Селёдка

Лукерья Панкратовна с утра была не в духе. Да и с чего быть хорошему расположению? День воскресный, к тому же праздник первомайский. Вон – на улице, с раннего утра уже кто-то в барабан бухает, труба ревёт. Праздник там. А дома? На кухне коммунальной соседи что с ума сошли: суетятся, с кастрюлями бегают, яйца варят, капусту квашеную на тарелки вываливают. А у Лукерьи Панкратовны что? В котелке на плите газовой картошка булькает. Ни луковицы, ни лаврушки. Хорошо хоть соли щепотку Марьюшка соседка дала. А между тем муж дрыхнет. Набрался вчерась с дружками. И нипочём ему – что праздник. Глядела Лукерья Панкратовна на крышку, пляшущую над котелком в пару, да сама закипела. В комнатку свою коммунальную бросилась. И давай хлестать мужа полотенцем кухонным. Тот спросонья не понял, что случилось. «А-а, а-а» - мычит словно, да руками машет. А Лукерья Панкратовна всё полотенцем шварк да шварк по супругу:  «Вставай, плешивый! Глаза бы мои на тебя не смотрели! Опять все деньги пропил. И разлёгся тут!» Иван Григорьевич, муж Лукерьи Панкратовны, ноги худые с кровати спустил на пол, спину почёсывал: «Ты что? С ума спятила? Вых… выходной сегодня. Могу я…» Да Лукерья Панкратовна не дала мужу договорить. Хлестнула его по лицу полотенцем, на кухню ушла.
Иван Григорьевич натянул штаны. Встал с кровати, к окну подошёл. А за окном кто-то кричал в рупор: «Да здравствует комму…» И оркестр гремел. «Праздник!» - улыбнулся Иван Григорьевич. Тихонько дверь в общий коридор приоткрыл – никого там. И дальше двинулся. На вешалке курточку свою нашёл. Накинул, в карманах порылся. И, о чудо!, рубль нашёл! Покидая квартиру, дверь тихонько входную прикрыл. Оказавшись на лестнице, присел на ступеньку лестницы. Опять из кармана рубль достал. «Ну, Лукерья, будет тебе праздник!» - подумал Иван Григорьевич. «Пойду сейчас в продмаг, да куплю…» Что купить Иван Григорьевич не знал. Первым делом подумал о бутылке портвейна. И тут к Ивану Григорьевичу подошла кошка соседская, Муха. Распухшим животом стала тереться об его ногу. Иван Григорьевич погладил кошку по спине. «Что, Муха, рыбки тебе хочется?» И тут же смекнул: семьдесят копеек на портвейн, да тридцать на селёдку останется. То-то Лукерьюшка обрадуется! Да и кошке кишки да хвост с головой – тоже праздник! И отправился добрый Иван Григорьевич в магазин.
Свернув с переулка, Иван Григорьевич вышел на площадь. А там толпа людей. Флагами красными машут. И песня из репродукторов гремит: «Ленин всегда живой. Ленин всегда с тобой…» Иван Григорьевич, сжимая рукой в кармане рубль, подумал, что на двоих сейчас рубля не хватит. И в магазин бегом. В вино-водочный отдел очередь небольшая – человек пятьдесят. Потолкался в очереди, Сашку из котельной увидел. Сказал, по дружбе, что перед ним будет. Да в гастрономический отдел. А там – никого. На витрине – капуста морская в консервах, тушёнка свиная в мутных стеклянных банках, минтай сморщенный, фиолетовый от долгой заморозки, и – вот она! – селёдочка. Банка огромная консервная вскрыта, на прилавке у весов стоит. А над ней – продавщица грязным халатом нависает. Иван Григорьевич ей: «Зиночка! С икоркой выбери селёдочку!» А та: «Тебе с чёрной или красной?» И хлясть селёдкой на весы. Потом в газету вчерашнюю завернула. «Двадцать три копейки с вас». Иван Григорьевич рубль заветный протянул, сдачу заветную сгрёб в ладонь, рыбу в авоську пихнул. И в винный отдел. Успел!
В подъезде было тихо. Иван Григорьевич поднялся на третий этаж. Присел на площадке на последнюю ступень. Бутылку портвейна из авоськи достал. И задумался – крышечку бы чем пластмассовую надрезать. И вдруг – дверь открывается, и на пороге - Лукерья Панкратовна. «А, вот ты где? А я ищу тебя. За бутылкой бегал? Молодец!» И хлёсть его по голове полотенцем всё тем же. А Иван Григорьевич ей: «Лукерьюшка. Я рыбку тебе. Селёдочку!» И в авоську полез. Газетку развернул. Блеснула селёдка синеватым боком. «Вот!» А тут газетка возьми, да и порвись. Упала селёдка на пол лестничной площадки. Лукерья Панкратовна наклонилась за ней, да Иван Григорьевич руку уже протянул. Но быстрее их оказалась кошка Муха. Выскочила из-за угла, вцепилась зубами в голову селёдки, да бегом по лестнице вниз, вниз - в подвале и скрылась. Но на этом подлость Мухи не закончилась: на бегу кошка брюхом толстым бутылку портвейна, стоявшую на ступеньке, задела. Бутылка отсчитала три или четыре ступени и разбилась.
С улицы, в раскрытое окно лестницы между вторым и третьим этажами, громыхало: «Раз ступенька, два ступенька – будет лесенка…»