Концептуализм или любовь к образу?

http://jurlevs.livejournal.com/1621.html

В последние годы в России, вслед за давно устоявшейся западной модой, проявляется все больший интерес к лофт-проектам, промышленным пространствам, переоборудованным под выставочно-тусовочные места. Еще одна такая точка появилась в Аптекарском переулке, прямо напротив Ботанического сада Петербурга.
7 февраля Сиамское Братство посетило этот новый проект под названием "Contour". Вот некоторые маргиналии, заметки на полях.

Видно, что пространство ещё только начинает существовать, в нём ещё нет лоска "Этажей", большая часть помещений не оборудована. С другой стороны, и на настоящий андеграунд эта точка не тянет: слишком незначительно пострадало здание, не использующиеся по своему прямому назначению, слишком активно и грамотно сделана наружная реклама (в сетке промышленных окон смотрит на нас серый компьютерный клон с полным отсутствием волосяных покровов), слишком хорошее питейное заведения внутри (сходите сами). Слишком приличное место для сталкеров настоящих неформатных выставок. Перед нами просто самое начало становления ещё одного Петербургского лофт-проекта, модной (в будущем) тусовочной точки. Конечно, никогда это место не станет более посещаемым, чем "Этажи", и дело тут не в размерах или близости к центру - просто вся субкультура в Петербурге родом с Лиговского проспекта. Впрочем, новое место не лишено своего обаяния.

Экспозиция называлась "Двойной удар кистью" - двойная выставка художников Эмре Байкала и Маши Мосевич, которая открылась 24 января и о которой, задержись я еще на один день, мне бы уже не пришлось написать о ней.

Мы с вами достаточно часто наблюдаем, как художник берет некоторый удачно найденный мотив и выстраивает вокруг него целую серию работ, даже порой и всё своё творчество, или же образ этот проходит сквозным мотивом, то выныривая, то снова уходя вглубь, в подтекст. Выйдя после на улицу, я, наконец, почувствовал два принципиально различных подхода, различных художественных метода, определяющих такое внимание художника к своей находке. Проще всего сравнить это с текстом, с двумя совершенно разными механизмами его восприятия. Первый заключается в том, что в момент первого прочтения текста мы воспринимаем только поверхностный, прямой смысл слов, основную сюжетную линию, главный образ. Следует два и более раз прочитать, проговорить, продумать в голове строчки автора, чтобы понять, почувствовать тонкие переходы смысла и неслучайность каждого образа. Как подтвердит вам любой физиолог, перечитывая уже знакомый текст, мы по-новому расставляем акценты, концентрируем внимание на том, чего не заметили в первый раз.

Второй механизм также основан на многократном прочтении - это возникновение клише. Когда снова, и снова, и снова, и снова перечитываем мы одну и ту же строку, строфу, текст, весь смысл его стирается, он превращается либо в пустой знак, либо, в лучшем случае, в определенный указатель или авторскую подпись, теряя собственную ценность.
Ровно таким же образом строятся два принципиально разных подхода к сквозным образам в изобразительном искусстве.

Первое впечатление от экспозиции было: как же неравноценны, неравноглубоки авторы, зачем их поместили в одно пространство, заставив везти натужный диалог друг с другом, когда сказать друг другу им нечего? Но это только первое впечатление. В обыденной жизни мы часто повторяем, что первое впечатление о человеке обыкновенно верное. Относительно искусства, полагаю, всё ровно наоборот. Готов долго и аргументированно это доказывать, но в другом месте. Экспозиция тем и была удачна, что показала мне два полюса, не диалог, но "каждый о своём", и в этом своя, особая, театральная сила, театр абсурда.

