Луны

Юджин Дайгон     Луны
Эллис Кэрролл слез с синтептеродактиля и поправил литую сеть ремней седлокрепления, рассеянно дотронулся до петлей стремян и мысленно отпустил дракона. Существо расправило крылья, взмыло и направилось к сфере, поверхность которой испещрялась шестиугольными отверстиями, образовывавшими своеобразную решетку. Каждый лаз из более мелких фигур, вставленных друг в друга – линии слабо мерцали золотом, в их плоскости псевдоперепонка казалась молочно-белой. Пегасы свободно проникали сквозь нее, но звери и люди… Сфера висела в километре над вершиной венчиковидной спиральной горы, без видимой опоры поддерживаемая одной из неведомых энергий, серая, словно созданная из графита. Склоны горы были вогнуты, сама она – обычная сизая скала, разве что цельная, вроде отлитая в одной гигантской форме, без трещин, без камней, без пыли. Идеальная, стерильная гора. Доносимый ветром песок не садился на нее, плавно обтекая и улетая дальше. По всей спирали дороги – провалы пещер, не темные, так как изнутри гора освещалась не менее, чем снаружи, светом той же силы, что и небесный. А в небе треугольником расположились три солнца – желтое, синее и красное. Из них только первое грело планету миллиарды лет. Остальным не исполнилось и тринадцати циклов Земли. Вместе они давали яркость, не имевшуюся прежде – поразительную четкость цветов и изображений, не сливавшихся и не терявших очертания с удалением. Небо осталось голубым. Вернее, небосвод – понятие с недавних пор отнюдь не абстрактное. Не иллюзия, а защита, препятствие, преграда. Ограждающая не то, что внутри, а скорее, от того, что внутри. Галактика решила, что экспансия молодой цивилизации чрезмерно агрессивна. Облакам не удалось оставить первозданную белизну – они причудливо играли пятнами бликов от всех трех солнц.
В пещерах можно получить все – механизмы, неизмеримо изощренные, проанализируют тебя, перевернут твою просьбу и так, и эдак. И выдадут требуемое, с доступной инструкцией применения. Пегасы играли роль скорее нянек-воспитателей, чем послушных ездовых животных. Их присылали для обучения и стажировки – они учились. Учились обращению со вздорными, разбалансированными гуманоидами. Чтобы потом появляться в неосвоенных мирах, подобно чуду, проникать в среду аборигенов, приручать, миссионировать и прогрессировать их. Если, конечно, эти аборигены еще не были испорчены далеко зашедшим развитием – у всех гуманоидов оно шло по одному специфическому пути. Но, создав мощную технику, они не обладали способностью разумно ею распоряжаться. В конце концов, такая цивилизация, предоставленная самой себе, самоуничтожалась на последнем этапе своего развития, вместе со своей планетой, системой или галактикой. Некоторые галактики погибли  именно так. Нельзя допустить, чтобы нашу галактику уничтожили – тем более, чтобы причиной этого послужила наша, одна из самых добронравных и благопорядочных, цивилизация. Но, нейтрализовав волю человека, неплохо использовать все его достижения. Силу галактикам, и в частности нашей, давали нейтрализованные гуманоиды.
Сперва Ины (одни из прирученных гуманоидов, близкие землянам по образу и подобию) торговали, взаимодействовали, посещали Солнечную Систему на условиях умеренного обмена и партнерства. Постепенно они распространили свое влияние настолько, что обойтись без них стало нельзя. Люди не представляли своего существования без мудрых старших братьев. Галактика поддерживала для Солнечной Системы эту иллюзию – иллюзию влиятельной культуры, одной из первых среди равных. Земляне представляли Инов великими и стремительно усваивали все, исходящее от них, старательно и неутомимо. Через умело сконструированные положения, постулаты, идеи люди впитали знания, носящие ксенигипнотический характер – информация подспудно, постепенно, скрытно копилась и, накопившись в нужном количестве и соотношении, она подготовила почву для удара, изменила умы, поколение за поколением. Она могла и не носить объективный, смысловой характер – она была специально подобрана и сконструирована, создана именно для Солнечной Системы. И удар был нанесен – Ины открыли свою роль, а психогенераторы, веками функционировавшие в режиме «капля за каплей», приучили землян к своему ментальному яду. Излучение не убило покоренных, оно подействовало рассчитано и запланировано. И люди стали тем, кем они стали. Галактика не способна уничтожить целую расу, даже в целях самозащиты. А угроза могла возникнуть, не истреби бы ее в зародыше. Она возникала всегда, и тогда – страшная война, полная жертв и жестокости, на которую способны только полные ярости и гнева гуманоиды. Их энергопотенциалы чрезмерно поляризованы. Они опасны. Они опасны, как опасен яд, когда он не в лечебной концентрации. Но ученые их, при соответствующей обработке, при надлежащем режиме содержания, работают интенсивно. Жизнь и судьба, сорвавшись с цепи, мчатся и за год свершается больше, чем за век. Но долго гуманоидные цивилизации такого темпа не выдерживали.
Метод интенсификации познания придумали тоже  гуманоиды – сереброкожие рубиноглазые обитатели небесных тел системы Веги.
Земляне больше не умирали глупо, ненужно, случайно, от болезни, старости или несчастного прихотливого поворота тетраэдра Фортуны, катавшегося по звездно-вакуумной плоскости и с грохотом обрушившего свои грани на соцветия и конгломераты миров, сотрясая города и заставляя океаны выплескиваться из своих лож, а обитателей миров, обретенных в миллиардах вечностей выплескиваться на верные луны и искусственные спутники, от чего великие и ничтожные соратники миров замуровывались в сверхплотные космических размеров ледяные глыбы, чаще всего правильной, может, чуть шероховато-шаровидной формы…
Земляне перестали гибнуть бесполезно, что ранее было так свойственно их буйной неупорядоченной природе.
