Первая школьная драка

Итак,  началась  школа.   
Первый  класс…  Первый  год  моей  условно  взрослой   жизни. 
Скоро   в   классе   образовались  «группы   по   интересам».   Мальчики   и   девочки   разбились  в   два   лагеря,   не   враждующие   между  собой,   но   и   не   принимающие   представителей   противоположного   ряда   за   равных   себе.   «Ах,   эти   мальчишки   -   что   они   понимают!!!»...   «Да   что   могут   эти   девчонки!!!»...   Кажется,   я   был   единственным,   кто   не  просто   относился   к   девочкам   доброжелательно,  но  и  открыто   проявлял  это  -  а   иначе   и   быть   не   могло,   ведь  рядом   со  мной   была   Оля.  И  ее   подруга.   Целый   мир   без   них   не   звучал.  Быть   вместе,  если   есть  хоть   малейшая   возможность,     стало   столь   же   обычным   и   непреложным,   как   уважение   к   родителям.   Но   держать   Оленьку   за   руку   я   все   же   перестал,   да   и   она   начала   стесняться   после   язвительных   насмешек   одноклассников.  Очередной   социальный    урок. 
Их  было   немало.   Например,  значимость   покровительства. 
Я  говорил  уже,  что  особого   понимания   между  мной  и  старшим   братом   не  было.  Я   был  для   него   «малявкой»,   обременяющим   фактором,  постоянно  нуждающимся  в  присмотре.  И  мои  ссадины,  разбитые   колени,   порванная   одежда   выливались   в   нотации   для   него.  Надо   отдать  Серёже   должное.  Он    честно   пытался   присматривать   за   мной,  но   игры   с   компанией   сверстников   сильно  сбивали  его   с  пути  истинного,  чему  я  был  искренне   рад. 
 В  отличие   от  меня,   Серёжка   любил   шумные   игры,   и   в   компании   был   если   не   лидером,   то   одним   из   заводил.  Читал   он   много,  легко   справлялся   со  школьной   программой,   но  не  тратил  на  это   «полезное   время»,  которое   можно  было  провести  на  футбольном  поле,  например.  Мое   стремление   к  уединению   и   дружба   с  Олей   им  постоянно  приветствовались,  поскольку   так   было   меньше  вероятности,   что  со   мной   что-то  случится.
В   школу   нас  отправляли   вместе.  Утром   из  каждых   ворот   выходили  дети,  сбивались  в  группки   и  шли  к  повороту   на   выход   к  центральной  улице.  А  там   надо   было   остановиться,   внимательно   посмотреть   по  сторонам  и  переходить  лишь  в  случае  отсутствия   машин.  Это  правило  повторялось   родителями    каждый  день  наряду   с  : «Учись  хорошо!  Слушайся  учительницу!  Не  дерись!  »   Оно  стало  столь  же  незыблемым,  как  запрет  бросать  хлеб  на  пол.  Но  в  любом  случае,  при  подходе  к  повороту  Серёжка  брал  меня  за  руку,  чтобы  перевести  через  центральную   улицу.  Однажды  я  вырвал  руку,  сказав,  что  уже  взрослый.  Брат  посмотрел  на  меня  внимательно  и  сказал: «Ну  ладно,  взрослый  так   взрослый»   
С  этого  момента   отношение  его   ко  мне  изменилось.  Появилась   нотка  если  не  уважения,  то   хотя  бы  восприятия  меня  как  личность.  Иногда,  когда  ребят  из  его  компании  не  было,   мы  разговаривали.  Это  был  именно   диалог,   когда   ответы  и  вопросы  собеседников   одинаково  важны.  Он  рассказывал  о  рыбалке,   на  которую   брал  его   дядя  Ваня – сосед,  о  футболе,   о  привычках  Марианны  Михаловны   -   она  была  первой   учительницей  и  у  него.  Вот  так  незаметно  мы  стали  ближе  друг   другу.  И  его  фраза :  « Если  что  не  так,  будут   обижать  -  скажи,   помогу»  уже  не  воспринималась   обидой  для  моего   самолюбия.
Впрочем,  я  не  прибегал   к  его  помощи  -  не  было   надобности.  Был  я  мальчиком   хоть  и  нескладным,  с  непропорционально  длинными  руками  и  ногами,  но  высоким,   далеко  не  слабым,  вторым  в  классе  по  росту.  Меня   не   задевал   никто,  и  забиякой  я  не  считался.   
Ситуация   изменилась  под  конец  первого   класса. 
