Я служу в СКБ

Я СЛУЖУ В СКБ
В конце января 1976 года, отчитавшись за отпуск по месту своей, уже закончившейся службы в пятом отдельном оперативном полку дивизии имени Ф.Э. Дзержинского, я прошел немногим более полукилометра и оказался на новом месте работы, в Специальном Конструкторском бюро ВВ МВД СССР (оно тоже размещалось на территории дивизии).
Наверное, не стоит и говорить, что специальное конструкторское бюро внутренних войск было в чистом виде веянием времени: наступило время массового внедрения в службу войск инженерно- технических средств усиления охраны, и благодаря, в первую очередь, усилиям начальника внутренних войск Ивана Кирилловича Яковлева, а также поддержке его Министром внутренних дел Николаем Анисимовичем Щелоковым, такое учреждение в недрах МВД во второй половине шестидесятых годов ( кстати, со значительным отставанием, например, от Комитета Государственной безопасности) было создано.
Структура конструкторского бюро была своеобразной и очень непохожей на те войсковые части, в которых мне приходилось служить до сих пор: около трех сотен офицеров и прапорщиков, в абсолютном большинстве своем инженеров, работавших в отделах разработки, конструирования, производства и внедрения, да полторы сотни сержантов и солдат срочной службы, служивших на так называемом инженерно- испытательном полигоне, также входившем в состав СКБ.
Набор инженерных кадров производился, в основном, за счет призыва на кадровую военную службу сложившихся специалистов соответствующего профиля, как у нас говорили, «из промышленности», первая офицерская должностная категория была «майор», оклады тоже были соответствующие (попробуй- ка, как говорится, в «линейной части» начать службу с майорской должности!).
 Отсюда было понятно, что «чужих» (то есть таких как я) тут было сравнительно немного, а вот полугражданские личности, на которых военная форма сидела «как на корове седло», попадались довольно часто.
Да что об этом, если главным конструктором и главным инженером СКБ работали, соответственно, Виктор Александрович Курлянцев и Анатолий Леонидович Вашкевич,- тоже специалисты «из промышленности», взятые «с гражданки» сразу на полковничью должность, с присвоением первичного звания «майор».
Командовал этим конгломератом кадровый военный, воспитанник службы связи внутренних войск Евгений Михайлович Михайлов,- внешне мягкий и негромкий мужчина, удивительным образом вписывавшийся в сложный круговорот взаимоотношений между Главком, воинскими частями, в которых на правах эксперимента испытывались разработки СКБ, и подрядчиками, которые их изготавливали.
А ведь еще наряду с тематическим планом, существовали обычные и обязательные для каждой воинской части планы боевой и политической подготовки, марксистско- ленинская учеба, задачи по поддержанию в исправном состоянии техники инженерно- испытательного полигона и т.д. и т.п. Так что хозяйство у Евгения Михайловича было беспокойное.
Разумеется, мне, как офицеру, имеющему солидный опыт военной службы, он оказал соответствующие «знаки внимания»: приказом по части дал мне полномочия заместителя главного инженера, ввел в так называемую группу командования и возложил на меня дополнительные обязанности: организацию и проведение спортивно- массовых мероприятий, в том числе и сдачу нормативов модного тогда ВСК.
Повседневное обеспечение моей деятельности меня вполне устраивало: отдельная комната с городским телефоном и возможность пользоваться для служебных поездок легковым автомобилем, закрепленным за главным инженером.
Размещено СКБ было, как я уже упомянул, на территории дивизии имени Дзержинского, в старом, еще довоенной постройки, здании, которое старожилы дивизии почему- то называли «крейсером».
Для возведения и последующих испытаний опытных образцов разрабатываемых инженерно- технических средств, СКБ использовало на правах аренды небольшую (около полутора гектаров) часть территории Центральной Объединенной Базы военного cнабжения  МВД СССР, расположенной рядом с дивизией.
Вот на этом участке, вообще- то очень удобном для самостоятельного функционирования (одной своей стороной он выходил к остановке «Стройка» балашихинской электрички, имел свои въездные ворота и неплохую подъездную дорогу от расположенного в полукилометре Шоссе Энтузиастов), и предполагалось решать главную мою задачу: привязать проект нового здания СКБ (аналог здания ВНИИПО МВД СССР, выстроенного несколькими годами раньше в Балашихе).
Но, это, как говорят, была задача в перспективе, а вот более мелкими, но более срочными были реконструкция (считай, новое строительство) в интересах Внутренних войск типографии и капитальный ремонт (считай, новое строительство) гаража- стоянки СКБ.
В отличие от пятого полка, строительство этих объектов не было титульным и проводилось так называемым хозяйственным способом: кто сталкивался, тот знает, что это такое.
 Опыт подобных работ у меня был еще с краснодарских времен, поэтому приказом по СКБ была сформирована внештатная строительная группа из пятнадцати человек, куда вошли: майор Э. Забиров (на правах моего заместителя), прапорщик с обязанностями бригадира, еще один прапорщик в качестве экспедитора по снабжению строительными материалами, да полтора десятка сержантов и солдат срочной службы в качестве строительных рабочих.
Сами объекты были небольшими, но вот условия, в которых пришлось их строить, меня не радовали.
