Красная банда

    « КРАСНАЯ   БАНДА»
                Родительское собрание
.                ************************
      Уборщица школы Галина постучала в дверь директорского кабинета, и, не дожидаясь ответа хозяина, открыла её и сообщила:
    - Александр Андреевич, там собрались все, ждут вас.
    - Спасибо, иду, - он взял в руку журнал успеваемости, и, пройдя по залу, зашёл в актовый зал, куда были приглашены родители учеников одиннадцатого выпускного класса. Ученики встали.  Родители кто встал, а кто сделал попытку встать, но продолжали сидеть, но все поздоровались.  Директор, махнул рукой, пригласил всех сесть. А сам открыл журнал и стал зачитывать  оценки учеников по всем предметам. Иногда он поднимал глаза выше очков и осматривал слушателей. Некоторые кивали согласно головами, другие улыбались, многие смотрели на свои руки, и в смущении краснели. После такой информации директор положил журнал на стол и заговорил:
    - Видимо, мы с вами таким составом больше не встретимся. Конечно, в одном селе живём, встречаться будем, но уже в другой компании и на другую тему будут у нас разговоры. Я хотел бы придать этому собранию большую значимость и убедить вас в серьёзности ситуации, в которой находятся вы и ваши дети. И вы, и они стоят перед выбором своей будущей жизни: судьбы, работы, службы, места проживания.  У меня будет к вам одна просьба. Остался один месяц до выпускных экзаменов. И независимо от успеваемости ваших детей вы все, без исключения, уделяйте внимание по два, три часа  подготовке уроков к очередным занятиям и подготовке экзаменационных билетов. Я ещё раз требую в обязательном порядке, всем без исключения, заняться такой работой. И это независимо от успеваемости на данный момент. Вы, поняли меня? – повторяя одну и туже мысль, директор школы, он же и классный руководитель выпускного класса Александр Андреевич, продолжил:
    - Вы все со средним образованием, у многих высшее специальное, знаете, как трудно заставить себя сосредоточиться на выполнение этой задачи, особенно с наступлением весны. Многие дружат, встречаются, ходят на танцы. Тратят непроизводительно время, - он вышел из-за стола, куда падали горячие и яркие лучи солнца, стал ходить вдоль стены, от стола к двери. Он окидывал взглядом слушателей, некоторые смотрели на него, другие на свои руки, лежащие на столах. Многие были его одноклассниками, он отлично знал их всех, и хорошо понимал, что они сейчас думают. С досадой, видимо, вспоминают свои недочёты и упущения в подготовке к экзаменам в своё время.
    Между тем директор продолжал свою мысль, которая не всегда совпадала с мыслями его коллег и руководителей.
    - Если молодой человек доучился до одиннадцати классов, то это не обязательно тракторист или учётчик. Это должен быть кандидат в специалисты высшей категории. Иначе, зачем тратить столько лет и сил. А результат этой работы, этих трат сил и средств во многом зависит, как они сдадут ЕГЭ, и все ли займут достойное место в жизни. Если столичной молодёжи надоела и приелась городская цивилизованная жизнь, масса культурных мероприятий, событий; вообще общение с огромной массой людей, что отвлекает и мешает сосредоточиться на чем-то одном и важном. То у нас, в селе ничто, и никто не отвлекает каждого из нас  от выполнения стоящей задачи.
    Директор ещё раз осмотрел присутствующих и стал понимать, что слушателям это было неинтересно и многие взрослые смотрели в разные стороны, а иные, даже, откровенно зевали, другие уже приготовили папиросы, и ждали момента, чтобы прикурить их и насладиться своей «отравой».  «Видимо придётся  перейти на прямой разговор». И он обратился к залу:
    - Возможно, у кого вопросы, какие есть?
     Никто не ожидал конца речи директора и не сразу сообразили, о чём можно спрашивать.
    - Покурить бы отпустил, мы бы недолго …
    - Я сейчас открою окно, и кто желает покурить, можете пересесть ближе к окну, - он сделал намерение, чтобы открыть окно, но его опередили. Трое мужиков – скотников  и одна доярка опередили его. Открыли окно и стали прикуривать папиросы от зажигалки, которую услужливо держал Михаил,  заведующий гаражом. Это был мужчина среднего роста, тучный с отвислым животом, проговоривший:
    - Ну, вот и подышим майским воздухом. Как хорошо тут, а с табачком ещё лучше.
    - А когда было с табачком-то плохо? – отозвалась Лидинья, - без него скучно, а с ним-то жить ещё можно.
Мужики засмеялись, женщины спрятали улыбки, и явно было, что Лидинья была права и попала в струю.
    Смелый воробей соскочил с воробьихи, подлетел к своему гнезду, но, заметив открытое окно, уселся на широкую раму, заглянул внутрь, и стал рассматривать людей, дымящих папиросами. Удивился и подумал, «И откуда они тут взялись?» Хотел внимательнее рассмотреть их, но почувствовал запах дыма, тут же подскочил и вернулся к подруге, сидящей на электрическом проводе. Он что-то ей пощебетал, и они перелетели на крышу школы. Здесь их никто не смущал и не мешал заниматься супружескими обязанностями.
    - Да, жизнь становится всё сложнее и сложнее. Ввели во втором классе английский язык. Ещё не научились говорить по-русски, а уже за иностранный язык берутся. К чему это, - проговорила Мария Жидких, надеясь на поддержку. Сразу отозвалось несколько голосов:
    - Чем дальше жизнь, тем сложнее жить и тем более учиться, -  поддержал её Антонов Григорий.
    - Раньше наши деды вообще в школу не ходили. А когда открыли начальное образование, то людям это было в диковинку. А нам вот и компьютеры, и иностранный язык в диковину. Судьба такая, - отозвался Пустовалов.
    -  Судьба-то судьба, так, а кто же хлеб расти будет. Сколько лет в школе готовили и шоферов и трактористов, а в этом году отменили эти занятия. Даже оскорбительно делается. Какое-то пренебрежение к хлеборобу и к сельскому хозяйству, - подаваясь в большую политику, высказался Прасолов Иван.
    - Правильно ты говоришь, Иван, кто ж нас менять-то станет в поле? – поддержал его Снегирёв Василий.
    - Все мы тут патриоты, а дома, что говорим своим детям? Учись сынок, осваивай компьютер, а то будешь всю жизнь в мазуте трястись в тракторе, а к пенсии придёт дело, так минималку получишь. Вот вы, какие патриоты, - язвительно отозвался Потапов Михаил. Директор слушал, анализировал, собирался с мыслью и старался объединить свои и мысли родителей, заговорил:
    - Ну, что накурились, садитесь по местам. Все ваши высказывания и неудовольствия современной жизнью – они логичны и оправданы. Можно критиковать и правительство, и депутатов сколько угодно. Но от этого ни жизнь наша, ни обстановка не изменится. Обстановку меняют революционным путём или на выборах. За кого проголосовали, тот и диктует нам свои условия.  Сколько б мы не бузили – от этого обстановка не сменится. А поэтому нам нужно решить стоящие перед нами задачи, задачи сегодняшнего дня, - директор понимал, что если он сейчас приостановится и даст возможность опять родителям заговорить, то он потеряет цель этого собрания и всё утонет в правильных речах родителей, но не к месту сказанных, и не вовремя.   Лидинья, стараясь взять инициативу  в свои руки, заговорила:
    - Вон воробьям никаких экзаменов не требуется: любуйся весной и радуйся своей наречённой.
    - Друзья, не отвлекайтесь; это из мира животных, а у нас другая среда обитания. У нас другие задачи. Экзамен на носу. И от того, как они пройдут, будет зависеть авторитет нашей школы, и дальнейшая судьба наших  следующих выпускников. Если мы сдадим успешно ЕГЭ, то наша школа будет жить и работать, а если результаты будут неутешительные, то нас закроют и наших детей отправят в другую школу, к соседям. Вот те, у кого есть ещё дети, вам это понравиться? Считаю, что не понравится. А если это случится, то вы и другие будете искать виноватого, и проклинать на чём свет стоит. Поэтому перед всеми нами стоит одна цель и одна задача: самым серьёзным образом приступить к подготовке  экзаменов. Готовиться всем и ученикам и их родителям. Тот, кто из родителей забыли  содержание предметов: просто слушайте, что готовят и отвечают ваши дети. А ребятам не стоит ронять себя в грязь лицом перед своими родителями. Я организую консультации по всем предметам, и вы не стесняйтесь посещать их после уроков.      
    - А какие профессии сейчас престижные, на какие специальности спрос в нашей жизни? – спросил Михаил.
    - Сейчас мы живём в условиях капиталистического рынка. Ничего не планируется, всё зависит от спроса на рынке труда на данный момент, поэтому заранее приготовиться невозможно. В этом и заключается сложность сегодняшнего дня. Нельзя предугадать рыночный спрос. Вчера требовались конюха, сегодня доярки, завтра потребуются поярки.  И тут следует заметить, что если появится спрос на рынке, то вскоре появится и товар. Опять - же смотря, какова будет цена за этот товар. И когда рынок насытится этим товаром, то цена упадёт и получится кризис  производства этого товара.
    - На бабий товар никогда кризиса не будет, - прошептала Лидинья. Сидящие рядом женщины одёрнули её и «зашикали». - «Молчи, мол, ты не одна, тут же дети».  «Это не дети, это взрослые особы, у них уже свой лозунг имеется: - Беременная – временная, а удовольствие надолго. Мы это в своё время даже говорить об этом стеснялись».
    - Женщины, это не во время и не к месту. Дайте мне ответить на Михаилов вопрос.  Стараясь не упустить инициативу разговора, вмешался директор. -  Из послания президента видно, что ставится задача о возрождении производства, о внедрении нанатехнологий, о том, что за основу государственной политики нужно брать не только добычу нефти и газа и их реализацию, но в основном расширение производств, чтобы ликвидировать безработицу и повысить комфортную жизнь граждан.  Всё должно направлено на улучшение жизни в нашей стране.
    - А кто и что мешает это делать, кто не даёт правительству страны так поступить. Разговоры-то благие, а дел-то не видно, - встрял в разговор Аборнев Денис.
    - А я знаю, что и кто мешает это сделать.
    - Ну, так и кто - же мешает? - вновь спросил Денис.
    - Кадры решают всё. Если ваши дети не сдадут ЕГЭ и не приобретут необходимые специальности, значит, перестройка отложится на год: когда новая группа выпускников на следующий год не выполнит эту задачу, поставленную президентом. 
    - А для чего же сокращают производства, закрывают заводы и фабрики, выгоняют рабочих на улицу? А им жить на что-то надо. Они идут грабить и убивать, - встрял в разговор Пустовалов.
    - Заводы не закрывают, они сами закрываются. Их продукция или очень дорогая, или совсем не пользуется спросом.
    - Так, и что – же нам дел сплочённые группы граждан. Хотя и не по теме, хотелось бы высказаться, - подняв над головой ладонь, стал убедительно доказывать Широких, - такое смутное время было и при Ленине. Рабочие страдали, но терпели, а профессионалы – воры  держали Москву и другие города в страхе. Грабили магазины, склады и квартиры. Поручили Дзержинскому, срочно навести порядок в стране, а особенно в Москве. Он создаёт тройки из милиционеров, которым дал право расстреливать на месте грабителей,  воров и убийц. Порядок был восстановлен. А сейчас, что творится? Люди гибнут как на войне. Жажда наживы толкает преступный мир на грабёж и убийства. Большинство убийств не раскрыто. А кого поймают: так дают условную меру наказания или ограничиваются справкой о невыезде с места жительства. Это на кого – же мы работаем?! Мы перед кем отчитываемся о своих преступлениях?  Перед ЦРУ, перед английской контрразведкой? Вот, мол, смотрите на результаты вашей работы у нас. Не смогли победить в войне, так сейчас, мирным путём нас завоюют, и захватят наши богатства в свои руки. А вы сидите и ловите ворон ртом. 
    - Сами не можем, так хоть люди со стороны пусть ума нам дают. А то привыкли про политику трезвонить, а как за дело браться, так некому. Копайтесь у себя во дворе: сами кушайте и детей своих кормите. Хоть не сильно богато, а всё равно, жить можно и в деревне, - поправил Игнат Степанович.
    - Сильно богатые люди охрану имеют. А вот пенсионеры и кто в навозе копается всю жизнь и сам, и его дети без охраны живут. А их тоже убивают: то пенсию отбирают, то скотину со двора уводят. И ладно  - бы, то, что пенсию отобрал, так ещё и убивает старика или старуху. Это что же такое? Где же Дзержинского найти? – Отозвался молчаливый дядя Коля.
    - Убивают не только за пенсию или за овцу, а убивают просто  по злу. Вот за что депутатов-то и попов убивать? Вот жили двое, учились, дружили, а потом раз и убил один другого. Сильно и причины-то большой нет. А вот лишит гадюка человека жизни и гордится ещё этим: вот, мол, я какой герой. А мать с отцом убитого ребёнка всю оставшуюся жизнь страдают и раньше времени с горя в могилу уходят. Прежде чем новую жизнь строить нужно порядок в обществе навести. Остановить грабежи и особенно убийства. Иначе жить становится невозможно, - высказался Рахаев.
    - То, что убийства надо остановить это верно, но нужно одновременно с этим и производства налаживать, экономику поднимать. Есть в стране соответствующие лица, пусть они и занимаются всяк своим делом. Если все побежим ловить воров и убийц, то и воровать будет нечего.
   Мария Тихоновна подняла руку, как ученица, и когда директор кивнул ей головой, мол, говорите, она заговорила:
     - Когда родится ребёнок, его несут сначала в церковь, крестить, имя ему дают, потом родители его водят по праздникам в церковь на богослужение, как подрастёт, женитьбу устраивают, благословляют на честную дружную жизнь, а когда умирает его в церкви и отпевают. Так? А сейчас, что? Не нести – же  новорождённого в партком, в профком, да там и покойников не отпевают. Я вот тут некоторые богоугодные дела провожу, и сын мой к этим занятиям интерес проявляет. А есть – ли у нас такие институты, чтоб на попов учили и где они находятся? И есть – ли у нас возможность туда поступить? - она умолкла, присела и стала смотреть внимательно в лицо директора. Тот стал пояснять:
     - Парткомы и профкомы другими делами занимались. Они не крестили и не отпевали, но содействовали этому. У них другой стиль работы был. Но о душе только недавно заговорили, хотя поэты о том говорили везде, всегда и постоянно. И если они не крестили детей, то от приглашения не отказывались – это вдохновительный акт, и они с удовольствием воспользуются вашим приглашением. И дальше, сейчас работают духовные семинарии, там готовят разным специальностям богослужения, в том числе и на попов учат. И учат там бесплатно. Но туда большой конкурс, и принимают только отличников. Поэтому вашему  Серёже нужно сильно подтянуться. И вы ему в этом помогите. И если он сдаст ЭГЕ на пятёрки, то он имеет шанс поступить в духовную семинарию и выучиться на попа. И будет у нас с вами свой батюшка – отец Сергий, - он даже улыбнулся новому произнесённому слову. Наступила тишина. Казалось, что будто всё сказано и было понятно, чем следует заняться. Но сидевший на первой скамье  Манохин, поднялся и, выйдя к столу директора, стал, будто поучая слушателей, говорить:
    -  Вы все правы по-своему, но забыли о том, как вы относились к наставлениям своих родителей в своё военное и послевоенное время. Вы знали больше своих родителей. Такие слова, как инженер, агроном, зоотехник, конструктор, тракторист, танкист, селекционер, энергетик – родители даже не слышали и не говорили об этом. А нашим детям эти слова уже надоели, и специальности эти уже не прельщают. Они слышат и учат новые слова, понятия, специальности. Это вытекает из требования современности, из внедрения в производство нанатехнологий. Но и я буду не прав, если стану утверждать, что все наши дети этим веяниям времени посвятят свои жизни и труд. Вот они сидят тут и думают по – своему, и все по разному. У них свои планы и цели. Некоторые вам и выскажут их, и признаются, другие оставят это от вас в секрете, чтоб вы их не переубедили в своих планах. К чему я это говорю; а к тому, чтобы потом, когда кто послушает вас и у него не сложится судьба с этой специальностью, он станет вас упрекать и ругать даже, что послушался вас. Вот, мол, если не настаивали бы вы на своём мнении, то возможно и лучше бы жизнь сложилась. И тогда ты не сможешь оправдаться и снять с себя вину за неудавшуюся их жизнь. Так, что переубеждать и навязывать своего мнения в выборе профессии не следует. И это будет очень удачно, если ваши пожелания совпадут с мечтой вашего ребёнка. Директор и не настаивает на каких-то профессиях конкретно, он просит и убеждает нас просто уделить больше внимания своим детям в подготовке к экзаменам. Нам всем хочется, чтобы дети жили комфортнее нас. Не голодали, не мёрзли, как наши родители, а жили в современной жизни нужными и добросовестными работниками и нам от этого будет радостно. Вроде, как сбылась ваша родительская мечта, и оправдались ваши труды. Гордость за детей – это великая сила и достижение души. Так, что пусть они решают сами, чем заняться. Или внедрять научные технологии или посвятить свою жизнь борьбе с убийцами.
    - А как с ними бороться, если их все оправдывают и защищают больше чем пострадавших? Тут, ты, что скажешь? Умник, какой! – перебила, говорившего, Лидинья. Манохин смутился, почесал кончик носа двумя пальцами, потом подбородок и, собравшись с духом, продолжил:
    - Это самый сложный вопрос, что стоит перед обществом. И не только в нашей стране. В других странах этот вопрос решается по-разному: где казнят убийц, где сажают пожизненно в тюрьмы, где отрубают сначала палец за первое воровство, за второе ладонь, за третье голову. Но мы подчиняемся решениям Конституционного суда, решениям ООН, постановлениям Евросоюза, членом, которого мы стали недавно, и законодательным актам Государственной Думы. Там все и говорят, что нельзя человека лишать жизни, которому мать его ему дала. Нельзя лишать жизни человека. Самая высшая мера наказания – это пожизненное заключение.
    - А они там живут лучше нас сельских. И компьютеры у них, и телевизоры, и питание регулярное и качественное. И всё это за наш счёт. Убил моего родителя или дитя, да я его же и корми. Как пленных немцев в войну. И кормили их и лечили их намного лучше, чем нас самих, а уж о наших пленных и говорить нечего. Они там с голоду умирали пачками, да ещё и сжигали их в печах живьём. А за это их мы содержали лучше, чем нас рабочих, а про колхозников и говорить нечего. Выживали крестьяне, как могли, да и сейчас заброшены. Как хотите, так и умирайте. Будто и правительств никаких нет. Мы же существуем, о нас кто-то должен беспокоиться. Или мы только Богу и нужны? – эмоционально и резко выпалил Лаврентьев Николай.
    - Этого мы с вами не решим. Это решит наша смена. Только и могу добавить, что русские завсегда теряли результаты своих побед, Кровь русских проливалась задарма, победы были, а результаты её доставались другим нациям. Убеждали нас всегда, что результатами побед является наша мирная жизнь. Но ведь должна же быть разница в жизни победителей и побеждённых. Вон немцы сейчас инвестируют наши производства, а доход в Германию течёт. И в Японию тоже, будто не мы их победили, а они нас. Это справедливо?! Так, что русские никогда богатыми не были и не будут. Так, что вряд ли мы мирным, законодательным путём осилим убийц; ни в стране, ни в крае, ни в районе, ни в селе. А как это делать, решать уже будем не мы, мы уже своё отрешали и отработали. И ответственность за судьбу людей и страны решать придётся молодёжи, она при силе, уме и ей только и решать. А мы можем только выполнить ту просьбу, что высказал сейчас нам наш директор Александр Андреевич, - он поклонился и занял своё место.
    - Ну, что, товарищи, кажется, всё прояснили. Если у кого личные вопросы есть,  пожалуйста, останьтесь, я отвечу. А так все свободны, до свиданья, - заключил директор и вздохнул устало и прерывисто. Все разошлись, остался только председатель колхоза Павел Филиппович. Он взял за локоть директора и, идя  с ним по коридору, заговорил:
    - Вы бы, товарищ директор, сильно не волновались бы. Что уж вы так стараетесь. Не тяните всех в пятёрочники, такого  положения не бывает. Если всех разгоните из села, а отличники в селе не останутся, то кого же я на трактора и комбайны посажу? Я вот анализ сделал, и оказалось, за два последних выпуска из них никто не остался в колхозе. А мои кадры стареют и на пенсию уходят каждый год до десяти человек по колхозу, а пополнения  нет. Так, что сами понимаете: через десять лет колхоз, а за ним и село исчезнут с лица земли. И вас не станет, и вы станете безработными. Пенсионеры, как-то ещё продержатся, а вы-то куда денетесь?  Вы бы больше проводили патриотических бесед. Внушали бы им любовь к родному уголочку – селу своему.
    - Я вас отлично понимаю, и вашу озабоченность, и вашу беду. Но я пока на работе нахожусь и имею свою цель и задачу, чтобы все сдали экзамены. А о вашей заботе могу лишь посоветовать: приходите к нам специально, или соберите всех учеников в клуб, и вот там и проводите воспитательную работу, и заманивайте их к себе в колхоз. Вы же всем молодожёнам дома строите, помогаете машины купить, снабжаете их личные хозяйства зерном и сеном. Ваши трактористы и комбайнёры материально живут лучше нас учителей и всяких счётных работников. Это, конечно, и правильно, потому что их труд стоит того, и не каждый способен там работать. А моя задача состоит в том, чтобы все сдали экзамены. Некоторые останутся и в колхозе, но это будут не отличники, а так троечники или того хуже, или те, у кого смелости не хватит в город податься, или там не к кому поехать, или отчаянные патриоты нестой нас с вами. Разве мы не смогли бы место найти себе в городе или в райцентре? Могли бы, конечно, но тянется душа в родительский дом в родное село. И живём тут, как бы трудно не жилось в этом провинциальном уголке. Живём, работаем и надеемся на лучшую жизнь. Ну, должна же деревня оживеть!
    - Да, не видно этого. Ни одного села не организовалось после царского преобразования и освоения Сибири. А видим только, как сёла одно за другим исчезают, разъезжаются люди из села.
    - В городе комфортнее жить, вот и тянутся туда крестьяне. Да и работа там круглый год под крышей, а значит и в тепле.
    - Городских условий нам в селе не сделать.
    - Тогда и молодёжь тут всю не удержать.
    - Видимо так и есть. Но вы, всё - же всех в отличники не тяните. Это сильно на психологию влияет. Как это я отличник, а пойду скотником? Давай мне науку, профессором желаю быть. А их там и так все дворцы, и кабинеты забиты. Их там девать некуда. Кому места не хватает, так за границу бегут. Хоть дальше и сложнее, но только не домой, не в своё село. Натура такая. Ладно, заговорил я вас, до свиданья.
      - До свиданья, приходите, если потребуемся, - они пожали друг другу руки и расстались.
                Экзамены
                ********
    Какими бы противоречивыми не были мнения родителей на совещании родителей по подготовке учеников к экзаменам, те и другие приняли к сердцу озабоченность директора. Участники этого совещания, иногда встречаясь на работе, или просто на улице, разговаривали: -  «Ну, что кум, осваиваешь химию?»  «Какой к чёрту, я и формулу воды уж забыл, как писать». «Что, сват, вспомнил, как слово интеллигент пишется?» « Да я и в школе его постоянно ошибался, то все буквы и писал, то одну букву эл записывал».   «Доброе утро, Михайлович, что освоил логарифмическую линейку?».  «Да, я из-за математики-то на агрономический факультет поступал».  «Ну, что, сосед, вспомнил, кто Пугачёва разгромил?». «Я тогда, в школе, и сейчас не уяснил. Толи предатели из его окружения связали и выдали царским властям. Толи генералиссимус одолел». Мужики посмеются и, похлопав друг друга по плечу, расходились по своим рабочим местам. А вечером, приходя, домой, садились с детьми и заставляли их рассказать или пройденный урок, или повторять прошлые материалы. А позднее вечером шли управляться со скотиной вместе с детьми, тем самым старались крепить дружбу отцов и детей. И это не осталось незамеченным.
    А сегодня в школе ученики собрались на консультацию в свой класс. Директор зашёл в класс и объявил, что консультация переносится на вечер, потому что отец одного учения застрелил его мать из ружья после скандала. Он больше не стал ничего говорить и вышел из класса. Узких Вячеслав быстро вскочил и выбежал из класса и побежал домой. Ещё при нём мать ругалась с отцом, и это было не первый раз и он к этому, хоть и не мог привыкнуть, но,  чтобы до этого дошло, он и представить не мог. Когда ученики пришли на квартиру своего друга, то увидели милиционеров и прокурора района Раису Игнатьевну, которую перед новым годом приглашал директор  к себе в школу на внеклассную беседу. Сейчас она стояла с Манохиным  и возмущённо рассказывала:
      - Ты, смотри, что делается на белом свете. Застрелил жену, и ещё оправдывается, что будто нечаянно это сделал. Метился, мол, в сороку из дома через форточку, и жена подвернулась и, не знаю, мол, как, а я и уже на курок нажал и попал в жену. Сплошное враньё. А следователи записывают эту ложь, как официальное признание. Это же на высшую меру тянет. Я бы таких негодяев расстреливала.
      - Так, а детей-то, куда потом девать? Ведь их трое у него. Их, что в детский дом отправлять? И будут расти они  сиротами. От этого они лучше не станут. И им от этого легче не будет, - отозвался собеседник. Некоторые ученики подошли к ним, прислушались, молчали: растерянные, нахмуренные, поражённые. Они не могли определиться и чью сторону принять. Жаль Славкину мать, и Славку с сёстрами жаль. Но за убийство надо и отвечать. А то, что же получится? Поспорил, поругался и стреляй в человека, а тем более в мать своих детей. У многих убийц есть свои дети. Так, что теперь делать? Прощать убийц, потому, что у них дети есть?
     Вскоре прокурор, кончив говорить и слушать знакомого собеседника, решительно направилась в усадьбу к Славке. Через недолго оттуда вывели его отца в наручниках и, посадив в милицейскую машину, увезли в ОВД района.
      Похороны Славкиной матери были так же страшны, как и её смерть. Её матери сообщили, что дочь сильно болеет, и просили её к ней приехать. Мать приехала на второй день к вечеру на междугороднем автобусе. А когда мать зашла в дом и, увидев дочь в гробу, она успела и смогла только охнуть и тут же повалилась на пол перед гробом дочери. Обоих хоронили на второй день. Оба гроба опустили в одну могилу.
    До конца недели директор школы консультации не проводил и возобновил их только с понедельника. Он не спрашивал, а всё больше рассказывал литературный материал по программе. Иногда он спрашивал некоторых учеников, но Славу не беспокоил. Но когда Слава поднимал руку, чтобы самому ответить, он его слушал. Ответ старался похвалить, а ошибки не замечал, а так незаметно, поправлял сам, как бы дополнял своими  дополнительными знаниями, вспоминая лекции в институте. Иногда он так увлекался, что незаметно для себя переходил в события из жизни писателей и поэтов. Он раскрывал их тайные моменты и переживания и неравную борьбу с властями. Как те часто уходили в запой, как искали средства, чтобы рассчитаться по долгам, как многие из них погибали в неравной борьбе со злом и злыми людьми. Особенно ученики запоминали вот эти самые случаи, переживали, и в души их проникал протест к этому злу, и вызывал горячий порыв посвятить этой борьбе, пока ещё не окрепшую душу. Они понимали и впитывали лишь поэзию борьбы, но не могли осознать всю тяжесть и страдания этой борьбы, и неминуемой жертвы, жертвы своей силы, и жизни.
    И вот этот день настал. Александр Андреевич зашёл в класс вместе с представителем Районо. После приветствия, посадил учеников, разложил билеты по столу и пригласил:
    - Товарищи, - он обычно обращался к ним как – «ученики», или «ребята», а теперь, как к равноправным товарищам, - вот вам билеты по литературе, я их расположу на столе, и вы подходите, и берите каждый билет, на выбор. Вам отводится время два часа. Пользоваться компьютером и сотовым телефоном не разрешается. Я надеюсь, что вам не составит особого труда ответить на вопросы билетов. Вы все отлично подготовлены и вашими знаниями я очень доволен. Неясных вопросов у нас не оставалось, мы всё повторили, и я надеюсь на ваши положительные ответы. И так все взяли билеты, садитесь, замолчали, засекаем время, приступили, - он сел за стол рядом с представителем и записал на листе бумаги время начала экзаменов. Его бывший ученик, заведующий Районо Фёдоров наклонился к директору и хотел, что-то спросить, но тот поднял палец перед лицом и отрицательно покачал головой. Время ускорило бег, в классе воцарилась напряжённая тишина, нервное напряжение было на пределе. Это напряжение директор не вытерпел и на этот раз. Он поднялся, приложил палец к губам, на недоумённый вопросительный взгляд Фёдорова, и вышел из-за стола. Пошёл между столами, бросая беглый взгляд на листы бумаги, на которых выпускники писали свои ответы. Он замечал ошибки в правописании слов, но молча проходил дальше. Ему так хотелось указать пальцем на неправильно написанное слово или проговорить, как нужно писать, но этого он не имел право. А когда кончилось время, он ещё три минуты подождал и только потом проговорил:
    - Товарищи, время кончилось, кто готов, сдавайте ваши ответы. Ему так хотелось, чтобы ребята и девчата воспользовались этими словами, «кто готов», - чтобы увидеть и исправить грамматическую ошибку в последний момент. Но вот последний ученик положил лист на его стол и Фёдоров собрал все листы, проверил  на всех - ли  листах написаны фамилия учеников, сложил их в конверт и запечатал. Потом поднялся, попрощался и уехал. Ученики окружили директора и стали наперебой спрашивать, заметил ли он, какую у них ошибку. Он стал вспоминать и отвечал. Иные ребята говорили, что они сами эти ошибки заметили и исправили. Некоторые сокрушённо восклицали, что такую ошибку они не заметили.    
     -  Товарищи, успокойтесь, будем надеяться на успех. Сегодня отдыхайте, а завтра всем на консультацию и подготовку к экзаменам по математике. Забывайте, что было, вспомним, что будет. Все силы к следующему бою, к следующей атаке, соберите все силы, сосредоточьтесь, и победа будет за нами. Сейчас идёт передача по телевизору о встрече с Кашпировским: так он говорит, что нет ничего сверхъестественного явления, есть только внутренняя энергия человека и если её собрать и сосредоточиться, то эта энергия повысит ваш внутренний энергетический потенциал, и облегчит выполнение поставленной вами цели; или борьба, или учение, или воздействие на работу мозга собеседника в нужном вам направлении, и это помогает сосредоточенному человеку в преодолении противоборствующей силы, идеи, или болезни. Внутренняя энергия есть у каждого, но у одних она ярко выражена – и, о чём бы он ни говорил, слушатель подчиняется. Это ярко выражается у больших политических деятелей, у артистов, литераторов, у хозяйственных руководителей. Другие лидеры это качество вырабатывают самостоятельно. А многие об этом качестве не подозревают и не знают, и потому не пользуются этим. Третьи  - если и знают и стараются этим свойством владеть, но не способны сосредоточиться и заставить себя возродить и возбудить этот энергетический запас: и потому так много безвольных людей. На таких людей, и ни какой экстрасенс не повлияет. Это безнадёжно недоразвитые личности. И так, я заканчиваю вам читать очередную лекцию. Идите домой, и помогите матерям огороды посадить, май кончается. Как говорят старики: - «В мае месяце нужно отсеяться, а июнь – хоть сей, хоть плюнь».
Ученики пошли из школы, продолжая между собой разговаривать, только Аборнев шёл один и молчал. Директор заметил это и стал догонять его. Потом взял за локоть, заговорил сочувственно и с тревогой:
       - А, что это с вами?  Тот пожал плечами, но не отозвался. – Ты, сколько -  же листов записал, Вася?
    - Всю тетрадь.
    - И какая же тема у тебя была?
    - «Оценка современных человеческих ценностей».
    - Ты, что не понял, или не заметил, что требовалось написать не рассказ, не повесть, а всего-навсего – эссе. Это всего-навсего два листа. А на двенадцати листах  не мудрено и ошибок наделать на двойку.
    Вскоре директор свернул в калитку своей усадьбы, а Василий, перейдя мост через речку, свернул в переулок к своему дому. А после выпускного вечера директора вызвали в крайоно. За много лет работы его ни разу туда не вызывали, хотя заведующий несколько раз бывал у него в школе и был знаком. В кабинете вместе с заведующим находились представители краевой администрации, несколько милиционеров, и ещё кто-то, кого он не знал.
    - Заходи, заходи, дорогой, - ответив на приветствие Александра Андреевича, пригласил Борисов, - садитесь вот сюда, к столу. Потом достал папку, раскрыл и вынул тетрадь. Это была тетрадь Василия. Тот продолжил, - вот это тетрадь вашего ученика, - директор кивнул головой, - мы допустили ошибку, в том, что поставили положительную оценку, хотя обнаружили четыре ошибки в тексте. Вторая наша ошибка в том, что ваш ученик не вложился в объём эссе, и мы пропустили это. И самое главное мы сделали грубое снисхождение за раскрытую тему. Она раскрыта грубо, невежественно, там выражены неуважительные нотки к правительству и к краевым властям. Это, что такое? Что это за революционеры такие появились? Ты, чему их там научил? И, ты, ли их этому учил? Или там, какая анархическая партия существует, или комсомольцы появились.
   Директор сидел, слушал и лихорадочно думал: какую же позицию выбрать? Свалить всё на незрелость ученика, или поддержать его? Но он не знал текста и главной идеи экзаменационной работы Василия. Решил молчать. И только пожал плечами и недоумённо стал смотреть в лицо Борисова. Тот продолжил:
    - Послушайте, что тут написано, - он раскрыл тетрадь, и стал читать сна чала эпиграф:   «Отмщенье, государь, отмщенье.  Паду к ногам твоим. Будь справедлив, и накажи убийцу»…Лермонтов. А после перешёл к тексту.               
    -  «Самой главной ценностью для человека является его жизнь. Эта жизнь наполнена многими достоинствами и недостатками. И когда мы живём, учимся, работаем и общаемся между собой, то выясняется, что все люди  имеют, берегут или стремятся получить те достижения, качества, материальное обеспечение, которых у него нет. Большинство из нас не понимают, иногда забывают, или даже и не помнили о том, что главное счастье это его жизнь. Забыв об этом, они начинают смотреть на соседа.  И, увидев у него поленницу дров, а у себя этого нет, начинают завидовать и всячески ерничать над ним.  Одним словом завидовать по-чёрному. Нет, чтобы приложить какое-то усилие и привезти себе такую же кучу дров, но он этого делать не желает. А желает лишь того, чтобы у соседа тоже исчезли его дрова. Это может быть и не только дрова, или стог сера. Но и, что-то большее. К примеру -  деньги, престижные автомобили, заводы, фабрики, рудники и многое другое.  Есть одно умное изречение: «Сильный человек давит слабого, умный давит сильного, власть давит всех». Поэтому, если человек способен сосредоточить свою внутреннюю энергию, и если она у него от природы есть, и  направит её на умы других и особенно массы людской, то они его признают за лидера. А тот, попав во власть, начинает морочить людям голову, а делает по-своему, для  удовлетворения своих потребностей. Тут следует остановиться о значении потребности. Она, как и время, и пространство бесконечно. И вот, чтобы продлить время пребывания во власти, он окружает себя себе подобными слугами. А когда несправедливость выходит за пределы человеческого терпения, тогда  люди начинают возмущаться. А  в России это делается раздробленно и слабо, что легко гасится  набором деловых слов, патриотических идей, но никакой  ни личной ответственности, ни личных обязательств. Одни благие намерения и никаких дел. За нас заступиться в стране некому. Если прежние завоеватели ставили целью военных действий - отнять у нас полезные ископаемые и готовую продукцию, то сейчас это сделали без войны. Внутренние капиталисты вывозят деньги в оффшорные зоны во всём мире, а иностранные инвесторы скупили все выгодные производства и теперь они без крови владеют нашим богатством. Вся эта несправедливость и разный уровень жизни разных людей порождает зависть и злобу одних над другими. Это наблюдалось во все времена, ну, а сейчас это выражается очень заметно, а поэтому люди обозлены друг на друга, делаются очень нервными и не - сдержанными. Это и является одной из причин братоубийственной войны. Второй причиной является безнаказанность убийц за убиенных ими людей.  И самым слабым звеном в государстве является это противостояние, противоборство, и пресечение убийств. И если всё поддаётся логическому мышлению: такие явления как рабовладельческий строй, крепостнический, феодальный, капиталистический, социалистический, кризис экономический и финансовый. Все эти явления экономической жизни имеют ясные причины, качества, определения; но никаким объяснениям и никакой логике не поддаются законы и работы судей, прокуроров, и милиции: когда за убитого ребёнка, за отца и мать, за брата и сестру – убийц не убивают. Безнаказанность порождает массу преступлений, массу убийств. Это как можно объяснить?  «А судьи кто?» А законодатели кто? Они, что по ту сторону баррикады от нас? Нам, что прикажете делать? Нам, что самим выбирать на местах судей и исполнителей приговоров? Все хотят выглядеть добренькими, жалостливыми, щедрыми и всепрощенцами, и тем самым дольше удержаться у власти. Можно только посочувствовать нашим государственным руководителям и законодателям: они тоже подчиняются законам, которые нам навязали ООН, Евросоюз, Конституционный суд, что запрещают убивать убийц. Гуманистами все стали. А ты наберись смелости и силы воли, да спроси мать, у которой дочь изуродовали. Чем, мол, тебе помочь, чем горе твоё утешить, да душу твою пожалеть? Подойди, подойди, спроси, да поясни ей, что есть такие гуманные законы, по которым изверга, убийцу твоей дочери, можно осудить условно или оставить на свободе под справку о невыезде с места проживания. А чем утешить попадью, у которой мужа – попа в Москве застрелили, или утешьте детей убитого депутата Государственной думы. Неужели вы ума не наберётесь, что ваша «гуманность», не только не сдерживает, а, наоборот толкает на убийства. И гибнут большинство русских людей. Это, что нам опять войну объявили? Или кто-то хочет, чтобы мы сами себя перестреляли? А для решения этой ужасной проблемы нужны сильные, героические личности. И они появятся! И появятся обязательно!         
     Я чувствую, как вам не терпится возразить мне, тем, что у нас в стране полная свобода и люди в праве поступать так, как кому хочется. Вольному – воля. Мы, мол, всю историю стремились к свободе. И чем, мол, вы сейчас-то недовольны? Я думаю, что всего должно быть дано человеку в разумных пределах. У меня в голове не уходят слова стихотворения Манохина в районке: - «Нет неуправляемой свободы, есть неуправляемый бардак». С этим нельзя не согласиться. Но в то же время нельзя «затыкать» рот критикам, которые критикуют пороки или высмеивают пошлость, называя пошлые действия своими именами. А то мы утверждаем, что надо писать и выступать только о добром, чистом и светлом, а в жизни люди делают то, что им нравится и, что им приносит доход. Но это совсем другая тема. И я хочу сказать, что нельзя прощать убийц. Это одна из первейших задач общества. После этого встанет задача с наркоманами и ворами всех масштабов. А то, что кому-то не понравилось «Брачное чтиво», или танцы обнажённых девушек, так переведи телевизор на другой канал и смотри  -  спорт, СГУ, мультфильмы и другие представления. И не нужно утверждать, что «смелые» книги разлагают общество и молодёжь особенно. В кино и в книгу пришли «смелые» картинки, только после того, что они уже давно были в жизни. Не мог же писатель или режиссёр придумать из ничего. Они это видели в жизни, слышали, испытывали на себе, и уж потом только пишут или показывают. В Европе и в США и в других развитых странах никого это не приводит в шок и не вызывает злобы. Пусть у вас вызывает злость убийства и воровство, предательство, и жульничество, всё, что не даёт людям жить комфортно. У меня не выходят из головы страшные случаи в нашей жизни. Никто не мог дать вразумительный ответ. Кто или по чьей вине оказались повешенными Денисов Игнат, Шматов Иван, Булгакова Валентина, Шалякин Михаил, Попов Иван, Антонов Григорий, и погибли при катастрофе Нечаев Николай, Капустин Игнат, изуродована, а после преждевременно умерла Занина Таня. Не говоря уже о том, что многие замёрзли на улице в пьяном виде. А вы поговорите с женщинами, которые ушли от своих мужей. Они вам расскажут, как те над ними издевались. Я разговаривал с ними и многое, что узнал. Я пока не осмеливаюсь показать истинную картину этих издевательств. Такое  могло быть только в рабстве, в концлагерях,  с заложницами, с молодыми покойницами, которых выкапывают из могил для потехи уродов. Ещё большее негодование вызывают действия убийц, которые убивают без особых и веских причин своих же товарищей. Встретились, выпили, заспорили и один другого зарезает тут же за столом. А разве можно оправдать, когда Пустовалов зарезал жену по подозрению в измене. Узнал, поговори, и разведитесь, но не убивать же мать твоих детей. За что злиться и мстить женщине, если ты ей не подходишь и не устраиваешь. И уж совсем не поддаётся никакому оправданию, что Пентюрин зарезал Клаву, за то, что она ему отказала в дружбе и собиралась выйти замуж за своего жениха Ретина. О Кривошеине другой разговор, тут будто, какое-то оправдание есть. В их избе обнаружили убитую мать, а в кладовой на лестнице обнаружили висящего сына и в нагрудном кармане обнаружили его покаянную записку. Где он признаётся в убийстве матери и за это лишает себя жизни. Вот если бы все убийцы были такими, что лишали бы себя жизни за убийства. А то ведь всего-то один такой нашёлся. Вон и в притчах «Нового завета» сказано, что нужно «Око – за око», «Зуб за зуб». И подчинялись этому божественному писанию древние цивилизации. Тоже, возможно долго воспитывали своих граждан в недопущении убийства людей. Да потом и применили закон – «Убийство убийц». И я уверен, или законодатели примут у нас такой закон, а если не примут, то в народе будут появляться или группы людей, или одиночки, которые будут выносить смертный приговор убийцам. И ситуация тогда резко изменится, но это уже будет не заслуга законодателей, а заслуга самого народа в лице сильных личностей, героев нашего времени. И их девизом должны стать строки из песни военного времени: - «Для нас нужна одна победа! Одна на всех. Мы за ценой не постоим». Я не знаю, когда это случится. Но это случится обязательно. И нам нужно к этому готовиться и готовить себя к жизни в тех условиях и к таким требованиям, как готовили себя предыдущие революционеры прошедших революций. Только программа  будет другая – более приземлённая, менее форсистая, но так же героическая».
     - Ну, так, и, что скажете, товарищ директор?  Вы, чему же их учите, там у себя, в деревне. И, хотя в городах этих убийств больше чем в селах, но так резко и однозначно никто из учеников не высказался. Но все выпускники вашей школы при освещении своих тем упоминают тему наказания за убийство. Но те только вскользь об этом говорят или приводят как пример. У вас там, что случилось? – требовательно спросил заведующий.
    - Отец одного учения застрелил жену, и все ученики ходили на похороны матери своего одноклассника, - отозвался тихим голосом, как провинившийся ученик перед лицом учителя.
    - Вы преподаватель со стажем, вы, что не смогли сгладить ситуацию и не могли убедить в силе и справедливости нашей юристпрюденции. Как это вы могли оставить сомнения в душах ваших учеников о справедливости и гуманности законодателей. Ты согласишься убивать убийц, вот сам, лично?
    -  Я дома даже курице не могу отрубить голову, жена это делает. Свинью зарезать я подряжаю соседей. И своим ученикам я никогда не внушал древние обычаи отмщения за убийство убийством. Да и за этим учеником я не наблюдал агрессивных привычек. Хотя я понимаю, что в душу каждому не залезешь. В разговоре со мной они не высказывали свои потайные убеждения – всё шло по школьной программе обучения и темы уроков. Возможно, это есть влияние телевидения. Особенно американские фильмы ярко и впечатлительно показывают убийство, убийц возводят в ранг героев. Дети  в яслях посмотрите, какими играми заняты. Только и слышно: - «Бух, бух, бах, бах». Все бегают с игрушечными пистолетами и автоматами. Нет игрушек автомобилей,  комбайнов, тракторов. А послушайте информационные передачи: про убийства передают больше чем о передовиках. Я веду урок сорок пять минут, и внушаю ученикам гуманный образ жизни, а они смотрят и слушают государственную информацию в течение четырёх часов. Я когда смотрю в их лица, то замечаю в их взглядах жалость, сочувствие и насмешливость. Какой, мол, ты жалкий человек. Я им их внутренние мысли не поддерживаю, но и противопоставить мне нечего.
    - Понятно, понятно – вот оно откуда исходит главная причина ужесточение душ детей, вы не способны противостоять неправильному мировоззрению своих учащихся. Надо подумать о вашей дальнейшей работе.
    - Воля ваша, - только и произнёс Александр Андреевич. Тут же поднялся и хотел взять экзаменационную тетрадь, но заведующий не отдал, и добавил:
    - Нет, оставьте её мне. Неординарные работы я коллекционирую. А вдруг в будущем пригодится. А вы поезжайте домой.
    - Прощайте, - он кивнул головой на прощанье и вышел из кабинета.
    А дома он сдал дела своему заместителю и ушёл в колхоз на нефтебазу – заправщиком. Работая там, он внимательно следил за учениками своего последнего в его жизни выпускного класса. За ними следили и родители, и председатель колхоза. От воли и решения выпускников зависела судьба села.

                Первые шаги
                ************   
    В здании конторы колхоза Павел Филиппович проводил совещание с руководителями среднего звена. Стояли несколько вопросов, но главными были такие, как подготовка ферм к новому стойловому сезону и комплектование кадров комбайнёров на предстоящую уборку.
    - Так я, что предлагаю. Заведующим фермам нужно обойти дома выпускников этого года, вот вам списки девчат по бригадам, - он раздал списки и продолжил, - а полеводам нужно навестить дома парней этого выпуска и поговорить с ними и с их родителями и пригласить их на работу штурвальными. Их сейчас нужно пригласить сначала на ремонт комбайнов, а потом и на  предстоящую уборку. Если будут затруднения, скажете мне или обратитесь к председателю сельского совета Манохину. Он вот здесь. Кстати, если у вас есть что сказать по выпускникам, так скажите сейчас, пока мы все тут вместе, - обратился он к главе совета.
    - Да, есть, что, - отозвался тот и дополнил, - ваше предложение очень заманчивое. Мы те года организовывали звено девчат по побелке ферм и бытовых помещений там. Девчата хорошо заработали и были довольны. Наиболее сознательные девчата после этого шли работать подменными доярками, а потом  многие оставались там работать. Для парней тоже хорошая перспектива. Но я хотел бы попросить бригадиров и заведующих организовать и возглавить отряды народных дружин, и вовлеките туда всех выпускников. Если удастся  это сделать за этот месяц, то я соберу этих дружинников и приглашу к ним на встречу участкового милиционера. Он будет за главного руководителя у них. Я предварительно разговаривал с Александром Владимировичем, он с радостью принял моё предложение и готов с ними работать.
    И вот прошёл месяц после этих событий. И на поверку оказалось, что от задуманного была организована только одна дружина. Штаб размещался в помещении сельского совета. Девчата в дружину не пошли, согласились на приглашение заведующего клубом участвовать в художественной самодеятельности. Двое девчат на ферму не пошли и вообще не захотели идти в колхоз и не пожелали идти дальше учиться. Оформились социальными работниками и никуда уезжать не собирались. Одна заявила: - «Стать женой и матерью можно и без учёбы. Что тут сложного». Это у них осуществилось и на октябрьские праздники они играли свадьбы. Три девочки остались на ферме,  доили коров, вышли замуж и были судьбой своей довольны. Пять их подружек поступили в институты и продолжали там учёбу. Двенадцать парней учиться дальше не поехали, они были одногодки, и им осенью предстояло идти в армию, поэтому они все решили практику пройти в колхозе, а после армии будет видно, что и как делать. А когда участковый милиционер стал их приглашать на дежурство в клуб и по селу, а позднее на раскрытие незначительных преступлений, они загорелись желанием последовать примеру Александра Владимировича, посвятить себя работе в органах. В кабинете у участкового была библиотека, состоящая из книг криминального содержания. Тут был и Шерлок Холмс, и Дзержинский, книги о шпионах в военное время, о решениях правительства по ужесточению наказания за тяжкие преступления, об итогах работы «Троек» Дзержинского, несколько книг местных авторов.  На отдельном столе лежала целая папка вырезок из «Алтайской правды» со статьями о криминальных действиях.
    - Товарищи, я сегодня хотел с вами обсудить один вопрос. Для этого я пригласил сельского главу и сейчас он подойдёт, а вы подумайте и потом выскажетесь по такому вопросу. Начинается хлебоуборка, самая сложная ситуация складывается и у хлеборобов и у нас  с вами. Мне вы потребуетесь часто, а вы будете на уборке работать штурвальными. А как нам быть по работе дружины. Подумайте пока, - попросил участковый ребят. Те сидели, притихли, думали.
    - Можно к вам, стражи порядка, здравствуйте! – с лёгким юмором произнёс Манохин.
    - Да, входите, - пригласил участковый, - мы вот тут решаем вопрос, как нам лучше организовать работу во время уборки хлеба. Все дружинники будут работать штурвальными, и их, будто нельзя будет отвлекать  от работы. А для меня этот период самый напряжённый. Вдобавок мне придётся работать на два села. Там участковый уволился, не выдержал нагрузки, да говорят, что ему стали грозить, за его повышенное старание в работе.
     - Я его хорошо знаю, это близкий товарищ моего отца, он часто у нас был в гостях. Он об этом говорил нам. Жаловался отцу, - откликнулся Узких Слава.
    - Так, а у вас-то, какая проблема? – спросил Манохин.
    - А как я буду ребят привлекать к работе дружины, они же на комбайнах будут работать?
    - Первое время хлопцы будут присматриваться к работе комбайнёров, потом начнут и сами пробовать рулить, а уж потом и работать начнут. На это им потребуется всего одна неделя, чтобы комбайнёр доверил им комбайн. А потом будет  сидеть на копне соломы, и наблюдать за своим помощником. Потом, уж вечером сядет сам за штурвал, в тёмное время суток сложно работать, поэтому комбайнёр не доверит штурвал в это время. Поэтому штурвальный вроде как не у дела окажется. Но есть и второе положение, по охране труда не разрешается молодёжи работать в сверхурочное время. Поэтому они и физически и морально, и юридически вечерами будут свободны. Но спать вы в шесть часов вечера не ляжете, и потому никакого труда не составит проехать с участковым по полям и подежурить на механизированном току. Вечерами и я буду дежурить на своей машине, поэтому можно и со мной подежурить. Но самое главное, что я хочу вас предупредить. Работайте и знайте, и своим комбайнёрам скажите, что если вы за кем-то смотрите, то и за вами кто-то смотрит. В дополнение к нам в колхозе завели службу вневедомственной охраны. Так, что честно работать выгодно. Честные люди меньше переживают, у них не портится нервная система, они дольше живут на земле.
    - Вот за это они и бедные! – воскликнул Пустовалов Саша.
    - А богатые двойную нагрузку несут. Первое заботятся о наращивании капитала, второе трясутся, чтоб у них его не отобрали или самих не убили, - дополнил Попов Ваня.
    -  Везде хорошо, где нас нет. Одни лучше и богаче нас живут, другие беднее нас, все разные. За всеми не угонишься. Делать надо то к чему душа лежит. У меня отец с матерью комбайнёрами были, а я хочу на машине ездить. Буду на шофёра учиться, - высказался Булгаков Саша.
    - Спасибо, хлопцы, за разговор. Когда будете в клубе, по селу будете ходить, прислушивайтесь к разговорам, не пренебрегайте разговорами пьяных людей. Они в пьяном виде завсегда откровенно высказываются. На Яме стали гуси пропадать, старушки жалуются друг другу, а в милицию заявления не пишут, боятся у нас милицию. Надо людей защищать, а не стращать  их. А на Свинуховке у стариков украли двух породистых кроликов. Мне пожаловались. Хотят, чтобы дело мирным путём решилось, да, чтобы с милицией не связываться. Да у бригадира из машины бензин ночью слили. Тоже бы надо пронюхать.
    - Пусть ставит машину в гараж, сливать тогда не будут. Это хорошо, что не угнали. Мотоциклистов вон сколько, всем бензин нужен. Мальчишки не работают, а кататься всем охота, - воскликнул Антонов Сеня, - я знаю, кто слил, да не скажу.
    - Случайно, не ты ли слил? – спросил Антонов Коля. 
    - Нет, не я, мне заправлять нечего. Для всех один порядок, а эти, тоже шишки нашлись, им и закон не писан. Лень машину в колхозный гараж отогнать на ночь, так загони машину в свою ограду и собаку привяжи к ней. Не всякий мальчишка наберёт смелости в ограду зайти. Нечего на улице оставлять, тем самым соблазнять мотоциклистов. Какой характер и какое терпение нужно иметь, чтобы мимо бака с бензином пройти, как мимо голопузых девок. Завлекают парней, соблазняют своей наготой, и хотят, чтобы парни и мужики их не трогали. Смотрите, как за этими заголёнками не только слабонервные наблюдают, так за ними вон кобели следом бегают и принюхиваются. Их скоро не только мужики, а даже кобели будут насиловать. Только им морального вреда не пришьют, как парням.
    - Это дело особых отделений ОВД. Наше дело профилактика, и поддержание общественного порядка и предотвращение мелких преступлений, - перебил его Александр Владимирович.
    - А я решил посвятить свою жизнь работе в органах. Так, что это проблема в будущем коснётся меня. И я ищу ответ на мои вопросы сейчас, - возразил Семён.
    - Я вас понял. Это от вас не уйдёт. Это от нас не зависит. Вот попадёшь в думу там и поднимешь этот вопрос. А сейчас я хотел с вами заняться состоянием вашей физической силы. А дома соорудите все турники, изготовьте боксёрскую грушу – в виде мешка с песком, и изготовьте гантели и приобретите гири. И по одному часу каждое утро до седьмого пота тренироваться. Вас некоторым азам спорта учили, так в нашей работе это на втором плане из десятка требований, которые предъявляются к милиционеру.
    - А что же находится на первом плане? – поинтересовался  Николай.
    - Профессиональная способность работника органов.
 Все замолчали. Стало тихо. Манохин ушёл, а ребята разделились по группам ушли на дежурство по селу. Василий, Семён и Николай пошли в тот край села, где жила старушка, у которой украли гусей. Не доходя до намеченной усадьбы, Василий сказал:
     - Ребят, давайте разделимся по одному. Семён, ты иди к бабушке Поле, побеседуй с ней. Узнай, сколько гусей у неё пропало?  Какого цвета они были, чем они отличаются от соседних гусей, если они водятся у них? Кто к ней ходил в гости чаще других, и кого она подозревает? Ну, там о здоровье поинтересуйся и о детях спроси, где они, что пишут. Ничего из разговоров не записывай, чтобы не смущать старушку. А то ещё можешь «нарваться» на «законнистую» бабушку, она пришьёт тебе превышение полномочий дружинника, она грамотная, в совете работала в своё время.
    А ты, Николай, пойди и присмотрись к её соседям по ту сторону: возможно, что увидишь.
    Я присмотрюсь к оградам соседей с этой стороны. И так пошлите, встретимся возле ларька через один час.
    - А, что отвечать, если спросят, - «Что, мол, ты тут высматриваешь?» - спросил Николай.
    - Ответишь, какой ни будь шуткой: вроде как невесту потерял или кот сбежал из дома.
Ребята посмеялись и разошлись. А через час они встретились у ларька. Солнце уже зашло за гору. Нежный сумрак с прохладным дуновением ветерка окутал село. С полей тянуло приятным и аппетитным запахом зреющих колосьев пшеницы. Да, вот-вот нужно будет выезжать в поле. Эх, быстрей бы что ли. Как хорошо там, в поле «среди хлебов спелых»!
  У ларька стоял «Уазик» участкового. Ребята вошли в салон, а тот спросил:
    - Ну, что «наскребли» что ни будь?  Рассказывайте, пока стоим.
    - А, что стоять-то, можно и ехать, дорогой и расскажем, что нашли, - возразил Семён.
    - Успеешь на танцы собраться. А мы пока понаблюдаем за фермой. Сейчас пойдут домой поярки и скотники с откормочного гурта. А Павел Филиппович жаловался, что за прошлый месяц получили по этой ферме нулевые привесы. Рацион прибавили, а результатов нет. Просил присмотреться. А то спросит, а мне и сказать будет нечего. Поняли? Ну, и рассказывайте по одному и подробнее, начинай, Семён.
    - Бабушка Полина была дома. Сидела на диване, смотрела телевизор, а ноги держала в тазике с кипятком, и трава какая-то в воде была.
    - И какая трава была в воде? – перебил его участковый.
    - Да, я и не пригляделся. Мы ж гуся искали, а не лечебные травы собирали, - недовольно возразил Семён.
    - В нашем деле всё важно. Я сказал, рассказывать подробнее, продолжай.
    - Ну, зашёл, поздоровался, она ответила. Я стал спрашивать, как она живёт, где дети. Оказалось, что у неё десять детей. Все живут отдельно. С ней никто не живёт и она ни к кому не пошла. Одна огород содержит, а из живности только гуси и есть. Но гуси особенные, серые цветом, с хохолками на голове. Пропали уже четыре гуся.  И что особенное, говорит, что пропадают гусаки, они крупнее гусынь.
    - Это, что баба Поля, это та старушка, про которую Евдокия Никитична писала?  - спросил Николай.
    - А где она писала? – переспросил Семён, - я и не помню.
    - Да в районной газете. Вы, что газету не выписываете? – упрекнул участковый. Ладно, давай дальше.
     - А, что дальше? В гости к ней редко кто приходит, да она и не сильно переживает от этого. Полный стол газет всяких. И «Ударник», и «Алтайка», и «ЗОЖ», все сшиты и стопочками лежат на столе. И на всю стену полки с книгами расположены. Поинтересовался на счёт книг, она говорит, что большинство книг от мужа остались, он всё покупал, много и детям и внукам раздал, да много ещё сохранилось. Я, говорит, их все перечитала по несколько раз, предлагала внукам. Чтоб забрали, так они не берут, всё за компьютером сидят, да в Интернет «попинаются», что надо узнать – раз на кнопку, раз на вторую, вот тебе и ответ готов. Что он будет ночи сидеть за книгами. Ладно, уж, что внуков упрекать, раз уж жизнь такая настала. Нас тоже упрекали, когда мы заменили конные плуги на тракторные, вместо сноповязок комбайны пригнали и осваивали, и женщины на технику садились. Всем работы хватало. Электричество провели в село, коров стали приборами доить, мехтока построили, а то всё руками веялки крутили. Всё нас старики упрекали, что наступит такая жизнь, когда вся земля будет проводами опутана, а по хлебу будете ходить, а хлеба есть не будете. А сейчас и по хлебу не ходят,  а без хлеба не сидят.
    - А кто за ней ухаживает? – поинтересовался Василий.
    - Она, такая патриотка, что даже от социального работника отказалась. Сама, говорит, пока дал бог силы, ходить буду и себя обихаживать, зачем государству на шею залазить, там и так вон какой кризис приключился, как зараза, какая. Много безработных, а все сыты. Откуда, что берётся. А бездельники не только не голодуют, а ещё и пьянствуют. Воруют, видимо все. Ну, я её и спрашиваю: - «И кого, вы бабушка, подозреваете в воровстве твоих гусей?» Она отвечает: - «Мало ли кого не подозреваешь. Не пойман не вор. Подозрение не доказательство. А то быстро за оскорбление чувства собственного достоинства штраф наложат. Меня часто в совете одёргивали, но тогда не штрафовали. Я там секретарём работала пять лет перед пенсией. Это как дети выросли. А то всё на ферме работала, тут близко от меня ферма стоит. Да и потом после пенсии часто подменяла поярок. То,  иная поярка заболеет, то в отпуск уйдёт, так заведующий Занин Виктор, всё за мной приходил. Уважительный он такой, отказаться не могла. Только на семьдесят пятом году не хожу уж больше». Кое-как выяснил, что накануне приходила к ней Любина, здоровьем интересовалась, похмелиться просила. Потом Длиннохвостов был, тоже просил погреться. А как четвёртого гуся украли, я позвонила участковому, вы, наверное, от его имени пришли, что он сам-то не пришёл?» Я ей сказал, что он с нами этими гусями занимается.
     - Это понятно, хорошо всё, Сень, сделал. А что у Николая? – спросил  участковый.
    - Я прошёл десять дворов, а там дальше уж никто не живёт, так ничего в ограде не приметил.
    - А, что у Василия нашлось?
        - Я просмотрел ограды и помойки соседей с этой стороны и тоже ничего не нашёл, а у Любиной на помойке нашёл серые гусиные перья и гусиную головку с хохолком. Или она сама неосторожная, что улики выставила на показ людям, или кто из собутыльников обрабатывал тушки и выбросил перья на помойку. Я вот взял с собой несколько перьев и одну голову.
    - Это уже кое-что. Ты не заметил, у них в доме есть кто?
    - Там компания у неё, громко разговаривают, но света нет.
    - Едем туда, - заявил Александр и, заведя машину, они поехали. В доме они застали пьяную компанию, и на столе увидели сваренную гусиную тушку. Участковый составил протокол, хозяева не отпирались и тут же расписались, при условии, что мясо они не конфискуют, а вот гусиные лапки могут забрать.
Ребята вновь подъехали к ларьку и стали наблюдать за фермой. Вскоре от летнего загона телят отъехала лошадь, впряжённая в телегу, наполненная травой. Возница нервно дёргал вожжами и торопил коня.
    - И кто это едет? – спросил участковый. Ребята наперебой ответили:
    - Мы его знаем, это Факторов, скотник с телятника, а с ним его жена поярка.
    - Сейчас мы и узнаем, почему месяц прошёл без привеса. Поехали, встретим возле дома.
Участковый подъехал в тот момент, когда скотник остановил лошадь и вынул один мешок с дроблёным зерном и намерен был отнести в загон к своим свиньям. Свинья почувствовали приезд хозяина и по привычке дружно завизжали и кинулись к хозяину. Свиней было очень много, голов пятьдесят только взрослых. А маленьких поросят и того больше. В телеге обнаружили  четыре мешка дроблёного зерна, один мешок соевой муки и десятилитровую канистру молока, и пакет сухого молока. Составили акт. Привезли заведующего фермой и велели всё это отвезти на склад. И уже поздно вечером явились к председателю с докладом. Тот выслушал участкового и прочитал акт. Потом решительно произнёс:
    - Спасибо, хлопцы. Я ликвидирую эту свиноферму. Столько свиней у него в совете не числится, чтоб налог не платить, мы конфискуем через ОБЭП  это поголовье. А самого исключим из колхоза с отметкой  о воровстве.
    - В трудовую книжку наказания не вписываются, только поощрения отражаются.
    - Это же поощрение воровства, - воскликнул возмущённый председатель.
    - Считайте, как хотите. Но закон, есть закон. И мы не могли бы  отобрать корм, если бы он успел ссыпать свиньям или в амбар себе. Не положено проверку делать в помещении хозяина.
    - Всё, придётся уходить с работы с такими законами. А то он меня раньше  в «каталажку» спровадит за моральный вред.
    - А, вы, постарайтесь обходиться при воспитательной работе без свидетелей, или в присутствии надёжных людей. И давайте больше инициативы бригадирам или специалистам, пусть он больше воспитывают, а вы их поддерживайте. Да больше применяйте экономические рычаги. Вон Никифоров у себя всю работу с кадрами поставил на хозрасчёт. Сделал – получи, украл - верни, брак допустил – заплати. Он по квартирам не лазит, всё больше по производственным участкам просматривает. Люди видят, что он вместе с ними грязь месит по фермам, да полям и уважают его за это. А другие всё больше на сознание рабочих надеются, да, чтоб милиция караулила имущество, да, чтоб сторожила сторожей и пасла скотников, и чабанов. А у нас ещё  масса бытовых нарушений имеется. К каждой лошади или корове милиционера не поставишь. А, вы, бы с сельским Главой подружнее жили. Он тоже нюх на воров имеет.  Вот и берите его с собой, он на лошадке, а у вас машина с шофёром.
    - Он с твоими помощниками сегодня пошли, какого-то кролика искать. А вот ветеринарный врач сдал в откормочный совхоз две сотни телят, а через неделю Газель пригнал. Не по средствам это. И никто из вас мне помочь не желает, тут порядок навести.
    - Так, а что скотник говорит, который с ним телят этих сдавали?
    - Так он погиб при невыясненных обстоятельствах, да дома это случилось.
    - А, что жена говорит?
    - А вот вы со своей командой и выясните, как и что случилось. Слух идёт, что он ветеринара к себе приглашал, телёнка лечить, в этот день. А вот был ли он у него или нет, никто сказать не может. Жена в обед пришла, а Ванька в сарае лежит и не дышит. Комиссия сказала, что он сам лечил бычка, и тот его смертельно ушиб. Так и прошло всё.  А он опытный был работник, лет десять проработал  скотником.
    - А как можно пояснить, что с первой фермы пропало сразу двадцать шесть телят? - спросил Василий.
    - А выяснять стало не с кем. Пока мы ревизию провели, да документы составили, а Брюллова Василия возле «Фирсаевой церкви», ну это скала там у нас большая есть, и в ручье под перевернутой телегой обнаружили труп Василия. Приписали пьянку, сам, мол, виноват. Сильно на этом мнении настаивал зоотехник. Он вроде  и телят этих продал, и пить стал за эти деньги. А вскоре зоотехник уволился и перешёл в соседний район. Так и заглохло это дело. А у Василия трое ребятишек сиротами остались, жена дояркой работает, кое-что с фермы приносит, я уж за ней сильно не наблюдаю, что замечу, так промолчу и пройду мимо. Хорошо, хоть свекровь помогает, с маленькими сидит, а школьнику учебники с пенсии покупает. Жалко их и больно на сирот смотреть. И у Ивана двое детей остались, их жаль. Их мать недавно приняла  старичка одного, работает в колхозе  мало, всё самогонку гонит, да продаёт впотай, тем и перебиваются, да в ограде порядок содержит, неродных детей своих приучает к труду. Я вот часто вижу, как один на лошади верхом бегает, бойкий такой. Он и лошадь купил, корм готовит и привозит домой. Корова, телята есть, поросят содержит, куры имеются. Слух идёт, что сторожа ночами ему дроблёнку привозят за самогонку.  Заведующие помалкивают, и я не возникаю, сирот жалко. А у Фроси потом узнали, что её вынудило за старика замуж выходить. Она говорит, что пока он живой по дому всё делает, и ко мне чужие мужики не стучатся ночами. Старичок ещё  при силе, а как мол, умру, так ты оформись на мою пенсию, как при потере кормильца.  Мне же такой пенсии не заработать. Лучше со стариком трезвенником жить, да кормильцем, чем за молодым алкашом, и бомжем, да ещё его и кормить и выпивку добывать. 
    - А куда же криминалисты смотрят на такое воровство скота, это же их дело? – возмутился Семён.
    - Им заявления нужны и неопровержимые факты, а не додумки наши.
    - Это, что же получается: убитые налицо, а убийц ни кто не знает в лицо. Так же не должно быть! Кто же правду откроет и справедливость восстановит! Бог, что-ли?! А если бог, то почему он не накажет убийцу? Его, что нет? А если есть, то он, что ждёт, когда люди сами разберутся, и не вмешивается в наши грешные дела? Это как понимать? «Не суди, и судим не будешь», как в притче Нового завета сказано? – возмущался Василий.
    - «Всё тайное, рано или поздно станет явным», как древний философ говорил, - ответил участковый, - что мы не раскроем, то вам достанется.
В кармане участкового засигналил сотовый телефон. Тот вынул, вскрыл и прислушался, ответил:
    - Мы закончили, а у вас, что? Понятно, протокол составили, вор подписал протокол? Ну, тогда молодцы. Завтра в спортзале встретимся, пока.
    - И, что у них? – поинтересовался Николай. Участковый ответил:
    - Ходили к хозяйке украденного кролика, узнали цвет зверька, на кого подозрение имеют. Потом пошли в бригадную контору, там мужики после работы, как домой идти, отдыхают. Туда собираются мужики из ближних домов чаще всего пьяные. И сегодня так же. Мужики сидели, курили, смеялись над Василием Васькиным. Тот под хмельком хвастал, что он  с женой мясоед, праздник такой есть, третий день справляет. Виктор с Сергеем остались слушать, а Володя пошёл к рассказчику домой. Жену его встретил и спрашивает: - «И, на сколько же вам дней хватило одного кролика кушать? Он, что с поросёнка весом?» Та глаза округлила: - «Ты откуда знаешь, что мы кролика ели?» «Так Василий сейчас нам рассказал, и что вы вместе этого кролика от Лапшиных принесли».  «Давай сюда шкуру с кролика, мясо, если осталось, забирать не буду». Хозяйка только и произнесла: - «Болтушка, а не муж». А потом шкуру принесла, и Володя составил протокол и заставил подписать документ. После этого пришёл в контору и подал на подпись Василию. Тот сначала «раздухарился», потом всё же подписал.
    - Значит сегодня у нас хороший улов, - прокомментировал Василий, потом добавил, - пора бы и по домам расходиться. А то бригадир приказал комбайнёрам завтра жатки навешивать, да  надо валять овёс, уже подошёл.
    - А где же будем работать? – поинтересовался Семён. Василий отозвался:
    - В этом году инженер организовывает два звена на уборке. В одно звено собирает комбайны на свал, в другое звено комбайны на подбор валков. Так выгоднее и легче организовать техническое обслуживание комбайнов, и рациональнее использовать автомобили на отвозке зерна.
    - Понятно, ему выгоднее и нам сподручнее будет организовать охрану. Тогда поехали по домам, время уже к двенадцати часам подходит, - подвёл итог участковый, и они уехали.  Но перед этим договорились, что если днём будет дождь и уборка прервётся, он их соберёт на дежурство, и те принесут с собой нужные сведения, что кому-либо удастся узнать. 
   Конец лета был солнечный, и уборка шла своим ходом и успешно. А в сентябре, как начали молотить, стали случаться попытки воровства зерна.  Кто-то оставался незамеченным, кого-то ловили.  Поймали комбайнёра Пупкина с тестем. Их поймали в момент, когда те приехали поздно ночью на грузовике за зерном, которое он ссыпал в лесополосе. Второй случай воровства был раскрыт с шофёром зернового тока Сенькиным. Он отвёз две машины чистого зерна фермеру в соседнее село и продал тому. На третьей машине он поймался. А следующий случай потряс людей всего района. Уборка шла полным ходом. Двенадцать выпускников, которые работали штурвальными на обмолоте зерна в светлое время суток, и уже хорошо справлялись с управлением комбайнов. Участковый пригласил с собой в машину бригадира, и они выехали на ночное дежурство. Солнце уже скрылось, но поле  всё просматривалось.
    - Александр Владимирович, вы не заметили, что это вон, в конце лесополосы комбайн, что-то долго стоит?
    - Возможно, сломался комбайн. Может, ещё, что случилось. Остальные комбайны перешли на новую загонку. А этот стоит на месте.  Поедем, посмотрим, может, чем помочь сможем, отозвался участковый, и они направились к стоящему комбайну.
    Двигатель работал на малых оборотах, но все механизмы не работали. Мужчины вышли из машины, и подошли к комбайну. В кабине никого не было, они обошли кругом комбайна. Вдруг бригадир заплетающимся языком зашептал:
    - Иди, иди сюда, ты посмотри!
Участковый подошёл, и ужас объял его. На днище жатки, зажатый пальцами шнека лежал комбайнёр Еремин. Когда они немного пришли в себя, участковый проговорил:
    - Будьте здесь. А я своих ребят привезу сюда, да в прокуратуру сообщу.
Вскоре он привёз двоих дружинников Василия и Семёна. Они сообщили, что штурвальный  Николай уехал с машиной на ток, может, что у комбайна сломалось.  Может за чем ещё. Сюда приезжал агроном на коню верхом, что-то долго с ним был. Потом он уехал.  А комбайн так и стоит весь вечер. Долго-то не будешь друг за другом следить.  Своя работа есть.
 Вскоре приехала скорая помощь и прокурор. Они осмотрели, сфотографировали место происшествия и приказали вынуть комбайнёра и погрузить в машину. А когда те увезли комбайнёра в больницу на медэкспертизу, участковый спросил ребят:
    - Ну, что, Шерлоки Холмсы  думаете? Как он мог под шнек попасть? Опытный комбайнёр, не мог он такую ошибку допустить.
    - За пятнадцать лет он большого опыта набрался. Он часто нам рассказывал об опасных приёмах, и как их избежать при обслуживании комбайна. Я никогда не видел, чтобы он даже палец ушиб или порезал. Всегда и чистый был, и трезвый. Я не допускаю такой страшной оплошности.
    - Так, ты, допускаешь, что смерть была насильственная? – спросил бригадир.
    - Утверждать, как говорят следователи, я не могу.  Но предположение имею. 
    - Ну, так попытайся доказать, - подтолкнул к инициативе участковый.
    - Попытаюсь, - согласился Василий и вынул из машины продуктовую сумку участкового. Вскрыл её, освободил два пакета, и подошёл к валку. Нагнулся и стал пучком колосьев сгребать конский помёт в пакет.  После быстро пошёл к концу поля. Вскоре он свистнул, и помахал ладонью. Мужики сели в машину и подъехали к Василию. Перед ними лежал ворох пшеницы. А Василий сгребал конский помёт в другой пакет. Потом поднялся, подошёл к участковому и проговорил:
    - Агроном, видимо, принудил комбайнёра высыпать зерно вот сюда, чтобы ночью её увезти домой. Ерёмин, видимо, послушался, но заспорил с ним, упрекать стал. А, чтобы он молчал, агроном его и толкнул под шнек, когда тот его очищал, видимо забуксовал. Я заметил, что приводной ремень-то порван. А эти гостинцы надо отправить в химическую лабораторию на ветеринарный участок. Там определят – от одного - ли коня этот помёт. Если от разных лошадей, то был тут и третий человек. Если от одного, то будет зацепка.  То звено, за которое можно вытянуть всю цепь. Я бы на месте органов так бы и сделал.
    - Какая может быть зацепка от конского помёта, все они похожи друг на друга. Разница есть только между конским и коровьим помётом. Что, ты, тут городишь? Кто-то будет в помёте возиться. Не пойман – не вор. Прежде чем клеветать, надо поймать за руку, - возразил бригадир.
    - А кто же вам мешал всех воров за руку ловить? Или, что, кишка тонка? А помёты друг от друга отличаются не только тем, что одни коровьи, другие лошадиные, а ещё и химическим составом. Острикова служба ушлая служба, они отличают помёт не только по происхождению, но и по химическому составу и наличием там всяких бактерий и паразитов, глистов там и других. Если у тебя четыре класса сельской школы, то у того институт за плечами и лаборанты там у него грамотные. Так, что существует разница людей не только по химическому составу, но и по образованности. Так, что по Сеньке и шапка. 
    - Да, ничего тут не разберут. Затрётся всё, мёртвого не воскресишь.  Только другого, живого  лишимся. Дорогая штука жизнь, только сберечь её, да сохранить может только сам человек в большинстве случаев. А другому человеку помочь не всякий согласится. Тут, какой патриотизм, да сноровка потребуется. А такого качества мало кто имеет. Решительность и смелость при вынесении приговора и исполнения притчи: - «Око за око, зуб за зуб» и вовсе редкому человеку дано, очень, очень редкому, воскликнул Семён.
    - Спасибо, хлопцы, за содействие! Я завтра отвезу эти пакеты на ветучасток.
   Про этот случай сообщили Павлу Филипповичу; тот распорядился, чтобы зерно немедленно перевезли на ток, но уголовного дела по воровству возбуждать не стал. Дела закручивали до отказа, и не до того было. Горел план сдачи зерна, и темп уборочных работ. Уборка длилась в этом году до конца октября, а уборка семечек продлилась на весь ноябрь. Комбайны ставили на стоянку уже по снегу.
    Электрик Шведов по совместительству работал на «Воронеже», очищал семечки. Он стал примечать, как комбайнёры спешно ставили комбайны и уходили домой. Механик Артюшин, как оставался один на комбайновой площадке, подгонял свою машину и сливал топливо из комбайновских баков и грузил канистры в кузов, и увозил домой. У его отца имелся гусеничный трактор, ему топливо требовалось. Шведов несколько раз приезжал домой вместе с Артюшиным и видел, как тот завозил отцу канистры с соляркой. Всё бы прошло тихо и гладко, только шум поднялся на одном заседании правления, где всем комбайнёрам поставили в счёт перерасход топлива. Те кинулись к своим комбайнам, а там и баки пустые. Комбайнёры подняли шум, собрали собрание, пригласили сторожей и Артюшина. Сторожа все как один заявили, что они не несут ответственности за топливо в баках, да и комбайнёры не замеряли и не передавали её сторожам. Они были правы: комбайны на месте и не раскомплектованы, а остальное их не касается. Артюшин поддержал сторожей и упрекнул комбайнёров за их легкомысленное отношение к безответственному хранению колхозного добра. Если бы Артюшин только поддержал сторожей и нагло не обвинил комбайнёров, то Шведова бы сильно не возмутило его заявление, но когда он обвинил комбайнёров, то это уж сильно возмутило Шведова. И хотя он тут не рассказал ребятам о воровстве механика, но поздно вечером он позвонил Аборневу домой:
    - Василий, добрый вечер! Да я звоню по солярке, которую поставили на заседании правления комбайнёрам. Я знаю, кто топливо слил из комбайнов.
    - Ну, так и кто же?
    - Давай сначала договоримся, что ты об этом никому не расскажешь, что я тебе об этом сказал.
    - Слушай, а зачем ты мне звонишь? Ты позвони председателю колхоза и введи его в курс дела, он отменит штраф, заставит платить того, кто взял солярку. Я-то, что могу сделать? Я не знаю, сколько поставили в счёт комбайнёрам, на заседании не был. Да и кто мне штурвальному поверит, так ли было дело. Возможно, сами комбайнёры продали солярку. Я-то кто такой, чтобы влазить в колхозные дела. Ты член колхоза, с председателем давно работаешь, он тебе поверит, и в секрете будет держать эту информацию.
    - Ты дружинник и порядочный человек, я тебе верю.
    - В разоблачении порядочность не учитывается, нужны факты, свидетели, фотографии.
    - Стой, стой, фотография у меня есть. Я заснял его, когда он переносил канистру с топливом. Могу отдать.  А ты покажешь председателю, и тот примет меры.
    - Да, ты сам отдай это фото председателю и пояснишь всё, что спросит.
    - Нет, я связываться не буду, а то ещё будет мстить. С ними опасно связываться. Если желаешь взять фотографию, приходи, я отдам.
    - Хорошо, я приду, - отозвался Василий и положил трубку. А вечером, после спортивных тренировок с друзьями, он сходил и взял фотографию, и пошёл домой. Дорогой он встретил Павла Филипповича и  передал  ему разговор с электриком, а потом и его фотографию.
    - Ладно, спасибо и за это, молодец. Оказывается, я наказал безвинных ребят. Я, пожалуй, вернусь в контору. Поработаю с этой фотографией. Не видел, куда уехал участковый?
    - Он был с нами в спортзале, собирался к себе в кабинет, а дальше не знаю, возможно, ещё куда поехал.  Моя группа сегодня на выходном, он отпустил нас.
    - Ну, будь здоров, до свиданья, я всё же вернусь. Интересный случай.
А утром следующего дня Шведова вызвал сторож мастерской, сказал, что отопление не работает, потому что отключился свет. Тот пришёл утром рано и стал разбираться и искать причину исчезновения освещения здания ремонтной мастерской. Он выключил главный рубильник и стал просматривать электрический щит.  Сторож зажигал спички и освещал приборы распределительного щита. Он обнаружил порванный провод и стал его сращивать. В какой-то момент свет вспыхнул в зале мастерской, а потом вновь погас. Шведов вскрикнул, а потом упал на пол, вскрикнул, потянулся и замер. Сторож нагнулся и стал трясти электрика, и не заметил, как еле различимая тень промелькнула в дверях и скрылась в утренних сумерках.
Председатель оставил разбирательство дел с фотографией, так как нужно было вызывать комиссию по охране труда, прокурора и самому быть там, а потом и организовывать похороны Шведова. Несчастный случай оформили, как случай на производстве. А после этого его вызвали в краевой комитет по охране труда и все затраты на похороны и единовременное пособие сиротам детей председатель взял на счёт колхоза, что он никогда такого не допускал. И в этом случае он никому не рассказал о беседе у себя в кабинете с Артюшиным. Ни наводящие вопросы, и вопросы с намёком, и после уж, как стал строже разговаривать, и потом и, как стал строжиться – ничего не помогло, до совести достучаться не удалось. И только, когда председатель показал ему фотографию, тот немного смутился, но в открытую не признался. А когда председатель сказал, что фотография сделана на току, одним из рабочих, Артюшин только произнёс: - «Я знаю, кто это сделал. Кроме Шведова там этим делом никто не занимался». На том эта беседа закончилась, они разошлись. Председатель решил завтра вызвать участкового и прокурора, чтобы сделать проверку усадьбы у отца и сына Артюшиных. Но Артюшины не спали всю ночь. Они отнесли пустые бочки в старую картофельную яму, и переносили имеющееся топливо туда. А ближе к утру, Артюшин пришёл в мастерскую и, увидев спящего сторожа, повредил проводку распределительного щита. Мастерская оказалась обесточенная. А дальше получилось то, что и получилось. 
Через полмесяца председателя вызвали в краевой отдел по охране труда. Решение комиссии было подготовлено заранее.  Предлагалось передать дело о трёх случаях со смертельным исходом в суд, и рекомендовалось снятие с поста председателя правления колхоза. Но, когда один из членов комиссии внимательно присмотрелся к груди, и, заметив орденскую колодочку, встал  и спросил: - «Вы, что фронтовик, у вас знаки о ранении вот вижу. Так предлагаю в суд дело не передавать, а с работы вы сами отпроситесь. Я сообщу  в ваше управление сельского хозяйства района наше мнение. Думаю, что коллеги меня поддержат, и вы не станете возражать. А то очень будет неудобно, фронтовиков на юбилей Победы будут чествовать, а одного из них отправим на скамью подсудимых». Все члены комиссии согласились с таким предложением и председателя отпустили домой. А когда, после нового года состоялось отчётное колхозное собрание, избрали нового председателя. Новый председатель не стал ворошить старые грехи, так как на этой  неблагодарной работе, своих грехов даже за один год наберётся под завязку.
               
