5. Пока смерть не соединит нас

На пляже её била крупная дрожь, ноги слабели, а по пищеводу поднималась лёгкая тошнота. Но ведь она триумфатор. Она совладала с собой, связалась с Красновым, соединилась с его подразделениямив условленном месте. Марго отрапортовала и отправилась обратно: это стало ясно по перемещению из Вальпараисо в Сантьяго, иначе можно было бы напутать – слишком уж всё смешалось.

Йоланду убила не она. Но солдаты-то были – её.

«Я, наверное, стану черствее. Я должна», - подумала Марго. Иначе недолго и с ума сойти. Однако этого вовсе не произошло – она сама менялась, и изменения эти пугали и завораживали. Они могли бы вызвать и радость, и самоуважение – но только «с высоты прожитых лет», не в течение пары недель.

То, что проходят за два-три года, она прошла за день и ночь. Возникало ощущение, что она постарела лет на десять, хотя внешне не изменилась, да и эмоции оставались такими же яркими. Хотя у Марго это было всегдашней сложностью: ум обгонял в развитии чувства.

Когда она провела перед курсантами первое занятие по английскому, они вели себя неожиданно смирно. Были и двусмысленные взгляды, скользящие по её округлостям под униформой, и полуулыбки, и приподнятые брови, но что-то в глазахдевушки заставляло воздержаться от дерзости. Она была ненамного старше их, но в лице читалась замкнутая суровость, будто говорившая: «Я прошла такое, что вам и не снилось, хотя из скромности не буду распространяться об этом – да вам и не понять, салаги». Можно было называть это «аурой», если угодно. Но лейтенант Контрерас хорошо справилась.

А она ощутила, какой мелкой была её прежняя нервозность. Разве страх публики сравнится со страхом смертельного пулевого ранения? Да и его не боишься, а просто избегаешь всеми силами, как дикое животное, в котором нет иных импульсов, кроме жажды жизни.

Марго чувствовала, что пережитое становится больше её. Оно распирало изнутри, злило, наполняло немым криком. Она отпросилась у капитана Фуэнтеальбы (ему нравилась её красивая задница и спортивные икры, хотя он до сих пор не предпринимал никаких заходов). Марго отправилась к Пилар и рассказала всё ей.Фантасмагоричность соседствовала со слишком реалистичными, неаппетитными деталями. Сомнения в том, что всё «не понарошку» испарялись – и отравляли Маргариту своими испарениями. Кузина ни разу её не перебила, только кое-что уточняла. В конце концов она произнесла:

- Нет, ты не псих. Знаешь? Я хочу с тобой. Не одной же тебе эту кашу расхлёбывать.

- Ой, не знаю, можно ли так...

- Но попадают же туда как-то все прочие! А что, плохо привести ещё одного бойца? Ну скажи им! Пожалуйста, мне очень хочется, - протянула Пилар, и прозвучало это просто умоляюще.

Марго была тронута. Она теперь знала, что не одна.

- Я тебе обещаю! – твёрдо произнесла она и даже встала со стула. – Поставлю на своём, и пусть как хотят, и генерал, и все остальные.

На том и порешили. И снова настало то же самое томительное время, жизнь в ожидании: так же, как работяга ждёт выходных, Маргарита ждала весточки из Иного мира. Плохо было то, что номер Бланко каждый раз менялся, будто он с извинениями одалживал у кого-то телефон на остановке. Но в её размеренной жизни даже незнакомый номер мог стать целым событием. И вот через неделю...

- Да?

- Ради бога, лейтенант, не волнуйтесь. По протоколу – обычная коктейльная вечеринка. Хотя мероприятие значимое, да. Просто генерал хочет, чтобы все веселились и расслаблялись.

- Майор, вы меня убиваете. Простите, что грублю старшему по званию, но докладчик из вас никудышный. Какая вечеринка, какое мероприятие?

- Извините, Марго. Я привык считать вас одной из нас.

- Я и есть одна из вас!

- Ну, не свыкся, что вы новенькая. Мероприятие? Ваше представление, первый выход.

- Ага, - поддакнула Маргарита, хотя понятия не имела, о чём идёт речь.

- Послезавтра в одиннадцать вечера я приду за вами. О наряде не беспокойтесь, всё образуется.

Да уж, инструкции в его духе. Она не задавала лишних вопросов. Но стоит ли говорить, что через день в одиннадцать она пребывала в полной боеготовности? Бланко обставил своё появление театрально, как всегда: вынырнул из дымки прямо посреди дортуара.

