Отдать швартовы!

    День явно не задался. Шхуна капитана Соломона Моргана "Рейзеле" металась из стороны в сторону как прототип её названия во время приготовления гефилте фиш. Близ Сейшельских островов штормило, и паруса, вздувшись от порывистого ветра, готовы были сорваться с мачт. В такую омерзительную погоду отчаливать к Тортуге было явно некстати, поэтому пираты развлекались как умели, чтобы скоротать время — пили ром, орали "Ио-хо-хо", соревнуясь с хором Турецкого или просто мирно штопали лапсердаки. Боцман Хью резался в карты с лысым Питером на раздевание и уже выиграл кожаную жилетку, рубашку цвета гнилой вишни, всего месяц не стиранную, и почти был у цели — добротные парусиновые штаны отделял от его зада всего один ход.
  И вдруг...

  Вперёдсмотрящий из бочки на вершине мачты завопил что есть мочи:

— Человек за бортом!

  В открытом море прямо по курсу покачивался плот с неизвестным в тёмном, рваном плаще с капюшоном.

  Намечавшиеся гешефте боцмана Хью так и не состоялись, а жаль — он так рассчитывал на барыш. Вместо этого пришлось отдать последние полтора глотка рома из своей бутылки вытащенному из воды, с жадностью накинувшемуся на питьё. Ром был так крепок, что свалил спасённого крепким сном сразу же, не отходя от палубы. Личность осталась неизвестной до пробуждения.
  Ночь опустилась на палубу вместе с дневной усталостью, и матросы разбрелись по кораблю в поисках уютных местечек, где можно было вздремнуть. Хью прилёг на юте, положив голову на выигранную жилетку и прикрывшись выигранной рубашкой. Рулевой задремал прямо под штурвалом, вахтенный вытянулся на палубе "звёздочкой". Ночь прошла тихо, только шум волн, разбивающихся о борта судна, убаюкивал команду.

  С утра первым проснулся капитан Морган. "Быть иль не быть? Молиться или не молиться?" — не давал покоя дежурный утренний вопрос. Всё-таки надев тфилин и отточенным движением накинув талес, Соломон прочитал "Шахарит" и с чистой совестью глотнул рому.

  Спасённого принесли на мостик на трёх досках от плота. Он пока не мог встать на ноги, а заодно и членораздельно поведать о себе. Пришлось отпаивать и приводить в чувство, вылив ведро воды на голову. Когда потоки грязи схлынули с фейса "потерпевшего", оказалось, что на пиратов смотрят два очаровательных серых глаза в комплекте с носиком с горбинкой.

— Баба! — оторопело пробасил Хью. — На корабле! Не к добру! В море её!

  Судя по выражению морды лица и осоловевшим глазкам, капитан был не согласен с умозаключениями боцмана Хью. Он как-то даже весь подтянулся, вобрав пивное брюшко и приосанился.

— Куда желает идти очаровательная леди под нашими парусами? — со всей изысканностью произнёс капитан.

  Очаровательно улыбаясь и стараясь не икать после холодного душа ведром воды, гостья прощебетала:

— Леди никуда не желает идти, леди бы в Мадрас. По делу. Срочно.

— И за каким дьяволом я должен менять курс, стесняюсь спросить? — продолжал светскую беседу капитан.

— Последнее изъявление воли дедушки. Покинул он этот мир, благословенна его память, – смахнула слезинку гостья.

— А кто у нас дедушка? — Соломон участливо погладил по плечу, невзначай опуская руку ниже.

— Чёрный Корсар! — рука Соломона Моргана сама по себе отскочила от "внучки" и отдала честь.

— Дедушка камешки там оставил, просил забрать. Они ему уже ни к чему, ну а мне пригодятся, — похлопала глазками Сарочка.

— Камешки? Какие камешки? — скривился капитан.

— Да разные — рубины, изумруды, алмазы. Необработанные, правда, но в хозяйстве сгодятся. В сундуке они там, недалеко от Мадраса.