                Служба
                *******    
    Все эти кадровые перестановки произошли в колхозе уже без ребят – дружинников. Им в декабре пришли повестки для службы в Армии. Все двенадцать парней изъявили желание служить на границе. Их отправили на Курильские острова. И хотя они были на границе, но и там были разные специальности. Если Василий, Николай, Семён, Виктор, Сергей, Александр, Иван и Алексей несли службу по охране границы.  Владимир, как имеющий права шофёра – служил шофёром и возил начальника заставы, Сергей Тихонов – хорошо игравший на музыкальных инструментах, хорошо пел, и  вдобавок, тщательно изучающий библию – попал в музыкальный взвод. Славу Узких определили на краткосрочные курсы коков. Пустовалова Сашу определили в связисты. Редкое счастье для служителей состоит в том, что все призванные земляки попали в одну часть. Это их настолько сплотило, настолько в их душах воспиталось солидарность и безоговорочное исполнение принятых или полученных приказов и решений в кругу, как друзей, так и служащих. Они домой писали письма в одно время, и, получив ответные письма из дома – читали их все вместе.  И если приказы начальства выполнялись беспрекословно, то также исполнялись просьбы и советы  своего лидера Аборнева Василия. Ему первому присвоили воинское звание. В какое-то время парни привыкли к распорядку службы, втянулись в нагрузку и, казалось им, что они справляются успешно, и, как бы стали исподволь ощущать недозагруженность своих сил и, главное, своих способностей. Некоторые ребята увлеклись чтением книг, другие стали вести дневники, куда записывали значимые события в их солдатской жизни. Были и те, что с повышенным интересом наблюдал за девушками и за женщинами, и многим удалось даже организовать с ними встречи. Но такой порядок в июле месяце был нарушен, и изменён бесповоротно и с повышенной нагрузкой. А дело в том, что в июле месяце на имя Василия, но как оказалось, письмо было обращено ко всем ребятам от своего участкового Александра Владимировича. Он писал: - «Дорогие земляки, и мои бывшие помощники, здравствуйте. С приветом к вам ваш друг старший лейтенант Александр Владимирович. Некоторые родители показывали мне ваши письма.  Из ваших писем я узнал о вашей службе в современных условиях. В первых письмах вы писали, что были сильно заняты на службе. Это конечно верно и закономерно, так как в первое время всегда приходится трудно, и вскоре вы втянитесь, и у вас будет некоторое количество свободного времени и вам начнёт становиться скучно. Вас поманит к общению с гражданским населением. Всё понятно и ясно – таков закон природы. И закрывать глаза на это нельзя. Стоит нам только этот закон не довыполнить или перевыполнить, как наступит в жизни перекос и тут и до аварии недалеко. Молодой организм постоянно растёт и движется, как физически, так и умственно. И любой из нас посчитает за счастье, если кто из нас сам увидит свою линию роста, или ему кто другой, со стороны подскажет, используя свой накопленный опыт, и наработки.  Мы с вами встречались и работали вместе определённое время и видели мою загруженность. Эта нагрузка не давала мне повода и возможности заниматься распутными делами или пьянкой. И я этим доволен и сейчас продолжаю держать себя, как говорится, в теле. Мне ещё в детстве рассказывал участник войны  Новинкин Григорий один случай, который я запомнил на всю жизнь. Хотя я его вам тогда не рассказывал.  А сейчас, вижу, возникла такая необходимость. Вот, что он мне рассказал: - «Когда началась война, нас призвали в армию. Часть наша стояла недалеко от одного села. Мы весь день занимались строевой подготовкой, и метанием деревянных учебных гранат. Ходили строем в столовую и из столовой с песнями. Жили в шалашах. Утром поднимались по команде с восходом солнца и ложились вечером спать с заходом солнца. Ну, нам деревенским такой режим был не в тягость. А городские парни ворчали, что не по часам такой режим.  Через десять дней мы втянулись в такой ритм и вечером долго сидели – «баланду» травили. Иногда песни пели, или анекдоты рассказывали. Потом осмелели и стали ходить в самоволку, в деревню до баб. Оттуда приходили и рассказывали, кому, что и как «пофартило». Ну, как говорится – шила в мешке не утаишь. Политрук «пронюхал». Толи кто ему похвастался своими успехами, толи заметил, как парни уходили, или из деревни сообщили в часть о посещении солдат. «Как это так, что идёт война, наши гибнут в боях, а эти «выкобеливаются»?  Ну, политрук, в годах был, сдержанный такой, никогда зря не накричит на тебя. Но своё влияние на нас оказывал. Вроде, как, не обидно, но и ощутимо. Видимо он договорился с командованием о своих планах морального воздействия на солдат. И вот, что они придумали. После завтрака нам выдали всем лопаты и заставили вырыть траншею, вроде как для учебных целей. Вырыли мы траншею, ввиде наших силосных траншей. Потом второй день таскали с поля солому, и заполняли эту траншею. На третий день всё пошло своим чередом, и мы занимались по программе подготовки молодого бойца. А вечером, после ужина, нам выдали лыжи и приказали на лыжах бегать по соломе в траншее. Сначала мы смеялись, что ничего из этого не получается, потом ворчать стали. А потом и не до этого стало. Все в «мыле», замолчали, «барахтаемся» в соломе, как поросята. И через пару часов дали отбой. Мы еле, еле добрались до своих шалашей и тут же попадали и поснули без единого звука. А утром едва нас разбудили. И всё пошло по программе остальные дни. Через месяц учёбы нас отправили под Сталинград. Я там служил с земляками Мякшиным С.И., Жуковым Д.И. Много было испытаний на моём веку, многое я забыл, но лыжную тренировку на соломе в траншее, я никогда не забуду. И мужики, как сойдёмся когда, часто вспоминают эту выдумку политрука».
   Я это к чему вам рассказываю? Вы тоже можете в самоволку ходить. Для вас тоже могут придумать такое же внепрограммное занятие, наподобие того политрука, но то занятие только для внушения. А прямой пользы вам это не даст. Я к чему вас подвожу? Вы служите на границе. Там на гражданке теперь живут и работают  японцы. Вы согласуйте вопрос с начальством, пригласите, на взаимовыгодных условиях, парочку японских спортсменов. Организуйте кружок по овладению восточных единоборств. Если вы подумаете, что, «чему нам у этих мелких людей учиться?» То я вам скажу, что учиться у них есть чему. Вы уж извините, но к нам подходит поговорка, наша же: - «Здорова Федора, да дура». А этот народ, хоть и не крупный, а во многом нас превосходит. Вот однажды я беседовал с участником войны с Японией, так он рассказывал.  Что когда мы захватывали японскую линию обороны, то там ни одного японца живым не оказывалось. Отбивались до последнего солдата. В плен было некого брать. А военным мастерством они так овладевали, что просто ужас охватывает. Второй дед, участник этой войны, тоже рассказывал: - «Стояли мы перед линией фронта, формировали наш полк  новым пополнением. Ночевали мы в казармах, спали на нарах. Часовые стояли, как предусматривалось уставом военного времени. В эту ночь я с друзьями был в разведке. Вернулись только к утру. Подходим к казарме, а тут шум и суматоха. У всех часовых во лбу ножевые смертельные ранения.  Солдаты, которые спали на нарах, в казарме были убиты ножом в сердце. И сделал это один японский солдат.  Мы уж после войны узнали, как это моно сделать. Учат японца метать нож точно в цель. Учёба эта очень сложная и трудная.  Не всякий этим искусством овладевает. А кто овладеет, того и посылают на такую операцию. Тот неслышно подползает к часовому и, выбрав момент, кидает кинжал  в голову часового. Тот без крика падает. Японец забирает свой кинжал, и ползёт к другому часовому, и делает также. Проходит в казарму, ложится к первому нашему спящему солдату, успокаивается, наставляет кинжал против сердца солдата и резко вдавливает между рёбер. Закрывает рот ему ладонью, тот без крика умирает. Потом перелазит через труп к следующему спящему солдату и повторяет свой приём. И за три, четыре часа всех вырезает. А когда приходит смена караула, а тут и менять некого. А мы только в бою, в открытом рукопашном бою, и то не эффективно. А этому надо учиться, а не на «танцульки» бегать. Всё своему время. А его у человека, ох как мало. Успевать надо и учиться, и работать. И семьёй обзаводиться. А мы всё на своих ошибках учимся, не то, что евреи. Те учатся только на чужих ошибках. Так, что парни, мой настоятельный вам совет,  учитесь тому, чему у нас не научиться. Пишите  потом, что и как у вас получилось. Если не хватит у вас время, ввиду того, что вы служить будете один год, так вы заранее подайте заявление о продлении службы по контракту ещё на один год.  У нас тут идёт сокращение рабочих мест, так, что устроиться на работу весьма и весьма сложно. Даже специалистам место работы не всегда скоро находят. Из личной жизни могу сообщить, что мне предлагают место в РОВД в отдел ОБЭП. Говорят, чтобы к концу года подобрал себе замену. Только по жилью и работе жене ничего не обещают: сам, мол, решай. Придётся свой дом продать, а в райцентре купить. Сейчас присвоили звание старшего лейтенанта. Вся семья рада, все-таки честь мне и прибавка к зарплате ощутимая. Есть и неприятные моменты. Как встретится на улице Брюллова Анна, так всё упрекает: - «Как это вы убийцу до сих пор не нашли. А ещё милиция называется. А на зоотехника всё с руганью, да с попрёками кидается, что тот и уволился и уехал в другой район. Так Анна теперь на меня иногда нападает. А, что я ей скажу? Чувствую, что она права, и подозрения её правомочны. Да дело-то через суд прошло и закрыто. Мне, что, самосуд устраивать? Это законом преследуется. Это не курице голову отрубить. Та и то кричать начнёт и шум на всю ограду поднимет. Не то, что человек. Да и не принято такого самосуда у нас, ведь в цивилизованном обществе живём. Только жена не понимает этого, так как сироты постоянно напоминают ей об этом. Ей страшно и мне стыдно ходить по селу, не нашли прямых улик, и не выбили из убийцы признания. Ну, да, что было – то быльём поросло. Выше, того самого, не прыгнешь. А на этой неделе приглашал нас в администрацию района Сергей Васильевич. Заслушал нас о смертельных случаях в хозяйствах района. Оказалось этих случаев во всех сёлах имеется много. Он так и сказал: - «Это эпидемия, какая-то!»  А в конце совещания, много, что говорил.  Но запомнились нам всем только последние слова: - «Вы поколение советского времени. Вас или всех менять надо, или долго и упорно переучивать. Для вас всех должен быть лозунгом выражение Сократа: - «Всё тайное должно быть со временем явным». Если  вы, представители власти не остановите эту «эпидемию», то может случиться два события: или воры и убийцы захватят власть в свои руки, и будут править «балом». Вы же знаете,  что возглавляли восставших рабочих, и революция совершилась под руководством «тюремщиков», все лидеры сидели в тюрьмах. И они это считали за честь. А если сейчас этого не случится, или опоздает случиться, то народ сам возьмёт инициативу в свои руки. И тогда вам, органам мало не покажется. Если вы меня поняли, то можете быть свободны». После этого мы все ходим в шоке, ждём, когда нас начнут всех переучивать. Менять-то нас не кем. Ну, да, ладно ребят, хватит о грустном говорить. Вот немного юмора. Фросю, что приняла старичка Прокопку Мальцева к себе в дом, стали женщины замечать, что та стала поправляться. Они к ней с «подначками»: неужто со старичком в шестьдесят лет можно забеременеть. А та отвечает: - «Он у меня «вундеркинд», да и шестьдесят-то ему, а не мне». Женщины так рассмеялись, что чуть двери в коровнике не раскрылись. Многие не поняли, что такое «вундеркинд», но то, что Фросе только тридцать знали все.  А Хахалева, как-то спросила об этом старичка, о Фросиной беременности, то он ответил: - «Чей бы бычок не скакал, а телёночек будет наш». На том «подначки» и закончились, хотя все знали, что шестьдесят лет для мужчины не предел. Так, что это от вас не уйдёт, а вот профессионализм, можно прозевать, так, что учитесь этому сейчас, пока у вас там самые подходящие условия. Ну, пока, до свидания, служите отлично, эти годы, как и студенческие, будете помнить всю жизнь с радостной грустью. Пишите чаще. Я вас помню и надеюсь, что вы будете тем поколением из народа, в котором так нуждается наше общество. Нам вряд ли удастся переделаться; мы представители своего времени, времени сильной идеологии. Сейчас идейность всё заметнее теряет в себе потребность общества. Всё заметнее просматривается капиталистический оскал криминальных элементов – безжалостных, сильных, профессионалов. Поэтому для создания противостояния, нужны похожие структуры, личности, группы, организации.  Этих людей должны рознить от криминалов сильное чувство любви к своим родителям, семье,  народу. Добро добром и отзовётся. Пусть нам люди об этом не скажут открыто, но мы в душе должны это понимать и радоваться своими  честными и правдивыми поступками. Люди спасибо говорят тихо, а недовольство выражают громко и оскорбительно. А так, как для каждого из нас другом являемся мы сами, поэтому и оценку своим поступкам должны бескомпромиссно давать сами себе.  Ладно, ребят, до свидания ещё раз. Видишь ли, расписался, да вот сегодня пригласили в милицию в дежурную часть, Стребков приболел, что-то, так я за него дежурю. Пока спокойно всё.  Время медленно тянется, а я и писать решил вам. Пока, ваш друг и соратник Александр».
    -  А говорят, идёт сокращение штатов, и мест нет, а Александра переводят в отдел, его место освобождается, я не останусь на сверхсрочную службу. Поеду после службы домой. У меня только одна четвёрка в аттестате. Поступлю на заочные курсы милиции, и буду дома работать. Мы много, кое-что познали.  И мне не трудно будет осваивать работу участкового. А то невеста уж соскучилась, часто пишет: - «Когда, да когда только приедешь?» Замуж ей охота, и уж некоторые приглядываются. А, что, возьмёт и выскочит
за кого. А я потом вновь ищи себе подругу жизни. К новому году кончим служить, а к старому новому году свадьбу справлю, и вся недолга, - высказался Попов Иван. Ребята посмеялись. Но ни осуждать, ни поддерживать его решения не стали.
    - Я тоже на сверхсрочную службу не останусь. У меня родная тётка в Новосибирске живёт, приглашает к себе. У неё муж в милиции служит, поможет устроиться на работу, если пошлют учиться – поеду. Там всё за государственный счёт. Дочери её замуж вышли.  А квартира большая, есть где расположиться. Если, что, женюсь, и квартира мне достанется. А к отцу не поеду, обида за мать так всё время и сидит в груди. Вот, так-то, - отозвался Узких Слава. Некоторые солдаты покивали головами в знак согласия с мыслями и словами Вячеслава, другие промолчали.
     - И, что будем писать своему шефу – Александру Владимировичу? – спросил Василий.
    -  Так, и напиши – пусть встречает себе замену – Попова Ивана. Раз уж так складывается жизнь. А я останусь на сверхсрочную службу, как он и советует. Видимо, он, что-то придумал. Я бы не возражал, а, наоборот, с удовольствием с ним ещё поработал. С кем поведёшься, от того и наберёшься. У него опыт солидный по работе в органах. Если бы место нашлось, так я с ним не прочь служить, - отозвался Клепинин.
    - Если возражений, и предложений  нет, так я и напишу, что двое после окончания срока, уезжают из части. Остальные остаются служить до конца срока, а потом идут служить по контракту, - заключил разговор Василий.
    - Нет, я не решил, как быть.  Мне мать писала, что дядя Миша ждёт меня к себе жить. Он один остался. Служит в церкви хозяйственником. Говорит, что может без конкурса определить учиться в духовную семинарию. Видимо мать ему писала о моих пристрастиях к библии. Сейчас общество лицом повернулось к богословам, и почему не попытать счастья. А то в какой институт не сдашь экзамен и пропадёт год бесполезно.  Выучусь на попа. Попадью заимею. Там хорошо. Ни снег, ни ветер не досаждают, а то я сильно не люблю зимние холода, да снега, - с запозданием отозвался  Сергей Тихонов.
    - Ладно, пока трое из нас не идут на контрактную службу. Вольному – воля. Я считаю, что хороша жизнь, если она складывается по желанию. И давайте впредь поступать так, как велит душа. Так, кажется, говорил нам наш участковый. Я ему об этом напишу и от вас ему за науку спасибо передам.
     - Годится, пиши, да там, в конце письма место оставь.  Мы распишемся потом.
    - Я письмо на столе оставлю, после прочтёте, да на почту отнесите. Мне скоро на смену идти.
   Александр Владимирович письмо получил и был очень доволен. За время службы со многими односельчанами отношения испортишь. Потому как на добрые мероприятия участкового не приглашают в семьи; разве, что с хорошим настроением с информацией приходиться выступать на Совете ветеранов, да начальник перед днём милиции поздравит с праздником, да наградит, да вот жена все душевные болячки убирает с души.  Она вот уж, сколько лет всем племянникам и всей родне организовывает проведение дней рождения. В такой компании и душой отходишь, и напряжение спадает. Всё больше убеждаешься в том, что она  это делает не столько для именинника, сколько, чтоб отвлечь мужа от грязных дел, которыми ему приходиться заниматься на службе. И в будние дни в кругу семьи она старается сохранять добрую, интеллигентную атмосферу. Это её главное качество и достояние и как учителя местной школы, и как тонкой натуры женщины. Непонятно, сколько сил ей приходиться тратить, чтобы не устроить скандал и истерику, как некоторые супруги, когда его вызывают из застолья на разбор семейных скандалов, драк и воровских разборок в колхозе или у фермеров. Криминальный мир стал жестче: там дважды не предупреждают, выговор не объявляют, вся их жизнь строится на деньгах и убийствах. И делается это так скрыто, что невозможно, не только предотвратить, но даже раскрыть убийство, и определить убийцу. Суды требуют неопровержимых доказательств, свидетелей, да чтобы убийца сознался в содеянном преступлении. А где ты таких убийц найдёшь, чтобы покаялся при обыкновенной беседе. А силовые приёмы сейчас запрещены, будто законы написаны в защиту убийц. А, что родственники с ума сходят от горя, дети сиротами остаются и нужду мыкают, так это, вроде ни кого и не касается. Сколько горьких дум передумаешь после дознания убиенных и убийц. Да, что же это творится! А как убийцу найдут, и до суда дело доведут, а его или совсем оправдают, или отпускают под заявление о не выезде, или в места поселения отправляют. Стоит жене пожаловаться на мужа, что тот её обматерил, так его судят и наказывают за оскорбление личности и чувства собственного достоинства. А убийца на свободе и продолжает страх на людей наводить, и громкие скандалы в кругу милиционеров вспыхивают. А сколько милиционеров покинули свою работу, да звания лишились. С милиционера спрос.  А с убийцы нет спроса. Он на свободе и ни перед кем не отчитывается за отнятую жизнь ребёнка, отца, деда, родственника. Политики ораторствуют о свободе и демократии, и видимой защите прав. А защиты прав на жизнь ничего и не предлагают: а что есть, это только фикция, тот фиговый листик, чем скрывается и закрывается свобода криминала. Да, и мы милиционеры порою боимся даже браться за раскрытие убийств,  а, сколько сомнительных дум ты переживёшь, на сколько лет постареешь и за свою жизнь, и за жизнь жены и детей своих. Они же ближе к душеньке твоей, чем чужой тебе  убитый и убийца. Но, ведь, не откажешься ты от порученного тебе дела по раскрытию преступления – работа твоя такая, куда деваться. Кому-то и эту опасную работу надо делать. Долг, должность у тебя такая. Конечно, такая работа, но в заднем уголке твоего мозга скрыто и больно шевелится, хоть и маленькое, чувство страха и за себя, и за близких тебе людей; им тоже жить хочется.  А каким же характером нужно обладать, чтобы преодолеть такое чувство, да воздать должное убийцам. Здесь мало одного закона, хотя и он нужен. А если закон не позволяет совершить справедливость, то, что тогда делать? Или оставить всё как есть, или ждать когда появится справедливый закон, или этот закон обойти и совершить справедливость??? Но, чтобы это сделать нужно каким характером обладать, какую же силу воли нужно иметь и применить свою задумку на самом деле; чтобы де-юре, стало де-факто. Нет! Ни мне, ни нашему поколению эту работу не осилить. Мы послушные, мы законопослушные, мы почитаем, законы охотнее, и исполняем, и подчиняемся им, нам нельзя их нарушать. И когда мы соблюдаем законы, и страдаем за неточное исполнение, люди закрывают на нас глаза. А стоит только ошибиться, как сразу шум поднимут. За подвиги никто спасибо не сказал, разве, что начальник объявит устное поощрение. А ну как ошибись, так все закричат благим матом, клясть начнут за ошибку. А спросить бы у них: - «А вы, что ошибок не допускаете?» Почему же ты вчера, когда я тебе пьяного мужа  подобрал под забором, и домой доставил, промолчала. А сегодня твоего недоросля поймал за кражей козы у соседа. И велел оплатить ей стоимость животного. Так ты вой вон, какой подняла. По этой козе получилось самое лёгкое раскрытие. Когда пришёл в пригон, из какого была украдена коза, то услышал звонок сотового телефона, прислушался, да пригляделся, и заметил аппарат.  Поднял аппарат, стал слушать и определил того, кто украл,  и того, кто ждал в условленном месте. Так мать, нет, чтобы сына проучить, так ещё и меня «отлаяла» на чём свет стоял.  Эх, сколько дум передумаешь.  Сколь слов сам с собой переговоришь.  А всё никак проблемы не кончаются и не уменьшаются. И закрадывается сомнение: сюда ли я пришёл, этим ли делом занимаюсь, правильно ли работаю? А стоит ли так много об этом думать и себя терзать, и сердце надрывать своё молодое. А оно вон уже и знать о себе стала давать. Жена уж и капелек припасла. И таблеточек накупила. Всё на столике в спальне  нашей держит. Да в рабочем костюме уж обнаружил; кстати, во время пригодились. А возможно и зря я так переживаю?  Дотянуть бы до пенсии, да заняться бы домашним хозяйством. На рыбалку  с тестем стал бы ездить. Да жене бы больше внимания уделял по хозяйству. А то только начнёшь, что ни будь помогать, а тебе тут же и вызов. И извиняться уж надоело перед женой.  И от вызова не откажешься. А почему столько преступлений совершается в обществе? Из-за того, что законы мягкие? Дедушка мой рассказывал., как соседский парень попался в войну с украденной овцой, так его посадили в тюрьму, а от туда он пришёл еле живой, и через неделю помер от истощения и массой воспалительных болячек. Все смотрели на него и зарок себе давали – не красть. А одна тётечка аборт сделала и власти узнали.  Так её и другую тётю, что ей делала аборт, срок дали по пять лет. Так по возвращении они тоже не долго пожили. Так другие, глядя на них, или сильно таились, или рожали суразят: кому охота было гнить живьём в тюрьме? А сейчас само государство идёт навстречу таким женщинам, в больнице прерывают беременность. Сложно разобраться в государственной политике. Ну, а всё-таки, что же получается? Чем гуманнее закон и мягче наказание,  тем больше совершается преступлений. И преступления совершаются всё наглее и жестче. Убийства совершают всё извращённее, безжалостнее, хуже зверей. Так, что теперь государству опять возвращаться к ужесточению наказаний? Но, ведь мы же идём не к дикому обществу. А туда, где преобладает гуманность, человеколюбие, уважение к жизни своего соотечественника, к жизни и праву жить на свете такому же человеку, как и ты, убийца. Мы все завидуем жизни европейских государств, их цивилизации, их высоко – человеческому свойству и качеству самого разумного существа на земле – ЧЕЛОВЕКУ. Ну, так, и где же выход? Политики толкуют, что ужесточение наказания ведёт к увеличению преступлений. И, что тогда нам тут делать? Ждать когда убийцы поумнеют и сделаются гуманнее, добрее и перевоспитаются. Или делать жизнь надо более-комфортнее, чтобы убийцам не оставалось, или, во всяком случае, уменьшилось причин к совершению преступлений и в частности убийств. А комфортные условия делать нужно всем, всем работать. Но это ведь так понятно, и понимают это отлично, и кто работает, и кто не хотят работать, а совершают преступления. Их, что, общество должно содержать комфортно, а они будут бездельничать и ухмыляться и ерничать над трудолюбивыми членами общества. Рабочие такой нагрузки долго не вытерпят. И если в обществе не появится лидер, который возглавит и организует революционный переворот в обществе, или будет вершить правосудие сам, тайно, и справедливо. Хотя это правосудие будет неграмотным, грубым, простым до абсурда по оценке юристов и законодателей. Но если только такое явление зародится в обществе, оно даст непременно ощутимый результат, эффект будет поразительный. И это уже будет не заслуга государства, а заслуга, хоть и грубая, и неграмотная, будет принадлежать отчаянному кругу рабочих, которые не за награды и ордена будут делать такую кровавую работу с убийцам: просто по велению души и отчаянному сознанию, к которому принудила и привела их жизненная отчаянная необходимость. Не приведи, господь, если это будет самопроизвольное и стихийное явление, без лидеров и партий. Непонятно и невозможно будет с кем вести борьбу с противозаконием. Нельзя государству допустить такого явления в нашем таком демократическом обществе. Неужели преступники не понимают, что гуманные законы приняты для восприятия в ум себе и поэтому для воспитания в душах своих таких же чувств и гуманного мышления. Должны же знать, усвоить и руководствоваться, в своей такой короткой жизни, изречением: как ты отнесёшься к людям, так и люди отнесутся к тебе. Или, это, что? До глухого не докричишься, хоть глотку порви! Независимо от нашего мышления общество развивается по своему закону. И не замедлить, ни ускорить его развития кто-либо не в силах. А для чего же тогда революции и перестройки, и реформы? Но, а тогда, как понимать, что материя первична, а сознание вторично? Значит, комфорт в жизни ликвидирует преступность? А комфорт каждый понимает по-своему. Кто-то доволен, что у него есть на столе чашка щей и кусок хлеба. А другому мало вагонов хлеба и прибыли  его капитала. И нет предела человеческому хочу, хотя многие ограничены человеческому могу. 
        - Хватит, Саша, себя изводить, - прервал свои раздумья участковый, - мы с тобой государевы служащие, наша задача стоять на страже государственных законов. Мы самые законопослушные люди в обществе. Появятся новые служащие. Будут думать по-своему, и работать по-другому. Не нам их судить, время покажет, какие будут люди, и как они будут работать.   
    - А, что же я напишу ребятам в ответ? Если напишу то, что думаю, это будет непозволительная роскошь. А если солгу, это будет непозволительная глупость. Не буду я их учить уму-разуму.  Вон они, какие эрудированные и грамотные.  Хорошо хоть смена намечается приехать, Иван честный и обходительный парень, только характером мягкий.  Тут нужно тверже характер иметь. Ничего, поработает, руку набьет, научится. Полгода с ним поработаю и перееду в отдел. Конечно и там не рай работа, но хоть не каждый день на вызов бежать надо.
     Послышался из спальни голос жены:
    - Саша, ты уже поднялся? Принеси воды, я встану, и печь затоплять начну.
Она распахнула шторы на двери в зале, увидела сидящего за столом мужа, сокрушённо добавила:
    - А, ты, что не ложился? Всю ночь так и просидел? Что, отчёт составляешь? Или, что ещё?
    - Да ничего особенного. Письмо вот от ребят получил. И ответ им написал. У тебя там есть свободный конверт? Я запечатаю, да адрес напишу, а потом и за водой схожу.
    - Где-то был, посмотрю сейчас.
Дальше жизнь пошла своим обычным чередом. Пока жена готовила завтрак, Александр принёс воды.  Накормил кур, дал сена корове. Прогрел машину и выгнал её за ворота. Зайдя в комнату, помог детям собраться в школу и после завтрака, они сели в машину, и отправились в центр села. Здесь мать с детьми ушла в школу, а Александр сначала опустил письмо в почтовый ящик у здания почты, а после зашёл в здание сельской администрации.
        После нового года со службы вернулся домой Попов. Через месяц отпуска он с Александром прибыл в Отдел, и там оформили Ивана учеником участкового, и уже через три месяца его оставили работать самостоятельно. А Александра перевели в ОВД района, как и обещали в ОБЭП.
     И уже летом, на  втором году службы Александр получил письмо от ребят. Василий писал: - «Здравствуйте, Александр Владимирович! Мы получили от вас письмо, за что огромное спасибо. Но ответ мы задержали, так как решили дать ответ после, как выполним ваши рекомендации. И вот теперь мы с чистой совестью можем сообщить, что кроме Ивана, Сергея, и Славы, мы остались служить по контракту ещё на один год. Нас всех девять ребят перевели на Дальний Восток. Также служим на границе. Нам сообщили, что по новому положению, служба по контракту на границе будет зачтена в стаж работы в органах. Так, что мы тут ничего не теряем. Наоборот, для нас это выгодно. Мы хотели пригласить в наш спортивный  зал специалистов-спортсменов восточных единоборств. Но нам не разрешили, а подсказали, что в городе существует такая спортивная секция, но на платной основе. Плата небольшая, составляет половину нашего денежного пособия. И мы согласились платить. И вот теперь в свободное от дежурства время посещаем эту секцию. Мы, конечно, резко отличаемся от гражданских спортсменов выучкой и физической силой.  Поэтому занятия идут успешно и руководство нами довольно. Обещают включить нас на Олимпийские соревнования среди городов дальнего востока. И если кто из нас одержит победу и получит награду, тому потом присвоят и вручат чёрный пояс восточных единоборств. Сейчас усиленно готовимся и в спортивной секции, и в части, и в перерывах, и на утренней гимнастике.  В общем, в любое свободное время. С городскими  спортсменами мы справляемся без особого труда. Если выберете время, напишите, как там и где служат наши друзья на гражданке. К новому году у нас заканчивается служба по контракту и придётся определяться с устройством на гражданке. Можно бы и тут устроиться.  Да нам всем не нравится здешний климат. У нас в Сибири воздух чище, и свежее, и суше. А тут сырость постоянно. Нам не нравится. Хотим приехать домой, и все изъявляют желание устроиться работать в органах. Мы так сдружились, что не знаем, как и поступать. Ведь не могут нам представить работу в одном РОВД.  А расставаться нам бы не хотелось. Вот мы и обращаемся к тебе, что ты нам посоветуешь, как нам быть?
      Иногда мы покупаем местную газету «Правда востока». Смелая газета, открыто выступает и другим рта не закрывает. Нас всё больше интересует сообщение о криминальной жизни Дальнего Востока. Приходим к выводу, что чем выше безработица, тем активнее криминальные  события. Только вот одно не понятно, как может быть безработица, когда все товары везут из-за границы. Нас, что некому организовать, и включить всех безработных на выпуск тех товаров, что привозят со стороны. Руководство махнуло на всё и всех рукой: живите, как хотите. А рабочие привыкли, чтобы в их нуждались и организовывали производства, и приглашали на фабрики и на заводы. Непонятно, когда же наступит равновесие политической власти между рабочими и правительством. Правительство никого и ни к чему не призывает. И этим, будто хочет сказать: - «Живите, как хотите, делайте, что можете, и что желаете». А, что если такой порядок наступит в армии.  Тут же хаос наступит тогда. Правительство существует в государстве, чтобы управлять этим государством, а неравнодушно созерцать на экономическую и политическую агонию. Или ждём, когда сам народ организуется  и начнёт выполнять им же самим составленный план политического и экономического развития. Такого явления нигде, ни у кого, никогда не было и не будет. Если семьёй никто не управляет, то она развалится и превратится в ячейку с десятком планов, из которых ни один не осуществится. И семья перестанет существовать, как физическая, и политическая ячейка. Вот и по Дальнему Востоку ежедневно совершаются сотни случаев воровства, аварий, заказных и обычных убийств. И количество их не уменьшается. Что поразительно, что очень много нераскрытых убийств. И. что всего печальнее, что убийцы получают малый срок тюрьмы, или совсем оправдываются. И очень много остаётся нераскрытых убийств. Что ж уж тут-то, что непонятного? Не надо жалеть безжалостных людей.
    И ещё, что мы хотели бы вам сообщить. Мы, как-то с нашими японскими тренерами разговорились и узнали, почему у них японцы не болеют, все физически сильные. Конечно, есть больные и среди них, но это очень малый процент. Не то, что у нас: все больницы забиты и не успеваем лечить. Да и из стационара выписывают не вылеченных граждан, так себе одна видимость, а не лечение. Когда с гражданскими лицами разговариваем относительно лечения в больницах, так большинство говорят, что много людей мало верит врачам. То ли врачи не умеют лечить, то ли лечить нечем. Непонятно всё это нам. Но чем объяснить, что столько развелось травников и народных целителей: колдунов, экстрасенсов, дельцов чёрной магии.
   А вот японцы пошли другим путём. Они приняли один лозунг: - «Твоё здоровье в твоих руках». И принудили всех граждан выполнять этот лозунг. У них один день пребывания больного в стационаре обходится клиенту в 1200 долларов. Как вы думаете, вы пойдёте в такую больницу? Где же таких денег взять? Или у них денег куры не клюют? Возможно у кого-то и много денег, но не у всех. И что тогда делать этой части населения? И они не стали разводить, как мы, руками, мол, не знаем, что и делать. Есть начальство, пусть, мол, оно и думает.  Нет, они занялись спортом, ежедневные физические зарядки стали для всей Японии нормой. Наши люди заполнили все больницы и их стационары до отказа, у кабинетов врачей огромные очереди. А у японцев очереди в спортзалах, а кому места не хватает, так они самостоятельно занимаются спортом и физзарядкой; абсолютно все. И все ведут трезвый образ жизни. Используют сбалансированное питание. Не употребляют в пищу то, что приносит вред здоровью. Взрослое население само строго занимается своим здоровьем и так же строго следят за поведением своих детей.
    Если бы японцы вели себя, как мы, то Японии уже давно не было бы на земле, вымерли бы от пьянки, наркотиков, бомжевания, случайного, некачественного питания, нервных срывов, неумения вести себя и дома, и в обществе. Там всё строго всеми выполняется, как на работе, так и в быту. Мы спрашиваем японцев, какими законами это всё было установлено, такой хороший порядок? Те пожимают плечами, не знаем, мол, так само собой сложилось. Сами осознали, уяснили и стали делать то, что выгодно человеку.      
    А нам всем давай закон, давай контролёров, ответственных лиц, агитаторов. А мы, что сами не понимаем, не додумаемся до добрых дел и правильных поступков? Это, хотя и касается государственной власти, но нас-то касается ближе. Мы, что такие тупые: не можем отличить добра от зла? Надо не бороться со злом, а нужно зла не делать. Неужели мы русские люди не способны додуматься до таких простых вещей! Или мы приучены жить не только в экстремальных природно-климатических условиях, но и в сложных и экстренных условиях политической системы. Но сейчас-то свободу дали всем: живите по-хорошему, по-умному, учитесь на чужих ошибках, как евреи, а не на своих ошибках: что ж помногу раз на грабли-то наступать. Ну, да ладно, раз наступил, получил удар ручкой в лоб, одумался, запомнил, и больше не наступай, смотри под ноги, смотри куда наступаешь. Так нет же, нам россиянам это не впрок, дай нам ещё раз наступить, авось ручка мимо пролетит и в лоб твой пустой не ударит! Не пролетит она мимо вашего лба – ударит!
   Ладно, Александр Владимирович, извини нас за пространное умозаключение: в философию потянуло. Пообщались мы тут с интеллектуальными людьми и с японцами, так по душам с вами поговорить захотелось. Больше-то не с кем. Мы привыкли к вам, доверяем вам, надеемся, что если, что не так, так вы нас осуждать не станете и насмехаться не будете и на людей выставлять, то, что не так мы понимаем и говорим. Мы и впредь хотели бы жить с вами на доверии.
   Хотелось бы с вами ещё поговорить подробнее о нашем понимании в наведении порядка в обществе. Это такой вопрос: что же делать с убийцами? Мы с вами и говорили, когда вместе работали, и в письмах со службы писали. Но твёрдого решения мы так и не можем принять для себя. Как остановить убийства? Особенно убийства преднамеренные, по сговору и особенно изуверские, фашистские? Я часто спрашивал наше начальство во время политических бесед и дискуссий о возможности расплаты за лишение жизни.  Так все, словно договорились. И отвечают, что на всё есть закон и наказание нужно совершать только по закону, через суд: иначе в стране получится правовой беспредел, с которым бороться будет ещё сложнее, чем с убийцами. А мы думаем; что беспредел в органах можно остановить одним указом, а беспредел в обществе вот уж, сколько лет не останавливается, даже не уменьшается, а наоборот увеличивается. Опять же встаёт один и тот же вопрос: а кто в доме хозяин?  Не знаю, пропустит ли ревизия это письмо или часть его до вас. Но так жить нельзя, и мы с таким положением не согласны. А что делать, тоже, пока не можем сосредоточиться на чём-то одном? И видим, что делается не так, а как -  ни начальство, ни люди, ни мы не знаем. И знает ли кто? 
   Пока, до свидания. Если время сразу на ответ не выберете, то не пишите. Потому что мы скоро сами вернёмся домой. Ждите нас к новому году.
     Ребята и не ожидали, что ответ придёт так быстро, но участковый написал очень короткое письмо. Он только и сообщил:
    - Письмо ваше получил.  Рад, что помните нашу работу, это вам на пользу. Про остальную философию поговорим дома. Работу всем я уже подобрал. Но при условии,  что вам, если останетесь работать в органах, нужно будет поступить на учёбу или в институт, или в училище. Сейчас  моральные и профессиональные требования повышаются с каждым годом. Необходимо освоить работу на компьютере, уметь работать по Интернету. Приезжайте, ждём. Невесты уж заждались вас, и родители тоже ждут, не дождутся.  На том до свиданья, жду встречи. Ваш друг Александр.

                Возвращение
                ************
     На новогодние праздники ребятам не удалось прибыть домой; они прибыли только на старый новый год. И только на третий день начальник РОВД узнал об этом и к вечеру велел привезти всех ребят привезти в отдел. Когда собрались, Жогин выступил:
    - В-первых, я вас приветствую и желаю вам здоровья и успехов в жизни. Второе, мне сообщил Александр Владимирович, что вы все изъявили желание работать в органах. По этому поводу я с вами с каждым буду вести разговор, после, как вы отдохнёте после службы, как полагается по закону. У нас всё должно делаться по закону; ни шагу влево, ни шагу вправо. Третье, если вам ещё не организовали встречу, то я беру на себя все расходы, и организую встречу у вас в колхозной столовой. Сегодня вечером вы дома, с родителями оговорите о количестве гостей, которых вы намерены пригласить на встречу, и скажете Александру Владимировичу, а он об этом скажет мне. Я просчитаю затраты и вместимость зала и только после этого проведём встречу в организованном порядке. У кого есть невесты, пригласите и их с собой.
    - А, что будущему милиционеру обязательно иметь невесту? – произнёс Потапов.
    - У каждого милиционера должна быть, в обязательном порядке, домашняя милиция. И дальше, у нас многое, что должно быть обязательным, не только прочная семья, законопослушность, честность и огромное трудолюбие. Если в других организациях делают и допускают послабления, то у нас этого не должно быть.  И это вы, пока не поздно, должны себе хорошо уяснить. И быть готовым к испытанию многих жизненных нагрузок, как моральных, так и физических. Конечно, я вас всех обязывать не стану, но желательно, чтобы вы все в этом же году решили свои семейные дела. И это нужно сделать в первой половине этого года. Почему? – спросите вы, отвечу, в июле месяце вы все поедете поступать в Барнаульский Юридический Институт на дневное отделение на бюджетной основе. Я запрашивал из вашей воинской части на вас характеристики, мне прислали, все они отличные, и поэтому я договорился с деканатом института о преимуществе вас среди конкурсантов при поступлении. Но я надеюсь, что вы на эту снисходительность сильно не надейтесь. Хотя вы все сдавали ЕГЭ, а повторить учебники не мешает. Мне надо, чтобы вы не просто были зачислены студентами, а, чтобы вас с удовольствием приняли и вы были бы гордостью института. Требования такие же, как в воинской части на границе. Теперь, какие будут вопросы ко мне?
   Поднялся Аборнев, торжественными и благодарными словами высказался:
    -  Ни я, ни мои товарищи не ожидали к себе такого внимания с вашей стороны. Тем более,  что вы для нас уже столько сделали относительно учёбы. Мы, конечно, все мечтали пойти учиться, но чтобы всем вместе и в одном институте, это же для нас огромное счастье и везение. Мы вам благодарны. Будем рады стараться, чтобы оправдать ваше доверие.
    - Спасибо, - ответил начальник, и продолжил, - есть, конечно, и заочное обучение, но там есть определённые сложности и некоторые неурядицы и упущения. Но я хотел бы иметь высококлассных специалистов, жизнь меняется на глазах и мы должны быстро реагировать на её изменения и неожиданные требования. Учиться нужно будет с опережением требований. ВЫ должны быть готовыми к тому, чтобы прорваться через годы в будущее и не быть там растерянными недоучками. Конечно, учиться вам придётся всю жизнь, одного института вам будет мало. Но это по ходу дела. Но нельзя допустить, чтобы вы потом, на работе при разборе дела преступника, листали бы учебник и вспоминали, а, что вам читали на лекциях. Нет, и ещё раз нет: всё чему вас будут учить, нужно запомнить на всю жизнь. И только тогда у вас останется определённое время для изучения новых законов и их применение. Знайте и помните, у нас, как нигде в другом месте, с повышением требований к работе милиционеров: жизнь повышает требование к преступникам, криминальным элементам, с такой же скоростью и уровнем эрудиции и профессионализмом. И если мы хоть на йоту отстанем от них, или они с нами сравняются, нам их не победить. Их больше и у них условия жизни жестче, там за ошибки расплачиваются свободой и даже жизнью. Они живут по своим законам. Хотя они неплохо разбираются в наших правоохранительных законах. А мы их законы все не знаем: они их не печатают, работают по понятиям. Если кто, из вас почувствует в себе неуверенность в победе нашей работы, прошу сразу же отказаться от первоначального желания. А кто останется в наших рядах тот, должен готовить себя к ответственной и рискованной работе, и жизни. У нас в районе десять сёл. В вашем селе работает участковым ваш товарищ, это место занято, остальных я распределил по остальным сёлам. Только вот одна загадка появилась; с жильём некоторые затруднения имеются. Если у кого в каком селе живёт или родственник, или невеста, или друг созвонитесь с ними и тогда мне сообщите.  Я буду туда оформлять на вас документы для прохождения стажировки. А через месяц работы я отпущу в отпуск участковых, а вы останетесь работать самостоятельно. Имейте ввиду, и, когда станете студентами, во время каникул я вами буду подменять и участковых по сёлам, и некоторых работников Отдела. Так, что и подзаработать сможете, и время по-пустому транжирить не придется. Дорожите каждым днём, каждым часом,  каждой минутой своей жизни. Помните, что жизнь значима не количеством прожитых лет, а количеством ваших поступков.
    Двадцать третьего января прошла организованная встреча отслуживших солдат, как и договаривались в столовой колхоза «Путь к социализму». Культурную часть провели работники клуба. Присутствовали главы сельского совета и районной администрации. А начальник ОВД оказался талантливым тамадой. Он и заметил, что шестеро из его подопечных сидели за столами, а потом и танцевали постоянно с одними девушками.  - «Значит, - подумал он, - эти уже определились с подругами. А остальные или не имеют невест, или они в других сёлах живут. Нужно внимательно присмотреться к этим парням. В случае чего, как-то познакомить их со своими сотрудницами из Отдела. Навязывать тут не надо, а послать вместе на разбор какого-нибудь дела; вот там и пусть познают и характер, и способность друг друга».
    Быть положенный месяц в отпуске парни  отказались и пришли в Отдел уже в понедельник. Они все согласились приступить к службе немедленно. Их просьбу начальник удовлетворил. А через месяц он получил приглашение на свадьбу сразу от шестерых парней: это те, что имели невест на встрече.  Эти свадьбы были объединены и проведены уже в районном центре в столовой. Ещё через месяц и остальные ребята справили объединённую свадьбу в той же столовой.
    А в июле месяце, когда нужно было быть на экзаменах в БЮИ, они прибыли со своими жёнами и их поселили в семейное общежитие.
    Экзамены все сдали  отлично и были зачислены студентами в институт. Сюда же поступили и три жены этих парней, которые работали в ОВД, но не имели образования, и теперь с большим удовольствием восполняли свой пробел: - «Спасибо Ожогину». Остальные девушки уже учились часть в медицинском, а часть в педагогическом институтах.
Однажды, собравшись на танцы, они завели разговор, что пора всякие танцульки отставить и, чтобы не сидеть на шее у родителей, решили поискать работу в  вечернюю, или в ночную смену. Такую работу они быстро нашли. Им представили работу в городском ОВД  дежурными в ночную смену и в праздничные дни. Но своих родителей они без «внимания» не оставили, и через год наградили их внуками и внучками.  Были тут некоторые сложности.  Но, как говорится: - «Терпенье и труд, всё перетрут».
    Уже на втором курсе все девять ребят возглавляли различные спортивные секции. Им администрация института платила маленькую зарплату как тренерам. Эта оплата со стороны казалась маленькой, а студенту с женой это было ощутимым подспорьем. Добавком ко всему была и оплата за дежурство, так, что они первое время не знали, куда девать деньги: одежда и обувь была от родителей ещё в исправном состоянии, и они решили помочь родителям при содержании их внуков, и выслали им деньги переводом. Но тут получился такой казус, что они запомнили его на всю жизнь. Родители будто договорились и прислали деньги назад и одну на всех телеграмму: - «Не позорьте родителей подачками.  Тратьте на ум и здоровье». Парни не знали, как отреагировать на эту телеграмму, и не стали отвечать. Но ответили родителям снохи: - «Миленькие наши, спасибо, будем помнить всю жизнь»!  Я никогда в жизни не слышал ни от кого о подобных  телеграммах.
     На летние каникулы они все, как и было оговорено с начальником РОВД, вернулись домой, и начальник их пригласил на очередную планёрку в Отдел.
     - Это хорошо, что вы помните наш договор. С завтрашнего дня все работающие участковые идут в отпуск на тридцать суток, а у кого есть стаж, тем отпуск увеличивается от пяти до десяти суток.  В отделе кадров вам учтут эту добавку. А дальше, я думаю, как освободитесь, подмените сотрудников отдела. В этом году мы с Александром Владимировичем поедем на курорт, и поэтому нас тоже нужно будет подменить. Это будет в середине июля. Да, потом мы соберёмся, вот так же, и вы изберёте  от себя нам замену. Я считаю, что примерно с середины августа, мы вернёмся на свои рабочие места, и вы будете иметь возможность тоже побыть в отпуске дней на пятнадцать, двадцать.
    - Из нас никого в крае не утвердят на вашу должность, даже временно, у нас лычек и звёздочек мало на погонах, всё, что с границы привезли, то и есть, - смущённо отозвался Аборнев Василий.
    -  У меня есть одно лейтенантское звание в запасе. Я оформлю присвоение этого звания тому, кто будет иметь наилучшие результаты работы за время замещения. Учту и наличие воинского звания на границе, и спортивные достижения в чемпионатах. У вас по два года стажа службы на границе, да уже два года, как вы и учитесь, и работаете в ночную,  и праздничную смены в городе. Я учту и ваше участие в работе дружинниками в средней школе. Так, что не волнуйтесь о звёздочках. Только старательнее работайте сейчас. Ни одного нераскрытого преступления, максимум сокращения числа преступлений, недопущения условий убийств человека. Это новое предписание свыше нужно и понять, и, по возможности, применить у себя. А что это такое пока ни тот, кто спустил этот циркуляр, ни мы тут на месте не можем пока уяснить, что это такое и как тут себя вести, и что предпринять? Вероятнее всего, наше руководство намерено узнать наше мнение по этому вопросу. Потом соберёт наш опыт, и вынесут решение для исполнения на местах. Вы все учитесь, вы молодые, вы эрудированные, вам и карты в руки. Возможно, у кого-то появятся новые, неординарные идеи в борьбе с преступным миром.
    Антонов Николай поднял руку и спросил:
    - Вы не скажете, почему освободили нашего директора школы от должности?   Я и с ним разговаривал и в районо спрашивал, говорят в обтекаемой форме, вроде за пьянку. А точно никто не говорит.
    - Да, точно и мне никто не говорил. Ему предложили, он и написал заявление об уходе. Ну, вроде был звонок из края, неодобрительно отозвались по сочинению одного ученика по ЕГЭ. А так меня это не касалось, я и точно и не разбирался, у нас своих дел полно, не до этого. А так его часто видели на работе и в общественных местах под градусом.
    -  Революцию совершали те, кто сидел в тюрьмах, одним словом возглавляли революционные выступления и преобразования общественной жизни – тюремщики. После перестройки вся власть оказалась у тех, кто присвоил большую часть народного добра, появились новые руководители в виде богачей. Не заработали же они такого богатства, значит у власти воры. Так, сейчас нарастает следующая волна изменения политической жизни общества, - почувствовав демократический тон начальника, заговорил  Снегирёв, - Вот я и думаю.  Так кто же сейчас будет стоять во главе этих преобразований?
    - Правильно вы спрашиваете. Поэтому я хочу добавить, что пока мы в узком кругу, вы спрашивайте не стесняйтесь. Мы обсудим между собой, и не весь сор на улицу выносить будем. А относительно новых лидеров в преобразовании общества будут возглавлять люди, которые в совершенстве овладеют новейшими нанатехнологиями, познают эффективные методы и теории, и прогрессивные опыты в правоохранительной науке.  Вместо баррикад, вильных восстаний и винтовок, на вооружение преобразователей будет компьютеризация всех видов производств и служб. Люди в последнее столетие возносили на вершину славы рабочий класс. Он строил музеи, храмы, дворцы и производственные объекты, а в революцию старались это разгромить и уничтожить.  Так, что же происходит? Сначала мы строим. Потом это же и рушим. А зачем, спрашивается, строить и рушить? Мы, что сильно богатые стали, что нам больше заняться стало нечем, кроме как рушить?  Как президент говорил. Нужно строить комфортную жизнь каждому. Это же мечта каждого человека. Такая короткая наша жизнь.  Да мы ещё и жизнь свою по-хорошему устроить не можем. И этому нам мешают преступники. Поэтому отсюда и задача наша состоит в том, чтобы помочь людям сократить преступность.
    - А когда же мы приступим к устройству своей   комфортной личной жизни? Что-то смотрю на сотрудников и на их семьи, так не вижу ни одной достойно обеспеченной семьи, - спросил с места Пустовалов.
    -  С этим придётся  повременить, - отозвался смущённо начальник, - или поручить эту работу своим жёнам.
    -  А мы с супругой оба в органах, мне и поручать, оказывается, некому, - скромно хохотнул Аборнев.
    -  Значит, жди, когда сын вырастит, ему поручишь.
    -  А у нас с Леной дочка родилась.
    -  Значит, рожайте сына пока молодые, - он тоже засмеялся. Потом серьёзно заключил:
    - С этим вы самостоятельно все разберётесь.  А сейчас у своих участковых перепишите планы работ на этот месяц и приступайте к самостоятельной работе. Всё понятно? Если будут, какие затруднения или сложные ситуации, звоните мне в любое время. И следующее: подробнее записывайте ежедневные события и особенно при расследовании преступлений. Будьте аккуратнее с расследованием убийств. Ничего лишнего и отсебятину не придумывайте, всё вы должны делать аккуратно, тщательно и по закону. Не допускайте, чтобы на вас самих дело не завели за противозаконные действия. Всё, пошлите по местам. Я буду сам у вас, у каждого на рабочем месте. Давайте, счастливо и удачно пройти первую самостоятельную практику. Друг друга выручайте. В этом деле будьте как врачи.
    - А сколько же было убитых людей за прошлый год и за половину этого года? - поинтересовался Антонов
    - Сейчас приглашу Лисицына начальника штаба, он проинформирует, - он нажал кнопку диспетчерского пульта и пригласил, - Владимир Васильевич, прихвати сводку об убийствах за прошлый год и на настоящий момент. Да я ребят собрал, они интересуются. Да, сейчас, они у меня.
    - Здравствуйте, товарищи! – войдя в кабинет начальника, поздоровался с ребятами начальник штаба. – Сведения у меня такие есть. Цифры очень неутешительные. По краю за прошлый год было совершено преднамеренных убийств около тысячи человек, в нашем районе десять человек. Среди других районов это один из высоких показателей. Уже в этом году шесть убитых человек в районе
    - И какая самая распространённая причина убийств? – поинтересовался Снегирёв.
    - Часто встречающей причиной является разборки криминальных структур на финансовой основе. Дальше идут убийства стариков, чтобы поживиться их пенсией, следующей это убийство женщин и девушек после сексуального изнасилования, потом идут убийства при возникновении скандалов в пьяном виде, есть и такие убийства, которые невозможно определить причину. Идёт такой тип и вдруг ему в голову взбредёт такое желание, он выхватывает нож и, забавы ради, убивает любого встречного. Без причины,  просто так: захотел и убил.
     - Таких же «выродков» убивать надо! – воскликнул Аборнев.
     -  Я лично с вами согласен, но это решает суд.
    -  И так нам всё ясно. Вы можете быть свободны, - обратился начальник к штабисту, - а то мы с вами перейдём к вечеру вопросов и ответов. Всё, расходимся по своим местам. Кроме убийств, товарищи, обратите внимание на потерю бродячего скота: очень много жалоб от людей по этому вопросу.
   Начальник пригласил ладонью к себе Александра Владимировича и на ухо тихо произнёс:
    - Вы, уж за своим стажёром присмотритесь внимательнее. Как бы ни натворил чего. Сильно горячий уж он.
Тот кивнул головой и присоединился к остальным  сотрудникам.
    Участковые милиционеры, вместе со своими стажёрами покинули кабинет начальника РОВД и отправились по закреплённым за ними сёлам.
       
                Первый опыт
                ************         
   -   И где вас черти носят? Ещё слугами народа считаетесь. Жди тут вас, с утра сидим, нервов никаких уж не осталось! – возмущённо затараторила Матрёна. Аборнев хотел её резко осадить, но одумался и вспомнил сразу наставления начальника, что в работе милиционера спокойствие и выдержка есть залог успеха в любом деле. Он поздоровался, не стал реагировать на возмущённые возгласы клиентки и, заходя в кабинет, пригласил её к себе.
    - И так, что у вас? Я вас слушаю, тётя Матрёна.
    - Что меня слушать, все люди возмущаются, а вы и ухом не ведёте. У нас в переулке только две свиньи пропало. У меня и у бабки Акульки. А что по селу и говорить не приходится. Вы, что нибудь делайте. Ни один безработный с голоду не подох. Да ещё и пьянствуют. Ты спроси хоть одного.  За счёт чего он живёт, где «жратву» берёт? Да пьяные каждый день. Вот они и воры на виду, - она говорила ещё кое что много, но Василий не брал её информацию в ум, А был рад тому, что этот случай навёл его на мысль: надо обойти все дворы, объяснить, чтобы свиней не распускали и держали на ночь скот под замком. Ибо бродячий скот смущает голодных неработающих мужиков, чем самым толкает их на воровство. Он достал из стола общую тетрадь и сделал на первом листе заголовок, - Предупреждение.
А под номером один записал фамилию бабки Матрёны и пригласил к столу:
    - Вот, что дорогая, распишитесь у меня в журнале. Что вы мной предупреждены о том, что вы больше скот распускать не будете. В противном случае, я отказываюсь искать вашу пропажу.
    - А эту свинью то же искать не будете.  Она же пропала до вашего предупреждения. И не только у меня, а и по всему селу.
    - Вы, я вижу, очень грамотная женщина. Я так сделаю. Я обойду всех, предупрежу о роспуске скота, и заодно узнаю, у кого, что пропало. Пропажу эту я найду. А после предупреждения искать вашу потерю не буду. Вы хорошо это уяснили? Если уяснили, то сами запомните и другим передайте.
    - Это, что? И кур и корову с телятами замыкать? Это сколь же замков потребуется? – завозмущалась пациентка.
    - А для вас, что дороже, корова или замок?  Запомните, что воры тоже знают, что их накажут строже, если они совершат кражу с взломом.
    - А, вы,  что хотите? Нас уму-разуму учить? Будете учить, как нам надо правильно жить? – завозмущалась посетительница.
    - Дело ваше кого слушаться. Или меня или вас будут учить воры. Я учить буду словами и доверительной беседой, а те вас будут не учить, а проучивать. Загонит к себе в сарай твою свинью,  забьет её, сдаст скупщикам и деньги пропьёт. А ты потом бегай и голоси на всё село. Вам, что выгоднее?
  Матрёна внимательно присмотрелась в глаза Аборневу, что-то подумала, но вслух не сказала. Она понимала, что участковый говорит правильно, но мысленно не могла ему подчиниться. «Праведник, какой нашёлся, салага ещё учить тут нас. Давай бегай по селу, да ищи свинью мою, коль я тебе заявила». Она расписалась в журнале участкового и, даже не попрощавшись, вышла в коридор.
    - Кума, что тебе сказали? – спросила Тимофеевна, встретив Матрёну.
    - Умники нашлись, бегать не охота, а поучают, как жить надо. Говорит, чтобы скот по улицам не бродил, тогда и потерь станет меньше. Их, что зиму, лето в сарае держать? Воров бы строже наказывали, вот тогда бы и воровство прекратилось, - продолжая в мыслях спорить с участковым, ответила кума.
    - Я вот в совете тридцать лет проработала, и всё уговаривали людей скот не распускать, а всё не получалось. Говорили, говорили, убеждали, убеждали, а люди всё по-своему делали и за скотом своим не следили. Мы говорили, а не наказывали, и свой скот взаперти не держали. Он, что тебе сказал об украденной свинье, у меня тоже неделю как нет свиньи дома?   
    - Обещал этих свиней найти, но сначала заставит в журнале «предупреждений» расписаться, чтобы скот не распускали.  Что-то новое придумал. Молоденький такой, а настырный жуть, какой.
    -   Ладно, зайду, послушаю, что скажет. Недаром говорят, «новая метла, чище метёт». А возможно он – «молодой, да ранний», посмотрим, - она кивнула головой куме и прошла в кабинет участкового.
    - У вас тоже свинья пропала? – спросил участковый, как только Тимофеевна вошла в кабинет.
    - А, вы, откуда знаете про мою свинью? – удивлённо подняла глаза на участкового, спросила посетительница.
    - А третьего года не у вас гуси пропали?
    - Да пропадали гуси, но это у моей свекрови, - ещё больше удивилась Тимофеевна.
    - Понятно, скажите, какого возраста была ваша свинья, и какие приметы и была ли мета какая?
    -  Свинья была чёрно-пёстрая, уши распороты, супоросная, крупная весом примерно килограмм на сто, сто двадцать. 
    - Ладно, поищу. Но, чтобы это было в последний раз.
    - Я, что ворам скажу, чтобы скот и птицу не крали? Это уж вы с ними дела имейте. Я то тут при чём?
    - Вы и при том: скот не распускайте. Не будет бродячего скота, меньше будет и воровства. А то вы скот содержите, а тунеядцы его едят, и тем самым даёте им возможность жить и не тужить. Распишитесь в журнале, что я вас предупредил. И замочки повесьте на скотных дверях.
    - В колхозе ни одна база не замкнута, а нам замыкать, что это такое? 
    - Там сторожа находятся. Воля ваша, можете и не замыкать, но ко мне иначе не обращайтесь.
     - Интересные порядки пошли. Посмотрим, что получится.
    -  Хуже не будет. До свиданья.
Тимофеевна вышла, а Василий вызвал по телефону секретаря совета и спросил:
    - Наташа, здравствуйте! Мне нужны сведения.  Кто брал  за последние десять дней у вас справку о сдаче свиней с личного подворья, и сколько у них числилось на эту дату. И кто у нас занимается закупом свинины?
    - Я сейчас приготовлю такие сведения, и через тридцать минут можете зайти и получить такую информацию.
    За полмесяца Василий обошёл всех жителей села, В журнале пометил их адреса и все сведения о составе семей. Высказал свои рекомендации о содержании скота. В свободном разговоре нет, нет, да спросит о мнении человека, как он относится к убийцам, и чтобы он сделал с тем, кто убил бы его родственника. Эти разговоры он не записывал, но хорошо запоминал, и был откровенно удивлён, когда выяснилось, что девяносто процентов опрошенных жителей высказывали категорические ответы об их твёрдом мнении, что убийцу нужно убить. О том, что сейчас нет пока такого закона в России, это не значит, что это правильно. Много чего у нас нет, и это не означает, что мы живём правильно и поступаем справедливо, и не можем, и тем более не имеем право самостоятельно наводить порядок и даже восстановить справедливость. И то, что утверждают, нельзя человека лишать жизни, ибо не мы ему её давали: так, а почему к убийце мы не предъявляем такого требования. Убийцам, что больше прав дано, чем судьям и людям, пострадавшим от убийцы? Почему мы молчим и не бастуем? Наверное, потому, что боимся свершить возмездие. Родители, дети, родственники убитого морально видимо слабее и ниже, чем убийца. Они унижены и чувствуют себя оскорблёнными людьми, униженными и поэтому жалкими, и беспомощными. А когда Василий ставил прямо вопрос: - «Если бы у тебя убили ребёнка или родителя, и показали бы убийцу, то, что бы вы лично сделали»? Те отвечали без стеснения, что они бы убийцу убили.
    Особенно трудно было разговаривать с родственниками, у которых за последние два года погибли их дети или родители.
     - Что я могу ответить? - сразу заплакала старушка, мать Брюллова, - уж горе притупляться стало, да и убийцу суд не нашёл, сказали, что погиб сама случайно. И бутылка водки была при нём. Трудно тут разобраться.
    - Я это знаю, - подтвердил Василий, - но бутылка-то была не распечатана, и при вскрытии алкоголя нашли совсем мало.
    - Сколько бы ни нашли, а заключение было дано и вынесено решение, что в гибели он сам оказался виноват, - уже  тверже ответила мать.
    - А если я найду убийцу и приведу его к вам, вы будете его убивать?
    - Трудно сразу решить. Сразу взять нож и зарезать, я видимо не смогла, но что ни будь бы, придумала, и так просто не оставила. Но кто теперь покается, когда дело-то уж в суде закрыто.
    - А ваше материнское сердце не подсказывает вам: кто, по-вашему, мог погубить вашего сына? Возможно, ваш сын откровенно, что вам говорил: ну, там жаловался, хвастался?
    - Много не говорил, только как отвезли телят в откормочный совхоз, и сдали там, и он вернулся домой, только и высказался: - «Вот, как они наживаются за колхозный счёт»! Больше он ничего не сказал. Только я сама догадалась, потому, что зоотехник Гришухин туда уехал со скотниками, а от туда приехал на новой машине, на газели. Потом её зятю отдал, тот до сих пор на ней мясо по людям закупает и отвозит в город на реализацию. А Гришухин сейчас  на пенсию вышел и живёт припеваючи, а я всё место не могу найти, сердце разрывается на части. Так мне сыночка жалко, он же у меня единственный ребёночек был. Второй год как на работу скотником устроился.
    - Вы не возражаете, если я вам этого Гришухина в гости приведу?
    - А, что мне теперь с ним делать?  Он, что покается теперь? Вон сколько времени прошло. А на «пересудок» подавать, так у тебя ничего не получится, там у него сноха работает.
    - Можно и на «пересудок», да только судьёй будете вы.
Баба Анна вскинула голову и присмотрелась в глаза Василию и долго молчала, видимо, не сразу поняла, как она может быть судьёй, да и возможно ли такое дело произойти? Вошла в сознание и тихо спросила:
     - Я не знаю ваших новых порядков; делайте, как знаете…. Если, что, старого ревизора Монахова возьмите.
    - Это не сложно, он мой сосед.
  Утром следующего дня Василий встретился с Монаховым и составил разговор.
   - Я хотел бы у вас спросить, что вы сейчас делаете?
   - Сейчас ничего не делаю, работаю по дому.
   - А, как вы ушли с ревизоров?
   - Да, скандал был. Когда отправляют скот на продажу, я с учётчиком фермы и со скотником взвешиваю каждую голову, и выписываем сопроводительные документы на общее поголовье. Так мы сделали и в последний раз при отправке двухсот голов двухгодовалых телят в откорм совхоз. После отвозки скота, я проверил в бухгалтерии документы на сданный  скот. Оказалось, с каждой головы был сброшен вес в пятьдесят килограммов. Я шум поднял, в суд дело передал. Зоотехник у учётчика документы переделал. Подогнал вес отправки под сдаточный вес. А первичные документы уничтожил. На суде учётчица предъявила новые документы, и я остался с носом. Да ещё едва «отвертелся» от штрафа за «нанесённый мною моральный ущерб зоотехнику». После суда я обратился к прокурору Раисе Игнатьевне: говорю ей. Что произошло мошенничество. Правду может подтвердить скотник, которого, почему-то не пригласили в суд. Она потребовала возобновление судебного дела. Видимо сноха Гришухина передала свёкру о документе скотника и о возобновлении суда. Тот к Брюллову пошёл, водкой угостил. Он водку выпил.  Но документа не отдал. Он мне об этом рассказывал. А через неделю его нашли в луже под телегой и с бутылкой водки. Но я узнал, что бутылка была не распечатана.
     - Я об этом случае знаю. Я был там. Я сегодня я приглашаю вас к матери Брюллова, бабушке Анны.
    - И что я там буду делать?
    - Повторите то, что сейчас рассказали. Только не юлите.
    - Да нет же, я не умею этого делать, - ответил Монахов, и они расстались до вечера.
    Каким образом уговорил Василий бывшего зоотехника придти к бабушке Анне, никто не знал, но тот пришёл и бодро поздоровался с ней. И без приглашения прошёл по комнате и сел к столу. И только тут заметил Монахова, и весёлость с него спала. Он вопросительно посмотрел на Василия и спросил: 
   - А этот тут зачем? Вы о нём мне ни слова не сказали. В чём дело?
Василий подошёл к столу и тоже сел и подвинулся к нему вплотную, чтобы тот не мог выйти, и тем более покинуть дом.
    - Поясни нам, как ты приобрёл газель?
    -  Я не в суде и отвечать на такие вопросы не буду. Вы говорили мне совсем о другом деле. Вы хотели, чтобы я помог бабушке Анне перевести свою минимальную пенсию на заработок сына, как при потере кормильца. Это я бы помог сделать, у меня связи в районе есть.
    - Нет, нам этого не нужно. Я узнал, что ты сдал молодняк в откормочный совхоз и тебе там пошли навстречу и выписали ложные документы по весу. Разницу тебе отдали наличными, как за скот сданный, будто лично тобой. Первоначальные  документы ты переделал и в бухгалтерию сдал подогнанные документы. Но действительный вес был зафиксирован у скотника Брюллова. Ты об этом узнал через сноху. И стал выманивать их себе, чтобы они не попали в суд при пересмотре дела повторно.
    - Не было у него таких документов, - произнёс Гришухин.
    - Нет, была квитанция учётчицы, я знал, и у меня есть черновые записи веса каждой головы. Вот они у меня с собой. На, посмотри их.
     - Я больше на ваши вопросы отвечать не буду без адвоката. Если хотите дело направить на повторное рассмотрение в суде, то подавайте туда своё заявление. Вы, поняли, что я вам говорю?  А твои черновые записи к делу не пришьёшь, - уже смелее закричал тот.
    - Нет, мы в суд подавать заявление не будем. Ты сейчас напишешь покаяние матери убитого тобой её сына. А там видно будет где тебя судить, и кто будет тебе судьёй, - перебил его Василий и, достав из кармана блокнот, вырвал два листа, вложил между ними копировальную бумагу и положил перед лицом Гришухина. – Вот твоя судья сегодня баба Аня, ей и решать, что с тобой сделать.               
     - Да, да пиши, как было дело. Как погиб мой сыночек, кормилец мой, сыночек единственный. Чем он перед тобой провинился. Покайся Христа ради, возможно и прощу я тебя. И Бог  простит твою душу грешную. Все грешные прощение просят у Бога, - старушка несколько раз перекрестилась и тихо заплакала.
    - Ладно, так и быть напишу покаяние, дайте ручку.
 Ему подали ручку, и тот стал писать. Написал заголовок «Покаяние», а ниже продолжил: - Брюллов меня шантажировал своей квитанцией. Я предлагал деньги за неё, но он не соглашался. А тут случай подвернулся. Я ехал с выпасов и встретил Брюллова спящим в телеге. Я остановился, подошёл к нему, он спит. Я повернул лошадь в сторону и толкнул телегу, она перевернулась, а Брюллов упал в лужу вместе с телегой. Я сразу уехал домой. Думал, что он испугается и выпачкается в грязь, но не думал, что он захлебнётся. Вот и всё, - произнёс Гришухин, отодвигая от себя листки.
   Василий пододвинул листки к себе и прочитал, потом подтолкнул обратно и добавил:
    - Мало написано, да ладно, и так сойдёт, только подписать надо.
Тот расписался и вернул листки Василию. А Василий подал один листик бабе Анне, а второй вложил в блокнот, который положил в карман. Бабушка Анна заплакала громче, прочла покаяние и вернула Василию.
    - Кажется, всё по закону. Теперь свой вердикт вынесет судья. А ты, Гришухин, руки на стол, - приказал Василий. Вынул из кармана конец сеновязального жгута, связал руки Гришухину и они все вышли во двор.
    В бригадной конторе горел свет, и было видно, что мужики, перед тем как разойтись по домам, играли в карты. У крыльца стоял запряжённый в телегу конь. Василий подвёл Гришухина к коню,  и велел ему залазить в телегу, а Анну посадил в передок и подал ей вожжи. Было сумрачно, и никто не заметил, как Василий отвязал конец верёвки и изготовил петлю. Потом запрыгнул сам в телегу и приказал:
    - Ну, баба Ань, прокати нас с ветерком вон до первого переулка, и вернёшься сюда.  А коня поставишь на это место и сама уйдёшь домой. И ни кому не скажешь, что мы были здесь.
   Застоявшийся конь сразу нетерпеливо побежал домой. В какой-то момент Василий накинул петлю на шею Гришухину и столкнул его с телеги. И перед тем как спрыгнуть самому, сказал:
    - Баба Анна, вот эту записку положишь ему в нагрудный карман, и как приедешь к конторе, развяжешь ему руки. Коня привяжешь там, где он и был, а сама уйдёшь домой. На этом заседание суда и закончится.
    Вскоре Василий догнал Монахова, и они вместе пошли домой. Шли молча, переживали, они понимали, что если дело раскроется, то им «групповой» не миновать.  Всему приходит конец, конец пришёл и их переживанию.
   Наигравшись в карты, мужики вышли из конторы и тут заметили привязанного к телеге Гришухина. Они посовещались между собой и от греха подальше, чтоб не пало подозрение на хозяина коня, труп отвязали. Лошадь распрягли и пустили в конюшню.  Вызвали председателя колхоза, а тот позвонил в районный отдел и прокурору. Через час комиссия была на месте. Обследовали и нашли в нагрудном кармане записку, «покаяние», приобщили к делу. А труп Гришухина увезли в больницу на вскрытие.
   Уголовное дело возбуждать не стали, посчитали, что Гришухин сам наложил на себя руки, что подтверждалось покаянием.
   Василий продолжал обход жителей села. Ветеринарный врач оказался один дома, хотя был рабочий день.
    - И это почему же все трудоспособные люди на работе, а врач дома сидит, - после приветствия спросил Василий.
    - Я представил полную самостоятельность санитарам, и велел им ко мне обращаться только в исключительных случаях.
    - Значит, без тебя можно обходиться в колхозе.
     - Нет, без меня не обойдутся. Ибо я утверждаю акты падежа и выношу решение кому этот падёж отнести в счёт.
    - А ещё, что вы имеете право? – не дождавшись ответа, тут же спросил, - и колхозные лекарства сбывать в аптеку частного скота? И заставил чабанов забивать вам ежемесячно овец, а ты их актировал. А мясо сбывал. А деньги в карман. И колхозного пасечника в страхе держал, а он тебе много роёв отдал с колхозной пасеки. А ты пасеку свою развёл около сотни пчёлосемей. И сейчас только на ней и сидишь, тебе некогда работать в колхозе. Если что случится на ферме, так не ты туда бежишь, а  санитары к тебе бегут и консультируются, а ты только решения выносишь и то в свою выгоду.
    - Да вы что? - хотел возмутиться Дьяконов Илья, но тут же осекся, и лицо его стало покрываться красными «медяжами». Он прикрыл глаза и задумался. Как бы он сейчас разнёс любого, кто посмел бы вот так резко и правдиво предъявить ему свои претензии. Но тут сидел и, как будто допрашивал, участковый. Василий искал более веский аргумент виновности Ильи. Он пошёл на риск, спросил:
    - Мне соседние фермеры признались, что это ты им перегнал двадцать шесть телят, когда скотник был в пьяном виде и спал в вагончике. И они с тобой  рассчитались. Но они же об этом рассказали и скотнику Ножкину  Ивану, когда тот хватился искать потерянных телят. Тот к тебе обратился, стал правды добиваться, на суд грозился подать заявление. Ты его и убил, когда приходил к нему домой его быка лечить. Все подумали, что Ивана его же бык и убил, когда тот его, якобы сам взялся лечить. У меня на всё это есть документы. Теперь дело подошло к  тому, чтобы ты написал покаяние.
    - Перед кем мне каяться, кому я буду писать покаяние? – придавая наглость голосу, заговорил Илья.
     - А вот тому, кто от тебя больше всех пострадал. Стоимость двадцати шести телят отнесли в счёт Ножкину. А когда его не стало, долг автоматически перешёл на сына, который  без отца бросил школу, и теперь работает на той ферме. Вот ему и напишешь покаяние.
   Надеясь, что этим можно отделаться от участкового, он также нагло крикнул:
    - А, что, я за ним ещё и побегу?
    - Да, нет, не нужно тебе за ним бежать. Он сам к вам пришёл, на крыльце стоит. Сейчас позову.
    - Не нужно его звать.  Диктуй, что нужно писать.  Я напишу твоё покаяние.
Василий вынул блокнот и ручку и подвинул к Илье. Тот уставился на участкового. Василий подсказал:
    - Пиши заголовок  - покаяние.  Написал, дальше пиши –  я, Дьяков Илья Митрофанович убил Ножкина Ивана Максимовича за то, что он стал распространять слух, что я продал двадцать шесть колхозных телят, которые числились у него в подотчёте. Это случилось у него в пригоне, когда он пригласил меня к себе, чтобы посмотреть заболевшего быка. Прошу жену и детей Ножкина простить меня. Я каюсь и перед Богом. И молю его снять с меня грехи эти тяжкие, и обещаю всем людям, если только простите, больше никогда ничего подобного не совершать и жить тихо и мирно, и работать честно и добросовестно в колхозе, и отзываться на любую просьбу людей с охотой и бесплатно. Только, пожалуйста, простите. Простите Христа ради!
    - Написал, теперь подпишитесь, и число поставьте.
Василий умышленно диктовал Дьякову лишние слова и предложения.  Чтобы тот мог в этом увидеть путь к спасению.  А Дьяков готов и многое что написать, чтобы уйти от ответственности. Участковый осторожно вырвал первый экземпляр покаяния из блокнота и доверительно попросил:
    - А теперь пойдём к «судье», он на крыльце нас ждёт.
Дьяков шёл и не верил, что встретит судью у себя дома. И, тем более удивился, когда столкнулся лицом к лицу с Виктором Ножкиным. Удивился и Василий, когда не увидел ни в руках Виктора, ни на перекладине навеса над крыльцом верёвки. Он вопросительно всматривался в лицо Виктора и не мог понять его намерение. Виктор уловил его вопросительный взгляд и только прикрыл глаза и утвердительно кивнул головой. Василий успокоился. Но тут же усмотрел протянутую проволоку от коровника к углу дома, и на ней висело стираное бельё.
    - Ну, что Виктор, Дьяков написал покаяние и просит тебя и твою мать и братьев простить ему грех за убийство твоего отца. Вот возьмите покаяние, почитай. Возможно, ты и  простишь. Поп Тихонов говорил, что он ходил в церковь к нему с таким покаянием, но в устной форме и тот отпустил ему все его грехи. Возможно, и ты простишь? Что уж теперь нам делать?
   Виктор взял из рук Василия лист и стал читать. Потом зло проговорил:
    - Мне, что с этой бумажкой в туалет сходить? Отца не стало и мне ещё и убыток в колхоз отрабатывать. Пусть допишет, что он согласен  отцов долг взять на себя.
    - Это разумно, - ответил Василий.
    - Я согласен. Дайте чистый лист, я уведомление в бухгалтерию напишу, о переводе этого долга на мой счёт.
 Василий вырвал свежий лист и подал Дьякову. Тот написал и, держа в руках листы,  пожал плечами и  увереннее произнёс:
    - Теперь, пожалуй, и всё, вот возьмите документы себе, и можем расходиться.
    - Доверенность вы отнесёте в бухгалтерию сами, а пока её вместе с покаянием мы положим вам в нагрудный карман, чтобы ближе к глазам лежали, чтоб ты не забыл о них.
Василий поднял обе руки с листами и стал вставлять их в нагрудный карман Илье. Он уже хотел сказать, что вот теперь всё готово, как Виктор выхватил из-за своей спины конец бельевой проволоки, на конце которой была им приготовлена петля, и моментально накинул Илье на голову, и столкнул его с крыльца.
   Через два часа районная комиссия осматривала место происшествия и, освободив тело повешенного, заполняли протокол осмотра. Среди плача родственников прозвучал тихий голос Ожёгина:
    - А, что и этот с покаянием?
    - Да, - ответили ему.
Жизнь шла своим чередом.  На третий день Аборнев продолжил обход жителей села. Возле здания сельсовета стояла скамеечка и он сел, чтобы передохнуть и осмотреться.  Клумбы заросли травой и цветы редко где виднелись. Солнце только вышло из-за горы и приятно грело лицо и руки. Со скалы ближайшей горы, расправив крылья, спрыгнула, и теперь летела серая ворона. Она описала над домами круг и внимательно присматривалась на землю. Голод давал о себе знать, она принюхивалась, надеясь найти, что-либо съестное. Но кругом было чисто и в воздухе не ощущалось запахов. Видимо сороки успели утром всё подобрать. Она снизилась ближе к земле и полетела над площадью, всматриваясь в клумбы. Вдруг она ощутила запах. Стала облетать площадь и внимательнее всматриваться.  «Ах, вот она, какая-то зверушка лежит с белой шерстью. Ну-ка, ну-ка, посмотрим, кто тут»? Ворона стала тормозить скорость и вскоре села в клумбу.   «Ах, кто же это тебя так? Ну, кому ты помешала на свете? Видимо машиной задавили и сюда бросили». Она знал эту белую кошку, что жила  пять лет, в доме через дорогу от площади. А теперь от неё исходила тошнотворная вонь. «Что ж люди-то не уберут тушку Белянки, ну, прикопали бы хоть тут же. Нет же, ходят мимо, возмущаются, зажимают нос, отворачиваются и ждут меня, когда я этим делом займусь. Ну, так, что же делать, если больше некому. Ладно, уж не будь такой высокомерной, как люди. Давай очищай клумбу от падали. Не станут этим делом голубки, да скворчики заниматься. Доля твоя такая,  делать жизнь чище, и землю красивее». Она схватила клювом тушку.  Попыталась оторвать от земли, и испытать, сможет ли поднять её и унести с клумбы.  Это ей удалось. Она часто замахала крыльями,  оторвалась от земли и тихо полетела на вершину горы, пролетая над зданием ремонтной мастерской. Опустилась на старый скотомогильник. Тут теперь всё заросло бурьяном, и лишь бугры глины от ям, куда сбрасывали туши погибших животных когда-то,  были обнажены. Ворона опустилась на своё привычное место и осмотрелась.
   Василий проводил взглядом ворону, и разные мысли закружились в его голове. Он заговорил с вороной и заспорил сам с собой. Вот она ворона делает добросовестно свою работу, не будь их – сколько бы вони на земле распространилось, заразы всякой. А кто бы этим делом способен бы был заняться. Видимо некому, кроме вороны. Свежее мясо приятнее клевать, чем падаль. Это и всем понятно. А падаль-то кто будет прибирать? Кто этим-то займётся? Кому-то этим делом тоже необходимо заняться! Тогда почему же плохо относятся и отзываются о вороне. Стихи сочиняют и песни поют о соловьях, о скворцах, о перепелах и о других птицах, а про ворону только одна басня и есть. Не делай ворона добросовестно свою работу, и все эти певцы задохнулись бы вонью, и погибли бы от заразных болезней. Эх, люди, люди, как вы близоруки и наивны в оценке труда разных птиц. Недаром Тихонов, как-то притчу из нового завета рассказал: - «Не возвышай себя, ибо люди унизят тебя, унизь себя, ибо люди возвысят тебя». «А, что же нам с тобою, госпожа ворона, делать, как вести, как удержаться на своём месте и при своёй службе? Вон сколько ребят шею себе свернули, судьбу исковеркали, жизнь поломали. А спроси жену любого участкового, довольна ли она тобой? Так редко, какая жена промолчит в знак солидарности. А то всё говорят нелицеприятные отзывы.  «Испортил он мне мою жизнь, на муки обрёк, у детей своих даже не знает какие глаза цветом. Уходит, они спят ещё, приходит, они спят уже». А кто же чистоту-то будет на земле наводить?
     Василий ещё долго бы разговаривал сам с собой: доказывал, убеждал, соглашался, поучал. Но мысли его перебила старушка Мария Евстигнеевна:
    - Ну, что, сынок, ртом ворон ловишь, или природой любуешься? Добрые люди на работе все, а ты тут сидишь, время проводишь, - она присела на край скамеечки, намереваясь продолжить разговор.
    - Да, нет, я ворон ртом не ловлю, рот будто закрыт у меня. У вас, что-то есть ко мне? – сдержанно отозвался Василий. Тут хотелось резко её оборвать, чтоб повежливее разговаривала. Но из опыта знал, что если человек свободно с тобой разговаривает, то, что-то есть у него к тебе. Или претензии или деловое предложение. Панибратство признак доверия, а это немалого стоит для участкового.  – Давай поговорим.
    - Да, думаю бестолковое это дело. Со многими говорила, да только всё бесполезно.
    - Да говорите, может, что и посоветую, или помогу.
    - Артюшин дом вон, какой себе отгрохал. А работает всего третий год.
    - А вы, что против него имеете. Построил и хорошо. Сейчас многие строят, это поощряется и людьми и руководством.
    - На ворованные деньги построил, вот в чём зло.
    - У вас какие ни будь факты, имеются?
    - А вы эти факты сами раскройте. Посчитайте его зарплату, затраты и увидите разницу, которую он наворовал.
    - Так у нас не делается.
    - У ленивых всё не делается. А умные и честные всегда найдут себе работу. После мужа у меня сохранилась плёнка, где показано, как Артюшин сливал топливо из комбайнов и увозил себе домой для своего трактора. Он всю весну по людям огороды пахал на колхозном топливе. А гусеничному трактору топлива нужно много, это тебе не  мотоцикл заправить.
    - У вас была комиссия по расследованию гибели вашего мужа, вы ей показывали эти снимки?
    - Показывала, только они говорят, что это к гибели мужа дело не имеет. Тут, мол, нужно второе дело возбуждать. А на кой чёрт мне сдалась это второе дело. У меня и так горе большое случилось. Без мужа осталась. А через год и крестный сын сгорел в мастерской.
    - И где сейчас эти снимки?
    - Я раза три к тебе их приносила, да тебя на рабочем месте всё нет. Где вы только болтаетесь. А сегодня дома оставила, как на грех.
    - Ну, тогда пошлите к вам и там посмотрим эти снимки.
    - Сейчас хлеб принесут из пекарни в магазин, я куплю и пойдём.
    - Идите, а я ещё ворон ртом половлю пока.
Баба Маша улыбнулась и пошла в магазин. На дороге против здания больницы остановился автобус.  Из открывшихся дверей стали выходить доярки, которые вернулись с утренней дойки и быстро пошли в хлебный магазин. Через несколько минут из магазина вышла баба Маша, и, увидев Василия, что смотрел в её сторону, махнула ему ладонью, и направилась к себе домой. Василий кивнул головой и пошёл за ней следом.
    - Входите, входите, - пригласила хозяйка. Василий вошёл в избу и присел к столу у окна. Баба Маша достала пакет из книжной полки и разложила на столе перед лицом Василия. Тот стал внимательно их изучать и несколько снимков отложил в сторону. Василий знал эту печальную историю, но досконально ему не довелось изучить. Стал расспрашивать хозяйку:
    - Вы к этим снимкам можете, что ни будь добавить. Ну, там, может Николай вам, что говорил об этих снимках.
    - Да много чего говорил. Я старалась мужа отговорить, чтобы не вмешивался в это дело. Но он не отступал. То Артюшину показывал, то ребятам. Слух пошёл по селу. Над ним стали смеяться. А когда Артюшину за сданный колхозный металлолом привезли навесную бульдозерную навеску, он и это заснял, и вывесил на стене в конторе. Это его сильно разозлило, и он стал Николаю грозить. И вот однажды случилось, то, что случилось. Кто-то включил электрический ток, когда Николай ремонтировал распределительный щит в мастерской. Он его и вызывал по телефону поздно вечером. Больше ни на кого я этот грех не ложу. Со всеми он жил дружно. От природы он был весёлый, всё шутил со всеми. Он лучший электрик по колхозу был, не мог он ошибиться. Они с Монаховым свет в селе и на всех производственных участках проводили.
    - А у вас случайно других снимков нет. Ну, чтобы Артюшин был изображён на фоне мастерской?
    - Нужно посмотреть. Вот пакет, рассматривайте. Тут много снимков.
Василий погрузился в снимки и стал их по одной перебирать и откладывать обратно в пакет. В какой-то момент он воскликнул:
    - Вот эти фотографии, пожалуй, годятся. Вот он сливает топливо из баков, вот переносит из машины к себе домой, Это фотография видимо из расследования. Тут показан труп вашего мужа возле распределительного щита в мастерской. А вот это Артюшин, один возле дверей комбайновского цеха.
     - Если нужно возьмите, если сможете, потом вернёте.
     - А где же ваш сын сейчас находится?
    -  Отца  сменил, на мехтоку работает электриком.
   -   А не скажете, где Артюшин работает?
    -  Да в мастерской, комбайны к уборке готовит.
    -  А как крёстный-то ваш пострадал?
    - Да опять с Артюшиным связано. Зимой дело было. Гриша-то наш кочегаром работал. После работы все путные люди домой поспешили, со скотиной управляться. А некоторые алкаши решили там выпивку устроить. Водки привезли, выпивать стали. Явился Артюшин, ничего им не сказал, да ещё и стопочку от них принял, вместо того, чтобы разогнать их, да мастерскую замкнуть. После как всё выпили расходиться стали, а крестник ушёл в кочегарку. Не успели до деревни дойти. Как увидели, что мастерская вся  огнём объята, вызвали пожарные машины, но те только помещение комбайновского цеха отстояли, а остальное всё сгорело, и крестник наш тоже сгорел. А если бы Артюшин принял надлежащие меры, то не случилось бы такой беды.
    - А отчего же пожар-то случился? – попытался выяснить Василий.
    - Причину пожара никогда точно определить не удастся, но предполагали, что алкаши эти курили, и окурки в мусорное ведро кидали, а там ветошь всякая лежала, а в мастерской всё соляркой пропитано, вот и загорелось. А так как полы тоже все в мазуте то и они сразу вспыхнули, и огонь сразу охватил всё помещение токарного цеха, где они выпивали, а потом и в монтажный цех пламя переметнулось. Да хорошо хоть Григорьев свой «КАМАЗ» успел выгнать из монтажного цеха. А так все разобранные трактора, что были на ремонте, погорели, и всё оборудование мастерской пришло в негодность.
    -  А как это вы всё подробно говорите и правильно объясняете?
    - Так я с первого дня там уборщицей работала. Как я радовалась запуску этой мастерской, вместе с тогдашним инженером Монаховым, это было его первое и главное детище у нас в колхозе. Он когда пришёл утром на пожарище, осмотрел всё, даже слёзы навернулись. А наутро его жена в больницу отвезла с сердечным приступом, и поседел он с того раза. Ремонт потом организовали в комбайновском цехе. Ремонтное оборудование установили на втором этаже. Тесно, конечно, но работать можно. Как года подошли, я на пенсию оформилась и ушла из мастерской. Вот дома теперь сижу. Часто по долгим зимним вечерам вспоминаю, как мужа током убило. Да как крёстник сгорел. Всё думаю: что же Бог-то от меня отвернулся, за что такие наказания. В чём я виновата? И почему виновного-то никто не ищет и не наказывает. Ну, люди глупы и бестолковы, что с них спросишь. А Боженька-то куда смотрит.  Неужели и он не видит и не знает, кто виноват, и что делать надо?  Я уж и к новому попу Сергею Тихонову ходила. Да он только успокаивает. Бог только душу спасает и грехи прощает, если грешник покается, а тело его не касается. Тут уж как люди поступят, так тому и быть. А люди, что, если их жареный петух в это место не клюнет, так они отворачиваются от тебя. Вроде, как их и не касается. А судьям надо неопровержимые доказательства, и чистосердечные признания и покаяния за совершённый грех. А кто в настоящее время покается? Все считают за высокое достоинство проявить наглость и настойчивость. Скромность, благородство, доброта сейчас не в чести. Коммунисты старались эти чувства возрождать в душах людей, да кто их слушал? Мало кто. А так общая масса отвернулась, а теперь «близок локоток, да не укусишь». Ну, это не моего ума дело, на это другие люди есть.
    - С вами приятно побеседовать было. Вы эрудированная женщина. Спасибо вам за такой разговор. А сыну передай.  Как вернётся с работы, пусть по этому номеру позвонит на сотовый телефон. Сейчас я обхожу дворы и предупреждаю о правилах содержания и хранения скота. Бродячего скота не допускать, а на ночь скотские помещения замыкать. У вас есть, какая живность?
    - Да мы слышали о твоём обходе, скот замыкаем, и на день сдаём пастуху. Нам сподручно – пастух мимо нас скот гонит на пастбища, вытолкну корову с телком за ворота, они и уходят вместе со всеми.
    - Всё равно нате, вот тут распишитесь, что я вас предупредил.
    - Я согласна, порядок, есть порядок.
Василий попрощался с хозяйкой и пошёл  дальше по домам. В обеденный перерыв он пришёл в колхозную столовую, пообедать. Здесь он встретил Артюшина, сказал ему. Что ему поступил сигнал, что комбайнёры на ремонте сливают дизельное топливо из своих комбайнов и обменивают на самогон.
    - Я не замечал этого. Кто вам сказал? – удивлённо спросил Артюшин.
    - Пожаловались жёны комбайнёров на пьяных мужей. И допытываться стали, за что они пьют. В счёт будущей зарплаты, что ли?  А те расхрабрились и признались, что торгуют дизельным топливом, которое сливают из комбайнов на ремонте. Так, что нужно вечером покараулить, возможно, кого и поймаем.
     - Это ваша работа, вы и ловите, я-то при чём?
    - А вы не наглейте. Создаётся впечатление, что это делается с вашего согласия, и не без вашей пользы. Так что вечером задержитесь, и я прибуду к тебе, понаблюдаем.
   Артюшин пожал плечами и молча ушёл на работу.
А перед вечером Шведов Володя позвонил по сотовому телефону Василию и спросил:
     - Аборнев, здравствуйте, это Владимир, что вы хотели меня видеть?
    - Да, хотел видеть. Ты на мотоцикле, так приезжай в мастерскую. Дело есть. Ну, давай, жду.
А вечером, как только ремонтники покинули мастерскую, и Артюшин сидел в своём кабинете на втором этаже и читал газету, ожидал участкового. А Василий ждал Володю за оградой мастерской. Наконец-то тот подъехал и остановился, поздоровался с Василием за руку и спросил:
    - И, что желает мне сообщить страж порядка?
    - Очень секретное и сложное дело. Мать жалуется на власть, за то, что ни гибель твоего отца, ни гибель её крёстного до конца не расследовано, убийца не определён и не наказан. Если мы найдём с тобой сегодня убийцу, что ты с ним будешь делать?
    - Я предполагаю кто это, но не до конца. И второе дело, я один с ним могу не справиться. Я бы его повесил, если бы кто помог. Это Артюшин?
    - Думаю, что да.
    - А на каком основании, ведь нужно чистосердечное признание, а без этого как?
     - Это моё дело. А ты найди, на чём ты будешь его вешать, верёвку или провод, какой.
    - Не беспокойся, найду.
    - Тогда так, я первым пройду в мастерскую, побеседую с ним и выйду на верхнюю площадку, а ты будешь там нас ждать в полной готовности. Действовать по ходу дела. В монтажном цехе свет не включать. А мотоцикл оставь здесь, придёшь пешком через полчаса.
Василий ушёл, а Володя, посмотрев на часы. Присел на траву возле мотоцикла.
    - Можно к вам, - постучав в дверь, и открыв её, спросил Василий.
    - Входите господин сыщик.
    - Добрый вечер, начальник, как настроение, как дела, что нового?
    - У меня всё по старому. А про новое только вам и рассказать, а я послушаю, господин сыщик.
    - Ну, коли так, так я сразу начну с главного.  Мне стало известно, что топливо из комбайнов ты сливал и увозил домой на свой гусеничный трактор, а на тракторе калымил по дворам. Это так?
    - Вы опять за старое. Меня уже допрашивали по этому поводу. Дело закрыли за недостаточностью улик. Вы то, что хотите?
    - Правды!
    - Я не знаю, какой вам нужно правды.
    - Очень маленькой правды, но только правды!
Артюшин взглянул в глаза Василию, и мелкая дрожь прошла по его телу. Он увидел твёрдый, непоколебимый взгляд, и осведомлённость.  Его взгляд не ждал от его правды, ему требовалось признание. От этого взгляда он потерял твёрдость и настырность духа, которым он обладал и применял при разговоре с другими людьми.
    -  В этом грехе, воровстве топлива, не только я один виноват, это приобрело массовый характер. Так, что если сажать на скамью подсудимых воров, то не хватит скамейки в суде. Никто из комбайнёров и даже трактористов материальный ущерб не понёс, никому в счёт не отнесли, всё пока втихую списывается. К вам, я думаю, жалоб и заявлений не поступило, ко мне-то, какие претензии?
     - А вот такие, - твёрже произнёс Василий и положил на стол фотографии.    - Вот тут ты вор. Вот тут ты домой ворованное топливо привёз. Вот тут ты включил главный рубильник, и поразил электрическим током Шведунова Николая.  А вот ты после этого тихо вышел из мастерской и спокойно ушёл домой. И всё бы прошло и забылось, если бы кочегар, который тебе позвонил, что к мотору котла не поступает ток, а ты вызвал электрика в мастерскую. А когда тот стал ремонтировать щит,  ты  свет и включил на секунду, а потом и выключил. И этого хватило, чтобы поразить током Николая. А то, что тракторная мастерская сгорела по причине непринятия мер с твоей стороны, все участники той пьянки об этом говорят открыто. Могу их сюда привести. 
    - Вы-то, что от меня хотите?
    - Суда над тобой.
    - Суд был. Меня наказали условно. А теперь суда не будет по причине срока давности. И где адвокат, судья?
    - Все на месте. И для смягчения наказания вам необходимо написать покаяние, то есть признание в совершении противоправных действий с горючим, умышленное или нечаянное лишение жизни электрика, и непринятие мер по предотвращению гибели кочегара. Сколько раз тебе повторять, пиши, потребовал Василий и подал ему свой блокнот и авторучку.
  Артюшин нехотя взялся писать. Потом подал блокнот Василию. Тот прочитал и покачал головой:
    - А подпись-то поставил неразборчиво и не так как ты обычно расписываешься. Вот передо мной наряды, так ты там иначе расписываешься. На, и распишись как обычно, - потребовал Василий. Тот расписался и вопросительно посмотрел ему в глаза, спросил:
    - Ну, теперь, кажется и всё, можно и домой идти, и так задержались.
    - Сначала с судьёй встретимся.  А потом кто куда.
Артюшин стал бледнеть и нехотя поднялся, и пошёл из кабинета. Василий вырвал первый экземпляр объяснительной Артюшина и пошёл следом. Тот, увидев Володю, остановился. Василий подал ему записку и стал осматривать лестничную площадку. За крюк электрической тали был привязан одним концом шнур для запуска пускового двигателя. Володя прочитал покаяние и подал Василию, произнёс:
    - Мне она не нужна, я и так это знал, пусть она у вас будет, вам нужней.
    - Да нет. И мне она не нужна. Мы на память оставим хозяину, пусть хранит и помнит о своих грехах, да чтоб больше не делал, - утверждая, и, как бы успокаивая обречённого,  чтобы он не догадался и не усложнил обстановку, подытожил Василий. Он свернул лист с покаянием и стал вставлять в нагрудный карман Артюшину. И произнёс приговор:
    - Ну, вот и всё. Это был условный знак для Владимира, который стоял за спиной Артюшина, и уже держал в правой руке петлю, и в какой-то миг, накинул её на шею обречённого, тут же толкнул с площадки. Василий сопроводил падение Артюшина взглядом, и, убедившись, что шнур не оборвался, стал спускаться по ступенькам лестницы. У главного выхода Володя выключил свет и прикрыл за собой дверь. Василий предупредил:
    - Это событие должно быть тайной до тех пор, пока мы будем живы. Второе – мотоцикл сразу не заводи, докатишь его до моста, а потом и заведёшь. Мне проще, я вот тут живу под горой, с родителями. Если проболтаешься, тебя постигнет такая же участь, или нам вместе сидеть пожизненно.
     - Понял…
     - Ну, тогда, пока…, -  и они разошлись.
   На чистом ночном небе блестели звёзды, будто накалённые жарким августовским солнцем в течение дня. Запах зреющего хлеба, что поднимался днём вверх, а теперь охлаждённый ночной прохладой опускался в село и так приятно и умиротворённо пленял сердца всех людей знавшие этот запах. Василий даже позавидовал судьбе отца, матери, и брата, которые всю жизнь отдали хлеборобскому труду. И что же только я не пошёл с ними в поле? Не мучился бы сомнениями, не терзался бы совершёнными незаконными поступками. Слушал бы песню перепелов над хлебными полосами, молотил бы хлеб на комбайне, или отвозил бы зерно на машине на зерновой ток. Как приятно видеть созидательный труд и душой прикоснуться к этому труду, и чувствовать причастным к святому и благородному делу. А я чем занимаюсь? Господи, прости мою душу грешную! Что тебе надо? Что ты хочешь, к чему твоё стремление?   Вдруг из-под головы Малой медведицы появилась яркая звезда и покатилась вниз к горизонту. Загадывай…. Своё желание… Быстрей… «Искоренить убийства людей»… И уже перед самым горизонтом, посреди горной цепи, дополнил, - «Чтоб тайна сохранилась при жизни». И уже последние два слова произнёс, когда звезда уже скрылась.  «Надо бы загадать о здоровье детей и всей семьи, ну там про деньги, чтоб хватало на прожитие семьи и себя. Да хорошо бы загадать, чтобы  Рая родила бы ещё одного сына.  А то одному сыну вроде, как и неудобно, и скучно. А зачем загадывать? Пусть идёт своим чередом. Кто родится, то и ладно. Это Раиса пусть планирует и решает. Я ей не советчик. Пусть сама. У меня своя обязанность: сохранять семью, обеспечивать семью и быть в спортивной форме, чтоб жена не обижалась. Мысли потекли ближе к постели, но Василий мотнул головой и одёрнул себя. «Ну, распустил нюни, товарищ сотрудник правоохранительных органов. Блюди свой принцип. Держись крепче за свою основную задачу и основную цель своей жизни, и службы, понял?  Понять-то понял, да одному эта ноша непосильная, как бы ни надорваться. Что тебе больше всех надо? Но кому-то это тоже делать надо! Если правительство не желает пачкаться в этой грязной, кровавой работе, и борьбе: так народ должен решить эту задачу сам. Так у меня народ и решает этот вопрос сам. Я только условия создаю».
   Раиса вышла на крыльцо и, заметив Василия, пригласила:
    - Ну, что не проходишь. Кого ждёшь, что ли? Она поставила тазик со стираным  бельём на землю и стала развешивать детское бельё. Василий молча подошёл к жене и стал ей помогать. Он держал таз перед собой, а жена брала и вешала на бельевой шнур детские рубашки, штанишки.
    -  Вася, что ты такой грустный, невесёлый какой-то? Что ни будь, случилось?
    - Работа такая, каждый день случается. Ты за меня сильно не переживай. Что там детишки? Как старики? Как сама?      
    - Да всё в порядке. Пошли, ужин уже остыл.
Они вошли в дом. А вышли лишь в шесть часов утра, когда нужно было отправлять корову в табун. А уже в восемь часов утра в мастерской послышался шум и переполох. Собралась комиссия, труп сняли, и осмотрели. Ожогин нагнулся над трупом и вынул свёрнутый лист из нагрудного кармана. Произнёс тихо и удивлённо:   
    - Опять покаяние, приобщите к делу.
Вскоре все разъехались, и Василий пошёл, как прежде, по селу. Сегодня ему нужно было встретиться с зятем Дьякова. И они встретились, когда тот выезжал из ограды соседа. Он остановил и, поздоровавшись, спросил.
     - Ты как регистрируешь закуп мяса у населения?
    - У меня журнал регистрации есть. Что вас интересует?
    - Открой страницу десятидневной давности и скажи мне кто и сколько сдавали туш.  И хорошо бы чтоб были особые приметы. Ну, там метки на ушах, цвет свиньи.
    - Цвет не записываю. Свиньи они большинство белые, но другие цвета я и так запоминаю. Вам что нужно, вы что ищете?
    - Мне нужна туша пёстрой свиньи с распоротыми ушами.
    - Да, была такая, я вам и без записи скажу. Длиннохвостов сдавал три туши.  Одна была пёстрая.
    - Так, понятно. И какого веса и на сколько она вышла ценой?
    -  Сейчас проверим.  На память эти цифры не помню.   
     - Ты мне квитанцию выпиши, дубликат для сверки.
    - Это можно. Сейчас сделаю.
Вскоре они расстались, и Василий направился к бабушке Матрёне, и к Длиннохвостову. Оказалось, что у него никогда своих свиней не было. Василий привёл его к бабушке Матрёне и показал квитанцию о сдаче пёстрой свиньи весом в сто десять килограммов. Но так как тот нигде не работал, и рассчитаться было нечем, то договорились, что тот отработает у пострадавшей в хозяйстве.  Выкопает и стаскает картошку, выкопает яму под туалет, вырубит заросли ветлы по-за речкой и наготовит дров на зиму. Василий приходил ещё несколько раз к бабушке и смотрел о выполнении Длиннохвостовым работ. Тот, хоть и нехотя, но всю работу всё же сделал. Гордости у него поубавилось. Мальчишки при встрече часто кричали во след: - «Эй, свининый работник, как дела? Сельский вор. Жених пёстрой свиньи. Не рассчитался ещё?» А Василий его предупредил: - «Следующий раз оформлю дело в суд. И тебе придётся  отбыть в места не столь отдалённые и там работа гораздо труднее. Так что иди и устраивайся на любую работу. И не жди, когда к тебе придут, и будут уговаривать, чтобы ты вышел на работу. Время то прошло. Каждому надо знать своё место в жизни и не задирать нос. Сроку тебе даю месяц, если не устроишься на работу оформлю дело как на тунеядца, и получишь срок.  Ты понял меня?» Василий явно перегибал в своём нравоучении.  Но в тоже время и надеялся, что тот от незнания, может ему поверить, и это повлияет на его жизнь. А чем чёрт не шутит, вдруг и образумится.
               