- Майор, вы не могли бы вести себя осторожнее?!

- Я куда как осторожен. Давайте руку.

Она протянула ему руку и тут же ощутила толчок, как на аттракционе в луна-парке, когда взлетала слишком высоко, и её обдало ветреным дуновением. Марго ожидала приземлиться где-то в чопорном мраморном холле, но попала в тёмную тишь квартирной прихожей. Вот те на.

- Где мы?! – ругнулся майор и присовокупил ругательство.

А Марго и сама не сообразила, пока не огляделась и не услышала шорох и звук прикрываемой комнатной двери.

- Марго... я уже готова. Это ведь ты?

Голос звучал тихо и нежно, как воркование горлицы. Майор насупился:

- Эт-то ещё что?

- Не что, а кто, - надменно произнесла Пилар, засветив фонарик. Бланко аж зажмурился от голубоватого света.

- Майор, имею честь представить мою кузину, Марию дельПиларИсабельАстуриасКонтрерас. Историк искусств и настоящий боец правых сил. Я обещала взять её с собой, - выпалила Марго. И жутко покраснела – хорошо, что в темноте было не видно.

- Позвольте... – угрожающе начал майор.

- Нет, не позволю! – шёпотом воскликнула Пилар. – Я обязалась сопровождать Маргариту как родственница. Как вы не понимаете, что она в стрессе? И вообще, там наверняка будет целая кодла, да кто на меня будет смотреть? А девушке нужна поддержка. И вообще – мне нужно серьёзно с вами поговорить. Вы плохой вербовщик. Да-да! Ничего не смыслите в своём деле! Вы бездарь! Вы же пропустили меня! Как вы могли? Я должна быть бок о бок с Маргаритой в строю Ночной армии! Ну?! Что вы смотрите, майор? Сказать вам нечего?

Бедный Бланко совсем опешил от такой наглости. Он застыл изваянием, пока Пилар кричала на него шёпотом, и хотел бы возмутиться, да не мог. Он ненавидел себя в ту минуту, но у него дух заняло от её чувственных губ, бледной кожи и тонкой стати под стилизованным белым платьем из шифона. Эта нахалка его определённо сразила. По всему его телу прокатилась тоскливо-тянущая волна.

- Так и быть, - сквозь зубы процедил майор. – Но только сегодня. Ну, потом, может, мы решим, что с вами делать. Ох, горе... Только не визжите и не пугайтесь.

- А что такое?

Без лишних слов, но жестом довольно драматическим, Бланко достал из кармана зажигалку.

- Вообще-то, это не нужно. Это для перемещений на большие расстояния. Но это тоже часть посвящения. Которое вам придётся претерпеть обеим, - почти мстительно добавил он.

Щёлк – и тёплый огонёк качнулся в темноте. Майор обернулся к Марго:

- Дайте руку, только не бойтесь. Вы, Пилар, возьмитесь за руку с нею.

Девушки послушались.

Марго покорно протянула руку – и Бланко ничтоже сумняшеся поднёс огонёк. Она не успела испугаться, страх вытеснило изумление: только увидела, как вспыхнули её пальцы и ладонь. Пламя мгновенно перекинулось на мундир, и вскоре она вся была объята огненными языками, но – чудо! – огонь совсем не жёг, это было нежное тепло и приятное покалывание. «Молчи!» - велела она кузине, и та от священного трепета помалкивала, даже когда огонь перекинулся на неё. Тело наполнилось эфирной лёгкостью, которая и в душу вселяла возвышенный настрой. Марго прочувствовала, как пламя ползёт по лицу, согревая нос и щёки, и засмеялась про себя: «Да я прямо как горящий жираф Сальвадора Дали!». Вдруг Марго ощутила, как порывом ветра её сносит в сторону и размётывает на мельчайшие частицы, вихрь завертел её и развеял над городом, рукопожатие Пилар исчезло и разорвалось.

Но и тут не успела она испугаться, метаморфозы внезапно кончились и вернулось привычное ощущение тела – Марго очнулась и удивлённо огляделась:, рядом стояла изрядно обалдевшая, но всё такая же сногсшибательная Пилар, и они находились в смутно знакомом зале какого-то особняка или дворца. Вокруг ходили элегантно одетые люди, среди них много военных. Все они, казалось, не обратили никакого внимания на необычное прибытие новых гостей.