Казалось бы, дивизия, как говорится, «стоит» на этом земельном участке уже более полувека, давным- давно исследован каждый квадратный метр территории, проложены все необходимые инженерные коммуникации, но все равно существуют такие «медвежьи углы», где либо грунт слабый, либо уровень грунтовых вод необычно высок, либо еще какая напасть.
Так, например, типографию «посадили» на проседающие грунты, и под одноэтажное здание пришлось закладывать довольно мощные фундаменты.
Кроме того, на этой части территории дивизии была крайне недостаточно развита водопроводная сеть и практически отсутствовал резерв электроснабжения , поэтому для того, чтобы обеспечить типографию  электроэнергией и водой, пришлось впоследствии осуществлять так называемые «проколы» под одним из основных внутритерриториальных проездов дивизии.
Несмотря на все трудности, к середине лета нам удалось «вывести» стены здания типографии и перекрыть его сборным железобетоном.
Вот тут меня и порадовал кадровый аппарат СКБ: подошел срок моего очередного отпуска (подумать только,- назвал желательным август и вот, пожалуйста, товарищ Киреев, с 1 августа, да еще вместе с семьей (!), да еще и в Сухуми (!!). Правда,- всего лишь на турбазу, так я до этого и на турбазах не отдыхал.)
Оставив «на хозяйстве» Эдуарда Забирова и захватив с собой пятнадцатилетнюю Наталью (Лена с Романом откликнулись на настойчивые просьбы наших родственников посетить их в Грозном и отправились к ним), я выехал в Сухуми.
Турбаза оказалась бывшей погранзаставой, расположенной прямо на берегу моря  вблизи сухумского аэропорта.
Из бытовых удобств,- общий туалет и общий же умывальник, холодный душ прямо на пляже, да горячий душ для всех раз в неделю.
Зато солнца и моря,- вволю.
В программу пребывания на турбазе входил трехсуточный туристический поход (правда, для желающих). Наталья, конечно же оказалась желающей, и мне пришлось участвовать в нем, да еще с обязанностями старосты похода.
Составной частью похода (всего- то полторы дневки и две ночевки в так называемом базовом лагере, расположенном в горной части Абхазии) был однодневный шестнадцатикилометровый выход на высокогорное озеро,- нагрузка не для слабых.
Наталья, например, от него отказалась, и была оставлена вместе с так называемой «группой охраны» в базовом лагере,- кашеварить.
 Основной же заботой старосты, кроме развертывания лагеря и организации его повседневной жизни, стало пресечение попыток женской части нашей группы позагорать нагишом в ближайшем кустарнике.
Сколько раз, глядя прямо в коровьи глаза наших простодушных славянок приходилось объяснять, что остроконечные образования на окружающих лагерь возвышенностях вовсе не кучки камней, а групки наблюдателей- мальчишек из ближайших абхазских сел, где, по обычаю, мужчина впервые видит женщину раздетой (и то не всегда) только в брачную ночь.
Но подошел к концу третий день, пришел за нами в условленное место автобус, и мы благополучно вернулись на турбазу, где узнали, что в наше отсутствие на море бушевал шторм, лил дождь, и вообще была, как говорится, совершенно не пляжная обстановка. Мы же, находясь за горным хребтом, ничего этого и не почувствовали.
Еще до похода мне на нижнюю губу «уселась» маленькая болячка,- одна из тех, что сопровождают почти всех, использующих при бритье безопасные бритвы.
Обычный набор действий, применяемый при этом,- протереться после бритья одеколоном, смазать пораненное место подсушивающим кремом,- не помог.
После возвращения из похода я заглянул в местный медпункт и застал там с десяток таких же, как я бедолаг, перемазанных жидкостью Кастеляни: доктор объяснил факт массового «недуга» сочетанием двух по- своему агрессивных сред,- соленой воды и знойного августовского солнца. Таким образом, «долечиваться» предстояло по возвращении домой,- в условиях привычной климатической среды.
Тем временем срок нашего отдыха истек, и мы с Натальей вернулись домой, повидавшись с женой Леной на ростовском вокзале: она уже успела «переместиться» сюда из Грозного и рассчитывала побыть еще недельку в родительском доме.
Я вышел на работу, а Наталью ждал немаленький объем работ по уборке квартиры: как- никак хозяев не было дома почти целый месяц.
Работы по строительству типографии за время моего отсутствия почти не продвинулись: большую часть времени шли дожди, теплоизолирующий слой (мы применили в данном случае керамзит), высыхать в промежутке между дождями никак не успевал, а потому пришлось исхитриться и объединить сразу три вида работ: раскладку утеплителя, укрытие его бетонной коркой и наклейку на бетон кровельных материалов.
К этому времени выяснилось, что тыл дивизии во главе с моим бывшим сослуживцем по пятому полку Николаем Исаевым, аргументируя свое решение маломощностью отопительных сетей в данном сегменте территории, отказал в подключении строящегося здания (зданьица, в общем- то!) к тепловой сети дивизии. Пришлось «встраивать» в типографию индивидуальную котельную.
Наступил новый, 1977 год. К концу зимы мы «утеплились» настолько, что решились приступить к монтажу внутренних инженерных сетей, а, чуть позже, и к отделочным работам.
Весна, а потом и наступившее лето, прошли в возне с раствором: облицовывались плиткой стены и полы, оборудовались лотки и короба  под электросиловые линии, прокладывалась специальная канализация, монтировалась вентиляционная система, готовились фундаменты под типографские машины.
