Сам по себе. Начало истории

               
         Вы бывали в наших отечественных больницах? Не найдется ни одного человека, который бы ответил отрицательно на этот полу риторический вопрос. Тягостное впечатление вызывают они у посетителя, независимо от профиля учреждения и контингента больных. Особо тяжелое впечатление вызывают онкологические стационары и те отделения многопрофильных больниц, где годами лежат люди с практически неизлечимыми психическими и физическими недостатками.

     Немолодой и усталый хирург водил группу практиканток по лечебному учреждению, занятие это вызывало у него раздражение, он считал, что его, хирурга высокой квалификации можно было и освободить от этой тягомотины, тем более  что девочки учились в пединституте и медициной занимались непрофессионально, только для получения удостоверения медсестры гражданской обороны.

       Игорь Семенович оглядел контингент – ни одной более или менее смазливой мордашки, глаз не на ком остановить, но это так, для порядка – белые халаты и нелепые косынки обезображивали девчонок до неузнаваемости. Он прошел с ними уже два отделения, свое родное оставил «на закуску» - он был на сто процентов уверен, что ни одна из них не захочет в нем провести две недели положенной практики.

       Длинная палата, человек на двадцать, самая тяжелая и безрадостная во всей клинике – «спинальники» - пациенты после тяжелых травм позвоночника, практически обездвиженные и лишенные надежды на выздоровление. Многие лежат здесь не один месяц.
     Они привыкли ко всему, даже к этим дурацким экскурсиям. Размеренно и плавно продвигается сорокоглазая группа в конец палаты.

     Доктор оборачивается, у кровати Борисова какая-то заварушка, больной схватил за руку одну из студенток, девчонка от неожиданности очень резко выдернула руку, стукнулась о спинку кровати и громко вскрикнула. Борисов громко расхохотался.  «Развлекается гад!» - отметил про себя доктор.
     Игорь Семенович видит, что девушка сильно напугана выходкой больного, но вмешиваться не собирается – ему это на руку, если  ни одна из них не согласиться прийти сюда на практику – ему меньше мороки.

    Девочка, оглядываясь на остальных больных, прошла между кроватей, как между клеток с тиграми в зоопарке, и присоединилась к группе.
     Студентки уже подошли к последним пациентам. Доктор нудно объяснял, что за травма у больного Сергиенко, как этот самый Сергиенко что-то зычно гикнул и замахал руками. Казалось, сумей он встать, всем присутствующим было бы тошно, настолько зверская рожа была у мужика.
       Студентки, да и сам доктор непроизвольно отпрянули от кровати, только та самая девочка, которую напугал Борисов, осталась стоять возле постели.

      Доктор наблюдал, как она, взмахнув несколько раз перед своим лицом руками, начала жестами общаться с больным. Перемену выражений лица Сергиенко стоило увидеть – от злости, через изумление - к вселенской радости, словно он только что встретил родного человека.
- Что он тебе сказал? – Игорь Семенович схватил студентку за рукав.
- От какого-то лекарства его постоянно тошнит! - очень тихо ответила девушка.
- От какого? – доктор задумался.
- Раньше не тошнило, вероятно, оттого, что вы назначили недавно, - студентка смотрела, как Сергиенко усиленно жестикулирует.
- Скажи пусть не бузит, завтра разберемся! – засмеялся доктор
- Он не ругается, - девчонка отвечала Сергиенко и разговаривала с доктором одновременно, поминутно оглядываясь на больных -  было очевидно, что такое большое число зрителей ее стесняет.
- Что он говорит? – насторожился доктор, обеспокоенный продолжающимся диалогом студентки с больным.
- Это он мне.  Приглашает прийти в гости.
- Я тоже тебя приглашаю отработать практику в моем отделении. Обещаю полную безопасность.
- Нет, я лучше где-нибудь в другом месте, -  ответила девушка, обеспокоено взглянув в сторону койки Борисова.
Доктор был даже рад ее отказу, приглашение вырвалось у него непроизвольно, и он в душе был раздосадован своей поспешностью.

      Девочки пошли распределяться по отделениям, а доктор поспешил по своим неотложным делам. Уже к концу смены к нему подошла старшая медсестра и попросила расписаться в приказе. Васильев чуть не выругался – одну студентку ему все же всучили, радовало только то, что в других отделениях их было по семь – восемь.

     Галина Сергеевна, медсестра с огромнейшим стажем, проработавшая в этом отделении едва ли не пол жизни, вошла в положение доктора и пообещала взять девочку под патронат и назначила в свои дежурства. Доктор, возможно, так и ни разу бы не пересекся с этой студенткой, но судьба распорядилась по-другому.

