Цветы развалки. Ночь перед Рождеством

Глава 12. Ночь перед Рождеством

Зимы стояли очень холодными и снежными. У меня была латаная-перелатаная белая шубка, а вот у мамы – легкий жакетик и полуботиночки, которые совсем не грели. Собственно, это было одно название – полуботинки. На самом деле от них остались одни заготовки, потому что подошвы фактически не было. Дыры были насквозь. Вместо подошв подкладывался картон, в который набивался снег и вода. Когда мама долго стояла на одном месте, подошвы примерзали к земле. Бедная мамочка, сколько тебе пришлось пережить и перенести в те страшные дни! Я это поняла только годы спустя. Сколько обид, унижений ты перенесла, моя гордая мама, только чтобы сохранить жизнь своему ребенку!
Мне запомнилась на всю жизнь та зима, та ночь под Рождество. Уже неделю мел снег, наметая огромные сугробы, мороз стоял такой, что вдохнув воздух, казалось, что ты проглотил колючую льдинку. В доме несколько дней не было ни крошки. У мамы температура, ее бил озноб, укутавшись в платок, она лежала на диване. Я старалась не шуметь и даже не просила кушать, молча лежала в постели, чтобы хоть как-то согреться. Не знаю, который был час, часов у нас не было – их продали, но на улице стояла темень, когда мама, пошатываясь, встала и сказала:
- «Собирайся, Тонечка, нельзя сидеть, сложа руки. Пойдем в гости к Шуре, иначе ты замерзнешь здесь до утра голодная». Шура и Андрей были нашими друзьями. Незадолго до войны Андрей потерял работу. В доме двое детей и жена не работала. Можно сказать, что отец мой около года кормил их. Не было ни одного праздника, чтобы вся их семья не приходила к нам в гости. Но после развода родителей мы стали видеться реже. Андрей раззнакомился с румынами, стал заниматься частной выделкой кожи. Они разбогатели, поменяли квартиру, стали важными и  с нами перестали общаться
Шел пушистый снег, заметая все вокруг. Сильный ветер валил с ног. И хотя мама укутала меня так, что виднелись одни глаза, мороз пробирал до костей, было больно дышать.
 На улице почти не было людей, ни тропинки, ни дорожки – все покрыто глубоким снежным одеялом. Мама часто меня останавливала, поворачивая спиной к ветру:
       - «Передохни, дочечка, мы скоро придем».
 Хорошо сказать «скоро» - из центра города на Молдаванку! Да еще в такую погоду! Я  уже ничего не хотела, холод и усталость сковали меня.
       Наконец-то мы подошли к дому Шуры. В окнах горел яркий свет, виднелась елка. Дверь открыла сама хозяйка, нарядная и красивая.
 - «Вот уж кого не ждала!, - удивленно протянула она, глядя на заметенные снегом две фигуры. Ну, заходите уже… Раздевайтесь…». Чувствовалось, что хозяйка не очень рада нашему приходу. Шура была растеряна, смущена. Мы вошли на большую веранду, из которой вела дверь в комнату, где были гости. Слышались громкие голоса и звон бокалов. Сбоку стоял огромный стол, весь заставленный блюдами, вкусно пахло едой.
  - «Мы тут были рядом… по делу…, совсем рядом…», - нерешительно начала мама, едва шевеля замерзшими губами. И вдруг решительно, почти приказала:
 - «Покорми ребенка! Она голодная!».
 - «Сейчас пришлю Надю, а мне надо к гостям».
 Вошла Надя, прислуга, которая жила тут же, во дворе.
 - «Елена Алексеевна!», - всплеснула она руками. «Боже мой! Вы же закоченели! Раздевайтесь, заходите», - гостеприимно пригласила она.
 - «Нет, нет! Мы спешим. Покормите Тоню здесь, мы очень спешим».
 - «А вы, Елена Алексеевна, что будете есть?», - спросила Надя, которая хорошо знала нас еще до войны.
 - «Я сыта!», - гордо отказалась мама.
 Надя расставила на краю стола несколько тарелок с едой. Пахло мандаринами и елкой…
 То ли от холода, то ли от голода у меня все поплыло перед глазами… Страшно захотелось спать….спать… Мама попробовала меня растормошить, но тщетно.
 - «Идем,  Тоша, нам надо торопиться!», но я спала...
       Нас забрала к себе Надя. Мы переночевали и рано утром ушли. На улице я обнаружила в своем кармане два мандарина… Мы больше никогда не приходили к Шуре и не виделись с ней. Она говорила, что в тот рождественский вечер в гостях у них был мой папа со своей пассией. Мама часто потом вспоминала это Рождество. Может под влиянием этих рассказов у меня осталось на всю жизнь горькое чувство унижения и обиды за маму.