Помнишь, мама моя?

     Полька мыла полы. Она с усердием скоблила некрашеные доски: вначале скребком, а затем мочалом из рогожки, да ещё и с мылом, смывала и вытирала их насухо и так одну половицу за другой. При этом в такт своим движениям, она не говорила, а выплёвывала проклятия в адрес своего бывшего мужа Гришки: «Чтобы ты провалился, пьяница, треклятый! Чтобы ноги твои отвалились! Иш, весь пол ухайдакал,  где только грязи такой сыскал? Не иначе по углю, где-то лазил. Явился он, про сынов узнать – нету тут твоих сынов, и не было никогда!»
Полька перевела дух, утёрла передником вспотевшее лицо, оставался неотмытым только порог. Она подошла к ведру с питьевой водой, зачерпнула кружкой и с жадностью выпила: на обед была картошка с селёдкой, вот на воду и тянет. Полька, по привычке, выглянула в окно, мимо промелькнула тонкая фигурка почтальонки Даши:  «Может письмо от кого принесла? - подумала она, - нужно будет в ящик заглянуть. Но это потом, ещё успеется!»
Закончив мыть полы, взялась наводить порядок в кухне: Полька терпеть не могла беспорядка и на уборку не жалела ни сил, ни времени. В сенях послышались детские шаги: «Володька со школы пришёл, - определила она, - что это он так рано? Может, с уроков сбежал? Глянула на ходики шёл пятый час: "Скоро темнеть начнёт, - подумала Полька, - нужно кур прикрыть да свиней управить». 
Было слышно, как Вовка тщательно очищает валенки, хлопает по полам старенького драпового пальтишка. Вовка был  младший сын Польки, последыш, двое других уже давно жили своими семьями. Вовка, привёл себя в порядок и вошёл в комнату, вместе с ним ворвался в тёплую кухню холодный дух зимы:
-Опять на горке катался, - грозно спросила мать, - штаны рвал и валенки гробил?
-Нет, мам, - начал оправдываться Вовка, «честно» глядя в глаза матери, - я со школы - сразу домой!
-Кому ты врёшь?! Я же тебя насквозь вижу! Вся спина у пальтишка в снегу, а задница от чего мокрая? Что опять отнекиваться будешь?
- Так это я упал на спину, дорога вон, какая скользкая!
Вовка, видя, что его аргументы в пользу падения мать не убедили, решил отвлечь её внимание от собственной персоны:
-Нам письмо, мам, я в ящике сейчас взял. Похоже, от Витьки, мам! – Вовка протянул матери почтовый конверт.
При упоминании имени среднего сына Витьки, Полька помрачнела:
- Ладно, положи его, я потом почитаю. Раздевайся и айда, поможешь мне управиться: дров занеси, угля набери, только ведро не набирай с верхом, а не то весь пол присыплешь.
Полька хотела сказать, как твой отец, но во время остановилась: у её младшего сына отец был другой. Она усмехнулась – этот был аккуратист, одно слово – немец!
      
    Где-то на второй год войны, в их село привезли так называемых  трудармейцев. В силу  того, что по национальности они были немцы, на фронт отправить их было нельзя. А использовать сильных, здоровых мужиков на лесосплаве, было мудрым решением. Привезли их без семей, чтобы ничто не отвлекало от работы. В посёлке встретили их довольно миролюбиво: хоть и немцы, но наши, советские, а значит, не враги. Всё женское население прямо-таки всколыхнулось. Истосковались бабоньки по мужским рукам и ласке: шутка ли им, молодым, без мужиков жить? Одно дело - жизнь трудная, а совсем другое - ночи холодные и одинокие. Правда, так думали далеко не все, но Полька к их числу не относилась. Этого мужчину она выделила из толпы приехавших работяг сразу же: привлекли умные, внимательные глаза, несмелая улыбка, и крепкая мужская стать. Пришлось применить всё свое бабье умение, чтобы заманить его в свой дом: в начале - на жительство, а затем, и на сожительство. Правда, Андрей (так звали её избранника) был моложе Польки, но любовь, разве она спрашивает? А она влюбилась, может быть, впервые в жизни: в его мужскую силу, в умение уважать женщину. С мужем Гришкой, который был сейчас где-то на фронте, Полька хоть и нажила двоих сыновей, а бабьей привязанности к нему не имела: всю молодость пил, дрался с мужиками, а дома всё было за её ладом да умом. Одно слово – непутёвый горлопан, постоянно воняющий перегаром! Она на войну проводила его без слёз и ждала без печали.