Каждый человек в таинственное утро, по своему необъяснимому порыву, входил в пещеру спиральной горы, островерхой и высокой, шел дальше. Чем обычно, стены расступались перед ним, необъяснимое влекло и ищущий закономерно попадал на бойню, где из него приготовляли пищу для двух-трех истинно сознательных народов, негуманоидных и …
Прекрасен мир людей! Даже то, что осталось от него после самоцельного прогресса, отравляющего себя и вызвавших его из запечатанной, оплетенной паутиной дьявольской колбы, найденной  в недобрый час рассеянным безумцем в одном из тупиков большого подземелья, полного чудес – подземелья нереального, всепронизывавшего, тени самого себя на самом себе и отражения самого себя в самом себе.
Даже то. Что осталось от расточительной роскоши сверхзримых, творивших все миры вселенных и все вселенные миров, даже то, что осталось, по недосмотру рока, даже то, что осталось – ошеломляло.
Земля принимала гостей – гостей со всей галактики. Гостей, почитавших все сущее искусственно произведенным и восхищавшихся особыми шедеврами, редчайшими, к числу которых принадлежала и Земля.
Не то, чтобы земляне вели себя не вежливо с гостями, честно говоря, они не замечали вовсе, что у них есть гости – все гости напускали наваждение, хозяева считали их людьми. Или же Иннами – под них теперь маскировались самые трудно совместимые с представлениями о человеке.. Причины этого – в энергиях, полях, влияниях течений мысли. Слишком много Инов приходит теперь на старушку Землю, считали некоторые земляне, не знавшие, что и пегасы созданы природой.
Те же, на кого морок не действовал, лечились. Лечили их от множества психических недугов, пока видения не переставали преследовать несчастных. То, что у всех больных был похожий бред, не удивляло – многие симптомы и при других болезнях сходны.  Многим видится пять солнц.
Эллис Кэрролл проводил своего пегаса взглядом и пожеланием удачи. Как жаль, что нет существ личных и каждый раз приходится знакомиться заново. На каждой облачной прогулке ты летишь на новой твари. Но, в конце концов, коль скоро все драконы – биороботы, нет смысла среди них кого-то выделять. Как в древности никто не жаждал, чтобы на вызов к нему приезжало непременно одно и то же такси.
Но Кэрролл почему-то очень хотел кататься на своем, единственном знакомом синтептеродактиле. Странная причуда.
О, Ины, много дали вы Земле. Любую вещь любой землянин, пожелав, получит тут же. Нет воровства, нет недостатка, желания обладания предметами исполнимы. Но убийств. Маньяков, изнасилований, дуэлей развелось немало.
Правительство распорядилось – появилась Служба Стабилизации, в которой Эллис обладал одним из рангов.
Он занимался убийствами – восстановлением ясности и возмездием. В нелегком труде ему помогали (чаще всего помогали) пострадавшие, оживленные парамедициной и горящие законом обоснованным желанием мщения. Возмездие заключалось в следующем. Эллис и  оживленный пострадавший настигали убийцу и предавали той же смерти, которой преступник предавал потерпевшего. Воскрешенный убийца не имел права мести. Эллис следил за точным соответствием мести, за тем, чтобы зуб пришелся за зуб, а око за око. В отдельных случаях убийцу не возвращали к жизни.
Именно так и сказано в Книге Номер Один: зуб за зуб, око за око. Неважно, кем сказано, кому принадлежат эти слова, кем он является в Книге. Приведший слова из Книги Номер Один прекращал спор и ни один, даже самый сумасшедший псих не отвечал цитатой из того же источника. А противоречить Книге – это…
Эллис встал в центр семилучевой звезды, лучи которой напоминали очертания спиральной горы. Семь силуэтов.
И перенесся, отдав мыслеприказ, на другую пространственную звезду.
Ины дали людям власть над пространством – без громоздких кораблей и приспособлений, только через желание, стремление и волю. И энергию пространственной звезды, начертанной на площадке. По всей Земле таких площадок – тьма.
Звезда начертана – и более никаких приспособлений. Сама краска. Которой рисовали звезду, являлась приспособлением. И форма звезды, и размер – все это необходимые характеристики.. Можно назвать их техническими условиями.
Сами Ины, великие и мудрые старшие братья, не знали звездных кораблей. Их путешествия в космосе происходили по иным принципам.
Эллис оказался перед усеченной шестигранной стальной пирамидой, увенчанной причудливо изогнутой и вывернутой раковиной Уха Космоса. Различные части Непобедимого Великана делали для исполнения различных решений, для контроля над определенными функциями. Когда-нибудь из всех этих частей его соберут целиком. Он будет подобием человека, но даже внешне станет отличаться от него. Он будет страшен, непонятен и прекрасен. В каждой из его частей есть доля непонятности. Собранные вместе, они образуют одно целое Необъяснимое.
Окна и входы, безусловно, наличествовали. Но снаружи их невозможно обнаружить просто смотря глазами. Что может дать обзор поверхности?  Глубинное зрение требует напряжения, да оно и не нужно здесь.
Эллис посмотрел бы сквозь-зрением, если бы пирамида была для него чем-то чужеродным.
Но, так как она принадлежала к творениям его рода, он просто вошел в стену – и попал прямо в проход. Проход не обратился стеной, а пропустил Кэрролла. Здания читали мысли, не внутренний их слой, но читали.
Эллис не знал, где вход. Он даже не задумывался нал этим, машинально пройдя вдоль стены, он вошел – и все. И попал внутрь.
