2.. По следам Рождества. Секрет

 
 "...и дам ему белый камень и на камне написанное новое имя, которого никто не знает, кроме того, кто получает"


Она думала, что с началом самостоятельной жизни чудище с детского коврика перестало существовать. Но как же была удивлена, что такое оно и есть. Оно скрестило ногу на ногу как человек и, освещаемое лунным светом, наблюдало из угла комнаты актерского общежития, при этом явно рассчитывая на эффект.
 Она точно помнила, что, засыпая рядом со своим любимым тогда, человеком, находилась от него справа, у стены. Но видимо что-то пошло не так. Теперь она лежала на краю постели и смотрела как совершенно черный товарищ ( в СССР все были друг для друга товарищами) встал и медленно приближался. От того, что у незваного ночного посетителя вместо глаз имелось две дыры, из которых горело отнюдь не по доброму красным светом, она кричала беззвучно имя своего возлюбленного. Но как видно любовники в такой час совсем не подмога, а черный пришелец медленно наклонялся и красные дыры приближались все ближе и ближе к ее лицу.
 Внезапно кошмар оборвался. Сердце колотилось, внутри царила невыразимая тоска. Она разбудила того, кто рядом. Оказалось ему тоже снилось что-то ужасное, чего он не помнил. Зато помнила она и все думала, как оказалась снова с другой стороны кровати, там где и засыпала? Глупая мысль о том, что люди могут меняться телами не оставляла в покое, (а также зачем они это делают), но она не решалась спросить об этом у кого-либо в труппе артистов провинциального уральского театра, где зрителем являлась исключительно советская молодежь.

Бога в социалистическом государстве еще не вернули и не узаконили. Тянули волынку с самой войны, потому что с законодательством, а также со смертью большинства многих воинствующих безбожников последующие поколения вспомнили бы, что в мире существует и дьявол. Хоть горшком обзови по тюремным понятиям, но зло так давно не называлось противобогом, хоть любая старуха в сибирской деревне помнила, что ночью в лес по грибы не ходят, как не собирают шишки с торчащего на болоте, дерева. Прочие граждане от "люби, товарищ, волю" уже в течении нескольких поколений вяло перетекали до "было счастье, да черт унес", словно жизнь это только и есть неосознанная аббревиатура латинского выражения "Dum spiro spero".
 Был ли незваный ночной пришелец фобией, ведь страх смерти, что сопровождает человека с первых секунд жизни психотерапевты интерпретируют по своему. Но эти же психотерапевты не помогли еще не одному умирающему, которому безразличны учения вроде Маркса и Энгельса до того, что прежде чем испустить свой несуществующий дух, предварительно испускают фекалии, умерев же, становятся жесткими, как камень. Однако, бывает наоборот. Секрет Заскребыш отыскала в священных писаниях прошлого. Секрет оказался так прост, что хотелось смеяться: хорошим людям в последний момент их жизни приходит любовь, а для злых уготовано  отчаянье. Поэтому первые могут наконец-то расслабится, а вторые    уледенеть от страха. Вот и вся наука.

Заскребыш подозревала, что то, что здесь именуется смертью - вовсе не смерть, а лишь продолжение жизни. Значит, боялась она не столько того, что умрет, а того, кто с дырами вместо глаз. Почему ему небезразлично: есть Заскребыш или нет? Удивляло в ночной истории то, что на дворе двадцатый век, а его облик как был, так и остался прежним, каким пугала людей еще инквизиция.
 Да пережмите же пуповину мучительств и крови - вот что! Только тогда издохнет, зачахнет, как тлеет в костре умирающий уголь пожиратель всех тех, кого затащили по доброй ли воле или обманом в сей мир, где отсутствует логика опыта прошлых времен, в лабиринт, где вместо указателей расставлены подлой рукой кривые пунктиры, криком кричит, зазывает реклама в гиблые места.

Ее много лет преследовал один и тот - же сон. Окажись там, место это непременно узнает. Помнит все пути и дороги, подходы с разных сторон. Там стояла кладбищенская церковь. Довольно большая. Отличие ее состояло в том, что весь пол был устлан словно больными людьми. Их было так много, что они лежали вповалку, но даже это было для них хорошо, потому, что те, кто снаружи, оказались наполовину в земле, к тому же придавленные венками, тяжелой на шее обузой, которые им взгромоздили их близкие неизвестно за что. А между тем все были живы. Вопрос только в том: как. Но почему и зачем она там бродила? Зачем помнила то, что давно следовало забыть. Она бы забыла, если бы не странное обстоятельство.
 Однажды соседка познакомила со своим знакомым, который, как она утверждала, может видеть прошлое. Но  этого мало, он может его исправить! Невозможно, однако  в человеке живет любопытство. Тем более когда поиграть с прошлым можно  просто так, в шутку, к тому же это ничего не стоит. Когда они остались вдвоем взглянула на  руку, которую он поднял на уровне ее глаз. На его ладони вместо привычных линий судьбы и жизни был... круг. Она закрыла глаза, чтобы пойти за голосом  туда, куда направит ее проводник в прошлое.