 - Вот видите, и совсем не больно, - рассмеялся майор, возникший рядом. На нём оказалась парадная форма. Маргарита же стряхнула с пальцев пепел и спросила:

 - И куда мы попали?

 - В Ла-Монеду, естественно. Сразу предупреждаю, такое не всегда удаётся.

Маргарита не могла отвести взора от зеркала: удивительное зрелище представало в нём. Строгое чёрное платье почти в пол, женственное, но хранящее в себе воинственность и властность; своими резкими, стремительными линиями оно приковывало взор; спина была почти полностью обнажена. Пламя не потухло в её волосах – на ней был огненный венец: изысканная диадема из холодных, кристально-ясных камней, от которых вместе с радужным блеском подымались язычки, как от сухого спирта. Глаза её были широко и празднично раскрыты, симметрия черт придавала её лицу королевский вид; волосы лежали вокруг головы пушистыми облачными волнами и золотились на свету.

А вот Пилар выглядела неизменно – лишь создалось впечатление, что платье было выполнено из более дорогой ткани.

Тут что-то более любопытное заняло внимание. Мимо прошёл Гонсалес Видела (1), под ручку с ним шествовала супруга, знаменитая Роза Маркманн (2), в шикарном платье и со своей характерной пшеничной косой, уложенной в виде короны. А поодаль Марго с изумлением разглядела Стресснера (3). Тот был при всех орденах, в парадной форме: немного безвкусно, зато эффектно – это чем-то подкупало, ей-богу.

Майор провёл их с Пилар в большой зал, что приглушённо мерцал позолотой и красовался лепниной. И тут, скользнув откуда-то сбоку, с ними приветливо поздоровалась изящная блондинка в роскошном наряде цвета шампанского. Она была пониже Марго, более хрупкая, и больше опыта светилось в её зорких, выразительных карих глазах. Это была Эвита Перон (4).

Маргарита придала своему тону оттенок безусловной уважительности, а её кузина, хоть и сдержалась, но поздоровалась, сияя от восхищения: надо же, не успели прийти, а уже столкнулись с легендой. Однако Эвита держалась просто. Она окинула Марго характерным женским взглядом, как обычно глядят на тех, о ком знают понаслышке, затем улыбнулась Пилар; майор представил девушек.

- Так вот она какая, наша генеральша, - произнесла Эвита, глядя на Марго. – Действительно, вы будете великолепной парой. В наше смутное время так не хватает героев.

Маргарита вспыхнула. Она не понимала, говорит ли первая леди Аргентины с иронией или прямо.

- А вы чем планируете заниматься, сеньорита? – спросила Эвита у Пилар.

- Как укажет майор, - кивнула та через плечо на Бланко. Он натянуто усмехнулся (девчонка играет на его нервишках, но как хороша, чертовка). – Но я бы предпочла участвовать в боевых действиях. Если же нет, мне подошло бы что-то концептуальное. Наподобие идеологической работы.

- О, ну тогда вам нужно знакомиться с Хайме Гусманом (5), - произнесла Эвита. Майор переступил с ноги на ногу: его слегка раздражало, что эти дамочки уже столковались без него. – А вот вам, Марго, стоит поскорее найти дона Аугусто, он, наверное, совсем заскучал без вас.Ох, вот и Хуан. Иди сюда, познакомься, нашего полку прибыло! – И она замахала рукой, и скоро девочек представляли самому Хуану Перону (6), и он обдавал их лучезарным сиянием своей фирменной улыбки.

Голова шла кругом от пестроты выдающихся личностей, впервые звёзды такой величины собрались в созвездие – целый пантеон правых деятелей. И если Пилар моментально получила то, о чём мечтала, встретившись с кумиром, то Маргарита задавалась вопросом: а где же её любимый персонаж, её грозная британская тёзка? И лишь она успела так подумать, как в поле её зрения попали два закадычных союзника: Маргарет Тэтчер и дон Аугусто приветствовали друг друга объятием по латиноамериканскому обычаю. Подозрительностью Марго отличалась всегда, и ей показалось, что взгляд «железной леди» уж очень смягчился, а Пиночет задержал её руку в своей дольше, чем следовало.

Сердце заметалось в западне. Она не могла оторвать глаз от генерала, хоть он её и не заметил или просто не подал виду. На нём был парадный мундир, но  - ей показалось или правда? – не просто тёмный, а чёрный: чернее ночи, с кроваво-красными обшлагами и золотыми пуговицами. Было в этом нечто жуткое.