А лес, взбирающийся по холмам и прячущийся в оврагах, остался снаружи. Тот же лес с каменными столбами, кедрами, сопками и заповедными зверьми – со всеми атрибутами леса, с ветром, шумом ветвей, с травами. Тот же лес, что и у сферы пегасов, висящей над спиральной горой. Эллис переместился недалеко.
Все наши усилия, подумалось ему, направлены в конечном счете на производство экскрементов. О любом процессе стоит судить по тому, чем он заканчивается. Все наши процессы ведут к образованию экскрементов. Ими завершается наша деятельность. Устремление в космос, в хронос, в гипнос, изящные сонеты и головоломные трактаты, скульптуры. Картины, башни, законы, формулы – побочные продукты. Либо промежуточные стадии, ведущие к тому же. Мы – раса производителей экскрементов, в этом наша роль и заключается. Экскременты – вот результат наших потуг и продвижений. Экспансия – это стремление навалить во всех мирах такую кучу дерьма, какую навалить ни под силу никому, кроме нас. Она нас и увековечит, станет нашим памятником, нашим символом. Ничего более глобального нам не дано.
Теперь он в зале. Полуподвальном зале – он спустился по ступеням, их насчитывалось ровно девять. Лестница была не широка.
В зале шесть стен – от середины стены сужаются прямо, геометрически, к полу и потолку. Но не резко.
Снаружи пирамида выходила из мха, точно она раздвинула его, поднимаясь из глубин.
Та же сероватая сталь. Выступы и углубления кубов и параллелепипедов разных величин, параллельных полу или стенам.
Из царства серого с металлическим отливом, нарушаемого только его черной тогой поверх черного же облегающего костюма, появилась женщина в просторных, сливающихся цветом с конструкциями, одеждах.
Эллис не сразу различил ее – ее волосы также заметно не выделялись в окружающем.
Эллис коснулся вороной ленты, не дающей темным локонам метаться между глазами.
Женщина напомнила ему его сестру, только та запомнилась ему блондинкой. Чаще всего она предпочитала быть блондинкой.
По моде она отрезала себе правое ухо – что не имело особого значения благодаря густым и длинным, чуть волнистым прядям. Многие девушки, повинуясь древнему инстинкту, лишили себя правого уха. Ведь уши так безобразны. И отсутствие одного из них не препятствовало ничему – сестра, будучи на год старше, обучила Эллиса всему, что должен уметь мужчина. Таков обычай. И он возник естественным путем. Если бы она родилась позднее. То он бы обучал ее всему. Что должна уметь женщина. То же происходило и со всеми остальными братьями и сестрами. Несмотря на беспечность юности, дети от таких связей не рождались – ни одна сестра не забеременела от брата. Каким-то образом люди приобщили это свойство к своей биологии.
Подобный способ обучения и вступления во все таинства взрослой жизни имеет преимущества: партнеры знают друг друга с рождения, знают и понимают, как никто. Временные союзы не создавали сложностей, не приносили неуверенности и комплексов. Терпеливо, заботливо, осторожно, постепенно. Если на одну сестру приходилось два или три брата, то она выводила их во взрослую жизнь постепенно. Если братья, – близнецы, то обучение происходило с обоими сразу. То же было и у сестер со старшим братом. Старшая, например, сестра, готовила к взрослости старших братьев, если наличествовала вторая сестра, моложе этих братьев, то старшие братья обучали ее, а если были братья младше ее, то они доставались ей. И только обучив всех, кто тебе причитался, ты освобождаешься для продолжения рода. Из двух старших сестер или братьев сразу освобождался тот, кто был старше всех. В многодетных семьях брат учил сестру, а она учила следующего брата. При отсутствии родных братьев и сестер и при обучении старших братьев и сестер функции учителей переходили к двоюродным и троюродным братьям и сестрам. Правда здесь возрастала возможность ранней беременности.
Женщину, которая стояла сейчас перед Эллисом, убил обучаемый ею двоюродный брат. Теперь Кэрроллу предстояло помочь Стелле совершить обряд возмездия..
-Я чувствую, он рядом, - сказала она.
Убитые всегда чувствовали, где находится их убийца.
Эллис кивнул ей и извлек из складки флакон. Отвинтил колпачок и из маленькой круглой дырочки, почти игольного прокола, прокапал вокруг Стеллы четкий квадрат. Он не ошибся ни на миллиметр. Ни на секунду – его ранг предусматривал владение нанесением точных непогрешимых линий.
Пока он не закончил, влага на полу оставалась невидима, но замкнутый контур заискрился, каждая капля в нем, не растекшись, застыла самоцветом. Их приходилось по сто на каждую сторону. И еще одна – ключевая, пусковая, последняя, легла к ногам Стеллы, точно такая же, как и все остальные.
Молекулы влаг и составов сложнее самых крупных полимеров, они – меняющиеся, изощренные семимерные образования одноразового использования. В каждой корпускуле в миниатюре было все необходимое. И в каждую каплю попадало строго одинаковое их количество, они располагались строго определенным образом. Режим работы задавался контуром. Звезда и квадрат – самые простые, а были еще иероглифические контуры, нанесение которых требовало часов.
Контур можно было выполнить и разными составами.
Через три минуты Стелла вышла из оцепенения. Теперь она точно знала, где находится ее убийца.
Квадратный контур становился прозрачным, испаряясь.
Когда он исчез, Стелла и Эллис направились к ближайшей пространственной звезде. Их сознания соприкоснулись и Кэрролл узнал ее историю.
