тысячами лиг расстояний и космоса. Окажись дело только в расстоянии, Эмми, не задумываясь, отправилась бы за магом пешком, разыскала на другом конце земного шара. Но ей никуда не требовалось идти: Лориэн жил в ином измерении - дороги не существует.
      Осталось лишь чёрное, поглощающее мир отчаяние и бесприютное одиночество. Рассыпающиеся по полу шарики. Эмми не желала поднимать, и жёлтые – драгоценные - укатились в никуда, не доставшись Лориэну.

***

      Эмми отпросилась домой, сообщив, что желает попрощаться, объясняя, что дом не навеет на неё депрессию - она хотела бы забрать некоторые вещи матери и другую мелочь. Куратор, миссис Эмбрук, прослезилась, увидев с каким отчаяньем девушка рванула наверх по лестнице... А она... просто искала ЕГО. Давала себе зароки, запрещала думать, но остановиться не смогла - любовь оказалась сильнее рассудка, лихорадочная вера... исподтишка.
      Увидев целое зеркало - нетронутое, покрытое слоем пыли, в старой раме, Эмми чуть не разрыдалась от облегчения, но боялась, что эмоции привлекут внимание куратора. Миссис Эмбрук тактично осталась внизу дожидаться, когда Эмми соберёт вещи и спустится вниз.

      «Любовь моя. Моя любовь. Лориэн...»
      Эмми осторожно стёрла пыль и увидела своё бледное отражение, тронула рукой, закрывая глаза. Она не звала, не имела права - душа позвала, испустив агонизирующий вопль. Человеческое естество бросилось в вечность оборванными крыльями любви, жалким комком перьев, швырнуло себя вперёд, не сумев справиться с собственной сутью, желанием увидеть напоследок...
      Эмми не звала - стояла в молчании, и сердце закричало за неё, испустив в пространство невидимый белый луч, ослепительный зов...
      ЛОРИЭННАЭЛЬ!
      Она позвала, не умоляя ответить, хотя отдала бы всё за возможность прикоснуться, если бы он отозвался в последний раз. «Что значит расстояние? - думала Эмми, стирая слёзы, - Ты здесь, в моём сердце, рядом со мной, Лориэн. Я закрываю глаза, и вижу тебя. Расстояние ничего не значит для меня - время ничего не значит до тех пор, пока я верю, что где-то там, на другой половине космоса, есть ты...»

      ЛОРИЭННАЭЛЬ!
      Мир ответил и изменился, расплываясь перед глазами. Зов оказался настолько силён, что раздвинул ткань пространства. Говорят, если очень сильно верить, можно сдвинуть гору... А она хотела всего лишь сделать шаг. Один единственный шаг. Пройти насквозь беспощадную стеклянную поверхность зазеркалья, оказаться на другой стороне... Один шаг... Надавить всем телом на равнодушное стекло, умоляя пропустить, сжалиться. Сделать шаг.
      Эмми не думала, что будет потом, не думала о том, что происходит сейчас... Она просто увидела его.
      Маг стоял у окна и держал в руках изящную фарфоровую вазу. Он смотрел сквозь неё на свет, и лицо Лориэна было абсолютно мёртвым. Эмми хватило одного взгляда, чтобы понять: он перестал верить, отчаялся, душа мага превратилась в сухой песок.

      Страдание любимых - невыносимо. Эмми не понимала, что возможно именно она стала их причиной - не верила, что любима, не верила, что он скучал и вспоминал о ней, что он мог ждать и искать именно её.
      Порыв, горячий порыв, выбросивший мысли. Эмми захотелось рвануться вперёд и она рванулась, протягивая руки, желая лишь одного: обнять, утешить, коснуться лица, уберечь от беды, сказать что-то важное... Несколько слов...
      Знаешь ли ты, Лориэн?
      Она потянулась к любимому невидимой светлой струной, врезаясь в холодную равнодушную поверхность зеркала, но проклятие мешало - единственная дорога, непреодолимый барьер, бесчеловечно пожирающий душу, не позволяющий соединиться.
      - Лориэн.
      Маг вздрогнул, на секунду не поверив собственным ушам. Ваза с треском сломалась в пальцах, и осколки посыпались на пол. Он обернулся и увидел... Эмму. Темноволосую девушку, нерешительно и испуганно застывшую внутри зеркала на другой половине мира. Она хотела шагнуть к нему, но не могла. Эмми не смогла, хотя почему-то казалось, что именно сейчас она сможет, но навалилась слабость, а слова странно и предательски застряли комом в горле.

