Попался

      Будильник задребезжал так звучно, что смог бы разбудить и мёртвого. Хотя и спал  Яков Яковлевич крепко, но заворочался. Вчера изрядно попировал у своего кума, что обратно шёл по самой широкой садовой улицы и шатался так, что задевал заборы по обе стороны. Яков Яковлевич неохотно вылез из под тёплого шерстяного одеяла. А вставать было нужно. Как говориться – служба не дружба.
      Яков Яковлевич запалил керосиновую лампу и поджёг плиту, чтобы выпить на дорогу горячего чаю. Потом проверил свой дежурный кондукторский фонарь, обрезал фитиль и долил керосин. Открыв кухонный столик, он достал кусок сала, разрезал его пополам. Одну половину сала Яков сложил в свой дорожный сундучок вместе с большой краюхой хлеба и сахаром. Вторую половину сала он порезал на маленькие кусочки. В дорогу перекус был готов. Яков Яковлевич планировал в Сарнах в буфете ещё чего-нибудь перехватить.
      Поправив дрова в плите, Яков подошёл к окну. Окно было замёрзшим толстым слоем узоров, которые как пальмовые листья разукрасили проём окна. Так не мог нарисовать ни один маляр. Яков определил морозец под тридцать градусов. Взгляд Якова нашёл полушубок, который придётся прихватить в дорогу. Дорога была длинной, да ехать надо на тормозной площадке до Сарн, а там и до Ровно.
      Чайник зашумел и над крышкой стал появляться пар.
      - Ага! Закипает. Сейчас попьём чайку и айда принимать поезд, - разговаривал сам с собой Яков.
      Попив чаю, Яков Яковлевич оделся, зажёг фонарь и отправился на службу. От вчерашнего дня на душе оставался осадок. Причина этому была немалая. Вот уже четвёртую трёшку пришлось заплатить прямо в карман уряднику и без квитанции. Мысли лезли в голову.
      - Эх! А сколько трёшек уже натяпал у других? Эскулап! – рассуждал вслух Яков – А трёшек то мало получать приходится. Половину жалованья забрал за месяц, а жить то надо. Семья, дети. Да и самому иногда с горя выпить нужно. Выпьешь – оно и веселей на сердце, даже песню споёшь. Всю долюшку злую забудешь. Приработок на самогонке небольшой, но если привезёшь две четверти, то рублик и будет, да сам и выпьешь. Эх! А на сегодня и денег нет закупить. До кума зайти надо перехватить, а потом с поездки приеду, расплачусь.
      К куму нужно идти было через дома железнодорожников, а туда можно было пройти двором «копытца», как называли скупщика рыбы. Яков предполагал застать кума дома.
      В доме кума светился огонь и из трубы валил чёрный дым.
      - Встали! – определил Яков, обращая внимание на нетронутый снег у порога дома, постучал в дверь.
      - Кто там? – раздался довольно сердитый басок.
      - Я! Кум!
      - А, Яшек! – смягчив голос, ответил басок.
      Защёлка и засовы захлопали, дверь открылась.
      - Заходи кум! Заходи! Как раз кстати. Гость ведь у меня.
      - Гость? А что так рано встали?
      - Ехать ему нужно. Думаю на поезде с вами в кондукторской теплушке. Ему до Горыни – станции нужно.
      - Места у нас в теплушке хватает, и до Горыни доедем быстро. Может только в Видиборе с полчаса поманеврируем, если что будет.
      - Ты присаживайся. Позавтракаем вместе и пойдёте. Ещё больше часа времени. Главный состав без тебя примут.
      - Так то оно так. Я люблю на работе пораньше появляться… Но раз такое дело, то подзадержусь.
      - Знаю, знаю, что спешишь. Хочешь на вокзале в зале ожидания потолкаться.
      - Приходиться! Из одного жалованья ноги протянешь. Да чёрту зубастому в этом месяце две трёшки отдал и товар пропал.
