Твой собственный дом. 1 из 2

Сколько?.. Сколько я здесь?

Поднимаю голову с подушки голову, волосы закрыли обзор, мокрый от пота шарф, как змея обмотал шею: я простудилась, и теперь чувствую слабость. Треск деревянных досок под ногами. Я закидываю назад запутавшийся в спираль волосы. Передо мной на всю стену поверх картин надпись огромными буквами:

«Насколько должна быть черная ночь, чтоб утро стало светлым. © Люди, которые согласны умереть во сне»

Сбрасываю с кровати свое уставшее от болезни тело, ноги еле держат — всё время сгибаются в коленях, будто их ломают и снова выравнивают. За окном чудесный вид берега моря укутанного мрачной после дождевой погодой, ветер тащит по небу оттенки синих туч. В голове летает вопрос «где я?!».

Старенький дом похож на миниатюрный замок: тут коридоры с картинами с одной стороны и большими окнами с другой, крыльцо с небольшими колонами, по которым будто стекают цветы свечи на столах, сервиз, наполовину куда-то убранный и серая черепица; старинный стиль мебели, из-за воды деревянный пол стал не ровным, а мебель, впитав в себя влагу, разбухла — края и углы деформировались. Сейчас здесь осталась витающая сырость, но может, до этого здесь был потоп?

Схватив чей-то плащ с поясом, я вышла на крыльцо. Тучи так же медленно тащились…

Это что-то напоминает…

***

Машины тащатся, как мед из банки — медленно и плавно. Мой друг сидит за рулем, и от нечего делать философствует на разные темы, а из-за пробки он это делает с нервным надрывом.

— Вот в чем прикол! — он размахивает руками  — Мы должны сказать большое спасибо, за то, что умеем блевать и плакать…  — его немного глушит гудок фуры справа от нас — … это наша эмоциональная разрядка или может даже уход от эмоций, долбящих наш мозг.

Я пытаюсь настроить радио — «(шшшшшш)… а сегодня у нас… (шшшш)… город в ужасе, такой жестокости он еще не видел со времен… (шшшш)... новый хит!.. (шшшш)»

— А вот тебе пример: на прошлой неделе был этот фестиваль рок музыки. Там один из музыкантов, такой наркоман, что его нога уже полностью атрофировалась, и от колена до голени у него была чистая кость, а ступня завернута в пакет, хотя там уже была распухшая гнилая плоть. Он с палочкой всё время ходил, а на концертах сидел на жестяной бочке. — Он глотает слюну — В общем, встретил он шлюху местную, что-то они не поделили, и он начал её бить. Естественно на крик прибежал сутенер со стволом в руках. Буд-то специально он выстрелил в атрофированную ногу, где не было нервных окончаний, музыкант тоже своих начал звать…

Мы резко разворачиваемся и выезжаем на мост, из которого видно ночной город, он израненный  электрическим светом, будто тьма укрыта пулевыми отверстиями из фонарей, вывесок и машинных фар.

¬— Друзья музыканта порезали сутенера — говорит он — и убежали, а тем шлюхе и наркоману пришлось прятать труп — в итоге этих двух застукали возле озера, она плакала, а его рвало. Понимаешь? Им был ****ец, и это было одно из средств пережить его, блевать и плакать.  — Он крутит руль. — Кстати, в итоге их из тюрьмы мафия местная уволокла.

— А почему она плакала?

— Она задолжала большие деньги кому-то из крутых, и через него отдавала им долг, чтоб они её дочь не убили, вроде, так говорят. У меня просто знакомый работает по этому делу.

Шум радио напоминает мне шум дождя за окном, быстрого и мелкого.

***
Дождь стучит по листьям дерева, под которым я стою. Я разглядываю мини-усадьбу  с наполовину повеявшими растениями, по ним стекают капли, они перевалились через забор с  погнутыми стальными прутьями. Пока я отвернулась, кто-то написал на окне:

«Ты не доживешь до конца фильма. © Тот, кто копает твою могилу»

Дождь стает мельче, я прогуливаюсь под его редкими каплями. Берег усыпан камнями, меж которых стекает в море дождевая вода. По морю скользят белые волны, ветер несет их к берегу, и беспощадно разбивает об острые скалы. Я вижу скамейку не далеко от меня, кто-то сидит и смотрит на воду. Подойдя ближе, я вижу, что это просто одежда, висящая на сером скелете человека. На нем шляпа, рубашка и штаны — он похож на пугало, которое смотрит пустыми глазницами вдаль. Откуда здесь этот человек? Человек… опять всё катится к поиску следов человека.