      Лориэн сам пошёл навстречу: нерешительно, медленно, ускоряясь с каждый шагом, быстрым порывом. Протянул ладони, не веря, но пальцы - живая плоть: горячие, сухие пальцы Лориэна - холодные, дрожащие пальчики Эмми - встретились. Сплелись, обретая, и ЧУВСТВУЯ друг друга...
      Прикосновение... НАСТОЯЩЕЕ, не сон... Эмми каждой клеточкой кожи воспринимала физическое прикосновение, жёсткую огранку перстней.
      Лориэн молчал, не в силах говорить, а Эмми хотела, но не смогла произнести ничего. Медленно, потому что ноги не держали, маг и девушка почти одновременно опустились на колени, неотрывно глядя друг другу в глаза, читая душами, высказывая всё разом... миллиарды эмоций отчаяния, кометы надежды.
      - Лориэн, – всхлипнула Эмми.
      Из горла вырвался рыдающий мучительный стон счастья и неверия. Маг сморгнул, рассматривая Эмми огромными остановившимися зрачками, резко увлажнившейся голубой радужкой, моргнул снова, смахивая скупую невольную слезу.
      - Эмми... – не спросил, утвердил он, и Эмми не смогла ответить, лишь кивнула, глотая радостную соль. Слёзы лились по щекам непрерывным потоком.
      - Я искал, – проговорил Лориэн, стискивая пальцы до боли. Эмми ощутила, что он тянет её на себя, медленно и неумолимо вытаскивая из зазеркалья в комнату, к себе, и она сама, преодолевая расстояние и вязкую преграду стеклянной паутины, тянулась к нему навстречу.
      - Я почти отчаялся...
      - Лориэн. Я...
      - Ты мне нужна! – очень серьёзно подтвердил Лориэн, легко читая самые сокровенные мысли.
      Эмми успела забыть очевидность очевидного: Лориэн был магом.
      - Я люблю тебя, чудовище! - сказал он твёрдо, несокрушимой скалой вынося чудовищу неоспоримый приговор.
      Я люблю тебя, "Эй"! - ответила Эмми, счастливо улыбаясь, осознав, что плачет и улыбается. Губы сдаются радости, а любовь заполняет всё её существо, зажигая в груди жаркое пламя. И запалённый Лориэном пожар медленно распространяется по телу, переползает на отчаянно полыхающие щёки, отражается в мокрой радужке, красит сиянием...
      - Выходи ко мне, не бойся, - позвал Лориэн мягко, продолжая притягивать. Из зеркала показались тонкие запястья, проступили стеклянные очертания контура человеческого тела. Реальность сопротивлялась, не желая отпускать, но сдавалась напору, постепенно освобождая девушку из плена, возвращая краски, позволяя Лориэну встретить долгожданное лицо...
      «Какой же ты смешной», – хотелось ответить Эмми. Разве она могла бояться после стольких лет ожиданий? Губы сложились в беззвучное эхо «Люблю», и золотистый свет, сотнями солнц вспыхнувший глазах Лориэна, стал единственным ответом, отметающим все страхи и сомнения.
      - Смелее, Эмми, - шепнул он, уговаривая, напряжённо следя за раскрывающейся реальностью. – Сделай шаг. Мне нельзя касаться зеркала...
      - Да... - Эмми не понимала, почему нельзя, но спрашивать было некогда. Она изо всех сил пыталась преодолеть вязь сопротивления зеркала - к телу словно резинку пристегнули, и резинка неумолимо тянула назад. Но маг тянул сильнее, миллиметр за миллиметром освобождая возлюбленную из кокона - никакая сила не сможет отнять у него Эмми.