     На следующий день после обеда Сергиенко стало плохо. По всем признакам было очевидно, что у него боли в области сердца, но он ничего объяснить не мог. Дежурил молодой врач Кирилл Петрович, он поставил уже все мыслимые препараты, но боли не проходили, вернее, возвращались через определенное время.
    О девочке вспомнил Борисов, медсестра побежала звонить ей домой, смена Леси начиналась только в восемь вечера. Через час  студентка приехала, вероятно, жила не очень далеко, забежала в палату, на ходу застегивая халатик, без косынки она выглядела совсем ребенком.

     Вся палата замерла, глядя на действия врачей, как на спектакль, да бог им судья, это не от бессердечия, просто они надеялись, что если и им будет плохо, то и за них будут бороться с такой же энергией и старанием.
     Девочка о чем-то спрашивала немого, он ей объяснял, она шепталась с доктором, доктор не соглашался, она переспрашивала несколько раз.
       Кирилл Петрович, решив проконсультироваться с коллегами, вышел, и девочка осталась в палате одна. Она несколько раз пыталась говорить с Сергиенко, но он только улыбался, держа ее за руку, видимо боль отступила, и он радовался этому обстоятельству.

С соседней койки молодой парень тихо спросил:
- Тебя как зовут?
- Леся, - также  тихо ответила девушка.
- А полностью - Олеся? Как у Куприна? Ты читала?
Она кивнула, понимай, как хочешь, на какой из вопросов ответила. А ему и этого было достаточно.
- Ты в общаге живешь? – парень  был рад возможности поболтать.
- Нет, дома, - голос был очень тихий, по всей видимости, не хотела, чтобы разговор слышали другие.
- А откуда с немыми умеешь говорить?
- У меня младший братик  глухонемой.
- Сколько ему?
- Восемь.
- А отчего?
- Травмировали при родах.
- А я вот уже полгода тут лежу, боюсь, что не встану никогда, - почти шепотом произнес молодой человек, - Меня Саней зовут.
-
Он протянул Лесе руку, она пожала, несколько дольше приличествующего  задержав ее в своей, потом наклонилась к нему и прошептала:
- Операцию будут предлагать – соглашайся.
- Не предлагают! – Санек нахмурился.
- Уже скоро. Через три года будешь на ногах!
- Откуда знаешь? – недоверчиво и настороженно.
- От тебя живым духом тянет! – засмеялась девушка.
- Воняю сильно? – по-своему перевел Санек.
- Не больше, чем другие, я не об этом.
   Договорить им не дали. В дверях палаты показался Кирилл Петрович в сопровождении заведующего отделением и еще какого-то врача. Леся соскочила с кровати Саньки и вышла в проход.  Врачи сгрудились возле Сергиенко, Леся стояла  в стороне.

     Неожиданно Борисов как-то странно вскрикнул и захрипел. Все повернули головы в его сторону. Доктор кивнул Лесе, стоявшей ближе всех к больному – посмотри, дескать, что там. Леся наклонилась над больным, намериваясь просчитать пульс, но он, мерзко улыбаясь,  крепко схватил ее за руку и прошептал, приподнимая край одеяла:
- Сестричка, ты мне не помассируешь вот эту штуку?
   Леся  и до этого знала, что больные с такими травмами лежат без нижнего белья, но проверять достоверность своих знаний не собиралась.

  Жест Борисова ее вверг в шок, она понимала, что это видят все,  кровь отлила от лица, на глаза непроизвольно накатили слезы. Она попыталась выдернуть руку, но хватка мужика была железная. Помощь пришла неожиданно: незнакомый доктор схватил запястье руки Борисова, и тот с матами отпустил руку девушки.
     Леся  с опущенной  головой  побрела к выходу из палаты – ее слезы видели все, но это ее уже не волновало, она чувствовала враждебную густую темную ауру этой палаты смертников, и она ее давила, давила.