Эмре Байкал прекрасно чувствует западную, Уорхоловсую линию в искусстве, которая сейчас, например, нашла своё новое воплощение в работах уличных художников, таких как Бэнкси или Мистер Мозгоправ. Найдя образ огромных шагающих ног с маленькими ручками (или вовсе без них), он даёт ему имя собственное и создаёт одну за другой работы, в которых использует этот концепт: марширующие колонны его СВ (имя образа), стоящие на месте, разбросанные на каких-то огненно-красных холмах и прочее. Образ размножен внутри отдельного холста и от картины к картине появляется в компании своих клонов, абсолютно одинаковых СВ. Через непродолжительное время совершенно перестаешь задумываться над тем, что видишь. СВ становится фирменным знаком, лейблом, как не задумываешься о работе дизайнера, когда видишь фирменные этикетки "Coca-cola" или "Nike".



С другой стороны (в прямом смысле - на противоположных стенах - и здесь это как нельзя точно) другая серия: кроты-интроверты Марии Мосевич (Маши Мосевич, Маши Мо, М.Мо - варианты творческого псевдонима).

Думаю, мы не будем поднимать в этой статье ни темы цветового отбора и, в целом, колористики (вопрос даже не вкуса, но пристрастия), ни темы пластики и композиции. Мне кажется, что по всем пунктам выигрывают работы Мосевич, но доказать умно и научно этого я не берусь.
Поговорим мы с вами исключительно о подходе к сквозному образу. Творчество Маши Мосевич черпает во многом из книжной графики Туве Янсон, из лучших образцов высокой мультипликации, из опыта проникновения текста в ткань живописи Фриды Кало. К этому также можно относится по собственным пристрастиям. Я, например, не поклонник переноса книжной графики с её очень своеобразными внутренними законами на холст, в живопись. Книжная графика предполагает совершенно иной подход к работе с тканью цвета, с литературностью образа . То, что в книжной графике хорошо, в станковой живописи может оказаться эффектно, но дёшево, из глубокого перейти в поверхностное. Отчасти, и работы Мосевич не избежали этого печального уплощения, даже относительно её авторских рукотворных книг (очень советую вам найти в сети её книги всё про тех же кротов-интровертов). Но это только отчасти, так как уже в книжной графике её заложена большая живописность, чем обыкновенно. От тех же корней и то, о чём мы с вами говорим сейчас - принцип работы художника со своим сквозным образом. В данном случае это не концептуализм, а внимательность к образу, к своему герою.

Сравним подход авторов к описанию своих картин.
Эмре Байкал (Сознание. 2012. холст, масло):
"Сознание подобно глазу, который видит всевозможные формы, но не видит самого себя", - согласитесь, мысль, хотя и высказана с интонацией умствования, достаточно поверхностна. Это неприлично бородатый вопрос, который я стараюсь задавать каждому художнику, пишущему комментарии к своим работам: если твою мысль можно выразить словами, зачем ты взял в руки кисть? Впрочем, я ошибаюсь, как всегда. Но об этом ниже.
Маша Мосевич:
"Бывает темнота большая и маленькая. Большая темнота, состоящая из деревьев, туч и болот, - сильно пугает. Она окружает тебя, ты оказываешься внутри, и нужно искать ее край, бежать туда. Маленькая темнота - это наоборот уют и спасение", - это не столько описание картины, сколько попытка в словах нащупать то ощущение, что так удачно нашлось в изобразительном образе. Текст не объясняет картину (что на мой взгляд - скорее, нелепица, чем безвкусица), но просто существует с изображением в одном пространстве образов, это не текст художника, но, возможно, его героя. Всё это - наследство книжной графики. И, возможно, живопись Мосевич тот редкий случай, когда я не сильно сопротивляюсь такому переносу. Возможно, я ошибаюсь, и это попытка Маши Мосевич навести туману, загадочности там, где Эмре говорит ясно и открыто.
Думаю, кто-то со мной совершенно не согласится, сказав, что у обоих художников ясно читается концепт, просто они сами между собой противоположны. Я предлагаю совершить маленький эксперимент, опыт концептуализации, который станет, как мне кажется, в нашем Сиамском Братстве регулярным упражнением ума.

