Инверсионный след

Он был летчиком. И этим все сказано. Во всяком случае, для Кати. Если бы он был маленьким хромым ворчуном, она бы все равно смотрела на него снизу вверх. Так, как смотрела в детстве на самолеты, которые пролетали над ее поселком в сторону международного аэропорта, оставляя за собой белые полосы.


Но он не был маленьким хромым ворчуном. Он был высоким брюнетом лет тридцати восьми, со светло-голубыми глазами, которые на загорелом лице казались еще светлее. Глаза цвета неба, отстраненные и прохладные. Рядом с ним Катя видела себя пухленькой и приземистой, с тяжелым низом, невыразительными глазками и толстеньким носом. Она еще в детстве записалась в пухлые дурнушки, и вот уже тридцать с гаком лет оставалась для себя таковой, не веря подружкам и зеркалам. Чтобы казаться выше и стройней, Катя влезла на каблуки и задрапировала себя в черное. Жаркое июльское солнце тотчас вцепилось в неуместно одетую курортницу, отравляя приятные минуты.
Он завел ее в кафе, которое просто случилось по дороге. Можно было пройти не останавливаясь обогнув столики, можно было сесть в уютное кресло и насладиться видом моря и вкусом кофе.


- Хотите кофе? – спросил он, галантно отодвигая ей кресло.

Катя мило кивнула. Обрадовалась, что ноги немного отдохнут.
Она предпочла бы просто стакан воды, но пусть будет кофе. Можно вообще ничего не заказывать, а посидеть на лавочке – их полно на набережной. Катя вообще недолюбливала кафе…


Подошла немолодая официантка.
 
- Нам два эспрессо, и эти десерты, - сказал он, указывая крупными пальцами на позиции в меню.

Катя меню не открывала – она изучала официантку. У той было сложное лицо. Основное его выражение формировали усталость и раздраженность, накапливаемые жизнью, а сверху были надеты радушие и любезность, полагавшиеся по работе.


- Хороший здесь воздух, - он отдал меню.

- Пахнет морем, -  откликнулась Катя.
 
- Вам нравится Ялта? – спросил он.


Катя с недоуменной улыбой пожала плечами. Он истолковал это как: «Не знаю. Наверное. Я же здесь». Но Катя имела в виду совсем другое: «Как Ялта может не нравиться? Это же Ял-та!»


Под столом Катя осторожно высвободила ступни из неудобной обуви.

- Знаете, я люблю Черное море с детства, - медленно сказала Катя.
 
Впервые море она увидела в мультфильме «Девочка и море». А сюда, в Ялту, приехала первый раз лет 10 назад.  И решила баловать себя, пусть не каждый год, поездками к морю. Хорошо бы  сюда, в Ялту, потому как ну что может быль лучше Ялты? Может Ницца? Да где она, та Ницца?.. и вдруг спросила:

- А вы в Ницце бывали?

- Да лет пять назад, наверное… А что, сравниваете? – засмеялся он.
Катя приподняла бровь и кокетливо пожала плечами. Она нигде не была, особенно на его фоне. Но пусть думает, что ей нравится Ницца. Ницца бы ей обязательно понравилась.

- Я вообще люблю море. Море живое и небо живое. Если бы не стал летчиком, я бы наверное ходил в море… Хотя, история не знает сослагательного наклонения. Мне больше всего Персидский залив нравится.

- Эмираты?

- Эмираты тоже, но главным образом Иран, остров Киш.

- Иран? – удивилась Катя.

 
Конечно, самолеты летают не только на запад, но и на юго-восток, в другой закрытый непонятный мир.


Он рассказывал ей о прозрачных водах Персидского залива, обнимающих далекий крошечный остров Киш, где грациозные женщины носят черные покрывала, курят кальян и одетыми купаются на отдельных пляжах, где вечер спускается словно занавес, принося долгожданную прохладу, а ночи – тихие и звездные, с месяцем похожим на ломтик восхитительной дыни. Рассказывал, как однажды ночью мальчишки вытащили на скалистый берег большого краба поиграть, а потом отпустили, потому что - ну не есть же… рассказывал, как сам купаясь изранил ступни о ракушки и они невероятно долго не заживали. Как однажды поутру, выйдя из гостиницы, не узнавал дорогу – за ночь высадили целую пальмовую аллею…


