Потерянная буква

  Друзья и знакомые часто спрашивают меня, откуда взялась моя странная фамилия, в ней явно чего-то не хватает. Я обычно отшучиваюсь - эволюция, антропогенез, Дарвин, лишние буквы, как атавизм, уходят в небытие. На самом деле за потеряннoй буквой скрывается вполне реальная история моего отца. Именно ему я должен быть обязан за слегка укороченную фамилию, Дарвин здесь точно не причём.

  Всё началось в далёком 1920 году, когда на свет божий появился мой отец. Родился он в небольшём иранском селении, на самой границе между тогдашней Персией и Советским Туркестаном. В следующие несколько лет гражданская война завершилась полным разгромом нехорошего басмачества. Во всей Средней Азии установилась власть рабочих и крестьян. Ленин провозгласил Новую Экономическую Политику. После тотальной разрухи и карточной системы военного коммунизма страна расцвела.

  Мой дед, прослышав про замечательную жизнь в Советской России, вместе с семьёй переселяется в город Ашхабад. Дом поставил, детей в школу определил, сначала всё было просто замечательно. Увы, хорошая жизнь закончилось очень быстро. Умер Ленин, вместо Новой Экономической Политики приняли первый пятилетний план и вместе с ним коллективизация, колхозы, борьба с кулачeством, вобщем началось... и уже к тридцать третьему закончилось страшным голодом.

  Голодомор был не только в Украине, голодала вся страна. Младшая сестра отца заболела и умерла от обычной простуды. Жить стало совсем неуютно.

  Мой дед принимает трудное решение - надо возвращаться обратно. В иранской деревне дети в школу ходить не будут, но там, по крайней мере, никто не голодает. Отцу перспектива переезда из города в глухую провинцию совершенно не понравилась. В тринадцать лет он был уже вполне самостоятельным, учился на рабфаке, отличник, комсомолец. Переселяться в иранскую деревню, да никогда в жизни. Я остаюсь. Знал бы он, что тридцать третий год - это всего лишь цветочки, впереди был год тридцать восьмой.

  Через пять лет в стране неожиданно началась война с врагами народа. Каждые две недели на рабфаке проходили бурные собрания, на которых решительно осуждали внезапно появившихся отовсюду предателей и изменников Родины. Их было много, очень много. После каждого собрания отец приходил в своё общежитие и на общей фотографии учеников и преподавателей замазывал чернилами очередного врага народа. Уже через полгода вместо профессуры на фотографии остались одни чернильные пятна. Цвет нации, умные и образованные просто исчезли.

  Но борьба не закончилась, нужны были новые жертвы. На очередном собрании японским шпионом объявили электрика общежития, сильно пьющего Сашку. На общей фотрографии очередного предателя не было и никого замазывать не пришлось, и надо же было отцу засомневаться. А зачем японцам алкоголик электрик, работающий в общежитии рабфака, тем более что в радиусе ста километров нет ни одного живого японца. Сомневались конечно многие, но мой папа решил засомневаться вслух. Ему было всего восемнадцать. Репрессивная машина заработала. После занятий пригласили в кабинет директора, а оттуда прямиком в следственный изолятор. Так отец из отличника - комсомольца превратился в обычного троцкиста.

  Следователь, который вёл дознание, оказался совестливым, наверное и сам не верил что электрик Сашка японский шпион, да и объявлять восемнадцатилетнего подростка врагом народа было как-то не с руки. Что же это за народ получается у которого такие враги. Поэтому вместо 58 статьи и положенного по этой статье срока отца просто депoртировали: “У тебя родители в Иране, к тому же ты сомневающийся, в линию партии не веришь, социально чуждый ты элемент, таким в нашей стране не место!”

  Отца и ещё несколько сотоварищей по несчастью ночью вывезли к границе и под дулами винтовок отправили на сопредельную территорию, без денег, без виз, даже без паспортов. Как взяли после занятий, так и отправили.