Однако кузина отвлекла её своими комментариями.

- Интересно, - заговорила Пилар, обращаясь к майору, - здесь присутствуют делегаты от Испании?

- Франко обещал быть, - кратко ответил тот.

Пилар поморщилась.

- Ну, понятное дело, Пиночет-то был на его похоронах, надо «отдать визит». А Хосе Антонио (7)?

- Я не в курсе.

- Ох, ни о чём-то вы не в курсе! Придётся самой, как козе, скакать по всему залу и выискивать его! – укоризненно воскликнула Пилар. – Ну что ж... Марго, познакомь меня, по крайней мере, с Красновым-младшим.

Она не успела ничего возразить, да и не желала.

Освещение в зале было очень странным: приглушённым, сумеречным, но лица были ясно, чётко различимы, словно подсвеченные изнутри, а бриллианты дам блестели точно сами по себе, без света. Оркестр играл, и музыка обволакивала, как туман, вводя в волшебный транс. Пары, скользившие по паркету, казались призраками; когда каждый совершал движение, за ним на кратком расстоянии тянулся шлейф рассеянной материи, как след кометы, как размытие на фото. И за собой заметила это Марго, и за Пилар, что кружилась в самозабвенном вальсе с Мигелем Красновым.

Наконец пришло время и для банкета. Маргарита начала оглядываться в поисках Бланко, бессменного эксперта по потустороннему протоколу. Он вынырнул из толпы и сразу, без перехода начал распоряжаться:

- Марго! Вы сидите по правую руку от генерала. Побудьте настоящей валькирией: воевать вы умеете, строгость блюдёте, а теперь поухаживайте за ним.

Она только нервно сглотнула. А майор уже обращался к её кузине:

- Вас я усажу рядом с четой Перон, надеюсь, вы не возражаете?

Конечно, Пилар не возражала.

Генерал сидел во главе стола на высоком резном кресле, напоминающем трон, и взирал на всех приветливо и величаво. Он улыбался торжествующе и удовлетворённо, и когда Маргарита подошла, стараясь умерить широкий шаг, то сказал так, будто она всё время находилась рядом:

- О, как чудно, что вы пришли. Нет-нет, пока не садитесь.

И встал сам. Откашлявшись, он повысил голос:

- Дорогие дамы и господа, попрошу минутку внимания.

На них обратились любопытные взоры, и Маргарита застыла с официальной полуулыбкой. Она чувствовала, как ей не хватает опыта – уже не боёв, а приёмов, хотя откуда ему было взяться? Всё бывает в первый раз. Кровь на улицах и блеск в президентском дворце. Однако вряд она будет выглядеть нелепо, сохраняя сдержанность, особенно в роскошном чёрном платье и с пылающим венцом на голове.

- Во-первых, - начал Пиночет, - стоит отметить наш состав, он поистине исключителен. Во-вторых – место. Не секрет, что теперь попасть в Ла-Монеду очень нелегко, эта резиденция больше не принадлежит нам – но стоит сказать спасибо дону Мигелю Серрано (8), - он указал взглядом на сидящего за столом благородного господина с волнистой седой шевелюрой, - благодаря тщательным вычислениям и работе с тончайшими материями мы смогли попасть сюда. Но я бы не хотел нагнетать официоз. Чувствуйте себя свободно, ведь это всего лишь пирушка братьев по оружию, - хитро сощурил он глаза. - Хотя случай – случай тоже исключительный. Всем вам известно, что произошло с моей бедной женой, доньей Люсией, после моей смерти.

Внимание стало ещё напряжённее, кое-где послышались реплики шёпотом.

- Душа её раскололась от боли, - грустно продолжал генерал. - Но не погибла. Ни один осколок не утерян. И сама донья Люсия стоит перед вами! У неё другое тело и другое имя, но не душа. Ибо она вечна, – тихо, со значением закончил он. – Представляю вам мою новообретённую жену, Маргариту Люсию Рамону Контрерас Келлерманн де Пиночет, в сущности же – просто Люсию.

К золочёно-белым сводам зала взметнулся плеск аплодисментов, и Марго растерялась, но лишь на секунду, какой-то порыв или знакомый образ толкнул её в объятия генерала, и тот обхватил её бережно и поцеловал в губы целомудренно и тепло – но её всю обдало лихорадочным жаром и ликованием. Она усаживалась на стул словно пьяная.