     Как-то так сложилось, что жить они с Андреем стали с первых дней, не прячась ни от кого. Полька удивительно похорошела: и без того опрятная по натуре, теперь она старалась с особым усердием – так ей хотелось нравиться ему, единственному! Баб голодных вон, пруд пруди, чуть зазеваешься – переманят! Андрей оказался идеальным кандидатом в мужья – он был холостой, значит, решила Полька, нужно как-то покрепче привязать к себе любимого. И этот случай представился – она забеременела. Родился сын, назвали его модным тогда именем – Владимир. А вскоре, пришёл домой её законный муж – Гришка и нашёл своё место занятым. Полька встретила муженька у калитки, но в дом даже не пустила:
-Полька, - пытался  втолковать он своей неверной жёнушке, - я там лупил немцев, чтобы вас защитить, а ты, сучка, хороводилась здесь с врагом, да ещё и дитя от него прижила! На фронте с такими, как он, разговор был короткий: к стенке и в расход!
-Так, то же на фронте, Гриша, - миролюбиво ответила Полька.
Она сходила в дом  и вернулась с патефоном и двумя пластинками, - вот, Гриша, возьми, тебе это нужно будет. Тебе погулять надо, жену приглядеть, будешь танцы устраивать, и всё у тебя получится.  Баб, Гриша, пол-посёлка свободных: кто вдовый, а кому и замужем быть не довелось. А я для тебя отрезанный ломоть, я замужем, и ты меня не трогай. Я ведь про тебя, Гриша много чего знаю: не оставишь меня в покое – молчать не буду! Да и люблю я Андрея, Гриша, как свою душу люблю! Иди с Богом, иди!
Гришка знал свою Польку, эта не остановиться ни перед чем. Он взял из рук бывшей супруги патефон и две пластинки и пошёл с этим приданным начинать новую жизнь. С этих пор, в подпитии, он изредка наведывался в дом Польки, повидать сыновей: родные ведь они ему, его кровь, но трогать её, не смел.
   Полька машинально брала яйца из гнёзд, наливала свиньям пойло, а мысли упорно возвращали её в то страшное для неё время. Говорят, что отвергнутая женщина, яростнее тигрицы.  Полька поняла это, когда почувствовала перемену в отношении её своего Андрея. Она и мысли не допускала, что он может нравиться кому-то ещё, не только ей. А уж, чтобы он принадлежал кому-то, было подобно смертному приговору для неё и её любви.
Вовке тогда исполнилось только пять лет.  До Польки дошёл слух, что объектом внимания  её Андрея стала молодая и красивая Варя Сидоренко. В последнее время Андрей часто захаживал на почту, получить весточку от родственников, или отправить им ответ. Родня Андрея объявилась где-то в Казахстане, и он искал возможности увидеться с ними, а пока письма были для него единственным связующим звеном с родными людьми.
   Варя, молодая девушка, большеглазая и миловидная разительно отличалась от его сожительницы Полины, и Андрей влюбился. Он решил быть честным с Полиной, потому и скрывать от неё истинное положение дел не стал. Что тут началось!  Полька хорошо помнит, как встречала свою разлучницу на улице и таскала за волосы, грозилась убить, если та не оставит Андрея в покое.  Молилась часами перед иконами, ездила к гадалке – но ничего не помогало, Андрей только крепче привязывался к новой подруге. А однажды, он пришёл домой раньше обычного, отказался от обеда, достал свой чемодан, с которым когда-то переступил порог Полькиного дома и стал собирать свои вещи. Когда очередь дошла до тёмно - синего плаща, Полька вырвала его из рук Андрея:
-А вот это, не трогай, его я тебе дарила, как мужу. А теперь пусть тебе твоя голодранка подарит. А этот плащ Вовка будет носить, как вырастет, у него теперь нет отца, и покупать обновки некому. Полька понимала, что таким поведением, только отдаляет Андрея от себя, но ничего сделать с собой не могла. Ярость, клокотавшая в ней, требовала выхода. Андрей захлопнул чемодан и ушёл не попрощавшись. Заскулил, почуявший беду Вовка. Полька схватила со  стола полотенце и била им сына до тех пор, пока тот, захлёбываясь от боли и страха, не залез под стол, а она ещё долго продолжала в ярости хлестать полотенцем стол.
