4. Лейтенант идёт в атаку

Маргарита вернулась вовремя, хотя утреннее шевеление в квартире уже началось. На вопросительные взгляды она беззаботно ответила, что вместо привычной зарядки захотела прогуляться. Мама пожала плечами, Альба хмыкнула, а Пилар испытующе посмотрела своими пронзительными, слишком прозрачными глазами. Марго отгуляла праздник, как положено, выслушала надлежащую порцию комплиментов и старалась притворяться, что не было вчера никакой ссоры. Тем более, родители, небось, уже наговорили про неё: что это стресс, что она боится преподавания и новой должности: известно же, что она ужасный перфекционист, и у неё очень неустойчивая самооценка. К тому же, это юношеский максимализм и бунт ради бунта (вы знаете, она у нас как-то очень медленно взрослеет – да-да, ни для кого не секрет, что она вечно отстаёт от сверстников в развитии).

Да какой бы нелицеприятной ерунды ни говорили, лишь бы создали алиби.

Но они и на самом деле обращаются с ней, как с ребёнком, с неожиданной обидой подумала Маргарита. Её здесь не воспринимают серьёзно. О своих увлечениях иногда поговоришь, но не особо: какая-то ранящая снисходительность в улыбке дона Густаво – по его мнению, Марго слишком восторженна. А может, смешит её стеснительность, как у детсадовской девочки. Ну а что, вы думаете легко преподносить кому-то своё сокровище?..

Ведь она не уверена, что над ним не посмеются.

Называют радикалкой и говорят, что она вечно сгущает краски и «пересаливает лицом». Людские эмоции и реакции кажутся ей тёмными, тотально непредсказуемыми. Как определить, что она достаточно убедительна? Вот и бьёт с размаху - так, чтоб наверняка. И ведь всего-то пытается – докричаться! А ей говорят, что «вот кричать как раз и не надо, мы не глухие».

Но она почему-то не уверена, что её услышат, а если услышат – то не отвернутся...

Маргарита попробовала найти себе союзников. Её круг общения расширился и во многом приобрёл научно-богемную окраску. Марго Контрерас пользовалась уважением и симпатией как живое знамя: хорошенькая, неглупая и в форме. Но со временем возникло странное чувство. Люди, снабжавшие её материалами и вдохновенно прославлявшие генерала, так же активно прославляли «демократию», а военное правительство считали «переходным» - эти слова она произносила про себя именно в кавычках.

По её мнению, ни одно правительство Консертасьон (1) и в подмётки не годилось пиночетовскому: ничего героического, ничего цельного – только мелкое политиканство, мстительная грызня и лавирование.

Такое чувство, что пиночетизм как таковой для них не обладал ни самостоятельностью, ни какой-либо ценностью – иными словами, по итогу вообще ничего не значил. Мавр сделал своё дело, мавр может идти, пока-пока! – и ногой под зад. Всем спасибо, все... нет, не свобо-о-одны! Прошу пожаловать в зал суда. Непонятно, как можно нахваливать возвращение к демократии, если те же «демократы» засудили и перед всем миром опозорили столько достойных солдат, а самого генерала постоянной нервотрёпкой и унижениями довели до инфаркта, а потом и вовсе медленно, методично свели в могилу, испоганили старость ему и дальнейшую жизнь его семье, полностью забыв о милосердии к побеждённым.

Смешно, но именно благодаря Пиночету «эти» держались у власти – в силу противопоставления. Хорошо, когда есть враг.

От этого слова морщатся и закатывают глаза, его не любят, как не любят в наши дни всё сильное и определённое. «Сколько тебе лет? Двадцать три? Ну ты и странная. В твоём возрасте пора уже поумнеть, политический радикализм - это инфантильность», - так ей заявил один знакомый по имени Рауль.