И блюда, и вина отличались небывалой изысканностью, но не давали насыщения – они были как бы нематериальны; Марго наслаждалась великолепными вкусами, но не ощущала тяжести, как от реальной пищи.

Высоких гостей обслуживали девушки небывалой красоты: в их внешности сквозило что-то потустороннее. Их элегантные наряды не несли в себе вульгарности униформы, но демонстрировали единство стиля. Их лица также лучились приглушённым светлым сиянием. Внешность девушек, заметила Марго, была только европейской: ни малейшей примеси индейской крови. Они отличались непринуждённостью манер: иногда вставляли комментарии и общались со всеми как ни в чём ни бывало, особенно с военными, к вящему удовольствию последних.

Маргарита подлила генералу вина – жест получился изящным, она тайно этому обрадовалась. Дон Аугусто чуть обернулся и посмотрел на неё с одобрением. Вообще, он был благосклонен, но вёл себя несколько отстранённо, словно необычайность её появления здесь рассеялась сразу после того, как была устно объявлена. Генерал не сказал ни одного значительного слова, выходящего за рамки светской беседы. Зато он обсуждал вопросы монархизма с леди Маргарет и испанским каудильо – они оба сидели рядом. Марго невольно хмыкнула: уж очень забавно смотрелись вместе маленький кругленький Франко и здоровенный плечистый Пиночет.

Но легкомысленной иронии хватило ненадолго. Она ощущала болезненную дрожь и вскоре поняла причину: она сидела рядом с Пиночетом и хотела коснуться его, погладить – но на людях не могла. Она сжала зубы, щёки её вспыхнули мрачным румянцем. Марго глядела на генерала, упиваясь пьянящей злостью, потому что когда тот говорил или усмехался, ей больше всего хотелось прижаться вплотную и лизнуть его в губы. Это странное желание преследовало её всё время, что она следила за разговором.

Вскоре все поднялись из-за стола и разошлись, собираясь группами, кто-то пошёл в соседний зал, где продолжались танцы – приём действительно плавно перетёк в дружескую вечеринку старых товарищей. Марго была свободна, и в наслаждении неутолённости она со смачной яростью развернулась и хотела уйти, взметнув платьем, как чёрными крыльями. Но неожиданно рука легла ей на плечо, и послышался знакомый голос:

- Как, Люси, ты не потанцуешь со мной?

Впервые он назвал её на «ты». Маргарита просто кивнула и последовала за доном Аугусто. Генерал сегодня был как-то особенно хорош. Все его черты были живописны и характерны, это была немного неживая, потусторонняя красота парадного портрета (а что в случае диктатора может быть более отчуждённо-сакральным, чем парадный портрет?).

Когда они вошли в зал, оркестр как раз умолк, и их приход был встречен паузой; когда же полилась музыка, никто больше не пошёл танцевать, все, как сговорились, плавно обступили их кругом и смотрели, стоя у колонн, и даже Эвита перестала кокетничать с Салазаром.

Сначала был светлый, праздничный вальс, а после него, вполне предсказуемо, танго. Непредсказуемым было лишь то, что исполнял его Карлос Гардель собственной персоной; он стоял перед оркестром, во фраке с гвоздикой, и пел щемяще-проникновенно – как всегда. Но непривычно было слышать его голос чистым, без граммофонного потрескивания.

Марго узнала танцевальную манеру генерала, полную достоинства, неторопливой уверенности и ненавязчивой, но неотступной авторитарности. Пиночет вёл её, то отпуская, то непреклонно направляя и привлекая к себе. Это был сигнал узнавания и просьба, чтобы она не обижалась на формальную холодность – словно не было ничего, что не могли б исправить объятия в танце. Маргарита снова ощутила прилив теплоты в груди. Приступ страсти уже схлынул, но на смену ему пришла нежность – воспоминание того самого сна. Вот если бы и в этот раз произошло нечто подобное... Но довольно и танго, довольно его лица так близко. «Как он красив, старый вояка», - подумала она, и мысль эта была болезненно трогательна, с учётом того, что друг другу они не подходили совершенно.

Маргарита полностью погрузилась в атмосферу бала, неизвестно, сколько прошло времени, но только музыка стала звучать приглушённее, а фигуры гостей начали расплываться.

- Пора домой, - произнёс генерал со вздохом. – Чудесный был вечер, даже жаль, что все расходятся. А ты?

- Что я? – пожала плечами Марго.

- Ты уйдёшь или останешься?

