Я отвезу тебя домой. Глава 46. В новом доме

Уже который час они брели по ночному лесу. Шли напролом – после многодневных снегопадов бессмысленно было искать тропы.
Не разговаривали – говорить было не о чем.
Клементина несла на себе Вик. Леру шел впереди, тянул за собой наспех сооруженные волокуши – две большие ветви, соединенные между собой обрывком кожаного ремня.
Клементина оцепенела от ужаса. Шла, механически переставляла ноги. Вглядывалась в оставляемый волокушами след. Двигалась вперед. Не вспоминала случившееся, не думала о будущем.
Первую пару часов пути она еще надеялась, что Леру знает, куда ведет их. Во время одного из привалов он лишил ее этой надежды. Рассмеялся хрипло, когда она спросила – долго ли им еще идти. Сказал: зависит от того, что случится раньше - иссякнут силы или обнаружится хоть какое-то убежище. Если бы не Вик, у нее, Клементины, случилась бы истерика. Она готова была разрыдаться. Но девочка спала у нее за спиной. И она удержалась. Не произнесла ни слова. Только схватилась за горло, опустилась на колени.
Он подошел, поднял ее.
- Не садись, - сказал сурово. – Отдышись, и пойдем дальше. Сядешь – силы оставят тебя.

*   

Они должны были благодарить судьбу за то, что остались живы. За то, что огонь, тот, что лишил их крова, прежде чем охватить пожаром весь дом, ласково, словно преданный пес, лизнул языком ее руку. Она проснулась в тот момент, когда уже схватились огнем шкуры, расстеленные на полу, но, - слава Богу! -  до того, как пламя отрезало им путь к отступлению.
В этот же самый момент подскочил на своем лежаке Леру. Ему не надо было ничего объяснять. Он схватил Вик, обернул в одеяло, сунул девочку ей, Клементине, в руки. Вытолкал их за дверь. Вынес бочонок пороха – отнес подальше.
Потом возвращался и возвращался в дом. Уже занялась крыша, заполыхала пристройка, а он все никак не останавливался. Выхватывал из огня все, что мог: ружье, мешок с пулями, котелок, шкуры. Швырял спасенное на снег. Снова бросался в огонь.
Она тоже хотела помочь. Усадив Вик, завернутую в меховое одеяло, в сугроб, она кинулась в дом. Сдернула несколько мешков с травами, сохнувших на стене, взялась за волчью шкуру. Леру выдернул из ее рук шкуру, выпихнул ее саму наружу.
- Не входи! – крикнул.
Снова вернулся в дом.
 
В какой-то момент надолго задержался внутри, - Клементине показалось, что прошла вечность, прежде чем он появился в дверном проеме.
Она бросилась к нему.
- Благодарение Господу! Вы живы!
Он оттолкнул ее:
- Иди к дочери! – закричал. – Где ты оставила ее?!
В этот момент, - она не забудет эту минуту до конца своей жизни, - Клементина вспомнила вдруг о доверенных ей отцом д’Эмервилем бумагах. Она закричала, кинулась в дом. Леру ухватил ее за талию.
Клементина рвалась из рук:
- Там бумаги! Записи! Пустите!
- Прекрати брыкаться, дура! – прорычал он ей в ухо. – Какие еще бумаги! Они трижды сгорели уже!
Какое-то время он удерживал ее. Потом снова швырнул в снег.
- Убирайся! Ты мешаешь мне!

Впрочем, в этот момент он понимал уже, что больше ничего сделать не может. Отошел в сторону, прислонился к стволу высокой, распластавшей над ним свои ветви, сосны. Смотрел мрачно на огромный костер, пожирающий их дом.
Клементина подошла к нему, держа Вик на руках. Встала рядом.
- Простите! – произнесла едва слышно. - Это я виновата!
Он отмахнулся. Взглянул на девочку.
- Закутай ребенка получше. Мороз собачий.