  Капитан поверил гостье всеми души прекрасными порывами и пообещал подвезти и до Мадраса, и до сундучка. Но пираты не хотели нарушать закон моря и не собирались смиряться с присутствием бабы... то есть леди на корабле. Кодекс чести был прост, как дверь сарая! Пираты собрались в кружок, тихо и злобно переговариваясь. Потом от группы отделился парламентёр, кок Бим Рваное Ухо. Но в это время попугай капитана громко чихнул ему прямо в ухо. Ошарашенный, кок от неожиданности раскрыл ладонь с чёрной меткой. Попугай не замедлил тут же склевать то, что плохо лежало, и через две секунды вручать Соломону Моргану было уже нечего. С горя Бим Рваное Ухо четырежды стукнулся о поручни, и, тихо матерясь, на четвереньках пополз на камбуз.

— Свистать всех наверх! — басом громыхнул капитан.

  Неудавшиеся мятежники хмуро крепили такелаж, расправляя косые гафельные паруса, что позволяли ходить круто к ветру, который ещё не совсем стих. Шхуна была готова к отплытию за считанные минуты под грозным взглядом Соломона. Сокровища Чёрного Корсара будоражили воображение капитана Моргана, а взъерошенная Сарочка была живым напоминанием о них. Смачно чмокнув в щёчку непроснувшееся и требующее опохмелиться создание, Соломон рявкнул:

— Отдать швартовы!

  Судно держало путь к индийским берегам, в Мадрас. Путь предстоял долгий и кают-компания наполнилась жаждущими отметить начало "операции Ы" пиратами. Возлиянию своих последователей радовались смотревшие с портретов на стенах Эдвард Тич, Бартоломью Робертс, Мадам Вонг и Стенька Разин.
  У штурвала оставили боцмана Хью, привязав его за ногу "на всякий пожарный" и пообещали три бутылки рома по окончании вахты. Шхуна неторопливо двигалась вперёд, следуя воле волн, силе ветра и навыкам Хью.
  А в кают-компании веселье было в самом разгаре. Сарочка принялась отплясывать Хава нагилу на пару с Соломоном. К танцу присоединилась вся команда, и вышло нечто феерическое из смеси гопака, фрейлекса и Лебединого озера! Портреты на стенах покачивались в такт, а Стенька Разин свистел как Соловей-разбойник прямо из рамы!

  Несколько дней продвигался корабль к индийским берегам. Но вдруг впереди замаячил чужой парус. Made in China — крупными буквами было видно издалека.
  Жажда, казалось бы, легкодоступной добычи, перевесила, и Соломон решился на хитрый маневр. Выбросив белый флаг, шхуна бочком подобралась к торговому судну, и, ловко зацепив абордажным крюком, потянула судёнышко за собой. Теперь оставалось найти тихую бухту и разграбить добычу. Но вдруг со всех сторон окружили новые судна! Их было... как китайцев!

  На "Рейзеле" прозвучала команда: "Фаер"! Ядра полдюжины пушек полетели прямо в корму! Каждый корабль китайского флота был атакован снайперски и ядра попали прямо в цель, разорвавшись зелёным облачком с ароматом конопли и со вкусом шоколада. Убийственная смесь сразу же завладела остатками китайского разума и через полсекунды палубы шести кораблей были усеяны лежащими, сидящими или просто балдящими, стоя у перил, китайскими матросами. Глюки ловились замечательно!
  Капитан Соломон Морган беспрепятственно сделал своё "чёрное дело" — обчистил торговый корабль и заодно прихватил из капитанской каюты чертёж (так, на всякий случай). Вдруг Сарочке захочется обновить интерьер "Рейзеле" вместе с экстерьером?
  А китайский кораблик таки был хорош! Плоскодонный корпус для мелководья сочетался с огромным водоизмещением корабля для океанского похода, для шторма были предусмотрены два руля. Собственно, это была джонка. Из бамбука.
  Намотав всё это на ус и запрятав чертёж за пазуху, Соломон вернулся на палубу своей шхуны, которая тут же маневренно вырулила на прежний курс — к Мадрасу!
  Шхуна уверенно двигалась, таки имея семь футов под килем и даже больше! Но капитана не покидало какое-то тревожное чувство. Он то и дело оглядывался, сплёвывая трижды через левое плечо и приговаривал: "Чур меня"! Но тревога не покидала. И не зря! "Летучий голландец", окунувшись в морские пучины, преследовал "Рейзеле", как подводная лодка в степях Украины.