«Проходимец» в хорошем смысле слова, то есть легкий на ногу, Эдуард Забиров во- время нашел надежных партнеров,- строительный цех колбасного комбината имени А.И.Микояна, и мы, заключив вполне легальный договор о взаимной технической помощи, за крайне скромные услуги (ежедневное выделение десятка военнослужащих срочной службы во главе с прапорщиком на вспомогательные работы в ремонтируемых цехах комбината) навсегда сняли вопросы приобретения товарного бетона, раствора, арматуры, чугунного литья и т.д.
Очень ко времени пришлось решение начальника СКБ (также на договорных началах) привлечь в качестве исполнителя отделочных работ выпускной курс одного из производственно- технических училищ города Москвы.
Чуть позже здание типографии было передано специальной подрядной организации под монтаж типографского оборудования, а часть личного состава строительной группы (в основном бетонщиков и каменщиков)  начала работы по строительству гаража- стоянки.
Место, выделенное под стоянку техники СКБ, представляло собой полосу отчуждения действующей теплотрассы, пересекаемую под прямым углом забором, разделяющем военный и жилой городки дивизии.
То есть стоять вдоль забора можно, а вот копать,- нельзя.
Учитывая, что теплотрасса «разрезала» участок на две неравные части, вместо одной стоянки на десять машиномест предстояло строить две отдельно стоящих стоянки: на три и семь единиц хранения соответственно.
Пришлось,как говорится, своими силами спроектировать и согласовать с КЭЧ гарнизона отдельную фундаментную группу, с помощью которой можно было бы «вывесить» часть стоянки над теплотрассой. Это, в свою очередь, позволило бы сооружать внешне единое  здание, пристраивая стояночные боксы к уже готовой части гаража.
Начали с так называемой «теплой ямы», то есть ремонтного блока размером 6х9, с ремонтной траншеей и бензомаслоуловителем. Одновременно я попытался решить с тылом дивизии вопрос отбора тепла для строящегося гаража- стоянки (кстати, в совершенно мизерном количестве) от проходящей под ним теплотрассы, но получил жесткий отказ. Пришлось привлечь к решению проблемы производственный отдел СКБ: его умельцы сварили из труб довольно эффективный масляный электрообогреватель, и ремонтирующие очередной автомобиль солдаты автовзвода получили возможность трудиться в относительно теплом помещении. (Пройдет два года. Я к тому времени уже буду трудиться в Главном управлении внутренних войск. Николая Александровича Исаева освободят от должности начальника тыла дивизии и он будет служить в СКБ помощником начальника по тыловому обеспечению. Резерв мощности сразу же найдется: гараж- стоянка будет переведена на центральное отопление непосредственно от теплотрассы. Может, Исаева сразу надо было назначить в СКБ?).
Одновременно ввели в эксплуатацию бензомаслоулавливающее устройство и подключились к действующим сетям водопровода и канализации.
К зиме замысел «вывески» над теплотрассой и возведения над ней второго по счету стояночного бокса был реализован.
Теперь задача наращивания мощностей гаража упростилась до предела: пристраивай себе очередные боксы к уже готовой части стоянки, пока не кончится отведенное место.
В октябре меня начали серьезно донимать боли в пояснице. По- прежнему беспокоила болячка на губе. К тому же, за последнее время она, как мне показалось, несколько увеличилась в размерах.
Я уже подумывал о том, чтобы лечь на обследование в госпиталь, но подошел срок моего очередного отпуска, «подвернулась» путевка в санаторий МВД Грузинской ССР в Гаграх, и я, руководствуясь принципом «где заболел, там и лечись», уехал на отдых.
Место расположения санатория оказалось почти историческим: местные утверждали, что в его окрестностях в свое время снимали фильм «Веселые ребята». Во всяком случае, вполне узнаваемым мне показался кусочек пляжа с дубом, похожим на тот, с которого падал Леонид Утесов.
На этом положительные эмоции от знакомства с окрестностями санатория закончились, потому что на следующий после моего приезда день зарядил осенний дождь, соседствующая с санаторием местная речка Гагрипша за счет выносов глины с ближайших гор за неделю превратила море из синего в желтое, а температура воздуха снизилась до 12- 13 градусов тепла.
Сразу выяснилось, что Гагры, в принципе, маленький городок (что- то вроде моего Кочубея, в котором вдруг насажали пальм).
К тому же начался шторм, море вздыбилось волнами, и набережная в районе морского вокзала,- основном месте гуляния отдыхающих,- стала абсолютно непригодной даже для кратковременного пребывания на ней: ветер вырывал из рук зонты и срывал с людей плащи.
Конечно, я уже успел познакомиться с такими же любителями волейбола, как и сам, и мы использовали каждый перерыв между дождями, чтобы выйти на площадку (кстати, санаторий был обладателем целого комплекса спортивных площадок, включая теннисные корты).
Интересно повела себя во время моего пребывания на юге моя болячка.
Как я уже упоминал, увеличившаяся в последнее время (примерно до размеров небольшого зерна фасоли), она долго (почти всю путевку) подсыхала, превратившись в итоге в еле державшуюся на губе нашлепку, по виду напоминавшую то ли родинку, то ли наклейку.
Я уже было решил, что она, окончательно подсохнув, отвалится совсем, и все кончится. Но настало очередное утро, и на месте нашлепки вновь появилось так хорошо знакомое мне мокнущее пятно кроваво- красного цвета.