                Чрезвычайное событие
                *********************
   В средних числах августа Попов вышел на работу из отпуска, и Василий надеялся оставшиеся дни, до начала занятий помочь отцу подремонтировать скотные дворы и   в заготовке сена для личного скота.
   Но события развернулись совсем в другую сторону и все их с отцом планы рухнули, не суждено было им сбыться.
   Ну, что ж, работа такая.
    - Ну, что ж товарищи, мы сегодня собрались, чтобы подвести итог вашей практики и второе – сделать перестановку кадров, ну это временно. А теперь, начальник штаба, расскажите криминальную ситуацию в районе, и как мы выглядим по этим показателям в крае, - открыв совещание сотрудников милиции, среди них находились и все студенты, проходившие стажировку в районе на время летних каникул, начальник РОВД. Тот раскрыл папку и стал докладывать:
    - За прошедший месяц наш район вышел на первое место по сокращению фактов криминальных действий, особо ярко сократилось убийство. Но в тоже время  во столь же раз увеличилось число суицидов- самоубийств. Хотя следует отметить, что это не повлияло на наши показатели криминальной обстановки по району. Но здесь следует отметить тот факт, что мы вместе с начальником не можем увидеть закономерности в том, что все суициды сопровождались покаяниями о своих прошлых преступлениях. Таких примеров мы за многие годы в органах не припомним. Получается загадка, и мы не могли отгадать причину таких покаяний. От чего бы это? Мы, что плохо работали вперёд, или работали недостаточно. Или не придавали значения работе морального и психологического направления. Почему такого вперёд не было? – он на время замолчал.  Внимательно посмотрел в лица всех слушателей и увидел кислую улыбку и, едва заметное покачивание головы, Василия. И тут же спросил:
    - Мне, кажется, что Василий хочет что-то сказать.
    - Поп в районе появился.
Ожогин внимательно присмотрелся в лицо Василию. Он чувствовал, что тут дело не только в присутствии попа в районе, а гораздо серьёзнее. Хотя работу попа скидывать со счетов не следует. Есть перед кем каяться в своих грехах. Есть, кому отпускать эти грехи. Есть через кого обращаться к Богу. Все мы неверующие, пока сильно не прижмёт жизнь. А как прижмет, так и все в мыслях Бога просим: - «Господи прости, Господи помоги!» Ну, да это к делу не пришьёшь. Он, где-то в самой глубине души хранил тайные мысли. Что это работа Василия и его товарищей. Но прямо сказать и даже высказать, и поделиться мыслями было нельзя, и он этого себе позволить не мог. Есть неопровержимые результаты и тонкие сомнения, но, чтобы прямо сказать, тем более курсанту, было непозволительной вольностью. Мы же правоохранительные органы. И потому и обязаны во первых защищать права своих сотрудников, своих, твоих подчинённых. А начальник штаба продолжал:
    - Если на начало года в крае было совершено десять тысяч краж, а в районе четыреста краж, то на сегодня мы имеем только сорок. Тут есть ответ на этот вопрос. Все курсанты завели журналы предупреждений населения о недопущении роспуска бродячего скота и все люди в тех журналах расписались. Это главная причина и ответ на вопрос сокращения потерь скота. Аборнев даже начертил карту села, где отразил названия улиц и номера домов, где помечены жители, живущие в этих домах, и количество скота. Я не понял такой щепетильности и дотошности со стороны Аборнева. Но если это повлияло на снижение воровства скота, то я буду только рад. Следует добавить. Что эти положительные качества не обошлись и без нашего участия. Мы регулярно проводили планёрки, разбирали все случаи и намечали планы совместной работы.
    - Конечно, не без того… , - отозвался  Антонов Николай. И почувствовав в своём голосе неуважительность, замолчал и больше не сказал ни слова. Но начальник ОВД, видимо, только этого и ждал:
    - Чтобы ответить на все вопросы начальника штаба, и выяснить все недомолвки, я вот что сделаю. Слушайте приказ.
    - С сегодняшнего дня я ухожу на два месяца в отпуск. Мы с Александровым уезжаем по путёвкам на юг. За себя оставляю Аборнева Василия. Он к вечеру напишет приказ о распределении должностей по Отделу. Остаются на работе только паспортистка и бухгалтер. У кого какие вопросы?
    - Нам потребуется явиться на занятия в институт с первого сентября, а нам предстоит задержаться на два месяца. Как быть? – спросил Аборнев.
    - Вы остаётесь работать здесь, а в институте я договорился, чтоб вас перевели на заочное отделение, проректор согласился, потому, что вы очень хорошо учились и вам не представляет труда учиться и на заочном отделении. И он считает, что учёба не так важна, как хорошая и грамотная работа. Диплом вы  получите, да, вдобавок, вам повысят звание по службе за это время. А это добавок к зарплате. И это не последнее дело.  Я с вами этот вопрос не согласовывал, потому, как был уверен, что вы по достоинству оцените такой мой поступок. Это вам только на пользу. Если вам и сейчас поможет поп сократить до минимума преступность в районе, то я приглашу ещё три попа в район.
  Василий молчал, молчали и его товарищи. А когда упомянули про попа, он лишь кисло улыбнулся и едва заметно покачал головой. Потом тихо произнёс:
    -  Мы согласны с вашим приказом, и рады стараться его выполнить и даже перевыполнить
    - На этом оперативное совещание считаю законченным, и давайте попрощаемся. Нам сегодня в ночь выезжать. Все остальные сотрудники уходят в отпуск, кроме счётных работников. Всё, мы пошли, а вы приступайте к исполнению своих инструктивных обязанностей.
    Ушедшие в отпуск сотрудники покинули здание ОВД, а новый аппарат остался на совещании, и стали высказывать каждый, какую бы должность он занял. Потом все разошлись по своим кабинетам и погрузились в ознакомлении текущих документов. Теоретически обязанности всех должностей они  знали хорошо. Но везде нужно было освоиться с ведением и оформлением служебной документации. Через час Василий обошёл все кабинеты, и посоветовал, кроме всех бумаг, завести личные журналы, для записи секретных дел и поступков. Конец дня прошёл спокойно и тихо, и каждый подумал одно и тоже: - «А, что ж тут не работать. В тепле и тихо». На ночь все ушли, как и советовал начальник, в районную гостиницу. Гостиничные номера были забронированы и оплачены до нового года. Так им пояснила заведующая.  Это положение сотрудников вполне устраивало, тем более, что здесь работал и буфет. Но это не устраивало их жён. Те понимали, что хоть мужья и сотрудники, люди весьма серьёзные, но они всё-таки мужики, в какой костюм его не наряди. Какой бы он надёжный не был, а с глаз спускать не надо. И поэтому с утра посыпались звонки из дома с требованием отчёта; что и как, и что дальше делать. Мужья дали полную свободу действия и выбора места жительства. Жёны собрались и обсудили ситуацию. И нашли всё-таки приемлемый выход. У пятерых сотрудников оказались в райцентре родственники, и они договорились прейти к ним на квартиру. Остальные пять семей остались в пяти освободившихся койко-местах. Двух жён заведующая определила дежурными по гостинице, одну пригласили парикмахером, во вновь открывшейся парикмахерской, ещё двоих взяли в столовую. Место в детском саду пообещали выделить после первого сентября, после того как часть детей идёт в первый класс. И все были довольны сложившейся ситуацией и надеялись. Что всё это так и положено быть, случай такой. Но никто из них и подумать не мог, что всё это устраивал глава администрации района. Ему ещё раньше сообщили из ГУВД края, чтобы он готовил замену сотрудников своего отдела, потому, что часть переводят в краевой отдел, а часть переведут по другим районам для замены проштрафившихся сотрудников. Он стал думать о дальнейшем устройстве быта этих сотрудников. Районных средств у него не было, банковский кредит заберёт большие проценты. Но выход был найден. Его нашла плановик. Она принесла постановление правительства о выделении безвозмездных  средств молодым семьям на строительство жилья. Он записал себе в журнал это мероприятие и наметил встречу с сотрудниками у них в отделе. Но строить пришлось всего один дом.
    Раздался телефонный звонок в кабинете начальника ОВД. Василий взял трубку и стал слушать:
    - Ало, говорит Рахаева из Осокина. Год назад мой муж и его отец шли домой после работы по тротуару. Сзади их ехала бизнесменка на «японке», была изрядно пьяная, при повороте она не вписалась в проезжую часть и сбила сына с отцом, мой муж погиб на месте. А свёкор до сих пор лежит в больнице в безнадёжном состоянии. И вот недавно состоялся суд. Мы ждали, что её расстреляют или дадут пожизненное заключение, а ей дали десять месяцев поселения в соседнюю деревню. Она там магазин открыла, а на машине она не ездит, её шофёр возит. Это как же нам на мир смотреть?
    - Я об этом слышал. Вы, что от меня хотите? – переспросил Василий, но тут же почувствовал, как голову заполняет жар и душу стыд, за то, что так спросил. Надо же, как-то повежливей, да, чтоб сочувствие чувствовалось в голосе. И он дополнил:
    - Извините.  Я вам сильно сочувствую, но чем я могу вам помочь в вашем большом горе?
    - Да помог бы её сводить к попу. Пусть покается. Я ей говорила об этом, так она только захохотала, и пальцем покрутила у виска.  Нахалка такая. Видимо судью вместе с потрохами купила.
    - Насчёт попа я могу помочь. Вы знаете, где живёт эта бизнесменка?
    - Знаю, как не знать, я у неё была дома.
    - Тогда сами будьте дома вечером, и я приеду к вам, посоветуемся.
    - Приезжайте, жду.
Василий положил трубку на аппарат, и задумался. - «Это, что обозначает? Что она про попа заговорила? Или догадывается о действительном методе возмездия, или наивно верит в попа, в наличии покаяния и его влияния на судьбу убийц. А кем она работает? Сейчас узнаем». Он вызвал Пустовалова по телефону и спросил:
    - Саш, привет. Ты в Осокином работал участковым, Случаем, не знаешь, кем работает Рахаева? Ну, у которой мужа со свёкром женщина на машине сбила?
    - Помню такую. Она сильно возмущается решением суда. Я хотел ей помочь, да не успел, нас сюда перевели. Она плановиком работает, серьёзная женщина. А зачем вам это?
    - Просила через попа покаяние написать. Я подозреваю, что она за нами стала замечать,  догадывается, видимо, нашей истинной  работой. Что-то мы делаем не так. 
    - Я считаю, что мы вершим суд руками пострадавших, делом рискованным. Мы все вместе объединены и повязаны клятвой. А вот третий участник суда, видимо, и есть третий лишний. И он не закован в кандалы нашей клятвы. Существует возможность, что вдруг кто-то проговорится о проведённых нами судах. Что тогда? А капут нам всем!
    - И, что ты предлагаешь? Вершить суд своими руками?
    - Риск и надёжность операции выше. Но и грех больше на душу падёт.  Давай соберёмся все вместе и обсудим ситуацию.
    - Не станем собираться. А вечером поедем к Рахаевой с тобой. Ты знаешь, где  та осуждённая бизнесменка  живёт?
    - Знаю.
Они ехали двое на служебном вездеходе. Василий вёл машину, а Александр смотрел в небо через лобовое стекло и любовался звёздами и полной луной. То тут, то там светились огни комбайнов: началась уборочная страда. Встречались машины с зерном от комбайнов, шли трактора с телегами, гружёными тюками  сена. На одном из поворотов дороги они заметили потерянный тюк. Василий сначала проехал его, но потом остановился, и спятил машину к тюку, и заглушил двигатель. Александр вопросительно посмотрел на Василия, а тот только и сказал:
     - У меня нет никакой верёвки, пошли смотаем шпагат с тюка.
Когда освободили шпагат и поехали, Василий дополнил:
    - Сдвои шпагат.
Они поехали. При въезде в село Василий спросил:
    - И куда теперь?
    - Магазин её стоит возле частной заправки, возможно хозяйка и здесь, а если нет здесь, то придётся ехать домой, она живёт в следующем переулке, третий дом от поворота. Они подъехали к заправке, а потом и подъехали к магазину. Это был деревянный дом, окна были закрыты ставнями, и лишь красный фонарь освещал переднюю стену магазина. Над воротами была возведена арка метра три высотой. На лицевой стороне арки красовалась надпись наименования магазина «Радуга». Василий предложил:
    - Зайдёшь к ней и возмутишься: - «С устатку хотели погреться. А магазин ваш закрыт. А написано, что работает без перерыва и выходных, а сейчас только одиннадцать часов. Поехали, сама отпустишь бутылочку. Распустились тут». Надо, чтобы она сюда вышла, и в машину села без шума и гама.
    - Понял, пошёл.
Через полчаса Александр вышел с Аллой и тут же вошли в машину. Василий разворачиваться не стал, чтоб ехать к магазину, а поехал этим переулком, и вскоре выехали за околицу села. Возле водонапорной башни они остановились, и Василий сказал:
    - Саша садись с мадам рядом, а то вдруг она капризничать начнёт. Не понравится, что ни будь, соглашаться не станет.
    - А, что с вами не соглашаться? Вон, какие мужчины справные, при силе, - она захихикала и стала закуривать.
    - Вот, что дорогая мадам. Мы совсем по другому вопросу к вам.
    - Я любые вопросы могу с вами решить…
    - Ну, тогда очень хорошо. Главное, чтобы без противоречий.
    -  Какие могут быть противоречия, я с мужчинами противоречий не имею…
    - Вот возьмите блокнот, и напишите подробно, как вы сбили отца и сына Рахаевых?  Второе – раскаиваетесь ли вы в содеянном преступлении. И в - третьих – почему вам дали мягкое наказание в виде поселения. И кому вы за это дали взятку и сколько?
    - Я вам ничего писать не буду. По этому поводу был суд, и он решил меня так наказать. Вы-то тут при чём? – дрогнувшим голосом произнесла Алла, хотя она старалась говорить уверенно и как обычно, нагло и твёрдо.
    - Пишите, что вам говорят. Сверху напишешь – «Покаяние», а ниже, что я такая-то и такая, такого числа сбила отца и сына своей машиной в пьяном виде. Ну и так далее. А внизу поставишь сегодняшнее число и подпишешься. Ты всё поняла. Это покаяние просит жена пострадавшего. Пиши и не тяни время. А то вон в колодец башни сбросим, и никто не узнает, «где могилка твоя».
 Алла ещё долго сопротивлялась, но всё же написала. И подала Василию. Тот прочитал и вернул блокнот обратно, приказал:
    - Допиши, кому дала взятку и сколько? И подпиши разборчиво и чётко.
Алла дописала, и поставила число и свою подпись. Василий просмотрел, положил блокнот в карман и проговорил:
    - А теперь поедем в твой магазин, и ты продашь нам водки, отдохнуть решили после трудового дня. Если желание появится, можешь и с нами принять участие.
 Алла в мыслях перекрестилась и проговорила про себя: - «Слава богу, и тут пронесло».
    - Утром следующего дня, продавец частного магазина, придя на работу в «Радугу», обнаружил висящую хозяйку под входной аркой на сдвоенной шпагатной нитке. Он сообщил в РОВД и в прокуратуру, и в службу скорой помощи. Приехала комиссия. Произвела расследование, обнаружили в кармане «Покаяние». Пригласили Рахаеву. Показали ей это признание своей вины, и приобщили к делу. А Рахаева между делом только и сказала:
    - Видимо к попу батюшке Сергию ездила, да покаялась в грехах своих. А говорят, что вера в Бога не помогает. Как и помогает ещё!
  В интонации её голоса Василий не чувствовал искренности. Тут звучала тонкая деревенская подковырка, которую нужно слышать одно, а думать другое. Да, в этой деревне они все такие. Толи глупые, толи чересчур умные. Да не всякий умный их поймёт. Жизнь в деревне трудная, сложная – не хочешь, да научишься, а куда деваться, если жить хочешь, так будешь учиться. Жизнь такая, и работа такая: здесь по-другому и нельзя.
    Весь сентябрь и начало октября тяжких преступлений не было. Хозяйства района убирали хлеб, и начальник Управления сельского хозяйства пришёл однажды в РОВД и попросил Василия обратить внимание на хищение зерна в поле. По старой привычке Василий обязал участковых организовать на местах дружины из школьников старших классов и ежедневно быть на полосах, где молотили хлеб. Он  постоянно убеждал сотрудников, что преступление легче предупредить, чем потом её расследовать. Наиболее наглые будут воровать зерно, но присутствие дружинников, всё-таки, кое-кого и остановит. Но остановит не всех и поэтому за уборочную компанию было обнаружено по району десять краж колхозного зерна по одной-две машины. Тридцать случаев кражи на конных подводах, десять случаев было обнаружено высыпки зерна из бункеров комбайнов в лесополосах, но ни кто высыпал, ни для кого высыпали, обнаружены не были. Но Василий понимал, понимали и участковые вместе с дружинниками, что часть зерна всё-таки было похищено и воры не были пойманы. Чтобы всех поймать, нужно на каждого рабочего, механизатора, комбайнёра ставить милиционера. А этого сделать невозможно. И не под силу и стыдно перед людьми и перед собой. Тут оно, что приходит в голову: если есть воры, значит, есть что воровать. Если воровать будет нечего, значит и воров не останется. Но если воров будет больше чем рабочих, то рабочим ничего не достанется, и они откажутся работать на воров. Значит, наступит экономический кризис по-крестьянски. Могут быть и другие причины, но мы-то сотрудники должны видеть именно вот эту составляющую часть кризиса. Для определения других частей – есть другие люди и службы.
А жизнь шла и ставила другие задачи. В кочегарке поликлиники пропал кочегар. Его долго искали, но не могли найти. А когда очередной кочегар, придя на смену, обнаружил в топке человеческие кости. Стали допрашивать кочегаров, которые сдавали смену погибшему, и тех, кто должен быть принимать у него смену. Никто из них не мог объяснить такой страшный случай. Первый кочегар говорил, что он сдал смену нормально, без каких либо подозрений. Второй отвечал, что когда пришёл на смену, того в кочегарке не было.
   Василий вызвал в кабинет Клёпова Владимира и Хорланенко Василия.
    - Ребят, - обратился Василий к сотрудникам, - таким тягомотным способом нам правды не узнать. Примените наш способ. Возьмите  «покаяние» с того кочегара Хрипунова, что смену сдавал погибшему. Только не бить. Давите психически. Если это сделал он, то вынесите свой приговор, пока прокуратура не вмешалась сама в расследование, да не посадила его к нам в КПЗ. Потом дело осложнится. Если какие затруднения появятся, мне по сотовому не звоните, и тем более по цифровому телефону. Мы все на прорслушке в прокуратуре. Если, что непонятно, придёте ко мне лично. «Покаяние» пусть пишет не на ваше имя, а на имя жены и детей погибшего. Ну, чтобы там и Бог, и поп упоминались. Сегодня ко мне приходила Раиса Акимовна Соловьёва, жена погибшего, ругалась здесь.  Обещала обратиться в краевые органы, если мы не можем найти виновного в смерти её мужа. Так, что сроку нам отпущено одна ночь. Утром явитесь с докладом о «проделанной работе».
    - Мы, что, мы ничего, было бы задание, а работу сделаем, как требуется, и, как положено, - ответил Клепов, а Хорланенко только головой покивал в знак солидарности. 
    - Ну, с богом! Да смотрите не засветитесь. Кстати, Хрипунов сегодня в ночной  смене. Да, второй экземпляр «покаяния» принесёте мне. И те, что у вас есть, тоже сдайте мне. Остальные ребята сдали. В одном месте надёжнее будет.
  Утром следующего дня ребята принесли второй экземпляр «покаяния» своему начальнику. Он отпустил их на отдых домой, а сам стал читать написанный текст Хрипуновым. После заглавия было следующее: - Я Хрипунов С.А. после посещения проповедей попа в его приходе, который убедительно взывал к совести и, что сильно повлияло на моё сознание, я осознал свою вину в убийстве своего напарника Соловьёва Г.Ю. И каюсь перед богом, и молю его, чтобы он отпустил мне мой тяжкий грех. А также прошу прощение у семьи покойного у Раисы Акимовны с её детишками. Век буду Бога молить о прощении. А случилось это так. Когда я пришёл на смену Соловьёва. То увидел, как тот перебирал водяную помпу, крыльчатку срезало. Я помог ему установить её на место, и вместе произвели её испытание. Потом развели топку и запустили котёл в работу. Всё работало нормально. Я предложил ему обмыть этот случай. Тот согласился, принёс бутылку. Мы выпили. Но мне показалось мало и я сам сходил за другой. Выпили и другую. Я стал напарника посылать ещё за одной, но тот не соглашался и стал меня упрекать, что я, мол, ему и так должен, уж мол сколько раз он брал, а я не брал. Я заругался и стал упрекать его в жадности. Мы крепко поругались. Я вскочил, схватил лопату и ударил Соловьёва по голове. А потом, как хмель стал немного проходить, я осознал, что мне «хана». Я разжёг сильнее котёл и затолкал в топку Соловьёва. А сверху закидал слоем угля. А когда уголь разгорелся, я ушёл домой. На допросах я вину свою отрицал, пока не сходил  в местный приход к попу. А теперь я каюсь и прошу Господа Бога простить мне этот грех и клянусь никогда в жизни не поднимать ни на кого руку». Последнее предложение было написано после подписи.  И вторично подпись он делал, видимо, по настоянию ребят.
    Первый экземпляр «покаяния» был обнаружен комиссией в нагрудном кармане у повешенного Хрипунова, который висел на верхней отопительной трубе в котельной.
   Комиссия составила протокол, произвела несколько снимков, и приобщила к делу «покаяние» повешенного. Определили, как факт суицида при раскаянии покойного.
   Василий разгладил листок, и вклеил в свой блокнот и положил во внутренний карман пиджака.
 Осень заканчивалась относительно спокойно. Сотрудники ДПС остановили три машины в разное время с дровами без лицензии. Выписали многое количество штрафов шоферам, которые не переключали свет фар при переезде по мосту через реку Ануй. Больше десяти пенсионеров были оштрафованы, что не вовремя проходили ежегодный техосмотр своих «Москвичей» и «Запорожцев». В то время как автомобили организаций техосмотр проходят один раз в три года. Если к пожилому человеку есть вопросы.  То при чём тут «Запорожец», ему какая разница кто им управляет? Эти досадные случаи коробили Василию душу, но ничего сделать было нельзя, таков закон.  А только ли в законе дело? Вся досада в блюстителях порядка.
    А тут случай совершился страшный и невообразимый. На разборку и расследование этой страшной трагедии Василий послал Булгакова Семёна и Антонова Семёна.  А случилось вот, что. В селе Бодановке  жила одна семья. Со временем дети выросли и разъехались. Хозяин Колзаков И.И. ещё работал в мастерской слесарем, после как оставил трактор. Его жена, отработав дояркой до самой пенсии, находилась дома, управлялась по хозяйству. В интимной жизни муж постоянно предъявлял к жене претензии. А тут она совсем стала избегать близких отношений.  Илья Иванович долго не стал кланяться жене. А в этот же год познакомился с молодой «ночной бабочкой» Скачковой. Она нигде не желала работать, и жила временными заработками подпольного бизнеса, от слова – подол. Когда он случайно шёл с ней по дороге с работы и спросил, почему она не работает? Она ответила, - «Пусть трактор работает – он железный. А я и так проживу. Спасибо мама научила». Дальше, больше до того договорились, что он пригласил Скачкову к себе в дом, вроде социального работника для жены. Она сразу согласилась и, смеясь, спросила: - «А навар-то будет от тебя?». Вы же с женой живёте. А ну как на одной койке не поместимся, что тогда? На что он ей ответил: - «Она уж как три года спит в отдельной комнате и у неё своя койка есть.  А я один лежу на койке, так, что место найдётся». Шутейный разговор на этом бы и закончился.  Да только Скачкова с готовностью проговорила: - «Раз так, то давай денег, я в магазин за бутылкой сбегаю, обмоем наш договор». Пришлось согласиться. Пришли в дом. Муж познакомил жену с новым социальным работником и все сели за стол обмывать такое событие. После этого жена ушла к себе в комнату, а муж увёл Скачкову к себе в спальню. Первые сутки было стыдно смотреть друг другу в глаза, но со временем привыкли, и жизнь потекла своим чередом. И так они прожили около года. Весь заработок Ильи Ивановича Скачкова забирала себе, тратила на своё усмотрение. И большинство пропивала. Часть водки приносила домой. А большую часть пропивали вместе с матерью и её приживалками. Они очень хвалили её мать за «Полезное» воспитание дочери, и дочь хвалили на все лады. А тут пенсионный фонд прибавил пенсию и через недолго произвели валоризацию пенсий начисленных за советский период. У хозяйки пенсия выросла в два раза. Скачкова стала зариться на пенсию хозяйки и часто стала подкатывать коляски под неё. Хозяйка резко отказала  в претензиях «хожалки», и пригрозила ей, что пожалуется в милицию. И ей не только денег от хозяйки не будет, а ещё и откажут быть «хожалкой». Скачкова остепенилась, но с матерью посоветовалась, как быть с деньгами хозяйки, они сильно её смущали. Мать посоветовала. Что громкого скандала поднимать не надо. Надо заботиться и о будущем. Кому ты будешь, нужна после такого скандала. Дочь решила выследить, где хозяйка хранит деньги, чтобы можно было незаметно украсть. А потом – не пойман, не вор. Она стала доглядывать за хозяйкой, особенно зорко в день получения пенсии. И выяснила, что деньги она на ночь прятала под матрац своей койки, а днём носила в широком поясе с отделом под деньги. Это усложняло её задумку. Она стала шантажировать хозяина, отказывать ему в близости, и даже несколько раз выворачивалась из-под него и спала на диване. Перед утром мирилась и приходила к нему на койку, и продолжала уговаривать, чтоб он помог украсть деньги у хозяйки. Но Илья Иванович на это не шёл. Тогда она приготовила ужин, принесла водки и сели с хозяином кушать у себя в спальне. А когда Илья Иванович сильно захмелел, Скачкова взяла с собой шило и вошла в комнату хозяйки, увидела в свете луны её голову на подушке и подошла вплоть к ней. Та почувствовала её приближение и открыла глаза и лишь успела произнести: - «Ты, что тут?». Скачкова ткнула шилом в теме хозяйки, и та только захрипела.  Потом свалила хозяйку на пол и стала перебирать матрацы. Нашла пояс с деньгами и стала надевать на себя, когда вошёл хозяин и спросил: - «Это, что же, ты сука тут делаешь?» Он опустился на колени, и стал шевелить голову супруги.  Когда заметил, что та не дышит, он поднял глаза и посмотрел на Скачкову. Та тут же ударила шилом хозяина в голову. Тот упал на пол. Скачкова оделась и, выйдя во двор, ушла домой к матери. И они стали перебирать и считать принесённые деньги.
    В это время в дом Колзаковых пришла почтальонка, принесла поздравительные открытки от детей и увидела страшную картину. Она тут же позвонила председателю сельского совета и сообщила о трагедии. Тот вызвал на место происшествия своего участкового и позвонил прокурору. Вскоре все собрались и стали делать предположения, кто бы мог это совершить. Подозрение пало сразу на Скачкову. Её нашли у матери лежащей в постели.
Во время предварительного расследования и допроса. А потом и в суде, Скачкова отрицала свою вину.  И говорила, что эту неделю она жила у матери. Никто из соседей подтвердить и отрицать такое объяснение не мог. «Что, нам только и делов, что наблюдать за «подпольным бизнесом». Суд решил, как и определило следствие, что супруги в скандале сами себя убили. А Скачкову осудили условно на три года, с подпиской о невыезде из села. В вину ей вменили, её, как социального работника, за недостаточное исполнение своих обязанностей. А когда она пришла домой к матери. Та только и сказала: - «Всю оставшуюся жизнь молись Богу.  И постоянно проси у него прощения за такой грех».  «Ночная бабочка» стала верующей, и постоянно посещала церковный приход у себя в селе.
   На похороны супругов Колзаковых приехали их дочери с мужьями и с детьми. После печальных мероприятий, один зять, работавший в городе в следственном отделе уголовного розыска края, заехал к Василию в ОВД.
     - Я спрошу только одно.  Василий Дементьевич, вы сами верите в такую версию?
    - Ни я, ни мои сотрудники в это не верим.
    - И, что дальше?
    - Простите.  Но это уже второй вопрос. Вы требовали ответить только на один. Но мы знаем, что делать.
На том коллеги расстались.
А через неделю после похорон  «ночную бабочку» нашли в лесополосе подвешенной на дереве сеновязальным сдвоенным шпагатом. В кармане было обнаружено «покаяние». Но записка состояла из одной строки, после слова «покаяние», было написано –  «Я виновата в убийстве  Колзаковых. Прости меня Господи».  И стояла подпись из одной заглавной буквы С. и нескольких извилин. Второй экземпляр «покаяния» Василий вклеил в блокнот и сфотографировал. А фотографию записки и фотографию висящей Скачковой отослал в краевой отдел уголовного розыска на имя зятя погибших тестя и тёщи. На конверте он не написал обратного адреса. И всё остальное на конверте было написано на машинке, и письмо отправлено было из близлежащего города.
    А через неделю, после составления годового отчёта, и отправки его в край, было собрано краевое совещание сотрудников правопорядка. Если из других районов были приглашены по два-три  сотрудника, то из Петровского района были приглашены все десять сотрудников из команды Василия. На совещании присутствовали и выступили начальник ГУВД края, его начальник штаба, и начальник краевого следственного отдела при Прокуратуре РФ. Василий старательно записывал информацию своих начальников.  - «За прошлый год число зарегистрированных преступлений сократилось на семь с половиной тысяч. Меньше стало убийств, изнасилований, грабежей, мошенничества. Пошла на убыль бытовуха. Следует отметить положительную работу Петровского ОВД, там  к концу года прекратилось убийство и изнасилование. Но, что удивительно возросло количество суицида с покаянием перед богом. Говорят, что местные сотрудники дружно работают с местным попом. Это, что-то новое в работе ОВД. Начальникам краевых служб следует внимательнее изучить их опыт и внедрить его среди остальных ОВД.
  И так, за прошедший год было раскрыто тридцать три тысячи семьсот семьдесят восемь преступлений, в том числе шесть тысяч девятьсот шестьдесят три из них – тяжкие и особо тяжкие. Журналисты высказали опасения по поводу тех криминальных элементов, которые получили большие сроки, а теперь как раз выходят на свободу. Разговоры о таковых в последнее время можно слышать всё чаще. Нам стало известно, что таких граждан в количестве десяти человек намерены вернуться на прежнее место жительство в Сосновский район, необходимо сделать адекватные выводы и нам и сотрудникам на местах. Об этом поговорим отдельно и с отдельными людьми. Сейчас более «популярными» становятся преступления экономической направленности, в том числе коррупционные. Если дела организованных групп были раскрыты в прошедшем году четыреста преступлений, то «экономических» было три с половиной тысячи, в том числе только налоговых триста двадцать пять. Расследованы пятьсот пятьдесят три преступления, связанных с незаконным оборотом оружия. И за год криминальные элементы шли на преступления с оружием в восьмидесяти пяти случаях. Исходя из этого, мы должны составить дополнительный план мероприятий по резкому сокращению преступности, и усилить эффективность своей работы. Если у вас будут к нам какие вопросы, пожалуйста. Если нет, то расходитесь по кабинетам наших служб: на доске объявлений висит список, какой РОВД приглашается в какой кабинет.
    Когда Василий открыл дверь десятого кабинета, то сразу опешил и чуть не вскрикнул, он на миг остановился, а его товарищи стали заглядывать  ему через голову во внутрь кабинета, удивились и они. За столом сидел полковник  Плешков Геннадий Иванович, который приезжал на похороны своих тестя и тёщи. Он поднял руки над головой и, выйдя из-за стола, направился навстречу к ребятам. Стал приветствовать:
    - Ну, входите, входите, наши мужественные орлы! Ну, как дела, наша «Красная банда»? Что нового придумали? Какие успехи? Я, как узнал, что вы сюда приехали, так обрадовался! Хотел вас встретить, пообщаться, и попросил начальника, чтобы он направил ко мне через список на доске объявлений. Это здорово-то как! – он подошёл вплотную к ребятам и стал каждого тискать и пожимать руки, и рассаживать на стулья возле своего стола.  - Ну, Василий, рассказывай, как настрой в твоей «банде»?   
     - Мы сотрудники РОВД  Петровского района, а ни какая «Красная банда», вы, что так нас окрестили? Мы ведь, хоть и сдержанный народ, а тоже можем обидеться! Мы куда попали? Что за «жаргон» такой? – возмутился Василий.
    - Считайте такое название для себя честью. Это название вам дали зэки, что находятся у нас в пригородной тюрьме. Они одних называют «Падлами», других «Суками», третьих «Тюхами», а вас вот так и называют – «Красная банда». Так у нас в Гражданскую называли отряды «Дзержинец». Вот его до сих пор уважают и сотрудники и зэки за справедливость и неизбежность наказания за любое преступление, - он указал на портрет Дзержинского, прикреплённый на стене, над его столом.
    - Никто не спрашивал разрешения и нашего согласия так нас окрестить, - вроде с обидой, но с улыбкой отозвался Антонов. Остальные покивали головами и в разговор не вмешивались. «Если, что спросят, ответим» таков порядок они старались выдерживать при общении с начальством.
    - Ладно, о работе ещё поговорим. Как у вас с учёбой?
    - Мы перешли на заочное обучение.  Вот на носу зимняя сессия, а мы ещё не готовы, - заговорил Василий.
    - Я веду лекции в БЮИ по «Уголовному розыску» и «Структура криминального мира, и борьба с ним». Так, что мы ещё встретимся на лекциях и на экзаменах.
    - А как с жильём?
    - На дневном отделении мы жили бесплатно в общежитии института, а теперь не знаем пока. Сходим в общежитие, попросимся у комендант, может, что подберёт. Мы домой и не поедем, готовиться надо к занятиям. У нас неделя всего в запасе, из библиотеки придётся не выходить.
  Плешков пометил в своём журнале об общежитии на десять человек, и сказал:
    - Это мы уладим. А почему на вас старшинские погоны? Это, что такое, как там вас люди воспринимают?
    - С какими званиями пришли с пограничной службы, так и работаем. Мы же не можем пойти в магазин и купить офицерские звёзды. Везде должен быть закон и порядок. А как иначе? -  ответил Василий.
Плешков сделал ещё одну пометку в своём журнале и внимательно присмотрелся к одежде сотрудников, и добавил:
    - А на вас, что и одежда с границы привезена?
    - Да, нет, одежду ребята отдали, которых мы заменили в отделе. Думали на время их отпуска, а тут заминка вышла, время не совпало.
Плешков пометил в журнале ещё раз и проговорил:
    - Это всё наша вина и прошу меня за это извинить. Сейчас перейдёте в комендатуру, я туда позвоню, там вас оденут и обуют, но во всё гражданское. Так, что не возмущайтесь и не обижайтесь. У меня задумка есть. После экзаменов встретимся и поговорим конкретнее и точнее. О чём говорить я вам сейчас не скажу, чтобы не отвлекать вас от занятий. Сейчас, прошу вас, отвлекитесь от всех житейских забот и сосредоточьтесь на учёбе. Чтобы в зачётных книжках не было даже четвёрок. Вы поняли мой приказ по зачёткам?
    - Так точно, товарищ полковник, чтобы без четвёрок!
    - Всё, можете идти. Зайдите в комендатуру, в общежитие, и в библиотеку, там вас будут ждать. Но, чтобы мне вам больше не напоминать, так после сессии придёте ко мне на второй день  в девять часов утра.
Остаток дня сотрудники провели по указанным организациям. А вечером пришли в читальный зал института и погрузились в чтение и конспектирование учебников по программе обучения за третий курс института.  А когда библиотекарь закрывал зал, то им приходилось брать учебники с собой и заниматься в общежитии. Так прошла неделя, и наступили дни лекций. После лекций ребята возвращались в общежитие и до поздней ночи учили уроки. Как-то один раз Василий предложил, чтобы всем не учить одно и тоже в одно и тоже время, а сделать так. Каждый из них учит и конспектирует один предмет до самого вечера. А после ужина садятся, и каждый выступает, и докладывает всем свой  приготовленный урок по определённому учебнику. Перед этим он вводил свои данные в компьютер и размножал на спринтере до десяти экземпляров конспектов. Каждый сшивал их в папки, и они приобретали весьма внушительный и аккуратный вид. Они это заметили у Плешкова и сделали себе так. Они также стали присматриваться к поведению преподавателей и перенимали себе их манеры ходьбы, их способ разговаривать, старались освоить культуру речи, и умение убедительно и эрудированно вести разговор, или дискуссию. В это время они вспоминали и свою жизнь на границе, там тоже много  было полезного для использования  на гражданке. Ежедневно они занимались по два часа в спортивном зале общежития. Вспомнили и свои занятия на границе при освоении восточных единоборств. Ответственный товарищ по спортивному залу хотел их записать для участия на городских соревнованиях, но они отказались. Времени на это не оставалось. Они так увлеклись учёбой и спортом, что не заметили, как пролетели золотые дни учёбы. Сессию закончили, экзамены сдали без четвёрок и утром следующего дня, как и договаривались, прибыли к Плешкову в кабинет.
    - Так, и как наш договор, «господа» студенты, покажите свои зачётки, что там у вас? – после приветствия заговорил хозяин кабинета.  «Господа» положили книжки на стол и сели на свои места.  Тот стал листать и проверять результаты экзаменов. Потом собрал их стопочкой и подал Василию, добавил:
    - Раздай. Ну, что ж моя надежда сбывается. Надеюсь, что вы такого темпа и результатов не снизите. В нашем деле не допустимы ошибки, не должно быть сомнений при принятии решений. Я сильно не вникал в причины суицидов, но в меня вселяет надежду, что у всех их находились покаяния в совершении преступления, и это освобождало многие правоохранительные органы от лишних хлопот. Ну, суицид и суицид, это личное решение той или иной личности. И ни кого не обязывает искать дополнительную причину происходящего. Пока ещё в законодательстве такой поправки не предусмотрено. И вы это отлично знаете. И поэтому ваши преступники пользуются своим правом на суицид, и своим покаянием, вроде как обязаны не органам, а богу, и богослужителям, а мы как ни при чём. На примере вашего района мне предложено поделиться результатами в Москве, в государственном следственном отделе. Я хотел бы с вами посоветоваться, как сильно опираться на влияние попов в этом процессе, или это только для отвода глаз? – он на время умолк, стал внимательно изучать глаза каждого сотрудника, стараясь увидеть там. Искорку сомнения или смущения от сказанного. Но все смотрели прямо, открыто и без смущения. Он надеялся на них.  Но до конца не мог поверить в непричастность сотрудников к суициду. Таких примеров в его многолетней работе не приходилось встречать. Были случаи суицида, но не было покаяния, были покаяния, но не было суицида. «А как здесь эти случаи соединить, и придать этому, какую-то закономерность? Это, что-то новое? И оно родилось в головах молодых? А я, что уже постарел, и отдалился от живых дел? Я что засиделся за столом, погряз в бумагах? Мне, что делать? Раскрыть им их карты и потребовать прекращения такого эксперимента? А если я ошибаюсь? И тогда они обидятся, и покинут нашу службу. И тогда убийства будут продолжаться». Он потерялся во множестве своих вопросов, как в незнакомом лесу. Не находя ответа, и решения он нажал кнопку вызова и через минуту в кабинет вошёл его заместитель. Плешков представил:
    - Это мой заместитель подполковник Тепляков. Прошу, вам слово.
    - Возможно, вы слышали подобную информацию на лекциях. Или сами кто читал. Это не секрет, об этом и местная газета пишет. Но я вам прочитаю лекцию «Казнить нельзя помиловать», - он раскрыл папку с исписанными листами и вырезками из газет. Стал читать:
    - Последнюю неделю едва ли не самые жаркие дискуссии на ТВ и в прессе велись вокруг проблемы смертной казни. 18 ноября Конституционный суд РФ решил продлить мораторий на смертную казнь до ратификации РФ протокола об её отмене. У сторонников отмены смертной казни аргументы таковы: пожизненное заключение – страшное наказание само по себе; не мы человеку жизнь дали – не нам и отнимать; не исключены и судебные ошибки – а если казнишь, то ошибку уже не исправишь. Насчёт судебной ошибки: за 22 года работы ни разу – ни разу! - не слышал я, чтобы осуждённый пожизненно за тяжкое преступление вдруг после пересмотра дела оказался на свободе. Так что ссылки на это – простое лукавство. Владимир Жириновский, высказывавшийся о смертной казни в программе «Субботнее «Время», предложил за судебные ошибки казнить так же, как и за убийство: «И не будет тогда никаких судебных ошибок!» Уверенности его не разделяю, но что в этом случае судьи наверняка будут намного тщательнее рассматривать дела – без сомнения. К тому же ведь и дела по «расстрельным» статьям в большинстве своём рассматриваются судом присяжных – а «коллективный  разум», если и ошибается, то чаще всего в пользу подсудимого.
    Сторонники отмены смертной казни упирают ещё на то, что, мол, воспитательное воздействие её не велико: тяжких преступлений в странах. Где есть смертная казнь, меньше не становится. Но не говорят, что воспитательное воздействие моратория налицо: убийцы и насильники в лицо смеются матерям своих жертв: «Меня не убьют!» Может не о воспитании надо думать? Может, просто человек, перешедший грань, не должен жить? Насчёт того, что неволя – само по себе ужасное наказание: для кого как. Чтобы человек в неволе страдал, у него должна быть душа. А в России, на мой взгляд, уже выросла порода не людей, а существ, для которых свобода – не ценность, а неволя не наказание. Много ли души есть в парне, который летом 2007 года в Горно-Алтайске изнасиловал и убил восьмилетнюю Арчинай Яймину? Когда его поймали, он пояснил, что шёл по городу и внезапно решил, что ему нужна девственница. И теперь Арчинай мертва, а он – жив. И неизвестно, какие желания возникнут у него потом. Когда он выйдет на свободу.
    А ещё есть Сергей Маслич: осуждённый на пожизненное, он от скуки (!) убил своего сокамерника, вынул из него печень, поджарил её на огне от вафельного полотенца.  Всё это - для того, чтобы из Барнаула проехаться в Москву, на психиатрическую экспертизу. Он сейчас в Оренбургской области в колонии «Чёрный дельфин», среди 500 своих братьев по нашей крови. На наши деньги он ест и пьёт. В том числе и для содержания таких, как Маслич, государство повышает нам налоги. Им провиант будет куплен по международным нормам. А на воле граждане покупают себе и детишкам то, на что хватает оставшихся после уплаты налогов грошей. И ведь отсидев 25 лет даже, Маслич может выйти на свободу! И мало ли что придёт ему в голову от скуки…
    Осуждённые пожизненно будто бы говорят: «Лучше смерть, чем такая жизнь». На этот счёт писатель Приставкин, председатель комиссии по помилованию, яростный противник смертной казни, как-то сказал мне: «Если зэк бросится на конвоира, его убьют. Так что возможность уйти из жизни у зэков есть всегда. Но они почему-то ею не пользуются».
    Отмена смертной казни нужна России как пудра, как макияж – чтобы приличней выглядеть в европейском высшем свете. Напомню: Руслан Кулиш, расстрелявший семью Петровых (отца, мать и двоих сыновей шести и четырёх лет) в Горном Алтае ради того, чтобы попить пива и покататься на старенькой машине, по малолетству был осуждён на 10 лет, и уж не за горами тот день, когда он выйдет на свободу. Хорошо бы поселить его по соседству с теми, кто ратует за отмену смертной казни – пусть приглядывают и перевоспитывают. А ещё можно предложить им доверить Руслану своих детей.
    Идёт к концу и срок у двоих парней, которые в Барнауле насиловали и убивали девчонок в парке Индустриального района. Развлекались они тем, что давали родственникам послушать по телефону, как, умирая, хрипит их дочь. Эти детки тоже скоро выйдут из клеток. Кто бы из защитников прав человека взял их к себе на иждивение и перевоспитание?
    Самое серьёзное соображение в пользу отмены смертной казни – «Бог дал человеку жизнь, не нам её отбирать». По этому поводу я беседовал с Игнатием Лапкиным из Кресто-Воздвиженской православной общины, известным на всю Россию проповедником.
    -Как гражданин я за смертную казнь. Виктор Гюго в романе «Отверженные» пишет: «Бог принимает не тело, а душу, надо душу вытряхнуть из тела, пусть Бог разбирается»…- сказал Лапкин. – С другой стороны, надо ведь помнить, что за страна – Россия. Из мести, ради нажитого добра оговорят, подведут под статью….  Да и как верующий – против. Всегда, до самого конца, есть надежда, что преступник раскается.
    … Когда-то на заре перестройки я видел документальный фильм «Высший суд» о Валерии Долгове, молодом парне, которого осудили на смерть за убийство двух человек. Пришёл он с пистолетом в квартиру, хозяев которой велено было попугать. Однако нервничал и в горячке нажал на спуск…  Съёмочная группа снимала жизнь этого парня во время суда, после приговора и до казни. Когда он уже знал, что смерти не миновать, он читал Библию, говорил о душе. Плакал. Сказал:  «Я так люблю людей!.. Я буду любить даже тех, кто стрелять будет в меня… Ведь только любовью живут люди». Вряд ли он делал это для кинокамеры. Видимо, он что-то понял. Страх смерти очистил его, сделал хоть немного человеком. И в следующей, вечной,  жизни, которая ждёт каждого из нас  вне зависимости от нашей в неё веры, это, может быть, ему зачлось…
    Докладчик закрыл папку и посмотрел на Плешкова, ожидая вопросов от слушателей, и своего начальника.
    - И кто же в Конституционном суде выступил против смертной казни? – спросил Снегирев.
    -  Слушания по вопросу о возможности применения  казни в России прошли в суде 9 ноября. О его решении я уже сказал. На слушании в суде присутствовали президента, правительства и обеих палат парламента. Они выступили за сохранения моратория на смертную казнь.
    Представитель президента Михаил Кротов заявил, что позиция главы государства о поэтапной отмене смертной казни в России остаётся неизменной, а временный характер этого наказания был заложен ещё при принятии Конституции страны. Представитель Госдумы Александр Харитонов напомнил, что Россия не может применять высшую меру в силу положений Венской конвенции о праве международных договоров. Как заявила представитель совета Федерации в суде Елена Виноградова, статистика свидетельствует, что отмена смертной казни не приводит к росту преступности.
    Полномочный представитель правительства в высших судах Михаил Борщевский отметил, что люди, требующие введение казни, желают её применения по статьям, по которым она не может быть назначена (УК РФ предусматривает смертную казнь в статьях «убийство», «посягательство на жизнь государственного или частного общественного деятеля», «посягательство на жизнь лица, осуществляющего правосудие или предварительное расследование», «посягательство на жизнь сотрудника правоохранительных органов» и «геноцид»). Кроме Барщевского за отмену смертной казни выступил уполномоченный по правам человека в РФ Владимир Лукин, напомнивший, что страна голосовала в ООН за резолюцию об отмене смертной казни.
    - Себя защитили, а о нас подумать некому, - произнёс кто-то в зале.
    - Видимо, только на попов и надежда, - раздался голос Антонова, уяснил Василий.
    - Товарищи, задавайте вопросы смелее, не стесняйтесь, называйте себя, тут все свои, - напомнил Плешков.
    - Я, Клёпов, хотел бы узнать, задержан, и наказан ли убийца двух милиционеров в Казахстане?
     - Нам это известно, - пояснил Плешков, - как сообщил начальник отдела государственных обвинителей прокуратуры края Иван Сироткин, Александр К. совместно с двумя преступниками убили двух милиционеров водителя и девушку. Двух подельников поймали в Казахстане и осудили. А Александра К. искали 16 лет. Его поймали в России и предали суду в ноябре месяце этого года. Все эти преступники за это время были судимы за тяжкие преступления и отбывали сроки. Сейчас они осуждены на большие сроки лишения свободы. Александр К. получил 13 лет лишения свободы в колонии строгого режима. Адвокат упирал на то, что все сроки давности уже прошли, и Александра К. лучше всего отпустить. Хотя на момент его преступления в 1993 году за содеянное предусматривалась и смертная казнь. Впрочем, он имеет право обжаловать приговор в Верховном суде РФ.
    - Я, Булгаков, и вот когда я писал курсовую работу на тему: - «Возможные способы прекращения войны в Афганистане», я нашёл очень простой ответ. В высказывании одного прогрессивного общественного деятеля говорилось, что войну в Афганистане можно прекратить в один день. Если только туда мобилизовать хоть одного сына депутата Госдумы. Назавтра война прекратится. Впоследствии так и получилось. Я считаю, что мораторий отменят, как только убьют сына или дочь депутата, представителя президента, правительства и обеих палат парламента, или членов Конституционного суда, как срочно будет отменён этот мораторий. Я считаю, что вы не найдёте мне опровержения.
    - Мы должны выполнять только возложенные на нас обязанности. Большие задачи решают большие люди, - ответил Плешков. – Давайте ещё вопросы.
    - Я, Хорланенко, слышал, что даже на курорте убили мужчину два преступника. Что с ними?
    - Как сообщил заместитель белокурихинского межрайонного следственного отдела СУ СК при Прокуратуре РФ по краю Артём Рассоха, было возбуждено уголовное дело в связи с убийством. Один из подозреваемых, тот, который стрелял в человека, и убил его, задержан и взят под стражу. В отношении второго – владельца ружья – избрана мера пресечения в виде подписки о невыезде и надлежащем поведении. Расследование уголовного дела продолжается.
    - Я Булгаков, раскрыто преступление в Калманском районе, где двое мужчин убили и сожгли женщину, что им присудили?
    -  Убийце назначено наказание в виде 10 лет 6 месяцев лишения свободы с отбыванием в исправительной колонии строгого режима. Приговор пока не вступил в законную силу. А второго посадили в тюрьму общего режима за то, что скрывал следы преступления. Я вот, что хотел сказать для вас. Если рассказывать обо всех преступлениях по всем районам, то нам не хватит и ночи. Поэтому если кого интересует криминальная обстановка по краю в разрезе всех районов и по годам, хотябы за последние десять лет, то можно такие данные получить у моего заместителя.
    - Есть ли у вас данные, кто из убийц выходит на свободу в ближайшие два года?
    - Да и такие данные есть, можете получить. Но я хотел бы с вами посоветоваться. Согласитесь ли вы переехать в соседний с вами район, туда возвращаются  отсидевшие срок убийцы. И хотел бы полюбопытствовать. Вы своего попа с собой возьмёте или там с местным договоритесь, оказывать психологическое давление на убийц, как вы делали до этого?
    - Я вас понимаю, о каком давлении вы говорите. Но у нас есть встречное предложение. Вы не зря нас одели в гражданскую одежду. А поэтому числиться  открыто и находится в РОВД, мы бы не намерены. Мы, конечно, с начальниками отделов будем тесно контактировать, но только с ним. Мы подберем, какую ни будь гражданскую специальность. Например, таксистами по району. И я думаю распределить нас надо по два человека на район. А попа нам и одного хватит. Кстати, его переводят в Айский район, в местную церковь. Вот в ту  Айскую зону и можете нас отправить в пять районов. Я приблизительно с ребятами этот вопрос оговорил, - поделился своими мыслями Василий. Потом добавил, - Нашим бы жёнам работу подобрать по месту нашей работы.
    - Это я организую насчёт работы. А вы напишите мне план своей работы и методы психологического воздействия.
    - Вот этого  мы ни вам, ни кому другому, ни писать, ни говорить не сможем. Так, что извините, пожалуйста. Или мы работаем самостоятельно, или мы по-другому работать не будем. Это беспощадная и жесточайшая война. А на войне у каждого свои методы и свои секретные действия, и своя тайна - резко отозвался Василий. Остальные ребята промолчали. Плешков подумал: - «Молчание знак согласия». А вслух сказал:
    - Если вы такие самостоятельные, то и ответственность вся ложится на вас. Я с вами этого совещания не проводил, и вы мне ничего не говорили. А вот, насчёт автомобилей, какую марку вы предпочитаете?
    - Воля ваша, какие дадите, такие и возьмём.  Чтобы только потеплей, да под  такси годились.
    - У  меня партия «Жигулей» забронирована. Машины стоят на автобазе, разнарядка у меня, сколько возьмёте?
    - На двоих по машине. А когда можно получить?
Плешков посмотрел на ручные часы, пошевелил головой, произнёс:
    - Да, пожалуй, можно и сегодня. Только одно условие, машины будут числиться  в моём отделе. Поэтому вам необходимо их поставить на учёт в ГАИ нашего Центрального района. Трудовые книжки сдадите начальнику штаба, будете числиться по работе в моём отделе. Кстати, начальником краевого штаба сейчас работает ваш шеф, с которым вы работали дружинниками у себя в селе Александр Владимирович Рыжков. У него находится и разнарядка на машины. Он вам поможет их получить. Ну, а таксистские шашечки купите в автомагазине и прикрепите на крышах салонов сами. Если когда «запарка» приключится, звоните мне лично вот по этому номеру мобильного телефона, но не записывайте, а запомните. А если вдруг кто запамятует, то запомните - первая цифра этот код края, потом число, месяц и год рождения Феликса Эдмундовича, потом месяц и год организации им троек по расстрелу грабителей и убийц. Эти цифры вы помните. А теперь поспешите в штаб, вас Рыжков ждёт, ждут вас и в ГАИ, да сильнее всех вас ждут жёны дома. Ничего, наверстаете, к полночи будете дома. Но завтра быть в Айском районе, начальника я предупредил, Алексей Васильевич  вас будет ждать у себя весь день. И так, до свиданья, до встречи на летней сессии.

