Глава 9

Эти сны, приходящие ниоткуда, ломающие психику – понемножку, по веточке да по щепочке, плевать, что остаются занозы, у снов нет ни рук, ни ног, только решимость достать тебя, где бы ты ни был. Нет тебе покоя на Земле, друг.
Контролируемый сон не вошёл ещё в обывательскую жизнь. Как было бы привычно, отправляясь за покупками, брать какой-нибудь новый сюжет, как фильм – а может, поначалу они бы только продавались в аптеках, отпускались по рецепту врача. С течением времени всё равно получили бы доступ все. Скачивали бы в Интернете, устанавливали и наслаждались. Новая профессия «режиссёр снов», топ-10 самых популярных сновидений года, новое устройство – создавать собственные сны теперь ещё проще: загрузите фотографии людей, которых хотели бы видеть в качестве действующих лиц или выберете из предложенных моделей, если это незнакомец, добавляйте и смешивайте краски, эмоции. Только к чему это?
Ты всё равно будешь ложиться спать в ожидании дикого сна, даже если мечтаешь увидеть меня, поговорить хотя бы не наяву, а я упорно не являюсь.
В последний раз я видела тебя во сне три дня назад. Ни слова, ни мгновения, просто мимо, пока моё сердце сжималось от боли. Даже в моих снах твоя жестокость.
Изредка снится прошлое, как будто складка времени легла неправильно, и вот ты уже лежишь и видишь себя в прошлом. Марта возвращается: ей шестнадцать, поздняя зима, оттепель, утро, но она не в школе. Прогуливает. Теперь она делает это редко, с умом. Майя сказала, что нужно учиться. Раз она сказала… Надо знать меру, и всё же иногда хочется отдохнуть, почувствовать ветер, воздух, в классе так душно. Во сне она ходит кругами по магазинам, спускается и поднимается, верхний этаж, нижний этаж, эскалаторы, на которых надо быть особенно внимательной, чтобы они не сожрали твои ноги. Всё благополучно. Какие-то люди задумчиво листают книги, носят ящики, всем уступать. Ей грустно и одиноко. Нужно найти Май, она где-то здесь. Она теперь не любит тебя и прячется. Видишь её отношение? Марта так и не найдёт её во сне.
С тех пор, как я оставила свои попытки вписаться в окружающий мир, в моём сознании поселилась гораздо более привлекательная и вместе с тем невыполнимая идея – стать «трамплином» для тебя. Моя тяжёлая сосредоточенность в выборе слов и взвешенность не шли ни в какое сравнение с твоими яркими, как искры бенгальских огней, мгновениями и меткими, краткими замечаниями. Я тонула в море слов, а ты держалась на поверхности и всё-таки превосходила меня во всём. В тот момент я перечеркнула все свои попытки; я опустила бы руки, если бы не придумала, чем жить дальше. Я видела твою холодную отстранённость-печать и тем более ценила, что ты меня не гнала, подпускала так близко, и это невольно давало повод думать, что тебе нужен друг. На самом деле друг нужен был мне, а тебе нужен весь мир. Мне хотелось заботиться о ком-то, защищать и ухаживать, как за комнатным растением; в твоём лице я хотела лелеять гения, который так и не пробудился во мне. Я хотела принести добровольную жертву и заявить, что твой успех во всём отчасти принадлежит мне.
Марта просыпается: слёзы на глазах. Она в комнате Май (вчеращняя нечаянная рокировка). До звонка будильника пять минут. Быстро умыться, не смотря в зеркало. Открыть окно, пустить воздух. Снова будет жарко.
Она идёт в свою комнату и будит сестру: «Пора вставать». Словно вчера растаяло. Сидят и завтракают, не вспоминают, ничего и не было.
- Когда же он придёт? Предупреди заранее, чтобы я не мешала.
Не стоит о ней слишком волноваться, размышляет Майя. Если болит какая-нибудь часть тела, ты заботишься о ней, а она ноет, пока ты не переключаешься на что-нибудь другое и невольно забываешь о боли, и всё проходит.
Пора бы уже вырасти. Честно говоря, это раздражает, когда она не может жить своей жизнью, отдельно от меня. Это не значит, что я ненавижу её, но разве так годится – намертво цепляться и зависеть так беспомощно, ставить всё на одного человека, причём это не ты сама? Она хочет писать мою жизнь. Неприятно сознаваться, но она злится на Марту: она всегда всё усложняла.
Ты бы помогала мне сейчас по-настоящему, ты бы искупила всё, если бы отпустила. Я же не ухожу в царство мёртвых. Спокойно. Возьми себя в руки.
Марта снова идёт на работу. Разница в один день, но сейчас более многолюдно, фигуры в транспорте, как будто вырезанные одевалки – сегодня одно платье, держащееся на белых бумажных полосках, завтра отдельные футболки и юбки. Раскрась и вырежи.
- Ты какая-то грустная сегодня. – Маша. Узнать можно по толстой, длинной косе.
- Да нет, тебе кажется.
- Я же вижу, что-то случилось. Ты бы отпросилась.
- Говорю же, всё нормально. – Какая настойчивая, уймись уже.