Обессилевшая Полька упала на стол и зарыдала. Может тогда в ней появилось и окрепло убеждение, что отдавать своего нельзя ни при каких обстоятельствах! И Полька поменяла тактику воздействия на Андрея. Она была убеждена, что это «бесстыжая повесилась ему на шею», а сам Андрей здесь ни при чём: он просто стал жертвой её домогательств. Полька решила выложить свой основной козырь и воздействовать на психику Андрея, используя их общего сына Вовку. Она заставляла маленького сынишку, при виде отца, хватать того за руку и с криком: «Папка, пошли домой!» - тянуть его в сторону дома. Вовка упирался, но после порции подзатыльников, делал то, что требовала мать. Причём, всё это действо могло проходить в любом месте, будь то: магазин, улица или базар. Однажды, Андрей, взяв хнычущего Вовку за руку, пришёл с ним к своей бывшей сожительнице. Прямо с порога спросил, встретившую его Польку:
-Поля, к чему эти представления? Зачем мучаешь ребёнка, в кого ты его превращаешь? Не нужен он тебе – отдай его мне, я его не хуже тебя воспитаю!
 Андрей не успел ещё закончить фразу, как Полька с яростью набросилась на своего обидчика:
-А вот этого ты, не хочешь? - прямо в лицо Андрея ткнулся  Полькин кукиш, - отожрался под моей крышей, фашистская твоя морда! Завыбрыкивал? Сына тебе отдать?
 Полька огляделась и, увидев возле печки кочергу, быстро схватила её. Если бы Андрей не перехватил её руку, то быть бы ему без глаза, она метилась вышибить его «бесстыжие зенки». Лицо Андрея заметно побледнело, сделав над собой усилие, он сдержал собственный гнев. Без особых усилий он согнул кочергу, соединив оба конца, и бросил её к печке, и, не глядя на притихшую Польку, вышел за дверь. В след ему ещё долго неслись самые изощрённые ругательства. Вскоре Андрей уехал из посёлка, не забыв прихватить с собой Варвару и её престарелую мать.
Вовка был уменьшенной копией своего отца, а значит и напоминанием матери о перенесённом унижении. При виде сына в Польке начинали борьбу два человека – мать и оскорблённая женщина. И как это часто бывает, за провинность отца приходилось платить ни в чём не повинному сыну. Тем более, что  никакого другого объекта для ругани  под рукой и не было.

     Старшие сыновья повзрослели и также стали походить на своего отца Гришку. Оба, как считала Полька, были размазни и оба не проносили мимо рта ни одной стопки.
     Полька горестно вздохнула:«И за что ей такая напасть: растить троих детей, а жить одной? Этот, она имела в виду Вовку, года через три-четыре так же хвост задерёт. Вон старший, Иван, хоть и живёт от матери недалёко, а даже глазу не кажет!»
Старший сын Польки Иван, уже отслужил в морфлоте, вернулся к матери. А вскоре и  женился, взял в жёны молоденькую учительницу, работающую в местной школе. Валентина, так звали его избранницу, была статная, красивая девушка и сразу же, не пришлась Польке  ко двору: уж очень она напоминала будущей свекрови – Варвару, нынешнюю жену Андрея. Те же большие, тёмно-синие глаза и брови, как ласточкины крылья. Полька, напоминавшая обличьем пронырливую мышь, не доверяла красивым женщинам, считая, что  своё смазливое лицо,  они используют для  собственной  выгоды:
«Ванька мой, позарился на смазливую физиономию, - делилась Полька с бабами, - а что она может училка? Тетрадки листать да языком молоть, а этим сыт не будешь! Как печку топить станет своими белыми ручками? То-то и оно! Все бабьи дела на этого дурачка свалит».