Поиски человека — это что-то напоминает…
***
Смотрю документальную программу про происхождение человека, и по окончанию я взрываюсь в ярости, ору на телевизор.

— Почему одни вопросы? У вас нет фактов, так не пичкайте нас вопросами! Почему одни вопросы?!

Я зажимаю уши руками, начинаю визжать.

Вспоминаю предыдущую программу: в ней шлось про рабство современного человека в социуме и государственной системе. Кому не покажи, все это знают. «Программа про очевидные истины» — говорят они.

¬— Если все, всё знают, — ору я — то кто же тогда эти ничего не ведающие рабы?

Потом я вспоминаю, что света уже вторую неделю нет, а я в темной комнате одна.

***
За окном полная луна, но её скрыли тучи, и у неба появилось белое брюхо. Я скитаюсь по коридорам, пытаясь вспомнить, как я здесь оказалась. Моя болезнь новой волной накрыла меня — лицо мое будто высыхает, язык тяжело движется, кожа стала бледной, а в некоторых местах даже с голубыми пятнами.  От бессилия я сползаю по стенке, расстилаюсь по полу, сопли вытекают на деревянные набухшие доски, текут слюни, слезы… это больше не похоже на простуду.

Я слышу как в подвале что-то шкребает камень, хлопает пастью, затем срываются куда-то на своих четырёх ногах, через какое-то время я слышу, как оно несется ко мне по коридорам, из комнаты в комнату. Вокруг темно и я еле вижу свои руки. Мне становится страшно.

 «Вот тебе и конец психопатка» — шепчу себе под нос.

Воспоминание…

***
Родители спорят у кабинета психолога.

 — Мы просто отправим её туда, как на отдых. Ничего не случится, там ей только помогут, а (имя исчезает в памяти белым шумом — шшшшш) ею займется. — Говорит отец.

Мама, перестав рыдать, кивает и вытирает слезы.

Надпись на двери: «кабинет (шшшшш)»

Он что-то читает и морщит лоб в гармошку.

— И так, Джулия, зачем ты разделась и начала резать себя бритвой? — спокойным тоном спрашивает (шшшшш).

Я сижу на диване, поджав ноги под себя, вся в бинтах, одета в легкое платье, тихо пускаю по щекам теплые слезы.

— Я хотела показать себя настоящую. — Вяло произношу я.

Меня тошнит, тянет на сон, в горло будто напихали ваты, — при этом мне ужасно тоскливо. Он морщит лоб.

— Хм. Интересно. Твои родители горят, ты так делаешь не первый раз.

Я молчу и оглядываю его идеально чистый кабинет.

¬— И каждый раз ты будто погружаешься в транс, а после придумываешь оправдания.

— У меня две недели не было света.

— Твоих родителей зовут (шшшш) и (шшшш)?

Все тает у меня в голове: имена, фамилии, места — всё.

— Джулия, тяжело говорить с человеком, который всё время молчит — это как резать нож хлебом. — Улыбаясь, говорит (шшшш).

— Но я…

— Ты страдаешь потерей памяти?  — он удивленно спрашивает — Ты даже можешь забывать только что сказанное?  Твои родители немного ошиблись, всё намного серьезней.

***
В темноте горят два красных глаза, они как раны тьмы. Зверь! Он несется ко мне! Я нахожу в себе силы подняться, Бегу зигзагами по комнатам к коридору. На улице дождь, я распахиваю дверь, вспышка молнии ударяет мне в глаза, капли тысячами холодных прикосновений скользят по коже. Я бегу босыми ногами по мокрым камням, (конечно же, я поскользнулась) падаю лицом вперед и немного скольжу по ним. Поворачиваюсь посмотреть, где оно… это волк, черный худой и мокрый, сидит и скулит, поглядывая на меня с порога (на улицу не выходит). Медленно поднимаюсь, иду к нему, раздается гром, будто кто-то на небе играет грузовиками в теннис. Волосы слипшимися лианами прилегают к лицу.