  А Сарочке с первых минут боя наскучило торчать на палубе и наблюдать за сражением, как заправский адмирал, поэтому она принялась бродить по кораблю и спустилась в трюм. Её внимание привлекла плотно запертая дверца. Любопытство перевесило осторожность, и она рванула дверь на себя! За дверью обнаружилась… цыганка! Откуда на корабле цыганка?! А провёл её на борт всё тот же боцман Хью, питая несбыточные надежды призрачного семейного счастья. Но Хью не ведал, что это был переодетый цыган Будулай, в прошлом бороздящий просторы морей под кличкой "Чёрный корсар". Замаскированный Будулай решил держать фасон и профессионально позвякивая монистами и приплясывая "Цыганочку", фальцетом возопил:

— А позолоти ручку, красавица! Всю правду скажу — что было, что есть и что будет!
  Сарочка вздохнула:

— Что было я и так знаю, что есть — лучше б глаза мои не видели, а что будет... вай, что будет!

— Внучка! Неужто родного деда не признала? — вдруг знакомым голосом произнесла "цыганка".

— Дедуля! Мы же в Мадрасе встретиться договаривались! — кинулась на шею деду радостная внучка.

— Только я это... карту, где сундук с камешками спрятан, Циле отдал на сохранение. Она мне её на таможне передать должна была, да не признала в этом наряде. Будем искать "на авось"! — вздохнул Будулай.

  Воссоединение семейства надо было как-то отметить. "Цыганка"-Будулай-дедушка достал из-под вороха цветастых юбок бутылочку "Цинандали" и сулугуни, слегка подвысохший и поплесневевший в дороге.

  А в это время в трюм спустился Соломон Морган в поисках прекрасной гостьи. Он пробасил:

— Тысяча чертей! Будулай! Медуза тебе в печень! Триста акул в глотку! Ты чего вырядился, прощелыга подкильная? Или теперь в моде прикид под «фейгале"?! Мы ж тебе такие поминки устроили — каракатицы под водой скрутились трубочкой! Ты что, с того света вернулся? Где тебя носило?

— Каррамба, Соломон! Чтоб проклятый осьминог выпил весь ром в твоих кишках! От твоего орлиного взгляда не скроешься и в дамском обличье! — Будулай стремительно снял длинноволосый парик и вытер намалёванные губы тыльной стороной ладони.

— Я сам из тебя сделаю рыбу фиш, если ты мне, окунь морской, про клад не расскажешь! — взревел капитан. — И не заговаривай мине зубы!

— Да, и только не надо иметь майсы про мои зубы! У мине там уже мост как над Невой. Доктор Гизунтерман расстарался — недаром же я ему задал нужный вопрос "Кошелёк или жизнь?" Он таки сделал правильный вибор! — Будулай ловко сплюнул на палубу, демонстрируя чудеса стоматологии. Кстати, а команда что-то у тебя в этот раз не фонтан!

— Не тронь святое! Команда — это наше всё! — взревел капитан.

  Спор, грозивший затянуться, прервал попугай, который таки имел авторитет, мотая срок с Мишкой Япончиком.

— Поручик, молчать! — заорал он басом.

  От Япончика же попугай перенял одесский акцент и любовь к эсек-флейш. Надолго его не хватило, и он унёсся на камбуз со скоростью электровеника, заслышав ароматы любимого блюда.