А она считала тупостью его утверждение, что только благодаря свободе страны Восточной Европы смогут выбраться из болота отставания. Ага, по мановению волшебной палочки. А таких слов, как «модернизация» и «эффективность управления» он не знает? Она пробовала заикнуться о примате эффективности относительно свобод. Её успешно заклеймили «тоталитарной», прагматиком марксистского толка и чуть ли не леваком. А она не понимала, почему государства надо бояться как чумы, а твёрдой руки – как проклятия, если это не идеал, а всего лишь средство. И опять начались мантры про демократию, пять раз повторил, не меньше. Она сощурила глаза, как пума, и нарочито небрежно осведомилась: «Сколько тебе платит Госдеп США за такие разговорчики?». Рауль ужасно обиделся. А она – она вообще с самого начала обиделась за славян, после знакомства с Красновым.

И ведь окружали её сплошные раули. Люди ни горячие, ни холодные, а такие, каких впору извергнуть из уст: немножко правые, немножко левые, а сверху и вовсе третья надпись – «либерал», вечно сомневающиеся, вечно лебезящие и политкорректные. Ну и ладно. Пусть болтают.

А она будет – сражаться. 

Маргариту переполняла нетерпеливая дрожь, ей снова хотелось поскорее попасть в Иной мир, хотя вместе с надеждой и эйфорией то и дело накатывала тревога, и новое «погружение» по-настоящему пугало. Не только потому, что ей хотелось не ударить в грязь лицом, а потому, что она всё равно не понимала природы этого нового измерения. Она всегда считала, что у любого явления есть сторона материально-практическая, а есть – трансцендентная и метафизическая. Но каково было жить и действовать в веществе чистой трансцендентности? Притом что и вещество это очень даже плотное и ощутимое.

Несомненно, её сон был первым путешествием. Затем собрание и бой, и странностей стало гораздо меньше. Возможно, раз они не понатыканы на каждом углу – то это признак реальности? Однако такой реальности, где сила духа играет большую роль, чем материя, экономика... где страсти сбрасывают маски и рвутся наружу. Пожалуй, ей по нраву такая жизнь.

Теперь мир генерала находил её везде: он был тираном-завоевателем, что вторгался во все сферы её жизни (а скорее, бытия), и занимал их одну за другой. Он был оккупантом, перед которым Марго ещё в незапамятные времена умудрилась подписать капитуляцию, даже не заметив изменения статус-кво.

Она решила потренироваться. И просто испугалась, насколько легко всё получается. Марго стояла и скучала в ожидании поезда на станции Эскуэла Милитар. Она обводила вялым взглядом невзрачный гладкий пол тускло-серого цвета, такой же потолок, перевела глаза на пути. От нечего делать она представила вместо них окоп. Воздух заколебался и поплыл, как над пламенем. К её ужасу и восторгу, колебания не прекратились, и скоро перед ней повис экран с панорамой какого-то заброшенного стрельбища, и там на самом деле был окоп, ощерившийся колючей проволокой. Марго смотрела, как загипнотизированная, даже подошла поближе, чтобы разглядеть ландшафт, но тут её укоризненно окликнули:

- Эй, девушка! Не подходите так близко к краю! Вам что, жить надоело?

Она даже не отреагировала на резкость, и побрела прочь медленно, вся в мыслях. Вибрирующий «экран» затянулся и погас.

В другой раз она шла по коридору Академии и уже видела вдалеке майора Гарридо, приготовилась вытянуться в струнку и поприветствовать его – и тут ей снова дохнуло в лицо нездешним тёплым ветром, по щекам пробежали мурашки, и Гарридо превратился... в Бланко.

- О, тренируетесь? – расплылся в улыбке старший товарищ. – Это вы правильно! Очень правильно! Надо повышать квалификацию. Майор Краснов то же самое говорит – с ним вам снова скоро отправитесь на задание.

- Разрешите спросить, насколько скоро? – растерянно проговорила Марго. Она ещё не отошла от такого внезапного перемещения.

- Дня через четыре. В Вальпараисо неспокойно. Ай, да тут вся страна гудит... В общем, так, в качестве бойца вы утвердились. Теперь будете командовать взводом.

- Не рано? – осмелилась пробормотать девушка.