- Расскажи мне по секрету. Когда что-то плохое делается, надо обязательно поделиться, в два раза легче будет.
- Но мне нечего рассказать.
- Люди копят в себе, а потом срываются в один ужасный миг.
Нельзя мешать человеку тонуть, если он сам того хочет. Какое тебе дело – ты пастырь, спасающий заблудших овечек? Пастырь ты или пластырь для раненого, неважно. Что это за манеры такие – лезть в кровоточащую душу, когда тебе не просто намекнули, а открыто заявили, что не нуждаются в твоих услугах? Навязываться – промах. Просто оставь в покое. Тот, кому действительно нужна помощь, сам придёт и попросит, расскажет. Учись ждать.
Сейчас все желают быть учителями, обматываются красивыми словами, мудростью веков, идеями, словно гирляндами, чтобы привлечь больше внимания: оцени, ученик! Сядь ещё в позу лотоса – для большей убедительности. Учиться же никто не хочет: я до всего дойду сам, своим умом, заткнув уши, закрыв глаза - так ваша правда не достигнет моей, не смешается.
Вообще-то я за самообразование, но без фанатизма. Не забывай, что ты только человек и можешь быть неправ, так же, как и все. Нет никакой беды в том, чтобы ошибаться. Встань и иди искать. Чем больше учишься, тем чаще останавливаешься, чтобы поговорить вот с таким петрушкой-«преподавателем», и это так интересно – наблюдать, как пытается он тебя сцапать, как коршун, а ты видишь при этом все его движения в замедленной съёмке, смеёшься про себя. Всё было, всё уже было под луной, не перехитришь, лапушка. Это тоже частица образования. Особенно внимательно с дорогими тебе: не допускай, чтобы они читали тебе лекции о ценностях жизни. Никому нельзя верить, особенно тем, кто тебе нравится, если, конечно, в планах нет намерения испортить с ним отношения. Ты не будешь уже понимать его, ты будешь далеко – если тебя это расстроит, тогда не пытайся.
На некоторых книгах нужно делать предупреждающие надписи, как на сигаретах: «Осторожно, ведёт к одиночеству», не так ли? Знайте, на что идёте.
Возразите мне: не все интеллектуальные люди замкнуты и покинуты, у кого-то есть семья и по-настоящему добрые друзья. Тоже верно, но ничего не знаю об их чувствах. Ощущают ли они себя покинутыми?
Всё равно привыкаешь ко всему, к одиночеству или к одинаковым лицам.
Заметили сходство – «одинокий» и «одинаковый»?
Шутки и построение мысли нельзя объяснять, а иногда хочется.
Во второй половине дня Марте снова разрешают уйти раньше. Ещё вчера она задумала, а теперь идёт, чтобы проверить зрение, в клинику неподалёку. Жалуется, что в последнее время устают глаза – ничего лучше не выдумала. Можно было и не пытаться. Всё в порядке. Прописала для порядка капли. Молодая, такое ощущение, что закончила медуниверситет в этом году, девушка-врач – если бы я поступила, тоже бы изучала, как работает человеческий организм; про нервную систему и деятельность мозга. Кто же она такая? Это я сижу и заполняю бланк. Это я сижу в белом халате.
 Зря только деньги потратила.
Значит, я действительно сошла с ума? Совсем не хочется говорить об этом. Буду молчать. В конце концов, я же не бросаюсь пока на людей, значит, могу позволить себе жить по-старому. Всё может поменяться. Однажды я просыпаюсь здоровая.
Вечером тот парень снова звонит Майе, и она громко говорит. Не открытый флирт и не дружеская беседа. Как груба. Почему ей не стыдно говорить, зная, что я слышу её?
Марта слишком эгоистична: да, я не гожусь ей, святоше, в подмётки, с её-то ангельским вниманием и заботой. Пусть! Я не такая. Я не могу отпустить, жертвовать собой и думать о чувствах другого человека, ставить их выше собственных. Генетическое заболевание. Ненавижу. Она так бескорыстно всё делала, но в нашей семье я для неё пустое место. Она отца любила, который бросил её, как шавку! Эта дрянь вообще будет любить только тех, кому наплевать с высокой колокольни. И я такая же. Мы все, все одинаковые, не только лицом! Она тоже эгоист, притворяется паинькой, а меня выставляет монстром, который отнял у неё счастье. Как будто я виновата.
Раз! То, что было тарелкой, на полу, как салют проигравших.
- Что ты делаешь?
- Посуду бью, истерику закатываю! – Марта кричит так громко, как может. Сестра поворачивается спиной и идёт в свою комнату, не произнеся ни слова.
Надо собрать осколки.
Собрать осколки тарелки, собрать осколки семьи. Самое место среди мусора.
Остаток вечера каждая проводит у себя. Марта прислушивается, но в соседней комнате тихо, ни звонков, ни дребезга телевизора. Внизу гуляют дети, дзынькает велосипед, тонким голосом кто-то зовёт подругу – пока можете, дружите. Если можете, если в вашем сознании не загорается вопрос: «А для чего?». Марте холодно, и она заворачивается в покрывало. Отключите меня, пожалуйста.