  Но вдруг... "Летучий Голландец" оказался прямо у правого борта! А на нём мёртвая тишина! Вся команда мертвецов жмётся к бортам и щёлкает челюстями от страха! Кто же мог нагнать на них страху?! Конечно, только она! С капитанского мостика махала парламентёрским флагом Сарочкина тётя из Одессы, родная мамина сестра Циля!
  Тётя Циля не стала ждать окончательного решения своей участи и как заправская одесситка, привыкшая к узким лестницам, уже брала на абордаж "Рейзеле" своими необъятными формами. Увидев пол-Цили на шхуне, "Летучий Голландец" начал "сматывать удочки", пока она не передумала.

— Свиток! Свиток забыла! — вдруг заорала она и собралась вновь вскарабкаться на борт "Летучего голландца".

  Капитан "Летучего" пришёл в неописуемый ужас при виде Цили, готовящейся вернуться. Цокнув челюстью, он вытащил из протеза на ноге свиток и зашвырнул его на "Рейзеле". Карта-свиток попала по назначению, а «Летучий голландец» ретировался со скоростью двенадцать узлов в час.

  Наконец-то тётя Циля как царица Савская воцарилась на палубе "Рейзеле", расправляя необъятные одежды и громко сморкаясь в кружевной платочек с вышитым магендовидом. Соломон, недолго думая, подобрал с палубы карту, пока на неё не ступила "царская ножка" Цили.
  Свиток раскрутили и уставились на карту. Сверху, над картой, мелкой клинописью были даны указания: "В день третий от полнолуния зажечь костёр из кедра ливанского, брось горсть папоротника, три мышиных хвоста и пять капель девичьей крови. Карту протяни над пламенем, не убоявшись ожечься. Откроется тебя неведомое, и станешь самым богатым человеком из ныне живущих. Но имей чистые помыслы, иначе не откроется тайна карты".

  До полнолуния оставалось ещё четыре дня и после ещё три, значит, до мадрасского берега была неделя в запасе на всё-про всё. Ливанский кедр собирались нарубить по дороге, мышей наловить в камбузе на сыр, папоротник раздобыть тоже не проблема. В поиске ответа где взять девичью кровь, сомневающиеся взгляды команды перекидывались с тёти Цили на Сарочку. Вся надежда оставалась на чистоту помыслов попугая. Но он поспешил улететь от такой ответственности, пока его не поймали.
  Боцман Хью безуспешно занимался розысками попугая. Он бегал по шхуне, заглядывая куда надо и куда не надо и орал противным фальцетом:

— Курица недощипанная! Куда улетел?! Ща задницу порву на щупальца осьминога!

  А тем временем "беглый преступник" с интересом наблюдал с мачты происходящее на палубе, поклёвывая свежеукраденную с камбуза воблу и запивая бутылкой пива, стыбренной у кока.

  Корабль тем временем курса не менял и вот уже вдали показался индийский берег. Ливанский кедр нарубили по пути, мышей наловили на пармезан, папоротник надёргали, пока пополняли запасы. Все ингредиенты были собраны, дело было за малым – найти девицу! Это ответственное дело поручили боцману Хью, как человеку, мечтающему обзавестись семейством.

  А девица таки уже заждалась...
  Звалась она Кали, проживала на берегу полноводного Ганга и ждала своего суженого, который как предсказала ей в юности гадалка, явится с моря.
  Заплетая роскошные чёрные косы, стирая бельё в мутных водах Ганга и учась готовить чатни и сабджи, щедро сдобренные карри, Кали не подозревала, что "суженым" движет чисто меркантильный интерес.
  Вообще-то боцман Хью, несмотря на отсутствие переднего зуба и косящих в разные стороны глаз, что придавало некую туманность взора, был ещё ого-го... если его хорошенько отмыть, подстричь и сбрить жиденькую бородку. По дороге к маяку, где проживала Кали, тётя Циля занялась имиджем новоиспечённого жениха по системе бекицер.
  Не знала милая девушка, что бывалый морской волк неравнодушен к фаршированной шейке, форшмаку и хорошему куриному бульону с кнейдлах! А от карри-шмари у него была изжога, и кололо в левой пятке.
  Но индийские девушки славятся послушанием, да ещё и всё случилось, как предсказала гадалка. Отдала Кали сердце своё боцману Хью вместе с пятью каплями пока ещё девичей крови.