Она усмехнулась: в вопросе явно было заключено то, что генерал так светски сдержанно весь вечер задвигал на задний план. И Марго заговорила – многословно и медленно, как всегда, когда приходилось думать вслух:

- Я понимаю, мой генерал, вы... ты хочешь спросить меня не о том, хочу ли я сейчас домой, а о том, как я отношусь к этому миру? Да я сама себя спрашиваю, где мой дом. Раньше я считала, что родилась невовремя. Вообще, у меня много раз возникало желание убежать. Но потом я пришла к выводу, что не стоит этого делать. Я примирилась со временем, миром, людьми. Но... не знаю, можно так делать или нет, но я не хочу выбирать так, чтобы отказываться от другого. Одни уходят от реальности, другие только её и видят, интрижки, дом, работа, «здесь и сейчас». А я хочу – и там, и здесь. И – нет, я не разорвусь! Я – это я, и точка, - закончила она почти угрожающим тоном. – Я в любом случае хочу быть с вами, мой генерал, - прибавила она мягче, словно извиняясь.

- Говори мне Аугусто и «ты», - пожурил её генерал.

- Извини.

- Ничего. Главное, что твой ответ – правильный. Но у меня есть и другой вопрос. Ты согласна быть моей женой?

У Марго спёрло дыхание. Эта фраза казалась ей формальной и пустой, а тут...

- И ты ещё спрашиваешь? – выдавила она.

- Это значит «да»?

- Я голосую за «да» (9), - проворчала Марго, заливаясь краской.

Он рассмеялся от напоминания о референдуме. И рука её немного дрогнула от смеси тёплого и холодного касания: генерал надевал ей на палец кольцо. Невесть откуда взялся у неё в ладони тот самый перстень с рубином, и она надела его на палец дону Аугусто. Свет начал гаснуть, их охватили сумерки.

Генерал скользнул рукою по её обнажённому предплечью и плечу и бережно привлёк к себе, размыкая своими губами её губы. Марго ощутила трепет, погрузилась в тёплую глубину, как в ночное море, и раскрылась навстречу генералу. Она позволяла ему всё, что угодно, и сама с медленным блаженством исследовала его рот, закрыв глаза и забыв обо всём на свете. А в том, как вызывающе это смотрелось бы со стороны, было ещё больше очарования.

- Когда я переживала насчёт одиночества, - сказала потом Марго, - то оплакивала то, что ты достался другой. И вижу, что не зря.

- Ну, печалилась точно зря, - возразил генерал. – Люсия, ты ведь сказала верную вещь и сразу забыла: ты есть ты. Нет никаких «других». А теперь дай-ка руку опять.

Она послушалась, и дух заняло: их подхватил вихрь, толчки и кружение, как в пламени зажигалки, только без распада, а когда всё стихло, то стояли они в знакомой прихожей – это был особняк на улице Монте-Алегре.

- Не удивляйся, сегодня особая ночь. На самом деле я не всегда такое вытворяю, - пошутил генерал. – И не переживай, будешь с утра в Академии, как миленькая. Но ведь ты же не спешишь? И не забывай, Люси, что ты моя жена, - промурлыкал дон Аугусто.

Маргарита рассмеялась от счастливой догадки и приняла все правила игры. Она нетерпеливо спросила:

- Куда?..

- Туда, направо, - показал генерал.

Спальня мерцала приглушённым тёплым светом, но и он почти сразу погас: дон Аугусто повернул выключатель.

- Позволь помочь тебе, Люсия.

Генерал мягким, но властным движением развернул её от себя и спустил широкие бретели платья с её плеч, осторожно потянул вниз, будто бы невзначай скользнув ладонями по её груди, и вот уже Марго была обнажена до пояса. Диадема в её волосах затухала, но всё равно делала её похожей на неведомое древнее божество, и дон Аугусто с поистине благоговейным трепетом касался её спины, водя пальцами по позвоночнику, как по меридианам. Он флажками расставил на карте её спины свои поцелуи: он сам так подумал, таково было сравнение, как бы пошло ни звучало, но оно распаляло его, и казалось, что он никогда он не любил свою супругу так озорно и азартно, как солдата и пылкую девицу, как штык и цветок, как перец и суфле. А она не выдержала и, резко обернувшись, обняла его, схватила, прижалась обнажёнными грудями к сукну его мундира, моментально пресытилась забавой и раздражилась, слегка оттолкнула его – чтобы привлечь снова. Она притянула генерала к себе и сняла с его шеи орден - бесспорно, красивую, но, бесспорно, помеху. Пуговицы выскакивали из петель одна за одной, как золотые бобы из стручка, и произошло это так быстро, что Пиночет сначала растерялся, а потом заволновался и сказал: «Нет, Люси, не так быстро...» - непонятно, зачем. И она была раздосадована и воскликнула:

- Снимите мундир, дон Аугусто, я хочу вас обнажённым! – тихо, но почти яростно приказала она.