     В сестринской девочка рухнула на стул и тихонько завыла, слезы капали прямо сквозь ладони, которыми она закрыла лицо. Она боялась, что кто-нибудь придет ее утешать. И он пришел. Пришел, присел около нее на корточки и тихо спросил:
- Что он тебе сказал?
- Я не могу это повторить! – сквозь слезы, сопли и ладони прошептала Леся.
- Тебе не говорили, что это самое тяжелое отделение?
Она кивнула.
- Зачем пошла?
- Меня не спрашивали!
- Они несчастные люди, прости его. Он уже год лежит, как тут с ума не сойдешь? Ты к нему больше не подходи.
-
     Когда доктор ушел, Леся даже обрадовалась. Через полчаса начиналась ее законная смена, надо было приводить себя в порядок. Девушка умылась, причесалась и напялила на себя дурацкую косынку. В сестринскую вошла Галина Сергеевна, затем Кирилл Петрович. Произошел какой-то странный разговор:
- Что этот дурак тебе сказал? – мимоходом спросил доктор, словно не задавал этот вопрос час назад.
- Глупости всякие! – отмахнулась Леся.
- Да и я думаю, чего на них внимание обращать – больные! Ты к нему близко не подходи! Впрочем, ему уже попало, не посмеет больше лезть, но на всякий случай держись от него подальше, – доктор закончил свою тираду, уже надевая куртку.
-
«Забыл, что ли, что уже говорил мне это? - подумала про себя Леся. – Надо же, молодой какой, а памяти нет!»
    Совета доктора она послушалась, от Борисова держалась подальше, зато Санька и Сергиенко души в девочке не чаяли. Санька так готов был из шкуры вывернуться, когда Леся разносила лекарства. Двадцать глаз смотрели, не отрываясь, как грациозно она это делала. Чтобы не подходить к тумбочке Борисова, она просила соседа поставить мензурку больному. Борисов был недоволен, но молчал, и только в тех редких случаях, когда Леся оказывалась в зоне досягаемости, он неизменно шептал одно и то же: «сука».

    Каждое слово Борисова било в самое сердце, она внутренне сжималась и бросала на больного испуганный взгляд. Что тот видел в этом взгляде сказать трудно, но удовольствие от увиденного он получал колоссальное.
     Не надо думать, что мужчины оставались равнодушны к выходкам Егора. Многие осуждали и даже ругали Борисова за такое хамское обращение, Санька даже написал заявление главврачу, чтобы Борисова перевели в другую палату. Егор реагировал на все разговоры неадекватно – нет, он не ругался, не оскорблял друзей по несчастью, он приводил всего лишь один аргумент: « Мы тут лежим, а такие вот … другим достаются…».

        Многие если и не поддерживали Егора, то понимали его тоску по нормальной жизни, по дому, по женщинам, которых, по словам самого Егора, у него было видимо – невидимо. Пожилой немец Оккель однажды не выдержал и сказал Борисову:
- А может быть это твое наказание за стольких брошенных женщин? Представляешь, каждая проклинала тебя  и просила Бога, чтобы он тебя покарал?
- А тебя тогда  за что? – вызверился Егор.
- Не твое дело! Я – не ангел. У меня тоже достаточно грехов. – Оккель отвернул голову  к стене.

На этом дискуссия о прегрешениях и наказаниях в палате № 1 завершилась, но она прошла бесследно для души Егора Борисова – Лесю в покое он не оставил.
    Девочка считала дни до окончания практики, желая как можно быстрее забыть эту больницу, этого сумасшедшего Борисова, это гнетущее ощущение беспомощности перед людскими страданиями.

     Честно отработав одиннадцатую смену, уже переодевшись, оно пошла в другие отделения, спросить, кто из одногруппниц идет домой – район больницы был плохо освещен, и врачи рекомендовали студенткам не ходить домой поодиночке.
      В коридоре второго этажа на нее наткнулась, запыхавшаяся от быстрого бега, старшая медсестра Лидия Сергеевна. Старшая  несколько минут смотрела на это чучело в косынке и халате, судорожно вспоминая, кто бы это мог быть, потом, решительно осведомилась:
- У тебя какая группа крови?
- Вторая, –  Леська побаивалась заполошную старшую.
- А резус какой? – в глазах Лидочки появился профессиональный интерес.
- Отрицательный, – сказала Леська и по лицу Лидии Сергеевны поняла, что ответ был правильный.
- Девочка, выручай, нужно срочное переливание крови, больной умирает!

Леся замялась.
- Спаси мужика, молодой еще, – как можно жалостливее попросила Лидочка.
- Боюсь я, – она действительно боялась.
- Ни разу не сдавала? – Лидочка сделала круглые глаза.
- Нет, – Леся ответила извиняющимся тоном, будто старшая уличила ее в чем-то постыдном.
- Ну, никого нет с этой группой, выручи! – Лидочка повисла на руке, казалось, что сейчас она бухнется на колени.
Леся нехотя поплелась за медсестрой. Она подивилась проворству медперсонала – переодели ее в считанные минуты.

     Когда толстая игла впилась в вену, Леська зажмурила глаза и повернула голову в сторону от процедуры, чтобы не видеть струйки крови, стекающие по прозрачным трубочкам куда-то влево, туда, где лежит тот, кто станет для нее «кровным братом», если выживет, конечно. И ей уже хотелось, чтобы он выжил.
      Голова кружилась, сердце сдавило,  было тревожно и страшно, что вот она тут мучается, а все напрасно, и этот мужик не выживет, и она будет всегда чувствовать себя виноватой.
      Потом ей почудилось, что мужик, которому переливают ее кровь – ее новый друг Санек, а потом кровь надо будет дать и глухонемому Сергиенко, а потом….