  Долго бродить по территории соседнего дружественного государства без документов не получилось. Иранские жандармы арестовали нелегалов в ближайшей деревне уже под утро и после знакомства с советским следственным изолятором, отцу пришлось познакомиться с иранской тюрьмой. Снова допросы, дознания - кто такой, где документы, с какой целью пересёк границу... Естественно никаких сопроводительных бумаг НКВД-шники отцу не дали, а верить на слово жандармы никак не хотели. В конце концов в тюрьму пожаловал мой дед и при свидетелях подтвердил - сей отрок мой старший сын.

  Самый “гуманный и справедливый в мире” иранский суд отправил моего отца на три года в ссылку. Нашли ему заброшенный аул, затерянный в горах, и строго настрого запретили покидать новое место жительства. Моему отцу несказанно повезло, рождённый в убойном двадцатом году, он встретил июнь сорок первого в совершенно безопасном месте. Спасибо следователью, который в своё время депортировал его из страны советов.

  В глухой иранской деревушке мой отец, со своим рабфаковским образованием оказался очень востребованным. Он объявил всем, что закончил университет в Санкт-Петербурге, по специальности  инженер-электрик и поэтому без проблем получил работу на ближайшей гидроэлектростанции. Как он сам потом рассказывал, это были самые счастливые годы его жизни. Во всём мире бушевала Вторая Мировая, а он жил совершенно беззаботной жизнью в Богом забытом иранском селении. 

  В августе сорок первого советские и британские войска входят в Иран. Русские оккупируют северные районы. Странно, но в учебниках истории об этом почему-то не рассказывают. К этому времени ссылка закончилась и отцу разрешили переселиться в город. Советскому гарнизону, стоящему в городе, очень были нужны свои люди среди местных, грамотные, лояльные, образованные, знающие языки, местные традиции и обычаи. Мой отец пришёлся ко двору, военный комендант сразу назначает его начальником местной нефтебазы.

  Из Ирана, во время войны, шли караваны грузовых машин в воюющий Советский Союз. По южному коридору поставлялась  нефть, продовольствие, военное снаряжение. Возили в основном американскими грузовыми машинами - Студебекерами. В учебниках рассказывают о союзнических поставках морскими конвоями в Северном море, кроме этого был ещё и Южный маршрут, который пролегал из Ирана через Туркменистан и Азербайджан. Мой отец стал частью этого стратегически важного коридора и проработал на базе вплоть до конца войны.

  Наступил долгожданный сорок пятый. Победа, немецко-фашисткая Германия разгромлена, советские войска возвращаются на Родину, но светлые идеи Карла Маркса и Фридриха Энгельса уже овладели умами простых иранских рабочих и крестьян. Люди хотят жить по-другому. На севере Ирана провозглашается Автономная Республика Азербайджан. Основанная на идеях социального равенства и братства, республика просуществовала всего один год. Получив предварительное согласие от Сталина, иранская регулярная армия вошла в северные районы страны. Иосиф Виссарионович очень хотел заполучить иранскую нефть в обмен на азербайджанскую автономию. Нефти не получил ни капли, а от просоветской автономии не оставили даже следа. На севере Ирана начались аресты и казни всех тех, кто хоть как-то был связан советскими оккупантами. Моего отца предупредили - ты в списках, и в этот раз отсидеться в ссылке вряд ли получиться, скорей всего просто повесят.

  Пришлось снова бежать. Ночью, в компании контрабандистов, отец переходит границу, теперь уже из Ирана в Советский Союз. Здравствуй Родина...

  Странно, но советские пограничники не захотели признать в нём политэмигранта и всё повторилось вновь.

  Следственный изолятор, бесконечные допросы по ночам. Сначала не давали спать несколько суток подряд и потом ночью, в полубессознательном состоянии, выпытывали правду. Признавайся честно - ты шпион. Расстреливать не будем. Отец шпионом не был и признаваться ни в чём не стал. Самый “гуманный   и справедливый в мире” советский суд приговорил отца к трём годам тюрьмы. Вообще-то повезло. Одного из контрабандистов сломали и посадили на двадцать пять лет.