- Надо же когда-то начинать, - рассмеялся Бланко, взмахнув руками. Жесты у него были резкие и совсем невоенные: казалось, он неспособен оставаться в покое, вечно оглядывался, крутился и, даже сидя неподвижно, поигрывал пальцами.

- Я, вон, - прибавил он, - вообще этнолог, профессор Чилийского университета, и что? Мы, кстати, коллеги-преподаватели, - пошутил он, - даже в этом братья по оружию. А если серьёзно, то всё генерал. Настаивает, что ваше обучение должно идти по ускоренной программе, причём практика, практика и ещё раз практика. Вы должны как можно скорее получить хорошую подготовку.

- Подготовку для чего?

- Как «для чего»? Для великих дел! – воскликнул Бланко. И прибавил заговорщицки: - Это, конечно, между нами, но главнокомандующий сказал, что вы личность наполеоновского типа. Ещё год и вы должны взять Тулон (2)!

И он тут же растворился в воздухе, а майор Гарридо ещё спрашивал у лейтенанта Контрерас, почему она такая бледная и почему у неё такой лихорадочный взгляд.

Маргарита ждала звонка, как гласа Божьего. Когда вечером через несколько дней отобразился незнакомый номер, она сразу узнала голос Краснова. И собралась, и распахнула дверь ванной, чтобы – смешно! – подмазать нос тональником, – и через порог шагала, не задумываясь. И шагнула в пустоту.

Точнее, на подлатанный, выцветший вальпараисский асфальт – когда она опустила по-прусски занесённую ногу, её оглушило дружное «Здравия желаю!».

Было уже темно, редкие фонари освещали неподвижный строй – там были лица и молодые, и постарше, и чуть растерянные, и полные спокойного ожидания. На солдатах была такая же холодно-серая старомодная форма, что на ней, и казалось, что они боятся что-то нарушить, перекосить своим движением. Хотя скоро станет не до красоты.

- Здравия желаю, майор.

- Здравия желаю, лейтенант, ну что, приступим? Враг не дремлет.

- А кто наш враг?

- Призрак коммунизма, - невозмутимо ответил майор.

- А мы – тоже призраки? – пробормотала Марго, точно рассуждая сама с собой о материях, которые явно не касались предстоящего боя.

- Так, вас надо сориентировать, - посерьёзнел Краснов. – Придётся признать самое гадкое: армия расколота. Пиночетисты и легитимисты, соответственно.

- Эти вторые, что, с розовинкой?

- Ну да, с благопристойной этакой, «европейского» оттенка. «Приличные люди против диктатуры». А помогают им незаконные формирования, всё по старинке, MIR, FPMR (3), а сколько студенческих бригад сейчас образовалось – пруд пруди, я сам иногда забываю все их названия.

- Ясно. Какова диспозиция?

- Сейчас пока предпочитают не афишировать даже спорадические бои, но этот нарыв скоро лопнет. Так, здесь уже два дня продолжаются перестрелки между экстремистами и нашими моряками. А сегодня будет полномасштабная драка, - усмехнулся Краснов. – Сосредоточение сил противника у начала проспекта Брасиль, в районе улицы Куминг.

- Знали, где окопаться, гады, - проворчала Марго. – Райончик ещё тот.

- Что есть, то есть, - сказал майор и неожиданно прибавил: - Вам следует ехать верхом.

- Но это абсурд, - возразила она. В Вальпараисо лошадь бы переломала себе все ноги, карабкаясь по безумным улочкам - у некоторых здесь закладывает уши, как в самолёте, когда такси поднимается в верхний город. Тем более, на лошадях сейчас никто не ездит, это же не колониальные войны.

 - Да, - согласился майор, - конь – это абсурд. Но мы используем других животных. Поверьте, в Ином мире это совсем другое дело... Только я всё равно как-то больше к лошадям склоняюсь.

Сержант, по фамилии Васкес, вышел откуда-то сбоку и подвёл двух бархатистых пум. Они казались смутно знакомыми. И ещё пумы здесь были громадными, как тигры, в несколько раз больше своих сородичей из обычного мира.

- Ну что ж! – усмехнулась Марго и оседлала зверя - было удивительно удобно.