  В день третий от полнолуния зажгли пираты костёр из кедра ливанского, бросили горсть папоротника, три мышиных хвоста и пять капель девичьей крови. Карту протянул над пламенем, не убоявшись ожечься, надувшийся от гордости, как петух, капитанский попугай.
  А на карте отчётливым силуэтом возвышался памятник Дюку и "синим пламенем" (вероятно химическая реакция на кровь девственницы), горела седьмая сверху ступенька.

— Тысяча горбатых моллюсков! — пролепетал Соломон Морган.

— Бушприт твою в компАс! Это что, нам теперь в Одессу-маму назад, через все океаны и кордоны?! — возмутился Будулай. — Турки не пропустят!

— Может, на воздушном шаре? — предложила Циля.

— Сами вы... турки! — пробасил капитан. Вы что, в упор не помните с бодуна, что у нас имеется антирадарная смесь "невидимка" с ароматом конопли? У перехода в нейтральные воды сбрызнем паруса — и аля-улю! Циля, а тебя ж никакой воздушный шар не выдержит, не крути мине... сама знаешь, что!

  Циля глянула на Соломона с прищуром дикой пантеры, готовой растерзать жертву.

— Я это... за то, что хорошего человека должно быть много! И вообще — дружба, Африка, жвачка! — пролепетал капитан под грозным взглядом Цили.

  Смесь "невидимка" была нанесена, и вот уже впереди царство грозных янычар!

  А грозные янычары сидели в прибрежной корчме и распевали:
  Котёл знаменем блестит,
  А во лбу черпак горит.
  Знает янычар сполна:
  В мире главное — жратва!

  Потом янычары, упившись, достали ятаганы и начали рубить друг друга в капусту, пока не появился Секбан-баши и не надавал по шеям.

  А в это время шхуна успешно промелькнула лёгким облачком у турецких берегов под покровом "невидимки". Но в нейтральных водах Чёрного моря иноземную шхуну уже ждали пограничники.
  Но "забугорный гусь" так просто сдаваться не желал! Тётя Циля предложила хитроумный план. Как главная визажистка-иммиджмейкер, она быстренько приодела всю команду вплоть до попугая в международную делегацию племени Мумба-Юмба, благо гуталина для сапог было на шхуне по самое не могу, а награбленного шмотья — полные сундуки.
  По легенде делегация прибыла в целях изучения успехов в сельском хозяйстве "на ниве" засухи и недостач.
  Тётя Циля, щедро блестящая красотой гуталиновой кожи, даже исполнила для достоверности ритуальный танец, так старательно крутя филейной частью, что вытолкала задержавшихся было посмотреть на это чудо природы таможенников не только за борт корабля, но и прямо в прибрежные воды.

  Ещё совсем немного — и под покровом ночи спецназ шхуны "Рейзеле" отсчитывал седьмую сверху ступеньку под Дюком. Как гласит народная мудрость: "Против лома нет приёма", так и вышеупомянутый инструмент оказался весьма кстати. Под ступенькой был вход в туннель, такой узкий, что кроме попугая, в него могла пролезть только Сарочка. Спустя семь с половиной минут на поверхности показался туго набитый мешок, а за ним и она. А в мешке были... пятисотрублёвки!

  Кредитные билеты Государственного банка России пятисотрублёвого достоинства выпуска 1905 года впоследствии весьма пригодились на шхуне ввиду дефицита туалетной бумаги.

— Фок-грот-брамсель мне в левое ухо! — взревел капитан и велел отдать швартовы.

------------------------------------
  Фото из Интернета...