  Советская тюрьма конца сороковых была особым местом. В то время гуманист Сталин решил отменить смертную казнь. Расстреливать людей - это неправильно, решил отец всех народов. Максимальный срок за любое мыслимое и немыслимое преступление - двадцать пять лет. В тюрьме заключённых, осуждённых на такой срок, называли королями. Они могли позволить себе абсолютно всё. Убить кого угодно можно было почти безнаказано, предельный срок всё равно был прежним. Политические и уголовники содержались вместе, надо было как-то выживать. Совершенно случайно отец встретил на зоне знакомого из далёкого детства, пока мой папаня учился на рабфаке, дворовой приятель занимался разбоями и грабежами. Друг детства оказался из королей, при встрече просто сказал: "Если кто тронет, дай знать, прибью." Отца и так никто не трогал, а после этой встречи и вовсе обходили стороной.

  После трёх лет отсидки в советской тюрьме отца отправили в очередную ссылку, теперь в Памирские горы. Два года ссылки, по сравнению с тюрьмой показались раем. Всё наконец закончилось в пятьдесят втором, полная свобода, можно наконец получить долгожданное удостоверение личности, жить где хочешь и как хочешь.

 Когда отец получил паспорт, единственное, нa что обратил внимание, на фотографию. Всё верно, это я. Уже дома обнаружил ошибку в фамилии. Одна буква мифическим образом исчeзла. Уже на следующий день отец oтправился в паспортный стол выправлять ошибку. Милиционеры от такой наглости оторопели. Тебе, вражина, новый паспорт выдали, дали жить свободно, ошибки молодости исправлять, а ты нам на наши огрехи указываешь? Ты в тюрьме давно не сидел, тебе проблем захотелось? Ладно, пиши заявление, будем разбираться.

  Как потом рассказывал мой папаня: "У меня был выбор - потерять одну букву или снова вляпаться в историю. Я выбрал первое."

    Сталин умер в пятьдесят третьем. Потом была реабилитация. Отца, как испытанного и проверенного ленинца, направляют в Высшую партийную школу. Увы, учёба в школе не задалась. Одному молодому и очень перспективному коммунисту почему-то не понравился мой реабилитированный отец. Перспективный почему-то решил, что таким не место среди настоящих и несидевших марксистов. После месяца беспрерывных придирок терпение у отца лопнуло и он решил проблему одним коротким ударом, без особых разговоров и предупреждений. Именно так решали вопросы на зоне, быстро и эффективно. Перспективный оказался в глубоком нокауте под столом, а отца вызвали на ковёр к директору школы.

  Возглавлял партийную школу закалeнный в классовой борьбе старый большевик. Услышав историю отца, он усмехнулся. "В партийной школе тебе делать нечего. Тебя жизнь уже всему научила и потом, ты здесь мне весь молодняк перекалечишь. Кем ты реально хочешь стать?" Отец, не задумываясь ответил - врачом. Директор школы  позвонил в мединститут и решил вопрос - зачислили без всяких экзаменов, одним ударом. Сегодня так в университет не поступишь.

  Мединститут отец закончил с одной четвёркой в зачетке, защитил диссертацию, заработал учёную степень кандидата наук. После родился я и стал достаточно взрослым,  чтобы услышать историю своей фамилии. Всё в конце концов нормализовалось. Отец по-философски пережил распад Советского Союза, очередную гражданскую войну, очередных врагов и предателей. К концу жизни его уже было  трудно чем-то удивить.

  Я, конечно же, мог легко выправить ошибку и вернуть пропущеную букву на место, но мне всё время кажется, что подправив фамилию, я вычеркну из истории моей семьи всё то, что случилось с моим отцом, а этого я допустить не могу. 
 
  История моего отца - это история  неспокойного двадцатого века, пусть она навсегда останется в моей фамилии.