Ветераны и дети войны

ОДИН  БОЙ
***************
(нательный крестик)
+ + + + + + + + + + +
Эссе

    - Их было много боёв. Я их все помню. Кто со мной участвовал в боях, помню, какого числа и какие города освобождали. Как домой вернулись с братом Андреем. Как отработал разнорабочим на лошадях 25 лет, а после – чабаном ещё 25лет, да как на пенсию оформился, разнорабочим был в бригаде 10 лет. Потом вот на пенсии живу, жены не стало. Один в родительском доме нахожусь. Да спасибо дочери с зятьями приходят. Вот сегодня баню истопили, помылся, отдыхаю. Они всё бельё перестирали. Полы помыли. Внук заглядывал, дров занёс, у печки сложил. Вечером истоплю, да телевизор включу, последние новости люблю слушать. Спасибо правительству – пенсию хорошую дали. Таких денег мы военные пенсионеры никогда в мирное время не получали и не зарабатывали. Половина жизни за трудодни всё работали, платили, чтобы только с голоду не пропали. Время и правительство такое было. А сейчас хорошо, жить можно, только вот радоваться жизни сил уже не осталось.
    - Семён Иванович, я чувствую, что вы часто устаёте. ВЫ бы рассказали про один бой, что запомнился на всю жизнь. Но только подробно и правдивее. Ну, чтоб вот так вживую. По мужитски, как на духу.
    - Можно и так, только боюсь, как бы кто не обиделся.
    - Так, теперь уж и некому.
    - И то верно, - Семён Иванович поднялся с койки, подошёл и выключил телевизор, прошёл к столу.  Сел на стул в святой угол, на полочке которого, под старинным полотенцем, вышитым крестиками, стояла икона Божьей Матери. Я никогда не обращал внимание на эту икону. Хотя иногда был в гостях у своего наставника по колхозной работе: всё бегом, да бегом, не до икон было.  У коммунистов другие были цели и задачи. Мы должны были быть, и быть только в первых рядах. Иначе нельзя. Иначе не построить светлого будущего. Правда, правда, всё это так! Я вынул из кармана тетрадь и шариковую ручку,  приготовился записывать, или делать, хотя бы пометки. Возможно какие-то даты,  часы в моей голове и сместились, но я оставил всё, как  получилось.
    -  15 августа 1942 года меня призвали в Красную армию. После подготовки в учебном полку участвовал в  боях на реке Северный Донец 18 июля 1943 года, а 15 августа 43 года в бою я был ранен. А 1 – го октября вновь вернулся в строй. Много было стычек с врагом, и успешных и неудачных. Скрашивало солдатскую жизнь мою то, что в полку нас было четверо земляков: Прасолов Пётр, Жуков Дмитрий Иванович, Новинкин Григорий Дмитриевич и я. Земляки, что братья и это облегчало нашу военную жизнь. Страшная бойня произошла при форсировании Днепра, левее плотины в 1943 году с 6 на 7 ноября. Я был в составе 60 дивизии, 87 полка. И как бомбёжка прекратилась, я увидел, что в живых нас осталось  три человека – младший лейтенант, один рядовой солдат и я. Тут моих земляков уже не было. Они были ранены в предыдущем бою и отправлены в госпиталь. Вот тот предыдущий бой был самым страшным за всю войну.
   - Вы бы, Семён Иванович, подробнее об этом, - попросил я.
   - Это было 18 июля 1943 года при форсировании реки Донец. Стояла жаркая летняя погода, дни были самыми длинными в году. Рассветало рано. В 4 часа утра, когда огневые точки нашего полка просматривались, некоторые солдаты осматривали местность и глядели на голубой восход и на мерцающие звёзды. На берегу Донца, в зарослях начинал петь соловей. Мы прислушались и вспоминали родное село, у нас они постоянно пели и радовали душу. Многие солдаты курили, иные обувались, поправляли костюмы, проверяли оружие, осматривали маскировочные укрытия. Смотрю, с левого фланга идёт солдат, что-то громко говорит. Не разобрать пока. Подходит ближе к нашим окопам, приветствует нас: - «Доброе утро солдаты!» Мы, кто проснулся, дружно ответили, а кто спал, тут же проснулись.  Мы узнали нашего заместителя командира полка по политчасти. Это был гвардии капитан Кривуля. Он толи всем о том говорил, или только для нас. Но я запомнил его слова до сих пор. Он сказал так: - «Товарищи солдаты, защитники отечества, сибиряки, проявим высшее мужество и стойкость. Если выиграем этот бой, то наши войска уже легче пойдут вперёд, до самого Берлина, в логово зверя, где и будет убит. Многое зависит от этого боя. Если мы победим и выиграем это сражение, то после победы я вас всех отправлю домой на самолётах. Вы представляете, как вы прилетите на самолёте в город или в село; выйдете из салона. А вас дома будут встречать ваши матери, сёстры, соседи, и всё село вас будет приветствовать. И вы испытаете такое чувство гордости и торжество победы, которого вы никогда больше не увидите и не узнаете. А для этого всем приготовиться и ни шагу назад. Потом он пошёл дальше, а мы стали опять осматривать своё оружие.