   Это же самое она озвучила и на свадьбе, при всём честном народе:
-Вот и вся приданная, - ораторствовала Полька, указывая на небольшой чемодан, сиротливо стоявший в углу, - на всё готовенькое явилась! Всего богатства-то – это глаза по кулаку! И где только его гляделки были? Дорвался с голодухи, больше того места ничего и не разглядел! Нашёл кралю!
Бабы пробовали урезонить Польку, но ей, как видно, «шлея под хвост попала» - не остановишь, к тому же, случай такой, как упустить? Столько слушателей, где и когда ещё соберёшь?
После свадьбы молодая жена поставила вопрос ребром:
-Вот что, Ваня, выбирай дорогой, или мы вместе уезжаем подальше от твоей мамочки, или ты остаёшься, а я уезжаю одна. Житья нам здесь от неё не будет!
 Иван, зная характер своей матери, согласился, так как понимал, что не в его жене тут дело: будь на её месте какая-то другая, было бы всё  то же самое. Просто его матери нужен был кто-то, на кого она могла бы безнаказанно изрыгать всю накопившуюся ненависть, кого можно было бы без конца обвинять за свою несостоявшуюся жизнь. Иногда Ивану казалось, что мать просто завидует всем тем, кого любят. Она и к его жене предъявляет те же претензии:
"Кто ты такая, что тебя любит мой сын?"
 По её понятию, всё, включая и любовь детей, должно принадлежать только ей одной. Она усвоила горький урок навсегда, – своего отдавать нельзя:
«Променял мать на потаскуху, уехал, бросил! Свободы захотелось? Боком бы такая свобода не вылезла: жизня-то она ой, какая долгая!»
Ворча по себя, Полька не забывала и о делах: она успела сходить на колонку, принести воды, закрывая за собой калитку, вспомнила о письме от второго сына, Виктора: «Вот  ещё один непутёвый!  Хотя бы один в неё пошёл, так нет же!»
Мысли Польки потекли по иному руслу: теперь объектом её внимания стал средний сын. Этот отчебучил такое, что в какие ворота ни примеряй - всё одно не проходит.
 
   Проводили Витьку в армию, как положено: мать сделала ему хорошие проводы, пригласила друзей сына, соседей, были и девчата. Желали, пели, пили, ели, – всё путём прошло, как у людей. Служить Виктору выпало в хорошем месте – на Урале, в городе Свердловске. Урал-батюшка - не их тёплые края, но Витька не жаловался. Письма домой писал редко, в коротких письмах было всё одно и то же: жив, здоров, служба идёт нормально, передавал приветы сельчанам. Польку эта информация устраивала, а что ещё может написать солдат, в неволе и жизни - то особой нет: подъём да отбой, день прошёл вот и, слава Богу! Но, однажды, пришло такое письмо, которое надолго нарушило спокойное течение Полькиной жизни. В этом письме, сын сообщал матери, что намерен жениться, там же, где и служит, что встретил и полюбил хорошую девушку и просит мать дать своё согласие на его брак: «Куда спешить, – писала сыну Полька, - вот через полгода домой придёшь, тогда и женись себе на здоровье! А что же вот так, по-собачьи? Кого увидел, на того и вскочил! Или тебе дома девок мало, только кликни, за тебя любая пойдёт! Опомнись, кто же в лес дрова везёт? А коли не послушаешь, то нет тебе моего родительского благословения!»
   Письмо такого содержания ушло в адрес Витькиной полевой почты. Он долго не писал матери вообще. Полька уже начала сомневаться: не потерялось ли её письмо? А за месяц до демобилизации Витька снова огорчил свою мать, прислал наконец-то долгожданную весточку такого содержания: он писал, что женился, жену его зовут Ирина и что она ждёт ребёнка. Полька вконец разобиделась на сына: «Там, на чужбине, прошла  свадьба её сына, а мать оповестили только сейчас? - мысленно вопрошала она своего непутёвого сынка, - это кто же такие правила установил, чтобы свадьбу без родной матери справлять? Окрутили, как дурачка, - от гнева, мышиные глазки Польки казались угольками. - Её родители справили свадьбу, - передразнила она сына, - ещё бы, чтобы пристроить брюхатую доченьку, чего только не сделаешь! Ну, а этот, простофиля? Вот уж папаша вылитый: где не надо – руками машет, а как до дела дойдёт – слова не скажет!»