Солнце, наконец, отцепилось от Катиного платья и закатилось за горизонт. Все небо стало нежно-розовым, волшебно-красивым, как в книге сказок для девочек. Даже море было розовым, будто по голубой ряби рассыпали пудру. Катя посмотрела на мобильник – 19:08. Она откинулась на спинку плетеного кресла и втянула в себя острый морской воздух. Она никогда не забудет этот вечер, и время на экране телефона 19:08, цвет волн, запах моря смешанный с привычным запахом остывающего кофе. Счастье быстротечно, но обычно об этом задумываешься немного погодя. У Кати было преимущество: она остро чувствовала сегодняшнее счастье, и его неизбежное угасание.  Останется память. Как белые полосы остаются за пролетевшим самолетом. Белые полосы, режущие небо пополам, делящие жизнь на до и после.


- Скажите, а от вашего самолета остаются белые полосы? – спросила Катя. Ей это непременно надо было знать.

- Что-что? – переспросил он

- Ну, белые такие полосы на небе, - Катя попыталась жестами объяснить какие полосы оставляют самолеты.

- Это конденсационный след, раньше его называли инверсионным следом. Просто траектория полета самолета становится видимой из-за конденсации атмосферной влаги, и влаги, содержащейся в выхлопах двигателей самолета.

- А ваш самолет оставляет такой след? - настаивала Катя.

- Да.


Катя удовлетворенно кивнула. Красивое непонятое словосочетание, как из другой жизни – инверсионный след… Она смотрела вдаль за горизонт, где море касалось неба, и не было места земле.


Ассоль ждала алые паруса. Смотрела на море и жила надеждой. Она была молодой и красивой, и мечта ее была трогательной. Катя тоже была когда-то молодой и красивой. У нее тоже была мечта. Только смотрела она не на море, а на небо. Там где она родилась, моря нет. Зато есть бескрайнее небо. А в небе живут белые птицы. Не-до-ся-га-е-мы-е. Катя знала, что птицами управляют капитаны. И она принялась ждать капитана. Всю жизнь, как Ассоль. Только той было 16, когда появился Грей, а Кате 37. Много. Они были так похожи вначале. В 37 лет остаться верной мечте? Похвально, но немного смешно. Кате не нравилось быть смешной, а растоптать мечту она не могла. В какой-то момент, Катину жизнь начали наполнять эпизоды. Иногда приятные, но по большей части… Тогда она отряхивалась, как собака от холодной грязной воды и говорила: «это не важно». Ее всегда спасало «это не важно». Важны были она сама и ее хрустальная мечта. Ее капитан обязательно появится, потому что если так ждать – как же ему не появиться? Если бы однажды утром Катя проснулась и сказала: «Все, капитана нет! и белых птиц над головой нет, это просто галлюцинации, бред!», тогда бы ее жизнь рухнула, повалилась под тяжестью рутины и эпизодов, рассыпалась, как трухлявый домик, сожранный термитами. Тогда пришлось бы жалеть. Сейчас она жалела только о том, что ждать пришлось слишком долго. О том, что ждала, сколько себя помнила, не жалела. Что поделать, такая жизнь.


- Страшно летать? – спросила Катя.

- Летать – это прекрасно, - сказал он, и на его лице едва заметно проскользнула  особенная улыбка посвященного. – А вообще, Катерина, небо прощает ошибки. Разве что …накладывается несколько факторов.

Он замолчал. Зря он начал.

- Тогда что? - подталкивала его Катя, почувствовав нечто за его молчанием.
- Тогда все, - он не хотел говорить.
 
- У вас кто-то погибал? Кто-то из друзей?

- Погибал, - резко сказал он.

 
 И вообще, есть вопросы, которые нельзя задавать никому. Об этом он говорить не станет. Возможно, когда-нибудь, но только не сейчас, не сегодня. Не хотелось в такой прекрасный вечер снова вспоминать тот проклятый декабрь. Тем более, тогда он должен был лететь. В последний момент переиграли. Он не хотел говорить о работе, о новых частных авиакомпаниях, об отлетавших свое самолетах, которым продлялся летный ресурс, о том, что однажды и его полет будет не крайним, а все-таки последним. А за этими словами – или темнота, или скучная старость.

 
- А вы так и не сказали, чем занимаетесь. Это секрет? – он предпочитал сменить тему.