    А ровно в пять часов утра 18 июля 1943 года прилетела «Рама», крутнулась над позициями нашего полка и улетела. А в 5,30 часов прилетели 87 бомбардировщиков. Стали бомбить наши позиции. Мы не успели даже позавтракать. Пришлось потреблять фашистское угощение из бомб, мин, снарядов. Не остановилось такое угощение и в обед. Мы захлёбывались своей кровью. Немцы народ пунктуальный, и мы думали, что они сделают перерыв для принятия пищи. Видимо первые лётчики и улетели в столовую. А на смену им, без перерыва на перестройку, летели и летели новые лётчики и сбрасывали смерть на наши позиции. Отбиться от них было нечем. И спрятаться от смерти было негде. Впереди река Донец, на его берегу наш полк, по бокам и сзади полка стояли цепи заградительных отрядов. Впереди смерть в водах реки, сверху смерть от фашистских бомбардировщиков, сзади смерть от своих же солдат. Рвались весь день бомбы, взлетала вверх земля, взлетали вместе с землёй изуродованные тела, и части тела моих товарищей. Заглушая взрывы снарядов, слышались проклятия солдат. Но там не слышались призывных речей: - «Вперёд к победе коммунизма, вперёд за Сталина, за Родину, под знаменем марксизма, ленинизма вперёд к победе над врагом». Там слышались проклятия тому, кто обрёк их на такой кромешный ад, и кто не пускает их отступить, хотя бы на время. На время бомбёжки. А потом бы мы собрались вместе и отомстили врагу и освободили Родину от фашистского зверя. Нет, нас никто не слушал, никто не слышал. Солдаты отлично понимали, что можно бы уйти от этой мясорубки, отступить, но сзади стояли заградительные отряды. И мы понимали, что нас убьют; здесь убивали немцы, сзади убивали свои. Деваться было некуда. Мы были обречены на смерть. Многие молились Богу, просили заступиться, спасти. Все неверующие в этом аду стали верующими. Молились, крестились, просили помощи!
    Помню, как рядом справа находился Левченко Н. из Новосибирска. На моих глазах вырвало у него живот, - он поднимает голову и просит нас добить его, но ни у кого не поднялась рука, и он умер в страшных муках. Слева на моих глазах погибли мои товарищи Курпатов и Кривошеенко. Вечером взорвавшаяся бомба  подбросила вверх, я приземлился,  угодил в окоп, и меня засыпало  землёй. От оглушительного взрыва и от удара о землю я потерял сознание, и не видел, и не слышал дальнейшего боя. В сознание приходил долго и мучительно больно. В какой-то момент увидел перед собой лицо матери. Она стояла на пороге нашего дома в момент, когда провожала меня в армию. – «Сынок, подай мне икону с божнички». Я взял икону с полочки и подал маме. Она говорит: - «Становись на колени». Я встал. Она прислонила икону Божьей матери к моему лицу и произнесла: - «Целуй». Я поцеловал. Она продолжила: - «Я прощаю всё тебе, сынок, желаю тебе здоровья, и чтобы ты вернулся в этот дом живым и здоровым. В добрый путь, сыночек».  После этого мама сняла с себя нательный крестик, надела мне на шею и говорит: - «Носи, сыночек, и никогда не снимай. Он тебя спасёт от смерти и приведёт вот к этому порогу».
    Потом вновь провал памяти. Чуть очнусь, как вновь встаёт домашняя картина перед глазами. Мать смотрит на меня, как бывало в детстве, и рассказывает: - «Дед твой Михаил пришёл с братьями из Воронежской области. Пошли в батраки, попали к кержаку. За отличную работу и милое пение песен, за игру на жалейке и камышовых дудочках хозяин их щедро наградил – дал им каждому по коню с телегой, наполненной хлебом и стельную корову. С того и жить начали в Соловьихе. Но отца твоего не стало через два месяца, как ты родился».