                Таксисты
                ********
   Александру Владимировичу потребовалась большая изворотливость и старание, чтобы в один день получить легковые автомобили, это были Жигули голубого цвета, и поставить на учёт и получить номерные знаки. И только к пяти часам этого дня  пять автомобилей выехали из города и направились на юг Алтайского края. Была тихая, но морозная погода. При выезде из города Василий заметил стоящих группой людей, они подняли руки и просили остановиться. Пришлось послушаться. Оказалось, что эти люди ехали в автобусе, и тот сломался, шофёр подрядил попутный грузовик и вернулся в город. Деньги за билеты вернул и посоветовал поголосовать на обочине. Их оказалось пятнадцать человек. К Василию сели три женщины, одна ехала до ближайшего города, а две из них ехали до Айского  района. Больше часа женщины молчали, отогревались и иногда ругали морозную погоду. Потом их разговорил Антонов, сидевший на переднем сидении.
       - И что вас вынудило в такой мороз ехать в краевой центр? Неужели нельзя было переждать морозные дни? С середины февраля наступит потепление, тогда бы и съездили в гости. Что за нужда такая?
    - Да не поехала бы я сама. В суд вызывали. Решение районного суда меня не удовлетворило, и мне предложили обратиться в краевой суд. А что толку-то? Что у нас, то и тут! Везде только бандитов и защищают.
    - А что у вас случилось? Если можно, то расскажите? – попросил Василий. А потом добавил:
    - Давайте познакомимся. Меня Василием зовут, а товарища Николаем. А вас как.
     - Я Коровина Акулина, а это Малюкина Валентина, а вот та Загнетина тоже Валентина.
     - Ну, так и что же вас вынудило ехать в город. Раз вы начали, так продолжайте.
    - Я уж много раз рассказывала своё горе, уж надоело и говорить. Я одна жила, дочь имела. С седьмого класса она полнеть начала, я забеспокоилась, к врачам повела дочь.  Оказалось, что она беременная. А мне не говорила про свои секреты. Пришли домой, я стала допытываться. Та плачет, стесняется признаться, я стала настаивать. Открылась ей, что в её годы я сама с парнями в любовь играла: а как же, всё-таки интересно. Всегда хочется того, что не разрешается родителями. Она открылась. Оказалось, это когда я ещё с мужем жила, поехали к его сестре на свадьбу, а Таньку оставили одну дома. Жили мы в благоустроенной квартире, на втором этаже. Скотины, никакой не водили. Что сложного, себе покушать сготовить, и в школу вовремя пойти. Она согласилась и мы уехали. Пробыли на свадьбе, вместе с дорогой, неделю. Приезжаем, дочь грустная, будь-то побитая, не разговорчивая. Я поинтересовалась, что, мол, с тобой. Она не говорит. Ну, думаю, что-нибудь с любовью не в порядке. Неделя проходит, вторая, а дочь как в воду опущенная ходит. Стала следить. Вижу сосед, кой, когда её на улице встречает, разговаривать начинает. Та рукой машет, убегает домой в слезах.
Я отцу доложила, тот встретил соседа, переговорил с ним. Выяснил, что тот с дочерью жил ту неделю, когда нас дома не было. Отец домой. Трясёт дочь, выяснить старается. Та призналась, что когда мы уехали на свадьбу, сосед пришёл к нам в комнату и долго беседовал с ней и предлагал встречаться. Она отказала. Тогда он изнасиловал её и велел молчать, иначе грозился убить её. Так он всю неделю и жил у нас в комнате и потешался в своё удовольствие. Он недавно из тюрьмы пришёл, понимаете, какое у него было настроение. И издевался над ней, похлестче всяких кино-ужастиков. Она никогда ни с кем не встречалась и не понимала в этом деле ничего. А тут этот тюремщик вытворял над ней всяким развратным способом. Что только не делал. Я в слёзы. Реву вместе с дочерью. Отец кулаки сжал и под соседа. Бил того пока люди не отобрали. Был суд. Отцу дали три года тюремного заключения. А соседу год поселения в Сосновский район. Это, что справедливо!? А дочери надо бы аборт сделать и из головы всё выбросить, а мы не догадались, тупые мы. И вот, как подошёл срок рожать, дочь потерялась. Я с горя чуть с ума не сошла. А лучше бы мы её не нашли. А когда нашли, горя ещё больше появилось. Нашли её в лесополосе, лицом была прижата в кротиную кочку. Захлебнулась землёй. А в ногах ребеночек мёртвый лежал. Отвезла милиция её в больницу. Медэкспертиза дала заключение. Что она умерла насильственной смертью, со следами сексуальных издевательств. Я сразу сказала, кого можно подозревать в её смерти. Михаила Тяпкина опять судили, продлили срок поселения ещё на два года. Я опротестовала решение суда. Передала дело в краевой суд. Там просмотрели дела и не нашли в этом решении ничего противозаконного. Я что теперь должна делать? Оставить всё как есть, и ждать когда сосед отбудет срок и вернётся домой и будет для меня постоянной потенциальной угрозой? Я, что должна потом ходить и оглядываться? У нас суд кого защищает? Законопослушных граждан или убийц и издевателей, и всяких сексуальных маньяков? – Акулина заплакала от обиды и горя. Василий повременил, когда она немного успокоится, спросил:
   - И, чтобы вы с ним сделали, будь власть в ваших руках, с этим извергом?
    - Мне сосед мой Игнат Степанович сказал по этому случаю, - «Я бы этого нелюдя расколёной до красна пикой в зад воткнул, и пусть бы корчился в муках несколько дней, пока не подох бы как собака. Или электрическим током пытал бы его». А я то, что могу сделать с таким бугаём? Я же не осилю его.  Ну, ладно. Вот я и приехала. Сколько я вам должна?
    - Я обязан пассажира до дома довезти, а потом и расчёт произвести, – отозвался Василий. – К какому дому подъезжать?
      - Вот за перекрёстком второй двухэтажный дом, из белого кирпича, второй подъезд.
Василий подъехал к указанному дому. Остановился и помог Акулине занести чемодан на площадку второго этажа. Хотя хозяйке это было не в тяжесть, но это нужно было Василию. Он осмотрел лестничную площадку и спросил:
    - Обидчик-то ваш, в какой квартире жил?
    - Вот в крайней. Тут сейчас никто не живёт. Родители уехали от позора дальше, в другой район, к младшему сыну.
     - До свиданья, я поехал.
    -  А расчёт-то как?
    - В другой раз, - ответил Василий и быстро вышел из подъезда.
Они выехали на трассу и продолжали свой путь. Уже вечерело, и стали яснее показываться звёзды на небе. Полная луна освещала зимнюю дорогу, и ехалось легко по чистому асфальту.
    - А, что, гражданочки, приумолкли, расскажите и вы, что ни будь, - попросил Николай.
    - Да, что говорить? Вот у меня тоже такое же горе, - отозвалась Малюкина Валентина. – Ездила к сыну, хочу переехать к нему жить. Почему спрашивается. А было так. Наша деревня стоит у границы с Казахстаном. Недалеко таможня стояла. Сейчас же наркотики к нам от туда дуром прут. На посту обнаруживают зельё, отбирают, уничтожают.  Так приспосабливаются пакеты перевозить на конях или пешком. Но и их научились ловить. Так однажды муж пас коров на приграничной зоне и заметил, как с противоположной горы отделился воздушный шар. Небольшой такой, с ведро примерно будет. Муж наблюдать стал, что, мол, это такое. Смотрит, шар опускается на нашей стороне и к нему бегут двое мужчин. А таможенники с пастухами договор и связь имела, чтоб перебежчиков ловить или хотябы сообщить на таможню о нарушителях. Муж им позвонил, те на машине приезжают к нему. Он им пошёл помогать ловить подозрительных людей. Окружили их. Одного поймали с посылкой, а второй побежал лесом. Муж на коню за ним. Тот стал отстреливаться и поранил мужа. Тут приспела подмога, и второго поймали, а мужа в больницу увезли. Да помочь уж не смогли врачи. Этого убийцу судили, дали десять лет тюремного заключения, да в этом месяце он домой приходит. Как мне теперь жить? Ходить и оглядываться. Его родичи и так всё время на меня косоурятся и грозятся. Они должны быть ниже травы и тише воды. А они ещё чувствуют себя оскорблёнными господами, да нос дерут кверху.
    - А какая у него фамилия, имя, отчество, поинтересовался Николай. Валентина отозвалась:
    - Первый был таджик. Его оштрафовали и отправили домой, а второй наш сельский Сорокин Антон Петрович. Вот наше село. Вы тут с краю остановитесь, к дому не подъехать, там занесено.
    - Ну, раз так, то тут и остановимся, - отозвался Василий и остановился у первого дома в конце лесополосы. Валентина вышла из машины, и пошла домой. Василий тронулся дальше.
    - А, что нам интересного расскажет вторая Валентина, - поинтересовался Василий. Та отозвалась:
    - Меня пока Бог миловал. Слава тебе Господи! Спаси и сохрани меня Господи от таких злых людей и семью мою. До чего же мир ожесточился! И, что только людям мирно не живётся?! Как только дальше жить на белом свете? – отозвалась Загнетина и стала жаловаться, сочувствуя людям, пострадавшим от «злыдней» и убийц. – Да, почему же этим зверям разрешается других жизней лишать, а их жизнь законами защищается. Так на кого же эти законы работают, кого они защищают!? Нам, что самим суд вершить над ними!?
 Загнетина и дальше бы продолжала возмущаться несправедливостью в нашей жизни, но Василий перебил:
    - У вас, что, пример есть, какой? Так расскажите.
    - Хорошо и приятно говорить о хороших людях и об их хороших поступках, о передовиках, о хороших семьях, особенно о многодетных, про любовь говорить хорошо и так много об этом говорят. Все слушают таких философов,  радуются, стараются быть похожими на любовных героев. Все газеты заполнены материалами о положительных героях. Вот только последние два года стали освещать криминальные материалы и об убийцах тоже. Но принятые меры только распаляют хулиганов, воров и убийц на более дерзкие поступки. До чего дожили, что стали даже милиционеров убивать. Неужели у сотрудников сил не хватает этих паразитов убивать молча, и чтоб ни кто не видел и не слышал, кто это сделал. Но, чтобы этот пример отрезвляюще действовал на общество. Убийцы ходят с поднятой головой, гордятся своим зверством. Вот, мол, смотрите, какой я герой нашего времени.  Коров пасти некому.  Трактора простаивают без трактористов. Чабанов днём с огнём не найдёшь. А они болтаются по улицам и страх наводят на людей и такие гордые, что не знаешь с какого боку к ним подойти. Смотрит такой на рабочего человека свысока и, кажется, что готов он на каждого наплевать и пренебрежительно столкнуть с дороги. Они хозяевами себя чувствуют в обществе. Их надо раздавить, унизить и создать в обществе отвратительную характеристику, чтобы с них никто пример не брал. А то с передовиком никто не здоровается. Старику никто не поклонится при встрече, а перед тунеядцами, да убийцами все поклоняются, а некоторые молодые даже пример берут. Вот вам и влияние на общество, и разложение его. Так, что же происходит? И кто ж виноват. И что же нам делать?
    - А вы, что преподаватель литературы в средней школе, или работник Районо? – поинтересовался Николай.
    - А, что обязательно надо быть литератором, чтобы помнить классиков нашего достойного прошлого? - отпарировала Загнетина.
    - Нет, право, вы интересная и эрудированная женщина! Я с вами полностью согласен! – с жаром и душевным подъёмом воскликнул Василий. И добавил:
    - У вас это, что просто грамотное мировоззрение и яркое определение современной ситуации в нашем обществе? У вас можно многим понятиям научиться и формировать своё правильное мировоззрение о состоянии дел в современном обществе. С вами не соскучишься. Я бы был рад с вами ближе познакомиться и, при возможности, продолжить начатую вами тему. У нас с вами идентичные взгляды на ситуацию. Но хотел бы спросить; ваша философия основана на эрудированном и грамотном познании ситуации или опирается на конкретном примере или примерах? Есть философы, которые много и о многом говорят и делают свои определения и выводы в оценках ситуации.  Но «страшно далеки они от народа», от жизни, от фактов, от сердца и души, от определения ситуации вживую. У вас, что?
    - Спасибо за комплимент! Вы, я вижу, тоже не только таксист! В вас заложена идея глобальной величины. Для решения которой, мне кажется, вы и живёте.
    - Однако…, - Василий покачал головой, помолчал, какое-то время, но потом всё-таки спросил:
    - Вы, случайно не экстрасенс, провидец, колдунья?
    - Вы правы, меня вот так и называют дома, кто первым, кто вторым, кто третьим определениями. Но я работаю дояркой. Жизнь научила рассуждать. Служу депутатом райсовета. Наслушалась там криминальной информации, а философическим рассуждениям научилась на общественной работе. Так я редко таким способом веду дискуссию. Мало, что в голове задерживается от такой информации. А вот событие третьего года из головы не выходит. Скотник один у нас в фермеры подался. Сначала овец частных пасти нанялся. Хорошие денежки имел. Да тех ягнят, что катились в его табуне,   присваивал. Через три года у него своих овец уж получилось пол тысячи. Лодыри и алкаши стали завидовать ему, подсмеивались над ним и его семьёй. Кто не без греха – кто денежки имеет. Всегда есть к чему придраться, есть чем упрекнуть. Сильно-то внимания не обращали на Капиталова Антона то, что у них с женой семья из семи детей. Самый старший из них в пятом классе учился. Сыновья всё с отцом с овцами управлялись. А дочери с матерью по хозяйству помогали. И в прошлом году жена решила торговлей заняться. Ларёк построили.  Лицензию охлопотала. Уговорила племянника на машине продукты с оптовой базы из Барнаула возить. Тот с радостью взялся за это дело. И работа пошла у них на лад. Я рядом живу. Всё продукты у них покупала. Они на все привезённые продукты цену на рубль делали меньше, чем в других магазинах и ларьках. А мужику, что надо. Хоть куда пойдёт, лишь бы дешевле было.  У нас, говорят, в войну один мужик в Алексеевку ходил за солью потому, что килограмм её стоил на одну копейку дешевле, чем у нас. Мы и сейчас так живём.
    - Вот и заправочная станция, давайте бензину добавим. Не дай бог дорогой кончится. Куковать придётся среди степи, - перебил разговор Валентины Василий и подъехал к колонке. Очереди не было. Заправились быстро и поехали.  Антон напомнил:
    - И чем же эта история закончилась?
    - А ты как догадался, что она закончилась? Ты, что ментовский сыщик?
    - Сыщик, не сыщик, а по интонации и логике предвидится конец, и не просто конец, а печальный к тому же.
    - Вы правы. Сейчас доскажу. А то через полчаса до моего села доедем. Другие продавцы возненавидели Полину, не здороваются. И вот раз, утром она подходит к ларьку, а там дышать нечем: и помещение и земля кругом дустом обсыпана. Закрыли ларёк. Решили другой ларёк строить, на новом месте. А этот закрыли. Ну, это же не скоро делается. Полгода провозились. Построили, запустили, торгуют. Слух по селу пошёл. Похвалился один алкоголик и лодырь. – «Стройте, стройте, я вам ещё дусту насыплю, как каларадским жукам, видишь, нашлись тут богачки». Жена в слёзы, муж с кулаками под химика. Отутюжил, как следует его, и признание выбил из него в содеянной подлости. Химик в органы за избиение не пошёл, а зло затаил. И вот в сентябре, когда дети в школу пошли, и Полина была одна в ларьке, к ней зашёл этот химик Старожилов Иннокентий. Наставил на Полину пистолет и потребовал всю наличность. Та отдала, он забрал и выстрелил ей в лицо из газового пистолета. Полина с ума сошла, и врачи не помогли. Муж догадывался, чья это работа. Пришёл ночью к нему, решил рассчитаться по полной программе. Бил его пока тот не стал шевелиться. Потом ушёл домой, а утром, отправив детей в школу,  погнал один овец на пастбище.
Вечером овцы пришли домой, а Антона не было. Дети в слёзы. Мы сообщили в милицию. Ну, те приехали, вошли в курс дела и Антона нашли. На второй день овец передали племяннику, а Антона схоронили. Полоумная Полина одна жить стала, побирается по селу. Детей в детский приют забрали. Старожилова допрашивали долго. Он не признался. Следствие не закрыто. С него взяли обязательство о не выезде из села. Ходит, похихикивает, иногда в пьяном виде, нет, нет, да выскажется: - «Будете знать, как со мной связываться». Мы об этих словах милиции сообщили, а они говорят: - «Нужны факты, а слова к делу не пришьешь».  Ну, вот и вся история. Вот тут меня высадите.  А вам вправо сворачивать надо.
    - И где вы живёте, далеко отсюда? – осведомился Антон, мы довезём вас до самого дома.
    - Спасибо, вот с километр будет.
    - Мы же пассажиров до дома довозим, - отозвался Василий.
Они проехали по сельской улице и по сигналу Валентины, остановились возле её дома. Та достала деньги и подала Василию. Тот отстранил и произнёс:
    - Вы рассчитались рассказом. До свидания, возможно, встретимся вскоре.
Валентина внимательно посмотрела в глаза Василия и увидела в них надежду и сочувствие, и готовность оказать действенную помощь. Она такие глаза видела только у своего отца.
   Они вскоре расстались. Вышли на трассу и направились домой,  оставалось езды минут сорок.
   На очередном повороте они заметили на дороге людей, а сбоку в снегу лежала японка. Их занесло на скользкой дороге, и машина перевернулась в снег, сбоку дороги. Они остановились и помогли вытащить машину на трассу. Шофёр казался, как в воду окунутый, печальный и всё время молчал: переживал свою первую аварию. Они так же заметили, что активно помогал и потом пробовал заводить двигатель. Это трудно давалось, он принимался регулировать, проверять, и, наконец, завёл. Поставил машину на трассу и, пригласив шофёра в машину, сказал:      
    - Ну, что, Володя, садись. Езжай тихонько домой. Я завтра приеду и поправлю у машины салон. Не переживай сильно, сами целые и то ладно. Хорошо, что не покалечились, а машину поправим. Можно бы тебя сопроводить, да мастерскую не закрыл дома, как бы кто не нашкодил. Давай трогай.
Володя тихо проговорил:
     - Спасибо, дядя Саша, поехал я, - он тронулся с места и поехал. Василий подошёл к говорившему мужчине и спросил:
    - Что тут случилось, кто сбил, или сам не справился с управлением?
    - Сам не справился.  На скользком повороте занесло, и перевернулся. Племяш мой, по сотовому позвонил мне домой, я и приехал, а тут вы помогли. Вот и спасибо вам.
    - Я смотрю, что ты здорово разбираешься в машинах. Ты кем работаешь?
    - Так-то я на мехтоку грузчиком работаю, ну там два, три дня в неделю, а остальные дни дома в отцовой мастерской подрабатываю на ремонте легковушек. Если нужда будет, приезжайте. Спросите Саньку-слесаря, любой покажет. По субботам и воскресеньям всегда дома. Вот визитка с адресом и с номером сотового телефона.
На том они расстались. Но ненадолго. А в субботу они приехали и не одни. За ночь Василий созвонился с остальными «таксистами» и в субботу приехали к  Саньке-слесарю. А потом и в мастерскую его отца. Отец, увидев пять новых легковых машин, недоумённо спросил у Василия. Видя по поведению остальных шоферов, как они уважительно обращались к нему, как будь-то к начальнику.
    - А, что же требуется новым машинам. Ещё не работали, а уж на ремонт приехали.
    - У меня очень секретное предложение. Мы из ГУВД чрезвычайного назначения.  Что так смотришь? Не слышал такого отдела? Вот теперь создали. Вы, я думаю, понимаете его назначение. Если вы с сыном согласны с нами сотрудничать, и держать это в секрете:  то вот тут у меня распишитесь. И если вы проболтаетесь, то вас будут судить, как государственных преступников.
    - Вы, что выносите приговор и сами его приводите в исполнение?
    - Ты, что юрист?
    - Не только. Я по образованию инженер-механик. Имею диплом экономиста, юриста, и высшей партийной школы, и свидетельства  ряда рабочих профессий.      
    - А, что ж ты в селе живёшь, в городе места не нашлось?
    - Я здесь родился.
    - Понятно. Значит, мы договорились?
    - Значит, да. И что вы хотите?
    - Мы имеем дело с очень сложными натурами. Добиться признания своих грехов стоит больших трудов и большого времени. А жизнь не стоит на месте и очень торопится, а хочется больше успеть сделать. Да и план работы у нас тоже есть. Потому мы и торопимся.
    - Если бы вы торопились, то столь времени на разговор не тратили. Что ты хочешь?
    - В народе появилось мнение, что убийц надо убивать. А перед этим нужно добиться его признания, то есть покаяния. А на это не все идут. А мне нужно сто процентное покаяние.
   - У вас, я вижу, очень много свободного времени. Меня воспитывать и убеждать не нужно. Мне нужно знать, что вам нужно?
    - Допрос мы намерены вести в кабине своих машин. Необходимо сделать приспособление, чтобы в задницу убийцы, когда он сидит на сиденье машины, вогнать острый стержень. Или сделать электрический стул. Ну, чтобы не сразу он сгорел.  А чтобы его трясло и не убило сразу. Тут видимо, появится определённая сложность. Потребуется подъезжать к помещению с электрической розеткой, а это нас может обнаружить. Тут я не знаю, что вам посоветовать.
    - А ты нам ничего и не советуй. Мы в этом не нуждаемся. Ты даёшь задание.  Мы делаем, ты принимаешь работу. Мы за неё получаем деньги и на том до свиданья. Сколько сидений нужно оборудовать?
    - Одно, правое, заднее. Давайте вскроем сиденье одной машины,  вы замерите размеры и составите схему механизма. Вот только с электрическим стулом не знаю, как быть?
    - Вам не надо никак быть. Ваше задание, наша работа. И вскрывать вашу машину не нужно. У меня тоже семёрка есть. Сделаем всё без вас. Вас в машине, сколько будет сотрудников с убийцей и где он намерен сидеть?
    - Один за рулём, второй сзади, с левой стороны.
    - Всё понятно. Теперь до свиданья, и бегом по своим местам. В следующую субботу позвонишь мне утром. Я скажу, что и как делать. Да, вот один момент.  Сколько сантиметров остриё штыря должно выступать над уровнем сиденья? И какого диаметра?
 Василий вынул из нагрудного кармана шариковую ручку и показал хозяину, пояснил:
      - Вот такой величины.  Думаю, будет достаточно.
     -   Тогда до свиданья ещё раз. 
    Они расстались, и гости разъехались по своим районам. Нужно было встретиться с начальниками РОВД и устроиться с ночлегом, и решить много других вопросов семейного характера. Но решать ничего не потребовалось. Плешков всё заранее оговорил с начальниками отделов и все устроились в гостиничных номерах. Можно будет вызывать жён, и устраивать их на работу. Через неделю жёны приехали,  приписались, устроились на работу по специальности. Внешне жизнь пошла своим чередом. Но работа таксистов была окутана мраком секретности и тайны. Ребята иногда созванивались между собой, делились успехами и промахами в своей адской работе. Проверяли свои маршруты по новым районам своей зоны. Но в субботу созвонились с Санькой-слесарем и его отцом. Те велели приехать одному Василию с напарником в субботу, а остальным в воскресенье.
    - Ну, что, господа слесари, как у вас успехи, - протягивая руку в приветствии, произнёс Василий. Те отозвались и пригласили в слесарную мастерскую Санькиного отца.
    - Загоняйте машину в гараж на смотровую яму. Так, так, ну вот и всё в порядке, - иногда слышались и другие просьбы, и команды.
      Отец Саньки сидел в кресле и включил прожектор и направил луч света внутрь салона. Потом скомандовал:
    - Сынок, вытаскивай сиденье. Василий залазь под машину, бери с собой четыре болта с шайбами и ключ на семнадцать. Саш, а ты ставь корпуса подшипников на днище и сверли отверстия в днище салона. Так, так. аккуратней. Так, всё в порядке. Давай сюда дрель. Устанавливай корпуса подшипников с валом. Василий вставляй в отверстия болты. Всё нормально. Сань, прикручивай корпуса. Всё, так, соединяйте тяги, а продольную выводите рядом к рычагу ручного тормоза. Ставьте дугообразную опору, сверлите отверстия и крепите её к днищу. Замеряйте поточнее, строго по продольной тяге. Что там?   Тебя что смущает? Что опора будет сильно заметна? Мы прикроем её от постороннего глаза. Василий прикручивай опору. Так, вылезай наружу. Прикрепите опорную пластину под сиденье. Хорошо, всё нормально. Вставляйте иглу в патрубок в пластине, соединяйте ей с рычагом вала корпусов. Ставьте сиденье на место, так, хорошо. Теперь ставьте подлокотник с левой стороны правого сиденья. Сверлите отверстие в стенке багажника. Так, вставляйте подлокотник. Вставили, теперь от выключателя на щите приборов проведите провод высокого напряжения к подлокотнику. Закрепите плотнее конец провода. Так, всё. Василий, иди к рулевому колесу. Сел, заводи двигатель. Так, хорошо. Прислони палец правой руки к нашему подлокотнику. Прислонил, так, а теперь щелкни белый выключатель вниз, и тут же подними его вверх.
    - Ой, ой, ой…, что это такое, у меня чуть зубы не выскочили, как стало трясти.
    - Это очень хорошо.  Теперь так, Сань, принеси сумку с глиной и поставь на правое заднее сиденье. Василий сиди на месте. Так всё, ладно. Василий резко дёрни новый рычаг на себя. Резче, резче, ещё раз. Так, хорош, подними сумку. Что там, заметно, что?
    - Тут в утрамбованной глине на дне сумки появилось отверстие.
    - Вставь в это отверстие свою авторучку. Что? Достаточно? Вы так заказывали?
    - Да, так, - отозвался довольный испытанием Василий, а потом спросил:
    - А если потребуется стержень большей длины, вы сможете сделать.
    - Можно, но не больше тридцати сантиметров, габариты пространства под сиденьем не позволяют больше поместить. Вы испытайте такой размер вживую. А потом позвоните, если что не так.
    - Хорошо, я позвоню. Если звонить не буду, значит, нас это устраивает.
    - Слушайте внимательно: я повторю ещё раз, как пользоваться приспособлением. И так, вы сажаете нужного вам клиента на правое заднее сиденье. Между прочим. Умные пассажиры всегда занимают это место. Потому, что, при рассмотрении ряда аварий и гибели пассажиров, оказывается: что самый большой процент выживания приходится на это место. А уж ваши клиенты об этом отлично осведомлены, так же как и любые руководители, которых возят на легковых машинах.
    - Да! А я и не знал! Вы откуда знаете. Что заглядывали, где начальники сидят?
    - Знать надо правила техники безопасности при езде на легковых автомобилях. И так, слушай дальше. Если при разговоре с вами клиент будет вести себя не адекватно, ты дёргаешь белый ручник на себя. Клиент, почувствовав твой «поцелуй», опирается на подлокотник и будет стараться освободится, то есть, поднимет себя вверх. Тогда ты тут же включаешь белый включатель на панели щита и тогда ток высокого напряжения со свечи, пройдя через поручень, пройдёт через ладонь и тогда тот может не удержать свои зубы. И смотря на самочувствие клиента, вы сможете сориентироваться, что вам дальше делать: ещё трясти или вести мирные переговоры в нужном вам направлении. Это можно делать при остановке и при движении автомобиля. На  работу двигателя это сильно не отразится.   
    -  Ну, папаша, спасибо! И, что же я вам за это обязан заплатить?
    -  За каждую переоборудованную машину по одному литру бензина на день. Вы заказывали приспособлений на пять машин. Вот и считайте по пять литров за каждый день. За период пока будете работать в нашем районе. Хоть сразу привезите, хоть за определённый отрезок времени.
    - У вас есть ёмкость, чтобы слить сразу бензин за год.
    - Есть, а, что можете и так?
    - У меня такие возможности имеются. Так, что после переоборудования последней машины, бензин будет доставлен вечером того же дня.
    - Мы согласны. Но у меня ещё есть одно условие.
    - Какое?
    - Вы первый раз меня заставили подписать договор секретности с вами. А теперь вы мне подпишите вот этот документ. Называется он – «Декрет молчания». Если вы попадётесь в превышении полномочий в применении этого приспособления, то я вас не видел. Вы сделали это всё сами. В противном случае я вас посажу на  правое заднее сиденье своей семёрки, и покажу вам этот декрет. А дальше – дело техники. Понятно, а теперь читайте.
Прочли, ну и подпишите. А вместо печати поставите отпечаток большого пальца рядом с подписью. Всё, ну, вот и порядок в «танковых частях». Остальные пусть приезжают завтра с утра.
    Василий вызвал остальных «таксистов» по сотовому телефону и передал уведомление «отца с сыном Санькой-слесарем», чтобы те явились к ним завтра с утра. А сами с Николаем поехали к месту службы, в свой район, в районную гостиницу, где их ждали жёны.
  Неделя прошла тихо и спокойно. Василий работал таксистом в течение дня, а Николай приступал к работе вечером. Они перевозили пассажиров от райцентра по сёлам, иногда ездили и в города своей зоны, и даже в краевой центр. После посадки пассажиров они спрашивали у них фамилия и имя с отчеством. И только потом спрашивали, кого и куда везти. И вот однажды Николай, возвращаясь из Сосновского района, услышал ответ одного пассажира его фамилию. Это был Тяпкин Михаил. Николай больше никого не посадил и повёз Тяпкина одного. Тот стал возмущаться тем, что одному билет будет стоить дороже, нежели ехать группой. Николай вспомнил эту фамилию, и пообещал, что возьмёт с того плату, как за одно место, а не за весь салон. Тот успокоился и сидел смирно и читал жёлтую газету, иногда хмыкал и блаженно улыбался своей наглой и самодовольной улыбкой. В салоне горела лампа освещения и тихо играла музыка магнитофона. Николай вынул из бардачка сдвоенную нитку сеновязального шпагата и положил себе в карман. И решил поговорить с пассажиром.
    - Ну, что, Михаил, как жизнь в этих краях? Как цивилизация, как люди? Как семья?
    -  На все вопросы могу ответить, одним словом.
    -  Как это?
    - Дрянь всё.
    - Это почему так? Неужели всё так плохо? И, что вам не нравиться? Сколько уж людей перевозил, сильно никто и не жаловался. У вас, что так?
    - Вот уже пятый год живу на «поселении», к жене приходится ездить, в другом районе она живёт.
Николай, будто не понимая в чём тут дело, наивно спросил:
    - А почему вместе не живёте?
    - Квартиру охраняет. Через два года вернусь, и будем жить вместе. Да вот звоню, звоню домой, а жена не отвечает. Толи в гости к родственникам ушла, а может быть и шуры-муры с кем завела. Нагряну сейчас, прихвачу, устрою расправу, мало не покажется. Или волосы посрываю с головы, или вот такой секс устрою, как в этой вот «Жёлтой газете», - стал похваляться своими знаниями разврата Михаил, - он развернул газету и положил её на спинку переднего сиденья, чтобы «таксист» мог лучше рассмотреть смелые фотографии интимных отношений в газете. Николай знал, что не все снимки достоверны, много было сфабрикованы умышленно для привлечения внимания читателей. Многие из них принимали это за правду и некоторые применяли себе на практике. Женщины терпели, страдали, погибали, но в жизни это существовало. Это считалось общественным злом, но решительных мер никто применить не решался: ни власть, ни сам народ, ни даже женщины. Возмущались, сердились, выступали с протестом в газетах, но это всё было лишь на словах. И Николай стал заговаривать с Михаилом:
    - Это противоправные действия и считается издевательством над женщиной, и преследуется законом.
    - На трёх буквах я видел их законы. Я первый раз погорел из-за неопытности. Теперь я знаю, как с ними обращаться, научился.
    - Так это ты захлебнул беременную девушку  землёй на кротиной кочке, за селом в лесополосе? У неё ребёночек погиб при родах. А ты её насиловал в этот момент! Это ты?
    - Да, пошёл ты к чёрту, падла. Останови машину, я дальше с тобой не поеду, и рассчитываться с тобой не буду. Высаживай, а то на ходу выскачу. Ещё и отвечать будешь, сука.
    - Никуда ты не успеешь выскочить, убийца! – Василий резко дёрнул на себя белую ручку. Михаил отбросил газету, закричал благим матом и, опершись рукой за поручень, подскочил. Николай щелкнул белым переключателем. Михаила затрясло, и он завыл, громко стуча зубами. Через полминуты Николай отключил подачу тока  и, опустил ручник на место, приказал:
    - Сядь и не трепыхайся. Мы долго тебя выслеживали, и наконец-то встретились.
    - Что тебе от меня надо? Меня  суд наказал. А таксист тут при чём? Ты, что родственник?
    - Нет, не родственник, мы таксисты. Я одного от тебя хочу.  Ты должен написать покаяние. Признаться в убийстве матери и ребёнка и просить у её родственников прощения и покаяться пред Богом за содеянное зло. Лист бумаги и ручка находятся в кармане переднего сиденья. Вынь и пиши, как было дело, за что тебя судили первый раз и во второй раз.
Михаил опустил правую руку вдоль туловища и стал искать ладонью спрятанный нож за голенищем сапога. Николай внимательно следил за ним через переднее зеркало кабины. А когда заметил, что тот не вынимает бумагу, а достаёт нож, резко опять дёрнул белый рычаг, но теперь у4же на весь её размах. Михаил вновь заорал во весь голос и опёрся на подлокотник. В этот момент Николай включил белый рычаг подачи тока. Тот заверещал, как собака в подвешенной петле.   
    - Брось нож под ноги. Бери бумагу и пиши, что тебе приказано. Я не прошу, и не уговариваю. Быстрей, а то недолго осталось до дома. Я знаю, где ты жил.
Михаил матерился, на чём свет стоял от боли и досады. Потом стал писать требуемое покаяние.
    - Проси Бога, чтобы он тебя простил за совершённый грех, может тогда родители погибшей дочери и простят тебя, - Николай понимал, что это предложение, не что иное, как хитрый ход, чтобы Михаил не поднимал лишнего шума, и надеялся на лучшую участь. Ему так много в жизни везло, и тут он не терял надежды, и написал, что требовал «таксист». И подал Николаю для прочтения. Тот заметил:
    - Подпишись снизу. Так, всё? А теперь показывай, где ты издевался над родихой. Души покойниц до сих пор над этим местом летают. Они не улетят на небеса к Богу, пока их не посетит убийца. Да не покается перед ними за совершённый грех, за отнятую жизнь.
    - А ты, что попом работаешь или верующий такой?
    - Верующий, ибо в новом завете сказано: - «Не возвышай себя, ибо люди тебя унизят, да унизь себя – ибо люди тебя возвысят». Вот сейчас покаешься перед Богом и будешь всю оставшуюся жизнь верующим.
Михаил воспарял духом и был уверен, что оставшейся жизни будет много. И он покорился обстоятельствам. Немного повременив и присмотревшись к лесополосе, проговорил:
    - Вон тополь стоит.  У него один сук книзу повис. Остановись против этого тополя. Вот только я идти не могу. Ты мне низ весь проткнул.
    - Выходи из кабины, дальше помогу.
Михаил вышел из салона и, едва передвигая ноги, подошёл к краю дороги.
    - Да тут такой сугроб намело. Мне и не пройти.
    - Ладно, становись на колени на обочине, и проси прощения у душ покойниц. Они услышат тебя и, возможно простят.
Убийца с усилием опустился на колени, потом неумело стал креститься и стал, что-то говорить молитвенным тоном. Николай вышел следом, вынул из кармана клубок шпагата, размотал его, привязал один конец за передний бампер машины, а на втором конце изготовив петлю, подошёл к спине Михаила,  потрогал его по плечу,  и произнёс с укоризной:
    - У тебя и креста нет на шее. Как же ты молиться то станешь. Тебя же не услышат души пострадавших. Сложи ладони вместе и положи их на колени. А я тебе запасной крест повешу на шею. Давай молись быстрей.  А то ехать надо.
 Николай накинул петлю на шею Михаилу и тут же, на большом газу, спятил машину назад. Проволок Михаила по снегу десять метров и остановился. Выждал, и когда тот затих, и не стал шевелиться, раскрыл блокнот с запиской.  Сфотографировал мобильным аппаратом текст,  вышел из машины.  Отвязал шпагат от бампера и отволок труп к тополю с опущенным суком. Взял нижние ветви и нагнул сук книзу, привязал шпагат к суку и, вложив лист с покаянием в нагрудный карман пиджака, вернулся к машине. Снял с рук перчатки и  тут же уехал.
    Прислонённый к дереву труп заметил шофёр рейсового автобуса. Тут же вызвал пост ДПС и поучаствовал в составлении акта. Он особо не высказывался о своих впечатлениях, но всё держал в голове: - «Как так мог задушиться человек, сидя на земле под тополем». Удивлялись и милиционеры, но признаков насильственной смерти не нашли. Так как пассажиры, вышедшие из автобуса, наследили, затоптали снег вокруг трупа.
    При передаче машины Василию утром, Николай раскрыл  мобильный аппарат и показал снимок покаяния Михаила. Тот пожал ему руку и проговорил:
    - С одним свели счёты. А я зайду на минутку в РОВД. Поинтересуюсь, нет ли чего нового у сотрудника по профилактике поведения, и трудоустройства осуждённых, вернувшихся из заключения. У них каждый случай фиксируется. Поехал я, ты иди, отдыхай.
    Но заходить в здание милиции не пришлось. Возле ограды парка стояли такси в ожидании клиентов. Василий припарковал машину сзади всех и заглушил двигатель. Стал осматривать площадь и идущих по ней людей. Последние дни февраля потеплели, и стёкла в машине не замерзали даже без подогрева. Вот он заметил идущего милиционера, тот подошёл к одному таксисту, потом к другому, покачал головой и стал подходить к машине Василия. Открыл у него дверь и спросил:
    - Вы, поди, тоже заняты?
    - Да, нет, я свободен, садитесь. Вам куда?
    - Мне нужно в село Никольское.
    - Садитесь, мне всё равно куда ехать.
Милиционер сел на переднее сиденье. Стали разговаривать.
Обошёл всех таксистов, никто не берёт. То заняты, то не в ту сторону едут. Думают, раз я милиционер, так бесплатно прикажу везти меня. Нет, отошла лафа, сейчас за нами тоже пристально присматриваются. Чуть что, сразу под сокращение попадёшься. Вам, как, деньги отдать или заправимся?
    - Мне бы заправиться, а то лампочка замигала.
    - Кажется вы добрый парень, разговорчивый, недавно работаешь?
    - Первый год, - признался Василий, а потом и спросил, - а вас как, туда довезти, или там подождать, чтоб обратно приехать?
    - Если согласитесь, то мне там недолго. Часа два от силы.
    - Если не секрет, там, что-то случилось?
    - Ничего особенного. Просто плановое мероприятие, сотрудник закурил, и продолжил, - зэк тут один вернулся. Десятку строгача отсидел за убийство мужика и нанесения тяжкого вреда здоровью его жене. Помню, какой шумный процесс был. А потом в школе друзья осиротевших семи детей забастовку устроили. В знак протеста суду. Думали, что расстрел присудят. А ему лишь десять строгача присудили. А он пришёл справный и здоровый. Детей тогда в детский дом отправили. А мать их до сих пор по селу ходит, побирается. Вот как он будет на неё смотреть? Это же стыдобушка сверх всякой меры. Вот сейчас посмотрю, как он устроился и где живёт. Спрашивал в центре занятости, говорят, что к ним не обращался.
    - А как его звать? – поинтересовался, будто невзначай, Василий.
    - Есть такой Старожилов Иннокентий, противная рожа такая, глаза бы мои не глядели. Да приходится, служба такая!
Василий вынул мобильник, щелкнул, тот раскрылся, Василий стал прокручивать базу данных. Нашёл такую фамилию, присмотрелся к лицу, стараясь запомнить, и выключил аппарат.
    Вскоре они приехали в село, и милиционер попросил:
   - Вы остановитесь у здания администрации села, я спрошу, где искать этого Иннокентия.
Василий остановился, а сотрудник прошёл в помещение администрации. Но вскоре вышел, взмахивал руками,  громко разговаривая, подошёл,  сел к Василию, и тут доложил:
    - Это какая же наглость! Это же невообразимая наглость! Господи, да разве можно такое допустить.
    - И, что там произошло?
    - Я много видел подлости и всяческой наглости у людей, но такое слышу впервые. Ты понимаешь, что творится?
    - Ну, что там? Куда ехать?
    - Езжайте прямо, я там скажу, где остановиться. Так эта поганка, нет, чтобы обходить стороной усадьбу покойника Капиталова Антона, и избегать встречи с его женой, которую он сделал инвалидом, так он сейчас живёт в их доме вместе с хозяйкой. Она ничего не помнит, как потеряла память.
    - Что вы говорите? Разве такое возможно? А куда же сельская власть-то смотрит?
    - А что власти смотреть? Жалоб нет и ладно. Зачем на неприятности нарываться. Стойте, вот дом, у которого калитка на снегу валяется.
Василий остановил машину, и они тут же вошли в дом. В комнатах было не прибрано, и в грязи. Топилась печь и на плите кипела вода в кастрюле, шёл мясной запах. На койке лежала Капиталова в полуобнаженном состоянии. А на её груди лежала голова Иннокентия, а руки были опущены вдоль её туловища.
    - Старожилов, поднимитесь. Приведите себя в порядок, - скомандовал милиционер. Тот открыл недовольно глаза и зло ответил:
    - Какой падле, что требуется? Я, что в камере?
    - Живо поднимайтесь.  А то не долго и обратно отправить, где был.
    - Там забот меньше, чем на вашей воле. Хорошо то, что хоть при бабе.             
  Проснулась и хозяйка, прикрыла свою наготу и стала подниматься. Потом они вышли в прихожую комнату. Иннокентий сел за стол, а Капиталова подошла к плите и стала осматривать кипящую кастрюлю. Она не вступала в разговор и только кивала иногда головой и, как-то жалобно улыбалась тощими и мокрыми губами. Прежде чем что-то взять, она долго смотрела на этот предмет, и уж потом брала его в руки.
    - И так, гражданин Старожилов, когда вы прибыли домой?
    - Уже как полмесяца. А что вам надо?
    - Вы прописались по месту жительства?
    - У меня нет жилья, я вот на квартире пока живу. Как оформлю гражданский брак с хозяйкой, потом и пропишусь.
    - А на работу устроился?
    - Не могу подобрать подходящую работу с достойной зарплатой. Тут требуются скотники, доярки, конюха, строители.  А меня это не устраивает. 
    - Тебя, я вижу, устраивает безделье. Вот, что, завтра явишься в районный отдел по трудоустройству и встанешь там на учёт. Тебе будут подыскивать работу, а потом и сообщат.
    - У меня денег нет, чтобы к вам ехать.
    - Это как же нет? Ты, что за десять лет и денег не заработал, чтобы, хоть, на первое время на жизнь хватило?
    - Там наличными на руки не дают. Что зарабатывал, перечисляли на погашение ущерба, а после выдали готовый билет до места пребывания, а дальше, что хочешь, то и делай.
    - И как же ты живёшь? Возможно, опять воровством занимаешься. Чувствую, тут мясом пахнет. По дворам промышляешь?
    - Нет, не промышляю. На колбасном цехе, после обрезки, кости выпрашиваю. Их всё равно выкидывают. Приношу, варю и с хозяйкой за квартиру рассчитываюсь. Она теперь хоть по деревне не ходит, не побирается.
    - А она хоть знает, кто ты такой, угадывает тебя?
    - Не знаю. Так присматривается подолгу, но не говорит, всё улыбается, видимо рада мне.
    - Рада, рада, а как же. Она бы тебя зубами разорвала на части, если бы на ум нашла хоть на минутку.
    - Слава богу, что не находит. Как говорится: - «Бодучей корове, бог рогов не дал».
    - И помочь некому, - проговорил Василий. И никто не понял, к чему это было сказано. Вскоре они покинули дом, и уже в ограде милиционер проговорил:
    - Напоминаю, что если в течение этого месяца не пропишешься, и не будешь работать, то оформлю дело как на злостного тунеядца. Я передам вашему участковому, что как он поедет в РОВД, чтоб вас захватил с собой. А как приедете, так ко мне в отдел зайдёшь, предъявишься. Сходим в отдел по безработице, - они тут же расстались. Заговорил Василий:
    - И как это можно вытерпеть? И куда же люди смотрят? А где же дети её, что же они  с ней не живут?
    - Их участковый Мартынов мне как-то говорил: - «Детей отправили в детдом. Потом старших двух сыновей в армию взяли. Две средних дочери где-то учатся, а одна девочка до сих пор в детдоме живёт, а самых младших девочек опекуны удочерили.
    - А почему их мать  в дом инвалидов не оформляют?
    - Похлопотать некому. А как побираться не стала и не говорят о ней даже.
Василий всю дорогу возмущался: попрекал людей, ругал власть, и проклинал Иннокентия. Но в уме стал выстраивать план своей работы.  И само по себе в голове звучали школьные стихи: - «Отмщенье, государь, отмщенье. Паду к ногам твоим. Будь справедлив.  И накажи убийцу…». «Око за око…», - вмешивались строки притчи Нового завета, что как-то дал однажды ему Очаковский. Там были и другие притчи, и много разных, но эта строка не выходила из его головы постоянно,  поддерживала морально,  вдохновляла на смелость и на борьбу за справедливость, которой он посвятил всю свою оставшуюся жизнь вместе со своими друзьями.
  Теперь он стал каждое утро дежурить возле здания милиции, чтобы встретить Иннокентия, который обязан был прибыть к сотруднику по профилактике поведения и занятости освободившихся заключённых.
И вот этот случай появился. Уже после обеда приехал участковый вместе с Иннокентием. Василий внимательно наблюдал, как тот зашёл в здание РОВД, через какое-то время он вышел в сопровождении милиционера по профилактике и они направились в центр занятости. Оттуда они вернулись уже перед вечером. Милиционер шёл и разговаривал с довольным видом; видимо дело сделали, как и предписывалось законом о трудоустройстве бывших заключённых. Они прошли в здание отдела и там долго пробыли. Уже и участковый уехал домой и напарник Василия Николай пришёл на смену.
    - Ну, что, как поработалось день? – после приветствия спросил Николай.
    - Зверя ожидаю. Видимо на охоту вместе поедем. Сейчас, как выйдет, ты подойдёшь и пригласишь, мол, напару дешевле ехать в такси. Смотри, вон тот, в сапогах идёт. Иди, приглашай.
 Николай вышел из машины и пошёл к Иннокентию. Что-то с ним поговорил, и они пришли к машине и сели. Иннокентий присмотрелся на Василия и произнёс:
    - Во, как удачно. Водила-то знакомый. Давай вези, рассчитаюсь мясным бульоном.
    - Это годится, согласен, - отозвался Василий, и они направились на трактовую дорогу из райцентра. И только на полпути до села, Василий начал допрос:
    - Ты, ни о чём не догадываешься, бешеная собака?
    -  А ты бы не грубил со мной, водило хреновый. А то вот как приморожу к рулю, и не будешь знать, где могилка твоя. Я таких много пересмотрел за свой век. А если вы заодно, я вам обоим шеи посворачиваю. Или вези, или высади.  Дойду без тебя.
    - Высажу в своё время. А теперь разговор есть.
    - Я тебя на трёх буквах видел, чтобы ещё и разговор какой-то вести. 
    - Там перед тобой в кармане чехла спинки сиденья лежат блокнот и ручка. Доставай и пиши своё покаяние.
    - Я быстрей из тебя покойника сделаю…
Василий резко дёрнул на себя белый рычаг. Иннокентий подпрыгнул и закричал, ни сдерживаясь, и ни опасаясь. Опёрся ладонями о подлокотники. И в этот же миг почувствовал резкие электрические удары высокого напряжения. Голос превратился в мычание и прерывистые возгласы. Василий отключил ток, и опустил белый рычаг на место.  Иннокентий только стонал, но уже не кричал так громко.
    - Садись на место, собака, вынимай блокнот,  авторучку и пиши.
Чтобы машину меньше трясло, Василий перешёл на вторую скорость и повторил:
    - Пиши вверху и посередине, понял, первое слово, - «Покаяние». Ниже, всё, что ты сделал с семьёй Капиталова Антона и с ним. Быстрей пиши, а то опять на иглу посажу. Так, тебе не видно, мы свет в салоне включим, вот так, теперь всё нормально, пиши…
Через полчаса Иннокентий подал Василию блокнот с покаянием. Тот прочитал и добавил:
    - А ниже допиши, что ты такой-то, такой-то осознал величину  преступления и величину своего греха, и просишь Бога простить тебе твой тяжкий грех. И просишь прощения у покойного Антона за загубленную его жизнь и великое горе его детей, на которое ты их обрёк. Кайся в грехе перед матерью загубленных детей, что ты умоляешь её простить тебе твою мерзость, зло и издевательство над человеком.
    Через несколько минут вновь спросил:
      - И как, дописал? Дай посмотрю, простит ли Бог, простят ли тебя мать с детьми и их отец, простят ли люди, которым ты будешь показывать это покаяние.
     - Всё написал, - отозвался Иннокентий и подал своё покаяние Василию. Тот вынул мобильный фотоаппарат и скопировал текст покаяния, а потом протянул руку и вставил записку тому в нагрудный карман. Посмотрел на Николая, который привязал конец шпагата к сиденью, а петлю приготовил и держал в ладонях. Тот ответил взглядом.  Оба моргнули, и Василий дёрнул белую ручку на себя.  И тут же включил ток. Иннокентий закричал и стал махать правой рукой под собой. Николай накинул приготовленную петлю на шею Иннокентию и открыл дверь с его стороны, и с силой толкнул его из машины. Василий прибавил скорость. Они подъехали к дому Капиталовых, и против старого помещения торговой лавки остановились. Выскочили и поднесли труп ближе к двери. Поставили его на ноги и перекинули конец верёвки через верхний косяк, привязали, отряхнули снег с одежды трупа и тут же уехали. Соседи не видели, а хозяйка не поняла, что произошло возле, когда-то её лавки, которую Иннокентий обсыпал дустом, а позднее  ограбил хозяйку и сделал её инвалидом на всю жизнь. Жертвы были неравные: смерть Иннокентия не могла компенсировать и покрыть, и сравнять горе загубленной семьи. Это была не расплата, это было предупреждение.
 На трассе ребятам встретились два пассажира, они их посадили и поехали  домой. А когда успокоились, Николай включил радиоприёмник. Шла заключительная передача ГТРК. – «Не смотря на принимаемые меры правительства и соответствующих служб на местах по борьбе с правонарушениями, мы имеем печальную статистику. Ежедневно у нас совершаются преднамеренные убийства в среднем, в количестве  80 человек. Это потери равные потерям на фронте во время войны. Но ни правительство, ни Госдума, ни Конституционный суд не могут отменить мораторий на смертную казнь за преднамеренные убийства. Только один депутат Думы, как всегда эмоционально высказался: - «Я за то, чтобы убивать убийц. Но если, как говорят опаненты, что могут ошибочно вынести такой приговор судьи. То и их расстреливать и тогда таких ошибочных приговоров не будет».  А когда спросили одного попа, что же всё-таки делать с убийцами. Тот ответил: - «Что бог наказывает только душу, а не тело. И потому ваше право вытряхнуть душу из тела, и поступайте с телом по справедливости».
После этого пошла музыкальная передача. И в душе и в мыслях долго звучали слова одной песни: - «Для нас  нужна одна победа, одна на всех. Мы за ценой не постоим».
   В ночную смену решили не выезжать. Требовался отдых и принятие душевного равновесия. Они пригнали машину к гостинице и вошли в помещение. Их жёны не спали, а сидели перед окном и вязали носки из шерстяных ниток. 
    - Вот и явились, не запылились. Кажется, дома будете ночевать? Это, что к бурану? – заговорила жена Василия, радуясь, и в то же время, не скрывала печальной нотки.   
    - Да, вы отгадали. Наши желания совпали с вашими. Так, что можете успокоиться и принять радостный вид.  В субботу и в воскресенье будем отдыхать. Мне Кузнецова звонила из Обского.  Они всей семьёй едут завтра на зимний лов рыбы, приглашала нас. Так, что собирайтесь. И детей возьмём.
    - Ты, что ширинкой рыбу-то ловить собираешься? – упрекнула Раиса            
    - У неё снасти есть.
    - У неё есть, да не про твою честь.  Свои надо иметь, а не на чужих глядеть, - ответила жена.
    - Ну, ты-то моя, мне твоих хватит.
    - Слава богу, что хоть вспомнил про мои.
    - И я твой на всю ночь, - Василий обнял жену и, помахав ладонью Николаю, скрылись в номере гостиницы.
 И уже за столом, Рая вспомнила:
    - Вася, а кто это Плешков? Никогда мне про такого не говорил. Это, что тоже рыбак или охотник? – между делом спросила жена. Василий вскинул голову, остановил на полпути ложку, отозвался:
    - Ты откуда узнала, Рая?
    - Да звонил днём, тебя спрашивал. А кто он и откуда не ответил. Просил, чтоб ты позвонил, как приедешь. А, что это ты насторожился так?
    - Тут насторожишься! Это же сверху, оттуда, - Василий выставил ладонь и поднял её над головой. Потом подошёл к аппарату и стал набирать номер. Через минуту послышался голос:
    - Я вас слушаю.
    - Здравствуйте, это Аборнев, да Василий, слушаю. Поздно, потому что, только, что вернулся с «охоты». Как поохотился? Да удачно будто. Второго зверя завалили. Ещё один на примете. Где-то на западных степях, говорят, обитает. Думаем с другом, после выходных поехать туда на охоту. Вы, что-то хотели пожелать. Мы собрались на выходные дни на рыбалку съездить.
    - Придётся рыбалку отставить. Слух прошёл, что стая шакалов мигрирует в наши края. Могут использовать воздушные шары и пастушьи тропы. Ты созвонись сегодня со своими охотниками, соберитесь, приготовьте себя. И завтра к вечеру прибудьте в Пальцевский район. Встретишь на псарне Медведева Михаила Михайловича, ты с ним одно время учился, ты его должен помнить, он говорит, что тебя хорошо знает. Он тебе всё расскажет о наметившейся облаве на шакалов. Ну, вот, пожалуй, и всё. Да, чуть не забыл. Ты попа с собой возьми. Он у тебя весьма эффективный психолог.
    - Возьму, возьму. Как же без батюшки быть. Возьму, конечно, а как же. Всё удачнее охота пройдёт. Мы без него не обходимся.
    - Бог вам судья. Дружите с попом. «Нельзя пока без него обойдиться», - последние слова звучали как-то немного иначе, и чувствовалась тонкая и осторожная подначка, догадливого человека, и тонкого психолога.
    - А вы моим ребятам говорили про облаву?
    - Это вы скажете сами. До свиданья, давай, счастливой охоты!
Телефон замолк,  Василий положил трубку и виновато посмотрел на жену. Потом дёрнул плечами, как бы извиняясь за сорванную рыбалку, и стал продолжать ужинать. И уже разобравшись и, улегшись в койку к жене, обнял её за шею, туго прижал к себе. Потом уж и спросил:
    - Разреши, Рай, я ребятам своим позвоню, и ты с подружками поздороваешься заодно.
В течение двух часов Василий связывался с друзьями,  давал им команду, где и когда встретиться,  тут же передавал аппарат жене и та здравствовалась с подругами, делилась новостями. Договорились ехать самостоятельно и встретиться в районной гостинице, там номера будут заказаны.
В ночь с субботы на воскресенье друзья собрались в гостинице и пригласили к себе Медведева. Он ввёл их в курс дела предстоящей операции.
                Облава на шакалов
                *****************
На таможню прибыли утром. Медведев уже был на месте и на планёрке заслушивал своих сотрудников о случаях, что прошли за ночь. Оказалось, что были обнаружены перелёты трёх красных воздушных шаров,  все они были порожними.
    - Я в ум не могу взять, для чего нужно было запускать шары через границу. Это, что отвлечение нашего внимания или проба полётов новой конструкции шаров. Они кажется все одинаковые и по форме, и по весу, и по времени перелётов. Здесь какая-то загадка, обратился Медведев к присутствующим.
    - Принесите их все сюда, - попросил Снегирёв Сергей.
    - Они здесь у меня в столе. Вот возьмите, посмотрите, полюбуйтесь, - Медведев вынул порожние шары и положил на стол, предлагая Сергею. Тот поднялся. Прошёл к столу, взял один шар, взял со стола лезвие с ручной бритвы. Распорол шар и вывернул его наизнанку. Он оказался порожним и чистым. Сергей распорол второй шар, тот тоже оказался чистым и порожним. А когда распорол третий шар, то внутри было написан текст, но не по-русски. Сергей показал текс Василию и спросил:
    - Вот вам шифровка. Нужно найти человека, который бы определил язык и расшифровал бы этот текст.
    - Вы, что думаете, что я могу содержать сотню переводчиков с иностранных языков на русский. Мне никаких средств не хватит их кормить, - отозвался Медведев.
    - Нанотехнологии и компьютеризация средств информации позволяют нам это сделать без особых затрат, - возразил Василий.
    - Да, и как же это сделать?
    - Мой дядя Гриша занимается туризмом. Сопровождает туристов по бывшим нашим республикам. Там же весь год лето, а сибирякам охота же погреться среди зимы на солнышке, вот он этим делом и занимается. Тоже бизнес, и весьма выгодный, я вам скажу.
    - И к чему нам этот туризм твоего дяди Гриши?
    - А к тому, что он не мог же знать языки всех республик куда ездил. А ему и в Турцию приходилось ездить, и ещё куда. Я точно не знаю. И вот он узнал, что есть «Переводчик» с любого языка на русский. Берёшь в магазине диск на нужном тебе языке. Скачиваешь его себе в компьютер. И так можно скачивать, сколько тебе необходимо. У дяди Гриши было десять файлов переводчиков в компьютере. И при необходимости он этим пользовался в разговорной речи и при оформлении необходимых документов.
    - Это есть у дяди, а не у нас – отозвался Медведев.
    - Я, как узнал, что ехать на таможню, так сходил утром, как сюда ехать, и скачал эти файлы на один диск. Так, что пошлите  в компьютерную комнату и прокрутим там это всё по порядку.    
Медведев и Аборнев прошли в соседнюю комнату и только через два часа, Медведев крикнул в приоткрытую дверь:
    - Ребята, принесите сюда шары.
    - Вот этот текст нужно перевести на русский язык, - попросил Медведев оператора Нину Васильевну.
    - Господин Сорокин, свяжись с Магомедовым, и организуйте встречу с пятью пешими курьерами с товаром, в районе перелёта шаров, в день праздника, - (хозяин), - вслух проговорила Нина Васильевна через полчаса, поработав на компьютере. 
    - А кто такой Сорокин? – поинтересовался Николай.
    - Нина Васильевна, проверте наличие такого человека. Откуда и кто такой?
Вскоре оператор ответила:
    - Это Сорокин Антон Петрович, жил в нашем районе. Был осуждён в переправе наркотиков. Был подозреваем в убийстве скотника, участвовавшего в задержании посыльного с наркотиками. Но он вину не признал и был осуждён и отправлен в место поселения. Вероятно, приезжает сюда в такой момент по договорённости.
    - У вас портрет его есть? Отпечатайте каждому участнику задержания. А очередной праздник у нас завтра, 23 февраля, день Защитника отечества, - спросил Василий и прокомментировал своё предположение.
    - Ну, что ж, обстановка ясная. Завтра до зари всем быть на границе по обе стороны таможни. Всего десять километров охранной зоны. Что скажет Василий? Как будем распределяться?
    - Я со своими ребятами возьмём пять километров южнее таможни, по километру на каждую пару. А вы займёте пять километров севернее поста. Придётся встать на лыжи, надеть маскировочные халаты, расположимся по одному возле нейтральной полосы, и по одному после ста метров ближе к нам. Шакалов придётся брать в тиски.
    - Если поймаем, придётся вести их на таможню вместе с товаром, - подытожил Медведев.
    - Как бог даст, - неопределённо отозвался Василий.
    - А теперь пойдёмте в спортзал, получим маскхалаты, лыжи, палатки, и сухой паёк. А то неизвестно, во сколько часов появятся эти шакалы, кушать захочется, да и на голодный желудок можем их не одолеть.               
    В пять часов утра засада расположилась по договорённости. Созвонились между собой и  с Медведевым,  доложили, что все на местах. Тихий снег шедший с вечера, стал стихать, и к утру стало подмораживать.  Луна  в половину диска освещала местность. Звёзды засветились и стали мерцать. Редкие деревья ясно обозначились на снежном покрывале и хорошо просматривались. Со стороны таможни послышался звук снегохода, а вскоре  он промчался вдоль нейтральной полосы и скрылся из виду,  опять стало тихо, даже немного скучно. Василий нажал кнопку сотового телефона, все его сотрудники отозвались: - «Первый, второй, третий, четвёртый – на месте. Прошёл патруль на снегоходе. Участок просматривается хорошо». Просмотрите дополнительно пистолеты, у всех ли они заряжены звериными пулями. Просмотрели? Доложите.  «Первый посмотрел, второй посмотрел, третий посмотрел, четвёртый посмотрел». Первым выстрелом только поранить, цельтесь ниже пояса. Если по какой-то причине кого заметят, и шакал или встречающий станут убегать, стрелять боевыми на поражение. Остальное по инструкции. О пойманных ни кому, ни слова. Связь не отключайте.
Василий знал, что эти указания для сотрудников не новы, они это помнили хорошо и не могли поступить иначе, таков договор. А это и успех, и безопасность для каждого из них. Но ему хотелось просто разговорить ребят, чтобы и настроение поддержать, и отвлечь каждого ото сна. Потом добавил: - «А теперь уже шесть часов пора и позавтракать».
    Плешков, слышавший эти команды, только одного не мог понять; как это зарядить пистолеты первыми звериными пулями. Он первый раз слышал такое название и поэтому записал себе в журнал, «звериные пули».
    - Я третий, вижу шакала. Приближается в мою сторону.  Встречающего не видно. Что делать?
    - Подожди, пока сравняется с тобой. Как только сделает шага три мимо тебя, усыпляй.
Василий услышал тихий хлопок, а потом заметил, как шакал остановился, и вскоре стал приседать на снег. Еле заметная тень соседнего сотрудника, приподнявшись с земли, мелькнула и приблизилась к упавшему шакалу. Это был Николай. Вскоре отозвался и его напарник, ожидавший встречающего посыльного. Вскоре услышал отчёт:
    - Так, я стреляю. Всё в порядке. Иду надевать наручники.
    - Заклей ему рот, чтобы не мог кричать. А дальше как положено, не забудь взять покаяние с грешника. Да пусть подробнее опишет свои наркотические подвиги.
К десяти часам утра все шакалы были усыплены, обысканы, наркотики в большом количестве были изъяты. Составлен отчёт. Только у одного шакала наркотиков не нашли. Василий распорядился, чтобы его отправить вместе с посыльным отправили на таможню. Им наказали, чтобы они там сказали, что больше шакалов не встретилось и сотрудники, вроде остались караулить до конца праздничного дня. А Сергею Василий велел сказать, чтобы порожнего шакала просветили на рентгене, возможно, наркотики находятся внутри шакала. Он знал и такие приёмы хранения и переправы наркотиков. Что в последствии это предположение подтвердилось. В отчёте таможни только этот факт и был запротоколирован и сдан необходимый отчёт в вышестоящую организацию.
     А Василий со своими сотрудниками взял со всех «шакалов» и их посыльных покаяния, в том числе и с Сорокина Антона Петровича, который вторично попался с наркотиками, и ему напомнили об убийстве скотника Малюкина Василия. Он покаялся и в этом грехе,  просил Бога простить ему  тот грех. Вечером по темноте привели их к нейтральной полосе и всех повесили на деревьях. А покаяния их Василий сфотографировал отдельным мобильником для сохранения и накопления информации. А листочки с покаяниями вставил в нагрудные карманы повешенных. В этих покаяниях были названы имена шакалов, количество наркотиков и сколько лет из них каждый занимался переправой наркотиков из-за границы в Россию, через Алтайский край. Были указаны адреса и имена хозяев, которые занимались этим смертоносным бизнесом.  Собранные наркотики сотрудники Василия забрали с собой, и пришли на таможню. А от туда сели в свои машины и отправились по своим районам. При подъезде к городу Ейск Василий укрепил проблесковый маячок на крышу, а шашечки таксиста снял, чтобы не привлекать пассажиров.
    Но пассажиры нашлись, и их нельзя было не взять. Один  был сотрудник милиции, и не просто сотрудник, а начальник уголовного розыска РОВД Михайловского района Сергей Кохась. А второй, известный по краю корреспондент, Вадим Кулешов. При возвращения с зонального совещания, у них сломалась машина, и они оказались пассажирами. Василий взял их с собой не просто с готовностью, но и, как оказалось впоследствии, с определённой пользой для себя и своей работы. Корреспондент вёл обычный свой дотошный разговор с Сергеем. Николай вынул из кармана свой диктофон и пристроил его для записи их разговоров. Василий увидел манипуляцию Николая и отметил про себя сообразительность товарища. Через зеркало Василий смотрел на пассажиров и отметил про себя как Сергей своими словами и видом располагает к себе. От природы это качество или он хороший психолог – сразу не поймёшь. Выражается он просто, грамотно и по делу. Его открытость настраивает на «добрососедский» разговор, даже убаюкивает, что в работе сыщика, как понимал Василий, великая сила. Так и хочется, по аналогии с «Семнадцатью мгновениями весны», добавить: характер выдержанный, и чувствовалось, что с товарищами по работе поддерживает хорошие отношения, к преступникам беспощаден, безукоризненно выполняет свой долг. Василий даже скорость машины сбавил.  Он внимательно улавливал каждое его слово: для примера, для опыта, для пользы по службе и, особенно по своей деятельности.   
    - «Сергей Владимирович, есть киношные персонажи сыщиков, и вы, по-моему, как раз подходите под этот образ – небритый, постоянно отвечаете на телефонные звонки…
    - Просто работы сейчас много, Поздно лёг, рано встал, в общем – извиняюсь, что не по форме и не успел привести себя в порядок. Мне на совещании об этом сделали замечание. Сейчас, к примеру, работаем по делу одного карманника. Знаем, кто он, но веских оснований для задержания нет: «щипача» надо за руку поймать, что не всегда представляется возможным. Тем более в деревне, где всех оперативников знают в лицо.
   Я в милицию пришёл в 1994 году – в 23 года. Сначала работал рядовым милиционером, а в 2000 году попал в уголовный розыск. Спустя три года стал старшим оперуполномоченным, а в 2006 году – начальником УГРО. Почему именно в сыщики пошёл? Здесь – постоянное движение, жизнь бурлит, а это как раз моя стихия. Кто-то суету не переносит, а я, наоборот, люблю. Тем более, когда есть результат, когда ты их видишь и понимаешь, ради чего стараешься. В основном регистрируем кражи, их более половины от основного количества преступлений. Как и везде, народ у нас пьёт водку и наркотиками балуется, что не способствует, мягко говоря, улучшению криминогенной обстановки в районе. С наркотиками вообще беда…. Рядом Казахстан. Оттуда и пешком, и на машинах пытаются всякую «дурь» протащить. В последний раз на границе задержали автомобиль с 23 килограммами марихуаны. Её принёс из Казахстана в сумках мужчина, а на российской стороне его ожидало такси. Когда задержали машину, нашли баулы, полные прессованной анаши. Задержанный сказал, что траву его попросили переправить за десять тысяч рублей, а дальше – не его ума дело. Вот таких простаков и находят контрабандисты – местных безработных, которые знают все тропки-дорожки.
    - И много в деревне наркоманов?
    - В районе только официально на учёте стоит около 30 наркоманов. Сколько их на самом деле – страшно подумать. Героин возят из Рубцовска, а марихуану употребляют чаще всего местную. Она не уступает по известным свойствам казахстанской. Мы пишем представления, чтобы власти и жители траву скашивали, но конопля всё равно растёт. Молодёжь ломает кусты, варит так называемую кашу и дуреет. А что бывает потом – известно:  от наркотиков до преступления один шаг.
    - Почём нынче доза?
    - Доза героина в райцентре – 250 рублей. Для деревни это немалые деньги, но покупают же! И травятся. Недавно в районную больницу попали трое парней с передозировкой. Всем им было немного за двадцать. Двух откачали, а третий умер. Те, что в живых остались, потом рассказали: мол, накануне пьянствовали, а это дело с наркотиками не совместимо. Наркомания – очень страшное явление, и надо как можно быстрее что-то с этим делать. В Китае за сбыт наркотиков расстреливают. Может, и у нас надо построже. Иначе уже через несколько лет наркоситуацию нам не удастся стабилизировать. (Василий при этих словах даже повернул голову и присмотрелся в лицо говорившего, как бы находя там долгожданное подтверждение и оправдание его поступков и позиции. И в душе его постепенно стала расти уверенность в правоте своего дела). А Сергей продолжал:
    - Раньше в милицию подростков забирали за то, что они курили сигареты, а сейчас ловим мальчишек с наркоманскими наборами.
    - Раньше бы и наш разговор начался по-другому. А сейчас вы сразу о наркотиках…
    - А куда деваться? Это у нас проблема номер один, а остальные мы решаем по мере поступления. Раньше особенно много воровали крупный рогатый скот. Прямо на выпасы приезжали и угоняли скотину за кордон. Бывало, по трое суток шли по следам преступников и  задерживали. А сейчас надо долго согласовывать свои действия с пограничниками и милиционерами Казахстана, в итоге работа страдает. Конокрадов надо брать с поличным и по горячим следам, а нам (так уж получается) постоянно приходится навёрстывать упущенное. Почему-то пострадавшие сначала пытаются найти преступников своими силами и только потом обращаются с заявлением в милицию. Вот и отстаём от преступников примерно на шесть часов.
    - Оружие часто применяете?
    - Доводилось, и не раз. В Ключевском районе группа преступников совершило разбойное нападение: налётчики украли коней, при этом ранив сторожа из обреза. Мы их долго преследовали в лесу, окружили, когда до границы с Казахстаном осталось меньше полукилометра. Беглецы хотели уйти за границу, поэтому пришлось применить оружие. Двое скрылись, а одного мы ранили в ногу. Потом все они получили хорошие сроки.
   В приграничных районах лошадей крали и будут красть. Спрос на конину в Казахстане большой. Раскрывать такие преступления очень сложно, потому что конокрады находятся в постоянном движении. Многое зависит от того, как милиция «строит» взаимодействия с населением. Если хорошо работает, то отдача будет. Кто-то идёт навстречу, а кто-то – нет. К большому сожалению, всё зависит от того, как человека заинтересуешь! Одних – деньгами, другим за помощь следствию обещаешь посодействовать в «получении» условного наказания. Ведь если человек одумался, помогает милиции, согласитесь, ему незачем попадать в тюрьму.
    - Смогли бы работать в городе?
    - Оперативная работа везде одинаковая. Другое дело, что в городе совершается больше преступлений. Так или иначе, и в городе, и в селе надо быть охочим до работы. Если ты пришёл отсидеться, то, понятно, у тебя ничего и никогда не получится. Надо действовать, знакомиться с новыми людьми, изучать, так сказать, неблагонадёжный контингент и всё… Если ты работаешь с людьми, то уже примерно знаешь, кто и на что способен. У каждого опера есть список ранее проходивших по разным делам. Практика показывает, что обычно преступления совершают те, кто уже попадались. Выходишь на них. Если не они совершили преступление, то подскажут. Как поговоришь, так и ответят. Бывших воров и наркоманов не бывает. (Николай резко повернул голову на встречу говорившему, будто хотел, что-то спросить, но промолчал. Но в голове впилась мысль, - это, что труд наш бесполезен и бессмысленен?) А Сергей продолжал: - Они могут «завязать» на время, но потом снова берутся за старое. Исключения очень редки. Поэтому у каждого опера существует агентурная сеть, которая создаётся годами. При желании её можно создать в течение полугода-года.
    - Так у вас, должно быть, работа сама делается…
    - Можно на работу не ходить (смеётся). Все преступления – сложные, даже квартирные кражи, на которых сыщики собаку съели. Жулики ведь не оставляют паспортов. Бывает, конечно, везёт: кто-то видел преступника или он сам оставляет следы. Но это единичные случаи. Помню, убийство в селе Малиновое Озеро 40 дней не могли раскрыть. Малолетки убили местного жителя бутылкой от шампанского. Они нигде не были «засвечены». Ходили вокруг нас и любопытствовали, как продвигаются дела. Это уже потом мы подумали, как же всё просто, сколько попусту потратили времени…  Но пока расследовали дело, «откатали пальчики» у половины населения посёлка. Потом выяснилось, что подростки пришли к потерпевшему за долгом. Слово за слово, и один из них ударил мужчину бутылкой по голове. Тот начал убегать, но отморозки догнали его и забили кирпичами. Потом мёртвого потыкали ножом, забрали ценные вещи из дома, а через некоторое время увезли в Рубцовск и продали. Им дали по пятнадцать лет тюрьмы. Они запомнились мне потому, что на вид были добропорядочными, один даже служил пограничником.
    - Сколько регистрируется краж?
    - Больше половины из всех преступлений. По нашей зоне мы только Славгородскому району «проигрываем». Но там ведь город и населения больше. В прошлом году ситуация была не лучше. То ли кризис повлиял? Знаете, иногда до смешного доходит. Жулик залезет вечером в квартиру, а утром приходит признаваться в милицию. Было такое, что в столовую залез мужик: наелся, напился и звонит мне, чтобы забирал. Все воруют – от сотовых телефонов до крупной радиоаппаратуры. Если в городе начали воровать определённые вещи, то, значит, жди у нас того же самого.
    - Есть у вас «положенцы», которые, так сказать, «следят за порядком» в районе?               
    - Считается, что есть один, кавказец. Но проблем милиции он не представляет. Живёт как добропорядочный гражданин, закон не нарушает. У него семья, трое детей, изредка заезжают друзья. В России он не сидел, отбывал наказание в Казахстане за убийство и другие преступления. Я к этому спокойно отношусь – пусть « следит за порядком». Главное, чтобы все знали: есть милиция, и она есть закон…
    - Преступники любят давать клички. Вам ещё не придумали?
    - Это отдельная история (смеётся). У нас есть преступники Нос, Гесс, Золотой, Казак и другие интересные личности. Дают клички и милиционерам – Седой, Толстый, Пельмень. В разговоре с бывшим зэком узнал, что где-то в крае орудует группа сотрудников по кличке «Красная банда». Больше я о ней ни от кого не слышал. Есть, конечно, и у меня, как выражаются жулики, «погоняло», но, честно говоря, я его до сих пор не знаю. Говорят, что нормальное, какой-то киношный персонаж. Значит, уважают…   
    Сергей погладил лицо ладонью и попросил Василия:
    - Вы бы остановились против вот того дома.
    - Это можно, - отозвался тот,   вскоре развернулся, и потом остановился возле указанного дома.
    - А вы зачем развернулись? Вам, что не по прямой ехать?
    - Нам необходимо в Ейск добираться, - отозвался Николай.
    - Вы, что нас специально везли, а не попутно?
    - Это не трудно, пояснил Василий.
    - С вами, что ведь рассчитаться придётся? И сколько платить? – вмешался Кулешов.
    - Вы уже рассчитались своим интервью. Вам спасибо. До свиданья. Желаю встретиться с «Красной бандой», пока, - Николай помахал ладонью через стекло, и они поехали в обратную сторону.
  Но теперь они поддали газку своей семёрке, которая, почувствовав, настроение хозяина летела как на крыльях. Помех на дороге не было. А Василий заметил:
    - Ты поосторожнее в разговорах веди себя. Опер сразу возьмёт на заметку. А нам это очень даже ни к чему.   
    - Не сдержался, извини…
    - Помни, что лишнее слово – это лишние хлопоты. Должен ты знать, что заграничные шакалы и местные звери, пока ещё очень сильные и во многих случаях определяют политическую жизнь общества и тем более экономику. Правительство и руководство страны дали народу свободу, а «враги» используют это благо во вред государству, но себе во благо. И уверены, что свобода для этого и дана, им только на пользу. Они занимаются не культурой и производством, а только тем, что им приносит доходы и сверх-доходы. Россия огромная страна и материальных ресурсов тьма, и поэтому они стараются растащить, как ни можно больше, по своим карманам. И они отлично понимают, что такой возможности всенародного «хапка» больше не предвидится. Наоборот, из них многие понимают, что этому когда-то наступит конец. И если положение в скором времени не изменится, то произвол большинства народа толкнёт массы к революционному пути. Дай бог мне ошибиться.  Но в 2015 году такое изменение должно произойти, как в политической, так и в экономической жизни страны. Державные лица устанут бороться с криминальными элементами, и выронят власть из своих рук, а воры, когда уже  материального брать будет нечего, возьмут в свои руки власть. Если лидерами в Октябрьской революции были большинство тюремщики, то теперь становятся воры. Чем больше ты наворовал, тем ты авторитетнее, тем больше у тебя власти. Каждое время рождает своих героев.
    - Тогда, что, наша работа это бесполезный труд, бесперспективный и народу ненужный. И мы в герои не попадём.
    - В притчах сказано: - «Не возвышай себя, ибо люди тебя унизят». Так, что нам не до героев нашего времени. Хоть бы прожить отпущенный богом срок.
    - В ваших речах много логического и последовательного мудрствования, но нисколько не просматривается опоры и потребности у людей. Все стараются разбогатеть, и никто не теряет в этом надежды. Хоть за счёт друзей, товарищей, родственников и даже родителей, и детей. Этот закон беспощаден, и неодолим какой-то кучкой, или группой людей. На арену политической, а потом и материальной борьбы должны выйти огромные массы людей.
    - Наша задача тебе понятна? Вот и будем её выполнять. Понятно, член «Красной банды»?   
    - Понятно.  Как там наши жёны, скучают, да переживают.
Василий с Николаем приехали домой под утро. Их жёны действительно скучали и ждали, что даже и спать не ложились. Этот день они на работу не вышли, отдыхали. В общественную баню сходили, у телевизора посидели. Легли спать довольные, удовлетворённые. Василий даже подумал, - «Вот бы так жить» все годы. Но беспокойно прожить они не смогли даже эту ночь.
Позвонил Плешков, и когда Василий отозвался и поздоровался, тот спросил:
    - Это, что за звериные, сонные пули? Что-то не слышал о таких.
    - Если не слышал, так о чём вопрос?
    - Это, какими вы пулями по «шакалам» стреляли? Я же слышал твою команду.
    - Это, как так?
    - Такие сейчас нанатехнологии.
    - Вот там и узнайте. А впрочем, это не секрет. Ветврачи, прежде чем произвести прививку дикому животному, или там зверю, так сначала стреляют сонными пулями. Те падают и засыпают, им в это время делают прививку. Потом они просыпаются и убегают уже привитые.
    - И вы такое применили при облаве «шакалов»?
    - До свиданья, - только и ответил Василий, - или ещё что есть?
    - Есть просьба одна. В соседнем Ануйском районе мать с сыном ограбили почту и убили заведующую. Мать умерла в онкологической больнице вскоре. А сын отрицает все доводы и факты местных сотрудников. Такой форсистый, неподступный, с гонором. В разговор не вступает со следователями. Отвечает односложно, и всё отрицает.
    - И я, что?
    - Разговорил бы Кишкина Дмитрия. К попу бы его сводил, пусть покается.
    - Понял…
И о чём бы Василий ни говорил с женой, а мозг был занят информацией Плешкова. Это как же можно перехватить мою команду? А, что так ведь могут сделать и не только сотрудники, но, и, что самое страшное, и подобные «шакалы». Они же тогда будут неуловимые, а мы на виду и на слуху. Придётся прекратить такой метод переговоров, подачи команд и принятия ответов. А как? А, что придумать? Надо с Николаем посоветоваться. Он уже хотел идти, да жена недовольно проворчала:
    - Успокойся, пожалуйста, хоть ночь-то отдай мне. Что ты заегозил? Сказал бы мне, может, что и я придумаю.
    - Ладно, если придумаешь, останусь. Дело в том, что мои переговоры прослушиваются. Особенно это опасно для нас во время операции, да и во время подготовки к её проведению.
    - И ты тут голову ломаешь, и не знаешь что делать?
    - Да, я не знаю. А ты так уверенно отвечаешь, будто можешь что предложить?
    - А здесь и предлагать нечего. Просто откажись от сотовой связи в особо секретных информациях.
    - Я, что должен орать во всю степь и команды подавать? Мы же не в конной атаке-то идём.
    - Не нужно орать: просто заранее договоритесь, что и как делать.
    - А если, что непредвиденное случится?
    - Нужно всё предвидеть заранее. Или приобретите запасные сотики и не регистрируйте их. Присвойте им номера в количестве ваших сотрудников.
    - Ты меня толкаешь на нарушение законов?
    - Ты не считай нарушителей глупыми людьми, там выживают очень хитрые, изворотливые и не бестолковые. Бестолковые рано попадаются и их изолируют от общества. А кто умнее вас те и промышляют, и дольше вас жить будут. А ты, если не превзойдёшь их, попадёшь как кур во щи. Сколько горе-сотрудников пострадало. И большинство только потому, что большую надежду видели в своём мундире. Если я в милицейской форме, то вы воры и убийцы, быстрее бежите ко мне и признавайтесь в своих преступлениях. В этом случае большую роль играет не только фуражка, но и то на чём она надета. Нестандартные решения и меры будут приводить противника в замешательство. А вы должны этот момент и использовать. И ненадолго. Ибо у противников тоже имеются «вумные» жёны.
    - Мне возразить нечего. Но если я буду решать эти головоломки, а когда же бандитов-то ловить, да к попу-батюшке приводить на покаяние. Мне, что штабных работников заводить, штаб создавать?
    -Его и создавать не надо. Он создан и работает.
    - И кто же это такие?
    - Это ваши «вумные» жёны. Мы вот тут сидим, вас ожидаем, скучаем. И вот решили в шахматы играть. А когда начинаешь делать ход, много вариантов переберёшь в голове. А тут как-то по телевизору передачу увидели, как немцы в танковой атаке на Курской дуге стали делать неправильные маневры, стреляют по-своим позициям, движутся в противоположную сторону. Потом комментатор сообщил, что сумятицу танкистам ввели русские радисты-шахматисты. Расшифровали заранее коды танкистов и стали командовать в свою пользу.
    - Интересная идея, благодарю товарищ начальник штаба, за службу.
    - И что тебе Плешков поручил?
    - К попу сводить одного убийцу. А что и тут можешь что подсказать?
     - Ни с кем не разговаривай по мобильнику этот день. Если сильно приспичит, поговоришь по уличному телефону. А на трубку телефона наложи носовой платок, он сильно изменяет голос.
Василий с удивлением посмотрел в глаза жены и выключил свет настольной лампы. Супружеская жизнь тоже требует внимания и времени.
    Василий встретил Николая в умывальнике, куда пришли умываться. После приветствия Николай присмотрелся в лицо Василия и спросил:
     - Что-то новое, задумчивый сегодня, что там?
 Василий стал умываться, Николай, налаживая бритвенный станок, повторил:
    - Безделье порождает апатию, а это ведёт к разложению личности. Есть, что ни будь?
    - У нас безработица не предвидится. Как управишься, прогрей жигулёнка, и поедем на работу.
Последние дни февраля стали теплеть, к полудню коровы выходили из загонов и подолгу стояли у забора и грели на солнце бока. Идущие в школу дети разговаривали веселее, размахивали руками, смеялись. Первым проехал бортовой Уазик с молочной цистерной для сбора молока по частникам. После проехал тёмно-синий джип: развозил молоко по квартирам малоподвижных пенсионеров. Рейсовые междугородние автобусы уже ушли по маршруту. Потом потянулись вереницы работников бюджетных организаций. И тут же стал заполняться базар челноками. Мелкий иней украсил ветви тополей, берёз и елей, растущих вдоль тротуаров, и завораживали лирические глаза добрых прохожих. Остальные этого не видели, а когда случайно и увидят, то ничего в этом хорошего и привлекательного не замечали и не желали замечать. У них одно на уме, как бы добыть и досыта наесться картошки. Они до сих пор жили в военное время. Они были постоянно голодные, и им было не до газет, журналов и книг. Их характер всё ближе и ближе стремился к повадкам и образу жизни братьев наших меньших. Возле водочных киосков толпились ночные воры, которые успели продать ворованное добро и теперь, хвалились друг перед другом своей добычей и ждали открытия  торговой точки, чтобы погреть душу и поправить здоровье. Позднее всех прошли из поликлиники врачи, которые дежурили в ночную смену. И только после их пришли на базар «щипачи». А после обеда явились воры покрупнее, они пришли в кафе «Удача», потребовали всего необходимого для тела, а потом и для души. На крохотной сцене изгибалась стриптизёрша, поднимая клиентам настроение и более нежные желания, нежели удовольствие от заказанных блюд. Такое здесь имелось, в город за этим ехать было не нужно. Местные «героини нашего времени» быстро освоили данную специальность, и рынок спроса был удовлетворён. На то он и капитализм, не отставать же нам от цивилизованных стран.
    - А, что, Николай, жена ничего не говорила тебе о шахматах?
    - Да, говорила. Хорошее, мол, дело, мозги развивает. Я пробовал с ней поиграть, да тут же и проиграл, а потом отказался. Она хорошо отзывается о твоей Рае. Предлагает нас с тобой в эту игру втянуть: для работы польза.
    - Нужно подумать. Умное дело никогда лишним и бесполезным не бывает.
    - Только времени у нас с тобой мало. Нужно усиленно готовиться к летней сессии. А мы ещё ни одной контрольной работы не сделали.
    - В этом ты прав, об этом не нужно забывать. А сейчас поехали на заправку и потом в Бурьяновку, где мать с сыном ограбили почту и убили заведующую.
    - Я это слышал. Мать уже умерла в больнице. Сыном следователи заняты.
    - Дмитрий Кишкин им и гладиться не даётся. Такой гонористый. Разрешено к «попу» свозить, - пояснил Василий.
    - Ну, так, и так, поехали. Только пассажиров бы надо взять с собой, а то на завтра денег не останется на бензин.
После заправки они заехали на площадку, где обычно караулили клиентов таксисты. Пассажиры нашлись, и они привезли их в село. Здесь Василий сходил на почту.  Взял телефонный справочник, отыскал номер телефона Кишкина и вышел из помещения почтового отделения. Подошёл к уличному телефону и набрал номер Кишкина, прикрыл трубку носовым платком и ответил на голос хозяина:
    - Вы гражданин Кишкин Дмитрий? Так понятно. Вам пришла посылка из города, вы пришли бы, получили. Почтовая машина сегодня подломилась, так мы на такси приехали. Мы стоим у помещения почты. Вам как, домой привезти или сами придёте и получите? Тут же и расписаться надо. И паспорт возьмите с собой. Сами придёте, вот и хорошо, а то к вам, поди, и не проехать на такси. Ну, вот я так и знал, что занесено. Поторопись, а то нам возвращаться надо. Окончив разговор, Василий вернулся к машине, но в кабину не вошёл, а стал ожидать Дмитрия. Вскоре тот явился и сразу подошёл к такси. Заговорил и вынул паспорт:
    - Вот паспорт, давайте распишусь.
    - Да в кабине всё, мы вас и до переулка довезём, садись.
Дмитрий сел в машину, Василий сразу запустил двигатель и тут же поехал по дороге. Дмитрий вопросительно смотрел на сотрудников и шарил глазами вокруг, ища посылку. Потом спросил:
    - И где же посылка? Вы куда меня везёте? Остановитесь, я на ходу выпрыгну.
    - Сиди и не ерепенься. Это тебе не покойная заведующая почтой. На ходу не выпрыгнешь, у нас двери в машине все заблокированы. Остепенись, поговорим и отпустим.
  Василий выехал за село и остановился возле дорожного знака – перекрёсток.
    - Вот, слушай и запоминай. Вот тебе блокнот и ручка. Напишешь, как вы с матерью убили заведующую почтовым отделением и унесли 15 тысяч рублей.
  Дмитрий взял блокнот в руку, а потом бросил его в лобовое стекло и заматерился отборным матом.
 Василий резко дёрнул на себя белый рычаг, и Дмитрий вскрикнул и заругался ещё громче и похабнее. Упёрся головой в крышу салона и так стоял несколько секунд. Потом пошарил рукой на сиденье. Не обнаружил ничего. Вновь сел на место. Василий повторил:
    - Николай, подай ему блокнот и ручку.  Возможно, одумался.
    - Это, что самосуд или бандитизм, - кричал Дмитрий.
    - А у тебя, что было, когда монтажкой старушку убивал?
Дмитрий вновь отбросил блокнот и, опёршись руками о подлокотники, поднимаясь от сиденья. Василий уловил это и включил белый думплер на щитке приборов. Дмитрия затрясло, и он упал на сиденье, и громко орал бессвязно и беспрерывно. Василий вновь дёрнул белый рычаг, и Дмитрий подпрыгнул и закричал о пощаде.
    - Остановитесь, что вам надо?
Василий вернул рычаг на место и выключил подачу тока высокого напряжения от свечи. И вновь спросил:
    - Если не будешь нас слушаться, то включу электрическое кресло на полчаса. И  неизвестно чего тебе больше захочется. Жизни или смерти. Коль, подай ему блокнот и ручку.
    - И что писать?
    - Вот это другое дело. Пиши сверху слово – «Покаяние», понял. А дальше всё по порядку. Как и с кем, ты предварительно договаривался о совершении преступления. С какой целью вы это сделали. Как грабили кассу и как убивали заведующую. Сколько раз ты её ударил, ты видел её мёртвой или она умерла у тебя на глазах? Потом я посмотрю и решим, что дальше писать.
Василий наблюдал через зеркало за Дмитрием, иногда просматривал дорогу перед собой. Иногда с поля проходили трактора и везли омёты соломы. Прошла машина с мехтока и направилась на скотный двор. Стая ворон прокружилась над полем, и опустилась на силосную траншею. Из-за лесополосы вышел табун лошадей, потом они подошли к остатку соломенного омёта,  окружили и стали есть.
    - Вот и всё. Больше нечего писать, - отозвался Дмитрий. Василий взял блокнот и стал читать. После этого подал блокнот Дмитрию и добавил:
    - Слушай внимательно и пиши, что скажу.  «Я Кишкин Дмитрий, убивший заведующую почтовым отделением Василису Петровну, и украл 15 тысяч рублей из кассы в содеянном признаюсь и каюсь перед Богом и перед родственниками,  её мужем,  детьми, и внуками. Прошу прощение у них за содеянное зло. Если можете, то простите Христа ради. Я не знаю чем только можно перед вами искупить такой грех, разве что ценой своей жизни. Но мне так хочется жить. Но на душе такая тяжесть, что и не знаю, как мне дальше жить на этом белом свете. Всю оставшуюся жизнь буду Бога молить, чтобы он мне простил такой огромный грех, как убийство человека. Каюсь, простите ради Христа. Прошу я нашего местного попа батюшку, чтобы он помог мне отмолить мой грех». Всё написал? Давай я прочту…. Теперь всё в порядке. Давай сюда руки.
Дмитрий протянул вперёд руки, Николай защелкнул наручники и надвинул шапку на глаза.
Они вышли из машины. Подошли к дорожному знаку, остановили Дмитрия вплоть у трубы. Василий перекинул шнур на верхний конец трубы, Николай накинул петлю на шею и вместе натянули, а потом и  завязали второй конец на трубе. Пока Василий ходил в кабину и вынес блокнот, а потом перефотографировал на мобильник, повешенный уже не шевелился. Вырвал лист с покаянием и подошёл к трупу, вставил покаяние в нагрудный карман, освободили наручники. Быстро сели и уехали домой.
Висельника обнаружил шофёр рейсового автобуса утром следующего дня, вызвал милицию и скорую помощь. Комиссия составила акт, но уголовное дело на суицид заводить не стала.  Слух о записке с покаянием быстро распространился среди населения района, а вскоре и в крае пошёл слух.

                Шахматисты
                ************
       И вот всю весну ни убийств, ни суицида не совершалось. Сотрудники продолжали работать таксистами. Чем и зарабатывали себе и своим семьям на жизнь. Спокойная, размеренная жизнь дала возможность «таксистам» уделить больше внимания учёбе и написанию контрольных работ в институт. Оттуда приходили хорошие и отличные оценки. Иногда они долгие вечера проводили за шахматными играми. Порою переговаривались между собой по сотовым телефонам во время игры: цифрами и буквами шахматной доски докладывали, где они находятся, на какой улице, и в каком селе. Василий связался с другими своими сотрудниками, посоветовал им приступить к освоению игры в шахматы. Ребята не понимали, зачем им шахматы в таком грозном деле, которое они выполняют. Но переспрашивать не стали, так как верили ему безоговорочно: если сказал, значит надо. Это, что-то серьёзное и необходимое. Некоторые купили шахматы и занимались дома с женой, другие организовали кружок шахматиста при клубе или при школе. И через месяц уже свободно переговаривались по сотовому телефону не словами, а цифрами и буквами, что имелись на шахматной доске. 
   После первомайских праздников Василий отпустил всех таксистов в отпуск на неделю, чтобы они, и он тоже, вернулись к родителям и помогли им посадить огороды. Всё бы шло хорошо и тихо, если бы не звонок Плешкова:
    - Аборнев, здравствуй, привет семье, - и после ответа Василия, продолжил,- ты, что там ещё придумал? Какие-то шахматные задачки меж собой решаете. У вас, что  нет других дел?
    - Не стоит отвечать открытым текстом. Приедем на летнюю сессию, там и «поиграем» в шахматы.
    - Я не намерен ждать ещё целый месяц до сессии. Собери своих ребят, и приезжайте 25 мая ко мне в отдел. Есть разговор. Если какие контрольные работы ещё не сделали, делайте живей, отсылайте,  ко мне, чтоб приехали без единой задолженности.
       - Мы хотели последние работы привезти сами, как поедем на сессию.
      - Мне ваши «хотели» не нужны: выполняйте приказ. У нас нет ни одного лишнего дня. Всё, до встречи, господа «шахматисты», поповские дети!
То, что им приготовил Плешков повергло ребят, не сказать, чтобы в страх, но нервам и мозгам дало максимальную нагрузку, которую они не испытывали никогда в прожитой ими жизни.
     - Ну, что, господа шахматисты, все собрались? – после приветствия, спросил Плешков, сосредоточив взгляд на Василии.
Тот только кивнул головой вместо ответа. Плешков пригласил всех пересесть ближе к трибуне. Сотрудники быстро заняли первый ряд.
     - Александр Владимирович, отключите микрофоны, я спущусь в зал, и будем разговаривать напрямую. Здесь тоже могут стоять прослушивающие приборы, - он спустился в зал и подошёл вплоть к сотрудникам и тихо стал говорить:
    - Перед вами стоит очень, и очень серьёзная работа: работа нервов и ума. Мне Рыжков приносил ваши контрольные работы, я просмотрел. Сделал заключение, что не стоит вас держать все пять лет в стенах института. Я имею билеты с вопросами экзаменов последнего курса, и темы госэкзаменов.
Александр Владимирович вам их выдаст. Вы ознакомитесь и начнёте по ним готовиться. Вы должны пройти программу остальных трёх курсов в ускоренном темпе, в течение тридцати дней. Одновременно облюбуете себе тему для госэкзаменов и будете параллельно с освоением материалов, писать дипломную работу. Значит, вы будете сдавать экстерном экзамены. Если в чём встретите затруднение или для освоения какой темы потребуется более суток, обратитесь за помощью к Рыжкову, или ко мне. У нас очень богатая библиотека.  Но имеются по многим темам готовые лекции преподавателей, можете ими пользоваться. Но на сон вам останется не более трёх-четырёх часов и час на приём пищи. Так, что…
В дверь постучали, Плешков прекратил говорить и подошёл к двери и открыл. В проёме показался ректор института, Антонов Андриян Александрович. Он был сильно опечален и только проговорил:
    - Разрешите, - потом зашёл и тихо проговорил, - мне сказали, что у вас находятся путные ребята. У меня случилось несчастье. Но я не хотел придавать огласке этот случай. Один наш знакомый, недавно прибыл из тюрьмы и стал приставать к дочери. Она стала отбиваться от него. Тот не давал ей проходу. Дочь нам с матерью об этом не сказала, и думала, что справится сама, чтобы он отстал. Он ведь ей далеко не пара. И старше её на десять лет и тюремщик, какие тут могут быть отношения? И вот он сегодня её встретил, избил, привязал за машину и приволок к порогу  нашего дома, и бросил тут. Хорошо хоть дети тут находились с нашего двора.  Они нам сказали, и сказали, кто приволок на верёвке дочь. Я отвёз её в больницу. Её положили в реанимацию, привели в чувство. Она рассказала, кто это с ней сделал. У неё обнаружили перелом ноги, большие ушибы на теле, большие осложнения с лицом. Я не злой человек, но за избиение ему могут дать только условный срок наказания, и никто пальцем не посмеет его тронуть. Ни мы, ни тем более милиция: ей пришьют – превышение должностных полномочий. Да ещё и накажут сотрудника. Со службы уволят.  Да ещё и статью припишут. У ваших ребят, говорят, какой-то поп есть, сильно морально воздействует на бандитов.
   Плешков посмотрел на Василия и спросил:
    - Ну, как? Кого отправишь? Всё-таки ректор.
    - Булгаков и Клёпов помогите ректору. А в попы его самого возьмите.
Сотрудники поднялись и вышли из зала и направились с ректором к своей машине. И только в машине Булгаков спросил:
    - Вы место проживания знаете клиента, вы его в лицо знаете?
    - Перекрёсток Социалистического и Молодёжной, на первом этаже, первая комната, Мокрогубов Климентий.
    - Вы пересядьте на левое заднее  сиденье, и подождите нас, - посоветовал Булгаков и сотрудники, остановившись у первого подъезда, пошли в первую квартиру. Через полчаса они привели Климентия и усадили на правое заднее сиденье. Клёпов сел на переднее сиденье. И они поехали Социалистическим проспектом под уклон.
    - Вы куда меня повезли? Вы говорили в милицию.  Так она в другой стороне находится. Разворачивайся, водило хреновое!
    - Пожалуйста, повежливей, грубить бы не нужно. Мы же аккуратно с тобой разговариваем.
    - Я вас на трёх буквах видел со своей аккуратностью. Разворачивайся, а то выпрыгну на ходу. Будешь потом отвечать за нанесение телесного повреждения, при исполнении служебных обязанностей, менты хреновы! Я тоже кое-что знаю из юристпрюденции.
    - Надо было об этом вспомнить утром.  А сейчас уже поздно. Ты девочку изуродовал, господин хороший. Ты доволен нашим обходительным обращением?
     - Идите вы все в тартарары… - он разразился отборной тюремной бранью и пытался открыть дверь машины.
    - Из машины не вылезешь, двери заблокированы. А тебя мы сейчас маленечко успокоим, - отозвался Булгаков и резко дёрнул белый рычаг. Мокрогубов закричал во весь голос, и опёрся руками на подлокотники. Саша включил белый рычажок на щите приборов, и Климентия затрясло с неимоверной силой. Лицо перекосилось, покрылось болезненной гримасой, он стучал зубами, и урчал, что-то не членораздельное. Клёпов смотрел в лицо Климентию, а потом произнёс:
    - Ну, что, изверг, не нравится? Или ещё потерпишь? Или извиняться будешь, подонок, отморозок, идиот. Ты думаешь на тебя, и на других, как ты, управы не найдётся. Вы, что считаете себя властителями человеческого общества? Всех мы не передушим, но кто попадётся – не простим. Получишь, что заработал, навозная жижа ты! Мы вам объявили войну!
И когда изверг уже шипел, Саша выключил ток и вернул белый рычаг на место. А потом и проговорил:
    - Вот тебе блокнот и пиши покаяние. Пиши, за что ты сидел первый срок и как ты издевался над девочкой. И проси Господа, чтобы он тебя пощадил и отпустил грехи. «А потом ты сам  решишь, как ты будешь искупать свои грехи».
Последнее предложение Булгаков сказал с иносказательным смыслом, чтобы изверг не натворил ещё чего. И тот взял блокнот и стал писать, постоянно посматривал на руки Булгакова. Потом отдал ему готовое покаяние, ждал, что будет дальше и когда его выпустят из машины. Булгаков подал блокнот ректору, чтобы тот тоже прочитал, и высказал бы своё мнение. Он прочитал и лишь спросил:
    - А, что, это и всё?
    - Юридически больше ничего и не надо, - отозвался Булгаков. И вскоре остановился на мосту с перилами через речушку Поперечка. Понаблюдал за сигналами светофора на ближайшем перекрёстке. Дождался красного света, а потом стал наблюдать, как поток машин разделился и ближайший поток миновал их, он вышел с Клёповым из машины.  Саша привязал шнур к перилам моста, Клёпов вывел Климентия, надвинув ему на глаза сдвоенную вязаную шапку, тихо с подначкой проговорил:
    - «Если пройдёшь по мосту с закрытыми глазами, значит, тебе все грехи простятся».    
Климентий сделал неуверенный шаг. Как в этот момент Булгаков накинул ему петлю на шею, и они вдвоём с Клёповым столкнули с моста. Петля захлестнулась, и никто не заметил сразу висящий труп изверга.
 Когда таксисты подвезли к институту ректора и остановились, чтобы тот вышел, но тот задержался на минутку и произнёс:
    - За работу спасибо! А подготовку к экзаменам оставьте, а сразу приступите обои к одной дипломной работе на тему – «Мы адвокаты милиции». Раскроете тему подбором критических материалов, где обвиняют сотрудников милиции и в чём, и как вы их защищаете. Мне, кажется, вы меня поняли.  Консультацию и рецензию буду давать я. Если удачно соберёте полный и достоверный материал, и защитите на отлично, я порекомендую эту работу для диссертации. Объём работы не ограничиваю выше минимально допустимой величины. Доложите Плешкову и сразу приступайте к сбору материалов и их оценке. Не стесняйтесь опровержения фиктивных данных. До свидания, спасибо.
    - Подождите минутку, Андриян Александрович; в какой больнице находится ваша дочь, и как её звать?
    - Елена лежит в реанимации в 12 краевой клинике. А, что вы хотите?
    - Это гражданская клиника, но она на порядок ниже военного госпиталя, вы ж это понимаете. Нам известен там хирург Владимир Васильевич, мы ему одну работу выполнили, он нас хорошо помнит, это классный хирург. Вот к нему перевести бы вашу дочь. Он её там восстановит, что и мать родная не заметит никаких отклонений.
    - И когда это можно сделать?
    - Так мы сейчас с ним переговорим по мобильнику, и он скажет когда, - и Булгаков стал набирать номер телефона хирурга. Тот вскоре отозвался:
     - А, это ты, Саша, приветствую, какие проблемы?
    - Одну девушку изверг избил. Сломал ногу. Повредил сильно лицо, и много чего ещё. Что скажете?
    - Такой больной, я вижу, требуется постоянный уход, если сиделку найдёте, то привозите завтра утром. Я в ту больницу позвоню, вам её отпустят и выписку из карточки осмотра пришлют. Привозите к 8 часам утра, а то у меня очередь большая собирается после 9 часов.
    - Мы всё поняли. Вы позвоните туда сейчас, мы её на ночь заберём домой, а утром будем у вас на приёме. Всё? Спасибо.
    - Вот так, Андриян Александрович, поехали сейчас за дочерью, привезём домой, за ночь подыщите сиделку, а утром мы и отвезём её в военный госпиталь. Садитесь, поехали, пока там,  на месте врачи, и сестра-хозяйка.
   Когда приехали в больницу, был уже вечер. Их там уже ждали. Дежурный врач делал вечерний обход. Андриян Александрович зашёл в палату и подождал, когда врач закончит осмотр очередного больного, чтобы обратиться к нему с просьбой о перевозе дочери. Тот подошёл к пожилой женщине, поправил томограф на шее и стал прослушивать женщину, прикладывая датчики к груди.  Лицо врача выразило удивление. Женщина вроде дышала и моргала глазами, но сигналов в его уши не поступало. Он пристальнее посмотрел в глаза пациентки, махнул безразлично правой рукой и отошёл от неё. Увидел Антонова и проговорил:
    - Вы за больной девушкой? Забирайте, мне звонили, - указав пальцем на койку дочери,  врач  вышел из палаты.
    - Сынок, - обратилась пожилая женщина к Андриану, а когда он посмотрел на неё, она спросила, - вы не заметили, что врач меня прослушивал, прикладывал мембрану к моей груди, а датчики в уши не вставлял?
    - Заметил, а как же, - отозвался Антонов.
    - Так, он, что махнул рукой-то. Подумал, что я умерла, а глазами моргаю.
    - Видимо, чем-то он расстроен.
    - Я хотела ему подсказать, да подумала, может, обидится, да и промолчала. А то ещё в морг отправит, раз стука в груди не услышал, - недоумённо задумалась старушка, - а мы-то надеемся на них…
Вскоре Антонов собрал дочь и перевёз домой на ночь, а утром отвезли в военный госпиталь, где стетоскоп в уши вставляли при прослушивании работы сердца, да и денег не брали с больных, как в старые добрые времена. 
  Все сотрудники из группы Аборнева успешно подготовились к экзаменам, удачно сдали, и были включены на защиту дипломов вместе со студентами дневного отделения. А дипломную работу Булгакова и Клёпова допустили к защите диссертации. Их работа «Адвокаты милиции» была спорной, но актуальной и своевременно-необходимой. Эту работу в сокращённом варианте я представлю на суд своим читателям. Защита этой диссертации была перенесена на сентябрь месяц. А перед этим эту группу перевели работать в краевой центр. Каждой семье представили однокомнатные квартиры во вновь сданном доме на Ленинском проспекте возле кинотеатра. Всем жёнам была представлена работа в коммунальном хозяйстве этого дома. Теперь они чаще стали встречаться между собой, и порой проводили вместе свободное время. Раиса Аборнева с Люсей вовлекли всех в игру в шахматы. Они взяли стандартную карту города и нанесли на неё квадраты шахматной доски. Теперь можно было сотрудникам разговаривать по своим секретным делам словами шахматистов. Эту шахматную карту они сфотографировали и занесли в мобильник каждому сотруднику. Стоило только получить сигнал вызова, и, открыв экран мобильника, как на экране появлялась эта шахматная карта и тогда шла передача информации на шахматном языке.
    - «Иван, я П на А-2, где ты? Я – П – на А-7.  Виктор, я еду на Б - О -8. Я ставлю мат Е- король -5.
За эти три месяца по городу был проведён «шмон» и было обнаружено случаев суицида с покаяниями в нагрудных карманах 25 человек. Эта работа была прервана так же быстро, как и началась. Дело в том, что на защиту диссертации были приглашены сотрудники многих краевых служб ГУВД. В это время с проверкой работы органов присутствовал представитель Сибирского Округа уполномоченного Президента. Слушали доклады Булгакова и Клёпова:



                Мы адвокаты милиции               
                ********************
    - «Мы адвокаты милиции». Вот тема нашей диссертации. Это тема, как и любая проблема в России, имеет три вопроса: Что происходит? Кто виноват? И что делать? В России происходит массовый обвал криминальной ситуации. Написано множество законов для пресечения этой ситуации. Но одни законы обвиняют преступников, а другие, идущие следом, тут же смягчают вину, и освобождают извергов от нужного и действенного наказания. В газетах стараются смягчить обстановку, не указывают фамилию имя отчество убийцы. Но ярко и возбудительно рисуют картины изнасилования, грабежа и убийства. Подробнейшим образом рисуют картины зверства. По телевизору показывают как нагло и «гордо» ведут себя изверги на суде. Эти «героические» поступки и поведения вызывают у зрителей и, особенно у восприимчивой молодёжи, чувство зависти и желание сделать точно также. Преступность стала примером для подражания. Участковые милиционеры ловят нарушителей и оформляют дело в прокуратуру, а там им отвечают, что здесь нет состава преступления, или нанесён недостаточный материальный ущерб. Воры стали «экономически грамотными». Они отлично знают, что прокуратура и суд накажет вора, если материальный ущерб равен более 2000 рублей.  Вот вор и, идя на дело, крадёт материальную ценность стоимостью на рубль меньше допустимой величины. Поэтому мелкое хулиганьё открыто издеваются над участковыми и плюют им в лицо, показывая принародно своё превосходство и безнаказанность. Поэтому участковые или покидают свою позорную работу, или продолжают работать, не смея поднять от позора глаза на людей.
    И получается всё вверх задницей: воры и бандиты ходят с гордо поднятой головой, а милиционер, осмеянный с опущенными глазами. Как вы считаете, куда молодому парню податься? Конечно туда, где почёт, гордость, превосходство. Тем более, и мы это все отлично знаем, что дурной пример заразителен. Разве будут писать газеты о парне, который перевёл старушку через перекрёсток, или добровольно ежедневно очищает от снега площадку возле подъезда своего дома, или самостоятельно посадил цветы под окнами своего общежития. Того засмеют. А кто вырвет эти цветы или пьяный на них отлежится, в крайнем случае, промолчат, или даже скажут; ты смотри какой «смельчак», даже ни милицию, ни окружающих людей не боится. А кто посадил эти цветы будет ходить с опущенной от бессилия глазами. А с чего начинаются шукшинские чтения? С показа вышедшего зэка с гордо поднятой головой. И они правят балом всё кино.  И лишь коротенький фрагмент показан при наказании. И то никакого раскаяния. Физической боли не видно, не видно, чтобы он открыто и на всю вселенную орал от боли и законного возмездия. Мы говорим ура Шукшину. А сколько примеров в жизни, когда бандиты и изверги хватают жертву, сажают в машину и дорогой разбрасывают кусками тело безвинного человека.
    Как бы мы отрицательно не относились к именам Сталина и Дзержинского, но бандиты и убийцы доведут общество до того, что власти вынуждены  вернуться к их методам, и применят их. Мы говорили в своё время: как остановить Афганскую войну? И был негласный ответ. Как только пошлют на эту войну хоть одного сына депутата ГД, на завтра война кончится. Так и сейчас: стоит только бандитам изнасиловать дочь, или изрезать на куски сына депутата ГД, как на внеочередном заседании будет принят закон, о том, где поставить запятую в предложении – «Казнить нельзя помиловать». А, между прочим, во всех цивилизованных государствах в этом лозунге знаки препинания расставлены. А у нас даже точки нет в конце лозунга. И следует отметить, что все эти издержки в законодательстве очень больно отражаются в основном на русском человеке, и на русской милиции, потому как ею управляет нерусский человек, сверху, донизу. Русский там, где больше грязи и никакого почёта.
    А вот ещё один «знаковый» факт. Идёт сокращение штатов милиции. Приказывают сократить состав на 20 процентов. И кого вынуждены будут сокращать? Конечно, того, кто ближе к пенсионному возрасту. А, кто это за люди? Это самые грамотные, опытные, сведущие сотрудники, которые, за многие годы работы в органах, накопили и способны применить, бесценный опыт работы. А кто останется? Останутся молодые, которые нуждаются в шефстве и попечительстве своих старших и опытных сослуживцев. Убери знающих и опытных сотрудников, молодёжи и посоветоваться будет не с кем. А для принятия решения милиционеру резину тянуть нельзя: нужно принять немедленные решения и меры.  Опыт это больше чем знания, полученные в институте, училище, курсах. Бесценным достоянием является это союз знания и опыта, это две ноги, на чём стоит правозащитники. Лиши человека одной ноги, на одной он не устоит.  В крайнем случае, он сможет только сидеть. А милиции сидеть некогда в такой криминальный беспредел.
   А криминальный мир пополняется постоянно новыми «братанами». В федерации объявлен кризис, заглохли заводы и фабрики, улицы заполнились безработными. Куда им податься? Власти говорят, что организуйте фермерское хозяйство и занимайтесь средним и малым бизнесом. Но этим делом могут заняться люди с большим и средним достатком ума. А что остаётся делать тем, кто этого не имеет или имеет в недостаточном количестве. Власти говорят, что у нас свобода: делайте, что хотите. А что можно захотеть сегодня? Многие не знают. А кушать самому и его детям нужно уже сегодня, сейчас.  И завтра тоже. Вот это ответ на вопрос, что происходит? А ответ, кто виноват, напрашивается сам по себе. А, что делать? Покажет 2015 год, вот увидите.         
    А теперь доклад продолжит мой напарник Клёпов:
    - В 2009 году сотрудники российской милиции совершили более пяти тысяч уголовных преступлений: это на 11% больше, чем в 2008 году, заявил глава Департамента собственной безопасности МВД Юрий Дрогунцов по итогам внутриведомственного совещания. Следом дополнил его официальный представитель департамента Андрей Московкин, более трёх тысяч преступлений связаны с коррупцией и превышением должностных полномочий.
  Дрогунцов также сказал, что в прошедшем году милиционеры около сто тысяч раз нарушили законы и должностные инструкции, что на 17% больше, чем годом раньше.
     Министр не поспешил защитить их честь, не стал дотошно разбираться, а что милиционера вынудило пойти на эти нарушения, и нарушения ли это. Мне кажется, что сотрудники старались защитить свою честь и должность. Они отбивались от воров,  грабителей, и убийц, которые всеми силами стараются опозорить честь мундира сотрудника: всячески издеваются, принародно оскорбляют, нецензурно выражаются в их адрес. Преступник принародно «изгаляется» над милиционером, а тот не смеет его по мордам съездить, за такое оскорбление. Милиционер поставлен в унизительное положение, даже не в равные условия, не говоря о превосходстве мундира. Хамству преступников нет предела. Выше названные цифры промахов милиционеров в пределах федерации равно, а то и превосходит в разы числу преступлений воров, грабителей, убийц одной области или края. Так мы с кем боремся? Мы кого защищаем? Это какой стране на пользу? Незаметно, чтобы для России!
   И вот на фоне такой картины мы слышим. Как нерусский министр «потребовал от службы собственной безопасности при проведении проверок давать заключение о персональной роли руководящего звена (…) с внесением предложений о принятии к начальникам, допустившим совершение правонарушений, серьёзных мер дисциплинарного взыскания, вплоть до увольнения со службы». 
    И что сильно бросается в глаза: это то, что за последний год российские СМИ практически каждую неделю сообщали о преступлениях, совершённых сотрудниками милиции с указанием их фамилий и должностей. А о злодеях и убийцах только догадки.
    Дальше газета пишет, что особое возмущение в обществе вызвало дело бывшего майора московской милиции Дениса Евсюкова (полные данные), открывшего стрельбу из пистолета в супермаркете на юге Москвы в апреле 2009 года. В результате действий милиционера два человека были убиты, ещё несколько получили ранения. И никто не рискнул защитить сотрудника. А за что он тех расстрелял. Видимо они его достали своим неадекватным поведением.   
    В октябре 2009 года в больнице тувинского города Ак-Довурак скончался одиннадцатиклассник, которого ранил сотрудник республиканского ГИБДД.
Вы думаете, что сотрудник из развлечения его ранил.  Он его ранил с целью предотвращения тяжкого преступления, для недопущения трагедии.
    В ноябре 2009 года в Москве были задержаны трое милиционеров по подозрению в убийстве 19-летнего выходца из Абхазии, который скончался от побоев нанесённых ему сотрудниками правоохранительных органов в магазине.
    - Сотрудникам, что силы девать некуда, и абхазца били  развлечения ради? Он, что был пай-мальчик и ни в чём не был виноват. Они же группой парней издевались над сотрудниками и нарушали общественный порядок и не признавали никаких порядков, и с презрением злили и выводили из терпения сотрудников. А вы бы смогли сдержаться от такого издевательства. То требуют, чтобы милиционеры наводили надлежащий порядок и защищали покой граждан, а как начинаешь защищать, так и виноватым оказываешься. Ведь газеты-то не сообщили, в чём был виноват и в чём подозревался пострадавший. Пострадал и всё, да ещё и от милиционера. О том молчок, а сотрудников на вилы.
    Нельзя промолчать и о таких фактах, как девушки  ходят по улицам и в местах отдыха в коротеньких юбочках, и с открытыми пупками. Тут и до греха не далеко. А милиционер и таких охраняй. Они завлекают парней, ищут денежных особ. А не подумают, что они разлагают малолетних девочек, которые смотрят на голопузых, и думают, что это так и надо, и это хорошо.
    26 декабря в Москве на Севастопольском проспекте, как полагает следствие, подполковник милиции Анатолий Маурин смертельно ранил 60-летнего водителя снегоуборочной машины, с которой столкнулся его автомобиль. Да не подполковник столкнулся, а машинист не в себе наехал на служебную машину сотрудника. Тут умышленно скрывают обоюдную вину, а всю ответственность переложили на подполковника.
    В начале января в Томске милиционер жестоко избил доставленного в медвытрезвитель журналиста Константина Попова. Врачи две недели боролись за его жизнь, но спасти не смогли: не выходя из состояния комы, он умер. Здесь, что журналисту разрешается нарушать общественный порядок в пьяном виде? А другим гражданам нет? Или как?
    В минувшую пятницу 22 января, глава МВД отправил в отставку главу местного УВД Виктора Гречмана.
    «Чистка» рядов милиции будет продолжаться.  Так как эти меры  - лишь начало реформы.
  Удивляет отношение властей к милиции в мире. В одних государствах милиционером служить – честь, в других – позор. В таком случае могут ли патриоты и решительные молодые люди идти  в сотрудники. Большая часть привлекательности, к той или иной работе зависит не только  и не столько от оплаты труда, сколько от гордости за своё рабочее место. Ибо честь выше денег. Патриотизм выше служебной машины. Какое же отношение к сотрудникам у нас. Начнём с того, что мы работаем по Закону о милиции, утверждённому и принятому ещё в советское время, в 1991 году. Мы должны идти в ногу со временем. А мы как идём? Жизнь изменилась, строй другой, люди переродились и стали совсем другими со своими изменёнными  мышлениями и поведениями. А милиция работает по старым, изжившим законам и требованиям, как к милиции, так и к нарушителям. В газетах и на телевидение показывают хулиганов, воров, убийц и грабителей. Их лица гордые, самоуверенные, наглые и не сдающиеся. А, значит, вызывают у зрителей и читателей зависть, и большинство берут с них пример. А если бы показали висячего и изрезанного убийцу и приговаривали убийц к смертной казни, и тут же показывали бы приведение приговора в исполнение, то зрители бы задумались и боялись бы идти на такие «подвиги». Этого нет, поэтому нет порядка, который ждут люди. И в этих издержках обвиняют не власть и народ, а только правоохранительные органы. Нам, что самим законы придумывать и решительнее принимать к грабителям и убийцам меры предупреждения и пресечения?
    Следующей причиной плохого мнения людей о сотрудниках это их качество профессиональной подготовки. Сколько я знаю, что в органах отсиживаются до второго срока пенсионного возраста по образованию агрономы, зоотехники и прочие специалисты. Они с детства мечтали работать с землёй, а пришлось возиться с преступным миром нашего общества. Поэтому меры по сокращению штатов сотрудников будет идти не сразу и не в один день. Отправят на пенсию тех, кто к ней подошёл, и когда этот уход достигнет 20%, и только тогда начнут набирать новых сотрудников, подготовленных в юридических учебных заведениях. Этот процесс должен пройти безболезненно и без снижения работоспособности органов правопорядка, а, наоборот, с повышением этого качества.
    Если этих и других мер и реформ не произвести – криминальная ситуация возрастёт. И тогда государству придётся истратить гораздо больше средств на восстановление работоспособности органов. И это будет самый дешёвый способ. Но может победить произвол огромного количества людей в этой реорганизации и реформе силовых структур. Как бы нам опять не отстать от евреев, учиться придётся на своих ошибках, пренебрегая способностью учиться на чужих ошибках, или как говорят, пока не наступишь второй раз на одни и те же грабли. Если власть потеряет силу, то тут же потеряет и свою власть.
    Нельзя обойти и ещё один момент нашей работы. Сколько нам приходиться работать и тратить физических, и моральных, и умственных сил пока разыщешь уголовника и доведёшь его до тюрьмы через суд. И будто должно наступить успокоение. А не наступает такое. Воры в законе и лидеры  террористов, находясь в заключении, вместе со многими преступниками имеют возможность руководить ими, и теми преступниками, что пока находятся на свободе. Получается, что авторитет в тюрьме, а сам руководит своими подчинёнными на свободе. Это какая-то игра с преступным миром, а не эффективная борьба с криминалом. И самая большая ошибка наша в том, что ни мы сами не производим законного отмщения убийцам, а ещё и охраняем их от отмщенья родственников. Мы содержим их в тюрьмах пожизненного заключения, а живут они там и питаются по европейским стандартам. И попробуй не представь ему мясного блюда или свежих фруктов. Как он поднимет скандал на всю Европу. И это всё за наш с вами счёт. Кому-то не додадим, а им отправим. Это что такое? Мы кого защищаем? Или своих законопослушных граждан или убийц, воров в законе, и террористов. Вы посмотрите что происходит! «Федеральная служба исполнения наказания РФ решила (наконец-то догадалась) перевести воров в законе и террористов в тюрьмы особого режима. Как сообщил глава ФСИН РФ Александр Реймер, под особые тюрьмы будет перепрофилирована часть исправительных учреждений и СИЗО.  Появление таких тюрем позволит изолировать лидеров и авторитетов преступной среды, воров в законе, террористов и экстремистов от основной части осуждённых. Таким образом, будут разорваны их криминальные связи, и они не смогут руководить оставшимися на свободе преступниками.
    По состоянию на 1 февраля в России насчитывается 775 исправительных колоний (среди них – пять для пожизненного заключения), 226 следственных изоляторов, 164 следственных изолятора при колониях, 62 воспитательные колонии для несовершеннолетних и семь тюрем. В настоящее время в них содержатся более 860 тысяч человек.
    Повторяю ещё раз, если не принять нового закона о милиции и о судах, такой закон, а вероятнее всего другого направления, будет принимать другая власть, как законодательная, так и исполнительная.
    Приведённые цифры, как видим, с каждым годом растут, как по количеству тюрем, так и по количеству в них клиентов. А трудоспособных с каждым годом уменьшается, так как умирает более 3 миллионов человек, а нарождается немного больше миллиона в год. Население России и так деградирует. А тут количество преступников криминального мира растёт. Поймите, у нас нет другого выхода, как объявить беспощадную войну преступному миру. И нам в этом деле никто не поможет, кроме нас самих, сотрудников правоохранительных органов. «Вообще-то это наш долг» - как сказал Ватсон при разговоре с Шерлоком Холмсом. Но долг это одно, а фактическое его исполнение и его результативность это, я считаю, другое дело.
      А при принятии государственных законов законодатели опираются на положительные, эффективные примеры и методы работы отдельных сотрудников, и прогрессивных приёмов отдельных передовых ОВД, МУР, ФСИН, и особенно отделов криминальной милиции. Пусть мы допустим в чём-то ошибку или отступим на йоту от закона в сторону ужесточения наказания, для заметного оздоровления ситуации нашего общества, то не надо нас преследовать, и сдерживать инициативу. Ибо наше дело – поставить наше общество на ноги. И мы надеемся, что законодатели, для разработки закона о милиции, в частности, в статье о методах раскрытия и наказания криминальных элементов, и особенно по наказанию убийц приняли бы во внимание наш опыт. Что за опыт, что за метод я говорить об этом не буду.
    И сейчас, как никогда, кстати, уместно и своевременно прозвучат слова Лермонтова, из стихотворения «На смерть поэта». «Отмщенье, государь, отмщенье. Паду к ногам твоим. Будь справедлив, и накажи убийцу!» И не менее знаковыми словами хотелось бы закончить своё выступление, словами песни – «Для нас нужна одна победа, одна на всех, мы за ценой не постоим».
      Присутствующие в зале студенты, товарищи Булгакова и Клёпова, члены комиссии встали и стали аплодировать. Было ясно, что кандидатскую диссертацию докладчики защитили.
     Им вручили дипломы кандидатов юридических наук. В ознаменование этого события был организован праздничный вечер в ресторане.   
                Переезд
                *******
   Прошло уже много лет с того памятного дня, дня памятного, дня светлого. А после этого события многое в жизни изменилось, изменилась и жизнь нашей знаменитой десятки – таксистов, шахматистов. Некоторые из них обзавелись новыми жёнами, так как прежние не могли выдержать напряжённого ритма работы мужей и их жизни.  Вечно в суете, в страхе за жизнь мужей, свою жизнь  и своих детей. Соседи, родственники, подруги, и их дети пользуются и радуются благами мирной жизни, а они вечно под напряжением. Устали, хотелось жить, как все, как все нормальные люди. А с этими таксистами они лишены такой мирной, цивилизованной жизни. Такие жёны не могли понять, взять в толк; зачем это им надо? Если мужей такое самопожертвование заставляет их долг, то на нас этого долга нет. Неужели  никто из родственников не упрекает и не разубеждает их сменить работу. Почему они не поддаются  нашим  ворчаниям, и ласковым убеждениям. Кто им вдолбил в их упрямые головы лозунг какого-то Бабеля, -  «Выслушивать надо всех, а соглашаться только с собой». Ну, почему многие мужья такие послушные  на женскую ласку и женскую теплоту? Неужели те жёны такие способные на любовь, на очарование, на горячие поцелуи, ну, чем они лучше нас, в чём их секрет. Толи Бог нас обидел, да обделил неотразимыми способностями семейной жизни, толи мужья нам попались для наказания и вечного испытания. Толи доля наша женская такая.
    Дети таксистов уже давно окончили школу. Парни отслужили в армии. Девчата, получив образование, устроились на работу, замуж повышли, внуки появились.
    А доблестная, стальная десятка, бывших дружинников продолжают войну со злом. Дело движется к пенсии, пора бы и преломиться, да остепениться. А не получается, привыкли, втянулись в работу, да и работы ещё много. Столько зла кругом, столько злых людей, столько убийств, и убийц.
    И встаёт неразрешимый вопрос – можно ли это преодолеть? Если Бог не справляется с таким грехом, таким злом, то мы-то что сможем сделать? Но ведь кому-то и такую бесславную, грязную работу надо делать. Не будь нас, не будь нашей работы – неизвестно, чтобы в мире творилось? Но вам ли одним это нужно? Наверно нам, больше некому, это наш долг! Не всем же заливаться соловьями, кому-то нужно и заразную дохлятину собирать. Иначе  певчие птички заразятся и повымрут, и цветочки жизни завянут. И полюбоваться будет  не на кого, да и не кому будет!
    А, что душу-то разрывать, зачем мозги сушить, и нервы сжигать своими сомнениями? Порадоваться-то есть на что. Оглянись назад. Посмотри, сколько было убийств в начале вашей работы: в крае в год было тысяча человек, в районе было четыре убийства. А сегодня в крае четверо, а в родном районе ни одного. Это сколько же зла остановлено, сколько жизней безвинных людей спасено! Это, что не успех? Это, что такому результату радоваться и быть довольным нельзя!? Помните, что «русские не сдаются». Не сдаются до последнего патрона, до последнего солдата, а вы вся десятка жива. Будьте здоровы и физически, и морально, солдаты невидимого фронта!
    Если есть сомнения, то есть и жизнь, и жизнь правильная. Не сомневаются только  те, у кого сомнениям негде, не в чем храниться.
        В этот день в отделе криминальной милиции Сибирского федерального округа шло совещание начальников штабов краевых ГУВД. Вёл совещание начальник местного федерального отдела Дмитриев Анатолий Иванович. Он сделал доклад по итогам прошедшего года о состоянии криминальной ситуации в федеральном округе. При отрицательных показателях часто упоминал упущения Сибирского областного отделения криминалистов, и ряд отделов многих областей. И только один раз похвально упомянул работу штаба Айского края сотрудника Рыжкова Александра Владимировича. Он заострил внимание делегатов на то, что хотя и вышел в свет, и действует Закон о милиции, но ситуация по убийствам оставляет желать лучшего. Коренных изменений в криминальной сфере не заметна, или заметна, но незначительно, и редко в какой области. Поэтому стоит остро вопрос. Как и всегда это было, это вопрос о кадрах криминальной милиции. Если в советское время с этим злом боролось всё общество, ну, там, в лице октябрят, пионеров, комсомольцев, народных дружин и партийных организаций. То сегодня этим делом обязана заниматься только милиция. А под силу ли ей это. Сейчас, только в некоторых регионах, принимает участие в этой борьбе церковь и прогрессивные попы и другие служители церкви. Этот положительный опыт нам необходимо использовать, как единственный, на данный момент, шанс для смягчения криминальной ситуации. Нам вскоре придётся держать отчёт по этим вопросам в столице. Я не знаю, с чем я туда поеду. Что мне говорить? О чём докладывать?
   Никто не мог ответить эму на эти вопросы: ни слушатели, ни начальство сверху, ни новый закон о милиции. Закон есть закон и его нужно только выполнять. Ибо и этот закон не поставил запятые в лозунге, висящем над Россией – «Казнить нельзя помиловать». Теперь общество только надеялось и ожидало помощи от инициативных сотрудников, и от произвола большинства людей, что вынуждены, будут идти на решительный шаг в этой войне.
    После обсуждения доклада Дмитриева было принято постановление. Изменений и дополнений участниками совещания в это постановление не было внесено. И Анатолий Иванович понимал, что хотя всё было предусмотрено и отражено, и в докладе, и в постановлении,  но ситуации оно не изменит. А коль не изменит, то и его жизнь не изменится в лучшую сторону, и карьера его остановится. А чтобы она росла, нужен рост положительных показателей в пресечении криминальной ситуации, и, особенно, и хотя не прекратить, то, во всяком случае, резко сократить количество убийств.
    После совещания Дмитриев пригласил к себе Рыжкова. Решил вызвать его на откровенность и узнать его методы по сокращению особотяжких преступлений.
    - Александр Владимирович, я хотел бы вас вызвать на откровенный разговор.
    - Если это касается меня и моей работы, то всегда, пожалуйста, я согласен.
    - Я хотел бы узнать, каким методом тебе удалось достичь таких результатов по сокращению особо тяжких преступлений в вашем крае?
    - Прямых методов я не знаю, Анатолий Иванович. Это секретные методы моей десятки. Они и мне ни разу не открыли свой секрет. Начинаю спрашивать и ближе вникать в суть их работы, так они мне отвечают: «Мы ни вам, ни кому другому о своих способах не скажем. Результат дадим, а как, это наше дело».  Я и не пытаюсь больше выпытывать у них их секрет. Они в общих чертах говорят, что убеждают их, что деяния убийц, есть большой грех, за который можно и нужно вымаливать у Бога, или в церкви просить попа, чтобы перед ним покаяться. И чтобы он за их грехи просил прощение у Господа. Говорят, что с ними работает их поп, их одноклассник. А возможно, что другое применяют. Только после их встречи с убийцами, те раскаиваются в своих грехах и совершают суицид. Вроде, как и люди не виноваты, и милиция не причём. Ну, повесился и повесился – туда ему и дорога. Люди, особенно родственники пострадавших довольны, и нам не требуется вести особо тщательно расследование. Вроде справедливость восстановлена и все довольны. Ибо сейчас среди народа справедливость в дефиците.
    - А, что разве дело рук вашей десятки, суицид азиатов на границе с Казахстаном, что переносили через границу по десять килограммов расфасованных в пакеты наркотиков? Это была не простая трава, а наркотики промышленной переработки.
    - Это было давно, я уж и помню это слабо. Да и случаев задержки транспортировки наркотиков было много. А вы откуда знаете, да помните тот именно случай? – поинтересовался Рыжков.
    - Этот случай принял международный скандал. Из Афганистана прислали в наше посольство газеты с фотографиями повешенных переносчиков наркотиков.  И требовали объяснения, как это можно без суда и следствия лишать жизни иностранных граждан. Но когда им мы показали фотографии и наших повешенных участников такого тяжкого преступления, а потом и письменные покаяния повешенных в совершённом грехе. Так они немного ярость смягчили и не стали возбуждать международный скандал и подавать дело в суд.
    - Да, это была удачная охота, под кодовым названием «Облава на шакалов». Я передавал свою просьбу нашей десятке «таксистов» содействовать в задержании переносчиков наркотиков. Они сделали.
    - Надо бы с ними встретиться и выяснить, кое-какие подробности. Всё-таки, как они могли сделать перевод покаяний на русский язык. Они, что знают много иностранных языков?
    - Я об этом тоже у них спрашивал. Они показали мне диски «Переводчик» на многие иностранные языки. Этими дисками они и пользовались. Заряжали свой компьютер этими дисками.  И потом и пользовались этими данными. Я ладом не знаю, как это делать. Но у ребят жёны очень грамотные, отлично разбираются в возможностях компьютера и помогают мужьям, кое в каких вопросах.
    - Это, очень интересное занятие.  Надо бы у них подробнее выспросить для опыта, - восхищённо произнёс Анатолий Иванович.
    - Они на это не пойдут. Они и мне ответили: - «Или мы работаем сами, и так как умеем.  Или мы отказываемся идти на эту операцию». Я с ними согласился, и вам советую не мешать им. Им нужно просто дать задание и поставить определённую цель. И, если потребуют помощь, оказать таковую. А вы подождите. Я с вами веду согласный разговор, и не обратил внимания на то, а вы, что их уже у меня забрали? Такого договора ещё не было.
    - Я могу и приказом их перевести сюда. Но мне хотелось бы это сделать согласованно и мирным путём. А, между прочим, у них какие звания, и какая зарплата?
     - Они все старшие лейтенанты. А деньги они зарабатывают,  работая таксистами. А жёны на разных работах, где в каком районе, какая работа подвернётся. Я их дольше полгода на одном месте не держу. По убийцам мы весь край прошерстили, сейчас на наркотики и на террористов упор сделали. Можно и мирным путём произвести эту сделку, но лучше бы вы их приказом перевели сюда.
    - Такой приказ я сейчас напишу и вручу вам.  А вы им объясните и отправите ко мне. Я им присвою звание капитанов.  А к выходу на пенсию они будут подполковниками, если, конечно, очистят мне Сибирск от убийц, распространителей наркоты и нагонят шороху террористам.      
     - Можно, пожалуй, и пожертвовать такими сотрудниками. Но мы не могли им обновить машины. Если сможете, то это нужно сделать, а то их машинам лет по 15 будет.
    - Их просьбы и требования для меня закон. Это я сделаю. Сейчас подождите немного, дайте мне список твоих таксистов, я отпечатаю приказ о переводе их, и вы там оформите необходимые документы. 
    - Я подожду, - согласно отозвался Рыжков. И внутренне позавидовал своим «дружинникам» их перспективе нового места работы и карьерного роста.
          Через десять дней «таксисты» во главе с Аборневым Василием прибыли в Сибирск и явились к Дмитриеву в кабинет. Им потребовалось ещё неделя сроку на получение новых автомобилей такой же марки, что у них были. Перестановку приспособлений особого труда не составило и эту работу они сделали самостоятельно. Эти дни они жили вместе с жёнами в гостинице. Жёны отыскали карту города, сфотографировали и на компьютере изготовили  несколько цветных экземпляров. Потом наложили трафарет шахматной доски с расставленными фигурами и номерами клеток в буквенном и цифровом обозначении.
    - Анатолий Иванович, можете ознакомить нас с городом. Мы, будто, приготовились, - доложил Василий, когда пришёл к Дмитриеву.
    - Приглашай сюда всех, требуется провести некоторые формальности, и жён приведи.
 Вскоре все были в сборе и Анатолий Иванович начал говорить:
    - Я сейчас зачитаю приказ о присвоении вам внеочередного звания капитанов и вручу вам соответствующие удостоверения.
Присутствующие в кабинете были восхищены и захлопали в ладоши. А когда успокоились, Анатолий Иванович называл по очереди фамилия сотрудников и вручал им удостоверения и знаки отличия. – А жёны ваши будут работать у меня в отделе, - продолжил Анатолий Иванович, обращаясь к женщинам.                - Работа кабинетная, но терпеливая и требует особого внимания. Жить будете пока там где вы сейчас и расположились. В мае месяце закончится строительство нового здания гостиницы и второго этажа для жилья. Вам выделяется для каждой семьи двухкомнатные квартиры. Если покажется сильно просторно, то можете пригласить к себе или детей, или родителей. Возможно, у кого-то из ваших родственников есть проблемы с жильём, вот этим вы и разрешите эту проблему. Ну, это ваши проблемы, и вам их решать. Я могу лишь порекомендовать, - он поклонился и сел за стол. А когда все поднялись и стали выходить из кабинета, Дмитриев произнёс:
    - Аборнев задержитесь.
                Охота на волков
                **************
Василий вернулся и подошёл к столу начальника и стал ждать, когда остальные выйдут и что скажет Дмитриев. А тот обратился:
    - После обеда получите личное оружие в штабе, дверь напротив. После этого никуда не уходить, быть всем на месте. Вот тебе фотография 20  мужиков. Это освобождённые из тюрьмы, которые отсидели от десяти до пятнадцати лет за особотяжкие преступления. Все по 105 статье. Но освобождённые по случаю торжества 65 годовщины Победы. Как бы они нам не испортили праздник. Если, что натворят, так вину-то положат на нас с вами, а не на тех, кто отпустил их досрочно домой.
    - Они, каким транспортом приедут? – осведомился Василий.
    - Точно не знаю. Возможно автобусом, а может быть и поездом. Но дело то в том, что нам их наглядно встречать не надо. Нужно внимательно проследить за их приездом и распределением по городу. Я расставил дежурных по вокзалам, и те нам могут сообщить об их прибытии. А возможно они иным транспортом приедут. Если, что дежурные заметят, ну там какие особые нарушения мы вам сообщим.
    - И сколько же человек ожидается?
    - Сказали, что двадцать. Но возможно и меньше до нас доедут. Некоторые и на поселковых вокзалах могут сойти. Транспортная милиция нам и об этом сообщит. Но пока тихо. Звонков не поступало. Скорее всего, едут на  центральный городской вокзал. Тут мы их и встретим и проследим их маршрут расселения.
    - Они, что так  строем и пойдут по вокзалу, чтобы вам показаться? Эти звери очень опытные. Они прошли огонь и воду, и медные трубы. И любое внимательное наблюдение  будет ими сразу схвачено и это усложнит нашу работу.
    - После медных труб мне хочется, поставит им сильные зубы.
    - Твои зубы они сразу заметят. За пятнадцать-двадцать лет тюрьмы у них было время научиться видеть, и оценивать обстановку, в том числе и ваши зубы.
    - И, что вы предлагаете?
    - Уберите всех сотрудников, оставьте одного, и пусть из вокзала не выходит.
    - Тогда, что им там делать?
    - Для видимости, - ответил Василий, потом добавил, - мы сами проследим. И если потребуется, вам доложим. Если не доложим, - то нас здесь не было.
    - Вам, что и фотографий их не нужно?
    - Это большая находка!
    - Вот, выбирайте, какие фотографии понравятся. Есть индивидуальные, есть и групповая. Смотрите. А всё же, что вы с ними думаете сделать, если встретите?
     - Мы уголовного дела не возбуждаем.
Потом Василий просмотрел все снимки и выбрал одну групповую фотографию. Зафиксировал в объектив сотового, присмотрелся, а потом сделал десять снимков. Положил в карман и, попрощавшись, вышел из кабинета, а потом и из здания. Подошёл к машине, где дожидался Николай. Сел рядом, задумался.
    - Что же, друг ты мой, не весел? Что, ты, голову повесил? – стараясь шутить, спросил Николай. Василий нарисовал ему обстановку и всё, о чём он разговаривал с Анатолием Ивановичем. Показал ему фотографию ожидаемых клиентов. Потом спросил:
    - Послушай. Вот, что бы ты стал делать, и как поступил, если бы оказался в незнакомом месте?
    - Я бы сначала стал думать, а где мне придётся ночевать? А потом стал бы думать, что мне поесть? А как определю и решу эти вопросы, стал бы думать, что бы выпить, и где найти подходящую шлюху? Как говорил Владимир Иванович: - «Чтобы быстро лишиться бизнеса и скорее избавиться от капитала, нужно сделать три вещи. Это заняться выпивкой, бабами, и сельским хозяйством».
    - Ну, нам с Никифоровым не потягаться, у него свои дела.  А у нас с тобой свои.
    - Я говорю неизбежность такого умозаключения. Это годиться во многих случаях.
    - Я смотрю, ты в экономику ударился. Я у тебя про бандитов спрашиваю, а ты про бизнес толкуешь.
    - Я не про бизнес толкую, а отвечаю на твой вопрос, опираясь на теорию Владимира Ивановича.
    - Ты на нём помешался! Уж сколько раз слышу о Никифорове с его теорией. Ну, и что дальше?
    - А дальше.  Что нам делать? Я бы вышел на перрон и стал просматривать выходящих пассажиров и искать наших клиентов. Чтобы их отличить от остальных граждан мы должны заметить у них одинаковые приметы.  Ну, там одежду, шапки, вещевые сумки, походку. Ты же можешь отличить походку солдата и моряка? Конечно, отличишь. И тут также, что-то должно быть одинаковым для всех.
    - А дальше, что? Ну, заметил, увидел, определил, отличил.  Потом, что?
    - Понаблюдаю за ними. Где-то они будут гуртоваться? А потом видно будет, что дальше делать.
    - Вот это-то и главное.
    - Ты говорил, что в нашем деле всё главное. Почему только это? Потом ты вызываешь остальных ребят, и мы им предлагаем услуги таксистов и развозим по адресам, которые они нам скажут. Мы и возьмём их на учёт.
    - А вдруг им вздумается поехать всем вместе, а не по одному?
    - Это только в том случае, если им идти или ехать некуда. И они будут искать место проживания здесь, на месте.
    - Тогда им будет нужна «Газель».
    - На вокзале всяких такси полно.
    - Тогда едем на вокзал, встречать «гостей».
Василий завёл машину, и они направились на железнодорожный вокзал.
 Здесь они остановились на стоянке таксистов в порядке очереди и, выйдя из машины, осмотрелись. Здесь были легковые такси, но было и две «Газели» с изображением шашечек таксистов. Прошли в здание вокзала, приметили там сотрудника милиции, который разговаривал с буфетчицей.  А сам иногда бросал внимательный взгляд на входящих и выходящих из зала пассажиров. Николай внимательно присмотрелся к лицу милиционера. Стараясь запомнить его.  Потом они прошли зал и направились на перрон. Прошли несколько грузовых составов. Один остановился, стрелочник поприветствовал знакомого машиниста и стал переводить стрелки. Вскоре тот поезд тихо приблизился к бордюрам, прошёл к складам и остановился. Подошли рабочие и стали открывать двери складов.
Подавая протяжные, но короткие гудки, прошла дрезина. И наступила необычная тишина. Подъехали два таксиста и, высадив пассажиров, отъехали на стоянку. В какой-то момент народ оживился и стал выходит из зала, и направился ближе к перрону.  В то же время послышались протяжные сигналы сирены пассажирского поезда. Василий что-то шепнул Николаю, и они разошлись по разные стороны перрона.
    - И что заметил? – спросил Василий Николая.
    - Из последнего вагона вышла компания мужиков. Все одеты и обуты по-разному, но амуниция вся поношенная. Есть и бритые, есть обросшие, есть с бородой,  есть и с усами. Но общее у всех то, что у всех котомки на спинах. Походки у всех сутулые, глазами озираются по сторонам, но головами не крутят. Пошли в сторону общественного туалета. Там обычно бомжи обитают.
     - Так, значит, они ищут бомжатник. Ты походи здесь, а я пройду в туалет, послушаю, возможно, что и услышу полезное.
Сотрудники разошлись. Василий прошёл к туалету и стал прислушиваться, и всматриваться в лица «клиентов». Да, это были те пассажиры, которых они ждали и их лица совпадали с изображением на фотографии. Бомжи боязливо отвечали на вопросы, иногда руками показывали в сторону города. Другие показывали в сторону вокзала. Двое указали в сторону базарной площади, и одиноко стоящего двух этажного дома из красного кирпича. Клиент нагнулся к бомжу и что-то произнёс. Тот кивнул головой и удалился. Вскоре к ним подъехала «Газель» с шашечками.  Клиенты все сели в такси, прихватив с собою бомжа, уехали в сторону того дома. Солнце садилось за высокие многоэтажные дома города. Потом стало темнеть. Василий заметил, что «Газель» вернулась, вернулся и бомж. Василий спокойно подошёл к группе бомжей, среди которых стоял и разговаривал вернувшийся их «братухан».
     - Это партия крутых, с Северов вернулась, моих «братков» выгнали из подвала, а меня послали найти выпивки. А денег не дали. У них у самих денег нет. Им дают деньги только на проезд, а теперь живи, как хочешь. А у меня самого осталось только на полконистры «ледоруба», - он печально осмотрел своих знакомых, но никто не отозвался. Василий подошёл к нему и спросил:
    - Что, друг, запечалился?
    - Да вот…
    - Слышал, слышал я, что ты говорил. Могу выручить.  Сейчас весна.  Тепло наступило.  «Ледоруб» машине уже не требуется. Хотел выбросить.  Да, что, думаю, добру пропадать, возможно, кому и потребуется.
    - А сколько будет стоить? – спросил бомж.
    - Я, всё равно бы его выбросил, бери так, да не поминай лихом.
Они прошли на площадку ожидания. Василий отдал бомжу канистру, наполовину наполненную спиртосодержащей жидкостью.
     - А, что, друг, раз ты такой добрый, то довёз бы до подвала, - набираясь прежней наглости, воскликнул бомж.         
    - Да, ничего, добрый я, могу и довезти. Тебя, поди, не далеко везти-то, - благодушно согласился Василий.
    - Да, вон за базарную площадь, - ответил бомж, а сам уже садился в машину.
Василий развернулся и направился к базару. Когда подъехали, площадь была пуста, и ни один магазин не работал, «челноки», сдав свой товар в охраняемые ячейки складов, разошлись по домам. Только несколько маленьких грязных собак шныряли по-за киосками, обнюхивали их, искали кусочки съестного, поедали. Порою дрались, какая сильней продолжала поиск, а слабая тоскливо и жалобно выла, угнетённая тоской, безысходностью и обидой на свою собачью жизнь. Чтобы быть сытым, нужно быть сильным, а чтобы стать сильным, нужно быть сытым. А что делать слабым и голодным? Видимо, нужно быть умным, или при власти. Вот они за крашеными заборами, выглядывают из тёплой конуры, хоть на цепи, но зато сыт, и в тепле, и при власти.  Любого разнесут на кусочки – если хозяин прикажет. Значит – не родись красивой, а родись счастливой. А разве это от меня зависит? Возможно, что-то и зависит, а как же. Но это так мало, до обидного мало. А, что поделаешь? Если слаб, то молись Богу…
    - Проезжайте через площадь, сейчас тут ментов нету. Вот тратуарчиком проезжайте и у того дома остановитесь, - пояснил бомж. Василий развернул машину возле дома, и только потом остановился. Бомж вышел из машины, махнул рукой и вскоре скрылся в темноте подвала. А Василий и Николай стали наблюдать за этим домом  особенно внимательно  за подвалом. Молодые парни и девчата подошли к дому, постояли и, простившись, разошлись по квартирам. Вскоре совсем стемнело, и лишь  половинная луна слабо высвечивала двор у дома. Потом стали гаснуть огни в некоторых квартирах. Вот вернулся со службы дежурный по вокзалу милиционер и скрылся в дверях другого подъезда. Николай проговорил:
    - Ну, что, служивый, не заметил «клиентов»? А они к тебе в «гости» припожаловали. Ладно, при случае, постучимся за помощью.
Но помощь потребовалась не ребятам, а милиционеру. И в скором времени. События разворачивались, как по писанному, будто по заказу.
    - Ну, что, Николай, что можно дальше ожидать? - задал на засыпку вопрос Василий. - Если клиенты сразу не отреагировали на наше угощение, значит, оно им понравилось. А дальше, что может произойти?
    - А дальше, как и у всяких мужиков. Выпили, понравилось, ещё захотелось, пойдут искать. А где можно найти в ночное время? Все магазины закрыты. Если взломать, можно попасться. И пока поезд не ушёл – вернуться на старое место. А кому это нужно? Никому не нужно. А выпить нужно, свободу отметить, и бомжатник обмыть. Так я говорю?
    - Так, так, я согласен с тобой. Ты толкуй дальше, что будешь ты, например, делать?
    - Сейчас время половина двенадцатого. Работает только магазин автомобильных з-частей. Стеклоочиститель только там и есть в продаже, больше нигде нет. Да ещё в аптеке на вокзале есть спирт в маленьких флакончиках. Это сколько же надо их купить на такую ораву?
    - Аптека там, до какого часу работает?
    - Аптеки на вокзалах работают круглые сутки.
    - Вот, что, - распорядился Василий, - сейчас мы едем. Ты бегом на вокзал, берёшь десять пачек димидролу, я в автомобильный магазин, беру две канистры стеклоочистителя, добавляем туда димидрол и возвращаемся  на место.
    - Понял, поехали, - согласился Николай, и они сделали так, как и договорились. Но пока ездили, здесь произошли изменения. Клиенты послали бомжа за бабами. Вы как думаете? Что нужно пьяному мужику после выпивки? Не говорите, что нужна закуска. Закусить на первый случай можно и ладонью. А на второй случай ладони мало. Бомж вскоре привёл двух представителей женского пола, про которых говорят, что «коня на скаку остановит». И обычно про таких говорят, что такого добра много не бывает. Но на этот случай их оказалось мало. Поднялся шум, послышалась ругань. Бомж стал предупреждать, что нужно вести себя тише, так как в этом доме живёт милиционер,  он может сюда явиться, и тогда скандала не миновать. А это тоже никому не нужно.
    А вы знаете, что русский мужик на уговоры не реагирует.  А напротив ведёт себя ещё азартнее и свободнее.  «Гуляй, братва, однова живём»! И клиенты были не исключение из этих правил. Но на свою беду милиционер не спал и услышал это нарушение общественного порядка.  Ему несколько раз  приходилось успокаивать бомжей в этом подвале. Они его слушались. Поэтому он пришёл к двери этого подвала и резко постучал в дверь. Пригрозил. Чтоб обитатели сильно не кричали. Внутри стихли. Пошептались между собой. Потом дверь резко отворилась и два бородача, резко схватили милиционера за руки, забросили внутрь подвала. После этого из подвала вышел бомж с двумя усачами, и направились во второй подъезд. Через какое-то время они вернулись. Усачи, взяв под мышки, тащили женщин, а бомж нёс сумку с продуктами из квартиры милиционера. И вскоре они скрылись в подвале. И тут же стали слышны крики, плачь и стоны женщин. После такой закуски, потребовалась дополнительная выпивка. Клиенты выбросили бомжа из подвала, и наказали без питья не приходить. Тот поплёлся на вокзал к своим товарищам за спасением. Но, увидев знакомое такси, обрадовался до слёз и кинулся к дверям:
    - Мужики, ребята, парни, граждане выручайте, меня отправили искать водки, а где сейчас её взять: всё везде закрыто. Хорошо хоть я вас опять встретил! Запинаясь на каждом слове, и торопясь, чтоб его услышали, и не отвернулись, бомж торопился просить и упрашивать. Василий открыл дверь машины, пригласил бомжа:
    - Но, дружище, ты опять с нами.  Что опять случилось? Может чем помочь? – с напускным интересом поинтересовался Василий.
    - Там горе, давайте быстрей. Послали за водкой.  А где её взять? Уж ночь наступила, - торопился высказаться бомж. Они милиционера захватили, а потом и его мать с женой привели. Очередь устроили.
    - Понятно, а ты вот, что.  Мы хотели барышнуть. Да придётся тебя выручать.  Мы имеем две канистры со стеклоочистителем, деньги-то есть? Можем продать.
    - Ребята, давайте в долг. Я за три дня рассчитаюсь с вами. Насобираю или займу деньги у друзей. Давайте живо, а то мне конец придёт, если не принесу.
Василий посмотрел на Николая, как бы спрашивая и советуясь с ним. Тот понял его намерение, ответил:
    - Да отдай, чего уж там. Я ему верю, он честный человек. Раз сказал, что рассчитается, то можно поверить.
    - Сейчас подъедим ближе к дому, чтоб не тащить далеко, там и отдам. Да смотри, чтобы через три дня вернул деньги.
    - Верну, верну, обязательно верну, чего уж там, - торопился бомж.
Василий подъехал близко к дому и возле подвала развернулся, открыл дверцу машины, подал вышедшему бомжу две приготовленные канистры и отъехали за угол дома. И уж оттуда услышали, как бомж сначала стучал в дверь, а потом, как его встречали и впустили в подвал. Слышны были возгласы, потом запели песни. Но через полчаса все замолчали, и стало необычно тихо. Василий повернулся лицом к Николаю, спросил:
    - Что делать? Вызывать станем своих, или сами управимся?
    - Да теперь, поди, сами управимся. Пошли, посмотрим. Как бы они с милиционером, что не натворили.
Они вышли из машины, и пошли к подвалу. На втором этаже в крайней комнате горел свет, на подоконнике сидел мальчик и внимательно смотрел в ночную темноту улицы. У Николая мелькнула мысль: почему мальчик один и смотрит в окно, взрослых рядом нет. Жаром обдало голову от догадки. Но это была только пока догадка, а впереди подвал, а там изверги и с ними милиционер. Один среди волков.
     Василий резко постучал в дверь подвала. Кто-то отозвался. Василий стал стучать всё настойчивей и без остановки. Наконец дверь тихо отворилась, и Василий столкнулся лицом к лицу с одним из клиентов с лысиной на макушке.
     - И, что тут у вас происходит? – спросил Василий у клиента. Тот пожал плечами, потом показал рукой на своих товарищей и только потом ответил:
    - Чёрт их знает, что случилось. Пили, пили, жизнью наслаждались, и вдруг все, как бараны паснули.
    - А ты, что не баран? – закричал Василий.
    - Я не баран, я язвенник, мне категорически нельзя потреблять спиртное.
    - Тогда сиди у трубы, - приказал Василий и пристегнул язвенника наручниками к канализационной трубе.
    - Василий, Василий, – призывал Николай, - бегом сюда. Смотри, что тут.
Василий быстро проскочил мимо спящих клиентов, приблизился к кричащему Николаю и от ужаса чуть не лишился чувств. Вдоль стены в разодранном белье лежали две солидные женщины, потом старушка и женщина средних лет, а крайним лежал милиционер – дежурный с вокзала.
Василий стал прикладывать ладони к шеям пострадавших, стараясь определить, живые ли они. Признаки жизни подавала лишь одна из солидных женщин. Но и она не разговаривала, сколько бы её не тормошили.
    - Вызывай скорую помощь. А пока она приедет, нужно пострадавших вынести из подвала. Ты их потом отправишь в больницу, а я займусь этими «волками».
   Немало сил потребовалось Василию и Николаю вытащить из подвала пострадавших. Николай стал приводить тела в сносный порядок, а Василий спустился в подвал,  закрыл за собою дверь и задвинул засов запора двери. Потом расстегнул пиджак и обнажил рубашку, обмотанную несколькими слоями шпагатом. Осмотрел спящих «волков», мысленно посчитал их и стал отрезать короткие конца шпагата. Потом стал торопливо подходить к каждому клиенту и связывать руки, сместив их назад. Василий понимал, что действие демидрола не может быть долгим, и «волки» могут вскоре проснуться. Конечно, сонное действие лекарства по времени зависит от количества потреблённых таблеток и от силы организма. А этих данных Василий не имел и ему нужна была гарантия; пусть кто-то и проснётся. То хоть не сможет оказать ему сопротивление, и тем более убежать.  «Никто не должен убежать». Он в мыслях стал повторять эти слова, словно куплет неизвестной песни, связывал и повторял. Он слышал, как подъехала скорая помощь, как потом уехала.  А потом и в дверь постучал Николай. Он его впустил,  вновь затворил дверь на запор, и приказал Николаю:
    - Вот передай блокнот и ручку вон тому язвеннику, пусть напишет покаяние, и как тут всё произошло. И за что он сидел срок. А я пока документы у них проверю. Если через два часа кто очнётся, тоже заставим писать покаяние. А кто не проснётся, то за него напишет «язвенник». Если тот будет капризничать, так ты в способах не стесняйся. Ты видел, что они сделали с милиционером! А на женщинах живого места не осталось, все покалеченные, избитые, насилованные!
    - Старушка-то, оказывается, была матерью милиционеру. А другая женщина его жена. Что натворили изверги! – пояснил Николай.
    - Вот ты выясни, как милиционер сюда попал, да ещё с женой и   с матерью? – дополнил Василий. И стал переворачивать пьяных клиентов на спину и осматривать внутренние карманы в поисках документов.
Николаю пришлось дважды ударить ботинком под бороду язвенника, пока тот согласился писать покаяния. Василий посмотрел на часы. Покачал головой, подошёл к Николаю и прислушался к их разговору. Потом нетерпеливо крикнул:
    - Гада, пиши разборчивее и быстрее. Слышишь, быстрее…
Но язвенник не среагировал на замечания. Василий подошёл ближе со стороны спины и со всего размаха ударил сверху кулаком по голове язвенника. Тот ойкнул и, не оборачиваясь, писать стал быстрее. А когда закончил писать, Василий вырвал записку и крикнул:
    - Пиши такое же покаяние вот на этого дружка, что ближе к тебе лежит.
Василий вынул вторую ручку и стал переписывать покаяние язвенника, но только от имени следующего клиента. После этого приказал Николаю писать такое же покаяние на следующего клиента, так как время приближалось к утру, а дело нужно завершить до пяти часов,  и уехать отсюда.
  Из покаяния выяснилось; что все эти «волки» были досрочно освобождены из одного лагеря из северной области. Срок отсидки был у всех одинаковый – двадцать пять лет за групповые преднамеренные, заранее спланированные убийства. Все осуждались по 105 статье. Пятеро из них были из города Сибирска, в том числе и «язвенник». Они обещали остальным устроить их в подходящие места проживания и работы. Но они не сдержались. Решили обмыть свою свободу, а тут ещё милиционер им замечание сделал: - «Просил вести себя тише», вот они его и утихомирили. А когда узнали от бомжа, тоже ранее сидевшего срок, что милиционер живёт с семьёй в соседнем подъезде, они притащили сюда и жену, и мать его. А сынишка, видимо, спал в это время, а проснулся позднее и всё сидел у окна,  ожидал родителей.
    Ребята торопились, шёл пятый час. Они изготовили шнуры из шпагата и укрепили их на верхней отопительной трубе. Первым, оглушив до бессознания, повесили язвенника. Потом стали вешать остальных клиентов. Последним подвесили бомжа и за старые «заслуги», и за наводку клиентов на женщин милиционера. Они хотели сначала простить его, за то, что он помог им усыпить «клиентов». Но убитый зверски милиционер и замученные до смерти его женщины вытеснили из сердца жалость и снисхождение у «таксистов». Пусть души повешенных «волков» будут ещё и тем довольны, что их тела не видели и не испытывали приговора и его исполнения, без особой муки и страха. Они были достойны более жёсткой и мучительной, и самое главное, справедливой кары. Об этом говорили покаянные записки.
«Но это нужно не мёртвым, это нужно живым».    
    Управившись со всей работой, сотрудники вышли из подвала, прислушались. Было тихо, лишь иногда раздавались тревожные гудки проходящих локомотивов. Луна скрылась за железнодорожным мостом, и стало темнее в городе. Уличного освещения не было, и улицы освещались фарами автомобилей дальнобойщиков, и местных таксистов. Дневная жизнь ещё не ожила, а ночная продолжалась, по своим законам и более строгим и злостным приёмам.

                Вот так встреча
                **************
   Прежде чем открыть дверь машины, Василий повернул голову и нечаянно заметил свет в окне второго этажа соседнего подъезда. Николай заметил его взгляд и тихо произнёс:
    - Ты, смотри, что делается-то! Мальчик-то сидит уж половина ночи. Сидел, как мы подъехали. Что же случилось?
    - Пошли, посмотрим, что там такое? – предложил Василий, и они направились во второй подъезд этого злополучного дома. В подъезде было темно, темно было и на втором этаже. Они постучали в крайнюю дверь. Мальчик ответил:
    - Там не закрыто, дверь выбитая.
Сотрудники зашли внутрь. В прихожей и на кухне всё было разбросано. Холодильник был пуст, и раскрыт, на столе не было посуды и скатерти. Они включили свет в зале и прошли в детскую комнату.
    - Ну, здравствуй, хозяин, - поприветствовал Василий, мальчик отозвался прерывисто, видимо недавно перестал плакать:
    - Здравствуйте, дядечки…
    - Что у вас тут случилось?
    - Не знаю, что случилось. Я спал. Потом стало холодно в комнате, и я включил свет. Увидел, что дома нет ни мамы, ни бабушки, ни папки. Я вот оделся и стал ждать их и свет не стал выключать.  Всё жду, а их всё нет. Потом увидел, что всё разбросано, и дверь выбита. Хотел маминой сестре позвонить, тёте Тане, а телефон вон на полу разбитый валяется. Жду, когда соседи проснутся, от них позвоню. Может мои родители к ней уехали.
    - А ты знаешь, где тётя Таня живёт, адрес её знаешь, можешь дорогу указать, - поинтересовался Николай.
    - Знаю, где живёт.  Мы с мамой у неё несколько раз были и с папкой ездили,- пояснил мальчик.
    - Ну, что ж, собирайся, поедем к ней со мной, - предложил Николай.  - А этот дядечка посторожит вашу комнату. 
    - А вы кто такие? – поинтересовался мальчик.
    - Мы из милиции. Вот наше удостоверение, - Николай достал из нагрудного кармана удостоверение и, раскрыв её, показал мальчику. Тот улыбнулся и произнёс:
    - У моего отца тоже такая книжечка есть. Он дежурит на вокзале, да почему-то до сих пор нет. Разве смена не пришла.
Сотрудники промолчали. Собрав мальчика, Николай увёз его к тёте. А Василий вышел в коридор, включил свет, осмотрелся. В противоположном конце коридора кто-то закурил. Василий обратил на него внимание, потом решил подойти к тому курильщику. Василий шёл по коридору и внимательно осматривался. А когда подошёл ближе, заметил, что рядом со стоящим мужчиной сидела на полу пожилая женщина. Рядом с ней Василий различил средней величины чемодан и сумку.  Василий, не присматриваясь сильно в лица граждан, представился:
    - Я сотрудник милиции Аборнев Василий. Вы, случайно не видели, что тут произошло.
    - Кто, кто? – переспросила сидящая женщина на полу и сразу стала подниматься. Василий стал внимательнее присматриваться в их лица, воскликнул:
    - Неужели это вы, граждане Узких. Денис Иванович, Крестинья Фёдоровна, как вы тут оказались, дорогие мои земляки? – обнимая,  восклицал Василий.
Заговорила Крестинья, дед её лишь поддакивал и согласно кивал головой.
    - Да, вот к сыну приехали. Списались со Славкой, что хозяйство продадим и с деньгами к нему жить приедем. Трудно одним жить, в селе никого из родни не осталось. Одни померли. Другие к детям уехали. И мы решили в город перебраться, всё уже было договорено, и телеграмму послали, что мы выезжаем. А тут конфуз получился.
    - И, что же это за конфуз такой? Славка же в милиции служит. Мы знали об этом ещё давно, но пока встретиться не пришлось. Мы недавно здесь работать начали. И где же он, и почему вы здесь в коридоре сидите?
    - Ох, Вася, Вася, уж не знаю с чего начать и чем кончить, - горестно завсхлипывала Фёдоровна и тут же стал отирать с глаз слезу Денис Иванович,- мы вот приехали, а Слава в командировку на месяц уехал в какой-то район. Мы пришли по адресу, в квартиру стучимся,  Выходит сноха, значит Славкина жена. Мы кидаемся обниматься. Рады встрече. Не знаем, какие уж и ласковые слова подобрать. А сноха руками двери загородила и говорит: - «А я вас тут и не ждала. И нечего тут делать. Поезжайте туда, откуда приехали, убивец». И дверь перед носом захлопнула. Жена-то Славкина городская. Откуда она грех свёкра узнала? Наверное, Славка рассказал ей о том, как дед первую супругу застрелил, когда он ещё в школу ходил. И вот, что теперь делать, куда податься. Не станешь же в коридоре жить и Славку ждать целый месяц. А, что толку-то, хоть и дождёмся? При такой снохе места не только нам, но Славке не найдётся. Такая и мужа в комнату не запустит, не то, что нас свекров. Что посоветуешь, землячок Васенька? – уже заплакала навзрыд Крестинья, всхлипывал и Денис.
    - При таком гостеприимстве, не ужиться вам с ними. Не сразу, так после она вынудит вас уйти от них. Так, что я посоветую? А посоветую то, что бы я сам сделал.  А я бы сел на поезд и отправился домой в село Красный Соловей. Остановился бы там, у знакомых земляков.  Осмотрелся бы, подобрал бы избёнку, купил бы её и доживал бы свой век сам, ни клят, ни мят. Обида чужого человека не такая обидная и забывается со временем. А обида родного человека храниться долго и всю жизнь не проходит. Тем более, как в вашем случае. Я не вижу для вас другого выхода. Сейчас мой напарник Николай Антонов вы его тоже хорошо знаете, вернётся, привезёт мальчика с тётей. Мы свободные сегодня, и отвезём вас на вокзал. А там вы дорогу знаете.
    - Помню я и Антонова. А вы других своих «дружинников» не знаете, где они есть? Слава наш до женитьбы часто писал про своих друзей, как они часто переезжали с места на место. А сейчас, где они? В памяти все у нас с того времени! После вас уж не было такой «дружины».
    - Мы так и работаем все вместе. Всё нормально, - заверил Василий.
Со двора послышался шум машины и, вскоре, явился Николай с мальчиком и его тётей, которые тут же прошли в комнату.
 Николай подошёл к Василию. Присмотрелся к старикам и тоже опознал в них своих земляков. Стали пожимать друг другу руки, заговорили.
    - Так, товарищи, уже светать начинает. Уходим. Ты сказал тёте Тани, что нужно сделать? – поинтересовался Василий. Николай согласно кивнул головой, и они стали выходить из дома. И тут же были доставлены на железнодорожный вокзал. Там распрощались с земляками, сотрудники вернулись домой. Позвонили Анатолию Ивановичу.  Доложили; «ферзь» «е» «девять» «мат», «двадцать два» плюс один «б».
И в десять часов утра у первого подъезда двухэтажного дома собралась большая толпа народа, и солидная комиссия по случаю небывалому во всю историю жизни Сибирска. Собралось много и газетчиков, и телевизионщиков. Фотографировали висячие трупы «волков» и одного бомжа. Все просили сфотографировать покаянные записки, что торчали в нагрудных карманах у покойников. Им разрешили. Толкования среди людей были разные и противоречивые. Но все сошлись на одном мнении, что случай это неординарный. И Бог воздал им по заслугам.  Из всех ротозеев и представителей прессы и властей, только один корреспондент Фёдорович, въедливо заметил: - «На всех сеновязальный шпагат, и покаяния, обращённые через попа к Богу». На него шикнули, он замолчал.
 А к полудню во второй подъезд этого дома привезли три гроба с покойниками – милиционера, его жены, и тёщи.