Кино было черно-белое, смотрелось изнутри и она могла отвечать на вопросы. Она не знала, что услышит от себя. Уста не хотели лгать, когда шла вслед за юношей в славянской одежде. Не видела лица, но видела что он высок ростом, строен, светлые волосы перевиты повязкой  со лба. Шла за ним по дороге, где по бокам росли такие высокие ели, какие бывают на самом севере, может быть в какой - нибудь  Финляндии, в которой она не бывала. Между тем юноша зашел в светлый, просторный дом, именно такие она всегда любила, ну, а что произошло дальше, останется тайной между двумя людьми. Что говорил юноше, то ли ей человек с кругом в ладони: о том, что жизнь бесконечна. Юноша слышал и развел два ножа. а может, серпа, которые снял со стены в закутке дома и которые держал перед собой крест накрест. Внутренним зрением она увидела, как, отняв от себя, он положил их на лавку и вышел.
 В подколенках трясло так, что требовалось присесть. Откуда на лице столько слез? От незрелой юношеской неразделенной любви, что канула в прошлое где-то в краю русланлюдмилиных финнов?  Потрясенным выглядел и сопровождающий в прошлое. Так вот каким образом распахан сюжет!
 Юноша, который сломался однажды от безответной любви был вовсе не одинок. Она и сейчас любила так, что вряд ли в сердце могло оставаться еще что-то кроме того. Жизнь в свою очередь доказывала обратное. Это еще не вся она. В мире есть вещи важнее чувственной любви.
 Еще труднее, почти невозможно было представить себя эту чувственную любовь покупающей. Щедро платившей. Словно любовь - такой же торговец как прочие составляющие на рынке труда. Маятник качнулся чтоб она увидела: как на самом деле  обстоят дела в этой области. К ней пришло чувство самосохранения, практицизм в сочетании со здоровым цинизмом, но каким бы ни был ее глубинный опыт, она понимала, что любовь это не то, ни другое, а третье. Что - то непременно требовалось найти.
 Мысль о человеке, которого она никогда не встречала, возникла и пропала, растворившись в заботе дней, оставив лишь краткое воспоминание обшарпанных фресок энского,  голубенького цвета, храма. 

Спонтанные воспоминания, аналогии, понимания кто перед ней, зачем и почему. Чтобы не впасть в мечтания, она придерживалась фразы из одной древней авторитетной книги о том, что люди иногда думают, что встречают кого-то из прошлой жизни. Иногда так и вправду бывает, но крайне редко. "Как в пустыне ветер переносит песок, так и люди".
Она чувствовала себя гончаром, создающим формы. Можно вылепить что-то убогое,  при старании и мастерстве также создать шедевр. Можно даже разбить по воле создавшего. Она гончар, но и сосуд тоже. Даже если возненавидеть себя и свое творение, невозможно уничтожить глину, если только не разложив ее на какие-нибудь элементы. Но даже это совсем не смерть.

 Наступило время примириться с собой, с ипостасями разного я: и с несчастным юношей, совершившим ошибку, а значит, в течении долгого времени привидением привязанным к одним и тем-же местам; с властной женщиной, которая оставила тело не так помпезно, как ей бы того хотелось, с мужчинами,  женщинами, животными или птицами - кем она на самом деле была и кем хотела бы стать в своем воображении.
 Она не Бог чтобы все помнить, но отслеживая раз за разом закономерности, обнаруживала, что узнает в себе не только бывшее я, но и тех, кто опосредованно принимал участие в создании ее тела. "Это реакции не мои, -  говорила она иногда, чтобы себе помочь, - это конечно же бабка Таня". А вот отец - это его духовный стержень,  вот щедрость матери, и татарка - лекарка, дед Иннокентий, любящий во что бы то ни стало свою жену, петербурженка, которой она не знала - все это частицы ее, а значит глупо было их всех отрицать и куда ведут ее генетические корни трудно было себе представить.
Неужели к прообразу прачеловека,  откуда мы все едины.
Так значит, правда - братья и сестры?

Никакой такой преграды национальной и даже культурной по большому счету между людьми не существует, и все, что в ней плохого или хорошего рано или поздно принадлежит всем? И привиделась неродная баба Капа с ее старославянскими буквами в потрепанной книге с медной застежкой и ее аскетизмом, папкино милосердие к животным. Но где тут она сама?
 Из лекций по изобразительному искусству опять припомнился лик человека, несущего крест. Небольшая картина Иеронима Босха выглядела почему-то самой правдоподобной. Умиление от того, что все друг другу братья и сестры стало от этого исчезать.