Эмре Байкал. Внимательно подумаем над сквозным образом этого художника: длинные ноги без прочих человеческих признаков, колонны ног, ряды ног, масса, толпа. Головы нет. Руки, которые предполагают некоторое более-менее осознанное действие, либо также отсутствуют, либо очень малы, не более, чем настолько, чтобы удержать револьвер, с которым маршируют эти существа в некоторых картинах. Ноги явно символизируют действие бездумное, стадное. Знаки пола также не выражены. Часто половые признаки символизируют низменную, животную суть человека, они связаны с всё той же, нижней половиной. Однако, они предполагают, во-первых, хотя и животное. но некоторое всё же сознание, личное стремление к индивидуальному удовлетворению, во-вторых, в человеческой культуре - это один из самых древних знаков, сразу предполагающий некоторую глубину и интертекстуальность образа. Всего этого нет и не должно быть в образе шагающих ног - предельно безличны, предельно современны, здесь и сейчас они маршируют вперёд. Что же это за местность, по которой маршируют эти ноги? Это и есть наше еще живое сознание, которое втаптывают они Разве должно изображать этот образ в глубоком, сложном колорите? Разве следует внимательно и мастерски класть мазок? Если вы считаете, что с точки зрения живописи работы Эмре хороши, значит он грешит против своего образа. Эти ноги требуют такой же живописи - от действия без головы и рук - тогда и образ и его выражение гармонично сливаются в единый авторский меседж. Что же хочет сказать нам автор? Я предлагаю еще раз особенно пристально задуматься над отсутствием половых признаков. Это совершенно новая в искусстве и философии идея, идущая в разрез со всем, что нам говорят с кафедр и экранов. Эмре убедительно показал, что "стадное" и "животное" - это разные понятия.

Кроты-интроверты, напротив, предельно индивидуальны. Каждый из них имеет собственный характер и свою личную историю. Если это метафора, то метафора живых людей. Их мир - волшебный лес и звездное небо над ними. Да, они слепы и не способны видеть этот мир. Но в сквозь их когтистые лапы проходят тонкие ниточки, связывающие их друг с другом, а некоторых - со звездами - тонкая лирическая находка М.Мо. Темнота, о которой она говорит - это темнота неведения, слепоты, когда прекрасный лес представляется черным, шевелящимся, расплывающимся чудовищем. Поэтому так хочется кротам-интровертам уйти в другую темноту, в темноту их нор. Тем более, когда над их головами, по их земле маршируют безликие ноги-экстраверты.


Можно заключить, что работы Эмре и Мосевич соотносятся, как эпическое и лирическое в поэзии и развить мысль о том, что данная выставка показывает две этих грани, поскольку... Думаю, на этом мы закончим упражняться в современном искусствоведении и перейдём к следующей заметке.
Теперь давайте посмотрим на Эмре и М.Мо с другой стороны, с позиции внимания к образу. Так или иначе подобный подход характерен для любого художника: сквозной образ или несколько образов, проходящих сквозь все творчество, преломляясь, раскрываясь новыми гранями. Так Рембрант снова и снова возвращался к образу блудного сына и, вместе с тем, создал огромное количество автопортретов. Только зная биографию его, понимаешь, что это вовсе не два образа, но часто один. То же и с каждым другим. Концепт черпает извне, чтобы понимать его достаточно понимать среду, внешнюю обстановку, внешний контекст. Но, чтобы понять сквозной образ, следует понять контекст внутренний, например, прочитать личные письма художника. Я бы не стал читать личные письма Эмре Байкала. слишком мне кажется ясен внешний импульс, послуживший вдохновением к созданию его СВ. Что же до Мосевич, 27 февраля в ЦГПБ им. Маяковского откроется её персональная выставка "Личные пространства". Сиамское Братство надеется взять у М.Мо большое интервью (эксперимент наглости), после чего, надеюсь продолжим этот разговор.
Наверное, я слишком увлекся и начал говорить слишком субъективные вещи. Приношу свои извинения.

С уважением,
Арсений Ж-С.