- С непривычки да без седла страшновато, но вы попривыкнете, - заверил Краснов, садясь на второго зверя. – Итак, слушай мою команду: четвёртый взвод идёт со стороны улицы Экуадор. Задача – выбить противника из удобного района и гнать к проспекту Брасиль. Всё ясно?

- Так точно!

Солдаты маршировали, сновидчески приглушённо печатая шаг. Лунный свет и отблеск фонарей играл на винтовках, автоматах и пряжках. Они обходили противника по улице Экуадор, и Марго порадовалась, что едет верхом, ведь дорога шла в гору. Эта улица при свете дня была живописной и напоминала сказочные города, которые рисуют дети: громоздят на холм дом за домиком, не тратя усилий на архитектурные изыски, и раскрашивают их во все цвета радуги, хватая наваленные россыпью цветные карандаши. А на горе красовался один большой дом, бежевый, как пирожное, бело расчерченный ложным фахверком – сейчас он казался кораблём-призраком.  Ночью улица казалось таинственной и зловещей: не вязались эти картинные домики с кровопролитием.

В домах гасли последние огни. Марго не понимала, в каком из миров они сейчас находятся. Но скоро её сомнения рассеялись. Пуля рванула за плечо, как уличный хам, и отодрала погон.

- К бою!

Этот возглас прозвучал из её же уст, но показался чужим.

Не успели они завернуть за угол и пройти дальше по подъёму, как началась стрельба. Ей дали толковых солдат, ещё до того, как она закончила команду, они кинулись к грубому булыжному парапету, что у самого поворота, укрылись за ним и стреляли, как из окопа. Маргарита направила пуму туда же и перенеслась под стену в один скачок. С непривычки было страшно свалиться, но её словно притягивало к спине пумы силовым полем – специфические ощущения.

Атакующих оказалось немного, но нельзя было терять время, иначе взвод лейтенанта Контрерас оказался бы сброшенным вниз. Чернота нависающего склона прорвалась огненной вспышкой, яркая лента прочертила темноту, и позади послышался удар пули об асфальт. Но трассирующие пули показывают оба конца траектории, и полёт огневых змей скоро прервался: стрелков сняли. С новыми силами и злостью солдаты ринулись за поворот и побежали по улице, впереди неслась Маргарита на пуме. Того давящего страха, что и в первый раз, уже не было, он был другим: звенящим, эфирным, он наполнял всё тело странноватой лёгкостью, а мышцы пружинистой вибрацией. Мозг работал как бешеный, она замечала и фиксировала то, что обычно бы не увидела, отдавала команды и создавала ход сражения так же, как программист пишет код.

На улице Куминг они смяли незначительный аванпост и промчались мимо кладбищенской стены, выскочили к домам. Марго напрягла зрение: впереди заметались тени, с криками бросаясь в атаку, и открыли огонь – это были миристы и родригисты (4). Их было больше числом раза в полтора.

 - Дьявол, здесь и кубинцы! Бей интервентов! – послышались выкрики.

Обе стороны открыли стрельбу: дыхание ветра стало сухим, трескучим, ломаным, весь воздух зашёлся рваным кашлем. 

Марго отскочила на пуме вбок и пригнулась, чтоб не стать лёгкой мишенью. Слева разорвалась граната - солдат застонал и рухнул на колени, ткнулся лицом в мостовую и затих.

Бойцы сами заняли позиции – естественные, животные действия - пока не нужно отдавать приказы, а когда станет нужно? – сердце липко билось у горла. Пока только град, лишь белые фонтанчики из стен и искры на мостовой – перестрелка. Бойцы с обеих сторон рассыпались и залегли, засели, вжались в стены; послышались первые крики.

Маргарита глубоко вздохнула, сбрасывая нервозность - она не боялась не оправдать чьих-то надежд, просто настроилась делать то, что может и что должно.

Стрельба продолжалась: ожесточённая, но чуткая, без исступления – пока ещё присматривались.

- Рядовой, как ваша фамилия? – закричала Марго ближайшему солдату.