                Террористы
                **********
Весь март и начало апреля прошли в обычной работе: отлавливали наркокурьеров. Если обнаруживали среднюю или малую дозу наркотиков, согласно определению закона о борьбе с наркоманией, то тех отдавали в местную милицию. А когда приходилось отлавливать наркодиллеров с  наиболее опасной  и чрезмерно опасной величиной, что приравнивалось к государственной измене и нанесению особо опасного вреда здоровью и имиджу России – тех вешали. Висячих обнаруживали в лесополосах, на детских качелях, на балконах квартир, где обнаруживали хозяев с большими партиями наркотиков. Вылавливали и наркоманов. Если попадались молодые люди, их отдавали на рассмотрение дел в местную милицию. Если попадались закостенелые и неподдающиеся лечению, и не идущие ни на какие уговоры и компромиссы, тех вывозили в лесополосу, подальше от трассы или в лес, там привязывали их за деревья и оставляли на самовыживание.  Иногда сотрудники занимались и алкашами. Их они так же делили по категориям и поступали, как и с наркоманами.
     В конце апреля Дмитриев пригласил сотрудников Аборнева к себе в кабинет. А когда те успокоились и стали ожидать новостей от хозяина, тот встал и стал говорить:    
    - Братцы, за дезинфекцию спасибо. Пока, что ощущается положительная реакция общества. До меня и моих людей доходят слухи только положительного содержания. Люди одобряют такую дезинфекцию, и говорят только спасибо сотрудникам. Такая информация проникла и в местные тюрьмы. Авторитеты утверждают, что «Красная банда» переселилась в наш город. Дали срочное задание ворам в законе и убийцам, которым ничего светлого от «банды» не светит, организовать свои бандитские группы, вооружиться и выйти на открытый бой с вами. Нам мало, что известно об этих группах. Но это дело времени и я сам срочно займусь добычей такой информации. Но, гораздо сложнее, и труднее выяснить вопрос вооружения этих групп. Если это не предотвратить, то в городе может создаться кризисная ситуация и, прямо говоря, может вспыхнуть кровавая мясорубка. И вся вина ляжет на нас с вами. При любом исходе вооружённого столкновения, нам придётся пожертвовать своими головами, или заменить авторитетов в их тюрьмах. А с нами там будут обращаться во много раз жёстче и беспощаднее чем с прежними обитателями этих камер. У нас только один выход, чтобы остаться в живых и на своих местах, это предупредить эту мясорубку. Но как это сделать, я не знаю. Поэтому давайте мы с вами поговорим откровенно и с пользой дела.
    - Если это террористическая акция, - начал Потапов, - то мы должны взять на учёт всех сидевших в тюрьме и покопаться в их жизни, ну как они, и что они?
    - Эти потенциальные члены этой группировки должны будут вооружиться, не пойдут же они на нас с голыми кулаками, - продолжил Снегирёв, - поэтому нам следует совместно с местной милицией «прошерстить» всех владельцев оружия. Связаться  с районными отделами милиции, контролирующие  владельцев оружием. Связаться с охотрыбнадзором, там тоже  данные об оружии должны быть. Можно руководителей этих организаций, вот так же сюда собрать. Обсказать им ситуацию, потребовать от них ужесточения контроля над  наличием и учётом оружия.
    - Если мы будем собирать сюда руководителей названных организаций, - стал доказывать свою точку зрения Хорланов, - то об этом сборище к вечеру будет знать весь город, а завтра узнают об этом во всех тюрьмах. Нам это нужно? Я думаю, что нет.
    - Я думаю, - подал свою мысль Булгаков, - что этим оружием, что стоит на  контроле в милиции, я бы на их месте не воспользовался. Это рискованный шаг, а те волкодавы рисковать не будут. Они будут действовать другим путём; более надёжным, и для нас весьма неожиданным и непредвидимым. А вот каким? Это мы сейчас и должны хотя бы в правильном направлении пойти. Мы пока не сможем, и не способны найти правильный выход из тупика, но общую идею должны определить. А идея одна – откуда к нам поступит оружие?
    - Это правильное направление мысли, - вставил Клёпов, - и мы должны сейчас определиться; откуда, каким путём, каким транспортом прибудет оружие, и кто его примет, и организует его постоянное или временное хранение.
    - Я согласен с Владимиром, - стараясь дополнить мысль товарища, заговорил Пустовалов, - вариантов много. Оружия тоже будет поступать много. Тут необходимо связаться с охраной военных заводов. Второе – связаться с таможневой службой. Там ознакомиться с их методами и техническими средствами обнаружения и задержания перевозки оружия через границу. Изучить их методы, и научиться пользоваться их приборами. Да и продумать, где же нам эти приборы приобрести. Но всё это необходимо делать незаметно и бесшумно.
    - Кроме таможни, - высказался Толмачёв Семён, - надо бы ознакомиться с успехами и промахами пограничников. У них есть данные, откуда к нам идёт оружие. У них есть и осведомители, помощь которых для нас будет, чуть ли не главной помощью.
    - Это же, сколько людей надо будет задействовать в проверке всего заграничного и местного транспорта, - вступил в разговор Николай, - хотя эту проверку и так производят. Но в вопросе с оружием методы перевозки и способы хранения и сокрытия будут изобретательнее и изощреннее. Тут могут не помочь нам существующие рентгеновские и лазерные установки и приборы. Ибо нанатехнологии в промышленности одного уровня, а в воровском мире они на уровень выше.
Все молчали, обдумывали о высказанных идеях. Старались поставить себя на любое место осуществления этих идей. Дмитриев с Рыжковым записывали высказывания сотрудников, чтобы  сориентироваться на главном. Но все идеи были нужны и важны. Они ждали, что скажет Аборнев, но тот тоже молчал, думал. Дмитриев поторопил:
    - И что нам скажет в итоге ваш начальник? Аборнев, за вами решающее слово.
    - Решающего слова не будет. Всё, что высказали мои сотрудники, есть ценное и является главным и решающим словом для каждого. Менять мне, что-либо не стоит. Все предложения годны и требуют своего решения. Поэтому ваши предложения явятся для вас же планом работы. Вы приступаете к выполнению своих планов, так как вы считаете нужным и необходимым.
    Я лишь добавлю, что этими работами вы начнёте заниматься сейчас же. Только могу добавить, что все свои работы нужно закончить до майских торжеств. Террористы думают по классической схеме. «Милиция в эти дни будет обеспечивать порядок и безопасность проведения юбилейных торжеств по всем населённым пунктам, в том числе и в нашем городе». Поэтому всё своё внимание сосредоточит на этой работе. И поэтому милиции будет не до того, чтобы выявлять и ликвидировать террористов. А вот мы и должны будем именно к этому времени отыскать их и ликвидировать. Крайний срок 5-го мая мы должны с этим покончить. Понятно?
    В пределах области будете перемещаться на своих такси, а если на дальние расстояния, то обратитесь к Анатолию Ивановичу.
     А я поеду г. Ижевск, на немецкий оружейный завод, там понюхаю, вдруг, где падалью запахнет. Если, что разнюхаю, позвоню Анатолию Ивановичу.
    А Рыжкову со своим штабом с сегодняшнего дня и до самых праздников просматривать все телеграммы на областном почтамте, которые поступят в нашу область и в наш город. Выявить подозрительные телеграммы и сообщить об этом мне.
     Если у кого из вас не обнаружится ничего подозрительного и вам станет скучно жить, так вы не забывайте убийц, наркоторговцев и других опаснейших выродков. В способах и методах дознания   не стесняйтесь.  Будьте хозяевами положения. Не забывайте поступать по долгу собственной Совести.
    - Ну, и, что ж выходит? Мне ни отменить, ни добавить к вашим планам нечего. Только вот в одной газете отмечено: - «Почему это на всех повешенных одинаковые верёвки из сеновязального шпагата. Как могли они пользоваться одним материалом, неужто другого материала не нашлось»? – сделал замечание Дмитриев Анатолий Иванович.
    - Нужно бы этого корреспондента поместить хотя бы на один час с террористом, наркоманом или убийцей в одну клетку. Он перестал бы замечать вещи, которые спасают его самого, и его семью.   
   Остаток дня все сотрудники занимались работой таксистов, прихватили и часть ночи. Нужны были деньги на командировку, и они их зарабатывали. И постоянно прислушивались к разговорам клиентов, стараясь услышать, что-либо о террористах, о торговцах оружием. Иногда вступали с ними в разговор и интересовались мнением пассажиров по этим вопросам. Или этих разговоров в городе не существовало, или ожидание их было преждевременным. А возможно пассажиры боялись касаться таких вопросов.
        Через три дня Василий с Николаем прибыли в Ижевск. Василий сидевший за рулём, вышел из машины перед зданием ОВД, попросил:
    - Коль я устал рулить, пойду в отдел, предъявлюсь, отмечу наши командировки, договорюсь с жильём. А ты немного разомнись, выстави маячок с шашечками и прошвырнись по городу, пассажиров подбрось куда запросят, но из города не выезжай. Часам к восьми вернёшься сюда, и мы в гостиницу поедем.  Ну, давай, пошёл.
    Николай поехал, а Василий зашёл в городское отделение милиции. Знакомство и решение остальных вопросов прошло довольно быстро и поэтому Василий, не дожидаясь Николая, пошёл в гостиницу. Ему отвели номер, и он поселился. Потом с удовольствием помылся и, перекусив в буфете, улёгся на койку, захватив подшивку местной газеты, стал читать.               
     Кроме военного завода в Ижевске работало несколько ещё заводов. Была и одна фабрика, отмечалась работа нескольких автобусных баз. Он узнал, что имеется много мастерских по ремонту легковых автомобилей. В двух номерах отмечалась положительная работа частной базы по переработке металлолома и одной сапожной мастерской. Имелись в городе два музея, одна картинная галерея, три театра, один  стадион.
     Как бы интересной не была газета. Но усталость дала о себе знать, и он уснул. Разбудил его сотовый телефон. Он открыл его и услышал голос Николая:
    - Это я, Николай, ты что ушёл-то. Ты где?
    - Коль, меня быстро отпустили и я уже давно в гостинице. Напротив здание, подъезжай. А стоянка в ограде за гостиницей.
Вскоре Николай явился к Василию в гостиничный номер, и они улеглись спать. Но в четыре часа утра местного времени зазвонил сотовый телефон. Недовольный Василий вынул аппарат и ответил:
    - Ну, какого дьявола спать не даёте, кто это?
    - Это Рыжков, мы уже все на работе, а ты вытягиваешься, что у вас?
    - А ты, что забыл, что у нас разные световые пояса. Ну, ладно, это на будущее. И что там у тебя?               
     - Вчера телеграмму перехватили, вот слушай. – «Пришли консультации инженера.  Базу металлолома №1». Отправлена, по адресу - п\я 13. литейный цех. Боголюбову. Поинтересуйся, если, что, сообщите.
    В течение дня Василий с Николаем объехали полгорода, кое-как отыскали места приёма металлолома. Обошли территории обоих баз, хорошо, что они не охранялись, и не было пропускной системы. Но и тут один служащий подошёл к ним и спросил:
    - Мужики, а вы что тут потеряли? Смотрю, вы что-то внимательно присматриваетесь. Вам кого нужно?
    - Ничего нам не нужно. А вот компетентного человека нам бы не мешало встретить, - ответил Василий.
    - Я немного компетентный, что вы желаете?
    - Да вот вышло постановление о сдаче в металлолом «Жигулей», их, что обязательно привозить комплектными. У меня давно стоит, и уж многие части друзья забрали. Машина, что должна своим ходом приехать, или на грузовике привозить можно. Мы хотели бы посмотреть, как их принимают и как их утилизируют? И можно ли позаимствовать какую годную деталь, в обмен на сломанную?
    - Всё можно, но всё стоит денег. Но стоит это половина магазинной цены.
    - Хорошо, это нам подходит. Но вы нам разрешите поискать. Если, что найдём, мы вам скажем, потом и договоримся.
    - Валяйте, - разрешил ответственный по базе мужчина.
Они обошли всю базу; на площадке лежали вороха изрезанных каркасов комбайнов и автомашин. Легковые машины стояли в дальнем углу. Ребята прошли к этим машинам, залезли в одну из них и стали наблюдать за работниками базы. Огромный кран с  круглой электромагнитной  плитой  поворачивал стрелу, опускал плиту на ворох металлического лома и поднимал вверх. Потом поворачивал стрелу  над вагоном, отключал ток, и ворох металла падал в вагон. С другой стороны  группа рабочих разрезали газовой сваркой каркасы  машин и скидывали в кучи. Ничего интересного и подозрительного они не заметили. Но Николай заметил и стал пояснять Василию:
    - Вот смотри, машины с крупными деталями, проходят на открытую площадку. А вот два самосвала с металлической стружкой проходят в крытое помещение. Это зачем? Что отсюда грузить в вагоны нельзя, то, что они привезли?               
    - Я тоже думаю, что можно, - подтвердил догадку Василий.
    - Надо бы туда заглянуть. Если там есть какой-то секрет, там будет стоять охрана. Если охраны нет, значит, там ничего интересного нет.
    - Я возьму, какую-нибудь деталь и пойду, вроде, как искать того распорядителя.
    - Сейчас уже обеденный перерыв, там всё закрыто.
    - Вот и хорошо, что перерыв. Меньше наблюдателей сейчас, - Николай вышел из машины, и, подобрав с земли, стекло фары, протёр её и пошёл к дверям помещения. Василий наблюдал. Вот Николай подошёл к большим воротам. Пытался открыть, но не смог. Прошёл к маленьким дверям. Открыл и шагнул внутрь.  Но вскоре его оттуда вывели. И он вернулся к Василию:
    - Слушай, там, кажется, что-то интересное. Там прессуют стружки в брикеты. Стружка, такая блестящая.
    - Ты не видел там вывески с названием этого заведения?
    - Кажется, написано «Техотдел».
    - Ты не спросил фамилию начальника этого отдела?
    - Иди, сам спроси. Он меня чуть за шиворот не вытолкнул.
Василий вышел из машины и прошёл к малой двери, постучал. В двери открылось окно, и дежурный недовольно спросил:
     - Вам-то что нужно?
    - Мы с начальником договорились о встрече. Его, что нет на месте?
    - Амухрат Саакишвили ушёл на обед. Возможно, сегодня его не будет.
    - Спасибо, до свидания…
Василий вернулся к машине, и тут же они уехали в гостиницу. И уже здесь Василий записал в блокноте фамилию начальника техотдела, названного охранником. А Николай поехал перевозить пассажиров на своём такси с маячком с шашечками.
    К концу дня Василия вызвал Рыжков, проинформировал:
    - Что у вас нового?
    - Узнали техотдел первой базы металлолома.  И его начальника.
    - Это, случайно, не Амухрат?
    - Да, он, а ты откуда узнал?
    - На его имя телеграмма ушла из литейного цеха. Ждите приезда Дзюакашвили.
    - Нам с Николаем, что каждого пассажира встречать и спрашивать его фамилию?
    - Нет, каждого не нужно. Вы встречать будете пассажиров с поезда идущего от нас до Москвы. Этот поезд прибудет к вам 25 апреля. Гость с виду грузин, в чёрном костюме, в шляпе.
    - Таких пассажиров в этом направлении много, каждый двадцатый грузин.
    - Но в шляпе только каждый пятидесятый. С усами и бакенбардами только каждый сотый пассажир. А если присмотришься, то заметишь ниже правого уха на шее бородавка. Это, я скажу тебе, один из тысячи. Волосы с проседью. Сам вышесреднего роста. Стройный мужчина, выглядит молодцевато. На пальце  левой  ладони дорогой перстень. Если эти признаки ты запомнил, то он будет только один.
    - Это уже кое-что! Спасибо, до свидания.
Василий тут же вызвал Николая и, после ответа, попросил:
    - Коль, подработал денег? Купи в культтоварах парочку дисков под наш магнитофон, с песнями на грузинском языке.
    - Сделаю, - только и ответил Николай. А вечером, когда встретил Василия,  включил грузинскую песню, и спросил:
    - Куда едем, и зачем такая музыка?
    - Едем сейчас на Украинскую границу, остановимся на русской таможне, кое-что надо пронюхать. А в частности узнать, как банды переправляют большие и мелкие партии оружия. И какие существуют средства обнаружения оружия и как её прячут. А музыка потребовалась для встречи гостя из Сибирска, который едет на консультацию в Техотдел. Он грузин и его желательно встретить с музыкой, как «вочень» нужного гостя. Будет 25 апреля.
    - Как земляки говорят: - «Долго-ль голому собраться, только подпоясаться». С путь дорогу и с музыкой!
Они заехали на заправку. Залили полный бак бензину и тронулись в путь. Музыка отвлекала от сна. Не зря купили, бодрая музыка. А когда Николай притомлялся, Василий садился за руль и они продолжали движение. Дороги здесь были на порядок лучше, чем наши сибирские. Особенно они отличались не только количеством хороших дорог, но и качеством твёрдых покрытий. Да не зря говорят: - «европейское качество». Их пропускная возможность была намного выше наших. Первое время движения много машин их обгоняли, даже и грузовые.  Даже подавали иногда звуковые сигналы: предупреждали, вроде упрекая, - «Ну, что, вы, тянетесь». Пришлось перестраиваться и скорость увеличивать. И при ста километрах их всё же обгоняли, пришлось идти под сто двадцать и сто пятьдесят. Больше они ездить не привыкли и не могли. Приходилось учиться заново. Новое место, новые дорожные условия, и ни каких ограничительных знаков на дорогах, принуждали вписываться в местные требования.
За сутки они подъехали к первому таможенному посту и остановились на площадке и оба легли спать. Разбудили их стуком в окно. Гражданин поманил пальцем, чтобы открыли дверь, а потом и спросил:
    - Таксисты? Мне нужно в деревню доехать и обратно вернуться. Можно так?
    - Всегда, пожалуйста. Вас сколько? Тот ответил:
    - Да нас трое, только у вас одно место, вроде занято.
Василий вышел из машины, потянулся и пригласил пассажиров. Те сразу заполнили машину, и Николай выехал с площадки, и направился по маршруту, указанному пассажирами. А Василий стал осматриваться. Здесь всё уже зеленело, и щебетали южные птицы. Всё кругом цвело и радовало глаз. Рядом с площадкой находилось «Кофе» и Василий прошёл внутрь. Умылся и осмотрелся по залу. Столики были все заняты, кроме одного в дальнем тёмном углу, где сидел один мужчина. Василий подошёл к нему и спросил:
    - У вас свободно?  Можно присесть? 
Тот согласно кивнул головой, и продолжал кушать. Иногда прислонял стакан к полу пиджака, наливал немного водки и прятал бутылку под полу. Потом выпивал и продолжал кушать. А когда Василию принесли заказ, и он стал кушать, как сосед посмотрел на него и тихо спросил:
    - Ну, шо, не «трахнешь» малость?
Василий поднял ладонь левой руки, призывая к терпению. Покушав суп, сказал:
    - Я ваш гость, мне мы нужно угостить хозяина, что ж я на «халяву» буду?   
    - Гостей положено угощать, - настаивал мужчина.  – Опрастывай стакан. Давай плесну, погрей душу.
     - С утра, вроде путные люди не пьют? С чего бы это?      
 Василий помнил до сих пор наставление бывшего второго секретаря  райкома, Опарина Александра Ивановича - «Не пренебрегайте  мнением и информацией пьяного человека, ибо тот в пьяном виде тебе постарается открыть свою душу. И ты услышишь такие новости, каких тебе никто и никогда в трезвом виде не скажет». Тот много чего ещё говорил и поучал, и делился опытом своей работы, но эту идею Василий помнит до сих пор. И это была не столь идея политическая, сколь идея человеческая. Человеческая ценность.
    - Ладно, наливай, за знакомство. Но только при одном условии. Что вечером вот здесь буду я угощать. Согласен?
        - Меня зовут Василием, а вас как? – спросил  хозяина стола.
Тот поднял удивлённо глаза и с удовольствием ответил:
    - Так мы ж с тобою тёски, я як и ты Василь!
Они пожали друг другу руки, и местный Василий налил полстакана водки гостю и, моргнув, подбадривая, пригласил:
     - Ну, за знакомство.
После завтрака мужики вышли из помещения и прошли к скамейке возле аллеи, присели. Хозяин достал сигареты закурил, предложил гостю, но тот отрицательно помахал головой, отказался. Стали разговаривать. Но разговор не клеился. Василий чувствовал, что «хозяину» хочется высказаться и открыть свою душу, и всё что в ней накопилось, но не хватало той части смелости, при которой и «море по колено, а океан по щиколки». Поэтому гость решил пойти на крайний шаг в своём знакомстве и приобретение нужной информации. Он обратился к хозяину:
    - Ну, что, брат Василий, что-то у нас разговор не клеится, хотя ты довольно интересный и информированный человек. Рассказал бы про местные обычаи и привычки людей. Мне бы, чтоб про человечность больше.
    - Какая тут к шуту человечность.  Я вот двадцать лет на таможне проработал.  И вот скоро на пенсию идти, а мне стажу не хватает, а они меня «вытурили».
    - Подожди, тёска, я тебя, что-то не пойму. Как можно уволить человека за столько лет работы.  Ты где и кем работал? Может в суд обратиться нужно?
    - Обращался я, да никто за старика не заступается.
    - Подожди, я что-то не понимаю тебя. Ты посиди тут, я бутылёк добуду, потом и поговорим, - заверил гость и направился в ларёк. Вскоре вернулся. А хозяин провёл его за мусорные контейнеры и предупредил:
     - Там полицаи гоняют. Давай тут посидим. У меня тут лавочка имеется.
Они выпили. Разговор пошёл веселее и откровеннее. Гость узнал, что хозяин работал долгие годы на таможне. Как они тщательно проверяли грузоперевозки, как ликвидировали незаконно перевозимые грузы, как к нам в Россию, так и на Украину. Оказалось, что сегодня таможня оборудована совершенной контрольной аппаратурой. Что может различить любую деталь, и даже иголку. Много приходилось конфисковывать наркотиков, оружия, взрывчатки, не числящихся предметов из ширпотреба. Сначала намекали нам большие деньги за пропуск. Мы не соглашались. Со временем аппетит разыгрался. И некоторые сотрудники таможенного поста соблазнились. Нажили хороший капитал и уволились, пока их не разоблачили и не отобрали взятки. Потом сотрудники между собой договорились, чтобы на всех подозрений не было: решили организовать одно «окно». Все посты вскрывали нарушения и арестовывали товар, а на одном посту можно было договориться. Взятки делили меж собой,  чтобы молчали.
    - А были случаи,  чтобы провезли оружие незамеченным?
    - Для этого нужно знать достижение военных технических специалистов. Там постоянно идёт развитие и совершенствование  технического прогресса. Не то, что на гражданке. Широкую огласку получило достижение американских истребителей с граненой поверхностью корпуса. Когда он попадает в поле зрения спутниковых локаторов, то отражение не возвращается на эту установку, а падает на землю далеко расположенную от этого места. Ну, наши расставили локаторы на всей территории  Союза и стали перехватывать этих шпионов. А при перевозке через границу на таможне всё просвечивается рентгеновскими установками и всё обнаруживается.  Но, тут тоже пошли на свои уловки. Стали оружие заворачивать в фольгу. В обыкновенную простую фольгу. Её состав позволяет высвечивать на экране простой блеск как будто от металлического предмета, но через себя лучи не пропускает и потому оружие не просматривается.  Сейчас возможно изобретены и новые установки, и оружие просматривается, но это на оживлённых трассах. А внутри страны   пользуются до сих пор фольгой для переброски небольших партий оружия.
    - Так и куда вы теперь будете устраиваться? До пенсии-то нужно доработать. Как у нас Толмачёв Николай Семёнович говорил: - «Будут ли давать пенсию, неизвестно, но её заработать надо. Если не заработаешь, то и надеяться будет не на что».
    - Не знаю куда. Много мест прошёл везде отказывают. В молодых, да в непорочных и то копаются, выбирают.  А нас стариков и не слушают даже. Стоит, раз промахнуться и считай, всё пропало.
    - А ты не запомнил на таможне это «свободное окно»?
    - Да это можно и узнать. Да, что от того толку.
    - Да, нет, толк есть. Если  приметишь, кто выехал из того окна,  так ты того останови и пошантажируй его. Давай, мол, денежку, а то натравлю полицейского. Смотришь, кто и отзовётся, или трусливее тебя объявится.
    - Трусливые сюда не ездят. Я ему шантаж, а он мне пулю в лоб. Вот и вся денежка. А жить – то пока хочется.
    - А может, мы с тобой договоримся. Ты мне информацию, а я тебе денежку?
    - А ты, что всё время здесь сидеть будешь?
    - Нет, не буду сидеть. Под лежачий камень вода не побежит. Работать надо. Если узнаешь такую машину с оружием, то позвони вот по этому номеру. Ну не говори,  что вот такая машина оружие везёт в мою сторону. Ну, например, скажешь: - «Встречай огурцы на фуре 968 ККМ». И мне будет понятно. Деньги я тебе перешлю почтой. Давай твой адрес.
Они обменялись адресами, и Василий покинул хозяина,  ушёл на стоянку таксистов. Здесь встретил Николая и рассказал ему о своём знакомстве. Николай обрадовался такой удаче относительно фольги и местного Василия, но тут же заметил:
    - Это очень здорово, но боюсь, как бы это не запахло «туфтой». 
Василий неопределённо покачал головой и пожал плечами, и только потом добавил:
    - Если это и «туфта», то нам она вреда не принесёт. А вот Кармена Гелоповича встречать уже пора. Поехали на вокзал. Ты приметы его запомнил?
    - Запомнил, а дальше, что? Мы его, что насильно в машину тащить будем?
    - Насильно не будем, а вот настойчивость проявить требуется. Ты как увидишь меня идущим рядом с грузином, так подъезжай ближе к нам, и приглашай в машину, и я его буду приглашать. Да ты музыку заранее включи, вот он и сядет к нам.
  Такой приём Василию удался. И когда он спускался по ступенькам схода с грузином, держащим в правой руке средней величины чемодан, к ним вплотную подъехал Николай и широко открыл дверь машины, пригласил:
    - Ребята, давайте ко мне, а то друзья уж по третьему разу отвезли, а мне всё не достаётся, садитесь, пожалуйста.         
Грузин приподнял край шляпы на голове, прислушался к грузинской песне и заулыбался. Василий жестом пригласил в машину и сам сел с ним рядом на заднее сиденье.
    - И так, дорогой человек, куда прикажете вас отвезти? Это мы быстренько уладим, да ещё и с песней. Так у нас в России делается!
    - Мне на первую базу чермета, знаете такую? – отозвался грузин на ломаном русском языке с грузинским акцентом.
   - Мы всё знаем, мы всё можем, мы больше можем, чем знаем, - забалагурил Николай, и прибавил громкость песни. Грузин зацокал языком, выражая удовлетворение таким обхождением таксиста. И вскоре они были на базе. Василий первым вышел из машины и навязался сопроводить грузина в техотдел базы № 1. Охранник хотел задержать грузина в дверях, но тут же появился начальник техотдела и, приветствуя гостя, повёл его внутрь цеха. Василий шёл сзади и боялся, как бы его не вернули. Но его заметили, тогда, когда они уже прошли по цеху и остановились возле большого количества пакетов из прессованной  легированной стальной стружки. Едва Василий успел разглядеть, что пакеты, оказывается, были пустотелыми, как ящики с толстыми боками, его тут же заметили, и выпроводили за дверь проходной.
     -Ты знаешь, что я там увидел, Николай? – интригующе спросил Василий.
     - Ну, так, и что же?
    -  Из стружки прессуют пустотелые пакеты. Зачем бы так, как ты думаешь?
    - Я думаю, так же как и ты. В этих пакетах будут складывать запрещённый товар, и перевозить скрыто в нужное место, под видом прессованных тюков. Вот и вся сказка. А я хотел бы тебя порадовать. Я отвозил одного пассажира, разговорился с ним. Он мне открылся, что на таможне заменили контрольно-пропускное оборудование. Были маленькие рентгеновские приборы, а теперь поставили большие стационарные установки, и проверяют сразу всю машину снизу до верху, с одного конца до другого.
    - Это, конечно, хорошо, но нам-то это зачем?
    - А затем, что он мне предложил купить стационарный контрольный прибор, который они ликвидировали с таможни и решили по себе растащить.
    - И ты его не купил, скажешь, что денег не хватило?
    - Денег хватило, и я купил, установил в бардачок и твоего грузина просветил, и особенно меня заинтересовал его чемодан.   
    - И, что ты увидел? Поди экран заблестел, и больше ничего не различил?
    - А ты, что видел мой экран?
    - Экран не видел и не знал о твоём приборе. Но если экран у прибора блестит и больше ничего нельзя различить, то там, в чемодане находилась фольга. Это я тоже от таможника узнал.
    - Ты, что хочешь сказать, что в пустотелых пакетах будут перевозить фольгу. Её и так можно перевезти, тогда зачем пустотелые пакеты из стружки.
     - Николай, милый то мой человек. Ты «исный» Шерлок Холмс. Я могу к твоей логике добавить, что в эти пакеты сложат оружие и обернут её в фольгу.
    - А теперь, что?
    - Нужно проследить, на чём повезут эти пакеты и куда? Было бы хорошо, если бы в нашу сторону.
     - А больше некуда, коль грузин от нас приехал. Он и сопровождать будет. Теперь нужно проследить, когда эти пакеты станут вывозить с этой базы.
    - А для этого я установлю камеру видеонаблюдения. Уедем с этой территории и понаблюдаем.
    - А потом, что? Будем сопровождать эту машину до дома, а там арестуем? – осведомился Николай.
Василий вышел из машины, прошёлся по территории и прикрепил к ограде камеру наблюдения, направив её в ворота навеса. Вернулся к Николаю, и они уехали с территории, и стали наблюдать за воротами через камеру наблюдения. Василий вызвал по сотовому телефону Плешкова и представился:
    - Здравствуйте, это  мы с Николаем. Встретили грузина, всё идёт по плану. Примерно 5-го будем дома. Что делать с оружием, если обнаружим? Арестовывать, конфисковывать, и отдавать под суд, или как?
    - Твои парни обнаружили поезд идущий с востока, там тоже много оружия идёт в нашу сторону. Остальные парни заняты встречей освобождённых тюремщиков. Есть подозрение, что собирается большая компания террористов и ждут это оружие. Если мы прозеваем, в чём-то, то заваруха будет большая. За это ни мне, ни вам мэр спасибо не скажет.
    - Их, что меж собой стравить? Или вы, что хотите, что нужно, чтобы получилось?
    - Мне нужно, чтобы они все себя обнаружили, ну, там, чтобы вышли с оружием в руках, а оно, чтобы не сработало. И мы, чтобы взяли их с поличным.
    - Ладно, я свяжусь с Санькой-слесарем в деревне он живёт, посоветуюсь и вечером вам позвоню.
     - Хорошо, так я буду ждать от вас звонка.
После разговора с Плешковым, Василий вызвал Саньку-слесаря и спросил:
    - Сань, привет. У меня несколько вопросов.  Первое в пустых прессованных из стружки пакетах, хранится оружие. Как определить, в каком пакете оно находится?
    - Если в пакетах находится оружие, значит пакет пустотелый. А если так, то у такого пакета должна быть крышка. Крышку можно прикрутить болтами. Или поставить магниты между корпусом и крышкой. В этом случае эти крышки будут примагничивать металлические предметы. Возьмите кусок проволоки и приставляйте к каждому пакету, и там где магнитная крышка, там эту проволоку будет притягивать. Но открыть её будет сложно. Нужно приспособление. Это простое дугообразное приспособление и храниться она будет вместе с пакетами, в этом же транспортном средстве. Вы, если найдёте, в ней разберётесь. Тут отец спрашивает, что там у вас ещё?
    - Как сделать, чтобы патроны не стреляли?
    - Их нужно кипятить в воде не менее часа.
    - А если патроны заменят, тогда, что?
    - В стволы налейте серной кислоты грамм по пятьдесят.
    - И всё?
    - Да, но сделать это надо очень тщательно, чтобы было незаметно.
    - Спасибо, до свиданья.
Василий отключил сотовый и посмотрел на Николая. Покачал головой и проговорил:
    - Вот тебе и деревня! Вот вам и «левша». Но ковать-то блох придётся нам самим.
  В ночь, на первое мая фура с пакетами подъезжала к железнодорожному мосту в Сибирске. Следом ехали Василий с Николаем. Навстречу приехала подмога, свои ребята. А, не доезжая одного километра до моста, милицейский наряд остановил эту «фуру». Всё было оговорено, что и как делать. Милиционеры проверили документы у шофёра и сопровождающего грузина. Проверили паспорта и объявили, что прописка просрочена и неверно оформлена и потому требуется последовать в город для сверки в паспортном отделении милиции. Грузовую платформу согнали с дороги и оставили под надзором сотрудника ДПС.
    И тут началась проверка всех пакетов переносным прибором рентгеновской установки. Оказалось, что предположение Саньки-слесаря о магнитных крышках подтвердились, но некоторые пакеты были с привинченными крышками – там обнаружили патроны. Их ссыпали во фляги, залили водой и стали нагревать до кипения, а потом сложили в те же пакеты, и строго в таком же количестве. Таких пакетов с патронами насчитали в количестве десяти штук. Пакетов с автоматами набралось пятьдесят штук. Василий сам лично осматривал каждый пакет: как и поскольку штук было уложено в каждом пакете. Он сам заливал в стволы их серную кислоту и складывал на место. Прокипяченные патроны также были упакованы, как и были упакованы на месте отправки. Самое главное здесь нужно было всё сделать, так как и было до вскрытия. Ибо любое подозрение может сорвать всю операцию. Только профессионализм мог дать надёжный результат; сотрудники команды Василия старались. После проверки все пакеты уложили также как они и лежали до вскрытия. Василий проходил вдоль кузова несколько раз и внимательно контролировал упаковку и складирование пакетов прессованной стружки. Это и спасло им жизнь в последствии.
    Вечером Василий осмотрел ещё раз внешний вид пакетов и позвонил Плешкову:
    - Отпускай грузина с шофёром «фуры», обезвредили…
Вскоре хозяев привезли и они, осмотрев внешний вид своей машины, тут же поехали в город. Но после переезда моста их остановил Хорланов с Снегирёвым и, придавая голосу серьёзность и хитрый намёк, сделали попытку проверить груз в грузовике. Но грузин сильно завозмущался и грозился пожаловаться начальству. Шофёр легонько толкнул того в бок и изобразил пальцами пересчёт денег. Грузин вынул пачку и подал шофёру, чтоб тот откупился от сотрудников. Хорланов деньги взял и пропустил машину в город. И эта манера принесла не столь материальную выгоду сотрудникам, сколь уверенность грузину. Что теперь можно быть спокойным. И их пропустят, и больше проверять не станут. И действительно их никто не остановил до самого литейного цеха. Там пакеты разгрузили, и грузовик вернулся в Ижевск.
    Теперь предстояло выяснить и увидеть самих террористов. Единственный и вероятный контингент этой группировки являлись отпущенные досрочно из тюрьмы преступники. На месте их встретят местные криминалисты, которым сотрудники не дают покоя. Особую злость через силу сдерживают те, кто находится в розыске, которым прощение не светит. На полную победу они не рассчитывали, но вылить своё негодование и отомстить правоохранительным органам они были готовы. Тут нужен был призыв, сигнал и команда к атаке. Они надеялись на успех, пусть и кратковременный, но злость, что переполнило их нутро, должно было вылиться, иначе душа не вынесет и может разорваться. Надежду питало то, что в их группировках находились люди прошедшие многие круги ада, испытанные нуждой, голодом, гонением, презрением окружающих людей, и привыкших к постоянной опасности, и поэтому сделало их закалёнными и выносливыми, как истинные звери. Им нельзя ошибаться, и быть слабее милиционеров, и тем более, глупее их. Они все отлично помнили классическое изречение: - « Сильный давит слабого, умный давит сильного, власть давит всех». И в криминальном мире это так остро все ощущали и старались поставить себя в одну из этих ячеек авторитетов, и поэтому постоянно себя готовили и физически и морально, и содержали тело и душу свою в надлежащем состоянии. Слабому тут выговор не объявляли: тут нянчиться и воспитывать тебя некому и некогда. Учись сам и не будь тюхой, в любой обстановке – лови момент. Здесь слабое руководство не держится. Её заменяют. Заменяют от самого низа до самого верха, вплоть до государственной системы. Слабую государственную власть завсегда сменят при помощи бунта, революции или перестройки. На смену культурному и воспитанному правительству приходили тюремщики, потом воры и рецидивисты, экономические авторитеты. Где часто меняется власть и конституция, там постоянно не меняется только нищета масс. А нищими, как и голодными, управлять легче, они послушнее.
    Мучимый такими мыслями, Василий собрал своих ребят и решил высказать им свои сомнения и противоречивые мнения:
    - И так, что мы имеем на сегодняшний день? Мы обнаружили несколько партий оружия, но я, больше чем уверен, это не всё. И поэтому нужно работать на опережение. Мы понимаем, что нами тоже интересуются, и постараются в нас внедриться из того мира. Поэтому и нам нужно это сделать. Некоторые органы этим занимаются. А нам нужно вести себя очень и очень аккуратно. Чем сложней обстановка, тем выше требование должно быть у нас к себе. Что вы думаете, как нам организовать свою работу в проведении юбилейного торжества?
    - Нам, что рукопашный бой организовывать на площади перед трибуной? – начал разговор Антонов Семён, - это  сколько же смеху мы натворим перед всем народом, и особенно стыдно будет перед ветеранами. - «Вот это, - скажут, - дожили».
    - А, что с грузина ещё раз «взятку» потребовать? – пошутил Хорланов.
    - Это очень хорошая мысль! – похвалил его Василий, - но это не сейчас, это позднее будем делать.
    - А, что тут голову ломать? Окружить литейный цех, и как прибудут террористы за оружием, там их и с поличным и взять. А это расстрел. И вся песня, - дополнил Снегирёв.
    - Можно бы и так, но мы так убьём лишь одного зайца. А мне хотелось бы ликвидировать всю цепочку идущую с Ижевского завода до литейного цеха, - дополнил Василий.
    - И в чём проблема? Мы это в состоянии сами сделать. Арестуем всех и торжества не сорвём, - откликнулся Николай.
    - Я бы не хотел мордобоем заниматься. Если у них силы много, пусть между собой перегрызутся, а мы со стороны посмотрим, и проследим, и при необходимости, всех вовлечем в эту потасовку. Пусть они сами себя перебьют. Судьям и следователям меньше работы будет, - высказал свою главную идею Василий.
    - Ну, тогда, что же ты тянешь резину? Высказывайся до конца, - с ноткой недовольства отозвался Пустовалов.
    - Ум хорошо, а два ещё лучше, - ответил Василий.
    - Один ум хорошо, а два лучше, но три ещё хуже, - не сдавался Пустовалов.
    - Ну, коль так, то, что я могу предложить. Завтра утром мы пятеро сотрудников идём в литейный цех. В последний момент перед получением оружия террористами, мы им кинем информацию, что оружие бракованное. Они проверят и кинутся на грузина с претензией. Сообщат об этом экономическим спонсорам, они прибудут туда, будут выяснять ситуацию. Потерять несколько миллионов долларов за бракованное оружие они себе не позволят. Они связаны с националистической молодёжной партией, от которой зависит результаты выборов во власть в конце этого года. Эти спонсоры в числе  кандидатов во власть. Я постараюсь с ними провести разъяснительную беседу, и до начала митинга увезти их из города и увезти их на базу №1 и на оружейный завод в Ижевске. Они там сами проведут расследование, постараются выжать спонсорские денежки с недобросовестных поставщиков, и тем самым уменьшить количество криминальных элементов. Ибо спор за такую сумму без кулаков не обойдётся.
Хорланов и Снегирёв пойдёте со мной, за очередной взяткой с грузина. Каким образом, вы придумаете по ходу дела. Ну и пятым приглашаю Потапова Алексея. Остальные займитесь дальневосточным вариантом. Вы с ним занимались и доведите дело до конца. Возможны некоторые отклонения. Но в драку самим не желательно ввязываться, кроме допросного приёма на сиденье. Если какие технические недоразумения появятся, позвоните Саньке- слесарю с отцом.  А теперь, если вопросов нет, пошлите готовиться к дипломатической работе. Всё, до свидания!
    А когда уже все вышли на улицу и пошли садиться в свои машины, у Василия зазвонил сотовый. Говорил Плешков:
    - Василий, добрый вечер, как дела, что надумал делать?
    - Пока всё по плану, нормально. А, что делать, могу ответить, что мы судебных дел не заводим.
    - А шпагат-то взяли? – с подначкой переспросил Плешков.
    - Нет, он через два месяца потребуется в колхозе. Ладно, до свидания, если потребуется помощь я позвоню.
    Группа Василия сразу направилась на номерной завод. Охрана завода была на месте. Василий вызвал на работу начальника охраны, пояснил цель своего прибытия, согласовали свои действия. В полночь к заводу подъехал автобус с пассажирами. Потом подошли две иномарки, из одной  вышел известный в бизнес-кругах Ослов Василий Ильич, из второй вышла Попкина Зинаида Алексеевна с личной охраной. Она прошла в проходную и вызвала по телефону грузина Дзюакашвили. Тот прибыл и предъявил пропуск на проходную на всех гостей. Хорланов, проверяя путевой лист у шофёра автобуса, шепнул ему:
    -  Передай буржуям, что оружие бракованное.
Тот только пожал плечами и, ничего не ответив, мотнул головой.
Василий с начальником охраны включили компьютерную систему и подключились к видеокамерам литейного цеха. На мониторе чётко вырисовалось лицо  Попкиной, которая разговаривала по сотовому с шофёром автобуса. Тот говорил: - «Зинаида Алексеевна, мне на проходной один шепнул на ухо, что оружие браковано. Передайте Василию Ильичу, пусть сам испытает. А то, как бы конфуз не вышел».  «А кто тебе сказал»? « Охранник на проходной».  «Иди, приведи его сюда».  «Сейчас».
Она положила телефон в карман и стала разговаривать с Ословым. Подозвала к себе Дзюакашвили и стала жестикулировать руками перед его лицом. Тут же стали вскрывать пакеты и вынимать автоматы и заряжать их. Начали стрелять в противоположную стену, но пули падали под ноги, некоторые застревали в стволах.
    - Да, сейчас всё будет зависеть от поведения и разговора Хорланова, - с беспокойством произнёс Василий, обращаясь к начальнику охраны. – Если сыграет достойно и грамотно свою роль, всё пойдёт по плану. А если заметят в его словах подвох, то ему там конец: мы не спасём его, и нам достанется на орехи.
   Хорланов появился и встал лицом к видеокамере. К нему первым подошёл грузин и воскликнул:
    - Да, это же знакомый мужик! Ты, как тут оказался? Ты, что в охране работаешь? Ты же во въезде в город с меня кусок отстегнул. Я же твою «фотку» запомнил.  А здесь опять ты. Откуда ты знаешь, что тут брак привезли.
    - С таможни брякнули. Ты думаешь, что только у тебя всё под колпаком и такие деньжищи одному тебе должны пойти и мне бы надо, хоть немного. Сейчас мы комсомольскими билетами не хвастаемся. И значки не носим. Всем деньги требуются.
     Подошли Ослов и Попкина: стали выпытывать у Хорланова  кто он такой и откуда у него такая информация.
     - Я к вам пришёл за дельным разговором, я же не в отдел кадров пришёл, чтобы рассказывать вам свою биографию.  Если нужна помощь, могу быть полезным. 
    - А почему вы не известили нас раньше? Ты когда сам об этом узнал? – допытывалась Попкина.
    - По чём купил за столь и продаю. Мне сообщили, что стволы прошли через «халтурное» окно на таможне, и поехали на «фуре» в Сибирск. Я вас встретил, и вы мне отстегнули кусок. Я поделился с информатором деньгами. И всё. А мне ни чего больше было и не надо. А вчера он мне сообщил, то, что я шофёру вашему и сказал. И за это мне причитается. А если и в дальнейшем вам потребуется помощь, я готов, но не по комсомольскому поручению. Любая работа стоит денег.
    - Тебя, падлу, надо на куски порезать и по дороге разбросать, - заругался Кармен.
    - Меня разбросаете.  Но тогда плакали ваши миллионы. И ваше присутствие здесь не останется незамеченным. Вами после праздников могут заинтересоваться некоторые органы. У вас, что все кругом братья родные. Вот один был надёжным грузин и тот подкачал. Надо было на месте приёмки их проверить. А теперь какие могут быть к тем дядям и тётям претензии. Как говорят: золотые украшения ни обмену, ни возврату не подлежат.
    - И, что ты шельма, можешь нам предложить? – хватаясь за грудки Хорланова, прорычал Ослов.
    - Смотря, сколько дадите. За кусок соглашусь. Мы составим совместный план и возвращаемся сначала к Амухрату Саакишвили в техотдел №1, потом на таможню. И потом уж на завод в Ижевск. Но там деньги ваши никто добровольно не вернёт. Их нужно будет или брать силой, или чтобы произвели обмен бракованного оружия на качественное. А этот брак надо вернуть им назад для наглядного доказательства. Смотря на кого нарвёшься. Они могут вернуть деньги, но могут и не вернуть добровольно.  Или оружие могут заменить, но могут и отказать. Если нас будет меньше, и мы будем, значит слабее, то слабым ничего не причитается. А если нас будет много, и мы будем их сильней: мы и выиграем.
    - И сколько же нужно набирать бойцов? – осведомилась Зинаида.
    - Вот здесь и в техотделе №1 потребуется не более 25 человек. А на таможню и на завод потребуется не менее 200 человек. Но набирать надо таких, чтобы они могли и пить и бить.
     - И теперь, что делать? – скромно произнёс грузин.
    - Вы организуете погрузку этого оружия в автобус и отвезёте на станцию, и вы лично с ним прибудете туда, где вы его брали. И сейчас же быстрее покидайте завод. Пока нас тут не накрыли. А тот, кто имеет больше денег и большую власть организуйте сбор путных мужиков и тоже на станцию. А если госпожа не побрезгует мной, то мы с ней поедем на станцию и организуем там пару пассажирских вагонов, и она оплатит их до Ижевска. Если вы разрешите, для облегчения задачи, я взял бы с собой ещё человека четыре. Не станут же господа бегать в поисках и организации питья и еды.
    - Я согласна на такой план, только, чтобы вы были без оружия, - резко отрезала Попкина.
Хорланов, как бы поправляя чуб на голове, помахал ладонью перед собой, давая знак Василию, что пора с завода уходить и быть на вокзале, как и договаривались заранее. Василий не мог ему ответить.  Но тут же стал собираться и оповестил ребят, чтобы подходили к проходной завода.
     В десять часов утра, когда делегации и представители организаций шли на главную площадь города для проведения юбилейного торжества Победы, группа террористов отбыла от города.
    На базу переработки металлолома отправились Василий, Хорланов, и Николай, с собой взяли грузина и Ослова. В техотделе Амухрат Саакишвили сдался сразу. Он вернул деньги, что ему причитались, за переправку оружия, но вины своей не признал: - «Не мог же я тут устраивать полигон по проверки оружия, что получил, то и передал. С завода надо спрашивать». Но его вместе с подручными, которые знали об оружии, взяли с собой до таможни. На таможне было сложнее. Те сами сильно возмутились таким оборотом дела: - «Мы помогли вам, а вы ещё и недовольны». Но всю смену, что пропускала это оружие, забрали с собой до завода. На заводе их сразу не приняли. Тогда Василий велел все прибывших «бойцов» выстроить у проходной, а уж потом пригласил заместителя директора завода по реализации и показал на эту силу. И предъявил свои условия, или завод варачивает деньги или отпускает ещё одну партию оружия, на эту сумму. В противном случае завод будет разгромлен и разграблен. Мало того, пойдёт позорная молва о незаконной торговле оружием. Узнал об этих условиях сам директор и тут же велел тихо отпустить клиентов.
    Пока шла проверка и отгрузка оружия за территорию завода, Василий с Николаем съездили на речной вокзал и, при содействии местных органов, подобрали паром с буксиром. Завезли столы и диваны, много еды и водки. Соорудили навесы, установили музыку, много было кассет с грузинскими песнями и много тюремных песен.
    И уже к вечеру все были в сборе, и, погрузив, и закрыв оружие от посторонних глаз, расселись за столы, стали пить, петь и слушать музыку. Василий велел своим сотрудником уйти на буксир, а сам тем временем подошёл к хозяевам и пригласил их с собой:
    -  Ну, что господа, довольны операцией? Думаю, что довольны. Расчёт произведёте  по прибытию домой.  Вы знакомы с этой компанией, что сидит с вами? Думаю, что знакомы. Но вы их не знаете, что у них в мыслях появится, когда они будут пьяные. Мы их ни удержать, ни уговорить не сможем. Особенно я боюсь за госпожу.  Да они и мужиками  не побрезгуют.
    - И что нам теперь делать? – осведомилась Попкина.
    - Нужно по одному перейти на буксир и сразу тронуться с места. Иначе будет поздно.
    - Зачем нам идти на буксир, у нас есть свои машины, они сегодня прибыли и сейчас звонили, как нас найти. Вам нужно вернуться в город и пригнать их сюда, - порекомендовал Ослов. Василий задумался, посмотрел на Николая вопросительным взглядом. Тот понял задумку Василия и добавил свою мысль и согласно кивнул головой, а потом добавил:
    - Ваши «япошки» сюда не пройдут. Я вызову свою машину и перевезу вас в город, а там вы встретитесь со своими машинами. И можете отбывать домой.
    - А как же оружие? Кто за это ответит? – осведомился Ослов.
    - Оружие довезут ваши «бойцы». Если в пьяном виде не перестреляют сами себя. Но вы это предотвратить не сможете: ни уговорить, ни упросить не в силах, а только они вас используют как сексуальных кукол извращёнными методами; вы, я думаю, в курсе дела, что это такое, я вас предупреждал. В любом деле, связанным с большими деньгами, есть немалый риск, поэтому и вы должны рискнуть оружием, но не сами собой. Вы обои, господа, это понимаете? Или не понимаете? Вам, что обязательно самим нужно наступить на грабли?
    - Да, я с этим могу согласиться, - дополнил Ослов.
В это время подошёл один из зэков и обратился к Попковой:
    - Госпожа, тут недоразумение получилось. Нас вот двадцать человек набралось, которые водку не употребляем, нам бы пива надо. Вы бы организовали.
    - Это мы сей момент, организуем, - ответил Василий.  - Вам сколько ящиков привести? 
    - Нам хватит на ночь и пяти ящиков, - дополнил зэк.
Василий отошёл от господ и подошёл к Николаю. Пошептал на ухо:
    - Возьмёшь госпожу и двух сотрудников, дорогой переговоришь с ней через белый рычаг. Узнаешь, что она знает об организациях причастных к террористам и кое-что ещё. Привезёшь пиво,  Потом заберёшь меня и второго господина, а с ним я сам поговорю. Скажешь Хорланову и Потапову, чтобы господские машины снабдили начинкой. Давай спеши, а то вечереет уже.
Николай уехал и увёз госпожу и двоих ребят. Госпожу посадили в «царское» кресло.
    - Ну, что Зинаида Алексеевна, вы догадываетесь, кто мы такие? – обратился Николай к госпоже, когда машина отошла от пристани на расстоянии километра.
    - Я говорю, вы делаете, я плачу, вы отвозите пиво на пристань мужикам. Что тут ещё догадываться? Деньги решают всё, - отозвалась госпожа.
    - Сейчас мы сделаем немного иначе. Мы будем спрашивать, и записываем ваши ответы, а вы отвечать, и, желательно, подробнее. Вы слышали у себя в городе  о «Красной банде»?
    - Да слышала. Да нам сейчас она ни к чему. Нам нужно пиво отвезти, а потом оружие переправить в Сибирск.
    - Пиво мы конечно отвезём. Давайте деньги; не пойдёте же вы в магазин, и не будете грузить ящики. Вот так-то и хорошо, - заключил Николай, приняв деньги от госпожи.  – А теперь, всё же я хотел бы узнать, что вы слышали о «Красной банде»? И как вы к ней относитесь?
    - Да слышала. Она прославилась в Айском крае, а сейчас и у нас. Вот как это оружие мы доставим без проблем, так мы этой «банде» рога посбиваем. Есть кому теперь. Если кого в плен возьмём, я сама лично их расстреляю вот этим пистолетом! -  она выхватила из кармана пистолет и приложила к виску Николая. Тот резко дёрнул белый рычаг, и госпожа с волчьим воем подскочила на ноги, даже пистолет выпал из руки. Николай включил  белую кнопку, и госпожа завыла и забормотала проклятия непонятными словами. Николай опустил рычаг и отключил кнопку, спросил:
    - Вы, не нервничайте, госпожа Попкина. Отвечайте на наши вопросы, которые интересуют членов «Красной банды». Есть ли в городе террористические организации, кроме тех, что находятся на плоту?
Госпожа молчала и от напряжения покраснела лицом, отрицательно покачивала головой.  Николай поторопил с ответом:
    - У нас мало времени. Ну-ка живо! – он резко дёрнул белый рычаг и включил белую кнопку. Госпожа завыла, как бешеная волчица в капкане. Николай подольше подержал кнопку включённой. Потом отключил и повторил:
    - Называйте места расположения ваших террористов, их фамилия, имена, отчества. Быстро, а то скоро подъедем к городу. Придётся остановиться. Говори живее.
    - Террористическое движение возглавляет молодёжная  националистическая профашистская организация. Их первичные организации расположены на заводах и фабриках, я курирую южную часть города. Ни их имён, ни количество членов в каждой организации я не знаю. Я имею дело только с их организаторами, которых я субсидирую, и требую отчёт о затратах.
    - Вы богатый человек, у вас солидный бизнес, зачем вам террористы?
    - Сейчас идёт экономическая борьба. И вы понимаете, что я одна не пойду с пистолетом на драку со своим конкурентом. Кроме того, я по своему округу выбираю кандидатуру депутата и выборных членов администраций. Эти молодёжные организации проводят агитационно-массовую работу, и выборы состоятся по моему сценарию. Везде сидят выгодные мне люди. Я во власть не пойду, но руководить ею я не откажусь, ибо это выгодно моему капиталу. Северной частью города и его пригородом руководит Василий Ильич. Я думаю, что за такую информацию вы оставите мне жизнь. Я вам дорого заплачу.
    - После разговора с Ословым мы сравним ваши показания и если вы всё честно рассказали, то тогда и решим, что с вами делать. А теперь называйте имена тех организаторов, с какими вы имеете дело.
Госпожа назвала десять фамилий и наименование заводов и фабрик, где они расположены. Хорланов записывал её показания на диктофон. Он же ей и вернул выроненный пистолет. Но разрядил его и убрал затвор.
    - Где искать ваши машины? – спросил Николай.
    - На стоянке таксистов, - отозвалась госпожа.
    - А ты Хорланов, будь при госпоже неотлучно, да забери у неё сотовый, и прихвати с собой начинку. Если охранник заерепенится, дай им всем «понюхать табачку». А я на завод добегу, уж вечереет. Успеть бы на концерт.
Через час после переговоров с Николаем, директор завода возглавил сам группу по возврату унесённого оружия. Они купили пять ящиков пива, а к их днищам прикрепили взрывные устройства. Пиво повёз Николай, а директор с группой заводской охраны должен был прибыть на пристань по звонку Николая. А сейчас он приехал к мужикам и крикнул:
    - Братаны, кто язвенники, берите пиво.
Те охотно откликнулись и с удовольствием пришли к Николаевой машине и стали носить ящики на паром. После этого окружили их и стали пить вместе с остальными, и не обратили внимания, как Василий с Ословым перешли в машину Николая и отъехали от реки.
   Николай знал уже что спрашивать и стал пытать господина, так же как и госпожу. И после третьего приёма Ослов рассказал больше чем госпожа. Он добавил, что у них имеется связь с членами администраций районов и города, а также с отдельными сотрудниками милиции, особенно были задействованы ответственные за хранение и ношения оружия.
После допроса Василий позвонил по сотовому телефону Хорланову, чтобы он  сопроводил машины господ на берег пристани. Те вскоре приехали, и Ослов пересел в свою машину с Потаповым. А Николай сел в машину к госпоже и спросил:
    - Так, что же это вы Зинаида Алексеевна от меня скрыли такую информацию!
    -  Ничего я не скрыла.  Сказала, что знала.
    - А ваш напарник сказал, что вы скрыли от нас многое.  Называйте фамилию работающих с вами работников милиции и районных администраций, и городской администрации. В каком месте ты их собираешь на свои планёрки. Против кого из этих организаций вы готовите интриги, и кого вы намерены ликвидировать?
  Госпожа призналась и назвала дополнительную информацию. Николай всё это записал, а при выходе из машины положил взрыватель на крышу машины с магнитным креплением. И наказал им, чтобы без разрешения не трогались с места. Вскоре Василий вызвал директора с охраной. Те подъехали, и Василий махнул рукой. Директор нажал на кнопку управления взрывного устройства и на пароме с яркими страшными факелами, прогремели пять взрывов. Директор дал команду, и охранники побежали к парому. Большинство этой террористической группировки и их подельники с литейного цеха, с техотдела №1, с таможни и с завода, что крали и продавали оружие на сторону, были убиты. Охранники осматривали паром, и если замечали раненных террористов – добивали. Через полчаса стрельба прекратилась, и охранники стали переносить ворованное оружие с парома в грузовую машину, на которой они приехали.
   Василий подошёл к директору и проговорил:
    - Мне понравился ваш фейерверк, если не возражаете, то посмотрите мой.
    - Я готов, пожалуйста. И где это?
Василий нажал свою кнопку взрывателя и обе машины с господами взорвались и запылали огромным пламенем.
    - Ничего себе, годится. Хватит, давайте поехали домой. А то зрители соберутся и нам ещё объясняться придётся. Так, что до свиданья и все по домам, - он пожал руку Василию и добавил, - если что будет вам известно про нас, позвони мне на завод. Вот моя карточка с номером.
Они тут же расстались и разъехались, и больше никто не видел и не слышал про то, что тут только что произошло.
      Только один человек это видел, это был капитан буксира. Он взял с собой ручной фонарь и пошёл по палубе парома. Все поломанные столы и диваны, разбитые ящики, расколотую посуду и убитых террористов сталкивал в воду. Вода всё скрыла от посторонних глаз.
    После возвращения в Сибирск, Василий с сотрудниками прибыли к Плешкову с докладом о ликвидации террористов. Но работа на этом не остановилась. Целый месяц пришлось всей группе Василия и всем силовикам города очищать город от нацистских организаций и предателей сидящих под крышей городских властей и в самих органах. На этих подонков завели уголовные дела и передали их в судебные органы.
    Оружие идущее с китайской границы  и спрятанное в угле железнодорожного вагона встречать выехала группа Клёпова. Антонов Семен узнал, что оружие спрятано в заднем вагоне. Было решено сразу оружие не изымать. Нужно было, как ни больше собрать к этому вагону его получателей и тот, кто его сопровождал. Булгаков, Попов и Пустовалов несколько раз, под видом контролёров, проверили пассажиров всего состава. Оказалось, что с начала до Сибирска ехало только десять человек. Из них было три китайца.  В Кемерово  до Сибирска сели сто человек, бывших зэков. Они разместились в трёх купейных вагонах, в которые по согласованию Клёпова с местными органами не продавали билетов. А сзади их вагонов был прицеплён вагон с углём. На одной из пригородной станции поезд остановился, и вагон с углём был отцеплен и отбуксирован на угольную базу. Китаец с напарниками тоже слез и направился на разгрузочную площадку. Сотрудники Клёпова прошли в контору угольной базы, руководитель которой был осведомлён о намерении сотрудников и поэтому он выдал им спецодежду, как и всем рабочим этой базы. Пустовалова посадили в диспетчерский пункт. Булгаков и Попов пошли к машинисту крана по разгрузке угля. Антонова оставили возле проходной ожидать, а потом и встретить группу местных криминальных элементов и группу националистов восточного пригорода Сибирска. Те вскоре приехали на четырёх автобусах. На проходной их задержали и стали проверять документы у шоферов и у пассажиров: тянули время, пока не получат сигнала о входе их на территорию. Но нетерпеливый дядя с наглым взглядом отвёл в сторонку Антонова и прорычал:
    - Тут, что вагон с углём приходил?
    - Да пришёл.  Но там его уже разгружают, и бригадир грузчиков мне строго наказал ни кого пока не запускать. Он там один всеми командует и никому не подчиняется.
    - Он, что приезжий, что ли?
    - Да, говорят, что они прибыли вместе с углём. Да охраняют его, будто там золото, а не уголь. Да там ещё какой-то китаец с напарниками суетится.
    - И сколько же их там есть?
    - Примерно человек сто.
Дядя отошёл от Антонова и, посоветовавшись с товарищами, скомандовал:
    - Идемте все, - и он решительно направился к воротам проходной. Антонов завозмущался:
    - Да, не велено же посторонних пускать. Хозяин не велел.
    - Не порти воздух, салага. Это моя территория, и я тут главный. А не этот приезжий. Уйди от ворот, пока ходить можешь.
В это время послышался свист со стороны площадки и Антонов отошёл в сторону от ворот. Парни ринулись за вожаком. Тот поторопил:
    - Нужно поторопиться, а то стволов не достанется. Приехали, да ещё командуют, нет, чтобы познакомиться, да спроситься. Кто без ствола останется, тот не участник. Отсюда и все выводы, - и эта группа молодых парней поспешили за своим вожаком. Заметив идущую толпу к вагону, Булгаков подошёл к старшему зэку и доложил:
    - Хозяин, мне сообщили с проходной, что какая-то группа без разрешения, как вы приказывали, самовольно прошли ворота и вон спешат сюда. Как бы уголь ваш не отобрали.
    - Ладно, отстань, я сам знаю, что делать. Им, видишь ли, угля потребовалось. Я знаю, какого им угля требуется. Иди от сюда, пока тебе не всыпали угольку.
   Булгаков махнул рукой Попову, и они ушли в диспетчерскую к Пустовалову. Клёпов разговаривал по сотовому телефону с местной милицией:
    - Все собрались. Вагон разгрузили. Главари матерятся. Пришлите подмогу человек двадцать. Окружите угольную площадку с трёх сторон. Мы все собрались на проходной.
    - Мы уже возле площадки и обстановку видим сами.
    - Тогда всё нормально. Только к ним на глаза не выходите.
В какой-то момент послышались крики, некоторые стали махать кулаками. Потом стали стрелять. Через несколько минут стали раздаваться беспрерывные выстрелы. Послышались крики и проклятия раненых. Несколько человек побежали в южную сторону от вагона, но и там раздались несколько выстрелов, некоторых убило. Немногие вернулись в круг, но тут продолжалась стрельба. И несколько человек, которые могли бежать, направились к проходной к стоящим автобусам. Их тут встретила группа Клёпова и остальных расстреляла. Стало тихо. К проходной подошли милиционеры, зашли в диспетчерскую и старший из них заговорил: 
    - Мы раненых прикончили. Теперь нужно бы угольную площадку очистить. Какие у вас предложения на этот счёт?
    - Мы согласимся с вашим предложением.  Вы местные и знаете, куда свалить эту падаль, отозвался Клёпов.
    - Я предлагаю: сложить эти трупы в один автобус, а потом сжечь его. Автобусиста отправить домой вместе с остальными автобусами.
    - Мы поможем сложить трупы.  А остальное вы сделаете без нас.  Нам пора домой. И так уж полмесяца в командировке, да завтра бы охота на демонстрации побывать, и стариков с орденами посмотреть.
    - Тогда пошлите, поможете нам, с остальным мы сами справимся.
За шесть часов трупы сгрузили в автобус. Под оружие и патроны вызвали грузовую машину и, нагрузив её, отправили в отдел. А автобус с трупами вывели из города к берегу реки и подожгли. А когда сгорел автобус вместе с начинкой, они столкнули его с берега в воду. Это было уж по темноте. И никто не заметил и не узнал, кроме докладной о завершённой операции в устной форме Плешкову.
    9 мая юбилейные торжества прошли в обычном мирном режиме, как и полагается у трудолюбивых сотрудников.
   Месяцем позднее из Сибирска вернулся Жак с конкурса баянистов и, придя ко мне, домой, рассказал, что встретил там Булгаковых Ивана Андреевича и Ирину Георгиевну – моих учителей и передал мне от них привет. А их сын Владимир Иванович работает там мэром города. Они посидели за праздничным столом у учителей, и тот рассказал приятную новость о том, что к ним в город приезжал заместитель Нургалиева, который зачитал приказ министерства безопасности о присвоении каждому члену группы Аборнева звания полковника и наградил всех орденами, а Аборневу присвоил звание Героя России.  А после отъезда заместителя из Сибирска, там не оказалось и этих сотрудников.
     Я долго не мог закончить эту повесть о «красной банде», так как не знал где они, и, что с ними. Потом я написал письмо моим учителям и просил узнать через их сына о дальнейшей судьбе моих земляков. Но ни учителя, ни их сын ничего мне сообщить не могли. Писали, что им ничего о них не известно. Они в городе уже не жили. После нового года мне сообщили, что Ирины Георгиевны не стало. Иван Андреевич живёт один, на одной площадке с сыном, за ним ухаживает его внучка, которая мне и написала это скорбное письмо.   
     29 марта этого года все газеты сообщили, что в Москве на станции метро «Лубянка» и «Парк культуры» прогремели взрывы, унесшие жизни 34 человек, ещё 23 человека ранены. Мы не забыли ещё взрывы 6 февраля 2004 года между станциями «Автозаводская» и «Павелецкая» (в результате теракта 41 человек погиб, около 250 – ранены). След ведёт из одного из городов Северного Кавказа, откуда привозят торговцев – «челноков» на московский рынок «Лужники», - рассказал источник «Интерфакса» в правоохранительных органах. Тут же было сообщено, что смертниц опознал водитель автобуса. По его словам, «смертницы» приехали в Москву рано утром 29 марта в сопровождении мужчины-кавказца, рост 180-185 см, плотного телосложения, одетого в тёмно-синюю куртку с белыми вставками. У преступников было три сумки багажа. Таким же способом добирались до Москвы террористы смертники Анзор Ижаев, взорвавший себя 6 февраля 2004 года на перегоне между станциями метро «Автозаводская» и «Павелецкая» Замоскворецкой линии, и Николай Кипкеев, сопровождавший  террористку-смертницу 31 августа 2004 года, которая взорвалась на станции «Рижская». «Руководители терактов стараются посеять ненависть и недоверие между гражданами РФ разных национальностей и разного вероисповедания, уничтожить в зародыше хрупкие начинания по развитию гражданского общества и мирного диалога на Кавказе», - заявила рабочая группа Общественной палаты.
    Через несколько месяцев я узнал через «Интернет» по материалам газет Северного Кавказа, что в Осетии, Чечне, Грузии и приграничных районах с Афганистаном стали появляться необычные случаи. Были обнаружены молодые девушки и парни, и пожилые мужчины, это были слушатели и преподаватели курсов террористов, висевшие на сеновязальном шпагате с покаянными записками, о том, что они признаются в своих грехах в подготовке убийства невинных людей в России.  Я всё думаю, неужели и там не нашлось другого материала для суицида кроме шпагата. Возможно, те злодеи переняли опыт наших извергов, а может и сами до этого додумались, или кто нибудь им со стороны подсказал и надоумил?!  Мне пока неизвестно.
      Если я узнаю, то обязательно напишу ещё одну главу к этой повести.          
            
            02 - 04 – 2010 г. (3: 45).   
                ВОЕННЫЙ  ЗАПЕВАЛА
                **********************
        Солдат верил только в молитву матери
        ++++++++++++++++++++++++++++++
    Семён Иванович Мякшин, старый ветеран Отечественной войны, вспоминает: «Дед мой родом из Воронежской области. При переезде в соловьиху он с сыновьями ничего не имел. Пришлось идти в батраки к старожилу-кержаку. И когда они поехали в первый день косить траву на сено, то запели песни и заиграли на жалейках и камышовых дудочках. Потом хозяин нанял других работников, а деда с сыновьями попросил петь песни, когда работники ехали в поле и обратно. В конце сезона хозяин выдал запевалам по рабочему коню и хлеба по возу. С этого начали жить и работать, строить дома и амбары с завознями, которые во время коллективизации перевезли в колхоз. Развели много скота и хорошо зажили, так как могли и желали хорошо работать».
    «Не раскулачили нас только потому, - продолжает Семён Иванович, - что отец помер через два месяца после моего дня рождения, а у матери нас девять ребятишек на руках. Но все амбары, завозни и весь скот свезли в колхоз, оставили одну корову-кормилицу, той и выжили.
   В армию меня призвали в 1942 году. 15 августа в поле вручили повестку, а к вечеру отправили в Быстрый Исток…».
    Много людей, много судеб прошло перед глазами молодого солдата, солдата-сибиряка, солдата-соловьихинца, много стёрлось в памяти, но… но образ матери стоял в глазах всю войну, и после, и сейчас.
    «Перед выходом из дома мать остановила меня, - вспоминает старый солдат, - я встал, а она сняла из святого угла икону «Николая-чудотворца» и подошла ко мне. Я опустился перед ней на колени, поклонился в ноги. Она поставила икону к моему лицу и проговорила: «Я прощаю всё тебе, сынок, желаю тебе здоровья, и чтобы ты вернулся в этот дом живым и здоровым. В добрый путь, сыночек».
    На площади перед Советом собралось много людей. После короткого митинга и прощания с сельчанами, мы отправились по дороге через гору из села на Петропавловское. На горе я вновь попрощался с матерью, здесь она сняла с себя нательный крестик, наказала никогда его не снимать, и вернуться с ним домой. К утру, мы были в Быстром Истоке.
      Вскоре я попал на станцию Клюквино Красноярского края в снайперский сапёрный учебный полк. В январе в селе Новоугольневка нас сформировали в 1-й моторизированный гвардейский корпус в составе 2-го батальона, где я встретил своих земляков – Григория Дмитриевича Новинкина, Жукова Дмитрия Ивановича и Прасолова Петра.
    18 июля 1943 года левее города Изюм Харьковской области мы форсировали реку Донец и вступили в бой. Я был в качестве стрелка ПТР, после первой атаки остался жив. Немец бомбил нас весь день с воздуха и с суши. 25 июля ещё одна атака, и вновь я жив. 15 августа мне довелось с передовой пройти вглубь линии обороны, и за мной немецкий стрелок открыл прицельный огонь. То недолёт, то перелёт…. Ну, думаю, третий снаряд мой, я делаю бросок и кубарем падаю в окоп, потом осмотрелся, а там земляк Д. И. Жуков; я обрадовался и пообещал при возвращении заглянуть к нему. И вот я вернулся, а окоп разворочен и земляка нет. Солдаты сказали, что когда я отбежал от его окопа, сюда попал снаряд, и Жукова ранило.
    25 августа в третий раз пошли в наступление, я получил ранение в правую руку, и меня отправили в госпиталь, где я пробыл месяц. После госпитали попал в учебный полк Павлоградской области, село Павловка, затем в звании сержанта прибыл в город Запорожье.
    Вечером 1 ноября форсировали Днепр. Мы сели в лодку. На случай попадания снаряда все расстегнулись, автоматы сняли с плеч. Лодку нашу разбило и перевернуло – из двенадцати солдат осталось в живых пятеро. Возвращаемся вновь к своим, а там кто ушёл на дно, кого немец забрал в плен…. А я опять жив!
    - Вы, что думаете, я не вспоминал материну икону и её нательный крестик? Вспоминал, и очень часто, и всё передо мною мамин крест, которым она меня осенила. Не верю я ни в бога, ни в чёрта, а вот в какую-то сверхъестественную силу моей матери – верил и сейчас верю:  она родила, она вырастила, и она живого провела по всем фронтам сквозь дым, огонь, бомбёжки. Не мыслю, что я остался жив просто так…
    В 1943 году вблизи Запорожья форсировали Днепр – но тут я увидел только одного убитого. А так, считай, обошлось без потерь. – немец ослаб, выдохся, гонор ему сбили, духом пал…. Освободили город Хортица на правой стороне Днепра, где жил и сражался Тарас Бульба.
   Потом в апреле 1944 года освободили Николаев, а в мае уже перешли границу Молдавии. Я уже находился в составе 3-го Украинского фронта и состоял в 531 –м миномётном полку наводчиком во втором расчёте.
    Командиром расчёта у нас был Разваляев Фёдор Павлович, он сейчас проживает в городе Изюме Харьковской области, и через 45 лет я с ним списался, и он дал мне ответ.
    И вот мы перешли Молдавскую границу в мае 1944 года и заняли оборону. В июле было дано указание, чтобы выделили из каждого подразделения по одному бойцу для проведения разведки боем, попал и я туда. Вышли на передовую, перешли первую линию обороны. Наша артиллерия дала несколько залпов, и мы пошли в атаку, и тут меня ранило в бок.
   Так я попал в одесский госпиталь. 15 сентября вернулся в свою часть, где 3-й Украинский фронт пошёл в наступление и разбил крупную группировку немцев, румын, чехов; было захвачено очень много пленных.
   Потом участвовал в освобождении Румынии, Болгарии. В городе Плевне рана открылась, и меня положили в госпиталь, а в декабре выписали, и я дослуживал в родных частях.
    Победу встретил в Болгарии, в городе Радомире, в апреле 1945 года. Но домой я вернулся только в мае 1947 года».
    За плечами бывшего фронтовика 60 лет трудового стажа. Но его биография не будет полной без ещё одного момента.
    «С первых дней войны, - рассказывает Семён Иванович, - я стал запевалой. Началось с того, что однажды мы поехали за дровами, и я, сидя на возу, запел:
Рано на свиданку
Шли в деревню танки
И остановилися в саду.
Вышел парень русый,
Командир безусый,
Повстречал девчонку молоду.
Он сказал дивчине…
И пошёл к машине,
И открыл стальной тяжёлый люк.
Девушка сказала,
Что побыли мало,
После боя ждём вас,
Милый друг.
    Потом мои сослуживцы выучили эти слова, и мы запели хором. После политрук Кривуля вызвал меня к себе и сказал:
    - Будешь запевалой.
И с тех пор я всю войну прошёл запевалой. В поход ли идти, в столовую, в госпитале ли – везде, где строились и шли отряды, мне приказывали:
    - Запевала, запевай!
Я начинал петь, и следом подхватывали все. Обычно запевал песню:
Дальневосточная, опора прочная.
Союз растёт, растёт непобедим.
И всё, что было сердцем завоёвано,
Мы никогда врагу не отдадим.
     Много за жизнь песен спето, и всегда я был среди людей и пел для них».


                ЗАИКА
                *******
    Заседание правления колхоза было бурным. Подводились итоги соревнования на хлебоуборке. Председатель правления, молодой коммунист, местный житель, местный житель, двадцати лет от роду, прослуживший два года на войне, и приехавший домой после победы, и после ранения в левую руку, после возвращения думал отдохнуть. Но наступила весна, и сельчане готовились к весенне-полевым работам. Бывший председатель с горем пополам составлял план работы, и ещё труднее ему было составлять отчёт. Узнав о прибытии Ивана Ивановича, пригласил его на очередное собрание, и в присутствии представителя райкома, нежданно-негаданно попросил отставку и предложил собранию его кандидатуру.
   Привыкший к воинской дисциплине, и, поняв это как приказ, Иван Иванович дал согласие.
  И вот теперь он подводил итоги работы колхоза и свои итоги. Результаты радовали, но его пылкую душу не удовлетворяли. Работы было, ой, как много! Мысли шли одна за другой. Он сидел, смотрел перед собой, едва улавливая торжественные слова представителя, который говорил об итогах района; о передовиках на уборке, называл цифры, имена, награды. О широком внедрении Ефремовских звеньев на выращивании хлеба он остановился отдельно. Потом он вручал денежные премия, и почётные грамоты, поговорил о предстоящих задачах перед коллективом колхоза, которые Иван Иванович знал хорошо, и в голове складывалось ещё много других задач и неотложных мер, выполнение которых требовала колхозная жизнь.
     Он опустил глаза, на столе лежала тетрадь с повесткой дня для заседания, на столе лежала тетрадь с повесткой дня этого заседания. Номера разобранных вопросов были округлены, и лишь седьмой  последний пункт требовал разбора, был не округлён. В конце стоял вопрос красным карандашом, им поставленный; который, как красный чертёнок прыгал в его уставших глазах. Он сначала удивлялся, а потом, привыкнув, и, где-то подсознательно, с интересом рассматривал пляшущего чертёнка. Тот подмигивал и, кивая головой, балансировал на одной ноге на жирной точке, как на мячике, раскрывал свой зубастый рот, будто что-то говорил, но голоса его было не слышно и непонятно, но жесты были выразительны, хотя нельзя было понять, что он говорил. Иван Иванович напряг мысли, стараясь разобрать, что говорил чёртик на листе, но это никак ему не удавалось. Потом чёртик замер и опять превратился в жирный красный вопрос. Стало на секунду тихо. Потом раздались аплодисменты: люди зашумели, заговорили, послышались взаимные поздравления, шутки, приглашения на обмывку премиальных. Иван Иванович поднял тяжёлую голову, похлопал в ладоши вместе со всеми. Распустил приглашённых, оставил членов правления и свинарку Ульяну Панину, и заведующего свинофермой. Нужно было рассмотреть последний вопрос, который прыгал перед глазами красным чертёнком. Он посмотрел на него, но красный вопрос стоял, как ни в чём не бывало.
    - Товарищи, - прервал Иван Иванович тишину, - остался последний, очень неприятный вопрос. Нужно разобрать акт ревизии на свиноферме. Я умышленно не выносил его на рассмотрение в правлении в течение двух месяцев. Думал, что обойдётся, но дело не уладилось. И вот, пожалуйста. При очередном пересчёте на свиноферме у Паниной обнаружена недостача одной головы; потерялся боров-производитель. Я разбирался сам, был на ферме, встречался с Ульяной, разговаривал с заведующим и с остальными свинарками. Они поясняют, что после уборки хлеба, свинарки пасли свиней на убранной полосе, возле Святого ключа больше недели. И вот однажды, после пригона свиней на ферму, не оказалось хряка. Это, товарищи, не маленький, какой-нибудь поросёнок, чтоб, где затерялся. Этот затеряться не может и собаки его не изорвут: такого в степи только застрелить можно. Но свинарки выстрела не слышали, и говорят, что, как в землю провалился. Уж я им давал сроку два месяца, чтоб они нашли его, но они говорят, что обошли всю округу, облазили весь Святой ключ, но хряка нигде нет. И, как бы не жалко Ульяну, но стоимость хряка в колхозе нужно восстановить. Хотябы его балансовой стоимостью. Какое будет ваше мнение, товарищи?
   Члены правления попожимали плечами, но никто не сказал ни слова. Ульяна опустила голову и шмыгала носом, утирая слёзы с глаз.
     - Жаль, конечно, Ульяну, но придётся отрабатывать за хряка. Ничего не поделаешь. Какие ваши мнения, товарищи? – обратился Иван Иванович к членам правления, и обвёл их взглядом. Те сидели, опустив головы, и молчали. Жаль было Ульяну. Были случаи, когда хряки убегали из колхозного стада к дворным свиньям. Но через неделю, а то и раньше возвращались на ферму. Или их замечали в селе и сообщали свинаркам, и те их пригоняли на ферму. А тут уже два месяца, как потерялся, И что делать, никто не знал, и не знали, как тут поступить с Ульяной. Ей не хватит и годового заработка, чтобы рассчитаться за хряка, а она работает одна в семье: отца нет, мать престарелая, а дома ещё трое. Да и сама Ульяна работает лишь второй год, после семи классов. Уже невеста; и одеться бы надо получше, а она очень скромно выглядит; в фуфайке и в резиновых сапогах.
    Молчание затянулось, да и заседание нужно кончать.
    - Разрешите мне, - попросил слово Никифор, заведующий фермой, бывший фронтовик, пустой рукав его полушубка был воткнут в карман: его правая рука была ампутирована выше локтя.
    - Да, да, пожалуйста, - разрешил Иван Иванович.
    - Я вот, что хотел бы сказать, - продолжил Никифор, - Ульяну мне жаль. Она очень старательная работница. Она вовремя и накормит и напоит, и управится, и на работу не проспит, и с работы не торопится; и вот именно у такой старательной работнице, и случится-же такая неприятность. Я часто думал над тем, чем же можно помочь Ульяне, но ничего не мог придумать. Уже сам объездил все поля, где она пасла свиней: и нигде не видно никаких следов. Прошёл всё село, спрашивал у людей, но никто из них хряка не видел. Я уж и не знаю, что и подумать?
Иван Иванович поднял руку, останавливая Никифора, проговорил:
     - Я и сам не знаю что делать. И прошу совета. А это я от тебя и раньше слышал. Если есть у тебя,  сказать, что другое, говори, а не повторяй, что говорил. Если бы это был твой личный боров, и ты бы предъявлял к Ульяне свои претензии, то мог бы говорить, всё, что тебе угодно, а то боров-то колхозный и нужно дать прямой ответ. И ответ только один: или борова найти или отрабатывать за него, - Иван Иванович опустил руку и посмотрел в тетрадь на вопрос. Вопрос закричал вновь красным чёртиком, и замотал головой из стороны в сторону. Никифор подёрнул культей пустой рукав, глубоко вздохнул, и произнёс:
    - Раз так ставится вопрос, предлагаю поставить стоимость хряка Ульяне и мне в начёт. Должен он найтиться, никуда он не делся. А уж не найдётся ещё через две недели, тогда уж поставите нам в счёт, будем платить, - закончил Никифор и сел на стул.
    - На том и порешили, - заключил Иван Иванович, - можете расходиться.
За вышедшей Ульяной из кабинета поспешили остальные люди. Иван Иванович, оставшись один, прибрал бумаги в стол. Составил сводку по текущим делам для Райисполкома, записал в тетрадь неотложных дел очередные вопросы, потом вырвал из нагрудного блокнота маленький листок, и красным карандашом написал одно слово «Ульяна». И в конце слова поставил большой вопрос. Потом подумал и добавил цифрами, до 1-го декабря. И положил листик в картонную коробочку, стоящую на столе , для того, чтобы разобраться с этим случаем в своё время.
   Но этот случай разрешился через неделю после этого неприятного заседания. Хряк пришёл сам на ферму поздно вечером – чистый, сытый, как с курорта. Сторож, обходивший дворы, даже не узнал в начале, но когда посветил фонарём и заметил посреди спины чёрное пятно, чем он и отличался от остальных, признал пришельца и запустил в загон, в общее стадо, и сразу пошёл сообщить радостную весть Ульяне. Наутро Иван Иванович узнал о возвращении хряка, порвал злополучный листок, и дело забылось.
  Но никто не смог узнать, откуда, всё-таки, хряк явился, и где он так долго пропадал. Удивляло свинарок и то, что пришелец был чистый и сытый, хотя уже как два месяца выпал глубокий снег, и пищи достать было невозможно. Это оставалось загадкой для многих людей знавших эту историю.
   Для многих, но не для всех. Появилась новая загадка, которую разгадали только через пять лет, когда в пьяной компании Сидорко Кувшинов, решив рассмешить своих дружков, а заодно посмеяться над Новичихиным Дёмушкой. Рассказал забавную и поучительную историю. Эта история жива у нас и по сей день, её часто рассказывают те, кто слышал эту историю от других, и редко те, кто был одногодками и товарищами Сидорки и Новичихина. Они эту историю рассказывали с неохотой,  и лишь только поддакивали и подтверждали; что был, мол, такой случай. И им всем было грустно и неудобно за своих товарищей.
   А дело было так: шла горячая, упорная, первая, послевоенная уборочная страда. Жизнь набирала новый разбег, но трудностей было настолько много, и если их вспомнить, то современная уборка покажется просто игрушечной. Особенно сейчас, когда комбайнёры всё чаще и чаще, во время страды, стали поговаривать о семичасовом рабочем дне, а хлеб требует двадцатичасового рабочего дня. Ну, это другая тема и других людей.
   А в ту осень Кувшинов и Новичихин, бывшие на брони всю войну в штате МТС. Сидорка трактористом, а Дементий комбайнёром на прицепном комбайне. Весь день работалось хорошо. Ладилась техника, конных подвод для отвозки зерна было достаточно. Даже Иван Иванович отдал своего председательского жеребца под вечер на отвозку зерна, а сам остался на току для оказания помощи в руководстве заведующему током. Но вот в два часа ночи отломился зуб барабана в молотильном аппарате. Он попал между целыми зубьями, поломал целый ряд зубьев в подбарабанье. Комбайн остановился.  Сидор и Дементий поматерились, но делать нечего, такое случается часто.  Решили зерно разгрузить, отправить на ток, и отпустили копнильшиц и грузчиц зерна домой.  Сами решили заняться ремонтом. Посидели, покурили, маленько закусили из сумок, отцепили трактор от комбайна, развернули его фарами к молотилке комбайна, и принялись за ремонт. Оказалось, что поломанными оказались только одни зубья, остальное было целым. Зубья в запасе были, они часа за два их установили.
    - Ну, что, Сидор, давай, опробуем комбайн в работе. А утром пока возчики соберутся мы, и отдохнём, а как приедут сюда у нас зерно уже будет готово, пусть возят.
   На том и порешили. Прицепили трактор, завели комбайн и стали молотить. Прошли половину борозды, и бункер набрали полным. На востоке начала заниматься заря. Клонило ко сну.
    - Ну, что будем делать, Сидор? – спросил Дементий, когда тот забрался к нему на штурвальный мостик.
    - А, что больше делать? Давай я отбуксирую комбайн из полосы, вот до ручья, заглушим трактор, умоемся, и завалимся в солому, поспим. Вон уж и заря занялась. Всё в порядке с комбайном, утром заправимся, и опять в работу, - заключил Сидорка.
    - Да, нет, я не о том. Хоть и строго сейчас, за хлеб и посадить могут, но если сделать всё по уму, авось господь пронесёт, - глядя куда-то вверх, проговорил Дементий.
    - Не понятно мне, что ты задумал, Дементий? – осведомился Сидор.
    - Ну, как непонятно, подгоняй трактор с комбайном к крайней копне, и если не хочешь участвовать, то  хоть промолчи, - попросил Дементий. - А если не против, то помоги припрятать зерно в копне, а зимой приедем за соломой и заберём зерно. Тут центнеров пятнадцать будет смело. Вот и мы будем с хлебом, и на пропой хватит. И я рассчитаюсь за проигрыш в карты Василию Серебрухину. Я ещё с зимы ему был должен, - открыл свой план Дементий. Сидорка долго раздумывал, несколько раз почесал бороду, потом резко махнул рукой, и спустился с полика. Сел в трактор, и отвёз комбайн к краю полосы, к копне соломы. Спать, как мечтал Сидорка, им не пришлось. Спрятав хлеб в копне соломы, и накрыв его второй копной, они развернули агрегат и поставили в загонку, из которой они до этого выехали. Дементий, раскрыв сумку, стал жевать кусок хлеба всухомятку. Сидорка трясущимися руками, не находя себе места, вынул из под сиденья шприц, стал шприцевать водяную помпу трактора. Головка шприца соскальзывала с тавотницы, Сидорка негромко поругивался; не мог успокоиться, и совладать с собой. Самокрутка то и дело тухла, и, наконец, расклеилась, махорка высыпалась. Сидорка в сердцах выплюнул изо-рта расклеенную папиросу, и бросил шприц в кабину трактора, и стал ходить возле него.
    - Что ты топчешься, Сидор, садись, перекуси, да успокойся. Не человека же убил. Не убудет в колхозе, что уж теперь? Только молчи, всё образуется. Садись, - настаивал Дементий.
Заметно посвежело. Вершины гор на востоке засветлели. Клонило ко сну. Дементий привалился спиной к широкому ободу переднего колеса комбайна, уснул. Сидорка хмурился, молчал, но уснуть не мог. Голова гудела от скачущих мыслей, но ни одна не остановилась, и не позволяла ему принять какое-то определённое решение. Душа двоилась. Он иногда бросал брезгливый взгляд на спящего Дементия, но молчал, и ничего не делал. Во время совместной работы он привык слушаться Дементия, и вот теперь, впервые он с негодованием думал о несправедливом его поступке. Осуждал и даже ненавидел, и проклинал себя. Ведь стоило бы ему там, на полике, сказать короткое слово «нет», и всё бы было, как прежде, хорошо и приятно быть рядом с Дементием. Как было хорошо до этого поступка. А теперь, что? Расскажи он ребятам; век не смотреть в глаза Дементию. А то ещё чего доброго, дойдёт слух до властей, упрятать могут в «каталажку». Если промолчать, будешь теперь прятать глаза от мужиков, да и в глаза начальству не посмотришь, и смелого слова не скажешь. Всё будешь «зачуханный» сидеть, и глаза прятать, и открытого, смелого слова не скажешь. Всё будет в груди посасывать. И Сидорка, обычно, весёлый  балагур и насмешник не представлял себе другой жизни. Что-то ворочалось в голове и туманило глаза. Сидорка проклинал не столько Дементия, а сколько частил себя всякими позорными словами. Он представлял себя то стоящим в кругу своих товарищей, которые его стыдили и ругали всякой отборной руганью. То стоящим в зале перед судом и дававшим показания, как и, что было. Раскаивался и просил прощения. Но он же и судья, клеймил сам себя позором, и приговаривал к тюремному заключению. То виделось ему хмурое лицо Дементия и плачущее его семейство. Всё кружилось в глазах, и огнём горела голова. Он не услышал крика дергача, трели перепёлки, которая вилась над головой, радостным пением встречала яркое, светлое, новое утро.
   Так и не пришёл Сидорка ни к какому решению. Не надумал он ничего, просто махнул рукой на свою судьбу и свою совесть. Будь, что будет. Накажут – он согласен, не узнают – будет молчать. Но только одно он хорошо понял в это утро, что он Сидорка подлец, что теперь он совсем нехороший человек.   А уж как мужик, то уж совсем ни к чёрту. Просто тряпка он, а ни какой он там не мужик и товарищ он теперь ненадёжный ни на что путное он в жизни не способен; ни добра сделать, ни зла устранить, ни гадости от товарища предотвратить. Уничтожать таких надо , да и только, зачем человеческий род позорить. Честным людям и живётся легко, и чувствуют они себя веселее, и всем-то они в жизни довольны. Хорошим людям и другие люди кажутся хорошими. А подлецам все кажутся подлецы, у воров все кругом воры. Только сейчас  он ярко вспомнил слова своего покойного отца. Он часто с прибаутками внушал сыну свою мудрость, - «Думай о людях хорошо, сам будешь хорошим». А как вот сейчас думать хорошо о Дементии? Конечно, будешь думать плохо. А оно и опять верно, ведь сам-то ты очень плох сделался. А как сделаться опять хорошим, что придумать? Он думал и не заметил, как приехал горючевоз. Дементий проснулся, заторопился; стал заправлять горючим комбайн. Потом помог Сидорке заправить трактор. Принёс ведро воды из ручья, произнёс натянуто-ободряюще:
    - Ну, друг Сидорка, умойся-ка святой водичкой из Святого ключа, да попей вволю, все грехи с тебя смоет. К этому ключу богомольцы со всей округи летом сходятся, иногда даже из дальних городов приезжают за водой. А тут вот она рядом и без оплаты, задарма, пей, не хочу. Ну-ну встряхнись, пора начинать.
   Весь день Сидор работал молча. Не сходил с трактора, как обычно, покурить. Сидел за рычагами весь день. Не шутил с копнильшицами, с поварихами, которые привозили обед и ужин в поле. Молча поедал, что причиталось, и молча уходил к трактору. Молчал он до конца уборочных работ. Молчал он до тех пор, когда однажды под вечер предложил Сидору поехать, якобы за соломой, чтобы привезти припрятанное зерно. Бригадир удивился их торопливости, когда Дементий попросил у него пару подвод, чтобы поехать за соломой себе, но лошадей выделил. Осенью солнце садится быстро и быстро наступает темнота. Пока собрались, да пока доехали, прихватив с собой мешки, уже стемнело. Свежий пушистый снег хорошо освещал поле. Подъехали к «Святому ключу», отыскали свою копну, привернули лошадей, приготовили мешки, присели перекурить.
    - Ну, что, друг Сидорка, какой-то ты не весёлый, что с тобой случилось, уж не приболел ли ты случайно. Или дела сердечные не в порядке? Возможно, жениться надумал? Так в чём же дело встало?  Давай решай, к новому году, глядишь, и свадьбу справим. Премию хорошую получил, да на окончательный расчёт ещё причтётся.
    - Да, сердечные дела у меня неважные. Душу щемит, вот уже третий месяц. Покоя не нахожу с твоей затеей. А тут ещё у Ульяны боров колхозный потерялся из её стада. Я уж ей говорил, что давай мы заплатим за него, да и чёрт с ним. А она не соглашается, - ответил Сидор.
    - Ладно, не грусти, друг Сидорка, всё образуется. Сейчас насыпим хлеба и повеселеет на душе. Давай так, не будем сильно разворачивать солому, чтоб со стороны было не заметно, пророем лаз, и постепенно будем насыпать в мешки. Я полезу, а ты за мной, - проговорил Дементий, и, взяв один мешок , направился к копне. Сидор пошёл следом. Дементий опустился на колени, стал раскапывать солому руками, потом остановился, произнёс тихо:
    - Слушай, Сидорка, тут, что-то тепло, и зерна нету.
    - Полез, так лезь, чего ты ворчишь там, как леший впотьмах, - проворчал Сидор. Дементий углубился ещё глубже, но опять остановился. Сидорка ткнулся лицом в валенки Дементия, тоже остановился, проворчал:
    - Ну, что там, есть, что? Скоро насквозь копну пролезем, ну, что ты там?
Дементий будто попятился назад, но Сидор толкнул его рукой в валенок, и тот, шаря руками, подался вперёд. Вдруг Дементий судорожно дрогнул и замычал. Видимо хотел громко крикнуть, но голос перехватило. После этого раздался громкий свинячий визг. И несколько раз хрюкнув, подняв столб соломы, и, подмяв под себя мужиков, из копны выскочил хряк с чёрным пятном на спине. Лошади, напуганные резким визгом, оборвав поводья, обогнув копну, галопом убежали в сторону села. Перепуганные Дементий и Сидор, отряхивали с себя солому, вылезли на четвереньках из копны.
    - Ну, что, Дементий, поживился хлебушком, - спросил с иронией Сидор, начиная приходить в себя, и рассматривая растерянного товарища. Тот, хлопая глазами, как-то глупо открывал и закрывал рот. Сидор сначала подумал, что он оглох, и нарочито громче прокричал:
    - Что, Дементий, поживился? 
Свой голос он слышал хорошо, но слов Дементия не слышал. Обеспокоенный таким видом, он подошёл ближе к товарищу, внимательно посмотрел ему в лицо. Тот всё ещё икал и не мог произнести ни слова. Сидор взял его за плечи, тряхнул. Дементий, трясясь всем телом, произнёс, заикаясь:
    - Ле ле ле леший! Т о ч н о  ч ч чёрт!
Сидор сначала хмыкнул, потом несколько раз окинул взглядом Дементия, и захохотал, ударяя себя по бокам руками, приговаривая:
    - Сам ты ле ле ший! Ай, да леший, ай, да, Дементий, вот это поживился зёрнышком. А это был никакой там не леший, ха, ха, ха…. Да ведь это же Ульяны потерянный хряк. До чего ж ты молодец, Дёмушка. Нашёлся ведь хряк-то! Вот молодец, ай, да молодец! Выручил, вот молодец, хряк-то! Избавитель ты мой! Вот хорошо-то как получилось! И, что мы с тобой раньше-то не поехали? – Сидор несколько раз вытирал счастливые слёзы с глаз.  А после отошёл, умылся снегом, схватил Дементия поперёк туловища и стал кружить приговаривая:
    - Ну, и молодец, Дементий, ну, и молодец, хряк, ну, и молодец ле ле ле леший! – и опять начинал смеяться тем счастливым смехом, который, случается, находит на человека после избавления от тяжёлой тоски или от болезни.
Сложив мешки в один, мужики пошли в село по санному следу убежавших лошадей. Дементий шёл молча вслед за Сидором, поматывая удивлённо головой. Сидор шёл вольным шагом, рассуждая:
    - Он хряк-то не дурак, «надыбал» зерно в соломе, значит, залез в копну и жил там эти два месяца. Наестся зерна, сходит в родник, напьётся воды, и опять в копну. Сытно и тепло. А, как снег выпал, и в ручей ходить не стал. Нажрётся, голову высунет, снега пожуёт, и опять назад к зерну. Так и жил до этой ночи.
   С той поры Сидор опять стал весёлый и разговорчивый. К новому году у них с Ульяной состоялась свадьба.
  А Дементий с тех пор стал заикой. И никто не знал, что с ним  приключилось. И лишь только, когда у Сидора с Ульяной родился второй сын, и Сидор взял Дементия в кумовья, и после третьего дня безостановочной пьянки, на похмелье Сидор в узком кругу друзей рассказал эту историю, с согласия своего нового кума. А потом эта история перешла из этого узкого круга на улицу, а после, и во всё село. И как только, под весёлое настроение, когда-либо, соберутся компанией мужики, обязательно кто ни будь, возьмёт, да расскажет эту забавную историю, как Дементий стал заикой. А мне она показалась не столько забавной, сколько поучительной историей.
                ДУНЯША
                **********
   Против санатория «Катунь» находится Дунькин лог. Мы отдыхающие, в сопровождении культмассовика, по намеченному маршруту на сегодняшний день, отправились с утра на ознакомление с окрестностями Белокурихинского курорта. Нас отдыхающих людей оказалось более ста человек, в основном вновь прибывшие за последние полмесяца. А тот, кто был в Дунькином логу самостоятельно, без гида, много потерял. С гидом совсем другое дело: всё оживает кругом: воскресают кругом природа, события, истории, судьбы последних лет.
   Миновав танцплощадку, мы стали подниматься по некрутой тропе в гору логом. Баянист заиграл, и мы дружно запели: песня весёлая и радостная огласила лес и горы. После первой песни, запели вторую, потом третью, четвёртую. Лес прогревался солнцем, но ночная прохлада и свежесть ещё хранилась под кроной густого леса. Правый склон лога был засажен рощами; то берёзовой, то дубовой, то сосновой. Ровные ряды деревьев восхищали не только своей красотой, но и объёмом человеческого труда. Труд этот не у каждого у нас может в голове уместиться.
   Вдруг баян замолк, песни стихли, люди замедлили ход. Я остановился, зажмурил глаза, и в воображении появилась картина. «По всему склону копошились люди. Среди беспорядочно растущих деревьев вырубались просеки. Оставались только те деревья, которые оказывались в, намеченном человеком, ряду. Остальные спиливались, вырубались и стаскивались вниз. Где положе – работали тракторы, где круче – таскали лес на лошадях. Вероятно, это было зимой, конечно, зимой. Лес лучше просматривался, да и окаменевшие от мороза деревья срубать не так жалко, как летом, когда каждая веточка тянется к солнцу, трепещет и улыбается, как ребёночек. Не у каждого поднимется рука с топором, или нога в сапоге, чтобы лишить живую красоту, её божественного трепета и ласкового взгляда в твои глаза, а через них и в ваше сердце.
О, Господи! Почему тебя, Господи, нет на земле и на небе; ты остановил бы это кровавое побоище. Неужели ты не видишь, что деревья не люди, сопротивляться не могут: только глухо и жутко стонут, с треском лопаются недопиленные жилы ствола и с хрустом  ломаются застывшие на морозе сучья – руки при ударе о мёрзлую  землю горы. А которые не обломились, их срубали топором, стаскивали в кучи и зажигали. Возле некоторых костров грелись люди, другие сгорали в одиночестве. От этого становилось жутко, хотя это по воле человека. А, что тут есть человеческого, разумного, доброго, вечного. Лишать жизни одних ради удовольствия других это же варварство. Зачем это? Для чего? Для того чтобы выстроить деревья как солдат, и любоваться их чёткими рядами. Да, лес красив сам по себе, в том виде в каком его создала природа. И счастлив тот, кто живёт в лесу или возле леса, кому досталось в жизни счастье соприкасаться с этой божественной красотой, с этим щедрым даром природы».

                *********************
   Было непривычно тихо. Некоторые сидели на траве, некоторые усаживались, другие прислонились к стволам сосен или берёз – все смотрели на гида, ожидали его рассказа. Он стал говорить, а мы отдыхали и слушали.
    - «Это было давно, возможно, сменилось два или три поколения. В памяти наших стариков осталась и сохранилась эта история, с некоторыми изменениями, возможно, дополнениями, и приобрела форму легенды. Да и закрепила в памяти людей то обстоятельство, что, как видите: течёт здесь маленький, с холодной, хрустальной водой родничок – фонтанчик, он и теряется здесь же, в каких-то двадцати метрах. Но приходят к нему гораздо больше людей, чем к большому и шумному водопаду. Придёт сюда человек, напьётся воды, обязательно помечтает. Вспомнит задушевное чувство, наберёт с собой воды из Дуняшиного родничка, и понесёт её, как святую к себе, аккуратно держа в руках посуду, чтобы не расплескать. А некоторые мечтательные люди, разорвав носовой платочек,  повяжут его на рядом стоящую берёзку, для того, чтоб судьба подарила им возможность ещё раз побывать здесь. За огромную радость почитают люди попасть сюда вторично. Тишина здесь первозданная, красота торжественная, растительность буйная и щедрая.
    - Километров в пятнадцати отсюда находилось большое село Белое, где жили Дуняшины дед Терентий, бабка Наталья, со своим сыном Василием, - продолжил гид. - Дед занимался крестьянским трудом: пахал, сеял, жал, молотил, готовил сено скоту на зиму; жена его во всём ему помогала, да и дома управлялась почти что одна. Когда их сыну исполнилось шесть лет, отец брал его с собой на пашню. Усаживал его верхом на лошадь, и чтобы он случайно не свалился с коня, он привязывал его к седлу, и тот правил лошадью при бороновании пашни. И дома он отводил коней на выпаса, или домой приводил, воды принесёт, соли даст скоту – всё помощник. А не приходилось вам в одиночку жить? С лошадью, с собой будешь говорить, не только с малолетним ребёнком. За огромное счастье считалось во все времена, когда в доме есть ребёнок, особенно когда он начинает ходить, и, тем более, разговаривать. А способны ли вы себе представить, и сумеете ли почувствовать, какая душевная радость и блаженство овладевает человеком, когда возле тебя весёлый, разговорчивый, с вьющимися русыми волосами, с голубыми глазами человек, сын твой?! Вам надо другой радости? Нет, не надо ничего больше, и только хочется одного, чтобы это длилось без конца, и никогда не кончалось. Но, увы, всё проходит, и, особенно, быстро проходят года.
   Вырос у деда Терентия сын Василий. Стали они напару справлять посевные и покосные дела.  Утром, на зорьке, сходит Терентий за лошадьми на луг, накормит овсом, даст соли, расчешет гривы, запряжёт в плуг пару меринов, и тогда лишь разбудит сына. Василий окатится по пояс родниковой водой, и айда в борозду. Вот вам и прогулка, и физзарядка; не махали попусту руками. А пока Терентий сварит завтрак, Василий пропотеет на три раза, и лошади взмокнут до самых ушей, аж пена с ног на постромки нависнет клочьями. Вот теперь и завтракать пора, и аппетит настоящий пришёл, мужской. И пока Терентий перепрягал сменных лошадей, а уставших, после выстойки под навесом, отводил пастись, Василий, искупавшись ещё не в прогретой воде запруды, и плотно позавтракав, ложился отдохнуть. Наломанное тело поручнями ручного плуга – ныло и отдыхало. Полуденный сон давал отдых только пояснице и ногам, для головы нужен ночной сон, и, чтобы не лежать на земле, хорошо примоститься в телеге, а ещё лучше на копне сена. Хоть и старое сено в копне, но сытнее молодых побегов майской травы, и запах душистее и крепче, и чувствуется в этом запахе ягодное прошлогоднее покосное лето. Хотя для восстановления витаминов и оздоровления конского организма обязательно требуется майская трава. Недаром говорят, что майская трава, лучше всякого овса.
    Солнце склонилось к полудню, и тень от сосны лежала на потухшем костре. По давно сложившейся привычке по этой тени Терентий, а теперь и Василий, определяли обеденный перерыв. Вот так и жили и трудились отец с сыном вдвоём в поле и втроём дома. Хочешь, чтобы зубы на полку не класть – паши глубже и дольше, лошадям отдых давай, сам не надрывайся, а плуг из борозды не вытаскивай весь день, чтоб солнце не видел. А косить начнёшь, так взмах делай шире, захватывай траву всем носком косы.  Не торопись, чтоб не выдохнуться, делай взмахи реже, но чтобы после каждого взмаха было куда переступить, то есть сделать шаг. Да пораньше вставай, да уходить не спеши, когда солнце село. Его хотя и не видно, но всё кругом видать и работать можно. Вы знаете, что такое мужичья гордость; это вам не рёбра клюшкой соперникам ломать, когда поздно вечером задуманная деляна вспахана, а ещё приятнее, когда отец тебе вешку поставит на полосе – вот, мол, дотянись к вечеру до неё с плугом; вот тут вам настоящие мужчины. Не то, что сейчас, на трактор сесть некому, а на стадионах земля дрожит от бега и топота богатырей. Да ещё за безделье-то денег требуют, да квартиры, чтоб благоустроенные и в первую очередь за бестолковую беготню. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало, а то ещё хулиганить уйдут, пусть лучше бегают, хоть бы и за деньги. Не так обидно, когда в городе такие побоища устраивают, а то ведь и в селе стали делать это. Объявят соревнование на два, три дня и бьются целыми районами, а незакреплённая техника стоит; а земля-то не ждёт. А потом – «хвать» дождь, или того хуже снег, срок-то и прошёл, и никакой наукой делу не поможешь. Нельзя плуг на солнце вынимать из земли пока поле не допашешь. А семичасовой рабочий день на посевной, на покосе, и в уборку; или даже десятичасовой – это я вам скажу, если не вредительство в крестьянской работе – то уж помеха и даже большая».
    Кто-то из сидящих выкрикнул:
    - «Мы, что хуже других, что ли? Или не люди крестьяне?  Посбежали в город все из села, да оттуда ещё и командуют. И претензии предъявляют тем, кто остался. А за каким чёртом убегали? Мячики пинать, по пляжам валяться, да баб друг у друга лапать. А тут у своей за лето забудешь, какие глаза. Темно уйдёшь, по темноте придёшь. Нет, так не годится. Надо жить по честному, всем поровну. А то сделали бутылку лимонада дороже бутылки молока, а пачка папирос дороже булки хлеба. Дебит с кредитом так не сведёшь.
    Гид молчал. Кто-то другой выкрикнул:
    - А почему люди от вас бегут?  - Ему ответил тот же голос:             
     - Потому, что у вас легче жить. На работе всегда сухо и солнце светит, а зима вам в радость, а нам хлопот прибавляет. Запчасти, корма и зола пуще всякой работы душу наизнанку выворачивают.
    - Так идите к нам в город, если считаете, что у нас лучше.
    - Так мы патриоты!
    - Ну, и гордитесь этим.
    - Ребят, ребят остепенитесь немного! Вы же не на колхозном собрании и не на районной конференции. Мы приехали отдыхать и отвлечься от ежедневных дел и забот. Живите проще, хоть здесь-то не напрягайтесь. Давайте послушаем культмассовика про этот Дунькин лог, почему его так назвали? Это что она была героем труда или войны. За зря люди почитать никого не станут.
    - Послушаем, послушаем, давайте, говорите! – раздалось несколько голосов, крикнул и я несколько раз своё согласие.   Тут же подошёл ближе к гиду, чтобы не пропустить ни единого слова.  А уж что запомню, то и ладно, то и запишу вечерами: ни пить, ни курить, ни танцевать здоровье не позволяло.
    -  Вы ведь и сейчас справляете праздник после посевной «Красную борозду». И это не сегодня придумано, это событие с испокон веков отмечали. Отсеются мужики и устраивают небольшой праздник  на неделю. А потом начинают сенокосный инвентарь готовить, да за всходами присматривать. А тут ведь оно как происходит? Одни гуляют, а другие на этом наживаются. У каждого своя работа. Оживают базары; купцы только этого праздника и ждут.  И в этот раз всё это повторилось. Кроме доходной торговли  крестьяне и купцы съезжались в село Белое ещё и затем, чтобы отдохнуть в этих прекрасных и тихих местах. Некоторые шли сюда полечиться в радоновом роднике, а некоторые поднимались вот этим логом к Дунькиному минеральному роднику. Мы к нему подойдём ещё, вы увидите его. Тут проводились всевозможные соревнования. Призы покупали купцы, чтобы славу заиметь не только как купца, но и щедрого и доброго человека. Оно и сейчас так же, только деньги выделяют производственные организации.
    И вот, в том году, приехало сюда много крестьян из окрестных сёл на базар. Приехал сюда  за шестьдесят вёрст и знаменитый купец Афанасий с женой Фионой, с сыновьями Елистратом, Ромкой, Гришкой, и дочерью Дашей, и со своим помощником Никифором. Его давнишний друг и напарник в торговых делах Андрей с женой Ульяной, что жили в этом селе, представляли купцу свой дом, как хорошему гостю. Здесь Афанасий и жил эти базарные дни вместе со своей семьёй. По соседству жили и сваты  Терентия Евсей с женой Улитой и сыном Иваном. Терентий и Евсей дружили семьями и уже завели разговор, чтобы ближе породниться: Иван и Дуняша любили друг друга и просили родителей, чтобы сделать им свадьбу. Но события развернулись в противоположную сторону и кончились трагически. Об этом можно рассказать подробнее.