     Через какое-то время я очнулся, пошевелил головой. Перед глазами лежала рыхлая чёрная земля, а сверху крестик мой блестит. Я выпростал руку. Пошевелил пальцами крестик, и спрятал под ворот гимнастёрки. Бой продолжался. Это нельзя было назвать боем, это была обыкновенная мясорубка – добивали последних солдат и раненых и здравых. Ни неба, ни солнца не было видно, кругом дым, пыль и слышались крики живых и раненых солдат. Особенно чётко стали слышны крики и стоны в один момент, когда бомбёжка прекратилась. Но гул от взрывов не уходил из головы. Я посмотрел на часы, было 10 часов вечера. Ад длился 17 часов.
     Меня нашли санитары. Откопали, накормили, и отвели в штаб, где формировалась новая часть. Меня осмотрел врач, поставил укол. Ощупал всего и проговорил: - «Годен». Из того полка я один оказался в новой сформированной части, и на следующий день я вычистил своё ружьё ПТР и пошли в атаку против танков. Это был уже другой бой 19 июля, а потом и ещё один – 15 августа, где меня ранило, и меня отправили в госпиталь. Потом, после излечения, попал в действующую часть и дошли мы до Болгарии, до города Радомира. Где и встретили победу.
    Я часто вспоминал обещание политрука Кривули, что после победы мы домой на самолётах полетим. У пехотинцев другая судьба видимо. И спросить не у кого было. Погиб политрук в том бою.
   Когда нас отпустили домой в 1947 году, мне выдали денежное вознаграждение – одну тысячу рублей. Я в Бийске купил себе хромовые сапоги,  хранил их долгие годы. Пришёл домой вместе с братом Андреем. Дом меня дождался, а матери не стало в 1945 году. Крестик-то со мной был, он меня хранил.
    Частенько, как сердце немного отпустит, лёжа на койке, услышу приказ командира: - «Рота, вперёд, шагом марш. Запевала, запевай»! И я тихо начинаю петь:
           - Дальневосточная, опора прочная.
             Союз растёт, растёт непобедим.
             И всё, что было сердцем завоёвано,
             Мы никогда врагу не отдадим.
Я всю войну прошёл с двумя должностями,  и стрелок, и запевала. Любил петь и меня за это любили все годы войны и 60 лет работы в колхозе. Это сейчас я никуда не хожу, девятый десяток лет идёт, а то всё работал, да на собрания ходил, со школьниками встречался. А теперь разве, что дети приходят, да кто из надёжных друзей из Совета ветеранов. Иногда в голову большие мысли приходят. Отчего это войны и революции начинаются? По желанию, каких царей или руководителей государств?
    - Это очень сложный вопрос. Но я читал однажды Толстого, который говорил примерно так: - «Что движение истории, ход мировых событий не во всём и не в полном объёме зависят от воли императоров, королей, фельдмаршалов и т. п. и определяются суммированием произволов всех людей, участвующих в этих событиях». А по-другому я не знаю, как определить. Дед пожал плечами и ничего не ответил.
    Перед уходом я поднял голову и увидел на стене в спальне пиджак, увешенный орденами и медалями. А в святом углу увидел икону Божьей Матери, покрытую чистым старинным полотенцем с самодельными узорами. А на шее хозяина шнурок нательного крестика его матери. И уже на пороге, при выходе из дома, я ещё раз окинул взглядом божничку, и встретились взглядами с иконой. Святая смотрела в мои глаза проникновенно и загадочно: толи с упрёком, толи уважительно, с надеждой и покровительственно.
    Все эти  дни я хожу с непроходимым чувством гордости за отвагу солдата, и труженика, Мякшина Семёна Ивановича, отдавшего всего себя на алтарь ПОБЕДЫ, 65-ю годовщину которой мы отмечаем в этом году.
 
ЗАПЕВАЛА
                ***********
                Солдат верил только в молитву матери
                --------------------------------------------------
   Семён Иванович Мякшин, старый ветеран Отечественной войны, вспоминает: - «Дед мой родом из воронежской области. При переезде в Соловьиху он с сыновьями ничего не имел. Пришлось идти в батраки к старожилу-кержаку. И когда они в первый день поехали косить сено, то запели песни и заиграли на жалейках и камышовых дудочках. Хозяин был околдован их игрой, и изменил первоначальный с ними договор о режиме работы. Хозяин нанял новых работников, а деда с сыновьями попросил петь песни, когда работники ехали в поле и обратно. В конце сезона хозяин выдал самодельным артистам и музыкантам по рабочему коню и по возу хлеба.
