То ли друг, то ли - так

С детства знакомы. Назвать другом детства можно, если вспоминать с первого класса. Вместе же учились! До седьмого класса. Потом, в другой школе нас рассадили в разные классы. Напротив домишки-то были. Через улицу шагнёшь и уже - рядом. У Вовки-то в доме я ни разу не был. Не помню, чтобы и он ко мне в халупу заглядывал.
Он был чуточку богаче. Тогда, после войны, богаче-то мог и нищий выглядеть. Самым большим богатством в семье был велосипед. У нас улица была очень смешной. На моей стороне жили порядочные горожане.
На Вовкиной - воровские ребятки. Нельзя сказать, что очень добрые. Но не совсем уж злые. Так, по мелочам приворовывали. Часики снять у пьяницы, в кармане пошарить, ножичек показать.
Вовке повезло. Его отчим с бандой не стал связываться. Они дом продали, когда мы какой-то класс закончили. Вовка на две улицы ниже к пруду переехал. Детская дружба и закончилась.
В классе уже сидели, плохо друг друга зная. Я уж очень сильно нищим выглядел.
Вовка ничего себе смотрелся. Мой отчим жил на две семьи, так что мне только почитать книжечки выпадало. Срамно я выглядел, прямо надо сказать. Так что другом детства для Вовки я совсем даже не подходил.

Когда позже я ухитрился велосипед заиметь, Вовка во-всю катался на новеньком мотоцикле с коляской. Прокатил однажды меня. Вид у него был намного моего боевитее. Я тогда в институте учился. Вовка работал уже в заводе старшим мастером. Он из девятого класса нырнул в радио-техникум. Я об этом только недавно от него узнал.
Мелькал он в моей жизни алмазом. Это когда стекло окажется в окне сломанным, стеклорез и нужен. А так, что алмаз есть, что его нет.
Так и Вовка. Появится на час, мелькнёт бриллиантом и на годы потухнет.

Появился-то неожиданно. Я квартиру получил как раз в доме, мимо которого лыжная прогулка Вовки была настроена. Идёт впереди меня мужик лет шестидесяти пяти.
С лыжами. Я его по походке узнал. Знаете ли, у каждого человека своя походка, как паспорт. Спутать невозможно.
-Володя! Привет! - прямо в его спину заколачиваю. Он так неохотно оборачивается, вижу - узнал, остановился.
-Сколько лет, сколько зим! - говорит как-то уж очень громко. Будто все должны слышать, как он обрадовался нашей встрече.
-Красивые у тебя лыжи! - говорю.
-Да, вот, комплект купил за пятнадцать тысяч!
Я ещё осмотрел ботинки, палки. Не наше всё, заграничное. Тогда эти евро-лыжи были редкостью.
-Не хочешь составить мне компанию? - спрашивает. - Я тут коньковым ходом бегаю.
Двадцать километров отмахиваю, хоть бы что!
Я сразу вспомнил свои лыжи деревянные, крепления примитивные, ботинки, в которых ноги мёрзнут.
-Да я за твоим коньковым ходом не поспею, - скромно так отвечаю.
-Ты, кажется, рисуешь? - поинтересовался Володя (пора уже так его называть).
-Да балуюсь понемногу.
-А далеко живёшь?
-Так, рядом с домом стоим, - отвечаю. Номер квартиры ему назвал, телефон домашний чиркнул, пожелал ему успешной прогулки, мы и расстались.
Всё, как обычно. Мелькнул алмазом и за поворотом растворился Володя.
Не скажу, что прошло три дня или пять. Но лет пять прошло точно.

Вдруг в девять часов утра телефонный звонок. Я только собрался полежать час-другой. Соскочил, конечно, с дивана, в чём мама родила. Я всегда сплю неглиже, чтобы стирать только простыню. Да я и простыню-то не стираю! Просто куплю новую и сплю, пока она не излохматится.
Вскочил я с дивана, в чём мама родила, в радости, что сын звонит из Казахстана.
Святое дело порадоваться успехам чада и услышать: - Папа, денег надо?

Привет! Узнаёшь? Я - Володя, твой друг!
-Здорово! Узнаю, конечно!
-У тебя картины есть? Много нарисовал?
-Да есть маленько.
-Готовь картины! Сейчас к тебе с покупателями приедем!
-Ты дом-то мой не забыл? - спрашиваю.
-Как на лыжную прогулку иду, прохожу мимо, забыть невозможно.
-Ладно, жду!
Через два часа - звонок.
-Извини, покупатели в Воткинск уехали. Жди завтра в двенадцать!

Завтра в двенадцать явился Володя без покупателей, но с лыжами. Рядом с моими, что ещё ярче его выглядели, поставил. Хотел Володя свои красивые лыжные ботинки снять, но я разрешил так идти в зал.

И началось! Володя, как оказалось, захотел меня сделать богатым. Он стал трезвонить, что картины надо все продать, чтобы освободить квартиру от лишнего, как я понял, мусора.
-Подготовь все картины в пачки, на обратной стороне приклей бумажки, напиши цены! Сотри пыль, подкрась, вставь в рамы. Сегодня - пятница, придём во вторник!

-Но в рамы картины я вставить не успею! - попытался я охладить пыл импрессарио. - Пойдём лучше, прокатимся! Я тебе составлю компанию!
Пошли. В пути выяснилось, что Володя никакого конькового хода проявлять не стал. Моя скорость, как я понял, ему была не по силам, поэтому я выбрал место позади него, отчего мои лыжи постоянно грозили раздавить его лыжи.

Хвастовство Володи постепенно открывало не меняющегося с годами болтуна. Я знал, что Володя страдает запоями, как обыкновенный сапожник. Оно и неудивительно. В заводе, где Володя работал, где год работал и я, спирта было немеряно.
Прогулка, конечно на шесть километров моё дыхание не изменило, но сильно изменило дыхание Володи. Я уже был уверен, что никаких покупателей нет в помине, хотя Володя только о покупателях и тараторил.

-Володя, ты не волнуйся насчёт покупателей, а то твой алкоголизм может к тебе не во-время вернуться! - с улыбкой сказал я.
-Да ты думай. что говоришь-то! - возмутился Володя. - Я пью только три раза в год! Пять дней и всё! У меня дома водки, вина, пива - сколько хочешь! Ты придёшь, я тебя угощу, но сам в рот каплю не возьму! Вот я какой!
В общем, жди!
Володя уже шёл за сто метров от меня и всё возмущался по поводу его алкоголизма.

Уже в субботу он позвонил снова. Весь разговор по телефону был связан только с его обидой. Он уже не думал о стоимости телефонного времени, пытаясь заставить меня извиняться перед ним.
Этот же разговор был продолжен в воскресенье.
В понедельник телефонный аппарат ни разу не звякнул.
Во вторник я надел приличные трико и стал ждать хотя бы Володю. Но все мои надежды увидеть благодетеля не увенчались успехом. Алмаз так и не блеснул на пороге моей квартиры.
Я смотрел с умилением на свои картины в рамах и без рам, и был согласен вечно ходить по квартире боком, чтобы не задеть, не столкнуть, не порвать моё неизмеримое богатство.
Все эти рубли исчезают, как дым, не оставив после себя даже пыли кроме микробов.
И только картины вечно осязаемы, вечно радуют мой глаз!

февраль