Дракоша драконище

ДРАКОША — ДРАКОНИЩЕ

Год дракона не успел вылупиться, а мы уже ощутили его хищное шевеление внутри яйца, насиженного временем. Зубастому чудищу предстояло ещё набираться сил перед выходом на свет божий, а потрескивание скорлупы разверзло землю могильной ямой, поглотившей замечательного русского поэта Леонида Чашечникова. У меня же возникло сразу несколько дополнительных проблем со здоровьем, заставивших обратиться к медикам. После сдачи анализов и проведения гастроскопических исследований старый букет диагнозов пополнился сразу несколькими новыми «цветочками». Потребовалось срочно садиться на диету и «налегать» на новые лекарства, которые пришлось тащить с собой и в традиционную зимнюю поездку в Кинешму на мамин 85-й день рождения. Впрочем, и старых проблем никто не снимал…
Но ещё до отъезда, вечером 13 января 2000 года, состоялась встреча уральских однополчан в столовой городка, где около восьмидесяти человек представляли почти пятьдесят семей, живших и служивших на Урале в городе, который теперь уже имеет официальное название — «Лесной».
Поскольку на предыдущей встрече в 1997 году я написал стихотворение «Сорокапятошным однополчанам», которое разлетелось вместе с фотографиями по всем участникам встречи, в этот раз решено было сделать книжечку-малютку из стихов нескольких авторов, приславших свои творения в оргкомитет. А мне было предложено стать её негласным редактором-составителем. Так родилась совмест-ная книжечка стихов четырёх авторов — «Уральская дружба». Я предложил оргкомитету ещё и свою малютку «Басни и колючки». В итоге с помощью и на бумаге товарищей было растиражировано по пятьдесят экземпляров обеих книжечек, и каждая семья увезла «сладкую парочку» в качестве памятного сувенира в тот или иной конец бывшего Советского Союза. Несколько человек пожалели, что не догадались прислать или принести свои вирши, в том числе один солидный генерал, который мне помнится ещё худощавым капитаном. Вся встреча в старый новый год получилась по-настоящему дружеской и тёплой, как и предыдущие.
А вечером 14-го я уже уехал к маме.

Десять дней с мамой пролетели быстро, но с пользой для здоровья, что, кроме субъективного самоощущения, подтвердило и повторное обследование по возвращении. Маму тоже оставил в приличном состоянии, пополнив запас продуктов и наколотых дров для ти-тана. Юрашка Кругликов, который приходил при мне один раз, уже три месяца не пил и должен был со дня на день закончить оформление пенсии по инвалидности, то есть получить постоянный «финансовый паёк» при оздровлённом образе жизни.
Возвратившись домой и просмотрев газеты, я был удивлён отсутствием в местной прессе поминальной подборки к сороковому дню со дня смерти поэта Леонида Чашечникова, которую наша пишущая братия готовила загодя. Якобы, материалы не смогли найти в отсутствие, по причине болезни, главреда. Жаль…
И, почему-то, очень долго не было письма от мамы. Наконец, через три (вместо привычной одной) недели пришло какое-то упаднически невнятное — с сообщением, что Юра трагически ушёл из жизни, и уже миновал девятый день. Никаких даже намёков на обстоятельства трагедии в письме, написанном в состоянии явного психи-ческого потрясения и чуть ли не шока, не было. В следующем письме проскочило, что похоронен младший мамин племянник на другом кладбище, в Затенках, отдельно от всех родных, и что у неё самой резко ослабло зрение в единственно видящем глазу.
Накануне получения этих известий при посредстве Виктора Холодкова удалось договориться с Андреем Леонидовичем Никити-ным относительно рекомендации в Союз писателей и даже переслать ему через Серёжу подборку стихотворных и прозаических материалов.