      - Эмма, дорогая, с тобой всё в порядке? – миссис Эмбрук, обеспокоенная долгим затишьем, поднялась на второй этаж и постучала в дверь, - Я могу войти?
      Мир дрогнул, рассыпаясь тысячей осколков отчаяния. Эмми закричала, ощутив, что ветер реальности затягивает обратно, жестоко выдирая из пальцев Лориэна. Зеркало, ожив, жадно всасывало девушку в себя.
      - Эмма!!!!! – закричал Лориэн, разрезая страхом.
      Шаг... – маг напрягся, прилагая нечеловеческие усилия, не думая о том, что причиняет боль, зная, что подобная боль - ничто по сравнению с болью разлуки. Но пальцы Эмми разжимались, соскальзывая. Он схватил запястье клещами, а реальность затягивала девушку стремительным стуком в дверь.
      Эмми истошно кричала, а на другой стороне вселенной в бессильном отчаянии выл Лориэн, не желая отпускать. Но чудовищная неумолимость выдирала руки, бросая назад. Эмми казалось, что её сейчас разорвёт напополам, словно сзади в тело вцепилась нечеловеческая команда борцов, желая втащить обратно в комнату.
      - Эмма! - два крика слились в один.
      Пальцы выскользнули. сдавшись бессилию. Лориэн, забыв об осторожности, бросился вперёд, врезаясь грудью в прозрачно-матовую поверхность, бездумно стремясь последовать за ней, пересечь барьер и сломать дверь. Мироздание подождёт, а мир не рухнет...
      Но мир мог рухнуть. Столкнувшись с чужой магией, дверь взорвалась, разлетаясь на множество осколков.

      Лориэну нельзя было переходить барьер - короткое слепящее понимание-молния - он маг, реальность не пропустит мага подобного уровня. Она не имела права пропустить и Эмму - закон мироздания нарушался и требовался равноценный обмен. Попустительство с Эмми не уничтожало вселенную, позволяя сохранить и выиграть время, но ничего равного Лориэну в человеческом мире просто не существовало и не могло существовать.
      Ударной волной Эмму отшвырнуло к дверям, навстречу врывающейся в комнату миссис Эмбрук. Девушку бросило на перепуганную, закричавшую от страха и неожиданности женщину, и они упали вместе, заваливаясь на пол.
      Старинное зеркало осыпалось летящими во все стороны осколками, а из образовавшейся стремительно затягивающейся стеной пустоты прозвенело безнадёжное и отчаянное...
      - Эмма-а-а-а-а! – хриплый, нечеловеческий рёв.
      - Лориэн! Лориэн!!! – завизжала девушка, не позволяя себе лишней секунды, чтобы валяться. Почти ударила миссис Эмбрук, отталкиваясь от неё и отчаянно прыгнула вперёд... Но с размаха ударилась в находящуюся за зеркалом стену. Эмми бессильно сползла вниз и осталась сидеть, скорчившись среди осколков в остове треснувшей старинной рамы.
      Понимание обрушилось не сразу, но когда обрушилось, Эмма зарыдала безнадёжно. Закрыв лицо руками, царапала пальцами, рвала на себе волосы и отчаянно ударяла кулаками о стену, ища разрушенную дверь, повторяя заклинанием...
      - Нет... нет... нет... Этого не может быть, не может быть! Лориэн... ЛОРИЭ-Э-ЭН!

      Успокаивать девушку приехала бригада санитаров. Миссис Эмбрук побоялась связываться с сумасшедшей. Куратор вызвала скорую, пытаясь успокоить Эмму, но девушка вела себя совершенно неадекватно, жутко напугав ни в чём не повинную женщину. Когда приехала скорая и медики, ворвавшись в комнату, попытались скрутить Эмму, безвольная девушка совершенно не сопротивлялась, впав в прострацию. Безропотно позволила сделать себе укол...
      Дальнейшее она помнила очень плохо, урывками... В сознании Эмми наступила тишина. Страшная, поглотившая звук вселенной, чудовищная тишина. Тяжеленной плитой раздавившее откровение.