…В ее семье было десять детей. Она – вторая, единственная девочка. Девять лет провела она подругой то одного, то другого брата. А на десятый год ей пришлось взять на себя и кузена. Он оказался садистом. Все ее попытки повлиять на него, смягчит его наклонности, приводили только к новым пыткам и мучениям, которые щедро рисовало подростку его воображение. Наконец, он стал насиловать ее. Он пробовал и так, как предлагала она, но так ему не понравилось. Не выдержав истязаний, она убежала. Учитель крайне редко (почти никогда) бросает ученика. Однажды он поймал ее и убил. А до того преследовал…
Сегодня будет полнолуние. Сегодня он окажется еще опасней, чем всегда. И убьет кого-нибудь еще. И тогда другая жертва со свои сопроводителем перебежит им дорогу, что окажется позором. Позором чести, замороженным (а может, и потерянным) рангом. Такое редко, но случалось.
Сегодня полнолуние. Сегодня обладательница бесчисленных имен отразит свет всех трех солнц и дополнительные потоки лучей устремятся на Землю. Незначительный энергетический перепад – превышение подействует на всех извращенцев и людей с отклонениями, утяжелив их страдания и побудив их к активизации деятельности. В такую ночь до сих пор явно нормальный человек может обернуться извращенцем или проявить все свои тайные отклонения. Перепад планетарной энергии выведет все необратимое из скрытой фазы.
Эллис чувствовал, что это способно произойти и с ним. Недавно ему показалось, что вместо трех солнц на небе пять – выстроившихся кругом. Одно из солнц-призраков получилось малиновым, а второе – белым и розоватым. Солнца-призраки жонглировались с настоящими солнцами, как шарики в цирке – маленькие разноокрашенные шарики, их легко взять одной рукой все сразу.
Они вернулись к спиральной горе.
На их мыслепризыв спустились два пегаса. С драконами управляться не трудно – сиди в седле, тебя не выронят, и управляй телепатически.
Эллис не мог вспомнить, откуда пошел обычай братосестрия. Такой сложный и всепредусматривающе последовательный. С чего началось братосестрие, принятое с величайшим целомудрием? Непросто, совсем непросто утвердило оно себя, считавшееся раньше кровосмешением…

Как и все люди, Эллис видел над собою неотступно висящие в линию луны. Его луны. Не видимые ни для кого, так же как он не видит чужих лун. Куда бы он ни последовал, они висят над головой, накладываясь на небо, на звезды, на потолок, на листву – в последних двух случаях они висели в промоинах неопределенного содержания. Они призрачны, можно на время забыть о них, но приглядевшись, всегда их увидишь. Одна – белая, другая – черная, между ними третья – мутно-бесцветная. Они – три направленные к Эллису силы: темная, светлая и прозрачно-холодная. Два пламени и лед. Эллис слышал обрывок чьего-то размышления (по поводу своих лун никто друг с другом не общался) – у размышлявшего средняя луна оказывалась маленькой, меньше соседок и прозрачной, стеклянной.
У самого Эллиса сперва все три луны были одинаковы. Затем центральная стала расти и мутнеть. Логика, рационализм, аэмоциональность, чистая информативность интуиции у него усиливались. А страсти не бесились в нем так, как во многих других. Оба беса укрощались. Кем? Третьим бесом? Или Богом, сделавшим соседей бесами?
У кого-то больше одна луна, у кого-то другая. А третья крохотна, почти отсутствует.
Они без рельефа – просто энергетические миры, взаимосвязанные с существом. Обычно они управляют им, а не наоборот.
Может быть, виденные им солнца-призраки – его новые луны? Нет, они не были над головой. Иначе он уже не мог бы называться человеком и уж тем более им являться.
Еще он предполагал, что у материализовавшегося Бога (одного из трех) над теменем будет одна исполинская луна, целое светило. И некоторым сподобится видеть это светило Бога воочию. Им будет дано умение видеть луны. Им вручат дар. Им всучат, или сунут этот дар, как рабам. И от Бога, который сделает это, уже не избавиться. Так Бог станет Господом, а человек – рабом. Господь – это Бог раба.
Эллис не знал, что у Инов и у других чужаков вместо лун. Если у них и были луны – то другие. И боги другие. Скорее всего, так.
А тот, кто подчинил себе свои луны (а это возможно только при их балансе) – при их тройственном балансе, повелевает и богами лун. И тогда он – Господин, а они – слуги.
Нашедший взаимопонимание делает обитателей своих лун своими друзьями, самыми близкими – ведь они с ним составляют единое целое.
Мир показался Эллису полным странных, нереальных существ. Но именно они и населяли истинную реальность. Каждое из них выглядело уродливо по-своему, и малость похоже. То есть немногие из них походили друг на друга, но не больше, чем горилла на питекантропа. Они рядились в образы людей и сейчас завеса спала, спала для Кэрролла, и он увидел их, неописуемо разнообразных: больших и крохотных, гадких, противных и так себе, многоногих и начисто лишенных конечностей, каменных, как статуи и перетекающих из одной формы в другую, клокочущих и смотрящих внезапно белыми круглыми глазами из расступившейся плоти. Под таким взглядом и твои ткани расступаются, обнажая то, к чему стремились эти белые очи – и очи прыгают на ниточке, вцепляются зубами, мелкими и острыми, в лакомый кусок – сердце, печень, почку, и ниточка утаскивает их обратно. Хотя почему их? Ведь око с самого начала прыгнуло одно и должно быть, хозяин его – левша. Потому что прыгнуло левое…
Они, казалось, ждали. И вот, лет двести пятьдесят назад один мудрец простер щупальца – пару, потому что стоял на остальных восьми – и предрек рождение младенца, урода из уродов, сына смутного туманного вершителя всех этих тварей, антихриста, что в бой на род людской их повлечет. Существа приветствовали долгожданное прорицание и стали ждать. А самые нетерпеливые заснули. Или, не умея спать, легли в анабиоз. Или помчались к звездам, чтобы в битвах время скоротать.