Начало марта было омрачено гибелью в Чечне большой группы наших местных омоновцев. Отпевали их в Лавре 6 марта, отменив назначенное на этот день открытие памятника Сергию Радонежскому, уже установленного на Красногорской площади возле лаврской стены. В народе с опаской говорили, что это — плохой знак. А народу в этот солнечный и морозный день и на площади, и внутри Лавры собралось чуть ли не полгорода. Съёмки вели и местные, и центральные телекомпании. Погребальный звон, многие эпизоды заупокойной службы и собственно похороны погибших услышала и увидела вся страна. И, к сожалению, ещё не раз...
В день моего шестидесятилетия Серёжа вручил готовую рекомендацию Никитина. К этой же дате была приурочена небольшая подборка моих прозаических басен в «Кладезе» рядом с замечательной иронической прозой В. П. Асаульченко, с чем мы друг друга и поздравили. Близкие подарили мне новый костюм какого-то совмест-ного производства. Пришли поздравить и «ребята» из производственной группы, и мои постоянные спутники по ягодно-болотным скитаниям, «муравьи» Вася и Борис. А потом ещё были поздравления на ближайшем занятии «Свитка» и — работа В. Морозова в заводской раме в подарок…
В последнюю субботу марта состоялась уже вторая, заранее спланированная, встреча «делегации» от «Свитка» со старшеклассниками-гуманитариями школы 18. К сожалению, накануне был порван кабель связи, и мы оказались отрезанными от города. Пришлось обойтись минимальным набором: Оля Ромашова, Гречина и «аз грешный». Кроме чтения стихов, я рассказал о литературных событиях в городе за истекший год и показал вышедшие за это время книжки. Но один урок, по-моему, слишком короток для таких встреч.
Апрель и май были в основном «съедены» работами на участке. «Свиток», представленный Сосиным, Ромашовой, Холодковой, Муравьёвым, Бобрешовой, Кулешовой и мной, встречался со школьниками ГАЭС. Детей было немного, но зато все заинтересованные, а не загнанные силой. Читали и гости, и хозяева. Нам подарили по книжке, мы одарили талантливых детишек. Договорились встречаться и впредь.
В краеведческом музее на Овражной улице прошла презентация книги С. Волкова «Возле монастырских стен», изданной А. Никитиным, которому я подарил ксерокопию изданной в Питере книжечки венка сонетов «Злой жребий» как доказательство значимости Волкова — поэта… В тот же день Гирлина передала издателю мою прошлогоднюю машинописную обработку рукописи духовного завещания Волкова своему любимому ученику Александру Дурнову (и членам «малой академии») под названием «Александрия». Никитин, который лишь слышал об этой работе, прочёл её «залпом», пришёл в восхищение и несколько дней звонил мне, но, увы, неудачно. Когда я перезвонил ему сам, он, высказав благодарность за работу и подарок, пожалел, что «Александрия» не вошла в книгу «Возле монастырских стен»…
Снова закрутилась карусель подготовки к очередному поэтическому конкурсу «Посадская лира». Я участвовать в оном отказался из-за того, что даже призовые стихи прошлого года так и не были опубликованы, не говоря уж про невыполненное обещание работников редакции и лично главреда напечатать подборку моих стихов 1998 года, попавших в искусственно созданное «положение вне игры».
И всё-таки «без меня меня женили», введя в состав конкурсного оргкомитета, лишённого на этот раз отборочных функций, делеги-рованных непосредственно высокому жюри.
У меня в кармане уже лежали билет на поездку в Кинешму к маме и приглашение на встречу выпускников ЭМФ 1962 года в Иваново. Так что присутствовать и на праздновании пятидесятилетнего юбилея ЦФТИ МО 25 июня, и на финально-зрелищной части конкурса в День города мне было не суждено. Зато довелось изрядно потру-диться на «чёрновой» работе и, в конце концов, даже… отвозить кон-курсные материалы в правление Союза писателей России. Догадался взять с собой и свои «опусы», включая рекомендации Иванова и Никитина, а также мартовский экземпляр газеты с «Кладезем», получив предварительно одобрение затеи от Володи.