- Монтойя, мой лейтенант!

- Хорошо. Рядовой Монтойя, берите мою пуму, заскочите куда-то наверх и доложите диспозицию!

 - Есть!

Она спрыгнула с пумы – и лишь боец оседлал её, как зверь подобрался и взлетел на крышу ближнего дома. Красные принялись палить, одна пуля разорвала солдату рукав, другая чиркнула по боку – пума развернулась и перемахнула на соседнюю крышу, затем ещё на одну. Но рядовой Монтойя успел разглядеть всё, что надо: противник атаковал безграмотно, с севера.

Но бой становился жарче, гранаты подкидывались, как дрова в огонь. Но Марго уже вошла во вкус: она с достоинством, хотя и натянутая, как струна, держалась среди грохота и треска боя и наблюдала.

 - Ложись! – её нестерпимо ожгло сбоку, сбило с ног; всё потонуло в мареве – звон в ушах, руки солдат... встать на ноги – вроде получше...

 - Грёбаные миристы! – зарычал сержант Васкес, - Они всё из базуки по нашим командирам норовят!

Марго заторможено перекрестилась, пробуя переступать ногами – и почти влезла в лужу крови; рядом валялся треугольный кусок кисти с четырьмя пальцами, вокруг комки и какие-то ошмётки; её рукав был продран и опален, в волосах застряли крошки штукатурки.

Ещё нескольких разорвало ракетами; по приказу пиночетисты вступили в огневую дуэль, но скоро Марго спохватилась и поняла, что в этом нет смысла: левые держались крепко, если и был успех – то небольшой; зато часть её сил ещё не вступала в бой, находясь вне зоны видимости врага. Так какого чёрта, она что, зря посылала рядового?

 - Приготовиться к атаке! – рявкнула Маргарита; всё-таки она была в лихорадке. – Сбросим их в море ко всем чертям!

И кто-то выкрикнул: «К морским!».

Противник держался за каждый дом, каждую площадочку, дерево, мусорный бак, но иррегулярные формирования не могли сравниться с профессиональными воинскими подразделениями. И поэтому нехотя, но красные откатывались ниже, по направлению к улице Эррасурис. В один момент Маргарита подумала: хорошо, что темно. Иначе расписные скамейки и изрисованные дома смотрелись бы просто жутко.

Настало и время рукопашной: пиночетисты расстреливали левых в упор, добивали штыками и прикладами, и сами падали с раскроенными черепами от ударов мачете и пуль «Калашниковых».

Неслись крики:

- El pueblo unido (5)...

- Сдохни!

- Сука!

- Да здравствует Чили!

Весь тротуар был в чёрных пятнах, брызгах, лужах. Кто-то иногда забрасывал гранату в самую гущу – после взрыва раздавались влажные, грубые звуки разорванной плоти, журчащие выплески, а стены иногда раскрашивались брызгами, словно ребёнок дурашливо махнул кисточкой. Наплывающая мгла – и дым, и туман вперемешку – довершала зловещую картину, придавая чувство нереальности.

И тут случилось нечто вовсе необъяснимое. Отборные стрелки вошли в дома прямо сквозь и обосновались на верхних этажах. Как только люди не проснутся во время такой резни, подумала Маргарита, но тут же спохватилась: аномалии – это норма. Но среди красных нашлись и снайперы – одного за другим сняли они почти всех армейцев, что стреляли из окон. Интересно, каково это, когда кровь солдата льётся на пол прямо у кровати спящего?

В конце концов, бойцы чилийской армии обошли красных и заняли удобную позицию: теперь они обстреливали неприятеля сверху. «Да кто ими командует?! – подумала Марго. – Сели под горочкой и ждали фиг пойми чего».

Ей стало весело. Ну вот, а она бы всё с переводами маялась да с недалёкими кадетами! Чёрта с два. Это её час.

Партизаны с неожиданной готовностью повернули к морю и потекли вниз. Стрельба стала редкой, беспорядочной – туман сгущался.