Меж тем время моего пребывания в Гаграх закончилось, и я, «затарившись» мандаринами, убыл через Минеральные Воды в Прикаспий,- в Кочубей.
Малая родина встретила меня умеренным теплом (мы с братом Павликом даже рискнули «покрасоваться» перед домашними, выходя во двор голыми по пояс).
В доме у нас произошли изменения: год назад у Антонины Петровны родился внук. Мальчишку вроде собирались назвать в честь деда,- Василием, но неожиданно «проявила характер» наша невестка Валентина, заявив: -«Пусть в доме будет хоть один настоящий Андрей!» (имелось в виду, что брата, по паспорту Андрея, в быту Андреем почти никто не звал).
Старшенькая, Людмила, уже подросла, и большую часть времени проводила около бабушки, даже спала вместе с нею в выстроенном во дворе флигельке («кухне»,- на местном диалекте).
Через несколько дней, встретившись кое с кем из друзей детства и одноклассников (с одним из них, Николаем Саенко, как выяснится позднее, мы повидались в последний раз: через несколько лет он, едва «разменяв» сорок пять лет, умрет от рака желудка) я выехал междугородним автобусом в Пятигорск (в связи с окончанием прокладки дорог в нашей степи время поездки в Минеральные Воды с двенадцати часов в поезде сократилось до семи часов езды в комфортабельном автобусе). Еще через сутки я был уже в Москве.
Здесь, оказывается, меня уже ждали: мой предшественник  на посту заместителя командира пятого полка по строительству, а ныне начальник отдела расквартирования и войскового строительства ГУВВ Владимир Дмитриевич Бродягин с ведома начальника войскового тыла внутренних войск генерала Сергеева потихоньку приступил к реализации программы подготовки меня к будущей работе в должности офицера Главка. Короче, меня ждала командировка на север страны в составе группы офицеров Главка.
Вернувшись из командировки, я все же принял решение уделить внимание своему здоровью (болячка на губе медленно, но уверенно увеличивалась в размерах), и лег в Центральный госпиталь внутренних войск на обследование. Диагноз прозвучал как выстрел: «-Базалиома! (В просторечии- рак кожи).
Последующие три месяца прошли в жестокой борьбе за дальнейшее существование, в которой было все: и лечение самыми радикальными средствами, включая радиационное облучение, и тяжелые раздумья бессонными ночами, когда в голове неотступно билась одна мысль: -«И это все? В сорок лет?!».
Хорошо, что рядом со мной все это время была моя семья, твердо верившая в то, что болезнь их отца и мужа закончится благополучно.
И просто здорово, что я находился в коллективе, возглавляемом тактичным Михайловым и отважным Вашкевичем, которые смогли организовать для меня щадящий режим, когда у меня было время и на бесконечные процедуры, и на такой необходимый отдых.
Как бы то ни было, а к концу марта 1978 года я окончательно оправился от своей болезни и с удовольствием погрузился в мир строительных забот.
В этот момент о себе снова напомнил Бродягин: в Главке комплектовалась группа для целевой поездки в милый моему сердцу Краснодар, и он убедил генерала Сергеева включить меня в состав этой группы.
Посещение полка, в котором, по сути, я сформировался, как офицер войскового расквартирования, оставило разновекторное впечатление, поэтому я ограничусь констатацией лишь некоторых из своих выводов.
Во- первых, полк под командованием хорошо мне знакомого Енока Исааковича Мовсесяна (он, как говорится, «сидел» на нем восемнадцатый год!) за это время как- то вылинял что ли: многое, особенно в вопросах расквартирования, осталось неизменным с моих времен. Такая, на первый взгляд, незначительная деталь: комната, где кормили комиссию, так и осталась в том самом бледно- розовом цвете, в который мы ее выкрасили в памятном 1966 году.
И во- вторых: я поступил совершенно правильно, когда принял решение поменять место службы и уехать из Краснодара,- многие из моих ровесников и друзей, оставшиеся служить здесь, спились и деградировали.
Не обошлось без посещения выстроенного мною в свое время дома, в том числе и родного третьего подъезда. Конечно, многие узнали меня, многих узнал я.
Как привет из прошлого, возникла из ничего комичная ситуация: я не узнал в прошедшем мимо меня молодом человеке старшего сына Мовсесяна,- Сергея, а вот он, не успев войти в квартиру, объявил, что «видел сейчас во дворе дядю Сережу Киреева, который мне футбольным мячом палец сломал».
На следующий день Енок Исаакович рассказал об этом мне, а я, в свою очередь, поведал ему, как летом шестьдесят седьмого года, я, проходя по двору, вмешался в игру мальчишек, возившихся с мячом, и решил потренировать Сергея играть вратарем. В результате не рассчитал силу удара и выбил Сергею один из неловко растопыренных пальцев на руке.
Надо было видеть, с какой скоростью, несмотря на мои предложения помочь (а может, как раз боясь моего дальнейшего участия) удирал от меня этот, на первый взгляд, толстый и неповоротливый мальчишка. А вот отцу, тем не менее, тогда ничего не сказал, и Енок Исаакович остался в неведении относительно моего «покушения» на здоровье его «старшенького». Теперь же, спустя годы, об этом можно было вспоминать только с улыбкой.
Все командировки имеют привычку заканчиваться. Закончилась и наша,- мы вернулись в Москву, и я вышел на основную работу.