      - Да! – с сожалением сказал кум – Прямо таки дьявол. Укараулит, хоть как укрывайся. Уже после поезда идёшь в укрытое местечко, всё равно, только возьмёшь, идёшь как будто бы и ничего. А он тут как тут. Ласково так предлагает открыть сундучок. «Милейший откройте!». А ему говоришь, мол ваше благородие там ничего нет, кроме хлебца, да сала. Он заводит в дежурку обыскивать. Волей неволей выставляешь. А он себе отольёт и ещё трёшку просит, чтобы разойтись, да квитанции не выписывать. Если нет трёшки, он стращает. Наскребёшь последнее, отдашь.
      - Поскреби, поскреби! – приговаривал жандарм – Всё нужно шкребти, чтобы чистота была.
      Выложив трёшку, уходили от жандарма, уловленные кондуктора, смазчики и даже машинисты. Он не стеснялся влезть на паровоз и там обшарить все закуточки.
      - Такой пройдоха. Другого нет на территории матушки России, - говорил кум - Всё делает деликатненько с усмешечкой. Никогда особо не кричит и в суд не передаёт дела. Клиентам попавшимся всегда говорил, что на суде трёшкой не отделаетесь. И четвертную влепят штрафа по закону. Гнать самогон и его перепродавать серьёзная статья. И постричь могут, но не  в монахи, а туда куда Макар телят не загоняет. Говорил, что жаль нас ему, поэтому не до суда.
      - Эх, ваше благородие! Взяли бы рублик и водочки, - говорили попавшиеся.
      - Да ты, ишь-ты. Как рассуждаешь. Видно пословицу забыл, - приговаривал жандарм – Про кувшин есть пословица такая. «Кувшин сто раз воду носит, пока ухо оторвётся». Вот и выходит, что уловлю я тебя один раз из ста, значит, мне копеечки достаются, да четверти две водочки.
      Жандарм, как кровосос сосал не только у железнодорожников, но и у купцов.
      - Зайдёт в магазин в особенности летом, где продаются всякие мясные изделия, - рассказывал кум – Постоит, посмотрит. Тут уж купчина догадывается и не ждёт. Сам по фунту или полтора по совести отвешивает всякого сорта мяса. Да ещё спросит, мол служанку пришлёт или самим отнести ему товар. Тот и отвечает, что сами принесите, да кошелёк для вида открывает. Купец говорит, что не надо, мол подарок к празднику. Сразу-то купцы не понимали, что он стоит, да стоит, заходит и выходит. Так после посещения его сыпались штрафы, как горох. Ранее восьми открыл лавку, а он тут как тут. Не он так другой… цоп и есть рублей пяток штрафу. Днём ещё рубль или два приложат, мол улица и тротуар нечисты. Как из рукава фокусник достаёт эти штрафы, пока не догадались в чём дело. Потом даже в праздники разрешал торговать и до двенадцати ночи.
      - А в торговый день на базаре крестьянам и крестьянкам спокойствия не давал, - подхватил Яков, рассказ про изверга – Всегда находил к чему прицепиться…
      - Ты что это крупчака привёз продавать? Народец травить собираешься?
      - Послушайте, Ваше благородие, кабан чистый, без всякой этакой крупки. Со свинарника никуда не выпускал, - оправдывался крестьянин.
      - Эх милок, а глаза у него красные.
      - Это с дороги у него Ваше благородие.
      - С дороги говоришь? Это первый признак крупки, а потом в мясо входит. Постепенно развивается, - со знающим видом приговаривал жандарм – Понял?
      - Понял, Ваше благородие!
      - Вот то-то. Если уразумел, то давай разворачивай лошадку и вези кабанчика домой. Дома не вздумай мясникам продать. За такие дела в клетку попадёшь и грех будет на душе. Запрягай кобылу.
      Мужику делать нечего, начинает суетиться. Все видят, что горе такое, животное чистое хорошее, а продать никак. Некоторые начали давать советы.