Полька возненавидела свою сноху лютой ненавистью, ещё не видя, заочно.
А тут и сам Витька прибыл домой со своей молодой, беременной женой.  Никто в посёлке тому не удивился: женился и женился, кому до этого какое дело? Лишь бы жизнь у молодых ладилась. А вот ладу-то не стало с той самой минуты, как молодые переступили порог родительского дома. Изо дня в день в уши сына вливалась очередная порция яда: «Ты кого взял? Где были твои глаза? Какая же путёвая девка ляжет под солдата до свадьбы? Ты её и узнать не успел, а уже обрюхатил, ярмо на себя надел! Зачем нужно было сюда её везти - там бы и развязался с ней!»
   Ирина слышала всё это и без конца плакала. Оторванная от всего, что было для неё родным и близким, она походила на упавший листок, который кто хочет, тот и топчет. Отправляя домой письма, она не жаловалась ни на суровый приём, ни на жизнь в доме свекрови: у её матери и без того больное сердце, а горячий нрав   братьев также был ей хорошо известен. Узнают об  истинном положении сестры, – примчатся тут же: и тогда только Богу одному ведомо, что  может произойти! Они предупреждали Виктора: обидишь сестру, пеняй на себя - из-под земли тебя достанем! Виктор клялся не обижать и защищать Ирину. Там, среди её родных он был совсем другим человеком: весёлым, общительным, любящим, поэтому Ирина и поехала за ним, оставив дорогих ей людей. Она нисколько не сомневалась, что Виктор хотел стать для неё опорой и защитой. Но здесь, под воздействием какой-то чудовищной силы, всё разворачивалось по иному сценарию. Эта неимоверная сила исходила  от этой маленькой подвижной женщины, которая была её свекровью. Холодом веяло от её маленьких мышиных глазок  и от всего, к чему она прикасалась. Полька без устали чернила сноху перед каждым, кто её хотел слушать.
   Виктор устроился работать в мехпарк слесарем, время, проведённое на работе, стало для него единственным отдыхом от ада, который ждал его дома. Он стал задерживаться на работе, выпивать, когда соседи слышали: «Помнишь, мама моя, как девчонку чужую…», - печально качали головами, - Витька домой возвращается, сейчас начнётся концерт по заявкам!» А вскоре, не выдержав домашнего гнёта, молодые ушли на квартиру, поселились на самом краю посёлка, у одинокой старушки. Теперь Полька имела все основания, представлять сына, как неблагодарного и вероломного, а сноху, как основного стратега, затеявшего  войну против матери. Сельчане, зная Польку, как облупленную, не верили ни одному её слову, молча, выслушивали её жалобы, кивая головой, чтобы не навлечь на себя Полькино недовольство. Витька иногда заходил с работы проведать мать. А домой возвращался злой и раздражительный, как сжатая пружина. Начались ссоры с женой.  Однажды, доведённый до отчаяния, Витька, выпив для храбрости, прыгнул с моста в речку. Дело закончилось ушибами и переломом руки, но по посёлку зашептались: «Раз смерть стал искать – найдёт непременно!»
   Ирина, после этого случая, решилась напрямую поговорить со свекровью: спросить, чем она ей не угодила, чем так насолила, почему та не даёт им жить мирно?  Подойдя к Полькиной калитке, Ирина постучала, но на стук никто не отозвался. Молчал и Штормик, злющая собака, чем-то неуловимо напоминающая свою заполошную хозяйку. Ирина осторожно заглянула в проём калитки, Штормик лениво вылез из будки, безразлично глянул на посетительницу и снова скрылся в будке. Ирина решила: «Не лает, значит, помнит, что я здесь не чужая, значит, не тронет».  Она осторожно стала продвигаться к двери дома, с опаской поглядывая на собачью будку. Штормик вёл себя спокойно до той поры, пока Ирина поравнялась с его будкой: он стремительно налетел на беззащитную женщину, свалил её с ног и стал рвать рукав пальто. На её истошный  крик прибежали Полькины соседи. Штормика, с помощью лопаты, заставили отступить назад в будку, а Ирину подняли и стали успокаивать: от страха молодая женщина могла потерять ребёнка. В дверях показалась Полька, увидев заплаканную сноху, испачканное в грязи и изорванное пальто, притворно всплеснула руками:
-Зачем нужно было идти напролом? Да и собака тебя не знает, она дом охраняет и ей всё равно, кого кусать! – Полька зевнула, -  я прилегла вздремнуть, а тут слышу гвалт во дворе, вот и вышла посмотреть, кого там Штормик ограчил! 