 Тело не все, разность духа является ставкой.
Она пожалела, что не узнала о человеке с картины подробнее, когда представился неожиданный случай. В театр пришла девушка из обкома. При доверительном общении с молодежью театра, номенклатурщик с филологическим образованием достала вдруг томик Евангелия. Даже дала его кому - то почитать. Что же такого меняется в мире в середине девяностых двадцатого века, если комсомольский работник! проповедует воззрения Иисуса Христа.

Словно звенья одной цепи прилепился случай, как недавно все долго отходили от шока, когда на лекции областных партработников слушатели услышали ответ лектора на вопрос, что за нефтепровод Уренгой-Помары-Ужгород его строители будут отвечать перед своими потомками. Нет, в мире несомненно что-то менялось, если тот, кто был безупречен, кого материли только на кухне и под одеялом с женой, объявлялся преступником, которого будет судить история и потомки. Ну, а пока суть да дело на арену этой самой истории с громкими криками и пальбой, появлялись и клянчили аплодисментов другие коверные, чтобы развлекать уважаемую балаганную публику. Эту бездарную братию трудно прогнать за их дурацкие шутки, кроме как яйцами и тухлыми помидорами.   
 А ведь государственные политики раньше казались ей чуть ли не небожителями, на которых лежит груз таких неизмеримых забот о благе людей, что не укладывалось в голове: зачем и ради чего идут люди по доброй воле на такие жертвы. Жажда власти стоит в иерархии порока выше денег, но ведь нет на свете таких вещей, которые при трезвом уме и серьезном размышлении человек не способен был бы осознать. Однако трезвого ума как раз явно и не хватало.

  Пусть коверные существуют где-нибудь отдельно в ящике телевизора "Рубин". Ее не интересовала структура того, как один паразит поедает другого. В громоздком ламповом ящике Хасбулатов старался всех примирить, обращаясь с трибуны ко всем обаятельно нежно и запросто: "мальчики!" Но она не мальчик. И Слава Богу! Для женщины важно решать   проблемы личного характера. На пути к женскому счастью  впрочем, отметила про себя, что испытала такое чувство, словно в один прекрасный день ангел-хранитель ее оставил. Личная жизнь все более запутывалась, нити межличностных связей обрастали подробностями, становились веревками, снова тянули грузом на дно, жизненных сил становилось все меньше, психика расшатывалась и как результат после развода у нее стал дергаться правый глаз. Не к добру появился у постели влюбленных демон. Она страдала, но  держала оборону от ненавидевших ее, людей. Уезжала от них в разные города, с севера на юг, в центральную полосу, но раз за разом находила там одно и тоже.
 Тогда пока не стало поздно, она решила разорвать порочный круг, выбрав для себя одиночество, едва не достигнув тридцати лет. Слишком многое нужно было понять: о себе, и о тех, с кем без размышлений бросалась быть рядом. Кстати, саму жизнь вовсе нельзя было упрекнуть, что она ее не предупреждала. С самого начала возникала ситуация, где прочитывался весь человек. Но она отходила сердцем, на знаки судьбы была не внимательна, вечно возлагала на себя ответственность, - а потому как была счастлива потом,  что еще легко  отделалась, ведь на мороку могла быть истрачена вся ее жизнь.

Она не мстила и никого не удерживала. Недостойное дело нищенствовать, снова и снова искать жалкой милости у безответной любви. Когда ее обвиняли во всех смертных грехах, объяснять, что она ненавидит ложь, было бы слишком долго. Что наступать на одни и те же грабли - лишь попусту тратить дарованное драгоценное время. Если закон воздаяния существует, то главное все же, что у человека при этом внутри.
 Что бы она могла рассказать о своем сердце? Кто бы понял, что во всех этих байках нет о ней настоящей и капли правды? Вернее пса, если бы ее на самом деле такую любили. Но людям, которых встречала, ее преданность на самом деле была совсем не нужна, а то, что кроме тела, имела в своем приданом способность решать их проблемы и выполнять за них какие - нибудь дела. Когда они лишались неожиданно бесплатной кормушки, то мстили. Как становилось очевидно потом: только самим себе.

Однако, вопреки боли или страху все равно следует жить, чтобы не бродить даже в снах посреди человечьих могил на какой угодно изнанке мира. Избавиться от   выдуманных кем-то, уродливых истин, которые они держат в себе, наподобие рож из аттракциона в парке культуры и отдыха, куда она ходила с матерью и отчимом в воскресный день посмеяться. Она оставалась сама собой, как бы не кривили  ее зеркала. Между тем находиться в кривых амальгамах  все время опасно. Так  недолго сойти с ума.
  Тогда она припоминала отца, думала о том, где же он брал такую силу, чтобы сохранить в себе человечного человека. Ей становилось стыдно за свое малодушие, потому держалась стойко, день за днем выполняя обязанности, которые обязана выполнять.

