Пятая графа

Ранней весной 1975 года для нашей эскадрильи снова наступила очередь работы на лагерном аэродроме. Курсантам третьего курса требовалось с нашей помощью освоить до осени сверхзвуковой самолет МиГ-21, а перед этим, пройдя вывозную программу, вылететь на нем самостоятельно. Курсанты уже имели опыт полетов на предыдущем типе самолетов еще на втором курсе, но их новый тип самолета в корне отличался от прежнего. Совершенно другие скорости нового для них самолета требовали от курсантов таких же быстрых действий при управлении. Но ребятки в подавляющем большинстве справлялись со своей задачей. В летной группе одного из инструкторов оказался курсант с фамилией Мейер. Он был «чистокровным» немцем, как по происхождению, так и по своим внешним данным. Представьте себе очень красивого белокурого мальчика с голубыми глазами, стройной фигурой и безупречной выправкой. От других его отличала дисциплина и готовность выполнять любые задачи и требования. Даже форма сидела на нем как-то иначе, ладно и красиво. Он слету схватывал все, что требовалось при обучении, и с первого же полета с инструктором показал незаурядные способности.

Тут-то и поступило в адрес командования полка странное распоряжение по линии КГБ. Распоряжение предписывало Мейера самостоятельно не выпускать, и отчислить из училища по летной неуспеваемости. Это распоряжение получили и все мы, в том числе и его инструктор. «Как же я смогу это сделать?», - спрашивал он. «Ведь Мейер с первого полета со мной практически выполнял все самостоятельно, и не требовал моего вмешательства», - настаивал инструктор. Каждый из нас просто пожимал плечами, не зная, что ответить. Стали возникать различные домыслы и ненужные разговоры.  Но уже через два дня к нам приехал особист, который и разъяснил эту непонятную ситуацию. Все проходило в очень «узком» кругу, присутствовал командир эскадрильи, я, как замполит, командир звена и летчик-инструктор Мейера. «Товарищи офицеры, у нас проявились сведения о том, что родной дядя курсанта Мейер, живущий в ФРГ, подал запрос о предоставлении своему племяннику права выезда в Западную Германию для воссоединения с семьей», - тихо произнес прибывший особист. «Продолжение его обучения в летном училище далее невозможно, хотя от Мейера такого согласия и не поступало», - добавил он. Для уточнения, отец и мать Мейера, жившие тогда на Волге, к тому времени уже дали такое согласие.

С этой минуты мы все вдруг превратились в актеров ненавистного нам спектакля лицемерия, когда каждый из нас был вынужден исполнять роль «палача». При этом все мы хорошо знали, что наш подопечный невиновен. Списание курсанта по летной неуспеваемости предполагает строгую и последовательную процедуру. Сначала летчик-инструктор, предоставив курсанту все имеющиеся у него в распоряжении полеты по курсу, делает свое заключение и передает его командиру звена. Он так же определяет способность курсанта пилотировать самолет самостоятельно и передает по цепочке командиру эскадрильи, который передает его уже командиру полка для окончательного заключения о «негодности». Но в этой цепочке всегда участвует и сам курсант, который тоже способен оценить свои возможности. И если он видит, что все у него получается, то проверяющим очень трудно придумывать несуществующие огрехи, из-за которых можно списать человека. Так получилось и с Мейером, когда ему приходилось каждый раз выслушивать «серьезные» замечания за полет, и вместо представления его вышестоящим начальникам на самостоятельный вылет, его представляли к отчислению… Но он уже все понимал, и однажды высказал свои предположения инструктору: «Меня списывают из-за письма моего дяди?». Инструктор молча кивнул головой.

Вскоре стало известно, что за Мейера вступился Заместитель командующего округом, носивший тоже немецкую фамилию. Он был из волжских немцев и решил поддержать своего соотечественника. Но, несмотря на свои генеральские погоны, сделать это ему не удалось. Особисты ответили ему отказом, причем сделали это в откровенно грубой форме: «Товарищ генерал, занимайтесь своей непосредственной работой, и предоставьте нам возможность решать свои задачи самим». На этом все и закончилось. Мейер еше некоторое время продолжал находиться в подразделении, появляясь среди нас с хозяйственными вопросами, связанными с отчислением. Он по-прежнему выглядел безукоризненно, форма будто была специально сшита для него. Лишь его лицо выдавало едва заметное сожаление от случившегося. Нам было жаль этого талантливого мальчика. Ведь он не собирался никуда переезжать и говорил об этом честно и открыто. Он мог бы стать хорошим летчиком и прекрасным офицером, потому что для этого у него были все возможности и необходимые качества.
 
Еще позже стало известно, что оставаться в нашей стране в одиночестве, да еще и с поломанной судьбой, он не захотел и переехал в ФРГ. Мы собственными руками подтолкнули его к этому шагу, который, я уверен, он никогда бы не сделал. В нем, как человеке, не было даже и намека на предательство. Мы потеряли тогда еще одного патриота нашей страны.