Мои родные 1

    Недавно я с дочерью побывала в музее о последних днях Царской семьи, расположенном рядом с Храмом на Крови в Екатеринбурге. Храм этот виден из окна моей квартиры и я каждое утро молюсь глядя на него. О впечатлении, которое произвёл музей надо писать отдельно. Ещё раз осмотреть фотографии,вещи, документы, рассказывающие о Царской семье, её жизни, супругах, детях, их последних днях.
    Но я с некоторым удивлением ощутила связь с этим местом, с судьбой царской семьи, и как результат с судьбой моих родных. А ещё я удивилась тому, как тесен мир, как причудливо переплетаются события вековой давности с тем, что происходит рядом с нами, и мы через несколько поколений оказываемся причастны к тем далёким временам.
    Моя мама, в девичестве Селедкова Таисья Павловна 1917г.р, не помнила своего отца Павла Григорьевича. Но она хранила в памяти то немногое, что рассказывала её мать Евдокия Семёновна, 1879 г.р. Дуня была внучкой ростовщицы Бочкарихи в селе Большое Сорокино, которое живо и сейчас, находится в  Тюменской обл  и является районным центром. А в те времена, о которых я пишу, оно находилось по административной принадлежности в Тобольской губернии. Эта губерния существовала до 1919 года.
    В селе уживались старообрядцы и нововеры.Предки деда Павла попали в сибирские края после того, как произошёл раскол церкви в 17 веке. Он был пастухом собственного  небольшого стада, богатства не имел, но и не бедствовал. Мама рассказывала, что в их селе бедняков не было, за исключением Мити Холёнка, который проводил время в праздности, на печке любил лежать, да ещё несколько подобных ему дружков. Жил Павел  с матерью, которая свято чтила старую веру и её законы. Крестилась двумя перстами, новообращённых называла щепотниками, потому что они крестились сложив вместе большой, указательный и средний палец.Так удобно брать щепотку сыпучего вещества.  Она не разрешала пить из ковша, которым зачерпывали воду из бочки, а следила, чтобы из ковша в кружки наливали и пили из них. Своеобразная гигиена.
    Паша мечтал о большом стаде, хотел построить молоканку и маслобойку. Году в 1895 направился он к ростовщице Бочкарихе, чтобы одолжить деньги. Были у него кое-какие планы на развитие своего дела. Огромный пес во двор не пускал, а на стук в ворота вышла девушка лет 16ти, привязала пса и провела Павла  в дом. Он чуть не забыл, зачем пришёл. Залюбовался девушкой, высокой, крепко сложенной, из под платочка повязанного по девичьи, под подборотком, выбивалась тёмно русая коса. Павел решил вопрос с процентщицей а также сделал решительный поворот в своей холостой жизни. Он заслал сватов к Дуне.
    Бочкариха воспротивилась: её внучка была, как и вся семья,  новой веры, а предлагаемый себя в женихи Павел был старовером и в церковь не ходил. Бочкариха поставила условия молодому мужчине: окреститься в церкви, надеть новый крест, тогда она подумает, отдавать ли Дуню за пастуха. Павел на полученные от ростовщицы деньги купил весной  стадо  телят.  За лето животинки нагуляли вес и он продал скот заинтересованным купцам из Ишима и Тюмени.
    Деньги вернул ростовщице с процентами да ещё осталась сумма, которую он снова пустил в оборот. Летом он окрестился в церкви, сменил веру и снова заслал сватов к Евдокие. На этот раз Бочкариха дала согласие: увидела в Павле надёжного хозяина для создания и обеспечения семьи.
    У Павла Григорьевича к 1915 году было почти всё, что он планировал: успешное дело, большая семья, новый дом. Низ его из красного кирпича под свою лавку,  а бревенчатый верх - жилые комнаты для семьи, а также планы на будущее: приобщить к своему делу сыновей. Впрочем, старшая дочь Мария, которой было 17 лет помогала отцу в лавке. Закончив Церковную школу она оказалась предприимчивой девушкой: вела долговые книги, составляла списки товаров необходимых для пополнения прилавков и отпускала товар покупателям.
    К этому времени Павел стал купцом 2й гильдии,  выезжал в Тобольск, когда того дела требовали. Однажды (предполагаю из купеческого собрания) он привёз красивую фотографию:с неё величественно смотрела семья царя Николая 2го. Павлу Григорьевичу захотелось принарядить своих дочек, сыновей и дородную Евдокию, сфотографировать всех на долгую память. 

    Фотографии этой 100 лет. Чьей-то рукой выведен на обороте 1915 год. В верхнем ряду стоят Маня 17 и Коля 15 лет, в нижнем ряду сидят Феденька 8 лет и Павла-Павлина 7 лет. В средине - мои дедушка Павел Григорьевич и бабушка Евдокия Семёновна Селедковы. Уже шла  Империалистическая война, уже уходили из села  Большое Сорокино на войну мужики. Уже назревали страшные для России  события 1917года. На этих 2х фотографиях две российские семьи, одна из которых была расстреляна (фото размещено в начале 2й главы), другую, как многие российские семьи, разметало революциями, Гражданской войны, и междоусобицами-брат на брата не только по всей России, но и по миру. CABINET PORTRAIT   
Продолжение: "Мои родные" 2, 3, 4.