Папки с конкурсными материалами сдал Барановой-Гонченко, остальное она посоветовала показать Лыкошину, который должен был появиться в правлении через полчасика.
Сергей Лыкошин, запомнивший меня ещё по прошлогоднему семинару с приёмом, бегло полистав бумаги, попросил оставить их для домашнего ознакомления и дал номер своего телефона, чтобы связаться через пару дней. А на прощанье сказал: «Не затягивайте. Начинайте оформлять документы на приём. Форсируйте получение третьей рекомендации. А Сосин пусть оформит официальное представление от имени городской писательской организации». На том и расстались. Я пообещал прислать книгу разрекламированного мной В. П. Асаульченко «Я тебя никогда не забуду».
Сразу по возвращении зашёл к «ВП» и, объяснив ситуацию, получил экземпляр с дарственной надписью для Лыкошина. Потом доложил результаты Володе и взял у него бланки официальных бумаг для грядущего заполнения.
Через два дня Лыкошин сказал по телефону, что прочёл всё внимательно, остался доволен и рекомендовал «запускать бумаги в дело» через Сосина.
А буквально накануне моего отъезда Саша Ананичев привёз долгожданную рекомендацию от Звонарёвой и сказал, что она написана хорошо, и ему самому мои «опусы» тоже понравились. Я все положенные анкеты, заявления и автобиографии уже подготовил, равно как и ксерокопии моих разделов из антологии «Поэты Сергиева Посада. ХХ век» и находившегося в печати сборника «Братина». Володе оставалось только оформить представление от имени организации в день города, когда почти все соберутся, и отправить материалы Лыкошину. Что он и сделал после моего отъезда, передав всё через Сашу Ананичева…
На этот раз я проехал сразу в Иваново. Вместе с Володей Викторовым прошли на квартиру к Гарику Шиллингу, поэту студенче-ских лет. Позавтракали с рюмкой чая. Потом я решил позвонить тёте Нине Голубевой. Когда стал набирать номер, проговаривая цифры вслух, сзади раздался какой-то непонятный грохот и гомерический смех. Оба однокашника, хохоча, валялись возле своих стульев. Ока-залось, что «мой» номер в этом доме знают наизусть, поскольку по нему несколько лет звонит внучка хозяина своей школьной подружке Наташе Голубевой, живущей в соседнем доме. Ответившая тётя Нина удивилась моему звонку и… подтвердила проживание подружки в соседнем доме. До чего же мир тесен! Через пять минут я уже обнимал тётушку, которую не видел лет двадцать. Остальные чада и домочадцы были на работе или в отъезде. Час, который мы, оказывается, проговорили, пролетел, как несколько минут. Раздался телефонный звонок, которым приятели уведомляли меня, что отправляются в институт на встречу. Пообещал догнать их уже там…
Народу собралось изрядно. «Покучковались», поболтали, сфо-тографировались в институтском дворе и отправились на Рубское озеро, как и в прошлый раз. Разместились в том же корпусе. Только Пантелеича с Филимонычем не было. Первого не смогли оповестить, а второй «загремел» в госпиталь. Снова ходили в поход вдоль берега озера, пели песни у ночного костра, вспоминали студенческие годы. Членам оргкомитета встречи я подарил по книжечке «Басен и колючек», а Гарику и Галке Постниковой — еще и по «Среднему человеку», сборничку басен в прозе. Зная, что мама ждёт и волнуется, «сбежал» в числе первых сначала на перекладных в Иваново, а оттуда автобусом в Кинешму.
Мама была, безусловно, рада. Только посетовала, что я очень тощий. Отшутился, скрыв, что не добираю до своего привычного (хотя и ниже «нормы») веса десяток килограмм. А от неё узнал, наконец, что Юра в день моего отъезда зимой полностью завершил оформление пенсионных документов, а на следующее утро был найден повешенным в подвале своего подъезда. Его квартирные соседи-выпивохи, утверждали, что поздно вечером вместе «спрыснули ма-ненько» знаменательное событие, и, теперь уже официальный, пенсионер пошёл навестить знакомую. И домой не вернулся. Вызванная утром милиция квалифицировала случившееся однозначно как самоубийство, хотя ни поводов к таковому, ни предсмертной записки, ни логического резона не было.