*

Пожар был, в самом деле, на совести Клементины. Она заснула, сидя у очага.
Со времени болезни Вик они не гасили огня. Боялись снова простудить девочку – слишком сильно вымораживался к утру дом.
Спали по очереди. В этот час бодрствовать должна была Клементина. Но она, измученная бессонными ночами, согревшись у очага, задремала. Ненадолго и некрепко. Ей казалось, прошло каких-то несколько мгновений. Но их, - если это и в самом деле были мгновения, - хватило для того, чтобы выскочивший из очага уголек превратил их дом в груду пепла.

И, осознавая свою вину, она готова была выть от отчаянья. Но слез не было. И слов – тоже.
Она просто сделала, как сказал Леру: закутала, завернула Вик в одно из спасенных траппером одеял, привязала ее на спину. К тому времени Леру соорудил волокуши, уложил на них все, что сумел вынести из огня. Бросил к ее ногам снегоступы.
- Идем, - сказал. – Здесь больше нечего делать.


*

Леру вел их через лес к одному из маленьких охотничьих домиков. Вел почти наугад.
Он ночевал в нем однажды, в позапрошлом году по весне - когда в пылу охотничьего азарта зашел слишком далеко. Весной он провел в том доме всего одну ночь. И теперь шел, надеясь, что сумеет найти его, и что тот окажется в порядке. Но давать преждевременную надежду бредущей позади него женщине не хотел.

Такие пустующие домики, - не дома, а скорее хижины, - встречались изредка в этих местах. Небольшие и не слишком хорошо приспособленные для зимовки, они тем не менее не раз выручали охотников.
В них трапперы находили так необходимые им для жизни еду и тепло. В них пережидали метели, набирались сил, залечивали раны.

Каждый, кто приходил в такой дом, мог воспользоваться всем, что в нем находилось. Каждый же, покидая его, оставлял в нем все, что мог позволить себе оставить. Так было принято.

И Леру теперь думал: если он сумеет вывести их к нужному месту, они спасены.
Конечно, впереди их ждут очень трудные времена. У них почти совсем не осталось провизии. То, что ему удалось вытащить из пристройки до того момента, как там все заполыхало, - не в счет. Этого хватит на несколько дней – не больше. Но хуже всего то, что девочка опять осталась без еды. Он боялся, что Клементина поймет это до того, как они доберутся до места, где смогут передохнуть. Паника могла лишить ее последних сил. Поэтому он все прислушивался и прислушивался к тому, что происходит позади него. Время от времени оглядывался. Ребенок, судя по всему, спал. Женщина шла, опустив голову, уткнув взгляд под ноги. Он не видел ее лица, но понимал степень ее теперешнего бесчувствия. И надеялся только на то, что оно продлится до того момента, как они переступят порог их нового дома.



*

Он мог бы гордиться собой. Ему удалось выйти к нужному месту, пройдя по самому короткому пути. Они пересекли по льду небольшое озерко – берега его густо поросли осокой, которая теперь, засыпанная снегом, выглядела зимней крепостью, сооруженной детворой для игр.
Выйдя на берег, они шли еще какое-то время вкруг озера, держались его края. Добредя до зарослей ивняка, двинули вглубь леса. Прошли строго на запад около полумили. Уткнувшись в скалистый выступ, свернули. Еще около получаса ушло на то, чтобы обойти его, пройти, держа этот выступ по правую руку. Потом по достаточно пологому склону подняться вверх. Тропы, по которой он поднимался в прошлый раз, теперь совсем не было видно. Но Леру знал: еще полсотни шагов и там, среди молодых сосен, должна быть хижина – маленькая, неказистая.
Дом, в котором они смогут дождаться весны. 


*

Когда они двинулись по тропе, уже стало совсем светло. И Леру, сделав несколько шагов вверх, остановился, обернулся. Смотрел, - ему теперь было прекрасно видно, - с каким трудом, хватаясь за ветви, сцепив зубы, шла за ним женщина. Он смотрел на нее и понимал: если сейчас окажется, что дом развалился, сгорел, пропал, - она не сможет больше сделать ни шагу. Оттого сам вдруг испугался. И какое-то время, пока она поднималась, стоял, не решался двинуться вперед. Когда она дошла, встала рядом с ним, он посмотрел ей в лицо.
- Что? – спросила она. – Что вы так смотрите?
Он улыбнулся.
- Ты молодец!