Некоторое оживление на наших малых стройках (а кроме гаража- стоянки мы еще вели закладку фундамента под сборное хранилище- ангар: руководство Главка приняло решение создать на базе СКБ постоянно действующую выставку инженерно- технических средств усиления охраны) было вполне понятным,- конец весны, самая строительная страда.
А вот указание ГУВВ (точнее,  заместителя начальника штаба ГУВВ генерала Андрианова Николая Васильевича) начать сбор предварительных условий для привязки уже упомянутого здания будущего института внутренних войск меня по- настоящему обрадовало.
Сбор исходных данных для проектирования  начался с моей поездки в Ленинград, в филиал основного проектно- изыскательского института министерства (именно там хранилась исполнительная документация на все объекты, когда- либо построенные на территории ЦОВБ МВД СССР).
Здесь меня ожидала новость: документация по зданиям базы была частично разукомплектована, и получить исчерпывающие данные, например, о перечне всех хранилищ и их характеристиках, в том числе и предназначенных для хранения взрывчатых и взрывоопасных веществ, мне не удалось (напомню, что речь шла о строительстве, между прочим, четырнадцатиэтажного здания).
Отработав в Ленинграде пару суток, я вернулся домой.
Первые же консультации в соответствующих службах Балашихинского райисполкома по поводу возможного строительства, по сути, высотного здания в этом районе навели на грустные размышления. И для этого имелись все основания.
Так получилось, что в инженерном отношении наиболее подготовленной оказалась восточная половина занимаемой ЦОВБом территории.
 В западной же ее половине, где находилась арендуемая нами площадка, теплосетей и канализации не было совсем, электроснабжение и телефонная связь обеспечивалась так называемыми «воздушками», а дорожная сеть была представлена только проездами к хранилищам и разгрузочным рампам.
Особенно неблагоприятная ситуация сложилась с отводом поверхностных вод: существовавшая с довоенного времени единая для всей территории система поверхностного водостока, сориентированного на сброс воды в недалекие отсюда Пехорские пруды, за счет более поздних строительных работ оказалась во многих местах, как говорят строители, «перебитой», в связи с чем эффективность действия этой системы резко сократилась, и, как следствие, сразу в нескольких местах территории ЦОВБ уже много лет наблюдались сезонные подтопления.
Что касается территории самой испытательной площадки, то степень ее обеспеченности инженерными сетями была почти нулевой и о подключении предполагаемого строительством здания к ливневой канализации, линиям электроснабжения и телефонной сети ЦОВБа не могло быть речи вообще,
А что касается водоснабжения и канализования нового объекта, то здесь было не обойтись без серьезных перекладок существующих сетей.
Ну и последнее: для обеспечения проектируемого здания теплом и горячей водой предстояло реконструировать котельную ЦОВБа и проложить новую теплотрассу через территорию базы протяженностью около километра.
Так что налицо была серьезная работа по получению точек привязки нового здания, какими бы невыгодными и дорогостоящими они не были.
Лето 1978 года стало определяющим в судьбе дочери: Наталья завершала учебу в средней школе.
Заканчивала она ее как- то без огонька, без особых успехов даже в тех дисциплинах, где обязана была быть одной из лучших.
Потолкавшись без особой надежды на успех сначала в аудиториях ВГИКА, а затем в Московском цирковом училище (в надежде стать студенткой вокального отделения), к исходу августа она сдала документы на бухгалтерское отделение Московского городского техникума общественного питания, что в Северном Измайлове. Хоть одно было хорошо: ездить на учебу недалеко.
В процессе отработки задач по привязке уже упомянутого здания, я за лето несколько раз посетил ГлавАПУ города Москвы и так называемый «московский отдел подземных работ». В одной из поездок в Главное архитектурно- планировочное управление я познакомился с человеком, внешне очень похожим на знаменитого артиста ленинградского БДТ Евгения Лебедева.
Как оказалось, это был его родной брат, академик архитектуры, автор знаменитой «вставки Лебедева», позволившей во многих микрорайонах Москвы, в том числе и в нашем Ивановском, превращать прежде только прямые панельные жилые здания в криволинейные (а в микрорайоне «Матвеевское», к примеру, используя эти «вставки» и вовсе построили абсолютно круглый дом!).
Пришедшее из Кочубея очередное письмо поначалу не насторожило. Ну, стала недомогать Антонина Петровна,- вроде, как подозревается киста в области яичников. Так оно и понятно: во- первых, маме уже идет седьмой десяток, а во- вторых, столько ведер воды с артезиана перетаскано за почти полвека жизни в Кочубее!? Вообще никакого здоровья не хватит!!.
Ближе к зиме в очередном письме брат Павлик уточнил: местные врачи высказываются за лечение путем хирургического вмешательства.
Операции на уровне местного здравоохранения я воспротивился, и мы договорились, что я попробую решить вопрос о проведении операции матери в нашем Центральном госпитале внутренних войск. Такая договоренность была достигнута, и в конце января 1979 года мама приехала к нам.
Мы положили ее в госпиталь, и где- то через неделю начальник второго хирургического отделения Юрий Михайлович (к сожалению, не помню его фамилию) в беседе со мной подтвердил необходимость операции. Как он выразился:-«Она крепенькая, лишнего веса нет,- должна выдержать».