К  тому  времени  четко  обозначилась  лидер   среди   мальчишек.  Владислав….  Влад.   Это  был   высокий   парень,  самый  высокий  в  классе,  жилистый,  сильный.  И,  пожалуй,  красивый .  Нордическая  красота  -  блондин,  серые,  даже  голубые   глаза,   волевой  подбородок,  прямой  нос...  но  было  в  этом  лице   что-то  отталкивающее.  От  взгляда   серых   глаз   исходило   ощущение   трясины.   Он   умел  подчинять  себе   -  кого   наездами,   грубостью,   кого   ловкостью,  демонстрируемой  на   футбольном  поле  и  занятиях   физкультурой,  кого  обаянием   близости   к  лидеру.   Учился   неважно,   ближе   к  тройкам,   но  это  лишь   придавало  ему  огранку  «хулигана,  сильного  парня,  не  мямли»... И   скоро   его   слово  стало   законом  для   подавляющего   большинства   нашего   класса.
Открытого   столкновения   между   нами   не  было   до   того   самого   дня,  когда   на  физкультурной   площадке,  куда  я  пришел,  чтобы  поиграть  в  футбол,  прямо  в  лицо  мне  было  брошено: « Нам  девчонки  не  нужны!»   Я  даже  не  понял  вначале,  что  это  было  адресовано  мне.  Но  последующая  фраза : « Иди  к  своей  сестре  -  там   твое  место!»   рассеяла  все  сомнения.   И  вызывающий   взгляд  Влада  -  в  упор,  насмешливо,  глаза   в  глаза. 
 Кровь  хлынула  мне  в  лицо,  перед  глазами  потемнело -  и  я  бросился   на  него.  Не  целился,  не  думал – просто  бил  и  принимал  удары.  Услышал   крики  ребят,   почувствовал,  что  нас  пытаются   разнять,  но  в  это  время   подножка   сзади  сбила  с  ног,  и  мы  покатились   яростным   клубком. 
Когда  нас  разъяли,  подняли  на  ноги,  я  увидел  глаза  Серёжи.  Он   держал   за   плечи   Влада   и   пристально   смотрел   на   меня.   На  своих   плечах   я   тоже   почувствовал   сильные   руки,   явно  не   моих   сверстников.   В   толпе   заметил   ребят   из   компании  брата.   
 Кто-то   из  них   спросил,   что   случилось.   Поднялся   шум.   Из   общего   галдежа   я   уловил,   что  драку   начал   я,  Влад   всего   лишь   не  хотел  со  мной   играть...  Впечатление      складывалось   явно  не  в  мою  пользу,  к  тому  же  у  моего  противника   был   разбит  нос,  и  кровь  измазала   белую  рубашку. 
Я   молчал,   понимая,   что  извиняться   все   равно  не   стану,  а  объяснить   просто  не  смогу.   И   вдруг   Серёжа   сказал:  «Короче,   это   мой   брат.  И  если  кто-то  поднимет  на  него   руку   или   станет   обзывать  -  будет   иметь   дело   со   мной.  Я   его   знаю  -  зря   драться   он   бы   не   стал.   Всем   понятно?!»
Шум  умолк   с  первыми   его   словами.   А  меня   захлестнула   такая   благодарность,   что   глаза   наполнились   слезами,   и  я  резко  наклонился,  чтобы   этого  никто  не  заметил  -  якобы  завязать   шнурки   на   кроссовках.  Но,  думаю,   брат   все  же   заметил.  Он  повернул    Влада   к  себе   лицом:  «Будешь   ябедничать  -  будут   проблемы.   На,  вытри   кровь!»
 На  то,  как  Влвад   вытирает   лицо  носовым   платком   Серёжи,  и  прибежала   Марианна  Михаловна.  Словно  военный   крейсер,   прорезала  она   волны   детского  оцепления   и   бросилась   к  нему:  «Что?   Что  случилось?   Упал?»   Я  приготовился  к   крику,   который   последует  за   рассказом   моего  соперника,  но,  к  моему   глубокому  удивлению,  он   молчал.  И  все  вокруг  тоже   молчали.  Марианна   Михаловна   обратилась  к  другу   брата:  «Иван,  что  здесь  произошло?»   Тот  ответил  без  запинки: « Да  вот,  ребятня  в  футбол   играла,  столкнулись  да  и  упали.  А  этот  нос  разбил  -   мы  и  подошли».  «Сколько  раз   я   просила  не  играть  в  этот  идиотский   футбол  в  школе!   После  уроков   играйте!   Что  я  теперь   матери  твоей   скажу?  Идем  в   медпункт!»   
Они  удалились,  а   Серёжа  подошел   ко   мне: «Ану  отойдем!»   Отошли   подальше  от   толпы,  которая,  впрочем,  уже  начала   рассасываться,  и  брат  спросил: «Что  случилось?»   Я  рассказал.  Брат   помрачнел:  « Вот  черт!  Олег,  такое  постоянно  будет  повторяться,  если  ты   с  Олей  и  дальше  будешь  возиться.  Ты  же  пацан,  значит,   к  пацанам  прибиться   должен.  А  ты  и  впрямь,  как...» -  и  замнулся.  «Ладно,   извини.  Дело  твое.  Хорошо,  что  он  промолчал,  иначе  влетело  бы   конкретно   нам.  Подумай  над  тем,  что  я  сказал.  И,  если  что,   зови».