*

Дом был. Стоял на прежнем месте, щерился на свет пустым дверным проемом. Укрытый снегом, он скорее походил теперь на логово зверя, чем на человеческое жилье. И все-таки это был их дом.
До того, как женщина вошла в хижину, он еще проверил, не поджидает ли их там какая-нибудь опасность.
Остановил ее, загородил рукой проход.  Поднял с волокуш ружье, зарядил его. Шагнул осторожно внутрь. Через мгновение вышел. Кивнул:
- Все в порядке.


*

Он, впрочем, сильно преувеличивал. Как раз порядка-то в доме и не было. И Клементина, войдя внутрь, остановилась у порога. Вглядывалась в темноту. От двери ей было видно немного – развороченный очаг, пара опрокинутых табуретов, какие-то осколки на полу. Дальше – темнота.
- Росомаха, похоже, - сказал Леру спокойно, оглядывая устроенный внутри разгром. – Перевернула все и ушла. Мерзкий зверь.

В это время за спиной закопошилась Вик. Проснулась, наконец. Засучила, застучала по спине ногами, захныкала. Леру освободил девочку из плена, развязал ремни, взял ее на руки.
- Спокойствие, - сказал весело. – Не реви! Сейчас все будет.
Она притихла, - поняла будто. Смотрела распахнутыми глазенками на него, на мать.
- Она голодна… - тут Клементина и пришла в себя.
Раскрыла рот, замерла. В глазах мелькнул ужас. И он понял – момент, которого он боялся, наступил.
Леру сунул ей Вик в руки.
- Держи. Я разведу огонь.
Она вздрогнула. Кивнула. Прижала ребенка к себе.
Он успел отойти от нее, склониться к очагу, когда Клементина спросила шепотом, панически:
- Что же теперь делать?

Он поднял голову, взглянул на нее. Произнес нарочито небрежно:
- А что изменилось? Как и прежде я буду добывать пищу, а ты  - следить за домом. Ты ждала чего-то другого?
Клементина не заметила иронии.
- Но Вик… Чем ее кормить?
Он хмыкнул, пожал плечами. Поправил, вернул на место очередной камень в очаге.
- Будет привыкать к бульонам и мясу.  А тебе придется только больше и лучше прежнего жевать.

Она смотрела на него непонимающе.
- Ты видела, как кормят своих детенышей хищники? – он готов был к этому объяснению, потому что всю дорогу только об этом и думал.
Клементина покачала головой. Он махнул рукой:
- Вот так и кормят. Будешь разжевывать хорошенько и давать разжеванное дочери. Что тут непонятного?
Он разозлился вдруг – огонь никак не хотел разгораться. И Клементина продолжала стоять у входа - застила ему свет. Хорошо еще, что девчонка молчала. Хотя он понимал, что та давно была голодна.
Наконец, пламя вспыхнуло. И он, повернувшись к Клементине, произнес:
- Ну, хватит там изображать скорбь. Займись делом.

 
*

Не раз за последнее время Клементина вспоминала отцовское: «Человек все может выдержать». Удивлялась созвучию этих слов со словами отца д’Эмервиля: «Каждому дается по силе его».
Думала: неужели они правы? Неужели она действительно может все это вынести?

Она могла. С того самого момента, как она вошла в этот странный дом, с той минуты, как она, набрав в котелок снега, бросила в него горсть бобов, спасенных Леру из огня, она больше не испытывала сомнений. Страхи мучили ее, сомнения – нет.

Они довольно быстро обжились в доме. Да и требовалось им – всего ничего.
Леру вернул на место дверь, заменив истертые порванные кожаные петли на новые. Нарубив ельник, соорудил для них постели. Клементина убрала с пола осколки, подмела пол.
Жизнь продолжалась.