Они дождались – он родился. Из-за чего?
В одной из школ, когда первая волна экзаменов закончилась. А вторая еще заставляла себя подождать, самые страстные устроили групповуху. Перед ней они все встали в круг, привязались друг к другу ремнями и пустились в пляс.
Среди немногих неприсоединившихся (не столько из-за робости, сколько из-за отвращения) нашелся задумчивый отрок. К нему подошла изящная дюймовочка-брюнетка. Они не раз друг другу снились. Болтая, принялись заигрывать. Уединившись в нише, стали посмелей. Вдруг ее волосы, растрепанные из прически, превратились в светлые серебряные и многократно удлинились.
Они укрылись этими волосами и все свершили. Это был, несомненно, сон – один из тех, когда они друг другу снились. Но наяву они, конечно. Все это повторили, хоть и без чудес.
Два сильнейших, тысячелетиями копившихся заряда соединились – и ублюдок родился.

Я болен, понял Эллис. Я лежу в своей берлоге, все болит, но я не могу улечся так, чтобы прекратилось неудобство. Остаточное неубираемое напряжение.
Неожиданно он растворился в сладостной слабости, беспомощности. И неудобство к черту убралось. О, злые луны!
Но спав до дна, виталия очистила сосуд. И с нулевой отметки он тот час же принялся наполняться новой, жаркой силой, неведомой и неизвестной Эллису до сей поры. В сосуде нет отверстия. Откуда же берется то, чем он заполнен? Виталия болезни всосалась в дно. А новое? Оно лилось из ничего, из точки, из подпространственного крана. Как черная дыра наоборот. К тому же оно имело медно-красный цвет.
Сила древних атлантов, понял Эллис Кэрролл. Она дана мне, чтобы я мог противостоять уроду из уродов. Урод уродов – воплощение зла. Мы многих наделяем этим титулом, но на Земле, во внутрисферном нашем мире, заключенном в небосвод, он первый из носителей его, он – главный из сошедших с черной луны.
Луна мрака. Она висит над ним, сияя тьмой. Одиноко и величественно – ни над кем подобного гиганта не найти!
Кто знает, может быть в мирах засферных…
А здесь – случается, все три луны не велики, или наоборот, все одинаково гигантски.

Слоны глухие величаво топают и музыку поют. Люди вынашивают их в себе и отпускают в независимость, на волю.
Не все их видят и не все их знают.
Как глупо – ничего не знать о собственных слонах!
Эллис ощутил, как в медно-красном внутреннем мутнении плывет еще одна луна – луна атлантов. Она еще красней, чем муть и чуть темней. От нас атланты сильно отличались, коль скоро так отличны от наших боги их и луны.
Эллису вдруг пригрезился в грязной и багровой параллельной мути красный демон, над которым была та самая красная луна. Одна, законченное совершенство. Этот демон был атлантом. Вернее, призраком демона-атланта. Несомненно, он был, как мы, но хитро и смело усмехался.
Мы здесь, в подсферном мире – в сортировке. Когда одна из лун другие сможет подавить, наша сущность получит доступ на экспресс и покинет вертеп-круговорот земных переселений. В котором можно вечно пребывать, давая преимущество то одной, то другой луне.
И если даже терпения не хватит – сущность все равно стремится к чему-то новому и незнакомому, в засферные миры.
А в первой мути на луну атлантов, мимо которой в третьей параллельности прошел красный демон; в первой мути на темно-красную планету сели два округло-кубоидных корабля. Корабли Итель всегда приют находят на луне атлантов, воплощением которых является багровая планета. Ею когда-то была Земля. Но это происходило миллиарды лет назад. Тогда и Марс (о, юный Марс!) ошеломлял. Тот Марс – прекрасен, Марс золотой. Он был весь покрыт золотистым песком. А камни – рубины, изумруды и алмазы лежали на поверхности его в песке. Ручьи и потоки их точили и они сверкали. Природа – лучший ювелир, непревзойденный.
Конечно, кроме песчаных холмов на Марсе еще что-то находилось. Но в наше время. В одной из близких призрачностей остался только Марс золотого песка – прекрасный юный Марс, дивный золотой Марс. Сотни миллионов циклов, лет, лап и ног заляпали его. От времени Марс потускнел. Что ж делать. Если золото тускнеет. Время, время, время…
В воплощении ином ты – хронос…
Из приатлантившихся, севших кораблей по трапу спустились двое. Из одного корабля. Второй просто сел. И все – безмолвие, ни единого щелчка, точно его вели автоматы. Да так оно, наверное, и было.
Планета называлась Атлантида.
А двое назывались – люди. Но не такие люди, как мы, а люди Итель.
Они ступали по багровым плитам, залитым таким же светом, как по земле опасного могущественного союзника.
Он, Эллис, должен стать незримой и единой алой сетью. И поймать женщину.
Потому что она приманка.
А потом накрыть и антихриста. И спалить его.
Когда ты, Эллис, превратишься в огненную сеть с овальными ячейками.
Атланты просчитали варианты судеб и повороты и удары граней великого тетраэдра Фортуны для тех, кто уродится через миллиарды лет, для тех, кто от атлантов всем отличен, для представителей цивилизации, которая возникнет…
Послушай, Кэрролл, Эллис Кэрролл, быть может Марс не потускнел, а Солнце изменилось?
Да, наверное, такой ценой Земля теперь не Атлантида.
 А огражденный подконтрольный внутрисферный мир. Тюрьма.