      - А ты сверни трёшку, да подойди к нему. Если он тебя выбрал, то обязательно сдерёт.
      - Правда?
      - Ну!
      - Посиди старуха! – засуетился мужичёк около своих вещей.
      Берёт трёшку и бежит искать своего доброжелателя. А тот уже в птичьих рядах. Уже придирается к курам и к молоку разбавленному.
      - Ваше благородие! Ваше благородие!
      - А! Это ты, милок, с воза, где кабанчик готовый и приболел.
      - Да! Ваше благородие вот вам в ручку!
      - Что ты? В карман незаметно опусти и продавай кабанчика с богом, крупка ещё не вышла в мясо, но есть там она…
      - Ни с кем изверг не дружит, кроме священника, - продолжал кум - Как встретятся, так попойка. Всякого можно наслушаться от этих ночных соловьёв. Поздно ночью распевали такие псалмы, что их можно заживо в пекло угораздить. Все священные псалмы переделали под светские. Попишка до того был пьянчужкой, что даже при обедне рвотиной все царские ворота обделал, а в записях новорожденных с девушек мальчуганов наделал и наоборот. А жёны их тоже дружили. Урядника жена растолстелая, точно пузырь. Спесивая, важная. По магазинчикам часто с попадьёй ходили, вторая баба высока и тонка, как жердь. На любой полке всё увидит. Зайдут, бывало в мануфактурный магазин, начнут мерить аршины на себя, да самого наилучшего. Наберут материи, а потом просят продавца подождать, мол, муж расплатиться. Лавочник, скрепя сердцем, соглашался, лицемерил. Были торгаши, пытались расчёт получить. Один пытался взять своё, дак урядник его скрутил и припёр так, что тот лавку свою закрыл.
       - Н-да-а! – слушая рассказ кума и Якова, ответил гость – И вы не пробовали его как-нибудь сжить?
      - Пробовали! Но толку нет. Ещё хуже наделали. Начальству ничего не докажешь. Нам веры нет. Никто не решался выступить, только анонимно писали с фактами. Приезжал следователь и ходил по тем магазинам, где он калымы брал. А ходил-то как? Вместе с урядником, так никто и не решился правду обсказать. Так дело и прогорело.
      - Думаю способ будет. Вот вместе пойдём, так я вам подскажу, что сделать. Только братцы вам надо всем держаться до конца, а то  каторга.
      Распив бутылочку самогона, и одолжив пятёрку у кума, Яков Яковлевич с приезжим знакомым кума пошёл на вокзал.
      - Ну, вы уж нас натолкните, пожалуйста, на разум, а то уже три года нас заедает. Житья никому не стало.
      Всю дорогу объяснял знакомец, как приступить к делу.
      - Самое главное, чтобы друзья не подвели. Есть у тебя такие?
      - Найдём! Первый это кум мой.
      - Да! Этот не подведёт.
      - Второй – Петров Василий, да с деревни Сергейчик. Тот, что с попом за курицу два года судится.
      - Так вот и начинайте. А коли и посидеть придётся маленько, унывать не следует. Держитесь все заодно. А то всем тюрьма, да ещё какая. Отвадите так, что после него и другим отхочется не только обыскивать, но и подходить.
      Весна была в самом разгаре. Тёплые весенние солнечные дни, как чародейская палочка превращали всё кругом в зелень и цветы. Макушки сосен выпускали свои лохматые ростки, дубы с надутыми почками, будто обиженные стояли на вербы и берёзы, что их перегнали в распускании листочков. Утки и гуси тихо сидели на гнёздах, ожидая потомства. Аисты на крышах домов и сараев весело клекотали, радуясь красивым прелестным дням и изобилию пищи.