Лицо Польки светилось, излучая умиротворение. Сосед Польки, Митрич, который отбил Ирину от собаки, ставя лопату на место, пробормотал:
-Ограчить бы тебя этим черенком, чтобы не поднялась больше, да в тюрьме из-за такой гадины сидеть нет охоты.
На что Полька ответила с видимым удовольствием:
-Не дал Бог жабе хвоста, а иначе она всю траву бы перетолочила!
     После нападения собаки, Ирина попала в больницу. Соседи, видя бедственное положение женщины, отправили её родителям телеграмму. Вскоре за ней приехал один из её братьев и, несмотря на протесты Витьки, увёз сестру домой. Осиротевший Витька перебрался к матери и запил беспробудно.  Видно, залить водкой терзающую его боль не получалось, и он, промучившись пару месяцев, купил билет и уехал к своей жене.
Вот скоро год будет, как уехал, а письмо это первое с тех пор: «Наверно денег будет просить на дорогу, - злорадно подумала Полька, - в гостях хорошо, а дома-то оно лучше!»
С этими мыслями она и вошла в дом. Вовка успел затопить печку, мать придирчиво осмотрела плиту и пол, и, не найдя к чему  придраться, спросила:
-Уроков много задали?
- Нет, мало совсем! У нас учительница заболела, поэтому по математике не задали ничего. А по русскому языку – одно только правило, а упражнение я в школе сделал, когда математики не было, – одним духом выпалил Вовка, угодливо глядя в глаза матери.
-Ладно, иди, помой руки, ужинать будем, - распорядилась мать, и принялась собирать еду на стол.
-А письмо? – робко напомнил Вовка.
-А что письмо? Оно тебя касается? Ты вот ешь, да полезай на печку, отогревай задницу. Не ровен час, заболеешь ещё!
   Ужинали, молча, Вовка видел, что мать чем-то расстроена,  поэтому вопросами  не докучал. После ужина он залез на тёплую печку, прихватив с собой учебник по истории, но согревшись, крепко уснул. А Полька наладила варево свиньям на завтрашний день, помыла посуду и только после всего этого взяла в руки письмо. Письмо было от Витьки, она присела к столу, подвинула ближе лампу и, разорвав конверт, стала медленно читать. В своём письме сын сообщал, что живёт хорошо, работает. После того, как братья Ирины устроили ему соответствующий приём, дорога в их дом для Витьки теперь закрыта. Ирина родила девочку, назвали, кажись, Наташа: «Как-то встретил её в посёлке, а она, и слушать меня не захотела. Да и поделом мне: оставил её на съедение, как трусливый пёс!» Сообщил, что сошёлся с одной женщиной, у неё двое детей от первого брака, свой домик, огород, хозяйство: «А мне после всего, что со мною было, безразлично, кто рядом - был бы угол, куда голову приклонить, - писал Витька, - хотя, грех жаловаться, женщина она хорошая, работящая, если уживёмся, то дети делу не помеха. Хотелось бы задать вам, мама, такой вопрос: за что вы нас, своих детей, так не любите? Я помню, нам в школе учительница по биологии рассказывала, что есть такая рыба, которая рожает живых детёнышей и сама же стремиться их, потом съесть. Может и вы, мама, из той же породы?»
Полька, прочитав эти строки, усмехнулась: «Дурак и уши солёные! Сам наворотил  делов, теперь мать у него виноватая. А не я ли предупреждала тебя, сынок, что такая женитьба до добра не доведёт? Вот и довела она тебя до весёлой жизни. Где же это видано, чтобы отца ребёнка на порог не пускали? И опять же, своё дитё, значит, будет без отца расти, а чужих байстрюков поднимать будешь, чтобы выросли да тебе же и голову оторвали, в благодарность! Опять подженился на первой встречной, мать тебя к тому неволила?»
    Полька устало передёрнула плечами: «Девку, значит, Ирка родила. Пускай растит, будет такая же непутёвая, как и её мать. Шалава!»
