Катя Петровская-автор бестселлера Кажется, Эстер

На Иерусалимской  международной  книжной ярмарке-2015  хорошо известный  в Украине Институт Гёте организовал встречу с писательницей Катей Петровской . Уроженка Киева , Катя последние 17 лет живет в Берлине ,публикуется в немецкой прессе . В 2013г.Катя Петровская за роман «Кажется,Эстер» (написан на немецком языке)удостоена звания лауреата  элитного  конкурса на приз имени Ингеборг Бахман в Клагенфурте ,что принесло ей европейскую известность.
В интервью ,опубликованном на интернет-портале COLTA , Катя Петровская ,  отвечая на вопросы корреспондента , поделилась  «секретами» создания своего произведения «Я рассказала об истории своей семьи, которая может выглядеть как история «жертв», — о Бабьем Яре, об исчезнувшей Польше, о дедушке, который сидел в концлагере Маутхаузен и вернулся через сорок лет домой. В моей книге не только война. Моя «Кажется, Эстер» — а именно так звали мою прабабушку, убитую в 1941 году у дома на Лютеранской улице, — это попытка сказать, что на самом деле мы не знаем, как это было, поскольку даже имени ее не знаем. Это «кажется» — важнейший модус моей книги: это то же неприятие случившегося или содеянного, непризнание его закономерности.
Это книга не о прошлом, а о настоящем современного человека, который все время спотыкается о войну. Он этого не хочет. Он хочет видеть красивые ландшафты, картины и так далее. Но все время спотыкается. Я думала, я буду рассказывать про двести лет истории моей семьи, у Солженицына есть книга «Двести лет вместе», двести лет с евреями. У меня тоже так получилось — двести лет с евреями. В российском пространстве происходила инструментализация победных воплей, а в Германии я попала в очень плотную среду людей, которые серьезно занимались тем, что сделали немцы и как можно справиться с таким восприятием и пониманием истории, как можно с этим всем жить; меня это поразило. Немцы сказали это «мы». «Мы во всем виноваты». Были это «мы» или не «мы» — другое дело. Я хорошо помню момент в перестроечной истории, когда мы тоже были очень близки к этому «мы», к тому, чтобы сказать, что «это» сделали не коммунисты, не евреи-комиссары, не русские, не латышские стрелки или кто там еще был, а это сделали мы по отношению ко всем нам. Но этого «национального консенсуса» (хотя я не очень уверена в слове «национальный») не произошло.
На вопрос «Почему книга написана на немецком»,Катя ответила:
«Прежде всего — случайность. К моменту начала книжки я уже десять лет жила в Германии, и мне просто хотелось что-то рассказать. Я начала писать какие-то тексты и вдруг поняла, что мне нужен немецкий. Моим адресатом был некий идеальный представитель Пренцлауэр-Берга (хипстерско-интеллектуальный район Берлина, в котором проживает Екатерина Петровская и много других социально близких. — А.Б.), даже не обязательно немец, а просто сосед. Мне хотелось схватить его и рассказать ему о том, что на самом деле нерассказуемо. Какие-то наши московско-киевские советские истории детства. Потребность возникла из невозможности эмоционального конвертирования, а не из темы или чего-то другого. Это чувство хорошо знакомо многим эмигрантам. Эмоциональный накал этой книги возник из желания рассказать что-то «немецкому другу» — письма к Луцилию, так сказать, или, точнее, пионерская переписка. А темы пришли с какой-то другой стороны»