- Ну что вы! Вот сижу рядом с человеком, который умеет летать, считаю волны и смотрю на закатное солнце,  - ответила Катя. Нет, Катя не позволит спрашивать, и сама ни о чем не расскажет. Пусть сам решит кто она. Пусть сам придумает название города, в котором она живет. Она слишком долго его ждала, она не может рисковать. Расставлять сети, строить планы, гадать, надеяться... Она не станет бороться в надежде на приз. Зато не станет брошенной. Да и как она могла бы ввести его в свою жизнь, посвятить в истории унылого детства и еще более унылого настоящего, показать душный прокуренный зал маленького кафе, где как на сцене разворачивались события ее жизни? Там он ее и не заметил бы, как не заметил сегодняшнюю официантку, там бы он изучал меню. Нет, в такое место он бы, пожалуй, и не зашел. А здесь, на полупустом пляже Олеандры, 150 грн. за вход, где белые шезлонги и крепкие загорелые бармены, больше похожие на стриптизеров, здесь он ее сразу заметил.

Как сказать тому, для которого происходящее лишь курортный роман, что для нее это – всё?

Его волосы трепал северный ветер Гамбурга, его лицо согревало жаркое солнце Испании, его ноги ранили камни в водах Персидского залива, его сердце билось в такт африканского барабана. Его  руки держат штурвал и поднимают ослепительную белую птицу вверх, в просторное небо. В этих руках – жизни пассажиров, но Катиной жизнью ему играть нельзя. Так она решила.


Катины руки держат подносы, Катины ноги в растоптанных туфлях без каблука двигаются по замкнутому кругу опротивевшего помещения, как ноги цирковой лошадки – по кругу, по кругу. Проза. Если бы он знал... Пусть видит ее такой, а потом возможно вспомнит когда-нибудь об этом маленьком южном приключении без сожалений. Она будет помнить о нем всю жизнь.

Сорбе растаяло, кофе остыл.

- Вам не нравится сорбе? – слышит Катя мягкий тенор.

О, ей нравится, будьте уверенны. Но она не может проглотить ничего, может только осторожно вдыхать каждый миг счастья, которое свалилось на нее в виде пяти дней у моря. Да, у них еще два дня. А потом она спустится с небес, вернется в стихию земли, тихо притворив за собой дверь его номера. Возможно, оставит на зеркале «Спасибо Вам». И он будет удивлен, прочитав. Спасибо? За что? Он так и не узнает, что стал сбывшейся мечтой. Запоздало сбывшейся. Мечтать чуточку дальше Катя себе запретила – и так слишком много было ожогов. Тогда, глядя перед собой в опустевшем без нее номере он только и скажет: «надо же». Она выйдет из его жизни, едва зайдя. Но это случится через два дня. А пока
–
Утомленное солнце,
Нежно с морем прощалось,
В этот час ты призналась,
Что нет любви…


Неотвязная песня. Она очень нравилась Катиной бабушке. Но Катя всегда знала – чувствовала – что любовь есть, только не всех она согревает, как не всех согревает жаркое Ялтинское солнце. Пусть Катю любовь обошла. Зато ее мечта сбылась. А значит, в жизни этой есть не только разочарования, обиды, работа и болезни. Значит, есть в ней и верность, и радость, и чудо. На то она и жизнь – в ней все, только не для всех.


Он рассчитался, оставив хорошие чаевые.

Немолодая официантка поспешила к столу, наскоро убрала, предоставляя места новым посетителям. На площадке маленького кафе перед ней, как на открытой сцене провинциального театра разыгрывались чужие пьесы. Она всегда знала кто перед ней, такому чутью позавидовали бы некоторые психотерапевты и финансовые аналитики. Иногда и ошибалась, конечно, но такое случалось редко. Официантка схватила острым взглядом счастливую пару, удалявшуюся от нее по той набережной, по которой дефилируют люди, приехавшие откуда угодно, и где они позволяют себе быть кем угодно. На минуту выражение ее лица, где намертво сроднились раздраженность и любезность, изменилось. Она с искренней завистью любовалась тем, как статный брюнет едва держал под локоток грациозную женщину в дорогом не слишком модном платье. Они влюблены, молоды, у них все впереди. Да, уж так жизнь устроена. Одним – все: и красота, и молодость, и достаток. Другим – ни жизни, ни перспектив. Муж – пьяница, сын – прости, Господи… Где справедливость?
 

А вообще, ей нечего пенять на жизнь. Сама виновата. Был же у нее шанс, о котором она помнит всю жизнь, только ей тогда не хватило смелости.

Но это – совсем другая история.