В это время Краснов бился с легитимистами на улице Эррасурис, возле железной дороги. Часть боевых действий перенеслась и вовсе на берег, и противники перестреливались, прячась за контейнерами. Гоня красных к морю, Маргарита наткнулась на левый фланг легитимистов, а потом сгорала со стыда: надо же, она ещё удивилась, почему миристы воспрянули духом! Но в тот момент она думала: нужно выбить с улицы эту шваль – но надо что-то посерьёзней, чтобы уничтожить их подчистую, сокрушить. Её мысли словно были прочитаны: из тумана показались массивные контуры бронированных машин. Притихший воздух завибрировал от гула двигателей и громыхания – это были танки. Уж на этой просторной дороге они могли развернуться.

 - Урааааа!.. – разухабисто протянул кто-то – не разберёшь, с чьей стороны.

Марго задрожала от радостного предвкушения. И тут же плиты содрогнулись под ногами – стреляли по ним.

 - Что?! – завопила она, взмахнув руками и вцепляясь себе в волосы – от горькой ярости она не думала о красоте поведения; танки, символ штурма Ла-Монеды (6) – а тут... нет, это же личное оскорбление!

 - Васкес, какого чёрта? – сорвалась она и бездумно пнула в бок ни в чём не повинную пуму (та укоризненно зарычала).

 - Похоже, это легитимисты, – побледнел сержант. Вот вам и живая иллюстрация: чтобы одолеть узурпаторов, якшаться с такой шушерой, с той самой, которую они только что прижали на улице Куминг...

Лейтенант Контрерас ощутила, как внутри что-то оборвалось. И совсем некстати закралось острое, несвоевременное чувство предательства. Если Пиночет нечто испытывал после референдума 1988-го – то, скорее всего, что-то подобное. Армейцы, бог ты мой, не кто-нибудь!..

Мысли путались, внутри всё бурлило, Марго с трудом сдерживала дрожь в руках; нельзя этому поддаваться, нельзя – и всё же сдавленным голосом она скомандовала отступление – отступление по приказу, чтобы избежать простого бегства.

Это был момент величайшего давления, но главный бой происходил не снаружи, а внутри. Маргарита поняла: если она дрогнет – то и армия разбредётся, если сосредоточится-  твердыня останется твердыней. Не в этом ли была беда дона Аугусто? «Помните о танках у Ла-Монеды ! Они всегда здесь! Они всегда наготове...» - холодным светом вспыхнула мысль. Нечего терять. И лишь только она так подумала – послышался лязг гусениц и рёв моторов с другой стороны – и вот теперь растерянность сменилась ликованием; избиение превратилось в поединок с равными силами; после рукопашной миристы и пиночетисты расцепились, и танковая дуэль поддерживалась перестрелкой. Снова пошли в ход противотанковые ружья, теперь они были кстати - а у бойцов Контрерас оставалось достаточно боеприпасов.

Сражение перемещалось ближе к порту, набережная содрогалась от гулкого: «Бум!.. Бум!..», пригибались бойцы от свиста снарядов, снова стрельба, снова густой дым и вакханалия.

Вражеские солдаты беспорядочно метались, поняв, что попали в тиски, ведь с другой стороны их терзал майор Краснов. Некоторые бойцы падали и, ещё не успев коснуться земли, исчезали в клочьях тумана, словно их никогда не существовало. Свирепая схватка переместилась уже к самой воде. Некоторые солдаты перемахивали через забор, наверняка, в надежде укрыться от пуль и настрелять побольше пиночетистов, подпуская их к себе. Но то был просчёт, правые лезли и через ограду, и грязновато-серый песок пляжа окрасился кровью. «Нормандия», - суеверно вспомнила Марго, только вот за кого она играла в этом новом жутком спектакле, было неясно. Она проскакала вперёд и чуть в сторону, чтобы лучше видеть происходящее. И тут передёрнулась от пронзительного крика:

 - Фашистка!

Даже пума отпрянула – столько в этом вопле было боли и ярости, гнев с истерикой, и столько знакомых нот.

 - Йоланда?!