   С этого  подарка кержака Евсея и начали жить и работать, строить дома и амбары с завознями, которые и по сей день стоят. Развели много скота и хорошо зажили, так как могли и желали хорошо работать».
    «НЕ РАСКУЛАЧИЛИ нас только потому, - продолжает Семён Иванович, - что отец умер через два месяца после моего дня рождения, и у матери на руках было девять детей. Но все амбары, завозни и весь скот свезли в колхоз, оставили одну корову-кормилицу, той и выжили.
   В армию меня призвали в 1942 году. 15 августа в поле вручили повестку, а к вечеру отправили в Быстрый Исток…»
     Много людей, много судеб прошло перед глазами молодого солдата, солдата-сибиряка, солдата-соловьихинца, многое стёрлось в памяти, но… но образ матери стоял в глазах всю войну, и после, и сейчас.
   «Перед выходом из дома мать остановила меня, - вспоминает старый солдат, - я встал, а она сняла из святого угла икону и подошла ко мне. Я опустился перед ней на колени, поклонился в ноги. Она подставила икону к моему лицу и проговорила: - «Я прощаю тебе все твои грехи, сынок, желаю тебе здоровья, и чтобы ты вернулся в этот дом живым и здоровым. В добрый путь, сыночек».
    На площади перед Советом собралось много людей. Потом все вместе мы поднялись в гору. Там я опять попрощался с матерью. К утру, мы были в Быстром Истоке.
    Вскоре я попал на станцию Клюквино Красноярского края  в снайперский сапёрный учебный полк. В январе в селе Новоугольневка нас сформировали в 1-й моторизированный гвардейский корпус в составе 2-го батальона, где я встретил своих земляков – Григория Дмитриевича Новинкина, Дмитрия Ивановича Жукова и Петра Прасолова.
    18 июля 1943 года левее города Изюм Харьковской области мы форсировали реку Донец и вступили в бой. Я был в качестве стрелка ПТР, поле первой атаки остался жив. Немец бомбил нас весь день с воздуха и с суши. 25 июля ещё одна атака, и вновь я жив. 15 августа мне довелось с передовой линии обороны пройти вглубь, и за мной немецкий стрелок открыл прицельный огонь. То недолёт, то перелёт… Ну, думаю, третий снаряд мой, я делаю бросок и кубарем падаю в окоп, потом осмотрелся, а там земляк Д. И. Жуков; я обрадовался и пообещал при возвращении заглянуть к нему. И вот я вернулся, а окоп разворочен и земляка нет, солдаты сказали, что когда я отбежал от его окопа, сюда попал снаряд, и Жукова ранило.
    25 августа в третий раз пошли в наступление, я получил ранение в правую руку, и меня отправили в госпиталь, где я пробыл месяц. После госпиталя попал в учебный полк Павлоградской области, село Павловка, затем в звании сержанта прибыл в город Запорожье.
    Вечером 1 ноября форсировали Днепр. Мы сели в лодку. На случай попадания снаряда все расстегнулись, автоматы сняли с плеч. Лодку нашу разбило и перевернуло – из двенадцати солдат осталось в живых пятеро. Возвращаемся вновь к своим, а там кто ушёл на дно, кого немец забрал в плен… А я опять жив!
    Вы, что думаете, я не вспоминал материну икону? Вспоминал, и очень часто, и всё передо мною мамин крест, которым она меня осенила. Не верю я ни в бога, ни в чёрта, а вот в какую-то сверхъестественную силу своей матери – верил и сейчас верю: она родила, она вырастила, и она живого провела по всем фронтам сквозь дым, огонь, бомбёжки. Не мыслю, что я остался жив просто так…
    В 1943 году вблизи Запорожья форсировали Днепр – но тут я увидел только одного убитого. А так, считай, обошлось без потерь – немец ослаб, выдохся, гонор ему сбили, духом пал и стал с малым сопротивлением отступать… Освободила город Хортица на правой стороне  Днепра, где жил и сражался Тарас Бульба. Потом в апреле 1944 года освободили Николаев, а в мае уже перешли границу Молдавии. Я уже находился в составе 3-го Украинского фронта и состоял в 531 – м  миномётном  полку наводчиком во втором расчёте.
    Командиром расчёта у нас был Разваляев Фёдор Павлович, он сейчас проживает в городе Изюм Харьковской области, и через 45 лет я с ним списался, и он дал мне ответ.