  Как - то она узнала, что бездетные старухи, которые сплетничают на скамейке, пока не вымерли одна за другой, выставили ей оценку, что с ролью матери она справилась успешно. Это было неожиданно и немного приятно. Но старухи народ ненадежный: сегодня ласкают, так же завтра начнут проклинать. Она их сторонилась. С ними о важных вещах не поговорить. Даже с бывшей балериной, которая кормила собак и все время отстукивала в такт  пальчиками правой руки по внешней стороне левой. Балерина была тайной алкоголичкой от одиночества. В этом ее активно поддерживала соседка, таская по первому желанию  ей спиртное с целью получения квартиры вместе со старинными  статуэтками, которые после смерти "подруги" срочно отправились  в комиссионный магазин и принесли немалые деньги. Правда, счастье обладательницы  соседкиной квартиры длилось недолго. Вскоре она отправится за бывшей хозяйкой, словно та поняла в загробном мире, что ее дурачили, когда помогали быстрее туда попасть. Скамейку, стоящую в центре двора, вырвут соседи, как воспоминание о надоевших,  терроризировавших весь двор, болтливых старухах, мимо которых невозможно было пройти не поздоровавшись через силу, фальшиво, сквозь зубы, спешно улепетывать утром и вечером, чтобы не чувствовать поток грязи, которые проходящему человеку старухи радостно жевали в след.
 Но Абсолютная истина, которая, как Заскребыш уже начинала понемногу прозревать - есть не добро, которое демонстрируют миру современные люди. Они, конечно, сами разного пошиба провинциальные актеры, хоть при встрече с ней и произносят приевшуюся пошлость: ой, артистка! Актеры самодеятельной труппы слишком рано становятся трупами, хоть старательно играют роли, каждый из своего узкого репертуара. Жизнь проходит от государством учрежденного праздника до личного  юбилея, где считается почетным самое бессмысленное занятие: стремиться оставить память только о самом себе. Круги на воде, говорящие о собственном недолговечном смысле.

Самое странное открытие, в котором боялась признаться себе, что люди этого мира такого достойны. В той ли мере, другой -  Заскребыш не знала, лишь наблюдала незримую связь между тем, что было и тем, что может произойти. Однако, в самых страшных кошмарах представить себе не могла, что даже сама планета, на которой она намеревается стать счастливой - вовсе для этого не предназначена. К тому же она давно утопает в крови, в наказанье для тех, кто дрожит только за собственную шкуру.
 И снова лик человека, несущего крест, проступил и исчез до поры. Его слова были совсем для нее не знакомы. Само лицо с картины Босха виделось меньше. Только тех, кто давился вокруг.
И приходила к выводу, что в этом мире добро это зло для зла, страх для любого, даже самого страшного страха.

Так проходил день за днем, в которых все свои мысли Заскребыш держала при себе. Взглянув на нее можно было увидеть обычную женщину, к тому времени уже молодую мать, которая разрывалась между заботой о ребенке и поездками со спектаклями в детские лагеря, всякой всячиной и чепухой, но которая давала хоть какие - то средства к существованию. Даже в тот день, когда ее ребенку исполнился только год, она вернулась с такой поездки, где прыгала в одном и том же спектакле то серой, то белой мышью, так как была дармовой затычкой в репертуарных дырах, заменяя попеременно всех других актрис.
   Вернувшись, она прилегла отдохнуть ненадолго и увидела совсем другой сон, где  к своему удивлению она уже не бродила по опостылевшим ей, местам. Вместо этого женщина с карими глазами и в белоснежной одежде протянула ей кристалл,    наподобие цельного куска хрусталя величиной с большую кедровую шишку, прибавив при этом, что как только она его возьмет, все грехи с нее спадут. Заскребыш как можно торжественней во сне протянула ладони, но... вот, незадача! Хрусталь  выскользнул и стал падать. Медленно, в рапиде. Он оказался невероятно хрупким, разбился, да так, что осколки разлетелись во все стороны, на столько частей, сколько бы она, даже если бы и хотела, не смогла сосчитать.

 Словно вынырнув из чистой воды, она пробудилась, побежала ни с того ни с сего на общаговскую кухню. То, что она возбужденно рассказывала про женщину с карими глазами в лучшем случае было совсем непонятно, если вообще не походило на бред. Да она и сама понятия не имела, что все это значит. В особенности слово "грех". Грех имел отзвук какой-то дикой архаики  и в  жизни никогда не встречался. А если грехов в современном мире не было, то  узнать о них можно было только в старых книгах.
И снах.


Рецензии