Цветы развалки. Гл 12 Наш двор

По дороге домой мама мне рассказала, что до войны работала вместе с дядей Федором. Он работал слесарем. Его все любили за добрый нрав и золотые руки. А сейчас он работает дворником, и в его доме есть маленькая свободная квартира. Так мы стали  жить в центре города, на шумной Тираспольской площади, куда стекались маршруты 15, 21, 12, 3 и еще Бог весть каких трамваев.
Эта площадь стала нашим домом на долгих двадцать пять лет, деля с нами радости и горести. Квартира наша находилась в бельэтаже. Окна выходили во двор. О войне напоминали развалки, окружавшие двор, да покареженная пожарная лестница, чудом державшаяся буквально на волоске. Виноград плотно обвивал ее, почти скрывая от глаз. Сколько раз потом  она меня выручала:
 - «Тошка, атас, мама идет1»,- предупреждали меня ребята, и я с обезьяньей ловкостью, раскачиваясь на ржавой лестнице, подтягивалась до форточки, и в мгновение ока исчезала в комнате. Мама меня закрывала на ключ, когда я болела или была наказана. Но ничего не могло меня заставить сидеть в четырех стенах.
Наш двор был удивительным. Трехэтажный дом стоял, разделяя пространство на два двора. По бокам к дворам примыкали три развалки. Сам дом был весь изрешечен осколками так, словно только в него одного во всей Одессе и целилась немецкая авиация. Но шрамы его украшали, и мы его любили.
А чего стоили флигели соседних домов, выходящих окнами в наш двор! Один дом с Преображенской, второй с Островидова. Они стояли тесно прижавшись друг к другу, словно сиамские близнецы-братья. Хотели мы или нет, но мы жили жизнью трех улиц. Словом, это был настоящий одесский двор -  с его радостями, горестями и проблемами.
Хозяином нашего двора был дядя Федор и его Тарзан, пес – помесь кого-то с кавказцем. Пес никого не трогал сам, но умел заставить себя уважать. Зато дядю Федора мы, детвора, обожали, да и взрослые к нему относились с большой симпатией.
А за воротами была очень шумная, разношерстная улица: ресторан совсем рядом, пивной бар, гастроном, очереди, трамваи, крики и драки.
Но самыми интересными и необыкновенными были жильцы нашего дома, брошенные войной выживать в этих непростых условиях. Это я поняла только став взрослой. А пока я знакомилась с детьми. Их было человек десять-двенадцать, все немного старше меня и, в основном, мальчики. Напротив нас жил Вовка-Ба, мальчик лет десяти-одиннадцати. Его отец на фронте, мать умерла. Воспитывала его бабушка, Лидия Андреевна. Высокая, пожилая, очень полная добрая женщина. А называли Вовку так, потому, что он всегда кричал на весь двор:
- «Ба, я иду в другой двор. Ба, я еще погуляю!». Так он и  стал Вовка-Ба.
Лидия  Андреевна сразу взяла шефство надо мной. Мама пыталась найти какую-либо работу, но это было очень сложно с маленьким ребенком на руках.  Муж Лидии Андреевны, Карл Иванович, работал, и они были относительно обеспеченными. Уходя из дома, мама просила Лидию Андреевну присмотреть за мной. Относилась она ко мне  как к родной. Даже Вовка-Ба стал моим покровителем и защитником:   -«Тошку не трогать! Она маленькая!», - строго говорил он. И его слушали… Ба у нас был негласным вождем и предводителем. Без него ничего не решалось.
На втором этаже жила очаровательная глупая боягузка Женька. Копна вьющихся каштановых волос обрамляла ее личико с большими, вечно удивленными глазами. Она всего боялась, но особенно свою маму – тетю Полю.
 – «Почему не жрешь? Стерва, я тебя убью», – нехотя угрожала тетя Поля, и била ее тут же в доказательство своей угрозы по голове ложкой.
 – «Мамочка, не надо!», – визжала Женька, прикрывая обеими руками голову. «Я больше не буду!».
 В их семье дежурными фразами вечно были – «Стерва, я тебя убью» - тети Поли, и Женькино – «Мамочка, я больше не буду!».
Вообще, о тете Поле можно рассказывать очень много. Она играла огромную роль в жизни двора. Поля была главным информатором, а попросту, сплетницей, не только двора, но и улицы. Но сплетницей она была очень доброй, и сплетни водила не со зла.
 - «Сволочь, Гришка, побил опять Прысю», - говорила она, сочувствуя всей душой Прысе.
 Муж ее, Андрей, работал в порту. Возвращаясь со смены, он всегда приносил целую корзину скумбрии. Скумбрия и была той палочкой-выручалочкой, которой пользовался весь двор.
 - «Люся, берите рибу, еще дышит», - говорила она маме.
Удивительно, Поля была единственным человеком в двух дворах, которая позволила себе называть мою маму, очень щепетильного и интеллигентного человека, по имени – Люсей. Собственно, это было даже не имя, маму звали Еленой, а ласковое обращение нашего Вовки, когда он хотел подлизаться к маме. В то время ко всем обращались не иначе как «мадам». Но это правило не касалось тети Поли. Так как с деньгами у нас всегда была напряженка, мама час-то отказывалась:
 - «Не буду брать. Денег нет».
 - «Та берите, берите! Когда-нибудь они же будут! Отдадите!».
Сколько раз в голодные дни нас выручала ваша «риба», тетя  Поля! Она всегда ставила меня в пример своей Женьке:
 - «Смотри, какая Тошка аккуратная, всегда подымает платье, прежде, чем сесть. А ты?! У, убью, стерва!», - лениво заканчивала она своей любимой фразой.