Только какое-то время Клементина не находила в себе сил взглянуть в лицо Леру. Ей казалось, он не замечает этого. В том, что это не так, ей довелось убедиться довольно скоро. Она, как всегда возилась с обедом, когда он подошел к ней. Остановился за ее спиной.
- Встань, - сказал тихо.
Она поднялась. Обернулась. Он ухватил ее за шею, заглянул в глаза.
- Пожары на этой земле случаются не так редко. Так что прекращай себя винить. Делу это не поможет.
Она расплакалась. Уткнулась носом в его плечо.
- Я заснула всего на пять минут.
Он улыбнулся.
- Когда в прошлый раз сгорел мой дом, я вообще не спал.
- Не спали? Как же это получилось?
Он ухмыльнулся.
- Эээ… не важно.

*

Уже на следующее утро Леру ушел на охоту. Расставил силки и капканы. Сам взял ружье и отправился на поиски дичи. Но ему не везло. За неделю ему удалось лишь однажды подстрелить лисицу, да вынуть из силков пару зайцев. Третьего, запутавшегося в петле, успел подрать волк. Так что Леру оставил остатки волчьей трапезы на тропе в качестве приманки. Хоть шкуру добыть, если не мясо.
Они еще не голодали. Но и оставлять про запас было нечего.

Потом снова навалились метели. Несколько дней дул сильный ветер. Свистел в кронах. Выл, вторя ополоумевшим от голода волкам. Клементина, слыша этот утробный вой, ежилась, сидя у огня в обнимку с Вик.
Снег сыпал – с утра до ночи и с ночи до утра.
Потом потеплело. Ветер немного стих. Перестал быть порывистым. Стал даже как будто ласковым – так мать дует ребенку на челку, желая вызвать улыбку. Но людям было не до улыбок. Они были измучены долгой зимой и обеспокоены тем, что ожидало их впереди.

*

Озабочен был и Леру. Несколько особенно ненастных дней он не покидал дома. Выходил недалеко – до расставленных силков. Но все они были пусты. Далеко идти не решался – от болезненного жара, наваливающегося на него ближе к ночи, ломило, выкручивало суставы. Он надеялся, что несколько дней передышки добавят ему сил. И очень старался, чтобы нездоровье его не стало заметно. В этом, последнем, он вполне преуспел. Но лучше ему не становилось.

К вечеру четвертого дня стало ясно, что больше ждать нечего. Все мясо закончилось, бобов осталось – на одну-две готовки. Клементина  молчала. Не спрашивала больше: «Что же теперь будет?» - но вопрос этот стоял в ее глазах.

Утром пятого дня Леру стал собираться.
Клементина подняла голову, едва он взялся за ружье.
- Метель, - сказала, будто он не знал.
- В метель охотиться даже удобнее, - ответил. – Зверь ближе подпускает.

Посмотрел на нее.
- Не бойся. Я вернусь.

Клементина боялась. Страх в последнее время вообще не отпускал ее. Она боялась огня, боялась ночи, боялась смотреть на дочь, которая с каждым днем все больше истаивала. Вик ела – пила отвары, съедала, сглатывала разжеванное матерью мясо. Но глаза теперь казались огромными на ее исхудавшем личике, ручки становились все тоньше, а кожа все прозрачнее. И Клементина не видела способа что-то изменить.

А еще она очень боялась остаться одной.
Оттого, когда Леру, собравшись, приостановился на мгновение на пороге, обернулся, она бросилась к нему.
- Пожалуйста… пожалуйста, возвращайтесь.
Он потрепал ее по щеке.
- Я же сказал, что вернусь.

*

К вечеру снова задул сильный ветер. И снег западал влажный, густой. Валил крупными хлопьями, засыпал все кругом.
Деревья стали тяжелы. Ветки прогибались под весом снега, опускались до земли.

Клементина, пока не было Леру, несколько раз выходила из дома. Спускалась по тропе вниз,  выискивала взглядом хоть что-то, что могло бы пригодиться ей в качестве снадобий. Собрала небольшой мешок сосновых иголок и шишек, ободрала кору у вяза – на несколько кусков у нее ушли все силы. Вернувшись в дом, сделала отвар из игл - Санлата рассказывала, что зимой он – лучшее средство для укрепления сил.
Долго перетирала кору – отвар из коры вяза заживлял раны.
Делала, что могла – мечтала избавиться от этого чудовищного чувства беспомощности, сводящего ее с ума.

Леру не возвращался.