      В городке был базарный день. Несколько хмельных деловых рабочих, выйдя из закусочной, о чём-то громко спорили; лавочники за прилавками бойко отпускали клиентов, обманывая их на копейки, и старались продать старый залежалый товар. Из-за угла показалась телега с ящиками, одна сторона которых была из толстой решетки. Это Гицель собаколов выехал на охоту. Двое шустрых молодых ребят с длинными палками шли впереди, высматривая добычу. Собаки чувствуя опасность, разбегались в разные стороны. Один неопытный кобель попался в петлю, которая была на конце палки собачника. Собака не успела опомниться, как оказалась в клетке. Не бегать ей теперь по базару, собирая кусочки съестного или хватать прямо с прилавка. Пёс завыл.
      - Помолись перед снятием шкуры, - в ответ на вытьё ответил извозчик – Живёшь сегодня до обеда, а после обеда и шкурку посолим. Порядочная шкурка полтинник будет стоить.
      Тут внимание извозчика привлекла собравшаяся толпа.
      - Ого! Видно пьянь чего-то затеяла. Вон и урядник там. Но что-то народу много…
      Какой-то железнодорожник, уцепившись за рукав урядника, вопил не своим голосом.
      - Отдайте Ваше благородие, коли пошутили! – кричал железнодорожник.
      - Да ты что? Пьян милок!
      - Не пьян я! Отдайте мои деньги! Деньги вы у меня вытащили, пятьдесят рублей одной бумажкой! Деньги! Отдайте деньги!
      Обиженный не унимался, привлекая внимание зевак и прохожих.
      - Люди добрые! Разорил, ограбил! Детей осиротил. Деньги при обыске вытащил! Караул!
      - Какие деньги? – спросила толпа.
      - Бумажные пятьдесят рублей. Вот только поменял. Дал мелочью вот этим людям. Они и свидетели всему.
      - Да, да, да! – отозвался свидетель – Он менял, а ваше благородие подошли и обшаривали карманы, видно самогончик ища. Да тут денежки и цапнули.
      - Хорош гусь! – закричали в толпе – По карманам у граждан шарить, а ещё закон представляет. Отдай человеку всё! Вор!
      Толпа распалялась, крики слышались со всех сторон.
      - В дежурку! – скомандовал урядник, когда подошли полицейские.
      В дежурную пошли Яков Яковлевич, да с десяток свидетелей, которые видели всё, что произошло. Пошли и несколько торговцев. Среди основных свидетелей был кум Якова, Петров, Сергейчик, а также незнакомые люди, которые видели момент размена мелочи на бумажку.
      - Попался! – говорили на базаре – Видно так он не у одного с кармана вытащил. Боялись, да и суммы поменьше, помалкивали. А это вон как махнул. Сразу пол сотни царапнул. Вот тебе и блюститель порядка. Законы царские в жизнь проводит. Мало всякими налогами от души да от штуки, ещё и карманы выворачивает.
      В дежурной началось следствие.
      - Так вы говорите и утверждаете, что я у вас при обыске самогона уваровал деньги в сумме пятидесяти рублей?
      - Не только говорю, ваше благородие, но и убеждён в том, что вы, именно вы вытащили из кормана деньги.
      - Я вас на каторгу сошлю! Вы это понимаете? В холодную мерзавца! Такой позор!
      Полицейские косо поглядывали и молчали. Они не могли понять, что происходит. Главное было ясно, что урядник вляпался в кашу, а может в смолу. Сочувствия к нему не было. Всё лучшее всегда шло ему в карман, а они ничего и не видали.
      - Что вы на меня смотрите? – зло проговорил урядник – Выслушать всех свидетелей и записать показания, а завтра разберёмся.
      Свидетели твердили одно. Они видели как Яков Яковлевич менял деньги у купца, а урядник был неподалёку и, по-видимому наблюдал. Не успел Яков пройти и пяти шагов, как урядник остановил его и обшарил карманы.
      - А что искал, непонятно. Тут Яков этот Яковлевич поднял шум и вцепился в рукав урядника. Вот и всё.