Еще через неделю мы узнали, что Антонина Петровна прооперирована по поводу рака яичника. Как сказал все тот же Юрий Михайлович:-«Подчистил все, что мог. На год можешь рассчитывать».
Еще раньше мы договорились с ним, что не будем расстраивать Антонину Петровну сообщением о том, в связи с чем ее оперировали.
Поэтому Юрий Михайлович заготовил по моей просьбе два выписных эпикриза: первый,- с диагнозом «киста»,- мы вручили ей, а второй,- с настоящим обозначением болезни,- я забрал с собой, имея намерение лично переправить его лечащему врачу (например, будучи в ближайшем отпуске).
Через десять дней я привез еще довольно слабенькую маму домой, и, несмотря на ее желание немедленно выехать в Кочубей («…Там же без меня Павлик с Валей не справятся…»), мы уговорили ее немного пожить у нас.
Был конец февраля. Прожившая всю жизнь, как говорится, «на уровне земли», мама часами сидела у окна в гостиной и с высоты девятого этажа рассматривала панораму нашего огромного заснеженного двора с его паутиной бесчисленных тропок в самых различных направлениях. «-Как муравьи: во все стороны бегут!»,- восхищалась она привычке москвичей ходить где угодно, но только не по тротуарам и проездам.
Дождавшись, когда она более- менее окрепнет, мы отпустили ее в Кочубей.
В это время меня снова привлекли к работе по плану Главка внутренних войск: вдвоем с офицером Политуправления Виктором Петровым мы выехали в пермскую дивизию внутренних войск разбираться по жалобе в ЦК КПСС.
Речь шла о недостатках и нарушениях, имевших место во входившей в состав дивизии соликамской бригаде, которой, как оказалось, еще два месяца назад командовал друг моей лейтенантской  юности Володя Литвинов, ныне,- заместитель командира дивизии.
Прямо в пермском аэропорту нас пересадили из комфортабельного Ту- 154 в «лыжный»  вариант промерзшего АН- 2, и, после двухчасового болтания в воздушных ямах, высадили в крошечном, заметенном снегами аэропорту Соликамска.
Две недели мы скрупулезно разбирались с перечнем недостатков и нарушений о которых анонимно сообщалось в упомянутом письме.
Некоторые из сообщенных сведений подтвердились. Другая часть своего подтверждения в ходе проверки не нашла.
По большому счету, надо сказать, подобные недостатки сопровождают повседневную жизнь большинства воинских коллективов.
Ну куда, например, деваться от такого распространенного явления, как нецелевое использование выданных и, соответственно, списанных с учета так называемых розыскных пайков?
Действительно: сформировали по тревоге оперативно- розыскные группы, выдали им пайки, скажем, из расчета на трое суток. А через сутки розыск за ненадобностью прекратили. Соответственно, пайки, подлежащие расходованию на вторые и третьи сутки розыска, должны быть сданы обратно на склад. Что касается остатков пайков, подлежащих расходованию в первые сутки (обычно личным составом в первую очередь съедается сгущенка, сахар и хлеб), то они остаются в подразделении, и тогда «несъеденное» старшина подразделения, как правило, накапливает в кладовой роты «на черный день»: «подкормить» караул, например.
Вот эти банки потом и «всплывают»: то в виде закуски, то еще где.
Или издержки широко распространенного в войсках строительства объектов так называемым «хозяйственным способом»: за деньги строительные материалы и изделия не купить (да часто и денег нет), а вот за выделение на соседнюю стройку солдат те же строительные изделия можно получить бесплатно (особенно за счет освобождения строительной площадки от так называемого «нестандарта»).
Итог подобных «действий» обычно таков: здание есть, а документация на его строительство и ввод в эксплуатацию некомплектна. К тому же налицо нецелевое использование личного состава.
В процессе разбирательства неожиданно всплыла фамилия моего земляка и товарища по спортивным увлечениям времен юности Володи Саламова: оказывается, именно он, возглавляя до недавнего времени один из строительных трестов в Соликамске, оказывал нашей воинской части по вышеописанной схеме помощь в строительстве автопарка. И не хватило- то нам для того, что бы встретиться, каких- то четырех месяцев: минувшим летом Володя перевелся на малую родину, в Дагестан.
С Литвиновым тоже встретиться не удалось,- он находился в гарнизонном госпитале в Перми по поводу серьезного сердечного недомогания.
Конечно, быть в части и не посмотреть ее условия расквартирования я не мог. Тем более, что меня об этом попросил новый командир бригады подполковник Микитенко.
Особое его беспокойство вызывала работа котельной военного городка: батареи в казарменных зданиях были чуть теплыми.
Начали осмотр с теплотрасс.
«Рукотворных» проталин, обычно сопровождающих плохо укрытые участки теплотрасс, мы не обнаружили. Тогда было принято решение сосредоточиться на самой котельной.
То, что применяемый в Соликамске бурый уголь «местного розлива» плохо горит, было видно невооруженным глазом.
Поскольку заменить его возможным не представлялось, то решение вопроса надо было искать в улучшении тяги, а именно: устранить или хотя бы уменьшить так называемые «подсосы», то есть затягивание воздуха в подтопочное пространство, минуя поддувало.
И вот что мы обнаружили.
Во- первых, из- за раскачивания под ветровой нагрузкой металлической дымовой трубы (а ее высота достигала почти тридцати метров) в месте ее сочленения с опорной частью борова появились многочисленные щели, через которые, минуя топку, прямо в устье теплой трубы с улицы проникал холодный воздух.