Мир. Неужели возможен миг, настолько малый, чтобы в продолжении его наш мир застыл? Бесспорно, несомненно, этот миг стоял – все вещи на своих местах. Нет, вряд ли. Как ни умаляй мгновение, всегда найдутся мчащиеся части – пусть бесконечно мелкие. Уменьши времени отрезок, чтобы они не мчались – обнаружишь новые , по сравнению с которыми предыдущие – великаны. Их бег еще стремительней. К тому же вдруг окажется, что части большие, громаднейшие, величайшие в столь краткий миг не существуют. Чем меньше миг, тем больше исчезает их – великое мельчает. И самым исполинским становится то, что недавно с трудом относилось к средним размерам. Время неделимо. Оно – не точки, не константности, в которых неподвижность абсолютна, и при переходе из одной в другую положение-устройство меняется щелчком-рывком, опять же неподвижным, - и они сквозь настоящее идут.
Нет, все не так – время плывет. Плывет. И зафиксировать его никто не в состоянии.
Так ловящие изображение машины накапливают неразрываемую плавность отражений.
И видим мы, и слышим – отражения. И зрение, и слух сильнее всего подвержены мороку. Перед наваждением они бессильны – только отклони и измени лучи и волны. Нюх, осязание и вкус подделать невозможно.

Эллис спросил Стеллу: 
-Он не вурд?
-Он может обернуться вурдом, если хочет. По-моему, он может обернуться, кем угодно – даже тем, кем ни разу не оборачивались на Земле.
-Он извр?
-Он странный извр. Он нечто большее, чем извр. Он Страх. Он Ужас. Он Палач. Он Смерть.
Они не говорили вслух, хотя использовали словотворческий канал мышления. Слова оформляют мысли. Делают их ясными, стандартизируют. Иначе многие не поняли бы друг друга. Ведь у каждого внутри – свой собственный язык. А то и языки. У кого-то языки похожи, но не у всех. У кого-то отличны вплоть до полного взаимонепонимания. Слова – как эсперанто. Как космолингв для разных цивилизаций из разных миров. Ведь мысли, образы, внутримолнии и внутривспышки у каждого своеобразны. Хотя, конечно, похожести и закономерности бывают то тут, то там.
Слова для них звучали так же – они не разжимали губ. И не уши ловили речь. Звуки на слова накладывались – но звуки природы: шум ветра, шелест растений, шаги, топот, рычание, вой, верещание, журчание, вскрики, пение птиц, смех прогуливающихся пар.
Лучше всего разговаривать, глядя в глаза, но не со всеми стоит разговаривать так.
Вурды появлялись в лунном свете – они выходили из людей. Из спящих, в которых прятались все остальное время.
Выйдя, бродили в виде призраков, найдя же жертву, материализовывались и набрасывались на нее. Немногих они не чуяли.
Иногда получалась короткая погоня. Тогда вурд дематериализовывался, привидением обгонял беглеца, пролетал сквозь него и вновь представал перед ним, становясь реальным, а не дымчатым и полупрозрачным. Каждый из них подходил к своему второму телу творчески, большинство предпочитало трупный стиль. По первому разу второе тело ничем не отличалось от первого. Желтокожие дьяволы с горящими глазами, зеленые стеклоочие драконолюди без хвостов, но с шипами и чешуей, белые, молочно белые…
Но из бессловных впечатлений Стеллы Эллис понял, что ее кузен мог принимать не только вид, но и суть. Не только вурда, или любого другого извра, а любую… Любую… Любую…
Потому что он – искомый Урод. Урод уродов. Воплощение зла. Обладатель самой сильной черной луны во внутрисферном мире. Тварь.
Миссия Эллиса Кэрролла – уничтожение этой твари. Зачем?
Затем, что это было нужно атлантам.
И людям Земли – внутрисферного мира.
Людям, отказавшимся от звезд. Ни один человек не покинет Земли. Потому что люди созданы на Земле и для Земли.
Ины предостерегли нас от звезд. От страданий и драм.
Люди созданы для Земли.
Так Земля стала внутрисферным миром.
Когда-то было много наук. Но люди поняли, что все они – разноуровневые разделы одной. Все они изучали движение мельчайших составляющих Вселенной и разных их скоплений. И психология, и история, и палеонтология, и физика. И даже математика и литература открыли частицы, формирующие их предмет. И многие восприняли мироздание таким, каково оно есть, вырвавшись за пределы иллюзий своего уровня организации материи. И поняли, как фантастично то восприятие, что привычно для людей. Есть только системы, вихри и клубки энергопыли. Возможно, что галактики ощущают что-то на своем уровне. У них свои иллюзии.
-Я знаю одну его знакомую, - сообщила Эллису воскрешенная жертва. – Но надо уговорить ее помочь нам.
-Кто она? – спросил Эллис, играя глобусом, моря и континенты которого трансформировались в зависимости от угла зрения, отражая разброс взглядов людей на географию своего мира в течение последних трех тысячелетий.
-Она подруга. Подруга Элен. Одна из самых популярных.

Элен выбралась из бассейна и подставила свое прекрасное старческое тело воздушной струе. Кожа должна быть сухой, иначе пропадут морщины. Элен была по-настоящему прекрасна. Ее седина относилась к природным явлениям, а не к достижениям косметического искусства. Изящные складки поблекшей кожи, неподдельная легкость последних лет жизни. В глазах – таинственность, которую дает только близость к смерти. Многие старили себя – сгоняли вес, обезвоживали кожу, красили волосы, хирургически придавали голосу скрипучесть. У Элен все это было от природы. За это Ины ценили ее особенно.
Они были странны, очень странны. Они не были людьми, но, безусловно, являлись мужчинами. Никто на Земле не смог бы сказать, чем они отличались от людей. Все в них было похоже на людей, ничто вроде бы не выходило за пределы допустимой нормы. Но еще никто не принял Ина за человека. То, что Ин – это Ин, видно сразу. Возможно, отличались спектры биоизлучений. Никто еще не осмелился исследовать Инов.