Маму трагический и необъяснимый уход из жизни последнего племянника (из кругликовской ветви рода), не дожившего трёх недель до сорокапятилетия, поверг в состояние психологического шока, потребовавшего вызова врача, и резко ослабил и без того уже почти полностью потерянное зрение. Она была убеждена, что всё гораздо сложнее, тем более что все так или иначе причастные к событиям январской ночи в последующем путались в своих противоречивых рассказах, а некоторые и каялись в своей вине. Но Юрашку, который, казалось бы, твёрдо вставал на путь новой жизни, уже не воскресишь. Его «экс-тёща» показала мне дорогу к одинокой могилке со сварным крестом из арматурного прута, в которой упокоился младший из моих двоюродных братьев…
Силами сотрудниц центральной городской библиотеки в ознаменование 55-й годовщины великой Победы был свёрстан и выпущен небольшим тиражом сборничек стихов двадцати одного кинешемского автора «Я вижу памятью войну». Вошло туда и моё «многострадальное», так и не опубликованное в Сергиевом Посаде, стихотворение «Автобусные откровения военного в зелёной косынке». И я получил авторский экземпляр на проведённой в библиотеке совместной презентации этого сборника и поэтической книжки Рунцовых «Отец и сын», подаренной мне в следующий приезд.
К концу моего пребывания в Кинешму приехали Лена с Настюшей, на смену. Я же вернулся к своим огородным заботам. Узнал, что в финал конкурса вышли все те, кого и мы отметили для себя «рабочим порядком» «до того как». А вот вручение премии имени А. Чикова Наташе М. (во второй раз) вместо Сосина, как предпо-лагали мы, «серые рабочие лошадки» оргкомитета, и удивило, и огорчило. Зато порадовало то, что сразу несколько «первооткрытых» финалистов влилось в состав «Свитка» и прекрасно вписалось в его атмосферу.
Приезжала сестра Чашечникова с мужем, чтобы вступить в наследственное обладание однокомнатной квартирой, но… получила «от ворот поворот», так как у нотариуса уже лежали два письма — от приёмных дочери и сына, которые в декабре вообще никак не отреагировали на смерть поэта, не говоря уж об участии в организации похорон и поминок.
Наталья Ивановна Николаева попросила меня встретиться с астраханцами, чтобы попытаться оставить в городе хотя бы несколько книг Чашечникова «Русская Голгофа», сданных автором на продажу в библиотечный киоск ещё осенью. Ведь я был единственным, кому поэт доверил получить гонорар за несколько проданных ещё в ноябре книг, о чём была сделана отметка в приемо-сдаточной накладной. На этом основании Е.П.Капинос «отшила» Братишко, пытавшегося изъять книги Чашечникова ещё месяц назад.
Сестра Чашечникова, Тамара Николаевна, согласилась оставить одну из двух не распроданных пачек «Русской Голгофы» для награждения местных поэтов и дарения библиотекам, оставив нам права и на книги, отправленные в один из военных гарнизонов. (Но их следов нам, к сожалению, пока найти не удалось). Рассказала, что они с мужем организовали в одной из комнат своего коттеджа до-машний музей поэта Леонида Чашечникова, где представлена часть его библиотеки и мебели. Мы вручили «директрисе музея» авторский (Леонида Николаевича) экземпляр антологии «Поэты Сергиева Поса-да. ХХ век», а я — ещё и свой так и не опубликованный очерк «Снежинки на лице». Пообещали выслать, как только выйдет из печати, сборник «Братина». Обменялись адресами и телефонами…
В кои-то веки буквально напросился в поездку по землянику к давнему напарнику по сбору (в основном — болотных) ягод. Результатом остался доволен. Даже весьма…
Вскоре зачастили дожди, с грозами и без. В лесу — сырость. Многие стали уповать на мощный слой опят, а втайне надеялись на нечто большее. И вот… на рынке появились первые, хотя и дорогие, привозные белые грибы, ибо в ближайших лесах их пока нет.