Также, минуя топку, воздух свободно поступал через так называемые противовзрывные клапана, которые, из-за незнания их функций (а чаще вследствие разгильдяйства солдат- кочегаров), давным- давно были продавлены, и представляли собой обыкновенные отверстия в борове.
 Шиберные заслонки то же содержались в состоянии далеком от идеала и в немалой степени способствовали тому же подсосу воздуха в обход топки. Микитенко (кстати, в юности потрудившийся кочегаром в торговом флоте), применяя в адрес своего заместителя по тылу далеко не парламентские выражения, обещал мне лично проконтролировать устранение выявленных недостатков.
Перелетев обратно в Пермь, мы доложили командиру дивизии итоги нашей работы в Соликамске.                В Москве наши материалы, в которых в принципе не было, как говорится, «ничего такого», неожиданно для нас вызвали какой- то нездоровый ажиотаж (видимо, сказалась привычка после каждого чиха из ЦК КПСС вставать в позу «чего изволите?»), и начальник войск приказал готовить заседание Военного Совета.
 Каковой через месяц и состоялся.
Присутствовал на нем и выздоровевший к тому времени Литвинов.
 Мы с ним, в перерыве между многочисленными «дерганиями», сопровождающими такое непростое действо, как Военный Совет, даже нашли полчаса для разговора вдвоем.
Литвинов был спокоен, и в ответ на мою попытку как- то извиниться за причиненные неприятности, вполне по- философски заметил:
-«Каждый делает свое дело».
Предложения членов Совета поначалу отличались крайней жесткостью типа  «командира и заместителя по тылу с должностей снять и назначить с понижением, а заместителя, кроме того, еще понизить в воинском звании», но, в конце концов, материализовались в предупреждение о неполном служебном соответствии Литвинова и в освобождение от занимаемой должности и назначение с понижением заместителя командира бригады по тылу.
Таким образом, этикет взаимоотношений с такой организацией, как ЦК КПСС, был соблюден полностью.
Но Иван Кириллович Яковлев не был бы самим собой, если бы позволил просто так вытереть ноги об людей, честно отслуживших Родине не один десяток лет: заместитель командира бригады по тылу действительно был назначен с понижением,-  заместителем командира полка по тылу. Но, во- первых, то ли в Курск, то ли в Липецк (это после Соликамска- то!), а, во-вторых,- без понижения в воинском звании.
Через несколько месяцев, получив по новому месту службы хорошую квартиру, он, якобы даже заявился в Главк с ящиком коньяка,- отблагодарить.
Что касается Литвинова, то по прошествии пары лет, где- то сразу после Московской Олимпиады Иван Кириллович назначил его командиром кировской дивизии, и вскоре Володя стал одним из самых молодых генералов во внутренних войсках.
Меж тем на работе у меня все, как говорится, окончательно «устаканилось»: строительная бригада завершила монтаж сборного хранилища- ангара под постоянно действующую выставку ИТСУО и продолжала по отработанной схеме «нанизывать бусы» очередных боксов к гаражу- стоянке. Я все более плотно «вгрызался» в проблему привязки здания уже упомянутого здания ВНИИ ВВ МВД СССР.
Эта работа предполагала систематический доклад возникающих по этой проблеме деталей в ГУВВ, так что я довольно часто был, как говорят, «гостем» здания на Краснокурсантском Проезде.
Вот там- то меня как- то и «перехватил» начальник медицинского отдела внутренних войск полковник Лазарев.
-«Слушай!»,- сказал мне Павел Львович. –«Мы тут в большой теннис играем, а с приходом Юрия Михайловича (речь шла о Чурбанове) группа пополнилась руководящим составом, и арендовать зал в «Энергии» (спортивный комплекс рядом с Главком) стало не совсем удобно. Ты не прозондируешь возможность оборудования теннисной площадки на базе спортзала Дома Офицеров дивизии имени Дзержинского?».
Я хорошо знал этот зал (в нем проводились соревнования по волейболу на первенство гарнизона). К тому же надо сказать, что по мере выздоровления я вернулся к зародившемуся еще во время отдыха в Гаграх намерению «перепрофилироваться» с волейбола на теннис. Поэтому для меня и сына Романа были закуплены ракетки и мячи, а рядом с нашим домом, в школьном дворе, была найдена и, как говорится, «освоена» вполне подходящая площадка для занятий у так называемой «стенки». Осталось найти место для занятий в зимнее время. И тут это предложение Павла Львовича.
Через неделю я привез в Главк свои предложения по оборудованию теннисной площадки в Доме Офицеров дивизии. Около месяца ушло на разметку и перекраску пола, изготовление съемных устройств для крепежа теннисной сетки и переделку освещения зала.
Заодно были восстановлены туалетные комнаты и душевые спортзала, не работавшие до того чуть ли не двадцать лет.
Наконец, настал день первой тренировки «в своем» зале.
Понятно, что я тоже вошел в группу занимающихся теннисом, причем меня определили в группу новичков, возглавляемую моим прямым начальником,- заместителем Начальника Внутренних Войск по  тылу генерал-лейтенантом Олегом Митрофановичем Сергеевым.
В другую группу, возглавляемую Лазаревым, вошли более опытные теннисисты, в том числе и новый начальник Политуправления ВВ МВД СССР.