      Всё кончено... всё кончено.
      Всё.
      Всё.
      Навсегда.

      Зачем Эмми глаза и уши, если она не способна видеть и слышать возлюбленного? Для чего, если воздух вокруг сделался глух, а на губах невозможно ощутить чужое дыхание. Присутствия Лориэна нет, портал уничтожен, щель между мирами закрылась. Вселенная слишком долго давала им поблажки.
      Эмми считала, что она познала настоящее отчаяние, но и сотой доли не испытывала по сравнению с тем, что пришлось пережить, обретя и разом утратив надежду. Лучше бы не знать надежды вовсе, чем обретя опору под ногами, резко повиснуть в петле с переломом не шеи, но позвоночника. Отчаяние обрушилось чернотой, царапало безразличным оцепенением к жизни, пожирало глухой пустотой, кровоточило незаживающей раной в сердце, болью без времени. Боль сигналит о том, что человек жив, но что если он остался жить в состоянии немого шока.
      «Любимый, любимый мой. Лориэн». Эмма раздирала пальцы, желая, чтобы не заживали царапины от колец Лориэна - прикосновение любимой руки. Психолог убеждала, что это следы от осколков - Эмма порезалась, когда падала. Эмма не верила, она помнила, помнила всё. Каждую секунду, отчётливую деталь и продолжала отчаянно хранить стигматы на руках, сберечь последнее воспоминание.
      Полгода в психиатрической клинике пошли Эмми на пользу, убедив, что всё, что она пережила, было последствием полученной травмы и шока, пережитого во время насилия. Шок давно прошёл, зарастая травой безразличия.
      Эмма доказывала, что с ней всё в порядке, и соглашалась с тем, что навыдумывала себе бред. Соглашалась, что ей привиделось, и никаких колец не было, но... Она продолжала верить, зная, что на другом конце космоса, где-то там, за тысячи миллиардов секунд, мечется и не сдаётся Лориэнаэль. Обещает придумать, обязательно придумать выход, и неважно, что чудовище не слышит. Он найдёт способ. Они найдут способ. Дороги нет. Связь уничтожена - тоненькая ниточка между мирами, спрятанная внутри старинного тяжёлого зеркала.

      Любимый мой... Как же так?
      Жизнь... бессмысленна.

***

      Эмми смотрела в окно, превратившись в призрак, стоящий в вестибюле коридора. Мимо спешили люди, порой оглядывались на странную девушку, уставившуюся в окно, но Эмми не обращала на них внимание. Подходила её очередь к психологу - она всегда приходила на несколько минут раньше, чтобы иметь возможность побыть наедине с собственными мыслями. Дверь открывалась точно по расписанию - психотерапевт следила за временем и не позволяла себе бесплатных консультаций.
      По стеклу барабанил косой дождь. Эмма смотрела в окно, на улицу, заполненную машинами и зонтами, готовилась лгать психологу, выдавать необходимый отчёт, убеждая, что всё хорошо, она справилась и жизнь продолжается... Продолжается без него. Эмма не забывала о Лориэне ни на одну секунду. Её личный параноидальный бред, неизлечимая больная шизофрения. О, если бы у них было больше веры. Один шаг...
      Эмми сделала множество шагов, ей приходилось их предпринимать день за днём, посещая курсы групповой терапии, доказывая окружающим право на существование в социуме, но что бы Эмми ни делала, чем бы ни занималась... для себя – всё это не имело смысла. Танцы, музыка, уроки рисования - она с лёгкостью перебирала всевозможные хобби, но ни одно из них не затрагивало глубоко, не вызывало отклика или интереса к жизни.