                ***************************      
    Обоз Афанасия был уже второй день в пути. И вот на второй день, поздно вечером, обоз был в пяти верстах от села Белое. Афанасий, посоветовавшись с Никифором, остановил обоз на ночёвку в степи, не заезжая в село. А рано утром, когда небо на востоке только начало сереть, а белый туман ещё висел над селом, будто курилось белым дымом, обоз уже въехал в первые улицы. Впереди сейчас ехали Афанасий, Елистрат, и Никифор.  Фиона с детьми Ромкой и Дашей замыкали обоз. На базарной площади было пусто и тихо. На въезде на базарную площадь Афанасий остановился. Свесив ноги с телеги, стал давать указания – где, кому и с каким товаром остановиться.
    И, когда первые лучи  летнего солнца осветили вершины гор и сосен на них, стало хорошо видно всё вокруг. Обоз занял всю базарную площадь в форме живого огромного ковша, ручка которого образовалась переулком с деревянными тротуарами в три плахи, и каменной мостовой посредине. Лошадей выпрягли, и, не снимая сбруи, увели на постоялый двор. Афанасий остался на базаре. Фиону с Елистратом отправил тоже на постоялый двор, наказав им принимать от мужиков по его записке большие партии товаров. После как продукт был взвешен, проверен и оценен, Фаина на обратной стороне проставляла вес,  цену и сумму, и расписывалась. Мужики с этими бумажками возвращались к Афанасию, и получали расчёт. Кто на эту сумму набирал нужный ему инвентарь, кто посуду, мануфактуру, часть брали деньгами. Афанасий рассчитывал деньгами охотно, ибо знал, что они все вернутся к нему через кабак. Загулявшего мужика трудно остановить. Как говорил Никифор: - «Если пьяного мужика, «знатся», станет баба уговаривать, то он будет поперёк её идти, и пить будет дольше. А поэтому понесёт сюда последнее, что у него припасено, даже если это припасено на чёрный день. Предположения Афанасия подтвердились полностью. Первый день мужики привозили мёд, орехи, меха, фураж, шерсть целыми возами: иные привозили на двух и трёх подводах. На второй день Фиона с Елистратом работали с ним вместе на базаре. А на третий день они ушли с базара совсем, оставив доторговывать его скупщикам. На четвёртый день он велел перевезти подводы с базара на постоялый двор для укладки купленного товара и загрузки возов. Оставил здесь Никифора, а сам с семьёй – с Ромкой, Дашей, Гришкой переехал к закадычному дружку, надёжному партнёру, зажиточному мужику Андрею с женой Ульяной. Тот промышлял охотой и держал несколько работников ввиде промартели по выделке шкур диких и домашних животных, и пошивом меховой одежды и обуви. Фиона с Елистратом были уже здесь. Афанасий привёз с собой трёхведёрный бочонок вина, четверть водки, голову сахару, и подарки. Андрею подарил хромовые сапоги, плисовые чёрные шаровары, кожаный пояс и красную ситцевую рубаху. А когда тот оделся, к нему подошла Ульяна, велела снять пояс, повесила его на стенку, а повязала ему свой самотканый. Фиона завела Ульяну в горницу, и через недолго вывела её оттуда. Если бы  Андрей встретил бы свою Ульяну где-нибудь на улице – низа что не узнал бы её. Она стала выглядеть намного моложе и красивей. Чёрные хромовые полусапожки на низком каблуке, плотно сидели на полных икрах ног Ульяны. Парчовая, тёмно-голубая парочка – юбка с приталенной кофтой делала Ульяну несказанно-молодой, а оранжевый, кашемировый полушалок с коричневыми кистями делал Ульяну похожей на весенний цветок – Огонёк.
   Елистрат развернул полотнище и вытащил, а потом и поставил на лавку, и, прислонив к стене, в деревянной оправе большое зеркало.
  Ульяна взяла Андрея за руку, подвела к зеркалу и посмотрела на себя с мужем. Пошевелила головой, потрогала его за плечо, убеждаясь – он ли это на самом деле. Слёзы тихой радости, смочив веки, скатились на щёки. Ульяна подошла к Афанасию, поклонилась до пола, потом Фионе, Елистрата поцеловала в щёку. Андрей повторил тоже самое.
   Также, а если не больше, был доволен Афанасий. А, как же не довольствоваться? Никто уже многие годы не радовался им, и не был так доволен, как Андрей с Ульяной. Успехи в торговле, мешки денег, возы товаров, вереницы лошадей и подвод  в обозе, это всё уже давно считается обыкновенным, как необходимое, положенное, само-собою разумеющееся. К этому он давно привык. Привыкли к этому, и все кто его знал. Это превратилось в его работу, и в непреходящую заботу. Хорошо было при живом отце: можно было поторговать для удовольствия, можно было, и развлечься, и забыться. А сейчас не забывалось: улыбается он и доволен, а мысли возле возов.
   Андрею пришлось отвечать на подарки купца. Они с Ульяной принесли из кладовой меховые изделия. Андрей накинул на плечи Афанасию медвежью доху, она пришлась ему впору. Подарили Фионе дублёный, приталенный полушубок с лисьим воротником. Елистрату шапку из сурчиных шкур и полудошку из волчьих. На Ромку надел собачьи унты, на Дашу лисью шапку с длинными ушами, дал шапку и Гришке.
    Афанасий смотрел на подарки и прикидывал, что Андрей на много перещеголял его: сильно дорогие подарки. Он знал цену и своим подаркам и Андреевым, поэтому, когда все успокоились от охов и ахов, и уселись за стол, сказал:
    - Мои подарки не стоят и одного рукава от  твоей дохи. Поэтому, чтобы было по душе, я вот, что решил. Мы приехали тут сыну Елистрату невесту искать, по первозимку свадьбу будем делать, приедем догуливать к тебе, Андрей. А у тебя вот изба в две комнаты. Оно, конечно, вам двум и их хватит, но гостям будет тесно, да и изба ваша уж постарела. А поэтому вот тебе деньги. Найдёшь готовый сруб для крестового дома, купишь его, наймёшь плотников, поставишь себе дом. Ограду загородишь заплотом. Поставишь амбар, навес в пол-ограды. Место выбери сам, но чтоб по ограде протекал родничок. Если попадутся сосны – не вырубай, вдоль ограды посадишь берёзы. На роднике сделай запруду, рядом поставь баню. Все брёвна в дому и в бане обстругайте рубанком, чтоб чисто было всё и гладко.
   Он протянул две пачки кредитных бумажек, перевязанные тесёмкой, в руки Андрея, с пафосом произнёс:
    - Здесь на всё хватит. Не стесняйся. У меня сегодня большой барыш. Спасибо за подмогу и за ваши подарки: здорово ж ты придумал. А теперь ставьте на стол, гулять будем. Даша, Ромка, Гришка, за работу. Помогайте хозяевам. А ты, Елистрат, не гнушайся простых и добрых людей. Как говорит Никифор, - «Уважай, «знаться», человеков и баб, к примеру». Он похлопал сына по плечу, прижал к себе, продолжил:
    - Сегодняшний день и пей, и похмеляйся. Завтра, чтоб ни в одном глазу.
  Через полчаса стол был заставлен всевозможными закусками. И началось купеческое застолье.
    В полдень ходили на реку купаться. Ульяна умыла лицо, ополоснула руки до плеч, в реку не полезла. Андрей, сняв рубаху, вымылся до пояса. Афанасий ухватил Фиону за руку и потащил её в реку. Потеряв равновесие, упал, и свалил Фиону в воду во всей одежде. Вслед за ними попрыгали в реку и остальные, не раздеваясь и не разуваясь.
    После купанья вернулись к Андрею, переоделись во всё свежее. Даша прополоскала мокрое бельё, повесила сушить на забор. После небольшого отдыха вновь сели за столы.
   В селе мужики тоже гуляли. Это была та свободная неделя, которая отводится мужику для отдыха перед горячей сенокосной порой и жатвой. После этой недели до самой зимы спины не разогнуть.
    Вечером, когда пригнали коров с выпасов, все мужики вместе с Андреем лежали в ограде на мелкой травке-муравке пьяные и сытые. Фиона не могла выйти во двор, она лежала довольная на подаренном полушубке, обхватив обеими руками, и подложив его себе под голову. 
Ульяна переоделась во всё своё домашнее бельё, вместе с Дашей убирала со стола. Мыла посуду, готовила ужин. Ужинали поздно вечером. Еды было опять много, но вместо вина пили только чай с сахаром. После чая опять пошли купаться на реку. Афанасий купаться не пошёл, а отправился на постоялый двор посмотреть на погрузку возов, исправность телег, готовность людей. Никифор ему всё показал. Афанасий остался доволен. Всё шло, как и было задумано. Он наказал Никифору, чтобы обоз выезжал завтра утром, до света. И повторил ещё раз:
    - На первой переправе будете на второй день вечером; там и дождётесь меня. Я задержусь здесь с Елистратом и Ромкой. Остальных заберёшь завтра утром у Андрея и увезёшь с собой. Кто сегодня пил про это забудь, но если завтра кто будет пьяный, без расчёта выгонишь, и бросишь тут. И ушёл к Андрею.

               
   

                ************************
 Сегодня было воскресенье. Рано утром люди собрались на базарную
площадь, но торговля уже не шла. Продавались местные товары и люди ходили по рядам  скучающие и лениво. Пробовали орехи и семечки на вкус, спрашивали цену и проходили дальше. Пришли они сюда от нечего делать: людям требовалось зрелище. У кого ещё был деньги в кармане – приберегал к открытию кабака, но таких было уже мало.  По базару ходил слух, что в полдень за селом будут организованы бега на лошадях. Слух этот ходил и по селу, об этом знали и люди дальних заимок. Узнали про это и Терентий и Евсей. После утренней управки по дому Евсей с Улитой и Иван верхами на лошадях приехали к Терентию, чтобы вместе поехать в село на скачки. Терентий старался отговорить Дуняшу от этой поездки. Он убеждал:
    - Сон я видел плохой сегодня. Будто потерял я тебя. В лесу всё ищу и ищу, а найти не могу. Потом смотрю, ты на горе стоишь и от чёрного беркута отбиваешься, и отбиться не можешь. А он когтями тебе  всю шею изорвал. Ты, что-то кричишь, а я понять не могу. И бежать к тебе кинулся, а ноги на месте переступают, а по земле не бегут. И слёзы из глаз полились, и сердце так сжалось, что ничего поделать не могу. Осталась бы, Дуняша?  Корова вон должна отелиться, посмотрела бы за ней. Понаблюдай за пчёлами, должен рой отойти от второй дуплянки.
   Наталья перекрестилась, прошептала свою самодельную молитву, произнесла с вздохом:
    - Уж больно ты, деда, любишь нашу внучку, переживаешь за неё, всё боишься, как бы с ней чего не случилось. Вот от думок таких и сон нехороший приснился. Пусть она с нами будет. Когда она на глазах мне спокойнее будет. А то и буду переживать, да думать, как она тут одна, да, что с ней.
Евсей поддержал её:
    - Пусть едет. Что, ты Терентий? Там же скачки объявлены. Разве ты не слышал? В селе многие парни готовились, мне помольщики говорили. Ванька мой тоже Орлицу выезживал: хорошо идёт. А Дуняшин «Ворон», как птица, а не лошадь. Ежели пофартит, так неплохо бы ружьё с седлом выиграть. Говорят, что сам Афоня назначил подарки бегунам. И вручать сам будет. А от себя сына выставляет на рыжем скакуне. Попробовать бы сбегать с ним, язви его совсем!
Как бы продолжая слова мужа, Улита произнесла:
     - Бегать надо пока молодые, а как постареете, не до бегов будет.
Она подошла к Наталье, села рядом с ней на лавку, взяла за руку, торжественно и мило произнесла:
    - Что, Наталья, пора подошла наших «соколят» соединять! Как посмотрю на них, так душа возрадуется! – посмотрела на Евсея, обратилась к нему:
    - Помогай, Евсеюшка, вот и получится у нас, как бы смотрины и обговоры. Что ты молчишь, Евсей?
Тот всплеснул руками, и, как бы давая вылиться словам, которые сам уж давно накапливал, и всё собирался сказать, да всё робел и стеснялся высказать:
    - Друг Терентий, и ты, Наталья, уж не откажите, Христа ради! Как увидит Иван Дуняшу, так сразу возрадуется, смотрит так внимательно и насмотреться не может. Терентий, Наталья, давайте назовём это смотринами, а сватов пришлём, как согласитесь породниться.
    - Я-то, что, я не против, только как-то получилось неожиданно. Собирались на скачки, а вы смотрины затеяли, язви вас! Тогда уж давайте отставлять скачки, да за стол садиться. Да молодых давайте спросим. А то может они не любы друг другу, - обрадованный возможностью не ехать на скачки, заговорил Терентий. Потом посмотрел на Дуняшу, продолжил:
    - Что, Дуняша? Что, Ваня? Может, мы тут старые зря языки чешем? Возможно Евсей-то шутки, прибаутки придумал, ради праздника. А вы между собой ни о чём, поди, и не толковали? Как вы?
Иван встал из-за спины отца, потупившись и краснея всем лицом, промолвил:
    - Я рад буду. С Дуняшей говорили, она не против. Только не знаю как нужно? 
И, ткнувшись, головой отцу в спину, добавил:
    - Спасибо, отец!
Дуняша убежала во вторую комнату, воскликнула:
    - Ну, что, ты, дедушка! О чём ты спрашиваешь! Конечно, конечно!  Мы сами хотели сказать, да вот тётя Улита опередила.
Терентий подошёл к Наталье и произнёс:
    - Ну, Натальюшка, ставь на стол. Скачки побоку. Я пойду, принесу туес медовухи.
    - Подожди, дедушка, мы сперва купчика обставим, да ружьё с седлом привезём, а потом уж …. Медовуха ваша не убежит, - предупредила Дуняша.
Евсей поддержал её предложение и добавил:
    - Всё по порядку и получится. А сейчас поедем все вместе. Я там со своими дочерями думаю в скачках поучаствовать. Потом приглашу их на сватовство, и после полудня соберёмся все у вас. Тогда и туес ваш пригодится. Возьмём там водки и вина в кабаке. И пойдёт у нас всё своим чередом и по порядку, как у добрых людей.
   Наталья добавила:
    - Там встретим и пригласим к себе сватов своих Андрея и Ульяну. Они давненько у нас не были. А Дуняшу они очень любят. Когда приезжали к ним, так они души в ней не чаяли. Ухаживают, даже не знают, куда и посадить. Сват Андрей говорит, что уж сильно Дуняша на молодую Ульяну похожа.
   На том и порешили. Молодые ускакали вперёд. Они не поехали обычной дорогой вдоль реки, а от усадьбы Терентия свернули в полгоры, на левую солнечную сторону. Переехав два лога, поднялись на хребёт перевала. Здесь леса не было и горы очаровывали своей обнажённостью и летней красотой с множеством ярких и пышных цветов. Птицы пели на все голоса, и трудно было отличить их. Но всё чаще стала выделяться кукование кукушки. Тепло и красота перевала радовала душу и окрыляла её. Как тут не радоваться, когда мир весь в цвету и ощущение скорого и тайного счастья поднимали тело на крыльях мечты и летней красоты. С перевала вела узкая тропинка вниз к реке и выходила к началу села. А сейчас село было видно, как на ладони. На огромном лугу, за селом, на берегу реки были видны несколько подвод. Возле них прогуливались верховые всадники. Одни разогревали своих коней, другие водили их в поводу. Там намечались провести скачки. Иван и Дуняша переглядывались между собой, улыбались, радовались той единственной радостью, какую Бог мог подарить людям, только один раз в жизни. Другой такой радости и в другое время уже не будет нигде и ни у кого. Иногда направляли лошадей, чтоб они шли рядом, и они плотно прижимались боками друг к другу. Иван наклонялся к Дуняше, обнимал её. Она доверчиво прислонялась к его груди головой и замирала. Иногда Иван наклонялся к земле и срывал на ходу тот или иной полевой цветок, и вставлял его в косу Дуняше. А один раз, нагнувшись, сорвал полную горсть белой ромашки. Очистил от травы и листьев, поравнявшись с головой Воронка, подтолкнул цветы под узду на чёлке. Этот белый букет ярко стал выделяться на чёрной его голове. Самотканый нагрудник плотно прилегал к широкой его груди. Мелкие голубые ромбики проходили посредине нагрудника, потом шли ромбики оранжевые, а по краям светло-коричневые; и это всё на белом поле, шириной в ладонь, полосы. Посредине полосы был выткан круг в две ладони коричневого цвета. Этот круг сливался с грудью коня. По краям круга были расположены белые кисти. При первом взгляде казалось, что кисточки трепетали, как живые, сами по себе. Но, присмотревшись, понимали, что они висели по краям круга. На ногах Дуни были остроносые полусапожки из жёлтой кожи, на низком каблучке. Голенища оканчивались беличьей оторочкой. Голубые плисовые штаны прятались под беличьей безрукавкой с белым воротничком, белым мехом были оторочены подол и полы. Белые рукава кофты вздрагивали, как крылья. Повязана она была белой косынкой, с обрамлённым полем, густо усеянным незабудкой, концы которой связывали волосы и прятались под длинной русой косой, которая извивалась по спине, спускаясь чуть не до самого седла. Мелкие кудряшки выступали из-под косынки  над бровями. Конец косы был перехвачен бантом голубой ленты. Штаны, где соприкасались с седлом, были обшиты тонкой, мягко выделанной кожей, которая при езде иногда поскрипывала.
   Иван ехал с непокрытой головой, его чёрные волосы впереди были коротко подстрижены, и, уходя за уши, спускались до ворота рубахи сзади. Стоячий воротничок и разрез на груди льняной самотканой рубашки был вышит коричневыми, оранжевыми, голубыми и синими кубиками. Вместо верхней пуговицы ворот стягивала плетёная тесёмка с кисточками. Рубашка была повязана самотканым, узорчатым, разноцветным поясом с кистями и завязанным бантом на левом боку. На плечах была накинута рысья тужурка. Темно-коричневые  вельветовые штаны были вправлены в голенища сапог. Когда ехали рядом, Орлица высоко поднимала голову, встряхивая тонкой, но длинной гривой и чёлкой. Узда была украшена круглыми, разных размеров, бляхами, которые поблескивали на солнце. Поводья узды были самотканые, и красными полосами пролегали от удил до седла по белой шее Орлицы и были зажаты в левой руке Ивана. Красный широкий нагрудник, обрамлённый чёрными угольниками, был вышит в форме жёлтых листьев папоротника и зелёных листьев дуба. Посредине был вышит белый бутон с распускающимися  оранжевыми лепестками.
    Росистая утренняя прохлада бодрила лошадей, они шли крупным шагом, да постоянно подёргивали поводья. Потом они спустились в глубокую лощину с сырым и прохладным туманом. Проехали ущелье, и, миновав крутой, каменистый косогор, едва заметной тропкой выехали на равнину. Здесь было светло, утреннее солнце уже прогрело воздух, и было тепло. Миновали брод и оказались на лугу, где собирались люди. Немного погодя подъехали Терентий и Евсей с жёнами. Они остановились под старыми берёзами, на берегу реки. Лошадей выпрягать не стали, а привязали их за берёзы, и сами уселись под телегой. Увидев их, подъехали Иван и Дуняша, слезли с верха, подошли к ним. Евсей посоветовал Ивану снять с лошадей сёдла, чтобы просохли спины лошадей. Терентий настоял, чтобы совсем не надевали сёдла: легче будет лошадям бежать. А ездоки-то привычные, да и штаны у обоих предназначенные для верховой езды. Потом решили снять сапоги, и Иван надел Евсеевы, а Дуняша Натальины меховые чарки, на кожаных подошвах без каблуков. Меховые куртки сняли, положили на телегу. В стороне от них стояла телега Афанасия, сам он сидел на наложенной доверху душистой свежей траве. Гришка держал в поводе выпряженного гнедого мерина, который тут же щипал траву.
  Ромка водил за поводья двух лошадей; своего серого с тёмными пятнами, и Елистратова Огника. Елистрат делал приседания и взмахи руками. Ромка без рубахи с удовольствием глубоко вдыхал тёплый запашистый воздух предгорного луга. Воздух здесь был особенный, какой-то густой, что заметно ощущался при вдыхании. В городе воздух не такой, не такой он и в степи, и у реки, и даже в лесу возле города. Здесь, казалось, что воздух рождается на месте, и никаких запахов не успел подмешать, и ни с чем смешаться. Он присмотрелся на горы. Голубовато-белёсая дымка, как слабое трепещущее облачко, шевелилось в лощине. Казалось, что это облачко висело на ветвях елей, сосен; и промелькнула в голове мысль: пойти бы в этот лес, и, подняв руки вверх, снять это облачко и принести сюда и накинуть на голову Даши, пусть бы все ахнули.
   Рядом с Афанасием сидел Андрей и рассказывал про ребят, которые ездили по лугу, или водили лошадей в поводу. Ульяна сидела возле Гриши, и расспрашивала его – откуда он явился, когда поступил на работу к Афанасию, и где у него родители, чем они занимаются. Потом стала рассматривать людей вокруг себя. Увидела и узнала Терентия с Натальей. Подошла к Андрею и сообщила ему:
    - Слышишь, старик, кажется, сваты приехали. Вон под берёзкой стоят. Видно и внучка с ними. Сходим к ним, попроведуем. Давно не виделись.
Андрей соскочил с телеги, засуетился, заговорил:
    - Ты смотри, паря-ка, что деется! Сходим, сходим, пошто бы не сходить. Уж вы извиняйте, Афанасий Иванович, пойду я, посмотрю на внученьку свою.
    - Это хорошо, что внучка твоя приехала, - заговорил Афанасий, - мне-то её и нужно видеть. Уж если и впрямь хороша, то немедленно сватать будем после скачек. А утречком под венец в церковь, в город покатим. Так, что иди, попроведуй,  передай ей мои добрые пожелания. А вот на первое знакомство подари ей, от Елистрата мол, косыночка. Пусть повяжет дед на внучку эту косыночку, если уважение ко мне имеет.
Афанасий вытащил из кармана жёлтую, с коричневыми горошинами по краям косынку, протянул Андрею, сказал:
    - Иди и пригласи их сюда, я посмотрю.
Андрей с Ульяной отправились к Терентию. В скорости подошли, стали обниматься и здороваться.
    - Что это за платок у тебя, Андрей? – спросил Евсей, когда все немного успокоились. Тот ответил:
    - Платок, как платок. Только Афанасий Иванович просил его Дуняше повязать, да, чтобы она с нами к нему подошла. Желает сам посмотреть и сына своего показать. В женихах ходит. Породниться желает.
    - Вот те раз, - опешил Евсей, - мы хотели его к себе пригласить на наше сватовство, а он зовёт на купца смотреть, да себя перед ним показывать. Мы, что звери, какие, или лошади, чтобы нас рассматривать? Вот побегут, тогда и пусть смотрит. А со сватовством, передай ему, что опоздал он. По человечески мы договорились уже. Осталось для приличия совершить дело по божески.  Дуняша, что ты скажешь? – закончил своё обращение Евсей, а Дуняша ответила:
    - Деда Андрей, идти мне к Афанасию Ивановичу, нужды нету. А когда обгоним купчишку, так сами подойдём за подарком. Не зря ж мы ехали сюда. А платочек давайте мне, а то ещё обидится, да скачки отменит. Люди готовились, и вон их сколько собралось. Не станем испытывать капризы купца.
    - Ваня, подведи сюда ближе Ворона.
Когда Иван подвёл коня, Дуняша взяла косынку и привязала одним концом за узду между ух коня, и опустила её на гриву.
  Дед Андрей ушёл к Афонии. Ульяна осталась со сватами.
    - Ну, что, как дела? Приняла косынку внучка, - спросил Афанасий Андрея. Здесь же стоял и Елистрат, вероятно они только, что разговаривали о Дуняше. Елистрат приглаживал пушистые волосы на лысеющей голове. Реденькие усы, состоящие из пучков чёрных, рыжих, и русых волос, квадратной скобкой спускались ниже уголков губ. Некогда полное лицо было дряблым, морщинистым, старческим. Живот был стянут на несколько рядов широким, матерчатым, синим поясом, конец которого был подоткнут между навивкой пояса и рубахой, и потому держался без узла. В свободном от пояса месте красная шёлковая рубаха свободно болталась на плечах, груди и руках. Так же свободно сидели на нём  и светло-коричневые шаровары. Обут был в чёрные хромовые сапоги, голенища которых были собраны в гармошку, и спущены были, чуть ли не до самых щиколоток.
  Андрей, потоптавшись на месте, встал у телеги, приглушенным голосом ответил:
    - Косынку приняла, подойду, говорит, когда обгоню Елистрата и за подарком подойду. А сватовство у них будет сегодня, после полудня. В основном они договорились о сватовстве по человечески, осталось по божески совершить сватовство.  Евсей, отец жениха, приехал за дочерями. После скачек пойдёт их собирать и к Терентию отправятся. Всё у них обговорено, всё договорено, всё улажено. Уж и не следовало бы им мешать. Дал бы Господь хоть им счастья, да доли. А то недолго пожили родители Дуняши. Сколько мы горя тогда хлебнули. В одну могилу ушли обои. Вы же их помните?  С Васей так они ладно жили. Вы же должны его помнить? На свадьбе у них были, - закончил Андрей и глубоко вздохнул. Не перебивая, и почесав за ухом, Афанасий задумчиво заговорил:
    - Счастья-то и нам хочется! И доли, чтоб Бог дал. Что ж мы хуже кого другого? Да, к тому же, мы лучше тем, что мы при капитале. А это, кто понимает, да соображение имеет, не фунт изюма. Вот так-то оно! А насчёт сватовства, так нам только опередить Евсея. По божески это и есть по божески! А то, что просто оговорили, это не под венец пришли. Разговоры можно забыть, а вот дело сделать, оно надёжнее.
    
                *****************
Гришка, ну-ка сзывай сюда всех, кто желает принять участие в скачках. А ты, Андрей, помоги мои подарки бегунам вытащить, и показать.
   Луг огласился пронзительным Гришкиным свистом. Даже гнедой мерин, что щипал тут траву, и неоднократно слышал этот свист, и то резко поднял голову. Гришка поднял над собой картуз, начал махать им и сзывать к себе наездников.
Кругом зашевелились люди и лошади. Стали подъезжать к Гришке по одному, двое, трое всадников. Как собрались, Афанасий встал на телегу, заговорил:
    - Слушайте, люди! Вот здесь вы все выстроитесь и по команде побежите по берегу этой реки, по кругу этого луга. И там где река уходит в заросли, вон против той сломанной сосны, вы свернёте, и пойдёте прямо на меня. После, как минуете мою телегу, можете остановиться. Кто прибежит первым получит ружьё, и запас зарядов к нему. Второму бегуну седло, а третьему  пояс с охотничьим ножом.
Эти вещи Андрей подавал, а Афанасий показывал людям и уложил на траву в телегу. Всадники выстроились и ждали команды.
  Первым в шеренге стоял Елистрат, рядом Ромка, за ними малоизвестные и совсем незнакомые парни, около ста человек. Афанасий подошёл к началу шеренги, и, подняв картуз, громко крикнул, чтоб все слышали:
    - Приготовиться! – всадники сжались, натянули поводья, смотрели и немного наклонились вперёд.
    - М а а а рш, - разнеслось по лугу. 
Кто видел, как падает плотина под напором воды? Сперва, обрушивается стена плотины. Вода на мгновение зависает на воздухе, а потом вся разом падает вниз, обрушиваясь на всё, что попадает на её пути, грохоча камнями и любой преградой, и шумя волнами. И в воздухе стоит ровный, многоголосый гул потока. Потом образуется русло, и, первая волна, толкаемая всем потоком, как бы катится по земле и шевелится, как живая. А это была живая лавина.
   Огник почувствовал, что повод узды ослаб, и острая боль ремённой плётки обожгла бок и заднюю ляжку.  Он от такого обращения с собой давно отвык. Это было очень больно и обидно. Огник сделал неимоверно бешенный скачёк, стараясь сбросить с себя Елистрата. Но тот удержался и взмахнул плёткой над головой. Огник не понимал, что от его хотят? Если бежать?   Так он с удовольствием это сделает без битья. Если перегнать того, кто бежит рядом, так он не сомневался в этом ещё тогда, когда они стояли. Он видел и понимал, что это ему труда большего не составит. Он заметил их на лугу во время разминки. Они неправильно ставят ноги и часто их переставляют, и дышат не полной грудью, и тоже часто. Некоторые из них немытые, и не скобленные. А бежать очень тяжело, когда выступает пот, и, вместе с грязью и старым потом, въедаются в тело и неприятно щиплют. А вот Ромка его мыл и чистил, и приучил бегать, но он же не сек его. Да и легче тот, и сидел тот плотнее. А этот движется в седле, плёткой машет. – «Да, сиди ж ты на месте, не болтайся, держись крепче, да пригнись, чтоб встречный ветер не ударял о тебя, и не сдерживал бег. А обогнать, я и так обгоню. Хорошо хоть Ромка рядом бежит, да насвистывает! Спасибо, Ромка! И и и и х»!
Луг был мягкий и ровный, бежать было приятно и легко. – «Но, что это»? Он скосил правым глазом и увидел, что с другого конца шеренги две птицы – чёрная и белая летели над зелёным лугом. Что было сзади, он не видел. Он слышал посвист Ромки, бегущим теперь уже следом на сером скакуне, а видел только этих двух птиц. Они не отставали и не обгоняли его, но постепенно и неотразимо приближались к нему с другого конца шеренги. – » Ох, и хороши они! Вот с этими-то можно будет потягаться! Но если бы седок сидел поплотнее, да подпруга не резала. Подтягивал подпругу Ромка, хорошо было. А Елистрат взял, да заднюю подпругу перетянул по-своему, и получилось больно под ремнём». Потом он привык и забыл  эти неприятности, и стал наблюдать за теми с другого конца. А с другого конца летели…
   Когда раздался свист и призыв к сбору, Иван подвёл лошадей к телеге отца. Они хотели уже садиться, но Терентий, не без тайного умысла, посоветовал, чтобы они не спешили и повели лошадей в поводе. А когда подошли то всадники  были уже построены, и они оказались крайними. Орлица весело и с любопытством осматривала такое количество лошадей, выстроенных в шеренгу. Она никогда не видела их столько, она привыкла к Ворону, бегали с ним одни, и с седоками. Он и сейчас рядом с ней; заигрывает, старается ущипнуть за гриву, но не кусает.  – «А я вот его сейчас за колено и за грудь ущипну маленько зубами, чтоб взвизгнул. Вот так тебе и надо. Не будешь тут при всех заигрывать. Ах, ты опять! Ну, перестань же»! Она поморгала глазом, приложила уши, вытянув шею, нагнула голову и повела ею перед собой. – «Что, ты, шалишь? Ты подумай маленько; для чего  здесь собралось столько лошадей и народу? Всё бы играл, да ржал. Что ты ухмыляешься»?  - «Ну, а, что, ты, такая серьёзная? И притронуться даже нельзя. А зачем собрались? Сейчас хозяйка скажет. Если она похлопает и погладит по шее, и скажет, - «Ну, ворон, лети, - значит бежать нужно во всю силу, и чутко прислушиваться к наклону её тела. Куда она наклонится, туда и поворачиваться нужно. Я не люблю, когда за губы дёргают.  А хозяйка моя сегодня молодец: седло сняла со спины, удила вынула изо рта, кусочек сахару дала. Она и тебе давала?  Ох, и вкусно-то как»!
    В следующее мгновение враз вскочили на спины лошадей Иван и Дуняша. Они погладили и похлопали их по шеям. А когда с левого края. Что-то прокричали, Иван и Дуняша враз опустили поводья, ногами хлопнули по бокам, и прокричали, - «Ну, Ворон, беги. Ну, Орлица, лети»!
   Ворон сжался, приседая на задние ноги, и, сделав огромный скачок, вылетел на всю шею вперёд Орлицы. Она по привычке прижала уши и хотела ущипнуть Ворона за бок, но в это время Иван наклонился в левую сторону, и ей пришлось послушать команду седока. И Ворон последовал команде Дуняши, тоже склонился влево. Орлица не терпела перед собой никого, и, крутанув хвостом, стала делать скачки шире, выбрасывая задние ноги вперёд передних, и с лихостью отталкивалась ими о землю. Выровнялась с Вороном. Покосилась на него правым глазом, встретилась с его взглядом. Пошевелила ухом, - «Вот так-то! Знай наших! Ты же знаешь, что я не люблю, когда перед моими глазами болтается чей-то хвост!   Но я тебе свой, так и быть, не стану, но вперёд забежать не дам». – «Да, я и сам не против. Бежи так рядом. Но только я не понимаю, кого нам ещё обгонять надо? Слышишь же, хозяева понукают и склоняют в сторону. Впереди же никого нет, а они понукают, торопят». Орлица повела глазом по лугу и увидела далеко, слева Огника. Она немного приподняла голову и посмотрела в его сторону. – «Я тебя понял», - подумал Ворон, и тоже посмотрел в туже сторону, и выставил уши вперёд, произнёс: - «О, какой красный, как лисица! Его, что ли ловить будем, или как»?  - «Ты, что с ума сошёл? Если бы ловить так здесь и собаки бы были, и хозяева с ружьями. Тут нужно, скорее всего, бежать впереди его. Это же конь чужой, не с наших пастбищ».  «Если нужно бежать впереди его, тогда надо бежать вон к тому черёмуховому кусту на повороте, возле брода, где мы с тобой утром реку переходили. Так будет прямей и ближе».  Пошевелив ушами, и, встряхнув еле заметно гривами, в знак обоюдного понимания и согласия: вытянулись над землёй в дикой и радостной скачке. У них был ориентир – черёмуховый куст, у них была цель – встать впереди Огника. Мускулы разогрелись, дыхание выровнялось: бежать было радостно и приятно.  Их седоки плотно прижались ногами к их бокам, и, пригнувшись к гривам, приговаривали ласково, - «Ну, лети, лети, Орлица!  - «Ну, лети, лети, Ворон»!  И они летели с одного конца шеренги наперерез Огнику.
    Терентий, стоя на телеге, смотрел за бегущими всадниками. В середине лавины получилось замешательство. Бегущие всадники расступились в стороны и убежали дальше, оставив сзади лежащую лошадь с седоком. Евсей послал одного внука сбегать и узнать, что там случилось. Где-то следом за ним, взвилась на дыбы гнедая лошадь, разорвавшиеся подпруги болтались на седле, и оно скатилось на хвост лошади, и упало сзади, вместе с седоком. Освободившая лошадь продолжала бежать, но потом бег замедлила, затрусила, и остановилась совсем, стала щипать траву.
    Точно возле черёмухового куста Орлица стала приближаться к Огнику. Елистрат ударил плёткой, и тот прибавил ходу, подавшись немного вправо, навстречу к Орлице, и тут же оказался впереди её, поравнявшись с Воронком. Так они бежали до поворота реки. И тут выдался прямой участок. Иван видел, что вклиниться между Огником и Вороном не удастся: только собьется бег Орлицы. Он немного наклонился влево, направляя её мимо Огника, протянул руку, похлопал по шее, проговорил:
    - Лети, Орлица, лети!
Ей теперь было ясно, что делать. Надо обходить… Она прижала уши, и, вытянув шею, повела головой к Огнику, намереваясь его укусить. Но на таком скаку кусать было неудобно. Да и хозяин шепнул ей, - «Лети». – «Ах ты, рыжая лисица! Пришёл тут на чужой луг, да ещё хвостом в морду тычешь. Нет уж»!  Она стала ниже приседать к земле, прыжки делать реже, но шире. – «Хорошо, хорошо, ещё хорошо! Ну, вот, теперь порядок». Она поравнялась с головой Огника, стараясь заглянуть ему в глаза. Смотрел Огник весело и задорно.  «Эй, рыжий, как тебя кличут? Откуда ты пришёл»? Тот ответил: - «Здравствуй, беляна! Я Огник, Пришёл из-за двух широких рек». Огник сложил уши и повернул голову к Орлице, от которой вместе с потом, шёл приятный запах её разгорячённого тела. Елистрат заметил склонённую голову Огника и резко дёрнул за повод. Удила, скользнув по зубам, больно отозвались в правом углу зуб. Огник вскинул голову вверх и вправо. Елистрат наклонился к шее Огника, опустил руку вместе с плёткой вдоль своей ноги, и, резко взмахнув плёткой, под шеей Огника, ударил ею по губам Орлицы. От неожиданного удара, да ещё по голове, которого очень не любят лошади, Орлица торопнулась в сторону. А тут рядом река. Пришлось прыгать в воду. Топот копыт и свист воздуха пронёсся мимо. Пришлось бежать по воде, пока не попался пологий берег. Вода приятно охладила брюхо, ноги, грудь и шею. Она немного опустила голову, чтобы брызги больше попадали на ушибленные губы. По пологому берегу Орлица вынесла Ивана из реки.
   Впереди стояла сосна, возле неё, лошади делали поворот, направляясь прямо на людей.
   Впереди бежал Ворон. Жёлтая косынка на его голове, как пламя трепетало на фоне зелёного луга и чёрной гриве коня. Он почувствовал прилив сил, дышать стало легче. Неудержимая страсть несла его, как на крыльях. Сзади их топота было не слышно. Дуняша поглаживала рукой его по гриве: это означало, что всё хорошо, убыстрять бег не нужно. Но останавливаться пока команды не было. Тёплый воздух приятной волной омывал тело Дуняши. Ровная, и удобная для сиденья спина Ворона, как люлька покачивала Дуняшу на широких прыжках неудержимого галопа.
   Орлица догнала Огника, но обходить отказалась. И как Иван не уговаривал, и, что ни делал, так и ничего не мог поделать. Орлица прижимала уши, вытягивала шею, наклоняла голову, встряхивала гривой, но дальше Елистратова стремени не пошла. Так они и миновали телегу, где сидел Афанасий.  Она сбавила бег, пошла шагом, и, направляемая Иваном, подошла к телеге Терентия.

                ***************
    После получения призов, Иван с Дуняшей той же тропой уехали домой. Дуняша должна была, до приезда гостей, приготовить стол с закусками. Приехали быстро, и дома было всё в порядке. Дуняша слезла с лошади и ушла в дом. Иван  снял седло и узду с Ворона. Взял Дуняшин приз – ружьё – забросил за спину, и вскочил на Орлицу. На нём был кожаный ремень с ножнами и кинжалом, это его приз. Обернувшись к избе, крикнул:
    - Сбегаю до Орлиной скалы, капканы  посмотрю, может, барсук попался, ружьё твоё испытаю при случае.
  Дуняша, выглянув в окно, улыбаясь, с весёлой шуткой проговорила:
    - Бежать-то бежи, «пошто» не сбегать, только поторопись: а то Евсей с Улитой приедут свататься, а жениха и не будет на месте.
    - Не волнуйся, свет мой Дуняшечка, не опоздаю. 
Иван круто развернулся и вскоре скрылся среди сосен. Ворон, по привычке, побежал вслед за Орлицей. Он привык к ней, и бегал за ней теперь, как когда-то бегал за своей матерью. Вслед за Вороном убежала собака с чёрным пятном на груди, лайка – Стрелка, деда Терентия.
   Выскочив лёгкой рысью к Церковке, Иван остановил лошадь, слез с неё. Прошёл под скалу, осмотрел место, где ставил капкан, его на месте не оказалось. Листвяная чурка, за которую был привязан капкан, была оттащена в сторону. По примятому следу нашёл капкан, в котором торчала одна барсучья нога, тушки не было. Видимо волк или чужая собака поживилась добычей. Иван положил капкан ближе к норе и, сев на лошадь, поехал дальше к Орлиной скале. И всё думал, а кто это мог съесть его добычу.    Полуденное солнце грело землю во всю свою неистощимую силу. Лёгкий ветерок пробежал по вершинам сосен, спрыгнул на землю и заиграл травой и цветами. Ветер принёс запах дыма. Иван осмотрелся вокруг, нигде, ни пожара, ни его признаков было не видно. В горах не сразу увидишь пожар, разве, что по дыму, и то если близко.
   Выскочив лёгкой рысью к Церковке, Иван заметил, что навстречу ехали трое всадников. Сзади их шли два пеших мужчины, которые несли каждый по две корзины, обвязанные мешковиной. Подошли ближе, остановились. Из них Иван знал двоих, они были зимой у них на мельнице, и ночевали. Он даже помог им исправить поломанные сани. И сейчас они встретились дружелюбно и с удовольствием рассказали о своей охоте.
    - Дело в том, что Афоня наказал охотникам достать четырёх волчат.  Да, чтобы кобельки были.  Будут, мол, охранять вместо собак. Вот, что надумал.
Собрались мы и поехали. Знали мы некоторые места. Как заглянем в логово, а там обязательно сучёнка и кобелёк. Мы сучёнок поубивали, а кобельков забрали. Да только наши лошади с волчатами к себе на спину не дают садиться. Первый раз хотели сесть. А они нас посбивали с себя, и сами убежали домой. А мы вот теперь по очереди: то едем, то несём свою добычу. Да, как бы ни опоздать. К вечеру велено было представить. – «В ночь, - говорил, - буду отъезжать в город».
Вдали, еле слышно, прозвучало волчиное завывание, потом ещё одно. Вой был призывной и злой. Потом всё стихло. Один охотник развязал корзину, подал Ивану волчонка в руки. Тот подержал его, погладил, взял за загривок, подул ему в глаза. Волчонок отвернулся, зажмурился, и глухо заскулил. Иван положил его на колени, стал гладить по спине и рассказывать о прошедших скачках. Похвалился Дуняшиным ружьём и своим кинжалом. Охотники позавидовали ему, похвалили, а потом и отправились домой. Иван вскочил в седло, поехал намеченной тропой. Подъехал к краю отвесного утёса, слез с лошади, повесил ружьё на седло. И тут стояли капканы, внизу под скалой. Спускаться на лошади было неудобно и опасно – круто было. И всюду было навалено много камней. Легче было спуститься пешим. Так Иван и сделал, кликнув с собой и Стрелку. Лошади стали пастись на лужайке. Внизу, у реки куковала кукушка. Высоко в небе звенел жаворонок. Ласточки носились над землёй, предвещая дождь. Лошади иногда всхрапывали, помахивая хвостами. Где-то прогремел гром. После явственно послышался волчий вой. Это шла волчья стая в восемь волков по следам охотников, укравших их детёнышей. Запах волчат всё усиливался, вместе с запахом лошадей и людей.
    Вдруг мгновенно и неожиданно впереди они увидели двух лошадей Ивана. Они резко остановились, стали рассматривать и думать, что нужно дальше делать. Если лошади испугаются и убегут.  Тогда их догонять они не станут. Волки выжидали, лошади стояли на их тропе. Ветер колыхнулся в сторону лошадей, и запах звериного пота достиг ноздрей Ворона. Он сразу прекратил щипать траву, поднял голову и выставил уши в их сторону, стал искать глазами зверей. Орлица проделала то же самое. Потом взгляды их встретились. Передний волк присел на задние лапы, положив возле себя на землю хвост, который слегка вздрагивал. Остальные стояли, смотрели на лошадей, и краем глаза на поведение хвоста старшего вожатого. Они хотя и жили по разным урочищам и ущельям, и строго соблюдали границы своих владений, но в голодные зимние месяцы они собирались в большие стаи, и охотились сообща. Иногда заходили в село. И вот ещё с тех набегов они все помнили этого, огромного роста, с прокусанным ухом, волка. Его было, за что помнить и бояться. Кто слушал его команду, тот был сыт. А кто не слушал, тому разрывали задний пах.  И он долго и противно скулил и подыхал у всех на глазах. Боялась его даже волчица, с которой он жил. Она стояла в двух волчьих шагах от подрагивающего хвоста.
   Вожак, встретившись взглядом с лошадьми, не увидел в них испуга. Он вбирал воздух в себя, ища нужные запахи волчат. От лошадей шёл другой запах. Это был не тот запах, значит и лошади были не те. Чувствовался запах человеческого следа, но опять же это был другой запах.
 Но запах его детёныша тонко проникал в ноздри; значит,… Хвост его вздрогнул и четырежды ударился по земле.
    Четыре серо-жёлтых вихря, вырывая когтями траву и землю, с глухим рычанием, понеслись на лошадей.
   Лошади прижали уши, оскалили зубы, нагнули шеи, выставили головы вперёд, и, изогнувшись в пол-оборота, выставили задние ноги навстречу ревущим вихрям.
   Перед лошадями волки взлетели, как птицы, нацеливаясь обнажёнными клыками в животы и шеи лошадей.
   Задние ноги лошадей мгновенно взметнулись вверх, и навстречу летящим рычаниям. Орлица почувствовала, как её копыта ударились, и два визжащих волка откатились назад.
   Ворон достал до одного волка. Он едва уловил взглядом, как лохматая тень летит к Орлице на шею. Он вскинул раскрытую пасть и изо-всех сил своих челюстей, сжал зубы, в которых почувствовал ухо и широкий лоб волка. Зубы не раздавили череп, а, скользя по твёрдой и скользкой кости лба, разрывая шкуру, сжали её.
   Волк захрипел, и, бешено перебирая лапами с выпущенными когтями, царапал губу и челюсть Ворону. Тот сделал круговое движение головой, и волк, ударившись головой о землю, затих. Конь вскинул ногу и наступил ею на волка, и дёрнул головой кверху. Кости под ногой захрустели, и оголенный череп покрылся кровью. Волк уже не дышал.
   Вожак, наблюдавший за дракой, гавкнул несколько раз по-собачьи, и постучал хвостом себя по боку. Раненые волки отошли к вожаку, злобно озираясь, скуля, зализывали раны.
   Ворон фыркал, выкидывая из пасти клок  шкуры с волчьего лба, из ноздрей шерсть и ненавистный волчий запах, слизывая с губ и с зуб волчью  кровь. Вкус и запах волчьей крови пробуждали в нём неудержимую злость и буйную страсть драки.
   Вожак поднял конец хвоста и с мелким подрыгиванием спокойно опустил возле себя. Присев на все лапы, вытянув шею и, опустив хвост, до травы, будто рыба по воде, поплыла к лошадям волчица, его волчица. Она не бежала во всю прыть, казалось её волокли по траве, и, только резко торчащие лопатки размеренно шевелились по бокам загривка. Не добегая до Ворона, она резко развернулась в сторону. Конь вскинул обе задние ноги, но они только промелькнули над волчицей. Описав круг, она вновь пошла на Ворона, но опять развернулась перед его задними ногами.
    Конь лягнул одной ногой по-за самой землёй, но только немного задел по хвосту волчицы. Злость взбушевала всю кровь Ворона, и ноги его задрожали. Забыв обо всём на свете, Ворон, с опущенной головой и вытянутой шеей, кинулся на волчицу.
   Волчица, делая игривые, дразнящие, короткие прыжки, побежала вниз, под гору. Она не уходила далеко вперёд и не допускала до себя конских копыт и зубов. Она одновременно видела и тропу перед собой, и бегущего за ней коня.
   Конь видел только волчицу. Он уже перешёл в галоп, осталось ещё три, четыре прыжка, и он раздавит её передними ногами.
   Но… волчица резко свернула в сторону, и остановилась на самом краю утёса Орлиных скал.
  Ворон увидел перед собой знакомую пропасть с острыми лезвиями торчащих вверх скал. Со всего разгона упёрся передними ногами в землю. Копыта глубоко пробороздили землю, и упёрлись в камень, торчащий из земли. Мускулы не сдержали тела, колени передних ног согнулись, и всё туловище, ломая шею, перевернулось, и обрушилось вниз на каменные пики, которые со скрежетом, скрипом, хрустом, и шипением раздирали на куски кожу, кости, и мясо коня. Через минуту всё стихло. Только слышно было, как тонко капала последняя кровь на подножные камни.
   Волчица встала, отряхнулась, и посмотрела на стаю, которая одолела Орлицу и злобно, и с остервенением раздирали тушу лежащей Орлицы. Она поспешила к ним.
   Через полчаса, уставшие, но с туго набитыми животами, и позабыв  о своём преследовании охотников, которые украли их детёнышей, и, не заметив поднявшегося из-за скал Ивана, волки, мучимые жаждой, пошли спокойно к шумящей внизу реке.
   Вытащив из-под растерзанной туши Орлицы ружьё, Иван пешком отправился к Дуняше. А через три часа, убитый горем и страшной картиной висящего кусками Ворона и растерзанной Орлицы, он пришёл к ограде Терентия. Там стояло много лошадей и запряжённых и верховых. Тут же стоял и Огник, и серый в яблоках рысак под сёдлами, и запряженный в телегу гнедой мерин и много других лошадей.
   Иван прошёл мимо бани, повесил ружьё на сук берёзы, стоящей за баней, на берегу перед запрудой. Иван снял рубашку, положил на траву, и спустился к воде, чтобы помыться. О постигшем горе решил пока не говорить. Нужно привести себя в порядок, чтобы люди не заметили на его лице беды.  «Эх, беда, беда, она одна в дом не ходит»!
  Пока Евсей ездил за своими дочерями, чтобы приехать к Терентию на сватовство Дуняши, да пока ездил в кабак за вином, а потом заехали за Андреем с Ульяной. Афанасий с Елистратом, Ромкой и Гришкой, не отставая от Терентия, приехали первыми в его усадьбу. Ромка нахваливал Дуняшу. Сравнивал с Дашей, поповской дочкой, с другими знакомыми девчатами, но лучше её не находил.  Гришка его поддерживал. Афанасий их мнение одобрял, хвалил и сам.  Елистрат редко откликался, разговаривал сам с собою: - «Оно, конечно, хороша девица, нечего сказать, но ведь она с первого кивка не побежит за ним. Не позволит обнимать и целовать с первого дня. За ней долго придётся ухаживать. Это, пока суть, да дело, всякая охота к ней отпадёт. Вон она как на меня посмотрела, когда с ней здоровался. А когда спросил, как тебя звать, она так вскинула голову и ответила – ни к чему это тебе. Что же буду я за ней, за красивой такой, всю жизнь на цыпочках ходить, да капризы её выслушивать. Нет,  уж лучше Федора, хотя и на десять лет старше его, да что за беда. За то, сколько в ней страсти и поцелуев, на всю ночь хватает. Правда, не красивая она,  и разговора у неё нет интересного, всё одно и тоже: наряды, гулянья, обеды и сплетни про подружек и сестёр своих. Однажды пьяная, так про матушкины шашни с церковным дьячком рассказывала, хоть уши затыкай. Смешно и стыдно было слушать. Да постоянно от волос её квасом пахнет, наверно голову моет им. Чёрт её знает, что и делать»? Но вслух не сказал этого, промолчал. Отец заметил его хмурость, спросил:
    - Ну, что, сынок, такой не весёлый? Будто  тебя Ромка на убой везёт. Не понраву Дуняша оказалась, или ещё, что?
  Елистрат промолчал и этот раз. Не говорить же отцу о чём он сейчас думал. Отец  потрепал ладонью по шее, успокоил:
    - Не кручинься, сынок, всё образуется, всё будет хорошо. Слушайся отца. Вот курить бросил, очень хорошо. От ежедневной пьянки отошёл, тоже хорошо. Брюшко подтянул, сразу на жениха стал похож. Вот то-то, а что по поповской дочке переживаешь, то это зря. Можешь не переживать, она от тебя и от женатого не отстанет, пока сам не прогонишь. Один ты у неё утеха. Не к кому ей больше податься. Новое знакомство заводить дело рискованное и поздно. Со стариками вязаться, вроде молодая ещё, гордыня, какая нибудь должна быть. А ты, вроде как, хоть и незаконный, а муж. Или, как там у вас сейчас называется.
   Ромка и Гришка заулыбались, переглянулись, - «Сам всё знает, а спрашивает». Елистрат повеселел, воспрял духом, спросил:
    -  Я и это понял, отец. Разреши я закурю. Разволновали меня ваши слова.
    - Курить не разрешаю. Лучше вот выпейте бутылочку вина на троих, веселее будет. А про курево забудьте, знаете куда едете. Эти мужики – Андрей, Евсей, Терентий, их   жёны, и дети старой веры, кержаками зовутся. Ненавидят табак и тех, кто курит или нюхает. Когда зайдёте в дом  перекрестите образину, поклонитесь в святой угол, поздоровайтесь, не смотря на то, что и виделись с хозяевами весь день. Если пить захотите, не хватайте любую кружку.  Не лезьте в ведро за водой. Спросите, вам подадут. Да не смущайтесь, что вас будут поить из отдельного ковшика, а не из своего.  И не из  того, каким черпают. У них для посторонних  имеется особая посуда, и для питья, и для еды. После угощения вашу посуду будут мыть кипятком, и освящать святой водой. Живут они вдалеке, лекарей нет, поэтому и соблюдают чистоту строго. Целовать и обнимать не принято, кроме, родных детей, ну да, муж с женой. Родителей почитают, как святых в церкви. Пошёл, к примеру, кто из избы – корову ли доить, за водой ли сходить, или ещё, по какому хозяйственному делу, обязательно спросит благословления. Если получит, то идёт и делает. А после приходит и докладывает, что и как сделал. Работают дружно и усердно, а поэтому всегда живут в достатке и не побираются, не нищенствуют. За обновки, которые родители детям дают, те кланяются в ноги. Видели, как Андрей с Ульяной делали? Нищих не любят, но в помощи не откажут. Верят всё на слово, ни каких бумажек не пишут. Обещания держат строго. Но обидчивые и брезгливые. Никифор рассказывал, как однажды у одних в бочку с мёдом попала мышь. Что вы думаете? Выбросили мышь? Ничего подобного. Вывалили мёд, бочку вымыли, зажженным пучком соломы внутри бочки обожгли и вымыли родниковой водой. Вот оно как у них делается.
   Елистрат, обтирая ладонью губы после выпитого стакана вина, сказал:
    - Много у них всего, потому и вываливают.  Было бы мало, не вывалили.
Гришка поддержал брата:
    - Так-то оно так, не от голодной жизни это делается.
Афанасий возразил:
    - Вы, кажется, голодом не маетесь, а такое сделать не сможете. Через недолго сами бы сожрали, или распродали. Правильно я говорю? 
Парни не ответили, допивали вино. После вина Елистрат повеселел. Заговорил сам:
    - Ну, обычай обычаем, а что делать будем? Ну, как не согласится Дунька, или родители возражать станут. Вроде, как позорно купцу от ворот поворот получить?
   Афанасий перебил:
    - Это, сынок, уже хорошие слова. Если говоришь, то, значит, понимать начал – куда едем. Если сомневаешься, значит думаешь. Если человек думает, то он обязательно, что нибудь придумает. Главное нам надо уговорить Терентия с Натальей, если они согласятся, то остальное очень просто делается. Только ты, Елистрат, от неё не отставай. Да без глупостей, не лапай там: это тебе не поповна. Если не успеем мы, там и жених её явится. Старайся их одних не оставлять, и глаз не спущай, смотри куда пойдёт; могут в лес сбежать. Пока пробегаем, и время пройдёт, а я велел ждать нас на первом пароме завтра к вечеру.
    После, как подъехали к усадьбе Терентия, Афанасий, Елистрат и Ромка вошли в дом, а Гришка остался возле лошади.
   Через некоторое время, приехали Андрей с Ульяной, вслед за ними Евсей с Улитой, и с шумной ватагой своих дочерей с семьями. С шутками, смехом распрягали лошадей, отводили их в сторону, и, спутав, пускали пастись. Когда заходили в дом, смех и общий говор смолкал. Разговаривали по одному, редко кто кого невзначай перебивал.
   Потом, раздался плачь, и резкие выкрики: - «Нет, нет, нет»! Мимо окон пробежала Стрелка, и, увидев чужих лошадей и Гришку, отрывисто залаяла. Дуняша услышала лай собаки, поняла, что вернулась Стрелка, а значит сейчас подойдёт и Иван. И она решила…
Резко оттолкнула Елистрата, который постоянно говорил ей, что-то несуразное, не нужное, лишнее, противное. Она один раз посмотрела ему в лицо, и дрожь отвращения пробежала по всему телу. В голове и в сердце рождался протест: - «Чтобы я променяла Ивана на эту жёлтоглазую жабу!? О, Господи»!  Она умела толкать. У Елистрата в груди, кажется, что-то хрустнуло. Злость запленила ему глаза.
   Дуняшин план был прост. Она сейчас выбежит из избы, снимет со стены узду и побежит на встречу к подъезжающему на Орлице Ивану, а за ним, как всегда должен бежать её Ворон. Она поймает его, заскочит на спину и крикнет Ивану: - «За мной»! И убегут они вместе в тайгу, в горы. Куда-то далеко.  А потом…
    Она выскочила из избы, сорвала узду со стены, и побежала за угол дома. Стрелка, увидев Дуняшу, радостно завиляла хвостом, запрыгала перед ней и побежала впереди её. Дуняша побежала за собакой. И тут увидела в запруде Ивана. Лошадей не было нигде. Она подбежала к Ивану, закричала:
    - Ванюша, где лошади? Быстрей уедем, быстрей, быстрей!
Иван встревожено выпрямился. Дуняша стала объяснять:
    - Там в избе Афоня. Сватают меня. За Елистрата, за жабу. Наши все плачут, бежим отсюда.
Иван взял правой рукой Дуняшу под мышки, левой  на ходу прихватил с земли рубашку, и торопливо пошли в гору, в сторону родничка.
    - Понимаешь, Дуняша, лошадей наших больше нет.
    - Как нет, ты оставил их на вершине?
    - Нет, не на вершине, их совсем нет. Ладно, хватит про лошадей, и так убежим.
    - Хорошо, я согласна! Но теперь мы побежим, как будущие муж и жена. Давай поклянёмся.
    - Давай!
Иван встал на одно колено перед Дуняшей, взял её за руку и произнёс торжественным голосом:
    - Перед богом и перед солнцем этим клянусь, - всю жизнь любить тебя, быть верным, не жалея своей жизни, защищать тебя от беды, и от любой нечистой силы. Клянусь!
   Обежав избу и баню, Елистрат заметил, стоящего на одном колене, Ивана, и побежал к ним. Что-то кричал, и размахивал руками. Он видел, как Иван встал, и опустилась перед ним Дуняша, и уже слышны были её слова:
    - Ты у меня один, и у меня одна жизнь! Милый! Клянусь не расставаться!
Она начала подниматься на ноги, когда запыхавшийся Елистрат подбежал к ним, и начал отталкивать Ивана от Дуняши. Иван резко развернулся в пол-оборота лицом к Дуняше, спиной к Елистрату, бросил свою рубашку Дуняше на плечо, пригнулся, и, подцепив её на руки, поднял перед собой, пошёл в гору. Елистрат разозлился не столько за то, что уносили Дуняшу от него, а, сколько за то, что с ним не связывались, и хотят гордо и с достоинством уйти без драки. Это равнодушие и пренебрежение к себе он не мог вынести. Он с силой, опустив голову, и, целясь попасть в поясницу, ударил головой в широкий кожаный ремень. Иван зашатался, запереступал ногами, но не упал. Поставил Дуняшу на землю, повернулся к разъярённому Елистрату лицом. Поджал колено правой ноги до подбородка, он с силой ударил подошвой сапога в грудь Елистрата. Выходящий воздух из лёгких Елистрата, остановился твёрдым комом, глаза закатились под лоб, он всей спиной упал на землю, и, скользя по траве, свалился с берега в ручей. Быстрый поток холодного ручья, смочив всего, скоро привёл  Елистрата в чувство. Он сел на дно ручья, вода переливалась через ноги, которые упёрлись в противоположный берег, чувствовалась боль в груди и в затылке. Елистрат встал, ярость выбросила его на берег. Стал обшаривать глазами местность вокруг себя. Тут он заметил, что на суку берёзы висело ружьё. Он ударил кулаком о ладонь и побежал к ружью. Сорвал, проверил, что оно было заряжено. Поставил на боевой взвод, и побежал догонять Ивана с Дуняшей. Те подходили к огромным валунам, стеной стоящих возле родничка. Пропустил Дуняшу за камень вперёд себя, Иван, услышав чавканье воды в сапогах бегущего сзади Елистрата, обернулся. От резкого поворота камень под ногой вывернулся, и Иван скатился вниз от валуна к траве, опершись о землю руками. Сквозь траву увидел, как Елистрат остановился, поднял ружьё в его сторону. Вероятно, ждал, когда Иван начнёт подниматься, чтобы выстрелить в него.  Если бежать за валун, то выстрел получить можно в затылок. Он спокойно вытащил кинжал из ножен, взял его за конец лезвия, отвёл руку назад. Левой рукой взял камень и кинул его в Елистрата. Тот отвернулся, но ружьё не опустил. Иван резко встал, и, со всего размаха, описав дугу рукой над головой, пустил кинжал в Елистрата. Секундой позже раздался выстрел. Откинувшись назад, и, сделав два шага назад от тропы, Елистрат упал, с воткнутым кинжалом в горло. Иван вскрикнул, зажав ладонью грудь. Из-под пальцев выступила кровь, и струйками потекла по животу.
   Услышав выстрел, Дуняша повернулась. Она увидела, как Иван стал приседать, опираясь другой рукой о камень. Она метнулась, и успела поймать падающего Ивана. Камни скользили под ногами и осыпались. Она не могла его удержать, и опустила на землю. Заметила красные полосы крови. упёрлась ногами в землю, пропустив руки ему под мышки, и потащила Ивана к родничку. Положила его на траву в тень берёзы, кинулась к воде с пригоршнями, чтобы  смочить его лицо. Принесла воды, смочила глаза и губы. Они не шевелились. Она припала к груди, к губам, ко лбу щекой, стала обшаривать голову и грудь Ивана. Потом замерла, увидев, как тело вздрогнуло и неестественно потянулось, и стихло.
   Ужас беспомощности охватил Дуняшу. Она вскочила на ноги, хотела кричать и звать на помощь, но вдруг заметила, что по ограде бегают люди, заглядывают под сарай, в баню, в овраг к ручью. Она догадалась, что это её ищут, чтобы разлучить её с Иваном. Она зашептала свою клятву:
    - Один он у меня! Одна у меня жизнь! Клянусь не расставаться!
Она услышала и разобралась, что кличут её.  Она протестующе заговорила:
    - Не, нет, не хочу!
Она судорожно схватила узду, заскочила на развилку старой берёзы, запахнула петлёй на наклонённый ствол узду, и, сделав из повода петлю, надела на шею… Спрыгнула,.. Горько и пронзительно завыла Стрелка. Стонала согнутая берёза, из надтреснутой коры сочился, еле заметной струйкой берёзовый сок. Он огибал ствол и собирался в нижней его части в крупные капли, которые отрывались и падали в родничок, как горючие слёзы.
    И бежит этот родничок до сих пор, и вода в нём хрустально-чистая, как говорят все посетители, как слеза. Дуняши родничок.
   Обнаружили их здесь по вою собаки. Люди сбежались, заголосили, заплакали, запричитали.
   Первым, в случившейся трагедии, разобрался Афанасий. Он выдернул кинжал из горла сына и бросил его перед собой. Взял ружьё и бросил туда же в траву. Позвал и велел Ромке и Гришке нести тело Елистрата к телеге, а сам пошёл вперёд. Пока они несли, он запряг своего гнедого мерина, постелил  травы. А когда принесли, и уложили тело Елистрата, он накрыл его кафтаном, сам сел на край телеги, свесив одну ногу сбоку телеги,  уехал. Ромка и Гришка верхами последовали следом.
   Тела Ивана и Дуняши принесли в избу. Все, кто приехал, ночевали здесь. Младший зять Евсея сбегал в деревню и привёз попа, который всю ночь читал молитвенник.
   Им сделали один гроб, и уложили рядом, обложив кругом полевыми цветами. На столе горели свечи.
   К полудню следующего дня, вырыли одну могилу против избы, на возвышенности, возле спуска к запруде. После полудня их схоронили. Крест ставить не стали. К холмику земли подкатили большой белый камень, и уложили его против ног.
   В ночь все разъехались.
   Когда Евсей приехал домой, сел за стол, и, положив голову на руки, заплакал. Улита зажгла фитиль, вставила стекло, поставила лампу на стол. Подошла к Евсею, стала уговаривать, положив свою руку ему на шею. Тихонько столкнула картуз с его головы, и хотела погладить его по волосам. Отдёрнув руку, ойкнула, и обильные слёзы хлынули из её глаз. Она вскочила, дрожа всем телом, запричитала:
    - Милый мой, Евсеюшка, - только и смогла она проговорить, безотрывно глядя сквозь пелену слёз на освещённый голый череп мужа. Побелевшие волосы сползли вместе с картузом на стол.
   Ранней весной, когда Евсей и Улита приехали к Терентию, то, выкопав две сосны высотой в человеческий рост, посадили по краям холмика.
   Они до сих пор живые. Белый камень и сейчас там лежит. Широкие ветви сосен даже  в тихую погоду, вздыхают и печально качаются над головами  туристов, идущих к Дуняшиному родничку.
             22-03-86г. – 10-04-86г.    19 – 04 – 2010г.
                РЕВИЗИЯ
                **********

   В магазине «Хозяйственные товары» шла ревизия. Молоденькая продавщица Надя Тихомирова  старательно переставляла с места на место всё, что стояло на полках, показывала проверяющему ревизору, тот смотрел, записывал.
   Проверял её Пахом Андреевич, старый мужчина, давно ушедший на пенсию, который всю свою сознательную жизнь проработавший в колхозе бухгалтером. Он был невысокого роста, со сморщенным лицом, с широкой лысиной, глаза у него были живые, цепкие. Ручки его сухие, маленькие, медленно выводили ровные, но ершистые буквы. Он тихо повторял  наименование предметов, следом за Наденькой, то, что она говорила. Он постоянно поправлял сползающие на нос  старенькие очки. Периодически посматривал поверх их на то, что называла продавщица, писал.
    - Так, лопата совковая – пятьдесят штук, штыковая – десять, топор – восемь, ложка деревянная – двадцать.
Надя переставляла, считала, говорила, а сама всё думала: - «Неужели, чего не хватит. Неужели недостача будет. Она старалась делать так, как её учили. Проработала она месяц. Проработала с радостью и с увлечением. Это был её первый трудовой месяц. Она постоянно помнила наказ бывшей продавщицы, которая ушла на пенсию: - «Смотри, доченька, за порядком, строже относись к себе. Знай, чистые руки нужны не только с санитарной стороны. Это первейшее дело в нашей работе. Второе дело, это аккуратность, и не только в своей одежде, и в раскладе товаров на витрине, а и в документах. Ох, уж эти документы. Она их боялась больше всего. Не составляло труда ей и пол подмести, и прилавок протереть тряпочкой, и по окнам расставить горшочки с комнатными цветами, и посуду протереть от пыли, и крестьянские бытовые товары разложить на виду, и по порядку. А вот с бумагами труднее.
Небольшой магазинчик, и товару, казалось бы, не много, а считали и записывали целый день.
    - А  это зачем к тебе? – спросил Пахом Андреевич, когда Надя стала показывать водку.
    - Это же нарушение правил торговли, в хозяйственном магазине не должно быть водки, - с возмущением воскликнул ревизор. Надя смутилась, покраснела до самых корней волос. Ей стало так неудобно и стыдно, что она сразу не нашлась, что и ответить. Она чувствовала себя так, будто её уличили во лжи, или в чём-то позорном. Она, как-то виновато. Пересохшим голосом стала объясняться:
    - Да, вот так получилось, понимаете. Ребёночек заболел у тёти Эльвиры, она с ним была в больнице. А тут, в колхозе посевную закончили. Выходной дали механизаторам. Да праздник у них был. Ну, мне директор велел принять десять ящиков водки и три мешка сахару, чтобы продать. Другим магазинам тоже развезли. Я сначала отказывалась, боюсь ещё, а он говорит: «Привыкай мол, да и товар это штучный, сахар-то я заранее по кулёчкам развешала. Да не успела всё продать, тут вот ещё водки осталось полтора ящика, сахара три кулёчка по пятьсот граммов и один мешок ещё целый», - поясняла Надя, а у самой всё внутри тряслось, будто и правда, что она это виновна, и ревизор на неё сердится.
     -  Вы уж извините, Пахом Андреевич, что там получилось. Велели так, я и делала, - оправдывалась Надя.
Видя, что она сильно волнуется, ревизор более миролюбиво добавил: Ну, да ладно, я переговорю с директором. А ты тут и впрямь ни при чём».
Давай считать. В этом ящике пять штук, а тот полный, - продолжала продавщица.
Ревизор записал. Потом присмотрелся поверх очков, поправил очки, подошёл ближе, стал рассматривать этикетки на поллитровках. Удивлённо произнёс:                -   Стой-ка, стой-ка – да у тебя же она разного сорта, а потому  и цены разной.  Как же ты продавала?
       -  Ой, дедушка, да всё по одной цене, вот как эта, - встрепенулась Надя, и слёзы самопроизвольно закапали из глаз.
    - Да, так, так: прогорела ты, внученька, на этом деле, - покачал ревизор головой, - ничего не попишешь, и если Элевтина не перепишет накладную, а бухгалтерша не вмешается в это дело, считай, твоя это недостача. Ну, давай дальше. А, как ты сахар принимала?
    - Штучно, они ведь все одинаковые, по пятьдесят килограммов. Три мешка всего было, - ответила Надя.
    - А, ну-ка давай взвесим, - предложил ревизор.
Они положили мешок на весы, стали смотреть.
    - Вот видишь, тут всего сорок три килограмма. Видимо на заводе не досыпали или ещё что случилось, предположил ревизор, - опять и тут у тебя промашка вышла. Ох, смотреть-то надо всё. А вам бы молодым, только одни цветочки. А тут не цветочки главное, а денежки. Считать их нужно. Деньги счёт любят. Они с цветочками не дружат, - начал поучать ревизор, переходя на старую бухгалтерскую привычку, и манеру, которую он усвоил, когда проводил совещания со счётными работниками. Потом вздохнул, потёр ладонью лысину, и как-то задумчиво произнёс:
    - Да, деньги к деньгам; не любят когда их мало. В малом количестве они не водятся, - говорил, будто сам с собой старый бухгалтер, в голове шли мысли сами по себе. И вспомнилась ему мать Надуши, её одинокая жизнь. Не вернулись ровесники с войны. Семьи не получилось. Одна жила, одна горе мыкала. И хотя жизнь повеселела в селе, и жить стало легче. Но радость, в её одинокую избёнку, всё не приходила. И уж совсем для неё было худо, да рискнула она, набравшись духу и смелости: появилась дочка у неё. Души в ней не чаяла, с рук не спускала: то поиграет с ней, повеселится, то наплачется до усталости, и уснёт, бывало, на стуле, возле кроватки с её доченькой, с её радостью.
   Выросла Надюша, весёлая, смышлёная. Школу кончила успешно. На родительских собраниях всё хвалили её учителя. Помнит бухгалтер такие собрания, когда его там ругали за его ребятню, и в пример ставили Надину мать и Надю саму. Помнит он до сих пор это. Знал он и заработки Надиной матери. Знает он и пенсию её, не очень пошикуешь. Потому и задумался, потому и говорит так. А чем поможешь: закон есть закон. Не вкладывать же свои деньги. И как она Элевтина отнесётся. Отказаться может, хитрющая женщина, располнела как резиновая надувная кукла. Начётистая, к ней не подступиться, эта копейку не упустит. Да и бухгалтерша ей подстать; бука – букой.  Да и что она сможет: что получилось, то уж и получилось. Ей что: приход, расход, остаток. Товар, деньги, товар на остатке и всё; закон есть закон. Что ей до какой-то там Надюши: много их перебывало на её веку. Кажись, тридцатый год работает: у него ещё училась, в колхозе начинала работать. И уж после, из-за недостатка кадров отпустили её в сельповскую контору. Помнил он, как это было. О многих работниках он знал в селе: как они жили, как росли, как работали, их радости, их печали, горести и нужды. В бухгалтерии колхоза сходились такие нити со всего села. Помнит он, помнит. Ну, да всех не оплачешь, не обгорюешь. Дома у самого кавардак творится. Сыновья попивают, в семьях своих дебоширят, а один не женатый – совсем запился. И голова умная, и руки золотые, а как получит зарплату – то пока не пропьёт всю, на работу не выходит. И что с ним ни делали, и он с женой, и начальство: а толку никакого. Ему ничего не стоит вовремя уборки хлеба запить. И бригадир прибежит, и инженер по несколько раз заезжает, а ему хоть кол на голове теши. Пьянствует до последнего рубля. И лечить отправляли, думали что исправится, а он нет, не может остепениться. Горе одно с ним. А тут эта ревизия, и Надюша со слезами на глазах. Ну, что я бог, что ли? Пусть уж так остаётся. Будь, что будет. Мне сделать дело, а разбираться пусть те, кому положено».
   Он успокоил, как мог Надю, захлопнул скоросшиватель, положил в старенький портфель и пошёл домой.  – «Завтра отнесу акт ревизии в бухгалтерию и дело с концом», - думал Пахом Андреевич. Много он проводил ревизий, всякого нагляделся за это время. Мошенники юлят, изворачиваются, стараются задобрить ревизора, намекают на взятку, подносят выпить, приглашают на беседу. Неудачники переживают, плачут.  Деловые добиваются повторения ревизии, тщательно, с озлоблением роются в документах, доказывают, обвиняют кого-то, и что-то, и, как обычно, редко прогорают. Есть и бесшабашные. Помнит он, как лет пять назад, делал он ревизию в продуктовом магазине. Работал там Родион Кириллович, до чего додумался. Когда стали сверять цены в фактуре на конфеты с ценами на этикетках, где все цены были одинаковые. А когда у него спросили, зачем он поставил на этикетках одинаковые цены, он ответил: - «А, что тут такого? Конфеты, они и есть конфеты. Одинаково сладкие, значит и цена им одинаковая. Что тут ещё путаться? Разбираться ещё. Вот, например, хлеб, мясо, яйца, водка, это разный продукт, а это одно и тоже. Ну, посмеялись над ним все, кто там был, и насчитали ему недостачу. Пришлось корову продать и долг погасить. И пришлось ему уйти из продавцов и сесть на свой трактор. – «Как камень с шеи снял», - пояснил он своим друзьям в бригаде. Отец над ним подшучивал, - «Как ушёл ты в магазин работать, так постоянно корова наша из сарая на магазин смотрела. Сено не ест, воду не пьёт, всё смотрит и смотрит на магазин. Досмотрелась, чёрт рогатая, придётся на другую теперь зарабатывать. Теперь не только там работать, даже за покупкой не пойду, пока корову другую не куплю». Сдержал своё слово Кирилл, год целый не появлялся в центре села, пришёл лишь тогда, когда купили они корову. До сих пор над ним подшучивали односельчане относительно всех конфет одной цены.
    А здесь получилось другое дело. Надя пришла домой в слезах, рассказала матери о недостаче. Посидели, поплакали, и решили занять денег по соседям, для погашения недостачи, но работу не бросать.
   Вечером в клуб она не пошла, ни сегодня, ни на следующий день. А на следующий день ревизор сдал в бухгалтерию акт ревизии. И получилась недостача на сумму сто рублей. Надя, было, заикнулась перед бухгалтершей, что, мол, разобраться надо. Но та подняла своё грузное тело из-за стола, проговорила:
    - Во-первых – смотреть нужно. Во-вторых – гаси задолженность сегодня же, и знай, что я разрешаю тебе это сделать, потому, что ты молодая, а иначе можно повернуть дело и в другую сторону.
   Надя, только и сказала:
    - Я сейчас, - и вышла из конторы, чтобы идти домой к матери. Вытирая концом косынки заплаканные глаза, она сошла с крыльца, и, опустив голову, направилась на дорогу.
      Вдруг рядом раздался громкий автомобильный сигнал. Надя подняла голову. Перед ней стоял новенький молоковоз, а из окна смотрел Андрюша, её Андрюша. Дружили они ещё до ухода его в армию. И вот уже как месяц, они  работали. И весь этот месяц, каждый вечер встречались в клубе: то в кино, то на танцах. Провожал он её до дома, и подолгу просиживали на скамеечке, которую он сам и сделал в первый же вечер. Свадьбу решили сыграть на Октябрьские праздники. И по манере отца, который звал свою жену не иначе, как  – мать. И Андрейка называл с первых дней Надю, не иначе, как – мать. Надя сначала смущалась, даже сердилась поначалу, а потом согласилась, и отзывалась на такое обращение.
    - Мать, садись, прокачу,- позвал Андрей. Но Надя махнула рукой и пошла по дороге; ей не хотелось показываться ему в таком виде. Андрей выскочил из кабины молча, взял за руку Надю и усадил в кабину. Заметив её заплаканные глаза, он съехал с дороги, остановился, стал расспрашивать:
    - Ну-ка, мать, что у тебя случилось, и заодно поясни, почему тебя не было два вечера в клубе? Да, ты, что-то хмурая, как перед дождём. Давай, рассказывай, не молчи.
    - Андрюша, да у меня неприятность. При передаче магазина, Элевтина подсунула мне водку разной марки и разной цены. И сахару не хватило. К Элевтине не подступишься. А бухгалтерша намекнула на другую сторону. Гаси, говорит, недостачу сегодня же. Вот я и пошла…, - проговорила Надя.
    - И сколько же тебе насчитали, - спросил Андрей.
    - Аж сто рублей, - выдавила через силу Надя.
   Блеснув озорными глазами, Андрей обхватил голову Нади ладонями с растопыренными пальцами, и поцеловал в заплаканные глаза. Произнёс:
    - Посиди, мать, я сейчас, - и выскочил из кабины.
    - «Ох, и суматошный ты Андрюша, опять, что ни будь, придумал», - подумала Надя. Вдруг через открытое окно кабины  внутрь влетели две пчелы, и стали биться о лобовое стекло. Надя боялась пчёл, обхватив лицо ладонями, сидела не шевелилась. Минут через пять Андрейка заскочил в кабину:
    - О, ты тут не одна, у тебя гости, оказывается, - проговорил он, - не бойся, они на свет бьются. Сейчас мы их отправим домой, - он взял одну пчелу за крылышки, и выпустил на волю. Вторая заметалась вверх, вниз по стеклу. Он стал её ловить, но в спешке неловко прижал, и она его ужалила в палец.
     - Фу, ты, какая беспокойная, - огорчился Андрей. Пчелу выбросил, потом вытащил ногтями жало, и помочил слюной ужаленное место. Пояснил:
    - Они сейчас нервные, цветов ещё мало, взятка нет, ищут, как мой дед говорил: - «Иногда и воровством занимаются. Нападают на слабые семьи, уносят мёд и забивают хозяев. Хотя они и трудяги, но и этим не гнушаются. Вчера дед мой отбивался от чужих пчёл, так, что он придумал. Снял этот улей с колышков, отнёс в омшаник, а на его место поставил простой улей с одной медовой рамкой для приманки. А когда воровки стали залетать, он вставил в леток трубочку и замазал вокруг её глиной. Воровки по трубочке в улей залезают, а обратно не могут вылезти, так как света не видно куда вылазить. Так дед их всех и переловил. Толковый у меня дед.  Вот как будешь у нас жить, познакомишься с ним ближе, понравиться он тебе. Любит он пчёл, много интересного про них рассказывает. Вот потом узнаешь. Всё ворчит на меня: - «Когда, да когда приведёшь в дом Надюшу; всё бы помощница была». Мама моя их очень боится, отца он на пасеку не запускает, от него горючим пахнет. А для меня самое интересное это машина, она хоть и не разговаривает, а всё равно, что живая. Чувствуется когда она, в каком настроении. Утром, и, особенно,  вечером очень она весёлая, не слышно, как работает. Только ветер свистит, и сигнал звонче, и сама мягче идёт. Да вот ещё; посмотри, что я себе купил, - он достал хозяйственную сумку, стал вынимать, показывать, - вот костюм себе купил, тёмно-коричневый, с отливом, аж блестит на солнце. Мне понравился. И дешево стоит, всего девяносто рублей отдал. Вчера получка была: это моя первая зарплата. Двести десять рублей получил. Можно работать. А это вот тебе,- он достал кулёк шоколадных конфет и подал Нади. – Ладно, мать, поехали, уже обед. Вон и подружки твои магазины свои закрывают.
Он отвёз Надю до её дома, и, развернувшись, вернулся домой.
    Заняв у соседей деньги, мать отдала их дочери, чтоб та отдала их в кассу – погасив недостачу.
   А когда Надя  с деньгами пришла в бухгалтерию, там сидели её подруги, продавщицы и о чём-то разговаривали. За столом сидела бухгалтерша. Вместе с Надей вошли в помещение конюх дядя Алексей, рабочий дядя Гриша, заготовитель дядя Федя, и директор Никита Васильевич, и счетовод Толя.  Расселись по стульям вдоль стены. До открытия магазинов было ещё пятнадцать минут.
   Надя потопталась у порога, потом смущённая подошла к бухгалтерше. Вынула деньги и положила на её стол.
    - Вот принесла, - тихо проговорила Надя. Разговоры прекратились. Все чувствовали себя неловко.
   На улице ярко светило полуденное солнце, в помещении было душно, хотя окно за спиной бухгалтерши было открыто, через которое, вместе с ветерков, влетали и мухи. Она интенсивно отпугивала одной рукой с коленей мух, подняла голову, посмотрела на деньги, на Надю, и с удивлением заговорила:
    - Что это? Вы, что меня разыгрываете? Вы, что по лотереи выиграли? Или вам деньги девать некуда?  Чёрт те знает, что творится!  Забери их. И бросьте мне эти шуточки. Молоды вы ещё со своим Андреем, надо мной потешаться. Тот перед обедом забежал, подал мне пачку денег, говорит: - «Вот возьмите, погасите Надину недостачу». Я ему говорю, так ты-то при чём?  А он захохотал и только сказал: - «Она же моя мать», и убежал. Мне теперь, что прикажете, всё переделывать? Я же деньги сдала на почту, и документы оформила. Забирайте деньги и не морочьте мне голову своими дурацкими выходками. Если меж собой не договорились, то я-то тут не причём. Расходитесь все по рабочим местам.
   Присутствующие охнули, заулыбались и стали выходить из помещения. Бухгалтер уже обеими руками отгоняла под столом мух, которые тучей клубились под её стулом, и облепили её ноги. Люди заметили это и стали заглядывать под стол и под стул бухгалтера. Не понятно им было, почему её так мухи полюбили. Неудобно и смех разбирал.
    - Ха, что моя Гнедуха, не может отбиться от мух.; и головой трясёт и хвостом отмахивается, а они только на неё и садятся, - проговорил Алексей.
    - У меня тоже, когда шкуры не солёные, мухи заедают в складе. Хоть не заходи, - дополнил Фёдор.
    - А тут наоборот, только к солёному-то месту и лезут, - хихикнул Гришка.
    - Чёрт знает, что тут у вас творится, - гневно произнёс Никит Васильевич. Девчата смущённые выходили из помещения, мужики заглядывали под стол. Хихикали, указывали руками под стул, выходили.
   Бухгалтерща, покрытая потом от духоты, от смущения, и от интенсивной работы руками, вылезла из-за стола, потрясла руками подол платья, выгоняя из него мух, выбежала на крыльцо. Мужики вместе с директором, продолжая хохотать, вышли следом на крыльцо. Счетовод Толя, подрыгивая костистыми, худыми плечами, вылез из-за стола, подошёл к окну, закрыл его. Опустился на колени, стал осматривать стол и стул бухгалтера. Мухи клубились, жужжали, некоторые не могли оторвать ног, беспомощно взмахивали крыльями. Толя приложил кончик пальца к днищу стола и стула, приложил к языку, сплюнул.
    - Вот оно, что, - не переставая смеяться, вынес стул на крыльцо, к мужикам. Перевернул стул вверх ножками, дополнил:
    - Мёдом намазано и стул и стол.
  Бухгалтер ушла домой переодеваться, не зная, что и подумать. Мужики продолжали хохотать. К ним подошли с десяток мальчишек, старики, старушки, был один мужчина с протезом ноги.  Девочка лет двенадцати подбежала к хохочущим мужикам, закричала:
    - Сюда, сюда идите, посмотрите, что тут творится! Пчёлы! Тётя Элевтина в магазине закрылась, плачет, ругается.
   Вся толпа, скорым шагом, направилась за девочкой. Собрались возле дверей магазина. На косяках дверей и на окнах клубились пчёлы. Элевтина, закрывшись, ругалась внутри магазина, хлопала полотенцем.
  Люди переспрашивали друг друга:
    - Что случилось? В чём дело? Откуда здесь столько пчёл? Ну, что там такое? Вот это торговля, вот это покупатели!
   Люди смеялись, шумели, но не подходили ближе, подавали советы:
    - Ты, Элевтина, не ругайся на них. Вежливее обходись с этими «покупателями». Наверно обсчитала, какую ни будь, вот они и восстанавливают справедливость. Они строгие, с ними нужно относиться по справедливости.
Дядька на протезе, подойдя к окну, постучал по раме окна костылём, крикнул:
    - Ты, «пивная бочка», не машись там. Выходи сюда, отторговались сегодня. Да спокойнее выходи, не маши руками.
  Завидев толкотню у магазина, из противоположного здания колхозной конторы, вышли работники. Услышав шум и смех, подошли ближе. Школьники, работающие на пришкольном участке, с криком прибежали сюда же. Строительная бригада, что строила новое здание клуба, отставив кладку стены, выстроившись на настилах лесов, повернули головы, и смотрели в сторону собравшихся, переговаривались с южным акцентом.
   Вдруг дверь магазина резко отворилась и в проёме показалась Элевтина. Люди ахнули. Она была с растрёпанными волосами, глаза полные слёз. Губы, нос, и правая бровь вспухли. Правый глаз был закрыт вспухшей бровью. Нос посинел, вспух, покосился вбок, как причудливая картофелина с наростом. На мочке уха висел волдырь, как огромная серьга. В растрёпанных волосах копошились пчёлы. Увидев перед собой такое количество людей, Элевтина закрыла обоими ладонями с полотенцем лицо, опрометью выбежала из дверей, и с плачем побежала сквозь толпу. Люди расступились, и хохот покатился по толпе. И никто не обратил внимания, как подъехал новый молоковоз к магазину «Хозяйственные товары». Из кабины выскочил Андрей, забежал в этот магазин. Через минуту он вышел с Надей. Замкнув дверь на большой висячий замок, они побежали к машине. Мотор тихо завёлся, и машина отъехала.
    - Ну, вот хоть душу отвёл, - произнёс Андрей. Открыл крышку багажного ящичка ниже лобового стекла и указал пальцем на зелёную кружку, с белой эмалированной поверхностью, покрытой густым слоем мёда.
  Надя удивлённо смотрела то на кружку, то на азартное лицо Андрея, и не понимала…
Она не поняла, почему Андрей так быстро забежал к ней в магазин, как за руку вывел её из-за прилавка, и, схватив с подоконника замок с ключами, вывел за дверь. Как резко закрыл дверь, и быстро повесил и замкнул замок на двери. И увлёк её в машину.
   И вот теперь они отъезжали от хохочущей толпы.
Из распахнутого окна бухгалтерии, что было обращено на дорогу. Показалось лохматая, с распущенными, чёрными волосами голова счетовода Анатолия. Он смеялся, плечи его тряслись, в руках у него был какой-то журнал, которым он выгонял из кабинета мух. Он подмигнул обернувшемуся Андрею, и погрозил ему пальцем, ещё пуще заливаясь смехом.
    - Твоя, твоя, - крикнул он вдогонку Андрею, и уже тише про себя добавил, - твоя это работа, знаю я тебя шутника, знаю!
  Андрей положил руку  Наде на плечо, проговорил, понимая по-своему слова Анатолия:
    - Моя, моя, конечно, моя! А то чья же! Кому же я такую отдам! Правильно, я говорю, мать?!
   Надя ничего не могла разобрать и вопросительно смотрела на смеющегося Андрея. А когда он рассказал ей всё по порядку, она тоже засмеялась. Их дружный хохот вылетал из кабины.
   Ревизор, Пахом Андреевич стоял у калитки своего дома, посмотрел на проезжающий молоковоз. Потом долго смотрел ему вслед и слушал беспечный смех молодых. Тоскливые мысли зашевелились в его голове; тоскливые мысли о прошедшей своей молодости, которая уж никогда к нему не вернётся. И одинокая слезинка выступила из глаза, и зависла на его нижних веках.
   Жизнь шла.
1 – 21- 02 – 1983г. 10 – 04 – 2010г.
 