И вот мы перешли молдавскую границу в мае 44 года и заняли оборону. В июле было дано указание, чтобы выделили из каждого подразделения по одному бойцу для проведения разведки боем, попал и я туда. Вышли на передовую, перешли первую линию обороны. Наша артиллерия дала несколько залпов, и мы пошли в атаку, и тут меня ранило в бок.
    Так я попал в одесский госпиталь. А 15 сентября вернулся в свою часть, где третий украинский фронт пошёл в наступление и разбил крупную группировку немцев, румын, чехов; было захвачено очень много пленных.
   Потом участвовал в освобождении Румынии, Болгарии. В городе Плевне рана открылась, и меня положили в госпиталь, а в декабре выписали, и я дослуживал в родных частях.
    Победу встретил в Болгарии, в городе Радомире,  в апреле 45 года. Но домой я вернулся только в мае 47 года»
    За плечами бывшего фронтовика 60 лет трудового стажа. Но его биография не будет полной без ещё одного момента.
    «С первых дней войны, - рассказывает Семён Иванович, - я стал запевалой. Началось с того, что однажды мы поехали за дровами, и я, сидя на возу, запел:
    Рано на свиданку
    Шли в деревню танки
    И остановилися в саду.
    Вышел парень русый,
    Командир безусый,
    Повстречал девчонку молоду.
    Он сказал дивчине…
    И пошёл к машине,
    И открыл стальной тяжёлый люк.
    Девушка сказала,
    Что побыли мало,
    После боя ждём вас,
    Милый друг.
        Потом мои сослуживцы выучили эти слова, и мы запели хором.
После политрук Кривуля вызвал меня к себе и сказал:
    - Будешь запевалой.
И с тех пор я всю войну прошёл запевалой. В поход ли идти, в столовую, в госпитале ли – везде, где строились и шли отряды, мне приказывали:
    - Запевала, запевай!
Я начинал петь, и следом подхватывали все. Обычно запевал песню:
   Дальневосточная, опора прочная.
   Союз растёт, растёт непобедим.
   И всё, что было сердцем завоёвано,
   Мы никогда врагу не отдадим.
 - Много за жизнь песен спето, и всегда я был среди людей и пел для них».
Я впервые узнал и увидел Семёна Ивановича после возвращения его домой. Они с братом Андреем  шли верхней дорогой села и встретились со мной против Глухого лога. Они были одеты в форму моряков, в тельняшках, в широких, чёрных брюках и блестящих ботинках. Я поклонился им, они ответили на моё приветствие и продолжали петь. Они радовались победе, своему возвращению домой, но не могли представить, что таким жизнерадостным, молодым победителям придется восстанавливать запущенное хозяйство. В этом году я остался без отца, и пошёл в колхоз работать разнорабочим в период школьных каникул. Мне исполнилось двенадцать лет, и тут судьба свела меня с Мякшиным. Мне всё помнятся трудовые будни на покосе, когда он работал на паре лошадей – косил сено на сенокосилке, я был верховником на подвозке копён. А когда я прошёл весь курс конноручных работ, мне доверили пару лошадей  на кошении сена в звене Семёна Ивановича. Он помогал мне первое время, запрячь лошадей – без привычки и определённой сноровки этого сделать было невозможно. А когда вечерами после ужина мы расходились по куреням на ночлег, то слушали его задушевные, захватывающие душу, песни.  Кто мог и умел петь, подхватывали песню нашего колхозного запевалы, и настроение всегда поднималось. Я брал с него пример в труде и отработал 55 лет, и ушёл на пенсию в семьдесят лет. Но и после этого мы часто с ним встречаемся, и я с огромным удовольствием слушаю его нежный, но звонкий, душевный голос военного запевалы. Дай Бог тебе здоровья, дорогой наш запевала. Запевала ты был не только в песнях, но и в работе: чтобы новое не внедрялось в колхозе, ты всегда был в числе первых, кто внедрял  новую работу в производстве. Я не видел его ни разу сумным, недовольным, он наоборот поднимал окружающим людям настроение и все мы ему за это говорим огромное спасибо!
Сейчас он живёт один в родительском доме, овдовел, но скучать ему не приходится: рядом живёт его женатый внук с сыном и дочкой, за которыми он доглядывает, когда родители на работе, не дают ему скучать. Он и их учит петь песни. А они послушные и способные и являются для него огромной наградой и безграничной радостью в его жизни, в жизни гражданского и военного ЗАПЕВАЛЫ.
                2- 07г. – 5- 010г.