Но генерал и сам решил поставить её на место и одним жестом содрал с неё платье – будто сбрасывая драпировку со скульптуры. Марго застыла полностью обнажённая: длинная и мускулистая, мерцающая в полумраке, точно мрамор. Маргарита усмехнулась и подхватила эстафету, освобождая дона Аугусто от излишнего обмундирования. При этом она азартно улыбалась и не переставая трогала его и гладила – а когда с раздеванием было покончено, она с победоносной улыбкой прижалась к нему крепко-крепко. И генерал ощутил, что её юность будто проникает через кожу и вливается в него, бежит по жилам новой силой и чувством. А Марго обнаружила, что генерал без мундира её не отталкивает – то, что она видела, называлось словом «пикантно», и она на долю секунды даже устыдилась того, какие мысли ей владеют.

Комната поплыла по волнам лунного света. Марго растянулась на атласных простынях и рассмеялась, так всё было хорошо – и плечи генерала так красиво смотрелись в отблесках луны, в погонах хороши, а без погон – ещё лучше; ах, ей многое в нём нравилось! И фигура, и осанка. И дородность, придававшая его стати поистине генеральский вид: м-м, а ведь хорошая мысль - и Марго нетерпеливыми жестами оглаживала, щупала его, целовала, покусывала: она несколько раз нежно кусала ему живот и бока, и раз, не в состоянии совладать с собой, сжала зубы вместо того, чтоб пустить, и, закрыв глаза, смаковала во рту его плоть, пока генерал не проворчал: «Ну отпусти уже, зверёныш!»  Тогда она, виновато улыбаясь, поцеловала и потёрлась щекой об укушенное место. Дон Аугусто не выдержал, и притянув к себе, повалил её на постель, а сам, приподнявшись, начал целовать её грудь. Генерал поцеловал сначала у подмышки, потом под грудью, а потом омывал горячим языком её шёлковые соски и пил блаженство из перламутровых чаш, то отрываясь, то припадая снова. Она же, ощущая жаркие, влажные прикосновения, не зная, как уже приласкать генерала, гладила и прижимала к себе его серебристую голову.

Чувствуя, как размягчилось, разгорелось её тело, Маргарита распростёрлась на простынях, истекая соками, и зашептала:

- Аугусто, иди сюда! Скорее...

Она словно боялась, что исчезнет эта грёза, пропадёт её любимый генерал, и она проснётся в собственной постели – но не тут-то было. Она не смотрела, просто закрыла глаза и дождалась тяжести его тела, его дыхания и первой атаки – и вскрикнула от боли и острого блаженства, а затем отдалась генералу со всей страстью, на какую была способна. Волнами бил её озноб и жар, прилив и отлив, опять прилив, в котором она тонула, захлёбываясь от возбуждения, а дон Аугусто дарил ей всего себя – как человек, уже давно не испытывавший ничего подобного и пустившийся во все тяжкие. Его дыхание было трудным, как в бою, Марго стонала, как солдат, которого вражеский пехотинец ударяет штыком, всё бьёт и бьёт в исступлении, желая убедиться в его гибели – о да, она погибла! Вдруг наслаждение стало пыткой от чрезмерности, и, разряжаясь, Маргарита выгнулась и издала протяжный вопль – и генерал застонал вместе с нею, и она полоснула его ногтями по спине, разодрав до крови.

Дон Аугусто со вздохом повалился на бок. Он лежал так, ощущая ползущие капли на коже. Они так и засохнут на простынях, какой же бой без кровопролития. Маргарита всё не могла отдышаться, но ей хватило сил повернуть голову и посмотреть на лежащего генерала; его грудь вздымалась, глаза были закрыты.

Маргарита не понимала, где она, что она, может, эта тёмная богатая комната лишь мерещится её глазам, а на самом деле она то ли пьяна, то ли одурела от купания в предштормовую погоду – потому что волны накатывали и колыхали её, как в колыбели, а тело, казалось, уплывает в сторону, его контуры размываются широкой беличьей кистью.