Зато дальняя «разведка боем» оказалась сразу удачной. А потом довелось впервые побывать в лесу, о котором до этого лишь слышал. Результат превзошёл даже самые смелые ожидания. Уже одна первая находка чего стоила — курень трюфелей! Зато с ягодами пока проблемы: знатоки утверждают, что ни черники, ни брусники нынче нет. Нет и малины…
Чуть позже белый гриб появился и в ближних лесах, и еже-дневные визиты на участок, как правило, сопровождались и небольшим «грибосбором». Дома ежедневно что-то сушилось, что-то жарилось, а то ещё и солилось...
Написал как бы маленькую поэму-панегирик удачному грибосбору, перекликаясь с грибным Пастернаковским летом 1927 года. Подал её, вместе с парой других стихов, на анонимный конкурс «Пастернаковское лето» под «прозрачным» девизом «Лесовик». И завоевал третье место, получив «лавровый венок» (из кипрея) и книгу «Поэты Сергиева Посада. ХХ век. Антология». Акварели, предоставленные Наташей Артёмовой для награждения призёров, почему-то обошли обладателей второго и третьего мест и достались «держателям» поощрительных призов. Это, кроме недоумения, вызвало еще и путаницу в прессе. Одна газета утверждала, что три первых призёра получили книги, венки и акварели (как предполагалось, но не состоялось). Другая газета назвала призёрами совсем других участников конкурса, то есть тех, кто получил акварели. Это породило ехидные вопросы…
Серёжа на недавно приобретённой в рассрочку машине решил (в кои-то веки!) навестить бабушку Тоню и пригласил с собой всех нас. Но кому-то надо было «оставаться на хозяйстве», и я взял эту роль себе, отправив маме гостинцы в виде сушёных белых грибов и земляничного варенья, а также лесных орехов нового урожая. Бабушка была, конечно, несказанно рада гостям, особенно Серёже и Татьянке, которых не видела несколько лет, о чём написала мне в письме, приехавшим с возвратившимися домочадцами.
Наконец-то удалось осуществить давно задуманный, но долго откладывавшийся совместный с Валерой Морозовым «пеший поход» по красивым окрестностям от дома до «дачи». Валере очень понравилось несколько живописных мест. По пути нашли несколько белень-ких и нарвали ему пакет орехов, а на участке — огурцов. Потом я проводил Валеру до автобуса, а сам вернулся ещё поработать…
Осень предложила просто небывалый урожай орехов. И, наряду с продолжающимися грибами, в доме ежедневно лущились, сушились, кололись и поедались орехи. А запас их неуклонно возрастал. Уродилось и много яблок, и огурцов. И картошка получилась не плоха. Всё это надо было собирать, перерабатывать или закладывать на хранение…
Дважды съездили по клюкву в болото, которым когда-то «командовал» Пётр Михайлович Пришвин, сын замечательного писателя. И оба раза набрали по объёмистому рюкзаку превосходной клюквы, да понемногу голубики и брусники. Зря поверили летом чужим «авторитетным словам» и не приехали по бруснику раньше!
И вот уже все основные хозяйственные хлопоты остались позади, как и трагические события на Пушкинской площади и в Баренцевом море, когда дракон года проглотил или искалечил сотни жизней. Появилась реальная возможность наконец-то навестить маму осенью, когда световой день резко сокращается, а хронические болячки обостряются. К этому времени в библиотеке имени А. Горловского успели «официально» (в отличие от летнего «междусобойчика» на занятии) отметить двадцатилетие «Свитка» с последующим чае(и не только)питием и «песнопениями». А на день рождения Есенина выступили перед старшеклассниками шестой школы в составе «трио»: Нинель Холодкова, Люба Папетина и «аз…».