      - Распишитесь!
      Все свидетели говорили одно и были уверены, что так всё и было.
      - А вы не заметили? Может кто другой утянул деньги? Никто не подходил к Якову?
      - Но нет! Это же не иголка, а большая бумажка. Мы стояли близко. Никто не подходил. Только урядник.
      - Да замысловатое дельце, - поговаривали полицейские, строча протокола.
      На другой день вывели Якова Яковлевича из арестантской на допрос. Сам урядник снова задавал вопросы, были и полицейские.
      - Вы знаете, что вам грозит за клевету?
      - Знаю! Вы деньги мои отдайте! Дома не осталось денег ни копейки. Копил годами, чтобы строить новый дом. Копил, а вы ограбили!
      - Молчать!
      - Деньги мои отдайте!
      - Молчать! Отвечайте на вопросы. Будем писать протокол. Уж вы у меня увидите матушку сибирь. Ни жены, ни дето своих больше не увидите. Откажитесь от слов, легче будет. Посидите немного. Мол утеряли сами, ошиблись.
      - Нет! Вы вытащили вот с этого кармана, когда меня обыскивали.
      - Пишите протокол, - произнёс урядник.
      - Что вы можете рассказать по делу? Как было дело? – обратились полицейские к уряднику.
      - Мне рассказывать вам нечего, - ответил урядник после маленькой паузы – Я могу быть осужден на каторгу, осужденные показаний не дают. Я требую губернского следователя или прокурора. И никаких показаний давать не буду.
      Яков Яковлевич смекнул, что теперь будет серьёзное дело, лишь бы свидетели не подвели.
      - Уведите!
      Пять дней ещё выясняли следователи, но толку не было. Дело было передано Губернскому прокурору. После месяца отсидки Якова выпустили.
      Прокурор, ведший дело был очень взволнован, так как урядник был его племянником.
      - Тёмное дело! Тёмное. Лучше проси его, пусть откажется от претензий. Будто сам утерял. Я сделаю так, что его судить не будут. И при этом не жалей и 500 рублей, а то дорогой племянничек дело труба. Ведь выявилось, что ты переусердствовал на службе, по карманам шарил и прочее. По закону вообще без санкции прокурора этого нельзя делать. Мелочным делом ты брат занялся. Вот и попался. Я охотно верю, что ты не брал этих денег, но попробуй докажи. Столько свидетелей, даже новые появились, кто рядом стоял и видел всё. Плохи наши с тобой дела. Вышла старая пословица – «Носил волк, понесли и волка». Невиноват, а будешь виноват.
      - Истинно клянусь дяденька перед вами. Не крал. Вот крест святой, на детей заклинаюсь. Господи боже мой, что же это за напасть?
      - Иди и проси на квартиру.
      Урядник трижды ходил к Якову Яковлевичу. Давал 500 рублей, стоял на коленях.
      - Просишь пощады? Ваше благородие! Когда прижали только. А когда хабарики брал и трёшки кровно заработанные. Мы ради хлеба насущного самогончиком торговали. Не думал ты о том, что у нас дети есть, семьи босые и голодные. Что заслужили, то и получите!
      - Пощадите! Век не забуду!
      - Вы никого не щадили, и от меня не дождётесь.
      Через пять дней урядника разжаловали, а через месяц окружной суд осудил его по разным делам в том числе и за воровство денег у гражданина Котова Якова Яковлевича. Всего присудили 5 лет поселения в Сибири. Арест в месяц был компенсирован бывшим урядником и пятьдесят рублей тоже были возвращены.
      С тех пор ни один урядник не посмел обыскивать торговцев, а полицейские боялись близко подходить к торговым рядам, наученные горьким опытом урядника.
      - А всё же попался! – поговаривали купцы, освободившиеся от подарков.
      Семья Котова стала частенько получать от торговцев пособие в натуре и деньгах за избавление от грабителя урядника.

Окончено 27.04.1958г.