Температура их тел выше и для многих земных женщин соединение с ними давало гораздо больше, чем с природными партнерами.
Ины любили земных старух. Именно старух, хотя, по земным меркам, относились скорее к среднему возрасту. Может быть, для них женщина приобретала привлекательность вместе с мудростью, печатью прожитого. Они никогда не брали молодых. Говорили, что Ины рождаются маленькими сморщенными карликами, а умирают в облике земных новорожденных – тогда в расцвете сил они выглядят, как старики. Влечение к земным женщинам же объяснялось тогда. Как разновидность некрофилии, так как люди по температуре своих тел очень напоминали их трупы. Но эти трупы двигались, говорили и отвечали на ласки.
Никто не видел Инн, никто не знал, есть ли у них природные подруги. Достоверно известно было только то, что они хорошо платили за свои удовольствия. Элен, таким образом, обеспечивала роскошную жизнь всем своим детям, внукам и правнукам, а также некоторым бывшим мужьям и их семьям. Но она являлась одной из лучших подруг.
И сидели великолепные роскошно разодетые старухи на тронах, отлитых из золота, с крышами на колоннах и коронами на крышах, стоящих на углах космического города – как королевы космоса правя в столице своей страны.
До того, как Элен стала подругой Инов, у нее было три мужа. Но в один прекрасный день все трое ей надоели и она с ними развелась.
Элен наложила тени на складки шеи, другими тенями подчеркнула впалость глаз. Еще недавно она вводила в суставы подагрин, но теперь к ней пришла настоящая подагра и последний недостаток исчез.
Она посмотрела в зеркало. Спина в меру согнута, висящие сморщенные груди – все, как должно быть у идеала космической красоты. Очень четко просматривается скелет – самая совершенная часть человека, самое главное, то, к чему лепится все остальное.
Элен отметила, что сегодня она еще более хороша. Чем вчера. Она успела забыть, плавала ли она сегодня в бассейне. Ины любят призрачность движений – они дети невесомости. Приходится разгружать скелет. Бассейн, гравитационная постель, диета сохраняли и преумножали благородную вялость подруг. Склеротичность восприятия делала их существование неконкретным,  размытым, стирало для них четкие грани прошлого, настоящего и будущего. Они не существовали ни на одной из трех лун. Только они могли понять Инов.
Элен прислушалась к своим ощущениям. Ее слегка покачивало, легкое истощение пробежало по сросшимся с костями ниточкам мышц. Да, она только что вышла из бассейна, оставив там излишек сил.
Еще раз посмотрев в зеркало и увидев в нем себя, с проступающей сквозь мертвенно бледную кожу сеткой вен, она решила, что просто обворожительна – как Смерть в паутине жизни.
Над ней – полупрозрачный граненый купол, снаружи выглядящий, как огромный бриллиант. Дом Элен был похож на вросший в землю перстень – две массивные трехэтажные башни, между ними – кольцо галерей, оправа, обнимающая купол. Между башень – внутренний дворик, ограниченный арочными проемами и вдающийся в П-образные башни. Края проемов повторяют узоры кружев средневековой Западной Европы. В центре дворика – бассейн, середина которого занята пирамидой, по ступеням которой стекает вода из источника на вершине. На ступенях стоят вазы с почти вечными цветами, похожими на орхидеи и головы мохнатых собачек. Эти головы даже говорили, но только как попугаи. Вода текла между ними, они ворочались, шевелили мохнатыми розовыми лепестками и перелезали из одной вазы в другую, на пяти белых голых корнелапах. Они падали в бассейн и плавали в нем по-собачьи, пугая тропических рыб, маленьких дракончиков и карликовых крокодилов. Потом они лезли обратно на свой храмовый остров. Его вершина – резная беседка, с крышей китайской пагоды, покрытой вместо черепицы чешуей гигантского карпа. Вся она была отлита из амальгамы – даже колокольчики, висящие на углах крыши. Остальную часть дворика Элен обставила, как гостиную.
Дом был окружен густым садом, а цветов в нем (уже немых и неподвижных) было больше, чем листьев. Едва отходили в мир иной одни – им на смену тотчас же распускались другие. Волны нашествия красок и ароматов сменялись каждые две недели. В саду жили почти разумные голубые обезьянки. Они никогда не входили во внутренний дворик – цветы-собаки их почему-то не любили.
В доме Элен отсутствовала сервоавтоматика, управляемая собственным полем. Только старая техника, работающая с голоса. Подруги обладали слабыми, почти не существующими полями – этого стоила им их красота. Инам нравилось вливать свою энергию в их каналы, удовлетворяя себя собственным духом, перелитым в другую форму, в другое существо. Это являлось разновидностью нарциссизма, но при этом часть себя Ины оставляли в подруге – и от них не убывало. А оставшийся дух изменялся от такого полного слияния с другим. Поэтому подруги все больше отдалялись от остальных людей. Их души постепенно становились космическими.
Элен надела серебряный халат. И в нем она встретила Кэрролла, пробившегося сквозь гомон и гримасы обезьян – к тихо заскулившим при его появлении болонкам-орхидеям.
На столике у стереозеркала, среди земной и неземной косметики, лежала черная блестящая книга без каких бы то ни было обозначений на обложке.
Элен взяла ее своими мумифицированными руками. Синий лак ногтей ничего не отражал – все блики тонули в нем.
Она посмотрела на Кэрролла и раскрыла книгу. Молнии расплавленных красок и радужные змеи, сверкнув, вырвались с раскрытых страниц. Но ни одна из них не успела выскочить полностью – Элен сращу же захлопнула книгу. Молнии чуть не обожгли ее лицо, но она не отшатнулась. Она помрачнела.