      Из психиатрической клиники Эмми выписали спустя год, но любой побывавший в стенах подобного заведения навсегда получает невидимый ярлык на лоб, пометку – опасен для окружающих, социопат. Эмми по-прежнему находилась под наблюдением врачей и исправно исполняла все рекомендации, лишь бы не загреметь обратно в душащее душное безумие.
      Отчаяние легче переносить на свободе. Эмми ходила в колледж, заводила знакомых на уровне привет – пока, смотрела с безразличием на пытающихся клеиться парней, очевидно не понимая, что от неё хотят. Но работала по заданной схеме - всё делала правильно, подбирала нужные фразы в нужный момент, смеялась, когда догадывалась, что от неё ждут именно такой реакции. Она училась реагировать, разучившись чувствовать что-либо вообще, и тщательно оберегала свою тайну, боясь, что если об этом станет известно, или станет известно о Лориэне, Эмму запрут в психушке до конца дней.
      Нет никого на свете, кто бы мог за неё поручиться или заступиться - она стала заложницей жизни, но хотела вырваться и упорно налаживала бессмысленный механизм существования робота. Эмми играла свою роль, играла убедительно. А в душе росла и разрасталась корнями безмолвная горе-трава.
      Змеи приходят сливать яд на камни, а люди приходят к психоаналитику... Эмми стала камнем для психоаналитика - безграничным, глубоко загадочным булыжником. Она не помнила, как вышла из кабинета, погрузившись в себя, не заметила, когда оказалась на крыше многоэтажного здания. Дождь давно прекратился, но погода не имела значения, пространство потеряло смысл, а душа Эмми продолжала пребывать в прострации, спать, но не видеть сны.
      Девушка заставляла себя собраться, просыпаясь по утрам, она недолго лежала в кровати, не позволяя себе побаловаться отдыхом, занимала день сотнями дел, лишь бы убежать от самой себя. Она понимала, что подобное не может, и не будет продолжаться бесконечно. И нет смысла ждать бесконечно, когда жить надо продолжать сейчас - пытаться что-то сделать с собственной жизнью.

      Именно решительный настрой и осознанное понимание, предоставленное Эмми в качестве доказательства докторам, послужило выходом из клетки. Однако из психушки ей вырваться было проще, чем вытрясти нутро из собственной души. Эпицентром мира стал Лориэн. Раньше в свете случившегося несчастья, страха быть отвергнутой и множества других доводов, она могла заставить себя отказаться от него. Но теперь, пережив реальную встречу, Эмми... умерла.
      Труп ходил, разговаривал, улыбался, а окружающие не замечали мертвеца. Абсолютное неведение. Счастливые...
      Эмми стояла на крыше и бесстрашно смотрела вниз. Лориэн не боялся высоты, легко рассекая воздух на снежных птицах. Детский ужас Эмми - боязнь падения - иссякла, растворившись в серебристых перьях полёта миергуна. Что такое страх? Страх потерять жизнь... Смешно.
      Легко... - подумала Эмма и шагнула вперёд, обнимая воздух, представляя плечи любимого, и не услышала, как ветер засвистел в ушах, когда её с неумолимой тяжестью повлекло вниз.
      - Здравствуй, Эй... - мелькнула в голове последняя мысль, и пространство вспыхнуло ослепительной вспышкой, открываясь жадной голодной воронкой пустоты, в прорехах которой мелькнуло незнакомое синее небо, и раздался знакомый свист крыльев миергуна.
      Одно мгновение вечности, реальность, распадающаяся на осколки. Эмми видела серебристые крылья и летящее навстречу сумрачное лицо Лориена.
      - Я поймаю тебя, чудовище! – пообещали солнечные глаза.
      Воронка с беззвучным вдохом сомкнулась, подобрав стремительно несущееся к земле тело, и пропала без следа, оставив после себя запах озона и разлетающиеся в пространстве морские брызги.


      
Эпилог

      Семнадцатилетняя Эмма Хариет долгое время числилась пропавшей без вести. В полиции подозревали самоубийство, но тело не удалось найти. Спустя время дело Эммы Хариет было закрыто. Папка легла на полку архива пылиться в компании схожих безнадёжных висяков о бесследно исчезнувших при неизвестных обстоятельствах людях.
      В мире очень много странных и непонятных вещей. Кто знает, где скрывается правда?
      
Истину говорю вам. «Если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: «Перейди отсюда туда», и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас». (Мф. 17:20)