      Очнулась она от резкого запаха – нашатырь.
- Давление упало, - говорил кто-то кому-то.
- А вы вообще его мерили? – кто-то говорил требовательно.
- Да не успели, не до того было, - оправдывался женский голос.
Леся приоткрыла глаза.
- Таблеточку   выпей, - все тот же женский голос, - встать можешь?
- Пусть лежит, - опять мужчина, только другой.
-
     Очнулась она ночью в незнакомом помещении на кушетке. Пригляделась – сестринская. Ну, сестринская, так сестринская - это не самое главное. Странное было в том, что на кушетке она спала не одна. Она лежала на плече незнакомого мужика, роста он был довольно высокого, поэтому лицо его находилось выше головы Леси. От мужчины странно пахло – потом и еще чем-то непохожим на одеколон. Ее кавалер видимо почувствовал, что она проснулась, прошептал:
- Спи, рано еще.
-
Она действительно уснула, но  тревога покинула ее,  на душе стало необыкновенно легко, словно в злую пургу, потеряв надежду найти кров, она нашла дом, где тепло и тихо. Это подсознание причудливо интерпретировало реально происходящее - мужчина поплотнее закутал девушку в одеяло.

     Утром, потягиваясь под теплым одеялом, она посчитала, что все это ей приснилось – и мужчина, и дом с камином, и переливание крови.
    Настенные часы показывали половину седьмого, когда в помещение вошел незнакомый мужчина, «какой-то врач», как отметила про себя Леся, она всех мужчин в отделении называла именно так, совершенно не озаботясь запоминанием лиц и имен-отчеств.

    Доктор замерил Лесе давление и спросил:
- И часто ты в обмороки падаешь?
- Никуда я не падаю!
- У тебя всегда такое низкое давление?
- Сто на семьдесят пять.
- Зачем согласилась на переливание? Это опасно для тебя.
- Она сказала – умирает кто-то, – Леська подняла на доктора глаза.
Как все-таки унифицирует людей одежда! Под докторской шапочкой не видно волос, глаза у доктора темные, лицо какое-то несвежее и небритое. Леська решила, что доктор сильно пьющий.

- Да мало ли кто умирает, о себе думать тоже надо! – сказал этот доктор-алкоголик.
- Это не от переливания, я крови боюсь, - Леська принялась выгораживать старшую медсестру.
- А как в больнице работать будешь?
- Не буду! – Леська улыбнулась. Доктор не знал, что она не медик.
- Завтракай, да собирай вещи, заведующий сказал, что твоя практика закончена.
- Мне попрощаться надо с некоторыми пациентами. Можно?
Доктор кивнул. А когда Леся направилась в конец  длинного коридора, то врач последовал за ней. Они одновременно вошли в палату. Леська, не глядя по сторонам, проскочила в дальний конец, пожала руки Саньку и Сергиенко, и, бросив взгляд в сторону Борисова, обомлела – койка была пуста.

    Нет, она, конечно, мысленно ругала Борисова, но чтобы желать такого исхода – никогда.
    Доктор, проследив направление ее взгляда, успокоил Лесю – Борисов жив, но находится в реанимации. «В реанимации, - подумала Леся, - значит, чуть не умер. Бедный, наверное, плохо ему».
  Хмурая и расстроенная Леся вышла в коридор, доктор, видя ее состояние, предложил навестить больного.  Леся благодарно кивнула и торопливо засеменила за доктором.

     Борисов спал, они постояли немного, Леся успокоилась, слыша ровное дыхание Борисова. Неожиданно тот открыл глаза и прошептал:
- Мои спасители пришли! – и улыбнулся Лесе.
- Он о чем? – девочка повернулась к доктору.
- А тебе не сказали,  для кого нужна кровь?
Леся отрицательно покачала головой. Борисов криво усмехнулся:
- Если бы знала, что для меня, наверное, не согласилась бы!?
- Согласилась бы, как здесь без Вас, скучно было бы! – улыбнулась Леся и пошла к выходу.
- Ты прости меня! – проговорил ей в спину Борисов.
-
Практика закончилась, Леся собрала свои вещи и навсегда покинула Городскую больницу №1, оставив грустные воспоминания в душах нескольких человек, потому что поступила не как Карлсон – ушла и не пообещала вернуться. Только Санек сжимал в кулаке маленький клочок бумаги с адресом «до востребования».