Когда свет забрезжил через муслиновые занавески, Марго проснулась и в полудрёме огляделась. В сером полумраке стали видны вечернее платье и парадный китель, в беспорядке лежавшие на полу, осыпавшиеся лепестки и лицо генерала, который спал, повернувшись к ней. Оно необычным образом посвежело, хотя и нельзя было сказать, что помолодело. Генерал, казалось, не имеет возраста. Да, совсем как парадный портрет. Маргарита должным образом умилилась и снова заснула.

Казалось, прошло минут пятнадцать, но она была бодра и готова к новым свершениям, и ещё она каким-то образом поняла, что вернулась в привычную, обыденную реальность. Это не вызвало удивления, и Марго решила ещё пять минут понежиться, запустив руку под подушку по детской привычке. И жест этот был бы вполне привычным, если бы не клочок бумаги, совсем как тогда, в первую ночь. Против воли Марго поддалась любопытству и, протирая глаза, вперилась в рваный листочек. А написано там было следующее.

«Свершилось, Марго, Люсия, моя любимая валькирия! Мы снова вместе. Мы будем воевать плечо к плечу и вместе завоюем победу – в этом я уверен. А моё слово кое-чего стоит, разве ты не согласна? Наступает развязка. Близится война. С нею – генеральное сражение. И близится последний час нашей судьбы. Мы окончательно воссоединимся, когда по воле Господа покинет бренную землю женщина по имени Люсия Ириарт Родригес, и тогда девушка по имени Марго Контрерас тоже умрёт – но для того, чтобы ожить. Душа обретёт целость, и счастье станет полным, а жизнь вечной. Разве не прекрасно? Мы будем сражаться, пока смерть не соединит нас, и даже после».

Маргарита ещё на две минуты замерла на своей постели. Но не оттого, что ей захотелось понежиться, а оттого, что ей стало дурно.
____________________________________________________
1. Габриэль Гонсалес Видела – чилийский политический деятель, занимал пост президента Чили в 1946-1952 годах. В 1948 г. объявил коммунистическую партию вне закона. Приветствовал приход к власти военных в 1973 г.
2. Роза Маркманн Рейхер ( – первая леди Чили в 1946-1952 гг., играла ключевую роль в наделении женщин правом голоса и подключении их к общественно-политической деятельности. Во время президентства своего мужа стала иконой стиля для чилийских женщин.
3. Альфредо Стресснер Матиауда (1912 – 2006) - парагвайский государственный и военный деятель, президент Парагвая с 15 августа 1954 по 3 февраля 1989.Стресснера и Пиночета связывали союзнические отношения.
4.  Мария Эва Дуарте де Перон (1919-1952) - первая леди Аргентины, вторая жена президента Хуана Перона. Прославилась своей харизмой и красноречием. Несмотря на противоречивые оценки, жизнь и судьба Эвы Перон повлияли на возрастание роли женщины в общественной и политической жизни латиноамериканского региона
5. Хайме Гусман Эррасурис (1946-1990) – чилийский юрист, парламентарий, основатель партии Независимый демократический союз. Условно считается идеологом пиночетовского режима и стоит у истоков гремиализма в Чили: движение, близкое корпоративизму и вдохновлённое католической социальной доктриной. Советник Пиночета, принимал участие в составлении Конституции 1980 г.
6. Хуан Доминго Перон (1895-1974) - аргентинский военный и государственный деятель, президент Аргентины с 1946 по 1955 и с 1973 по 1974.Экономическая программа Перона уделяла большее внимание аргентинской индустриализации и самоопределению и была одобрена как многими фракциями консервативных националистов, так и значительной частью рабочего класса.
7. Хосе Антонио Примо де Ривера и Саэнс де Эредиа (1903-1936) - испанский политик, основатель партии Испанская фаланга. Сын генерала, в 1920-х гг. - диктатора Испании Мигеля Примо де Ривера.
8.  Мигель Серрано Фернандес (10 сентября 1917 - 28 февраля 2009) — чилийский дипломат, визионер и эзотерик, по убеждениям национал-социалист. Свою доктрину назвал эзотерическим гитлеризмом.
9. Аллюзия на формулировку референдума 1988 г., когда гражданам Чили предлагалось проголосовать «да» или «нет» в ответ на вопрос, оставаться ли Пиночету у власти в течение следующих восьми лет при неизменной форме управления либо устроить президентские выборы.