Что касается Юрия Михайловича Чурбанова, то он к этому времени стал заместителем Министра, и у него теперь были другие заботы и, соответственно, другие возможности для игры в теннис.
К слову, просуществует наша «секция» совсем недолго.
Во- первых, сыграют свою роль частые командировки ее членов (до 200- 250 суток в году!).
А, во- вторых: встаньте- ка на место командира дивизии, который в выходной день  (а мы собирались только по субботам) хотел бы заняться по своему плану, а в это время на территории подчиненного ему соединении, находится (пусть даже играя в теннис) большая группа начальников из Главка?!
Короче, через пару месяцев в отведенное для тенниса время в зале будем заниматься лишь мы с Романом, местный инструктор физкультуры, да еще приглашенный мной мой старый знакомый еще по службе в ростовской дивизии, а ныне офицер Главка Евгений Калугин.
Пролетела весна, наступило лето, а вместе с ним отпала и необходимость ездить для теннисных тренировок в не так уж и удобный для посещения городок дивизии имени Дзержинского: уже упомянутая площадка в близлежащем школьном дворе была в этом плане намного удобнее,- и близко, и на свежем воздухе.
Тут и подоспел очередной звонок из ГУВВ: мне предлагалось войти в состав комплексной группы по проверке финансово- хозяйственной деятельности одной из частей 36-ой дивизии внутренних войск.
Надо сказать, что примерно в это время в Министерстве Внутренних Дел родилась и начала реализовываться идея создания регионального строительного комплекса, способного взять на себя выполнение необходимых министерству объемов строительно- монтажных работ в городе Москве.
Функции УНР должно было выполнять создаваемое  военно- строительное управление, а функции стройбатов, по аналогии с соответствующими структурами Советской Армии,- формируемые при дивизиях строительные части (подразделения).
Вот в одну из таких частей мы с офицером финансового отдела ГУВВ Виктором Заболотских и выехали летом 1979 года.
Как часто бывает в подобных случаях, в создаваемом комплексе еще не были до конца отлажены как организационные, так и производственные связи.
Например, в частности, еще не были полностью сформированы годовые заказы строительных работ, еще шло насыщение строительной техникой и механизмами, а обучение личного состава строительным специальностям вообще только организовывалось.
Но, как говорится, если есть солдат, то он должен быть занят. А работы в промышленно развитом Подмосковье всегда хватало.
Так и в этом случае: под боком воинской части оказалась птицефабрика, на которой все время что-то обваливалось, протекало, или, наоборот, не текло.
Разумеется, командир части удовлетворял запросы фабрики и выделял на работы личный состав, тем более, что все эти работы фабрикой оплачивались.
Я забыл упомянуть, что все вопросы строительства в войсковых частях внутренних войск в те годы регулировались действовавшим уже добрых пятнадцать лет приказом Министра №40,- документом, надо сказать, довольно удачным. Руководствоваться им было можно вполне успешно, что я с удовольствием и делал еще во время службы в Краснодаре и в Иркутске.
Здесь же пришлось столкнуться с каким- то дремучим незнанием основных положений указанного приказа.
И, пожалуй, определяющим нарушением существующего порядка было прямое вмешательство в процесс финансовых отношений между воинской частью и злополучной фабрикой со стороны тогдашнего начальника ХОЗУ МВД генерала Калинина (батальон размещался на территории дома отдыха, подведомственного ХОЗУ, что, видимо, давало право сановному чиновнику и его считать своей вотчиной).
Ситуация сложилась необычная: каждая из ведомостей на выдачу личному составу заработанных на фабрике денег (оформленных, кстати, с грубейшими нарушениями упомянутого приказа Министра), была «украшена» резолюцией начальника ХОЗУ типа «Утверждаю. Калинин.» или «Доложено Министру. Калинин».
Докладывал ли, кто знает?
(Через несколько лет, когда начнется травля Щелокова, упомянутый чиновник за допущенные злоупотребления будет осужден к нескольким годам лишения свободы. И кто сказал, что к решению уйти из жизни так, как это сделал Николай Анисимович, его не подтолкнули подобные действия таких его подчиненных, как Калинин?!).
А тогда мы доложили все свои выводы генералу Сергееву. Тот, в свою очередь, докладывал их куда-то наверх. Чем дело кончилось,- нам не доводили.
Ближе к осени мне был предоставлен очередной отпуск. Чтобы «не провоцировать» пережитую мной Базалиому и наверняка «разлучить» меня с вредным для меня тогда солнцем, медики посоветовали отдохнуть в лесной Литве, на неведомом мне доселе курорте Друскининкай. А по возвращении с отдыха я узнал, что в мое отсутствие было принято решение о назначении меня на должность офицера в отдел расквартирования и войскового строительства ГУВВ.
Сдавал я свои, как мне казалось, непростые дела моему бывшему сослуживцу по пятому полку Николаю Александровичу Исаеву, буквально пару месяцев назад освобожденному от обязанностей начальника тыла дивизии имени Ф.Э. Дзержинского и назначенному на должность помощника начальника СКБ по тылу (я уже об этом упоминал). И, конечно, я еще не знал, что пройдет немного времени, и на фоне проблем, в решении которые мне придется принимать участие, то, чем я занимался в войсковом строительстве и расквартировании до сих пор, покажется детской игрой.
2008 год
(Последняя редакция-август 2024 года)