Да. Невысокая черноволосая девушка, с которой Маргарита жила на одной улице. Они даже учились в одном классе и сидели друг за другом. Особенно вспоминались лабораторные по химии – шпаргалки они готовили вместе. С Йоландой они пили кофе по выходным, обсуждая всё на свете, даже политику – пока не разошлись во взглядах, и Марго переключилась на Пилар. Кто бы мог подумать, что можно встретить её здесь?

Бледная, с горящими глазами, она стояла прямо перед лейтенантом Контрерас. Неуклюже сидел на ней этот партизанский камуфляж, и Марго на миг стало стыдно и жаль её.

 - Как ты могла. Кого-кого, Марго, но не тебя я ожидала здесь увидеть!

- Ну, а кого? – тупо спросила Маргарита. – Это я не ожидала, что ты фанатичка. Но я объясню.

 - Нет, не подходи ко мне, нечего тут объяснять! – скороговоркой выпалила Йоланда. Она откинула длинную прядь со лба – он блестел холодной испариной.

Они стояли у самой воды. Доносился затихающий шум боя, редкие вопли и всё более краткие автоматные очереди – но долго так не будет продолжаться, сейчас прибегут ребята из четвёртого взвода.

 - Я думала, ты честный солдат, Марго, а ты... ты просто предатель! – Йолада сжала кулаки и закусила губу.

Лейтенант Контрерас не двигалась. В груди стоял тошнотворный ком. Она медленно достала пистолет.

 - Убирайся отсюда, Ланда. Мои тебя прикончат.

Марго сняла оружие с предохранителя.

 - Можешь убить меня, - уже спокойно произнесла девушка.

 - На черта мне это, просто проваливай! – взорвалась Маргарита и выстрелила в воздух. Исабель резко дёрнулась и сжалась, но не шевельнулась. И странно, почему она не доставала своё оружие?

- Вот упрямая сучка, ну так сдавайся в плен! – прорычала она.

Йоланда вдруг сощурила глаза и задрала подбородок с неожиданным высокомерием.

- В плен? Ни за ч-что.

Она заикалась и стучала зубами, когда говорила. Марго удивилась такой перемене. Но тут же всё стало ясно: Йоланда медленно развернулась и побрела прочь, не замечая, что намочила ноги, – она шла навстречу солдатам четвёртого взвода.

Не успела она сделать резкого движения, выхватить пистолет, как её прошило сразу двумя очередями – Йоланда даже не успела закричать. Затрепыхавшись, она упала на мокрый песок в полосу прибоя. Её тут же облизало волной, как выброшенную медузу.

Оставалось только гадать, кем она была, простым солдатом или кем-то командовала. Потому что, когда Марго подошла, то не увидела тела – только плотные куски бордовой пены. Так, будто кровь кипятили и вываривали. Но и их скоро смыло третьей волною.

Море туманно серебрилось в дымке. Солдаты обнимались и орали песни.
________________________________________
1.Объединение партий за Демократию, или «Согласие» («Concertacion») – изначально союз оппозиционных левоцентристских партий во время военного правительства, сейчас – правящая коалиция.
2. Осада Тулона — эпизод революционных войн Франции, с которого началась карьера Наполеона Бонапарта. Слово «Тулон» стало метафорически означать момент блестящего начала карьеры никому не ведомого молодого военачальника; так, Андрей Болконский в романе «Война и мир» спрашивает: «Как же выразится мой Тулон?»
3. FPMR (Frente Patriotico Manuel Rodriguez), Патриотический фронт имени Мануэля Родригеса – леворадикальная партизанско-террористическая группировка, созданная в 1983 г. под эгидой Компартии Чили для вооружённого противостояния режиму А.Пиночета.
4. Соответственно, бойцы MIR и фронта имени Мануэля Родригеса.
5. Единый народ… (исп.) Часть знаменитого левого девиза El pueblo unido jamas sera vencido – Единый народ никогда не победить, или Пока мы едины – мы непобедимы.
6. Ла-Монеда - президентский дворец в Сантьяго-де-Чили. В 1973 году, во время восстания военных, был практически разрушен изнутри в результате бомбёжки.