В городе прошёл традиционный конкурс местных телевизионных студий Подмосковья «Братина». К его открытию вышел наконец-то одноимённый сборник стихов и прозы сотни сергиевопосадских авторов, о чём мы, авторы то есть, узнали из телерепортажа. В кадре мелькнули странички Саши Балюка, Кости Махныткина и уже погибшего в Чечне Дмитрия Маркелова. Костя, когда ему об этом сказали, не поверил, поскольку, как выразился, «сам снял свой материал с печати по принципиальным соображениям». Однако авторский экземпляр книги получил одним из первых в городе вместе с Братишко, намного раньше «отцов-составителей».
Я купил билет в Кинешму. Конев, которого навещал иногда по два (а то и три) раза в неделю, просил долго не задерживаться. Татьянка сама(!) предложила в моё отсутствие набрать на персоналке «какую-нибудь поэму». «Ввиду отсутствия наличия» таковой оставил пачку листов с прозаическими фрагментами семейных, иногда трагичных, хроник.
Молодец, сделала. А ведь в пачку попали такие «вещи», как: «Домой», «Рок», «Очередной отпуск», «Желтуха», «Издержки воспитания» и «Высокий визит». Мне осталось только отформатировать материал, да переставить местами несколько случайно перепутанных страничек. Но это было делом техники, причём, уже по возвращении из октябрьской поездки в Кинешму, и лишь по забывчивости не вошло в написанный ранее «Хвост дракона».
… Уже неделя, как идёт год Змеи. В библиотеке имени Горловского прошёл великолепный авторский вечер барда и поэта, члена Союза писателей и Союза журналистов, друга «Свитка» и члена городской писательской организации Саши Ананичева. Приехало много гостей и друзей «виновника торжества» из Москвы и других городов, сотрудников и редакторов известных издательств и журналов. Саше помогала вести вечер Лола Уткировна Звонарёва, с которой я впервые «стренулся» лично. Подарил ей образец своей работы с творческим наследием Сергея Волкова — «Александрию — 2» (Воспоминания об Александре Дурнове), а «виновнику» — подборку своих стихов, иронические миниатюры «Средний человек» и книжку-малышку «Басни и колючки». В конце вечера Володя посоветовал попросить ещё одну рекомендацию у Саши, на что тот ответил: «Нет проблем!». Одобрила этот шаг и Звонарёва, когда узнала, что мои бумаги до сих пор лежат в правлении Союза писателей без движения.
А Дракон-то, и уйдя, продолжает вредить. Его хвост в агонии в очередной раз зацепил Филиппа Миргородского, которому, при страшном диагнозе, «поплохело» настолько, что, пока я ездил отмечать мамин день рождения уже на её могиле, его пришлось госпитализировать на несколько дней. Когда по возвращении я навестил больного дома, он был уже «на излёте», и через сутки его мучения прекратились. Ушёл из жизни замечательный человек и… уже четвёртый поэт — автор «Братины».
3 февраля 2001 года, после прощания в Доме Офицеров, тело поэта и отставного полковника («путинского образца» 2000 г.) Филиппа Яковлевича Миргородского было кремировано. Весной урна с его прахом будет захоронена рядом с могилой первой жены в Чеховском районе.
1 — 4.02.2001г.

ЛИТЕРАТУРНЫЕ  ДОБАВКИ

Авторский просмотр написанного показал, что память пропустила, в силу своей давнишней дырявости, многие события светлые и приятные, способные уменьшить общую мрачноватость впечатления о минувшем годе.