-Это ты, - сказала она, - Эллис Кэрролл, сопровождающий. Тот. Кого ты ищешь, прячется в саду примитивных форм. Тебе придется трудно, но вы настигнете его. Он умрет и не возродится. Его поле слишком сложно – системы Хранителей не смогут записать его.
-Спасибо, - попрощался Кэрролл и, вытащив из кармана конверт с двумя петлями, вытянул их в лямки и надел на плечи, забросив конверт за спину. Из конверта надулся воздушный шар и два перепончатых крыла. Импульс поля активировал их программу, шар раздулся еще больше, оторвав Кэрролла от каменных плит с серыми черепами, которые он еще недавно попирал, крылья тоже выросли и он полетел без разбега.
Теперь ему осталось настигнуть убийцу и проследить, чтобы Стела сделала с ним то же, что он сделал с ней, не превысив своих прав мести. Так осуществлялось правосудие на Земле.

Он прятался в пещере, из которой выгнал тираннозавра – все чудовища подчинялись его воле. Он любил это место – папоротники и ящеров. Сюда он притаскивал трупы своих жертв и медленно поедал их. Съеденных было уже не воскресить.
Он готовился вызвать все зло, порожденное людьми в прошлом – все кошмары, все ужасы, всех кровожадных богов и демонов. Вызвать это зло и вернуть его туда, где но возникло – в подсознание сегодняшних людей. Возвратить сверхъестественное реальному – вот его миссия. Потомки должны получить наследство предков. Это перестроит их поля и взорвет всю систему тонких энергий Земли. Земляне ринутся в космос – и покорят его.
Он был вполне способен на это. Его поле созревало, дожидаясь ближайшего слияния всех трех лун. Серые звезды во мраке. Сотни оттенков тьмы. Тысячи видов пламени. Миллионы вариантов крови. Все это надо было попробовать. Каковы на вкус Ины? Каковы на вкус все те, кто живет в других, неизвестных Земле, резервациях? Как горят города на других планетах? Какие пытки созданы различными цивилизациями?
Маленькие драконы пожирали больших и становились еще больше их. Кошки плели паутину из лезвий. Корни деревьев пожирали небо, а в земле зрели скользкие безобразные твари, питаемые ее соками. Океаны пламени бушевали между скалистыми континентами. На дне их саламандры возводили свои минареты и башни-мосты. Огромные каменные черепахи пожирали саламандр. На континентах жили существа, построенные из стабилизированной плазмы. Не было ничего невозможного для этих существ. Любая планета лежала для них на расстоянии шага. Пространство для них не существовало. Их скалы и океаны лежали во времени.
Все это ждало землян. Новых землян, которым будет принадлежать вся Вселенная.
Они подарят ей то, чего она еще не знала – стальную иерархию. Они объединят все ее зло. И оно разовьется в нечто непостижимое, нечто, чему не найдется ни пределов, ни преград. Воины с стальными решетками на лицах, в непробиваемых щитах, пройдут по улицам всех столиц галактики, войдут в каждый дом. И есть они будут только мясо разумных существ. Вкус разума совсем иной, не тот, что у бессмысленных и бессловесных тварей.
Чужие запахи вырвали его из тумана грядущего. Большой, холеный и опытный пес принюхался к нему. Охотник. За его напряженно вытянутым хвостом – гнездо змей и игл на кроличьих ножках. Обе твари поплыли и превратились в мужчину, которого он не знал, и сестру, которую он убил так давно, что уже почти забыл о ней. Мертвые начали возвращаться. Псы будут приводить их обратно, из переполненного Замогилья. Постепенно они пойдут обратно через двери, раньше открывавшиеся только в одну сторону, методично заселяя мир по эту сторону могил, непрерывно пополняющий их число, пока некому станет уходить и возвращаться, пока обе части Разъединенного не сольются с своим отражением в одно – Засмертье.
Мужчина сковал его молнией, а женщина развела костер. Они установили подставки и подвесили его между ними загадочным иксом, так что огонь облизывал его ноги и что-то дружелюбно верещал, пока его не разозлили и не заставили рычать. Женщина достала из складки плаща сумочку, из сумочки – щипцы и накалила их. Затем она то же проделала с ножами, иглами и другими острыми предметами. Сделанные из особого материала, они не теряли своей температуры и висели вокруг нее в одной плоскости, радиально, черными лоснящимися рукоятками внутрь, а вишневыми жалами – наружу.
Сестра стала брать их, один за другим, и в изображение окружающего, раздвигающееся миндалевидными щелями, начали протискиваться глаза. Их появлялось все больше и больше, а на переплетении оставляемых ими полос сестра брала все новые и новые инструменты, играя ими на брате и вызывая этим появление других глаз. Кровь, лившаяся из ран ее кузена. Шипела на углях костра.
-Довольно, - сказал Эллис и положил руку на плечо Стеле. – Правосудие совершено.
И сжег остатки ее убийцы, рассеяв его прах бесследно, без малейшей возможности последующих возвращений.
Луны улыбнулись ему.
Он отвел Стелу домой и затратил порядочно усилий на то, чтобы она успокоилась и забыла о себе, как о жертве и палаче. Как всегда, ему это удалось. Многие считают успокаивание жертв-палачей самой приятной частью его обязанностей. Все его жертвы-палачи были женщинами. Он предпочитал работать в порядке, установленном природой.
Жертвы возвращались к мести – он вел их обратно к жизни.
Шествуя по циклопическому мосту, перекинувшемуся от вершины одной горы к другой, он остановился на середине, запрокинул голову и завыл.
Он выл трем своим лунам – белой, ледяной и черной.