Evanescence

Один. Два. Три. Пять. Четыре. Сотни чисел ежедневно шагают маршем по бесконечно-длинному циферблату. Система часто ломается. Самостоятельно выходит из строя. Видимо, ей это все надоело или она обиделась, я не знаю. Постоянно требуется перезагрузка, хоть она и против, ее все равно никто не спрашивает и не слушает. Чтобы собрать частицы собственного разума, не нужно особых усилий, но эти осколки сами не хотят, чтобы их собрали по частям в единый кувшин, из которого и так постоянно выпадают капли, как маленькие дети из своих кроваток, поэтому они впиваются в руки, как стая голодных пираний. Но в один момент система вновь сломалась и уже не поддавалась восстановлению.

Психиатрическая больница Белл-Роуз.
10 марта. 1925 год. Время 12:35.
Ослепительно-белый свет выдавливал мои голубые продолговатые глаза. Моя, теперь уже родная семья - бледный пол, с небольшими трещинами в черепе. Прочные стены, которые мерзко улыбаются мне каждую секунду. Невысокий потолок, смотрящий на меня искоса, в мою заплесневевшую макушку. Они были рады видеть меня у себя в доме, но больше всего любили обнимать меня. Сдавливать своими мускулистыми руками так, что сердце попадало в огромный медвежий капкан, из которого не выбраться, даже если ты максимально полон сил. Любые мольбы о пощаде. Результат равен нулю. Ноль. Ноль. Даже самый маленький ноль значительно больше любой единицы. Я расхаживаю по комнате, разговариваю с семьей. И так каждый день. Изо дня в день. Я опять ложусь на кровать. Я опять закрываю глаза. Я опять улетаю.

Психиатрическая больница Белл-Роуз.
10 апреля. 1926 год. Время 15:35.
Свежий ветер гладил мои ломкие волосы, пытаясь причесать их. Мои глаза пялятся на яркое солнце. Развалившись на лавочке, я думаю обо всем, кроме себя. В основном, о числах. Ко мне подсел дряблый старичок и начал непрерывно что-то вещать:
-Сегодня команда Грин-Стейн забили два гола. Я был там. Они играли в замке короля Артура. Нападающий-Кеннеди не смог остановить Армагеддон во время матча, но Черчилль смог захватить мир, в котором мы сейчас живем.
Я внимательно слушал и не считал его странным. Пытался заглянуть в глаза к этому молодому человеку, но ничего там не увидел. Медленно и противно потекла белая пена из его рта. Немая речь превратилась в жесткий панк-рок. Я видел, как в эту же минуту скинули лестницу. Я видел, как по ней спускались люди в белых халатах, с встроенными крыльями за спиной. Я видел, как «пенного» человека цепляют крюками и тянут за собой, обратно по лестнице. Но не многие знают, что слова цепляют своими крюками гораздо сильней и отцепиться от них практически невозможно. Но я не предал этому значения, а сорвал яблоко с близ стоявшей яблони, откусил червивую сторону и снова закрыл глаза.

Психиатрическая больница Белл-Роуз.
10 мая. 1927 год. Время 18:35.
Стук в дверь или в мою черепную коробку. Одно и то же. В комнату легкой походкой вошел главный врач. Я начал потягиваться, лежа на кровати. Он осмотрел каморку, тихо говоря под нос:
-Эта подойдет, давно пустует. Заводите!
Руки санитаров кинули непонятное человеческое существо. Я вскочил, подумав, что меня не заметили и попытался схватить руку врача, но он обернулся и сказал:
-Ветер? Откуда тут сквозняк? Пошлите отсюда.
Они заперли дверь. Но почему они не заметили меня? Будто я не существующий персонаж. Но больше одного пациента в одной палате - это не допустимо. Я встал на колени и подполз к лежащему телу. Повернув лицом, я посмотрел ему в глаза и спросил:
-Ты видишь меня? Ты слышишь меня? Ты чувствуешь меня?
На что я услышал тихий, но очень громкий ответ:
-Да.