В конце января, пока я был у мамы, героем очередного вечера-портрета стал Гриша Глазов. Буквально накануне отъезда я присутствовал на «генеральской» репетиции спектакля, сценарий которого по стихам Гриши составил Сергей Боков. В качестве актёров были задействованы, кроме Гриши, Сосин и Палагин, Балюк и Катя Акимова… Мне лично действо понравилось, хотя и заслужило несколько критических замечаний. Репетиция записывалась на видео. Полностью был записан и сам спектакль. Мастерски смонтированный из этих записей видеоролик был показан позднее по «Тонусу», а Гриша, по моей просьбе, переписал его и на мою кассету. К сожалению, запись второй, бардовской части вечера, не велась и, следовательно, повторный просмотр её оказался невозможен по определению. Забе-гая  вперёд, можно с удовлетворением констатировать, что на базе упомянутого спектакля был сделан уже профессиональный ви-деоклип, выставленный на конкурс «Братина» в октябре и отмечен-ный дипломом.
А в середине марта в библиотеке же состоялся авторский вечер-портрет члена Союза писателей и «Свитка» Веры Ананьевы Евдокимовой. Мне и единомышленникам очень понравилось, но… «муниципальная пресса» отмолчалась по принципу «да ведь был же недавно большой очерк об этом авторе». И зал не был заполнен. Как уже случалось не раз, в это время в городе проходило ещё два (если не три) интересных культурных мероприятия, что поставило интелли-генцию перед дилеммой нелёгкого выбора. Тем не менее внизу был потом весёлый дружеский «вскладчинный междусобойчик», на котором я показался Виталию, сыну «виновницы», самым весёлым человеком. Я был несколько удивлён и пообещал разочаровать его, имея в виду приготовленную в подарок к предстоящему «полукруглому юбилею» его мамы мою быль «Год кабана» и собственное рисковое переложение замученной повторами Ахматовской фразы:
«Кода б Вы знали, из какого горя
Растут стихи смешные иногда».

Следующий вечер-портрет был посвящён памяти Александра Самойловича Горловского и десятилетию его ухода из жизни. К этому вечеру оборудовали в комнате занятий «Свитка» маленький музей человека, «именем которого названа библиотека». У меня несколько дней ушло на то, чтобы из пачки разнокалиберных стёкол и пластмассовых соединителей собрать четырехсекционную стеклянную витрину для мелких экспонатов. Некоторые стёкла оказались закрашенными, и пришлось их отскабливать острым ножом и отмывать. И музей, и вечер получились на «ять».

Саша Балюк с приезжими бардами организовал весной в Глинково два вечера-концерта по мотивам серии книг В.Мегре «Анастасия». Народу было до стыдного мало, но впечатление — великолепное. Осенью практически эта же программа прошла под аншлаг во Дворце Культуры им. Гагарина, была записана (у нас даже есть подарочная кассета) и полностью показана телеканалом «Радонежье». А менее чем через полгода — концерт в Санкт-Петербурге с трансляцией через Интернет. Есть надежда, что Саша пригласит своих музыкальных друзей, в том числе из Егорьевска, на свой плановый авторский вечер-портрет в библиотеку им. Горловско-го.

Кинешемский родственник Веры Ананьевны и мой товарищ Володя Говорков стал лауреатом Ивановского областного конкурса поэтов за книжку стихов «Осенины», а теперь готовит к изданию совместную с краеведом Н. В. Воробьёвым книгу «Крест и меч». Дай Бог им удачи…

«Аз грешный» много сил и времени уделил в минувшем году творческому наследию поэта и философа Сергея Александровича Волкова, переложив на язык персоналки рукописи: не дошедшей до Никитина «Александрии — 2» (Воспоминания о Саше Дурнове), подаренной лично Е. Коневу книги стихов «Lege Artis» и адресованного Дурнову «Изборника стихов» (то и другое с прекрасными послесловиями), писем и записок 1942 Волкова Коневу, «Своевременных размышлений» 1937 года, статей «О модерне» и «О русской литературе»… Хотелось бы надеяться, что Никитин поможет донести эти интереснейшие работы Волкова до российских читателей.
                8.02.2001