Прозвенел  звонок.  Площадка   за  минуту  опустела.  Уходил  и  я,   а  в  голове   звенело.  И  сжималось  сердце  -  и   от  слов   брата,  звучащих,  словно  приговор,   и  от  предчувствия   крика   Марианны   Михаловны,  которую  уже  наверняка  просветили   о  настоящем   развитии   событий,   и  от  мерзкого   ощущения   неуверенности   в  себе,  даже  страха  перед  общественным   осуждением.  Быть  одному  против  всех  за  убеждения  -  ничто.  А  вот  когда  все  против  тебя,  а  ты   даже  не  понимаешь   толком,   за  что  -  это  жестко.  И  от  постепенно   вырисовывающейся   картины   собственного  поведения,  послужившего  поводом  для   отторжения,   ноет  в  груди  и  шумит  в  голове.  И  тревожным  молоточком  бьет  о  виски  мысль: «А  может,  я  и  впрямь   неправ?  Надо  что-то  делать...»
На  секунду  задержался  у  входа  в  класс.  Вдохнул  полной  грудью,  выдохнул.  Распрямил  плечи   и  вошел.  И,  словно  о  стенку,  наткнулся  на  возгласы   Марианны  Михаловны: «Олежка,  ты  где  был?  Да  что  за  день  сегодня!  Тебя   болит  что-нибудь?  Снимай  пиджак,  рукав  зашью »  И  лишь  волнение  плещется   в  голосе.   Нет   в  нём  никакой  злости. 
Я  снял  пиджак.  Порванного  рукава  до   этого  даже  не  замечал.  И  дыры  на  коленке  тоже.  Да  и   ушибы  не  болели,  но  учительница  заботливо  приложила  пятаки  к   лицу.  Правда,  помогли  они  мало.  Когда   после  уроков   Серёжа   зашел  к  нам  в  класс ( а  я  оставался  в  группе  продленного  дня ),  то,  увидев  меня,  лишь  присвистнул.  Мария  Михаловна  бросилась  к  нему: «Серёженька,  объясни  все  маме   нормально  и  отведи  его  к  бабушке,  пусть  полежит.  Вечером   я   к  вам   зайду»
Я  не  сопротивлялся,  когда  меня   собирали   Марианна  Михаловна  и   Серёжа  -  как  будто  у  меня  поломаны  руки-ноги,  и  я  совершенно  беспомощен.  Краем  глаза   успел  заметить   полные  ненависти  глаза   Влада,  который,  кстати,  выглядел  куда  лучше  меня   к  тому  времени.  И  глаза  Оленьки,  притихшей,  словно  воробушек   перед  бурей.  Она  почти  не  разговаривала  со  мной   с   того  момента,  как  я  вошел  в  класс -  пробиться   сквозь  опеку   Марианны   Михаловны   было  сложно.
У  бабушки   меня   приняли,  словно   пострадавшего  от   стихийного   бедствия.  Бабушка   дала   новую   одежду, а  форма   подверглась   основательной   починке,   что  явно  пошло  ей  на   пользу.   Не  знаю,  насколько   убрали   синяки   компрессы  с   уксусом,  но   спать  они  мне  мешали  здорово.  А  спать  хотелось  сильно.  Комната   с   низким   потолком,  отделанным   деревом,   тепло  печки,  запах   свежего   белья...  Я   проваливался   в  сон,  как  в  омут,  а   бабушка  и  тетя   Нина   то  и   дело  вытаскивали  меня   оттуда   заботливой   сменой   компрессов  и  вопросами  о   самочувствии... 
Вечером   за  мной   пришла   мама.   Я   уже  не   спал,   но  бабушка   об  этом  не   знала.  И   вполголоса  успокаивала   маму: «Ну   что   ты,   это  же   мальчик – как  же   без  разбитых  коленок!  В  жизни   не   слышала,  чтобы  хоть  один  мальчуган   не   подрался,  лоб  не  разбил  и   колени  не  ободрал.  Я   троих  на   ноги  подняла  -  так  они  из   зеленки   не   вылазили,  особенно   Веня   твой.  А  Олег  и  так   у  тебя  очень   спокойный,  даже  слишком – так  что  не  кричи  на  него». 
И  мама  встретила  меня   без  крика,  только  руками  всплеснула,  когда  увидела.  А  вечером   пришла   Марианна  Михаловна,  и  в  ходе  мирного  застолья  я  вновь  услышал  вариации  на  тему   моего  спокойствия  и   сообразительности.   Но  в  этот  раз  похвалы   резанули   меня.  Что-то  заворочалось   в  сердце,  в  мозгах,   формируясь   в  новый   кодекс   моего   поведения.   Я  взрослел…