Оказалось, он просто хотел спрятаться от дождя в подвале, а затем услышал меня.

Я нахожу в подвале пианино, и играю на нем, волк лежит с открытыми глазами и слушает. Я играю грустную и медленную музыку, вы некоторые моменты её мне и не хватает. Хоть у меня в голове играют повторяющиеся по кругу мелодии, в нужный моменты они затухают. А хочется, чтоб музыка была всегда в тему (как в кино) но в реальности тебя «избивают» эмоции в тишине. Кто-то на клавишах написал:

«прекрасный и грустный мир с пугающими углами, да? © Тот, кто все еще копает тебе могилу».

Как тогда с моей подругой (шшшш)

***

Мы с моей подругой всё время говорили, не смотря друг на друга. Мы шли по коридору, болтая о разных ненужных нам вещах, затем заходили в туалетные кабинки, и продолжали говорить. Однажды когда мы постригали кусты во дворе её умирающей бабушки.

— Тебя, правда отправляют в психушку? — спрашивает она, срезая торчащую ветку.

— Похоже на то, но это не надолго. — Отвечаю я, поднимая ветку с влажного газона.

— Мне кажется, они так всем говорят, а потом выпускают через 10 лет. — Говорит она, в то время как секатор делает: «чик!» — У тебя останутся шрамы после твоей выходки? — Она поворачивает голову ко мне.

— Да. — Я резко отвожу взгляд.

Это не от стыда, я просто не умею смотреть людям в глаза, наверно потому мне так нравиться смотреть на фото моделей, на фото я могу смотреть им в глаза. Её бабушка недвижимо смотрит на нас.

— Давай не об этом, а? — говорю я. — Ты же сменила роботу? Как в новом коллективе?

— Это уже далеко не первый раз, — говорит (шшшш) — прошлый раз ты подожгла подушечки пальцев, а позапрошлый раз, кричала на людей за то, что они «фотографировались на фоне взлетающей верх воды». Да-да, ты так и говорила. Это фонтан, Джулии.

— Просто это глупо было.

— Джулии, как это происходит? Твой транс, когда ты начинаешь творить всякую хрень. Так мне твои родители сказали «она входит в транс, а потом…»

— Пожалуйста, (шшшш), давай не будем про это.

— Просто ты не скучно живешь.

На како-то время мы замолкаем и делаем всё молча. Начинает темнеть.
Вдруг она говорит: «я вчера осуществила свою последнюю мечту»

— Поздравляю.

— Не с чем. — Повышает голос она.

— почему, это же…

— Это ужасно, я опять без цели, я опять трачу время зря. — Она начинает яростно резать веточки — А хотя, я всегда тратила время зря, мы все его тратим ЗРЯ! Процесс достижение цели убивает много времени, и никакого удовольствия, а потом кода достигаешь, через некоторое время привыкаешь. Радости мало. Если собрать всё в кучу, то радость будет одной песчинкой по сравнению с той кучей мусора… жизни? — она роняет секатор, и он безжалостно вонзается в землю, как вампир в жертву. — Ты знаешь, как не тратить время зря?!

Она смотрит на меня, её глаз блестят, от только что зажженных уличных фонарей. Она смотрит мне в глаза, я хочу отвести взгляд, но она хватает меня за голову — её ладони сжимаю мне виски.

— Я устала каждый день считать  минуты, потраченные в "пустую", а потом сожалеть непонятно о чем. — Я вижу, что она сейчас заплачет.

Она успокаивается.

— Ладно, я пойду, посмотрю, как там бабушка.

Как только она подходит к ней сразу опускает голову и начинает плакать, «она холодная, она холодная!» — кричит (шшшш).

Я подхожу ближе. Пластинка еще крутится, и под легкий треск печальный женский голосок поёт: «я больше не боюсь, я больше не боюсь, я стала птицей…»

***