   Она, отложив письмо, встала. Постелила себе постель, раздела спящего Вовку и оставила его спать на печке: здесь до утра тепло будет.
Сама же вошла в горницу, свежевымытый пол матово отсвечивал в лучах лампадок, зажжённых под иконами. Богатые оклады указывали на немалую ценность икон. Полька могла безошибочно сказать, из какого дома взята каждая из них. Они стали её собственностью благодаря её первому мужу Гришке, который, будучи активистом при советской власти, экспроприировал их в свою собственность. Зная пристрастие Польки к этим поповским штучкам, натаскал ей их немало. И вышитые полотенца, и дорогие лампады, - всё это снято со стен чужих домов. Как, впрочем, и сам домик, где проживала ныне Полька, он также принадлежал кому-то из раскулаченных односельчан, чьи-то руки строили его для себя. Полька старалась не обременять себя подобными вопросами – это всё Гришка, с него и спрос!
      Молилась Полька истово: со стуком клала земные поклоны, шепча слова молитвы, крестилась  и вновь стучала лбом о половицы. Печально глядела с иконы Богородица с младенцем на руках, её взгляд как будто говорил Польке: «Я своего сына отдала за спасение людей, а ты за что?» Но Полька, не вдаваясь в такие подробности, верила, что Бог на её стороне, что за её истовые молитвы обязательно даст ей просимое. Только вот просьбы у неё  не совпадали с Божьими требованиями.
   После получения письма прошёл уже месяц. Полька всё  не могла собраться и написать сыну ответ: слова Витьки о рыбе, жрущей своё потомство, не выходили у неё из головы. Полька первый раз в жизни  не знала, что ответить на такое обвинение. А тут пришла эта страшная весть. Как-то рано утром прибежала почтальонка Даша и сообщила Польке, что её вызывают на срочные переговоры. Повторно звонить будут через полчаса, нужно поторопиться, чтобы успеть. Полька попыталась узнать у Даши, кто звонит, но та не могла ей сказать ничего вразумительного. Полька, накинув поверх телогрейки пуховую шаль, поспешила на почту. Прижимая телефонную трубку к уху, она старалась расслышать, едва доходившие до неё слова. Чей-то далёкий голос рассказывал, что её сын Витька и его нынешняя жена угорели нынче ночью. Дети остались живы, так как ночевали у бабушки. Голос был мужской и бесстрастный, он спрашивал у матери погибшего, где хоронить её сына: здесь вместе с женой, или она желает приехать и увезти его, чтобы похоронить на родине? Полька не могла вымолвить ни слова, только беззвучно шевелила губами, пытаясь произнести лишь одно слово: «Убийцы!»
Когда в трубке послышались гудки, её будто прорвало:
-Убили, - истошно взвыла она, обращаясь к людям, - Витьку моего убили! Съели мою кровинушку, и не подавились! Ишь, чего захотели, чтобы мой ребёнок лежал в чужой земле, вдали от матери? Не дождётесь! Убийцы! Убийцы!
   Она не хотела слышать, что те, кого она называет убийцами, так же потеряли своего ребёнка, и что на руках у них остались двое сирот. А может, это твой сын, устав от сердечных мук, решил свести счёты с жизнью и прихватил с собой кого-то непричастного к вашим делам? Теперь уже правды не узнаешь.  Кого обвинить в произошедшем горе.
     Полька привезла сына в цинковом гробу. Собрались соседи, соболезновать плачущей матери. Когда открыли гроб с телом покойного Витьки, все, кто был при этом, ахнули: Витька лежал в гробу, как будто спал, даже легкий румянец едва окрасил щёки. Казалось, что сейчас он откроет глаза и с удивлением спросит: «А что это вы здесь собрались?»
Но чуда не произошло, Витька, прибывший на родную землю, так ничего и не сказал. Может быть, он уже устал задавать матери один и тот же вопрос: «Помнишь, мама моя, как девчонку чужую, я привёл себе в жёны, тебя не спросив?» Спрашивать и не получать ответа.
 Всё так же печально смотрела Богородица с ворованной иконы – у неё к Польке были свои вопросы.
И только сама Полька, не видя ничего этого, непрестанно твердила: «Господи, да за что мне всё это?»