                ТОСКА
                *******
                Рассказ
   Жаркий сентябрьский день клонился к закату. Яркое солнце висело в голубом чистом небе, прикоснувшись к краю высокой остроконечной горы, стоящей в конце села. И казалось, что раскалённый до бела диск незаметно скатывался по её склону, и будто остановился на мгновение, думая, катиться дальше или ещё немного постоять, посвятить на село.
   У подножья горы ровными рядами стояли животноводческие помещения. Поодаль, у дороги, светясь известковой белизной, и новой шиферной крышей, стоял дом животноводов. Между домом и штакетником, выкрашенным голубой краской, росли молодые берёзки, чуть заметно вздрагивая узорчатыми листьями. Кое-где, по низу кроны, высвечивали янтарно-жёлтые листочки, будто серьги в ушах стройных, красивых девчат, что в весёлом хороводе бегали вокруг дома, и внезапно остановились, как будто думали: бежать им дальше или передохнуть, перед тем, как вновь закружиться в весёлом беге.
   Огненно-рыжий конь с белым пятном на лбу, нетерпеливо  подёргивал удилами, легко катил, стучащий колёсами о неровности дороги, ходок. Мужчина, сидевший в ходке, подвернул коня к дому. Привязав повод к столбу ограды, направился к крыльцу. Около дома никого не было. Обычно перед дойкой здесь собирались рабочие фермы, обменивались новостями, делились радостями, горевали свои горести. И сам большим горем, особенно для женщин, сейчас были мужья алкоголики. Говорили они и про молоко, и про телят, и про кормление, и про зарплату, но все сходились всегда к одному: что же делать с пьянкой. Он помнит эти разговоры, встревал в них, отвечал на первые толково и обстоятельно, а на последний вопрос не отвечал; взмахнёт рукой и скажет: - «Почём» я знаю», - и отходил от женщин с нахлынувшей краской на лице. А сейчас здесь никого не было. Он открыл дверь, вошёл внутрь помещения. В противоположной стороне коридора стояли рабочие фермы, и смотрели в раскрытую дверь красного уголка.
   Там кто-то говорил. Слышался приятный, душевный, культурный голос. Он подошёл к стоящим людям, тихо поздоровался, посмотрел в дверь. В комнате было полно народу. Тут сидели доярки, телятницы, скотники и много других колхозников. Возле дверей в школьной форме стояли ученики местной школы. Возле развешенной на стене политической карты и множества разных стендов стояла знакомая учительница и читала лекцию, изредка заглядывая в тетрадь, что лежала перед ней на столе. На столе лежал огромный букет тёмно-красных георгин.
   Раиса Архиповна рассказывала об эстетических вкусах в поведении человека в быту, в общественных местах, и на работе. Такой лекции люди ещё не слышали. Конечно, были лекции – о культуре поведения человека – но чтобы об эстетике – не было. И слово какое-то новое, и уж очень хорошо говорит Раиса Архиповна. Для некоторых сидящих она была товарищ Назина, для некоторых просто Раюшка, а для многих, конечно, Раиса Архиповна.
   Держалась она просто; вон и причёска у неё крестьянская, без всяких завитушек.  Волосы русые гладко причёсаны назад. Небольшая косичка свернута тугим узлом, уложена на затылке и аккуратно приколота к волосам. Чёрный костюм отутюжен ровно и красиво облегал её стройное и красивое тело. Белая кофточка придавала её лицу, что-то сказочное. Белая косынка с коричневыми полосками по полям и коричневыми кружочками обрамляли её ровную, с чуть различимым розовым оттенком, шею. Подбородок ровный, гладкий, с едва заметной ямкой. Губы аккуратные открывали, когда говорила, ровные белые зубы. Нос ровный, аккуратный. Глаза тёмно-голубые, брови русые, между ними расположены три бороздки; одна против носа, две по краям от средней ближе к бровям. Эти три бороздки, если внимательно присмотреться, придавали лицу вид царского головного убора. На лбу мелкие морщинки обозначались лишь тогда, когда она поднимала брови вверх. Говорила она таким приятным, ровным, чистым голосом, что не слушать её было невозможно.
    Многие даже рты приоткрыли и глазами не моргали. Люди сидели тихо, только слышалось их дыхание.
    А нежный бархатный голос, выходя через дверь, плавно и тихо угасал в коридоре.
   Хоть и не все понимали, а особенно, как поставить себя в те рамки, как создать такую атмосферу, о которой говорила Раиса Архиповна, но все до одного были твёрдо убеждены в том, что об эстетике могла и способна была говорить только Раиса Архиповна. Любой другой человек мог этот стеклянный, прозрачный, светящийся сосуд – только смять, расколоть.
   Когда она кончила говорить, и спросила, какие будут вопросы, все молчали, и были недовольны – а почему она замолчала, почему бросила говорить?  Они боялись отпустить тёплое чувство очарования, ровного нежного света. Боялись лишиться того душевного трепета и магнетизма, каким были наполнены их сердца и мысли.
   И лишь только, когда она объявила, что перед ними сейчас выступят учащиеся с небольшим концертом, и когда дети зашевелились, и начали подходить, и выстраиваться у стены, зал грохнул аплодисментами.  Даже дети вздрогнули, заулыбались, радуясь, и с вожделением посматривали на свою учительницу.
   Когда концерт подходил к концу, наружная дверь коридора отворилась, и, загородив её проём, вошёл плотный мужчина. Он прошёл тихой грузной походкой к красному уголку, пристроился к стоящим работникам, отвечая кивком головы на их приветствия.
   Иван Яковлевич ждал конца концерта. И когда он кончился, и животноводы дружно и шумно благодарили выступающих, Иван Яковлевич прошёл внутрь комнаты, поприветствовал учеников и Раису Архиповну, и стал о чём-то с ней говорить.
   Та кивала согласно головой, потом обратилась к ученикам и поговорила с ними. Те дружно выразили своё согласие, и они вышли в коридор, а потом и из дома животноводов вслед за Иваном Яковлевичем.
   На дороге, против дома стоял автобус с улыбающимся шофёром. На переднем сиденье сидели две молодые женщины в белых косынках и в белых халатах.
   Дети шумной ватагой вошли в автобус, и тот, проехав часть села, выехал в поле. Ближние поля были убраны. Солома ровными рядами была сдвинута в большие омёты. Вблизи работал стогометатель: оправлял эти омёты, они делались ровными и красивыми. На следующем поле сдвигали копна. Навстречу шли машины гружёные зерном. Порожние грузовики возвращались с зернового тока, обгоняли и скрывались в клубах полевой дороги.
   Сделав несколько поворотов, автобус подошёл к полю, на котором работали комбайны.
   Иван Яковлевич, что-то сказал шофёру, и тот, сбавив скорость, свернул с дороги и остановил автобус на небольшой лужайке. Она располагалась между двумя оврагами, которые тут же и соединялись в один овраг, по которому протекал небольшой ручей.
   Солнце уже не видно было, но вечерняя заря, ещё явственно высвечивала своим нежным светом золотое поле пшеницы, уложенное ровными рядами валков.
   Один за другим, строгим полуклином, шли комбайны. Зрелище было удивительно красивым. Раиса Архиповна смотрела на них восхищённым взором. Дети притихли и тоже смотрели на поле; на пшеницу, на ровно уложенные копны, на комбайны, на снующие автомашины.
   Высадив Раису Архиповну с учениками, поваров с провизией, бригадир поехал приглашать комбайнёров на ужин.
   Учительница вслед за учениками спустилась по узкой тропинке в глубокий овраг к роднику. Отвесный овраг зарос бурьяном. Несколько кустиков ивы росли у самой воды. Несколько фонтанчиков родника, поднимая на себе чёрные крупинки земли, вперемежку с блестящими  чешуйками радоновых минералов, образовали небольшое углубление, заполненное прозрачной, холодной водой, которая держала постоянную температуру и не замерзала зимой в любой мороз. Вода была хотя и холодная, но мягкая и приятная на вкус.
   И когда, попив воды, умывшись и побрызгавшись, дети вышли из оврага, увидели подъезжающий автобус с комбайнёрами с полосы. И пока они, спустившись к роднику, умывались, поварихи две Екатерины угостили детей компотом и пряниками.
    Тут же подъехал на рыжем коне с белым пятном на лбу, в ходке сельский председатель Монахов. Он поздоровался с комбайнёрами и тоже умылся в роднике. Вытащил из кармана носовой платок, разорвал его пополам и одну половинку привязал на ветку рядом с сотнями других тряпочек, что были развешаны на кусте ветлы растущей у самой воды «Святого ключа». Как признак своего желания быть здесь ещё раз. Потом последним поднялся по маршевой лестнице, которую установил колхозный умелец, сварщик Коровин. Им же была изготовлена ажурная небольшая арка с надписью «Святой ключ». Сколько же нужно было затратить трудов, чтобы  добыть эти маршевые лестницы председателем колхоза Хабаровым, и установить их сварщиком в таком глубоком и крутом овраге до самого родника. Это вот пройти по этим ступенькам приятно, а ведь для них нужно было в земле ложе выкопать, а потом и уложить так ровно, да из труб сделать поручни, что получилось так красиво.
   После ужина комбайнёров Раиса Архиповна повторила свою лекцию, и дети поставили  концерт. Иван Яковлевич от имени присутствующих пожал ей руку и поблагодарил учеников за концерт. Он усадил комбайнёров в автобус, и они уехали к комбайнам.
   Не дожидаясь автобуса, дети с учительницей пошли пешком через поле в село.  Потом свернули на гору и нарвали осенних цветов. В село вошли все с букетами. На село опускался тёплый сентябрьский вечер. Дети один по одному стали расходиться по домам, прощаясь со своей учительницей.
   К центру села учительница подошла с четырьмя девочками, когда уже стемнело. Попрощавшись с учениками, она сказала, что зайдёт в школу. Она шла теперь одна  по переулку к зданию школы. Шла она тихо, уставшая и будто опустошённая. Всё, что она готовила сама и дети в течение десяти дней, теперь было отдано людям. Она будто сердце оставила там, на лужайке, у родника с добрыми загорелыми комбайнёрами, которые так смотрели на неё своими уставшими, и так внимательно слушали её, что её как-то вдохновляло и окрыляло. Она не чувствовала ног своих , лишь видела восхищённые глаза комбайнёров и свои руки, которые она иногда поднимала перед собой. Она прекрасно владела речью: мысли толпились в голове, а перед нею всё глаза и глаза слушателей. Глаза добрые, ждущие, внимательные. Она бы им говорила и дольше, и больше, но Иван Яковлевич, её бывший ученик Ваня, уже дважды и малозаметно посмотрел на ручные часы. Хоть и не всё она рассказала, и не всю программу концерта показали её ученики: но душа опросталась. Хотя и поволновалась она вместе с детьми, но прогулка их успокоила. И шла она теперь тихо и задумчиво. Постепенно поле с машинами как-то отошли, дети разошлись, а в пустой свой дом идти не хотелось. Она шла и смотрела теперь только под ноги, и грустные мысли сами по себе, вытесняя всё разумное, доброе, вечное, заполняли голову. Звенящие весь день в голове детские голоса, меркли, забывались, угасали.
   Вспоминалась её жизнь, её покойный муж, её уехавший сын. Свою мать и отца похоронила прошлый год в один месяц, а мужа как год назад. И вот теперь она совсем одна. Тоскливые думы овладели полностью её головой и душой. Кому рассказать, с кем погрустить, с кем поделиться тоской своей? Она ещё не знала, она совсем забыла, зачем она тут, и куда идёт?
  Сердце ныло как-то очень уж тоскливо; и ступала она, какими-то непослушными ногами. Кому, кому рассказать? С кем погрустить?
   И не заметила она, как тоска её тихо, и незаметно завернула, и повела по дорожке, не к школе, а на кладбище. Шла она в слабом сумеречном свете меж крестов и памятников, и оградок в глубь кладбища, туда, где белел мраморный обелиск с низкой голубой оградой с воротцами. С обелиска смотрел с фотографии её муж Саша. Сквозь сумрак черты лица были слабо различимы, но она чувствовала, что он смотрит, и, как бы спрашивает: - «Ну, что там у тебя? Давай рассказывай, я послушаю».
    И она стала рассказывать. Она сама не слышала своих слов, а только тихо шевелила губами. – «Что вот теперь она совсем одна, и ей не хочется идти в пустой дом. После того, как ты ушёл из жизни, будто забрал с собой все радости с собой. Вот и сына я проводила в армию. Хоть и письма пишет и службой доволен, а дома всё равно нет. Скучали по нём и она, и когда живы были его бабушка с дедушкой. Он всё отвечал на наши письма. А через два месяца его службы в армии похоронила я отца, и не успела земля засохнуть на его могиле, как рядом появился холмик могилы матери. И совсем ей стало грустно и тоскливо.
   И всё вспоминается и из памяти не выходят картины жизни сына до армии. Он был для неё и отрада и утешение. Помогал по дому, вечерами читал книги, рассказывал на память стихи. Приходя из кино – рассказывал его содержание. Она слушала его, будто радовалась, а сердце сжималось, и мысли стучали и стучали одно и тоже: уйдёт, уйдёт из дома и он со временем. Он способный, учиться дальше нужно. Не держать же его возле себя, не взваливать же на него свою тоску. У него свои заботы появляются; окончил школу, отвёз документы, стал усиленно готовиться к вступительным экзаменам.
   И вот больше шести месяцев, как его тоже нет дома. И осталась она одна со своими думами, печалями. А печалей набралось за это время очень много. И столько много, что не умещаются в голове, и в сердце. Давят на плечи непосильной тяжестью. Особенно невыносима тоска, когда одна остаёшься в дому, в твоём дому.
   Иной раз сядешь за стол, проверяешь тетради, и вдруг почувствуешь, что будто кто-то смотрит на тебя с другого конца стола. И чувствуешь и голову поднять боишься. А как поднимешь с невероятным усилием глаза, а тут никого нет. И думается, что это ты на меня смотрел и дрожь пробегает по спине.
   А то иной раз, будто кто стукнет в окно; птичка, ли какая, бабочка ли на свет налетит. А мерещится, что мать ли, отец ли пришли попроведовать. Обернёшься на окно, а там лишь темнота, да ветка яблони, которую отец посадил, когда ты принёс из больницы своего маленького сынишку.
   Иной раз спрыгнет кот с койки, а мне представляется, будто сынишка соскочил с кроватки; и думаю – вот-вот побежит по полу босыми ножками, да подбежит к моему столу и ручку положит на крышку стола. И жду, вот скажет: - ложись, мама, ты уж устала.
   И кроватки той уже нет, а стоят две взрослых односпальных койки. Койку сына я держу заправленной, а против неё, на стене повесила его фотографию.
   Взрослым стал сын, он уже переписывается со своей одноклассницей. Та, как встретит меня на улице, спрашивает о самочувствии, о письмах, о здоровье. Милая девушка, сестричкой в больнице недавно работать начала.
   Мать её часто приходит ко мне проведывать. Иной раз и я к ним захожу. Хотя ещё не твёрдо и не уверена я, а всё думаю – родня. К кому ж я схожу больше. Брат так и не вернулся со сверхсрочной службы, сестру муж увёз куда-то на север. Вестей до сих пор нет от них», - она задумалась, губы остановились шевелиться. Что ещё сказать? О чём поведать? Тягучая тоска сковала её тело, сжала, согнула. Она сидела на скамеечке, положив руки на колени, смотрела и ничего не видела перед собой.
   Темнота ночи закрыла фотографию перед ней. Лишь обелиск белым пятном виднелся перед её глазами. Она перестала шептать, и только мысли плыли в голове одна за другой.
   Помнила она себя ещё маленькой девочкой. Как встречала отца и мать с работы. Как называли её умницей и хорошей домохозяйкой. Как нагреет она днём на солнце воды, и наполнит ею умывальник: как отец умывался, всё нахваливал её. Как охраняла она бахчи от кур, и корову встретит из табуна и запустит её в пригон, и закроет её там.
   Иногда, не дождавшись родителей, уснёт  на крылечке. Потом вспомнила, как брали её с собой брат и сестра в горы клубнику собирать, и как она устала, и едва дошла до дома.
   Помнила, как всей семьёй  плакали, когда отец уходил на фронт. Помнила и радостный момент, когда отец живым вернулся домой. И она всё сидела у него на коленях, пока не уснула.
   Долгие годы учёбы прошли, как одно лето. Училась она на двух факультетах в педагогическом институте. И всё свободное от занятий время посвящала себя спортивным занятиям. Участвовала в спортивных состязаниях, получала призы.
   И вот она, молоденькая учительница, стоит перед классом. И любопытные дети смотрят на неё, слушают её рассказ. Тут в дверь постучали. А когда она произнесла слова – да, да, входите.  В дверь вошёл молодой, с искрящимися открытыми глазами, инспектор районо. После приветствия он прошёл на заднюю парту и сидел там до конца урока. Он, казалось, не слышал, что она говорила, а только внимательно смотрел на неё немигающими глазами. Он смотрел на неё весь урок. И когда дети, после звонка, вышли из класса, он не поднялся, а всё продолжал смотреть на неё.
   Эти глаза она запомнила на всю жизнь. Только эти глаза были перед ней и когда они встречались, и когда он перевёлся в их школу, и когда они поженились, и как народился у них сын. А на самом деле глаза его изменились, потускнели, а на голове обозначилась очень ранняя лысина: а ей помнились только те первые восхищённые голубые, открытые глаза.
   Они стояли перед ней и тогда, когда её Андреевич стал украдкой, а потом всё чаще и чаще появляться дома выпивши. Сколько она слёз пролила, сколько горя перегоревала, когда затаскивала его с крылечек в дом.
   В какой-то момент стал приходить в школу под хмельком. Стали срываться уроки, она со слезами уводила его домой. Она помнила, и как его уволили из школы, и он устроился работать в колхоз на автазаправку. По той же причине его убрали и оттуда, и перевели учётчиком в бригаду, а потом учётчиком на ферму, и много где он ни работал.
   Он сделался безвольным и неуправляемым человеком. Иногда он приходил сам, иногда его привозили, и он засыпал там, где его оставляли. Наутро он извинялся перед ней и перед родителями, обещал всё это бросить, и начать свою жизнь по-новому. Но к вечеру, а иногда и в обед, был невменяем. Когда он мог говорить, никогда не бранился, не шумел.  А только извинялся и ложился спать.
   Она не заметила, когда это началось, и не догадывалась, от чего это получилось.  Этот случай вся школа, и учителя, и ученики переживали сильно, сочувствовали ей. Но ничем ей помочь не могли.
   И вот уже второй год, как его не стало. Умер он от воспаления лёгких, умер в больнице. Сколько душевных мук, стыда перенесла Раиса за него. Сколько слёз было пролито, сколько бессонных ночей она провела в рыданиях, когда он болел, в изголовьях гибнущего на глазах её мужа; что казалось уже, что в сердце её нет уже больше крови, а только слёзы одни. Сердце со слезами – это  ужасно! Но она продолжала видеть только те первые, открытые, голубые, искрящиеся глаза, только те она запомнила, только те она запомнила, и видела перед собой теперь.
   Она не ушла от него, и не вернулась к отцу с матерью, когда он пил, она не оставила его одного, когда он заболел и лежал в больнице. Много он принёс ей переживаний и слёз, много душевных мук перегорело в её сердце, но она крепилась, работала, воспитывала сына: жила.
   И вот сейчас она вспомнила его слова, когда приходила к нему в больничную палату, а он совсем уже ослабевший, посмотрел на неё открытыми, и ей показалось, будто прежними, теми глазами, и сказал: - «Ну, что там у тебя? Давай рассказывай, я послушаю»! У неё сердце сжалось так больно, что дышать стало невозможно. Горло сдавило, в голове зазвенело, глаза заволокло слезами. Она долго смотрела на него сквозь слёзы, и не слышала, и не понимала, что он ещё ей говорил. Едва различимо виделись ей его шевелящиеся губы. Она не помнила, что было дальше. Она очнулась сидящей на кушетке в приёмной, врач ваткой растирал ей место укола на руке выше локтя, там несколько пощипывало. Медсестра протирала  мокрым марлевым тампоном её лоб. Потом она ушла из больницы до автобусной остановки, а при возвращении до центра своего села, пошла домой сквозь сильный ветер и снег. И всё время этого пути ей в вихрях снега виделись его шевелящиеся губы, открытые глаза, а иногда, его слова: - «Ну, что там, как у тебя? Давай рассказывай. Я послушаю». А, что она ему могла рассказать? Поздно он согласился её слушать. Порушилась их семейная жизнь. Загублена она была в самом своём расцвете. Не радовался он жизнью, её прелестью, её радостями.
   Сына он не видел, как он рос, как учился, как набирался сил и мужества. Не видел и не слышал, как тот переживал трагедию отца и горе матери, как он стыдился за него перед друзьями своими. Жалел он отца, и страдал материными горестями и тоской. А она страдала, глядя на мужа, и страдала, глядя на сына своего.
   Они, конечно, понимали  страдания матери, но не с такой полнотой и силой, с какой понимала их мать.
   А в мыслях всё те же открытые голубые глаза мужа. А сейчас их уже совсем не видно на фотографии. Она утёрла ресницы концом косынки, протёрла посильней, посмотрела: нет, не видно глаз, и лишь туманным пятном светился обелиск.
   Мысли тихо зашевелились в голове, она несколько раз моргнула и стала соображать: что с ней, и где она? Жуткий мороз, шевелясь по жилам, прошёл от головы до кончиков пальцев ног. Она потеряла способность чувствовать своё тело. Боясь поднять голову, она встала со скамеечки, и вышла из оградки.
   На тёмном небе, будто воткнувшись в каменный выступ горы, ущербная луна светилась узкой полоской. Тусклый, тяжёлый мрак еле заметно выделял на земле деревья и кресты кладбища.
   Не чувствуя ног, с одеревеневшим телом, и сжатая жуткой тишиной, она не помнила, как выбралась за ворота кладбищенской ограды.
   И тут, вдруг, услышала тихий старческий голос. Ноги совсем остановились, она не могла вскликнуть, только рот немного открылся, и расширились глаза. Перед ней стоял знакомый дед Василий, сторож школьного сада и добровольный комендант этого «города». Он ещё тогда увидел, как шла переулком учительница по направлению к школе, и как она, почему-то, свернула в ворота кладбищенской ограды, и как медленно ушла меж крестов внутрь кладбища. Он постоял, подождал, она не выходила. Решил подойти к воротам и подождать её возвращения. Уже выкурил дважды свою огромную самодельную трубку, а её всё не было. И собрался уже третий раз набить трубку новой порцией саморучного табаку, как заметил, что к нему из глубины, как-то неестественно переставляя ноги, шла Раиса. Он воскликнул: 
    - Раюшка, доченька, что, ты, тут делаешь?
Та подняла глаза, узнала сторожа, шагнула к нему, и уронила голову ему на грудь. Дед держал в одной руке посох, другой обнял её за шею, стал тихо гладить по голове, приговаривая:
    - Доченька, Раюшка, не ходи сюда по ночам больше! Плохо тебе видно пришлось, что на кладбище привела тебя печаль-тоска невысказанная. Поплачь, доченька, дома, а сюда по ночам больше не приходи! Коль сильно уж заскучаешь, так зайди за моей старухой, да и приходи вдвоём сюда, но чтобы только днём. А то меня старого и то оторопь взяла,  как тебя тут заметил. А уж ты-то меня, внученька и подавно оробела. Не заметила.  Как ночка тёмная тебя тут прихватила. Чувствуешь, как дрожишь вся. Пошли, я провожу тебя до первых хат. А там, как-нибудь, и сама дойдёшь до дому.
   Раиса немного пришла в себя, но продолжала вздрагивать всем телом, и тихо пошла рядом с дедом по тёмному переулку к ярко освещённым окнам домов села. Подойдя к дороге основной улицы, дед остановился, а Раиса пошла одна, и, вскоре, скрылась за ближайшим домом. Улица была ярко освещена уличными фонарями, и дед ещё раза два увидел идущую учительницу, потом она скрылась за следующим домом и ушла.
   Неожиданно просигналила машина. Где-то засмеялись молодые парни и девчата, идущие по дороге. Потом залаяла собака, и, остепенившись, радостно заскулила. По горной дороге проехали четыре машины со светящими фарами, свернули в сторону авто-гаража, и свет фар погас. Тут дед обратил внимание на петушиную перекличку.  Возможно, они уже давно пели, но он только сейчас стал различать их звонкие, горластые голоса.
      Сентябрь 1983г. – 01-05-2010г.







                ПИЛА
                ******
   Сибирский февральский буран разыгрался с такой силой, что некоторые работы в селе были приостановлены. Нельзя было остановить работу по уходу за животными, но то была работа в помещении. А полевые работы, как подвоз кормов с поля, и вывозка леса из деляны в село, и органических удобрений в поле – производить было небезопасно; можно сбиться с дороги и потеряться, или даже погибнуть.
   Вот слух пришёл из соседнего села о страшной трагедии. Одним позвонили родственники из города, что приедут к ним в гости на время отпуска. Те рады, встречу готовят, родню оповестили. Пригласили на вечер. А тут к вечеру буран поднялся, и отпускники застряли в ближайшем селе: никакого транспорта не оказалось, чтобы добраться к своим. Звонят им по телефону.  Те на радостях садятся в «Жигули» и быстро к тем навстречу. И по пути застряли в снегу и сбились с дороги, а потом и совсем следа не стало видно. Отец с сыном в машине сидели: и толкали машину, и откапывали, да всё бесполезно: ни взад, ни вперёд. А к полночи буран ещё сильнее разошёлся и замёл машину выше крыши. Видя такую ситуацию, решили они машину не рвать и ночевать в поле. Перед  утром буран стих, ребята спали по очереди в машине и подогревали её периодически. А дома их ждут, беспокоятся. Побежали к руководству дорожной службы просить бульдозер, чтобы поехать на поиски потерявших хозяев. Тракторист согласился и, заведя трактор, поехал со вторым сыном хозяина искать «легковушку». Всю дорогу работали бульдозером; чистили полотно. А тут попался поворот дороги, и  снегом замело дорогу так, что и трактор не шёл. Пришлось снег с полотна счищать и сдвигать с дороги в поле. Ну, кое-как пробились. Приехали в соседнее село, нашли гостей, а отца с сыном тут не было. Утро выдалось морозное, всё кругом хорошо просматривалось. Посадили гостей в трактор, и домой поехали. Подъезжают к тому месту, где снег с дороги сдвигали и заметили угол «Жигулей». Остановились, подбегают, а тут страх-то, какой! Ночью не заметили, как трактором по легковой машине проехали и раздавили её вместе с хозяевами. И вместо радостной встречи городских гостей, пришлось горе переживать, и похороны проводить. Вот оно как: думаешь сделать добро, а получишь горе. Что делать? Такая наша жизнь деревенская.
     Услышав такую историю, бригадир собрал механизаторов в бригадном доме и рассказал этот случай, вроде, как лекцию по технике безопасности прочитал. Долго трактористы обсуждали этот случай между собой, переживали, сочувствовали, горевали. Каждый старался представить себя на месте отца с сыном в машине, и на месте тракториста, что раздавил эту легковушку с людьми трактором.
    Кончились и эти переживания и незаметно перешли на другие разговоры. Стали обсуждать колхозные и домашние дела: кто жаловался на жизнь, кто был ею доволен. Приелись и эти разговоры. Безделье мучило, Уж сколько раз и закуривали, и анекдоты все порассказали, но домой идти тоже не хотелось.
   Потом Сергей Игнатьевич, учётчик бригады достал из стола свежую газету и спросил мужиков:
    - Ну, что, мужики, послушаем, что творится на белом свете?
    - Давай.  Читай. Что там нового? – послышались голоса.
Сергей стал читать. Мужики слушали.
После газеты разговоры опять перешли на свободные темы. Говорили о работе, о политике. И, наконец, все разговоры перешли на любовь:  о чести, о совести, о верности, о добропорядочности и скромности.
   Осуждали хамов, бессовестных, хитреньких и лодырей: иной раз иносказательно, с подковыркой, с намёком, с мужицкой мудростью. Слушай, мол, задумайся, мотай на ус, да не хами в коллективе. Ты, мол, в колхозе живёшь, в колхозе работаешь, а тут все на виду: ничего не скроешь, всё будет известно, хоть ни таись, а лучше честно и по справедливости работай и живи. Живи и знай: ты весь на виду, всё о тебе знают, и любое твоё хамство будет осуждено и осмеяно людьми. Вот тут, при собравшихся людях  позор твой вскроется.
   - Ух, вот это поддаёт жару, чёрт его задери, едва добрался. Здорово были, мужики! – отдуваясь и отряхиваясь от залеплённого снега, проговорил, а потом и поприветствовал собравшихся  мужиков, Василий Шилов, пришедший позднее всех. Он работал на лошадях и, вместе с другими, возил сено с поля. Всвязи с непогодой задержался дома, да не только из-за погоды, он часто задерживался, не успевал вместе со всеми прийти на бригаду.
     Дома не клеилось. Семейная жизнь шла кувырком. Будто больших разногласий и не было, а мелочь затягивала, душу разъедала. Мужики знали об этом, сочувствовали. А сейчас поздоровались с ним, заговорили, подвинулись на лавке, уступили место присесть. Василий прошёл, сел, попросил закурить, ему дали. Он опустил голову, молчал, задумчиво курил.
   Мужики вновь заговорили меж собой. Их голоса отрывками доходили до сознания Василия, вспоминал свою жизнь.
   Детство прошло, как и у всех его сверстников – голодное, раздетое и разутое. Прерывистое учение в школе только осенью и весной, когда можно было ходить без тёплой одежды и обуви. И после четвёртого класса ушёл из школы; и с ранней весны, до поздней осени работал в полеводческой бригаде. То в посевную компанию верховником на бороновании, то подвозил зерно к сеялкам.    Потом на покосе: там прошёл он всю науку от верховника на подвозе копён, до косаря на пароконной косилке. Сейчас появились тракторные агрегаты, но на них в горах не везде можно на них косить, а поэтому без пароконных косилок было не обойтись. Поэтому вместе с двумя тракторными агрегатами, работали в этом году три конных. Василий возглавлял это звено, а зимой это звено возило сено к фермам. А сегодня срыв получился на работе.
   А дома срывы были чуть не каждый день. Сквозь тяжёлые мысли доносились слова Семёна – тракториста, который с остановками рассказывал. Мужики то слушали, притихнув, то дружно хохотали, а тот продолжал:
    - И вот приходит муж домой пьяный. Споткнулся о пень среди ограды, и упал. Раньше всё некогда было его спилить: то уставший приходил, то поздно вечером, то охоты не было, то инструмента под рукой не оказывалось, а чаще просто обходил его. Так и стоял этот пень с полметра высотой по середке ограды вот уже второй год. А сейчас он споткнулся, и больно ушиб ногу, и заметная шишка вскочила на лбу. Обозлившись, он с шумом открыл дверь избы, и, ругаясь, на чём свет стоит, напустился на жену, которая, заслышав его шум, выходила к нему на встречу.
   Она была под хмельком; смущённая смотрела на шумевшего мужа. А тот, не обращая на её душевное состояние, продолжал: - «Баба, где пила? Жена, не поняв вопроса, отвечает: - «У соседа». Тот допытывается: - «Зачем давала»? – пересыпая слова матюгами. У той сомнительные мысли побежали, думает, растерянно соображает, и тихо шепчет: - «Наверное, подсмотрел, шельмец, непутёвый. И что же делать?  Скандал же неминуем. И позор на всё село. Придётся раскаиваться». Тихо проговорила: - «Сколько лет живу, а ты то приходишь пьяный, то совсем не приходишь, то с похмелья: вот я и …», - закончила она свои оправдательные доводы.
   Муж, не подозревая ничего за женой, и не думая выпытывать, и выяснять отношения, вдруг, округлил глаза вник в суть слов жены, и куда пьянка делась, закричал:
    - Дурак, дура, вот это пила, так пила!
А Семён, выждав конца хохота, подвёл итог:
    - Спрашивал одно, а узнал другое. И не хотел, а узнал. Пила помогла.
Мужики по очереди повторяли некоторые предложения из Семёнова рассказа, хохотали, задумались, просматривали умственно свою жизнь: не случается ли у них такого? Не часто ли оставляют они жену без внимания, не много ли пьют, не часто ли они не приходят домой ночевать? А не может ли случится в их семье такое? Всегда ли дома пила?
    - Пила, пиле разница, - угрюмо произнёс Молниев. Сидевший рядом с седой головой механик, понимающе посмотрел сочувствующим взглядом на Василия, проговорил:
    - Смотря, какая пила попадётся, а то и со света сживёт раньше времени. Хотя и говорят, что ела дуб, дуб: поломала зуб, зуб. А у этих пил и за всю жизнь ни один зуб не выломится. А вообще-то и одним зубом можно любой дуб перепилить.
  Василий согласно покивал  головой, но промолчал, продолжая думать о своей жизни. После Семёна и остальные мужики стали по очереди рассказывать смешные и поучительные истории. И эти истории, и рассказы запоминались, легче  оседали в голове и на душе, и прочнее закреплялись в памяти любой морально-полезной лекции. Ибо они кратки и лаконичны, и отражают самую суть жизни, и истину.
  Василий продолжал вспоминать. Как он семнадцатилетним пареньком женился на соседней женщине, на двенадцать лет старше его. Потом служба в армии, и вот пятый год он после армии живёт, и сын уже большой, и дочь народилась. И хоть он и пьёт редко, и мало, а слухи нехорошие ходят по селу про его жену. А уж пила-то она настоящая пила: с двумя рядами зубов. Как не приди домой – всё не так, всё не то. То разделся не так, то разулся не там, то рукавицы положил не туда. И, чёрт те знает, что такое: и как быть, и что делать, ума не приложишь? Уж больно волю большую дали бабам. Как говорил бригадир: - «Равноправие женщинам дали не для того, чтобы этим равноправием помыкать мужиков и хвастаться, да юродствовать.  А чтобы на равных правах работать на общую пользу, и не прикрываться равными правами с мужиками. А то сидят дома, на работу не ходят. А как случится по дому работать, так тут, как тут поднимают равные права. Я за дровами, ты за водой, я корову доить, ты пригон почисти, и корму дай скотине. Я пол мыть, ты постель тряси, и половики выбивай. Всё дома управились вместе, а потом: я дома останусь управляться, а ты в бригаду иди на колхозную работу. И сидит она до вечера, пока муж придёт с работы, и опять она равные права станет на политическую арену семейной жизни выносить. Да, какие же это равные права, и, что это за равноправие такое?  А чуть, что не так, так она такую моральную обстановку создаст, что и не только про равные права забудешь, а и о своих не вспомнишь. Вот и сейчас он задержался дома, хот и не уехали мужики по работам из-за бурана, а неудобно опаздывать. И мужики смотрят неодобрительно, хоть и промолчали, и сочувствуют ему, а всё равно очень неудобно перед ними. А тут ещё эта пила. Вот пила, так пила! Метко сказано. Ручная пила пилит, тогда, когда ей пилишь, а домашняя пила сама пилит, аж шея трещит. Некоторые мужики, набравшись храбрости, иногда выбивали этим пилам зубы, но уж потом – свету белому были не рады. В Совет затаскают, и дети смотрят, как на плохого отца, а потом и смотреть начинают как на чужого. А душа-то одна, и жизнь короткая. Тут бы радости не пережить, легче же жить стало в колхозе, а всё радости нет. Какие-то все невесёлые, хмурые, злые; это очень плохо. А поэтому и разводов много, и сирот много и вдов, при живых-то мужьях. Думали войну переживём – заживём весело и счастливо, ан нет, радости не стало. Только и повеселятся немного, когда соберутся вместе: анекдоты потравят, посмеются. А как разойдутся по домам, то ходят какие-то все хмурые, злые. Чего не хватает, непонятно. Бедней были, веселей жили. А сейчас и обуты, и одеты, а ругаются между собой, что и не приведи господи как. А, что по домам делается, так и слова подходящего подобрать нельзя. Готовы глаза друг другу выкопать. Ведь до чего дошло, стали убивать друг друга. То ножом пырнёт, то топором голову отрубит, как курёнку. Ни жалости к человеку, ни страху за содеянное преступление не испытывают, ни наказания не боятся. И почему казнь отменили за убийство? Да на мою бы власть: за убийство вешать надо принародно. Чтоб ужас хоть немного сердца всколыхнул. А то ведь и тут равноправием помыкают. Да, это же настоящий фашизм, и ничего больше. А безнаказанность порождает другое преступление.  Свобода – это очень хорошее дело, но нельзя же свободу спутывать с беззаконием. А под какой закон подведёшь витийское поведение домашних пил?
   После обеда заметно похолодало, буран стал стихать, но периодически дул с прежней яростью.
    - Да, к вечеру, пожалуй, утихнет буран, стал крепчать мороз, - проговорил бригадир, ему поддакнули. Посоветовавшись, чем занять день, бригадир направил механизаторов в помощь кузнецам на ремонт борон. А транспортников в помощь плотникам по ремонту саней, которые работали в амбаре, где хранились старые хомуты, и некоторые заготовки для ремонта саней. Двоих направил к конюхам для ремонта сбруи для лошадей. До вечера все были заняты работой. К самому вечеру буран стал стихать заметнее, но сильнее становился мороз. Но это лучше чем буран. И завтра можно будет работать в поле привычную работу.
    А сегодня, прежде чем идти по домам, мужики опять собрались в помещении бригадной конторы: перекурить, обсудить сделанную работу, и посоветоваться, чем заниматься на завтрашний день.
   Переписав объёмы работ, которые сделали мужики, учётчик Сергей Иванович, сложил бумаги, обратился к мужикам:
    - Мужики, у кого пила есть хорошая; дерево в саду свалило бураном, спилить бы надо и распилить на дрова. А то топором долго и несподручно. Я бы за вечер управился, а завтра бы вернул.
   Мужики переглянулись, но промолчали. Шилов улыбнулся, провёл ладонью по лицу, и серьёзно отозвался:
    - Возьми у меня, вчера наточил, острая, и ручки поправил. Сходи, жена дома, скажи, что я послал.
Сергей поблагодарил и направился к дому Шилова, который находился в двух километрах от бригадной усадьбы. Часа через полтора Сергей вернулся. Мужики ещё не разошлись, оживлённо беседовали. Сычёв Дмитрий, рослый мужчина, тракторист, рассказывал о военных похождениях. Его внимательно слушали.
   Сергей вошёл в помещение, растирая покрасневший нос и уши, проговорил:
    - Вот это морозец! Потом, немного помолчав, продолжая улыбаться, продолжил, - Да, разыграл меня Василий, ну и попался на дурочка. И как я не догадался сразу. Четыре километра отмахал и принёс карман смеху.
    - Чего, чего? Ты же за пилой ходил, - спросил конюх Прокоп Иванович, пряча улыбку в пышных усах.
  Мужики замолчали, повернули головы к Сергею, ожидая его рассказа. Тот, настроившись на юморный лад, начал рассказывать:
    - Надул меня Василий, как я сразу не сообразил. Откуда к чёрту у него пила, у него топора-то путного нет, не то, что пилы. А ещё и нахваливал, говорил, что вчера наточил, и ручки подладил. Ах, бес, ну и бес!
    - Ну, и что? Не томи, говори, что было? – допытывался Прокоп.
    - Да, чего было. Прихожу, здравствуй Лизавета, говорю, одолжи, мол, мне пилу, дерево на дрова распилить. А то топор отскакивает: дерево мёрзлое, пила требуется. Василий сказал, что у вас имеется. Да, сказал, что только, что поточил, острая пила. Я обещаю завтра, мол, и принесу. А Елизавета забранилась, плеваться стала и говорит: - «Да, откуда у нас пиле взяться; у нас её, отродясь не было. Сами при нужде у деда Прокопа берём». А я ей говорю, а как же так, меня Василий послал, говорит, что у него есть пила, и даже острая, любую лесину перепилит. Огонь, мол, а не пила. А ОНА. Взялась руками за голову, и сокрушённо так говорит: - «Брехун твой Василий, нету у нас никакой пилы. А пилой он меня сегодня обозвал, и тебя послал. Это, чтоб мной дерево-то пилить. Вот, чёрт, брехливый! Ну и пустомеля, ну и чёрт ехидный! Это он перед всей бригадой меня на смех произвёл. Ты уж, говорит, Сергей Игнатьевич, не рассказывай при людях об этом. Придёт домой, я поддам ему жару, - закончил Сергей.
   Мужики захохотали, повторяя отдельные слова из рассказа Сергея.
Жару, конечно, Елизавета и вправду поддала Василию в этот вечер. И потом часто его бранила. Василий же с женой не связывался.
   С тех пор прошло много лет, многое забылось из обычаев и жизни мужиков этой бригады, но за Елизаветой так и сохранилось, и осталось ехидное прозвище – пила. Василий терпел брань жены до тех пор, пока сына забрали в армию, а дочь после учёбы пошла работать. Вобщем дети выросли. И после первой дочерниной получки, Василий не пришёл домой ночевать. Из дома он не взял ничего. В чём был, в том и ушёл на квартиру деду Прокопа. А через полгода купил себе избу, женился вновь, и живёт до сих пор тихо и мирно.
   А Елизавета – пила – из села уехала, и сейчас, говорят, работает. Но живёт одна. Василия не обвиняет ни в чём. Свою ошибку осознала, но жаль, что раскаяние пришло слишком поздно.
                10 – 01 – 83г.

                ПЕРЕЦ
                *******
                Рассказ
   Окончились осенние хлопоты в селе. Начались – зимние. Село жило размеренной крестьянской жизнью. Выпал пушистый снег, лёд на речке ещё не появился, но по берегам появились закраины.
   По домам люди управлялись со скотиной: давали сено на ночь, закрывали ворота и двери.
   То там, то тут шёл дым из труб домов, шёл прямо, ровными столбами в небо.   Изредка проезжали на лошадях, впряжённых в сани, мужики пробовали новую зимнюю дорогу. Спешили с работы по домам. Чуть не в каждой усадьбе дымились бани. Сегодня суббота, банный день; у нас, его называют – бабий день. Сегодня женщины и полы моют, и стираются, и баню топят, ну, а некоторые и блины пекут.
   Крестовый дом, крытый жестью, и окрашенный весь зелёной краской, и обнесённый новым частоколом, стоял у дороги.
   Через дорогу протекала речка с пологим берегом, куда пригоняли соседи поить свой скот, и брали воду для стирки и бани.
   Жил в этом доме тракторист Пантелей Карпович. Был он старательный и серьёзный механизатор. С виду был плотный, коренастый, среднего роста. Любил Пантелей во всём деле порядок. На колхозной работе делал всё аккуратно, старательно. При ремонте трактора делал всё сам. И разберёт, и соберёт, как весь трактор, так и отдельные его узлы и механизмы. И отрегулирует, и высверлит, нарежет резьбу, заварит электросваркой тоже сам. Во время работы за трактором следил постоянно. И когда идёт его трактор: то не хлопал, не стучал, не бренчал крыльями, капотом, дверцами. Шёл ровно, гудел мощно, и, казалось, что он состоит не из отдельных узлов и деталей, а был будто цельный, заодно отлитый.
   И любил Пантелей, и дружбу водил с такими же товарищами: торжества общественные и семейные отмечали вместе. При этих встречах он был весёлый, разговорчивый, мог плясать в бабьем кругу, пел в хоре. Немного играл на баяне, но больше всего любил слушать весёлые, шуточные истории: смеялся при этом самозабвенно.
   Если приходилось выпивать, то пил один раз; второй стакан отставлял. И если приставали, разливал свою долю по соседним стаканам. А когда друзья уяснили его такую привычку, стали наливать ему в пол-литровую кружку. Он выпивал, хорошо закусывал. Что такое похмелье не знал. Особенно любил компот и очень сладкий чай. И если кто делал ему замечания по компоту, то он обыкновенно отвечал тем товарищам: - «Люблю, друзья, я тёплое, мягкое и сладкое», - посматривая при этом с милой и значительной улыбкой в лицо своей жены. И, если, тут была его тёща, то она радостно улыбалась и душевно ликовала. Радовалась и гордилась своей дочкой: угодила зятю.
   Не любил Пантелей нецензурных историй, хотя и слушал их: не затыкать же уши, но сам не пересказывал, и ни при каких  обстоятельствах не матерился.
   В их дому царила непринуждённая, свободная обстановка. В домашней работе не перепирались друг на друга: и будто по уговору делали каждый своё дело. 
   Дом Пантелею товарищи его помогли перевезти из города, который подлежал сносу, и поставили на его усадьбе. А после уже сам обшил стены дома уже сам.
   Когда дом был готов, и Пантелей с женой перешёл в него жить, он взял с собой и тёщу. Она уже год как была на пенсии, и жила в однокомнатной избушке. Избёнка требовала перестройки. Но Пантелей перевёз её к себе и сделал из неё баню. И этим сразу разрешил вопрос – где и как жить. Тёща была рада и сразу погрузилась в хозяйственные домашние дела.
   Взаимоотношения в семье Пантелей определил в тот же вечер, за ужином, когда были перевезены тёщины вещи: - «Если будете обе меня критиковать, то я возьму это на ум и спасибо лишь скажу за умные мысли. Но если будете браниться между собой и с соседями, как наш сосед Фёдор с Татьяной, выпорю».
   На стойке возле печи висел его флотский, широкий ремень, на котором он правил бритву, перед тем как начинать бриться.
    Христинья посмотрела внимательно на дочь, потом на зятя: промолчала. А про себя подумала: - «Да, такой детина сможет. А зачем судьбу испытывать». С мужем прожила около сорока лет – пальцем не тронул. Умела она с мужем обходиться. И с зятем найдёт общий язык: всё будет хорошо.
   Жена вспыхнула густым румянцем. Будто грубовато, но тоже смолчала. Вспомнила, как пришёл в полночь однажды Пантелей с пахоты пешком; две смены отпахал, уставший, голодный. Попросил пожарить картошек, пока, мол, переоденусь и умоюсь.
   Разморил сон Нюру, приленилась, неохота подниматься, часа через три – четыре всё равно подниматься. Вон, мол, хлеб с молоком, тем обойдёшься. Не стал Пантелей второй раз говорить; сдёрнул одеяло с ног на голову, и дважды приложился широким ремнём по мягкому месту. Не ожидала она от него такого поворота, не думала, что способен её Пантелей на такое. Кричать, браниться хотелось, истерику закатить бы можно, но смолчала. Выпрыгнула рыбкой из-под одеяла, очистила четыре картофелины, покрошила тонкими пластиками, добавила сала, поставила на плитку. И, пока Пантелей умывался, переоделся, побрился, сел к столу – всё было готово. И делов-то всего на полчаса, и работа пустяшная, а получилось нехорошо. И хотя горело ушибленное место, и обидно было, а всё будто правильно, справедливо, и обида вскоре прошла, а память осталась. Не побежишь же жаловаться соседям, засмеют. Матери скажешь, та может сказать, что мало ещё. А после этого даже голоса ни разу не повысил. Видимо сам переживал. Разговаривал ласково. Обходительно. Нахваливал при людях.
    А, когда на второй год после переезда в новый дом, народился сын, он подержал его на руках, подул тихонько в личико, и, передавая тёще, сказал: - «Вот, мам, возьми. Ухаживай, воспитывай. Откормит мать грудью, на работу пойдёт. Вся забота на тебе останется. А когда вырастит, в труде буду я воспитывать.
   Христинья радовалась: рада была внуку, и доверием зятя. Радовалась Нюра, смотря на улыбающуюся мать и на изменившееся лицо мужа. Что-то новое, мужественное, задумчивое, заботливое было на лице. Помнила она лицо Пантелея – жениха, потом лицо Пантелея – мужа, а сейчас совсем иное лицо. И, казалось бы, по-прежнему дорогое и близкое, ласковое и доброе, заботливое, и неунывающее, с открытыми, голубыми глазами.  В которые она подолгу любила смотреть, как в майское, чистое небо, торжественное, какое-то  стало, одухотворённое, выше, будто, над землёй поднялось. Она даже ладонью провела по его лбу, по носу, по губам. Смотрела задумчиво, ласково; и не подозревала, что и сама-то она тоже изменилась. Невеста была, жена была, а теперь мать стала.
   Смотрел и Пантелей на её лицо и тоже замечал: изменилось лицо. И не заметит этой перемены посторонний, а Пантелей видит другое лицо. И не сразу определишь, что тут изменилось, а изменилось. Глаза теплее, настороженные, брови, как две рыбки подплывали друг к другу, смотрят внимательно. Чуть заметнее бороздка меж бровями обозначилась. В его груди кричало: - «Нюра, мать же ты теперь»!
   Вот так они и жили. Внук Ванюша рос на руках и под опекой бабушки. Мать целыми днями на ферме, за телятами ухаживала. Утром уходила рано, вечером приходила по потёмкам. Отец не всегда и ночевал дома.
   Много воды утекло с того времени. И бабушка Христя сильно постарела, присогнулась немного. Ворчит на внука, но балует. Про его проказы отцу не говорит. Сама приструнит внука, посовестит, повздыхает иной раз, поворчит себе под нос, с тем и оставалась. Расскажи она зятю про его ослушания и баловство, может и внука обидеть. 
   А рос Ванюшка – сорви голова; шустрый, непоседливый. В школу ходить стал уже в пятый класс в этом году. После школы домой не загонялся, уроки делал кое-как: наспех всё, всё некогда. Старалась Христинья. Как могла, но не всё получалось, как хотелось. Недовольна была выходками внука, недовольна была и соседями; но зятю не жаловалась. Знала, что не любит он жалоб. Пробовала говорить – зять отшучивался. Говорила и про соседей, что, мол, Фёдор с Татьяной и скандальные, и сильно ленивые.  Хотя и помогал им Пантелей, чем мог, и Нюра не отказывалась, и сама их часто выручала. То Татьяну прятала от пьяного Фёдора, то корову им сходит подоить, когда они оба были пьяны, то в баню приглашала по первости.
   Впоследствии Федор с Татьяной привыкли к ним в баню ходить и без приглашения. А чтоб воды натаскать, да баню истопить, так ты Христинья сама носи, и топи. А в баню воды много нужно, да из реки, и Христинье в её то годы, уж и уморно.
   Стала Пантелею жаловаться: тот только смеётся. Говорит:
      - Мама, что тебе баню жалко, что ли? У них же нет своей, да и топить-то им нечем. Пусть моются.
    - Пусть, конечно, моются, не жаль. Только могла бы Татьяна прийти, да подсобить. Вон, какая бабняка здоровая, и на ногах прыткая. Раз пять сбегает за день в магазин, а до него не близко. Часто пьянствуют обои с мужем. А как пропьются, прибегают к Христинье; выпрашивают денег на похмелье. Коль не дашь – браниться начинают, на всю улицу шум поднимут. А если в бане жару мало достанется – так обсудят по соседям. Плохо это.  Даже сильно нехорошо. Соседское ли это дело? А тут спина, что-то часто ныть стала.
   В этот вечер Пантелей проехал на тракторе с сеном, посигналил. Готовь, мол, тёща баню. Вот и сегодня она хлопочет. Хорошо хоть внука задержала. Уговорила, чтобы помог с баней управиться. Не отказался Ванюша. Помогал воду из речки носить, и дрова в баню. Вот и разожгли дрова, дым наполнил баню, полез клубом из двери. Любил Пантелей баню топлёную по чёрному: стены быстрей нагреваются и пол теплей делается.
   Вышла Христинья из предбанника, думает; что же ещё требуется?  Вспомнила, позвала внука, велела:
    - Ваня, слазь на чердак.  Достань веник, нужно его распарить.
Ваня в это время кидал снег лопатой вверх, и радовался, как он сыпался на него.
    - Да, брось ты обсыпаться, смотри весь в снегу, - проворчала бабушка.
    - Сейчас я, бабушка, - отозвался внук, и быстро забрался по приставной лестнице, через лазейку в карнизе на чердак.
   С соседнего двора раздался голос Татьяны:
    - Христинья, ну, что там у тебя, топиться баня? Как Федя явится, так мы придём.   Сказала, будто заказ сделала. Знай, мол, и топи жарче. Чтоб и нам хватило.
    - Ну, ладно уж, - отозвалась Христинья, и махнула рукой, продолжая наблюдать за внуком. Ванюша принёс берёзовый зелёный веник, подал Христинье, спросил:
    - Бабушка, а с кем ты разговаривала?
    - Да, вот с Татьяной. Ну, бы её подальше, к шутам,  - ответила та. Взяла у внука веник и прошла в предбанник, приговаривая:
    - Вот ещё кукла-то навязалась. Ну, хотя бы пришла воды натаскать. Не видела, что ли, как старушка с мальцом хлопотали. А теперь, - топиться баня? Топи пожарче…. Совсем совесть потеряла. Навадилась на дармовщину. Хоть бы Пантелей им, что ли сказал. Нет, не скажет: совеститься. А скажи я, обидится.  Шут их знает, как их отвадить? Коль своей бани нет, так шла бы  и топила сама.  Всё равно ничего не делает, сидит, наблюдает, дожидается, когда я истоплю.
 Внук слушал, о чём-то думал. Жалел бабушку.
Немного погодя пришли отец с матерью. Заговорили, в ограде стало веселей. Отец прошёл в сарай, наложил сена на ночь корове и овцам, пошёл, прихватив охапку дров и ведро угля. Ванюша зашёл следом за отцом. Стали раздеваться. Мать стала хлопотать у плиты, собираясь варить пельмени. Они лежали ровными, рубчатыми рядами на фанерном листе; бабушка приготовила днём ещё.
   Вскоре пришли Фёдор с Татьяной, стали разговаривать про всякие колхозные дела.
   Зашла бабушка, объявила, что баня готова, можно идти. Пантелей стал собираться, пригласил:
    - Ну, что, Фёдор, пошли в первый жар.
    - Не, Пантелей, иди сам, мы уж после пойдём, - ответила Татьяна. Они обычно ходили вместе в баню.
Пантелей потрепал сына по волосам, проговорил:
    - Тогда пошли с тобой, сынок, мы же мужики.
    - Нет, папа, там сейчас очень жарко, я уж после бабушки пойду, - ответил сын.
    - Ну, как угодно, тогда я пошёл, - взял полотенце и вышел из дома. После отца сходила мать с бабушкой. После их Ванюша быстро оделся, и, крикнув на ходу:
    - А теперь я пойду, - и выскочил в дверь, опережая гостей. Татьяна, с Фёдором поднявшись, хотели уже идти, но остановились, сели на место, пропуская Ванюшу.
   Через недолго, Ванюша вбежал в дом, раскрасневшийся, с накинутой на голову фуфайке. Отец спросил:
    - Что это ты, сынок, быстро вернулся.
    - Ох, там и жарко, папа. Я думал, там остыло немного.  А там аж камни трещат, - ответил сын, сдерживая хитрую улыбку на лице, и смеющиеся глаза.
   Фёдор с Татьяной ушли. На плите в кастрюле кипели пельмени. Нюра достала глубокую тарелку, и стала наполнять её пельменями, и поставила на стол, пригласила:
    - Садитесь, мужики, за стол, давайте кушать.
     - Подождём Фёдора, и пельмени пусть немного остынут, отозвался отец. Подошёл к буфету, стал искать, потом спросил:
    - Нюра, а где тут был красный молотый перец. Тут же целая пачка была, - спросил отец. Ванюша опустил глаза, в разговор не встревал, сидел молча. Бабушка подняла голову с подушки, ответила;
    - Да там он лежал, я сама видела. Уж не знаю, куда он мог деться.
    - Нюра, ты мне бульончику больше влей. А где же перец всё-таки? – говорил отец, продолжая перебирать посуду в буфете.
   С улицы послышались крики. Ванюша посмотрел в окно, прыснул, зажав рот ладонью. Бабушка поднялась с койки, подошла к столу, намереваясь покушать.  Посмотрела в окно, куда смотрел внук, развела руками, а потом и хлопнула в ладоши, вскрикнула:
        - Ой, люди добрые, что ж это там творится?!
Пантелей с Нюрой поспешно подошли к другому окну, стали смотреть.
   От бани к реке бежали Фёдор с Татьяной; нагие, растрёпанные. Зажав и соединив впереди себя ладони, прикрывая секретные места, они, что-то кричали, и, как-то потешно вскидывали ногами. Их тела сзади были неестественно, сильно красными. Бока тоже были покрыты красными пятнами. Пробежав по снегу, супруги попрыгали в реку.
   Пантелей с Нюрой, поспешно одевшись, выбежали из дому, и направились в сторону реки. Ванюшка остался за столом и наблюдал в окно за потехой, и хохотал. Это он устроил этот концерт. Когда, перед Фёдором и Татьяной, он пошёл в баню, то прихватил с собой пачку молотого, красного перца. А после, как попарился и помылся, и перед тем как уйти, он  облил  горячей водой полок,  веник и мочалку, и  тщательно посыпал их перцем. Одевшись, он поддал жару и плотно закрыл дверь бани, которая наполнилась, горячим, густым паром. Сухой перец от пара размягчился и прилип к предметам, на которые был насыпан.
   И вот в баню зашли Фёдор и Татьяна. Порадовались, что баня такая горячая, уселись на полок и стали мыться, натираться мочалкой, и париться. Все их тела покрыл распаренный перец. И через несколько минут всё тело у каждого, нестерпимо загорелось. Они сразу недоумённо соображали, что это может быть, потом стали смотреть друг на друга.  А уж, как не стало никакой возможности терпеть жжение, Татьяна со слезами, воплями и криком выскочила из бани. Следом выскочил  Фёдор. Жжение  и на морозном воздухе не утихало. Он крикнул:
    - В реку бежим! – и они побежали нагишом через ограду, к реке. Хорошо, что не видно было нигде людей. Фёдор первым спрыгнул в реку, присел на ногах и опустился в воду до подбородка. Татьяна последовала за ним. Она схлипивала, плескалась водой. Фёдор ругался на все лады, на чём свет стоял. Вода была холодная, ломило суставы, подбородок посинел, трясся. Он хотел несколько раз подняться из воды, но нестерпимое, пронизывающее жжение во всём теле, толкало его опять в воду.
   Нюра охала, всплескивала руками, Пантелей хохотал, Христинья приговаривала:
    - Смотрите, каким маковым цветом покрылись. Никак лихоманка приключилась. Так и быть, что это всё от лени, да от перепою!
Группа ребят и девчат, возвращающиеся из клуба, заслышав оханье Нюры,  подбежали к ограде Пантелеевой усадьбы, собрались на берегу. Заглядывали в реку, стараясь узнать, что здесь происходит. Задние спрашивали передних ребят, что, мол, там происходит. Уяснив, что никто тут не утонул, и не захлебнулся, и, узнав Татьяну и Фёдора, дружно и громко хохотали. Слышались сквозь смех голоса, и выкрики:
    - Сдурели, что ли? Во, нашли время купаться! Чёрт с ведьмой моются!  Лебёдушки купаются! Рыбу решили половить!
   На крыльце появился Ванюша в шапке, в бабушкиной фуфайке, в которой он ходил в баню, в отцовых подшитых валенках, стоял и улыбался. Молодёжь стала подходить к нему. Сенька, его дружок, который, как говорила бабушка, уже ходил по клубам, стоял возле Ивана и расспрашивал его. Ребята притихли, стали слушать их разговор:
    - Ну, что, дружок, что тут у вас произошло, расскажи?
Ваня вытащил из кармана фуфайки простую пачку, на которой было напечатано, - «Красный, молотый перец», и показал Семёну. Тот взял пачку, понюхал, прочитал надпись вслух. Послышались редкие смешки. С реки доносилась брань Фёдора, и причитания Татьяны. Ваня рассказал, как всё было. Хохот возобновился с новой силой.
    - Вот молодец, Ванюша, подсыпал ты им под зад перцу! Ну и молодец! Пусть покупаются! Это им Иван Купала в ноябре! Перец, перец …, - слышались голоса. Хохот ребят и девчат разносился по ограде, по берегу реки и уходил дальше по селу.
    - Вот наказание-то ещё! Неудобно-то как перед ними, соседи всё-таки! А возможно и к лучшему? – приговаривая, прошла Ванина бабушка от берега в баню. Захватив одежду и обувь Фёдора и Татьяны, она вернулась к берегу.
   Вышедшая из-за горы половинная, яркая луна, хотя и не сильно светло, но освещала барахтающихся в воде Фёдора и Татьяну.  А те, когда жжение немного ослабло, вылезли из воды, накинули на голое тело одежду, обулись, и, трясясь всем телом, побежали вдоль ограды, между хохочущей толпы молодёжи, к себе домой.
    - Перец, вот это перец! – слышались им вслед голоса,  весёлый  и звонкий хохот.    
    Когда я услышал эту историю, не вытерпел и спросил:
    - Так, и каков же результат?
    - В нашу баню, они больше не ходили. Зиму, хотя и редко, мылись у себя в избе.  А весной, против своей хаты, в берегу вырыли яму, и соорудили из плетня стены, покрыли дёрном, и получилась своя баня, которую могли топить тогда, когда появлялось желание и охота. С тех пор, они к нам больше на дармовщину, в баню не ходили. Перец повлиял. Какая ни наесть совесть зародилась.
    - И то метод. Да и не в нём дело, а главное дело в совести, - согласился я, и мы расстались с Иваном Пантелеевичем.

             11- 83г. -  5 – 010г.

ФЕДЯ - АРТИСТ            
                Пьеса в одном действии.
                Действующие лица.
Члены экзаменационной комиссии:
1. Языковед – женщина - 50 лет    
2. Историк  -  мужчина – 60 лет.
3. Философ – женщина – 35 лет.
4. Искусствовед – мужчина – 40 лет.
5. Абитуриент – Фёдор Ткачёв – 21 год, слесарь завода «Трансмаш», города Барнаула, родился и вырос в селе. 
Действие происходит в г. Москве, в помещении театрального училища. Учебный класс, за столом экзаменаторы, на столе разложены билеты. Жарко на улице и в помещении, парит в воздухе, пахнет дождём. Перед зданием на тополе сидят ворона и галка, перебирают перья на крыльях. Птиц видно из окна.
Стук в дверь.
    И с к у с с т в о в е д - председатель приёмной комиссии – Да, войдите.
     Ф е д я.  Здравствуйте!
      Ч л е н ы  к о м и с с и и. Здравствуйте!
      И с к у с с т в о в е д. Проходите, берите билет и готовьтесь отвечать.
    Ф е д я. Спасибо. Берёт билет, садится за стол, готовится по билету. Через десять минут поднимает руку.
      Я з ы к о в е д. Вы, что готовы?
      Ф е д я. Да я готов.
      И с т о р и к. Ну, пожалуйста отвечайте.
      Ф е д я. (Читает вопросы и бойко отвечает на них).
      Я з ы к о в е д. Вы, что так говорите, что за акцент такой? Вы откуда родом?
       Ф е д я.  Сельский я, с Алтая, после десятого класса приехал в город и работал на заводе, веду художественную самодеятельность при пионерском дворце города, вот там в папке и вырезки из газет есть об этом.
       И с т о р и к. С Алтая при моей жизни, вы первый будете.
      Ф и л о с о в. Коль вы сельский, скажите, вы различаете птиц? Ну вот хотя бы тех на тополе. Кто из них ворона, и которая галка?
       Ф е д я. ( В недоумении, задумался). Галка вот та, что сидит возле вороны.
       Ф и л о с о ф. Справа или слева?
       Ф е д я. (наугад). Справа.
       Ф и л о с о ф. Нет. Галка вот та, что сидит от вороны слева. 
       Ф е д я. Правильно, если смотреть от нас то она слева, а если смотреть по ходу как они сидят, то галка сидит по правую руку, по правое крыло. Я так и сказал.
        И с к у с с т в о в е д. Ладно. Хорошо. Теперь сыграйте какую-нибудь сценку. Вы же в театральное училище готовитесь?
        Ф е д я. Я не готовил специального номера, так что предложите сами мне тему или образ.
      И с к у с с т в о в е д. Сыграйте мне роль вора.
      Ф и л о с о ф. ( утирая лицо от пота носовым платком, растёрла пальцы, сняла часы с руки, положила перед собой, засекла время. (Федя бросил на часы  взгляд).
      Ф е д я. Ах, если я сельский, если я мужик, так мне роль вора играть, если бы москвичу, так вы бы роль короля или принца предложили. А мне так вора! Я протестую, я отказываюсь, я жаловаться буду. (Наклоняется перед философом над столом, одной рукой размахивает перед её глазами).
      И с к у с с т в о в е т. Тише, тише, успокойтесь. Извините. Давайте переменим тему. Давайте сыграем другую роль, уж если вам вор не нравится. Хотя и вора бы можно. Что тут такого? Артисту должно быть без разницы, что играть принца, короля, или вора. А почему бы и нет?
    Ф е д я. ( Быстро отходит от стола, остановился посредине класса, театрально наклонился и произнёс). Извините, а я и сыграл роль вора…
    Ф и л о с о ф. Непонятно, а чем докажете, что роль вора сыграна, вор – ворует, а вы?
     Ф е д я. Где ваши часы?
     Ф и л о с о ф и все остальные посмотрели на стол , где лежали часы философа, их там не было).
Ф е д я. (разжимает ладонь и показывает). Вот они.
                НЕМАЯ СЦЕНА.
                Занавес.

            Н Е М О Й   В Е С О В Щ И К   И   П О П    П О Н Е В О Л Е
                рассказ

      - Я вот слушаю вас, мужики, и не могу согласиться с тем, что вы тут говорите. Конечно, я согласен, что скромному человеку всегда меньше всего достаётся. Будто и старается, и работает так же, а всё кусок у него постнее, да и добрым словом его чаще всего обходят. К таким внимательнее надо относиться!  Но наглость она всегда бесчестит человека. И положение в обществе занимает, вроде, высокое, и в героях ходит, а не услышишь о нём, чтобы люди его добрым словом помянули. Правильно я говорю, помольщики?
Дед Нестер с «протягом» произнёс вторую букву «о» и посмотрел на мужиков. Сам достал старенькую трубочку, постучал головкой о ноготь большого пальца левой ладони. Отогнул полу полушубка, достал щепотку табаку, всыпал в трубку, утрамбовал пальцем. Жёлтая бронзовая втулка была вставлена внутрь головки потешного чёртика. Белые бусинки были вклеены вместо глаз, ощеривший смешной ротик оканчивался жиденькой кривой бородкой. Тонкая коричневая шея, изгибаясь, переходила в мундштук. Дед, продолжая приминать табак в трубке пальцем, опустился, перед дверцей топящейся печи, на колени и сел на задники своих валенок, как обычно сидят мужики на санях. Открыл поддувало, пошевелил пальцем в золе, достал алый уголёк и, взяв его пальцами, положил его сверху на табак в трубке, стал раскуривать. Мужики «заразговаривали» активнее. Поддакивали, вспоминали бывших председателей, бригадиров, главных специалистов, продавцов, потом дело дошло до знакомых трактористов, шоферов: вот, мол, де, приедет иной председатель с представителем райкома гол как сокол, а через пять лет уезжает на трёх грузовых машинах и на своей легковушке. А колхоз, каким был, таким и остался. А что в крае – то творится?
Предриков и даже первых судить стали. Хапуги и только. А что нам мужикам остаётся делать? Да и среди нас много наглых развелось. Иной до десяти лет на одном тракторе проработает и целый трактор и исправный, или там, на автомашине работает. А другой через год - два меняет технику; «угробляет» её. Да ему ещё и новую технику дают. Работай только. Да ещё и уговаривают. Во, житуха пошла!  Живи, не хочу!
Потом разговор перешёл в перебранку. Стали делать замечания друг другу. Вспоминали за кем, какие водились грешки.
       - Разве это не наглость? Нюрка твоя жена дружила с Колькой ещё со школьной скамьи, стихи он ей писал. В Армию его проводила, переписывалась два года. После армии гуляли полгода, не разлей водой. А ты, ни с бухты-барахты», как чёрт какой, приехал к нам в колхоз; не успел оглядеться, а на третий день пошёл эту Нюрку провожать с полянки домой. А через месяц увёл её с собой. Сам ещё на квартире жил, у стариков Пожидаевых. А осенью первый квартиру получил. Разве это не наглость? Ну, скажи?
Тот, к кому обращался говоривший, сидел за столом на табуретке, был мужчина лет тридцати. Был он  русый, с короткой стрижкой  волос, гладко выбрит, но на нижней губе и на шишечке подбородка, росла реденькая разноцветная «бородёнка». Он её постоянно приглаживал ладонью. Когда он впервые зашёл в «ожидаловку» и поздоровался со всеми, то дед Нестер отпустил замечание в его сторону:
      - Гху,  как у козушки на…..
Все дружно засмеялись. Тот не так, чтобы смутился, но и оправдываться не стал, а поискав свободное место, и, не найдя, сел на свободный табурет кассирши. И теперь от него ждали признания его вины и грехов, в которых его обвиняли, и оправдания. Он бы смог смолчать или отшутиться, если бы это посчитали простой виной или грехом, но его ставили в один ряд с наглецами, а это требовало объяснения. Он, не переставая гладить, как у козушки …бородёнку, редко и с «протягом», произнося каждое слово, заговорил:
     - Если рассматривать по классической схеме поведение моей Нюрки, то ей пришлось бы переписываться с Кольшей, так, примерно, лет до пятидесяти, а потом уйти на пенсию и определиться в колхозный дом престарелых. Или жить одной, где ни будь на отшибе села, чтобы не стыдно от людей было принимать этого же Кольшу по ночам. Или набрать детдомовских ребятишек и воспитывать их. Вот тогда ей уж верно бы дали колхозный дом бесплатно и без очереди. Да дров бы бесплатно привезли, а такой же Кольша ей за ласки поколол бы эти дрова и в поленицу сложил бы. Что ухмыляетесь? Чую, что поколол бы. А баба, там или девушка, за версту нашего брата по походке видит- с каким ты намерением идёшь, и что ты ей говорить будешь. А когда разговаривать станешь, так она тебя насквозь видит, будто ты бутылка, какая. Или там водка чистая, или там краснуха какая заплесневелая, что и открывать – то не следует. Что зря время терять. Девушка, там или женщина холостая, любят, когда с ними про «зызню» говорят. Ну, там о семье, про детей, про учёбу, про хозяйство домашнее, про работу колхозную разговор вести. И про любовь, конечно, ну, чтоб и про свадьбу. Одним словом о семейной жизни чтоб говорилось. Не уважают они, когда все разговоры оканчиваются одной «трепотней». Тут уж ни стихи, ни песни не помогут. Ну, уж разве дура, какая клюнет на это, так  дура она и есть дура. А с дураков, какой спрос?
 А теперь  поговорим о моей Нюрке, и про меня. Как знаете, после армии я год в городе прожил. Работа в цеху чистая, нет пыли, грязи, ветра, не морозно, солнце не жжёт; часики отработал, сдал станок сменщику и пошёл, куда душа желает. Тут всё для тебя есть: клуб, театр, стадион, тир, танцы, кружки всякие. Магазинов полно, базары, цирк, зверинец – ну рай, да и только. Общежитие побелено, покрашено, натоплено, постель меняют через десять дней. Поел и на бок. Надоело лежать – сходи, прогуляйся. Надо закусить - на каждом перекрёстке буфет. Вздумал плотнее поесть – столовых полно. Очереди, правда, большие. И вот стою я однажды, друзья мои дорогие, в очереди, гляжу на людей и думаю; - сколько же надо продуктов вырастить и привезти, обработать, сварить, по тарелкам разложить, да такую «очередину» прокормить. Страшно мне стало и стыдно очень, товарищи, я же тоже в этой очереди стою. А в это время мои товарищи в деревне в грязи, да в навозе возятся; хлеб, да мясо выращивают. И не по призыву, не по патриотическому порыву, не по влечению поэтических чувств я вернулся домой, а из за стыда.
Приехал домой, а родители в район перебрались, к старшему сыну. Ну, а я тут остался. На квартиру устроился. Товарищи встретили, рады. Вечером агроном прибежал, спрашивает, что, мол, да как, может помочь, чем надо. Смотрю, а у него чуть ли не слёзы на глазах и думаю; не с помощью ты пришёл, а за помощью. А он и подтверждает мои мысли – выручай, говорит: - «Весенний сев, на всех тракторах по одному трактористу, а десять тракторов совсем без механизаторов. А когда уходил, шёпотом моему хозяину говорит: - «Ты, дядя Андрей, постарайся его женить быстрей, может быть останется  жить тут.
На второй день я сеял уже. Нюра на сеялке стоит севарём. Два дня приглядываюсь, не разговариваю, так разве, что по работе. Что надо о себе в первый день рассказал, обо всех выслушал. Нюра, стало быть, как все работает, старается, молодая, красивая, не сквернословит, «похабщину» не говорит, не рассказывает пошлые анекдоты и всякие истории. Все, ничего, смеются, а она смущается, стыдится, и не бранилась, -  то ли не умела, то ли не хотела. Сдерживалась. Конечно, научиться похабщине легко - такие ни кого не стесняются, не боятся, что их кто-то за уши надерёт.
  На третий день думаю; работа работой, а в клуб сходить охота, пошёл. После кино смотрю, она одна идёт. Спрашиваю: - «Можно проводить»? Отвечает: - «Дорога широкая. Идите не тесно. Говорю: - «Я проводить хотел бы». Она: - «Провожай, нам попутно, вы дальше меня живёте». Пока дошли кинофильм разобрали. У калитки спрашиваю: - «Толи дружишь с кем»? Отвечает: - «Да, есть тут один».  «И давно дружите»?- спрашиваю. «Очень давно», - ответила она. И понял я по интонации и по ответу, что не любовь у них, не дружба, не товарищество, и даже не чёрт – те что, а одно «трепачество». Через две недели я ей это и высказал вслух. Она промолчала, а я ей и говорю: - «Брось ты этого Кольшу, давай со мной дружить, и с юмором добавил, что агроном велел дяде Андрею женить меня, надо ведь выполнять его указание».
Она смеётся и говорит тоже с юмором: - «Давай, коль агроном указание дал».
И воспрянул я духом, весело мне стало, душа поёт весь день. А вечером как встретимся,  так души не чаем друг в друге. А через месяц я пригласил её в гости на свою квартиру. Поднял с постели стариков, согрели чай, сели за стол. Дед Андрей спрашивает: - «Что это мол, Нюрка, в гости пришла, или как»? Она отвечает: - «В гости, дедушка, в гости». А я ему: - «Нет, дедуля, не в гости, женюсь я».
Вот так, и ни одной песни я не пел,  и не знаю.
Дед Нестер пошевелился на ногах, проговорил:
      - Самой лучшей песней, твоей Нюрке, был твой последний ответ деду Андрею. Песня песней, но про «зызню» надо не забывать.
За всё время этого разговора ни кто не назвал нюркиного мужа по имени, и я не узнал, как его зовут. А тот, давая понять, что он заканчивает разговор, в заключение пояснил:
      - Ну, вот и никакой наглости. А насчёт квартиры – я и не просил и заявление не писал. Только помните, после уборки, мы в тот год с Нюркой на комбайне работали. В клубе шло собрание, и передовикам вручали денежные премии в конвертах. Слушаю, вызывают и нас обоих. Выходим. Смотрю, вручают один конверт. Ну, думаю. Всё правильно, в одну же семью, чего «рознить». Получили, прошли в зал. Сели, вскрыли конверт, а тут с деньгами и ключи от квартиры, и бумажка с номером дома и квартиры. И тут без наглости.
      - Для  «зызни» оно и решать надо оперативно, - вставил в заключение дед Нестер. Потом пошевелился, разминая под собой ноги, продолжил:
     - И со мной был занятный случай. Это я к тому, что если и сложилась какая ситуация, так и не всё глоткой драть, наглецов «проучить» надо. А как? А для этого находчивость надо проявлять. В ту пору, мы ещё при МТС работали, на прицепных комбайнах. Порядочки были, я вам скажу, не то, что сейчас. Сейчас то что. Вздумал в туалет, садится на комбайн и «попёр», захотели парни выпить, отряжают одного и айда в село за водкой на комбайне, а тогда с полосы на полосу только по команде главного агронома МТС. Ладно, про то «опосля».
Осень выдалась урожайная. За всю уборку у нас не случилось ни одного дождя. Это я вам скажу, тоже наглость природы. Для нас это, конечно, хорошо, но ведь и другим молотить надо. Вообще – то оно как; стоит осень, хлеб убирать надо, а он дождь, только чуть просохнет поле, выезжать надо, а он опять, и что досадно, выпадет дождь небольшой, немного смочит, а молотить нельзя. Ну, думаешь, не всё ли  равно тебе, вылился бы сразу весь, а потом бы переждал до конца уборки, а потом хоть залейся. А то брызнет немного – перестанет, а потом опять. То с утра, то в обед, а если «проморщится» день, то к вечеру обязательно. И вот так всю уборку. Смотришь, соседи убирают, а тут мочит. Смотришь, соседи молотят, а тут хоть караул кричи, и работать нельзя и домой не уйдёшь, сиди, жди, карауль полосу. А в горах такая водная процедура часто случается. А в ту осень погода у нас стояла как по заказу для нашего колхоза; мы молотим, а у соседей то обложной, то, как из ведра, то проливной, то слепой – а всё равно он мочит; и стоят, ждут.  Отмолотились мы, переехали к соседям, взяли с собой своего весовщика. Такой баламут был, не приведи Господь. С ним не соскучишься; то «брехни» рассказывает, то анекдоты, да ведь к каждому случаю новый анекдот находит.  То частушки запоёт.  То плясать пойдёт по всякому; то по-мужичьи, то по-женски, то по-старушечьи, то по-стариковски – ну поморит всех со смеху. Не человек, а шарманка, рта за день не закроет.
  С нашим приездом погода восстановилась. Всё ещё мужики говорили: - «Вот, соловьяне, погоду с собой хорошую привезли, вот спасибо им.
Председатель их, сейчас уж и забыл, как его звали, встретил нас на дороге и сразу в полосу направляет. Ладно, думаем, пусть так, заезжаем. Не проехали и десяти метров, «хряп», авария; то ли в спешке, что обронили, или забыли чего в приёмной камере, или что попало на полотно жатки или с комбайна, или с полосы чего подхватили. Не поняли мы, только увидели, что деки вылетели и зубья у барабана поломались, и самое страшное – погнулся вал барабана. Что делать?  Связались по рации с МТС, велели привезти барабан в мастерскую, а со склада получить новый.  Ну, мы тут живо всё обделали. К обеду вытащили барабан. Председатель нам пароконную бричку дал. В галоп туда, сюда. Ставить барабан на место спешим, горбы мокрые. И баламут наш как в рот воды набрал, да с нами же и работает наравне со всеми. Ну, кое-как управились, а солнце уже село. Роса выпала – считай, отмолотились. Да, и к тому сказать, ни рукой, ни ногой никто пошевелить не может, устали сильно. Пришли на полевой стан, ужинать бы надо. Председатель ходит хмурый, не доволен нами. Ему нас дали только на неделю, а тут считай, день уже пропал, осталось шесть дней. Ну, а мы – то рады этому, что ли?  Зашли в дом, смотрим, другие комбайнёры, которые работали, за столом сидят, ужинают. На столе стоит ведро воды и буханка хлеба, да соль в чашке. Отрезают хлеб ломтями, солью посыпают и жуют, да водой запивают. – «Э-э-э-э,- бурчим себе под нос, - с такой еды не только работать, а ноги протянешь». Ворчат и те комбайнёры, но только так, про себя, а чтобы вслух никто не говорит. Мы сели за стол вместе со всеми. Смотрю, весовщика нет. Ищу глазами по дому – нигде нет. Смотрю, он у порога стоит, к косяку прислонился, нахмурил брови, смотрит на стол, молчит. Я ему кричу, мол, садись, а он головой машет, мне пальцем машет, за дверь вызывает. Я заворчал, садись, мол, не «ерепенься», спать охота. А он трясёт головой, да пальцем за дверь вызывает. Ну, думаю, опять что-то придумала, чёртова «балаболка». Я нехотя вылез, подхожу, спрашиваю, что, мол, тебе надо?  А он молча вышел за двери, а там на двор. Я за ним иду, отошли, он мне шепчет:
     - Ты видел, как глухонемые разговаривают; ну там руками, пальцами, всякими знаками объясняются?
       - Да, видел.
      - А понимал, что это обозначало?
     -Да понимал. А что? Зачем тебе – то надо?
     - Я притворюсь глухонемым. Ты сейчас бери меня за руку, тащи и усаживай за стол, а я буду упираться. А остальное, что и как делать, сам увидишь. Только внимательно смотри, что я буду делать. Надо проучить этого наглеца, заставить надо, чтоб наварил нам мясных щей.
      - Да, мясных щей это бы хорошо было, - согласился я. И взяв его за рукав, стал затаскивать за стол. Он упирается, а я уговариваю. Он вырвал руку,  указал на ведро, потом сжал пальцами щёки и высунул язык. Помычал «невразумительное», упал на пол, вытянул ноги, сложил руки на груди. Все кинулись смотреть, стали меня спрашивать, что это, мол, с ним? Я мужикам не стал объяснять, что весовщик притворился, а их вопросы пропустил мимо ушей, и стал объяснять председателю. Говорю ему, что он у нас немой и не разговаривает, но очень грамотный и, через «чур», «законистый». А «немует» он то, что с воды тут, у вас, можно так отощать, что и ноги протянешь. Некоторые мужики вслух сокрушались такому пороку, что он немой, некоторые говорили, что  прав немой, что отощать тут можно, даже запросто, некоторые помалкивали и понимали, что это притворство, но и то,  что это им на пользу. Председатель насупился, молчал тоже. «Немой» встал, потрогал меня по плечу, требуя к себе внимания, стал маячить. Он указал на свои губы, ткнул пальцем мне в грудь, и указал на председателя. Потом отошёл в сторону и продолжал. Указал пальцем в пол, потрогал губы дважды щепотью, поднял вверх мизинец. Ткнул себя в грудь, на разжатую ладонь левой руки поставил два пальца правой руки и прошагал по ладони, махнул рукой в сторону, потом провёл ладонью, будто по большому животу. После этого согнулся и, сжав кулак, стал делать круговые движения перед собой. Положил ладонь на правое ухо, наклонил голову, после этого постучал кулак об кулак и указал вытянутой рукой перед собой. Я смотрел на «немого»,  его лицо было серьёзным и сосредоточенным, меня распирал смех. Если б я видел его первый раз, то ни за что не догадался, что это игра. Сидящие мужики принимали это за чистую монету. Стараясь придать лицу серьёзное выражение, я кивал головой в знак того, что мне всё понятно и стал переводить. Он хочет, чтобы его слова я передал председателю. Что если нас будут так же плохо кормить, то он сегодня же пойдёт к директору МТС и попросит, чтобы после, как переночуем,  мы завели тракторы и перетащили комбайны, и будем работать в соседнем колхозе. Может,  я что ни будь, не так понял, или не так перевёл, но «немой» усердно кивал головой. Мужики зашумели, одобряя слова «немого». Что с него возьмёшь? Сходит к директору, от него всё можно ожидать. А вообще – то он молодец. Они стали смотреть на меня, чтобы я сказал немому, чтобы он передал и их такую же просьбу. Хоть и наглый был председатель, а понял, что директор возможно, и не будет перегонять комбайны, но срыв может получиться ещё на целый день. Потом ходи объясняйся, что, да как. Дополнительных дней не дадут, а за срыв могут шею намылить, или ещё хуже, вредителем могут назвать. И так уборка затянулась - чего доброго и упрятать могут. Он это понял. У меня спрашивает, спроси у него, что он хочет?  Я в ответ стал «немому» махать руками и произносить слова, что бы ты желал от председателя, тот остановил меня и начал  жестикулировать по-своему. Он покивал головой, выставил вперёд руки – «понял всё, достаточно». Закинул голову назад и стал пилить одной ладонью по шее. Это поняли все, понял и председатель; он подозвал к себе бригадира и велел сбегать на кошару. Через час привезли тушу  забитого барана. И, через недолго, мы, повеселевшие, сидели за столом и кушали щи со свежим мясом. Многие просили добавки, повариха с весёлой улыбкой с удовольствием выполняла их просьбы и сама разносила заказы. После щей повариха положила каждому по куску баранины. Когда очередь дошла до «немого», он отодвинул тарелку с мясом от себя и замотал головой. Тут уж и я не понял. Что тебе надо? Мужики подняли головы, перестали кушать. Председатель тоже заметил. Повариха охнула, растерянно посмотрела на «немого», потом на меня, произнесла:
    - Разве не так что, спроси мол. Я смотрю на «немого», думаю, на другое не договаривались; щи с мясом горячие есть, что ещё надо?  А он как кот на солнышке, так это не спеша, моргнул обоими глазами, что в моём понятии обозначало – успокойся, внимание, переводи что скажу.
Он указал на мясо. Вытянул ладонь.  Потёр большим пальцем по указательному.   Сжал кулаки, постучал друг о друга сверху вниз. Развёл руками.  Опять указал на мясо, трижды постучал щепотью по губам.  Сжал ладони, оставив оттопыренными указательные пальцы, приложил ко лбу, потом обвёл одной рукой вокруг шеи, а другой провёл по воздуху вдоль стола. Я плохо соображал, но когда он пристроил себе рога на голове, я стал понимать и объяснил.
    - Немой говорит, что мясо денег стоит, а мы  их ещё не заработали, чтоб рассчитаться. Так можно и корову за рога из дому отвести.
Не знаю, о чём думал председатель; то ли расщедрился, толи думал, куда девать это мясо, если все есть откажутся; так ли иначе списывать придётся; вон все отставили, не едят, ждут моего решения. «Немого» поддерживают. А может что и другое подумал, но, несомненно, «костерил»  про себя «немого», а вслух сказал:
     - Ладно, кушайте, не беспокойтесь, бесплатно «пущаю» мясо. Но с уговором; я даю дважды в сутки мясо бесплатно, а вы за неделю убираете весь хлеб. Лады?
    - Пойдёт, годится, согласны, уберём, - одобрительно зашумели мужики. «Немой» без переводчика всё понял и стал кушать мясо, нагнувшись над тарелкой и, поглаживая ладонью по голове и указывая на председателя большим пальцем. Все теперь поняли и без переводчика, что председателя надо погладить по голове, за то,  что он хороший человек на большой палец. Все были согласны с «немым». Его самого хотелось подойти и погладить по голове.
На следующий день мы ушли молотить хлеб, а весовщик встал к весам. Принимал и взвешивал каждый воз привезённого зерна. Вечером собираемся все вместе на ужин. Председатель доволен. На каждый комбайн пришлось по двадцать гектар убранного хлеба. Он подошёл к столу, сел возле «немого», потрогал его по плечу, громко и широко раскрытым ртом спрашивает:
      - Ну, как поработалось сегодня, организация на уровне?
«Немой» непонимающим взглядом смотрит на меня; поясни, мол, попонятней, что ему от меня надо? Я постучал кулак об кулак, поднял большой палец и указал на председателя. Тот, ожидая похвалы, встал и ждал с улыбающимся лицом. Немой помотал головой, постучал кулаками и поднял мизинец. Потом помахал руками, изображая – будто он кидает зерно лопатой, сжал лицо ладонью и опустил ладонь низко над полом. Я перевожу; что работали сегодня не хорошо, а плохо, потому что на разгрузку поставили  стариков, да маленьких ребятишек. А от себя добавил, что если организовать достаточное количество транспорта для отвозки зерна от комбайнов, а на току оперативную разгрузку, то каждый комбайн уберёт  хлеба по двадцать пять гектаров. И только при таком темпе мы заканчиваем уборку в срок, то есть в воскресенье. Такой расчёт мне показал перед этим наш «немой». Председатель пообещал и ушёл. На второй день обещание было выполнено. На перевеску поставили молодых сильных женщин, отвозку подкрепили, а после обеда даже сам председатель стал возить зерно на своём жеребце, да заставил ещё бригадира, учётчика и двух конюхов; и работа закипела. Но на весовой не успевали взвешивать зерно, собралась очередь, отвозка заклинилась. И вот присылает весовщик с очередной подводой мне записку; - молодцы, так и дальше жмите, но у меня загвоздка; не успеваю взвешивать, разреши учёт вести по количеству привезённых возов, я знаю, примерно, у кого какой вес. Обсчитаю вечером по среднему весу. И подпись – «Немой». Вот думаю, немой так немой, молодец. И пишу через всю записку одно слово, согласен.
Вечером за ужином председатель с довольным лицом, но сильно уставший, отвык от трудной физической работы, устал, сидел вместе со всеми и молча ел запашистые, горячие, мясные щи. Мы тоже все молчали, только одни ложки разговаривали. Немного погодя, «немой» толкает меня в плечо, я поднимаю голову, он взмахивает два раза обоими ладонями перед своим лицом, а потом отдельно выставил пятерню перед собой. Я говорю, что, мол, двадцать пять гектар на комбайн обошлось? Он выразительно кивает головой. Некоторые подняли головы, заулыбались, посмотрел и на нас председатель. «Немой» показал на него пальцем и поднял большой палец перед собой. Все были с ним согласны.
В воскресенье утром позвонили в МТС директору:
    - Куда переезжать? К обеду жатву здесь заканчиваем.
Он ответил:
      - Заканчивайте. В обед буду у вас.
И приехал, да как раз в аккурат. Комбайны стояли на краю поля. Последние возы стояли около весовой. Комбайнёры приехали, чтобы забрать свои вещи и узнать свой намолот. Собрались вокруг директора, разговаривают, шутят, смеются. Под навесом, где мужики подсевали зерно на решётах вручную, запели песню. В амбаре послышался перезвон струн балалайки, и зазвучала частушка с одновременным чётким перестуком ног. Все разговаривали, один «немой» щёлкая костяшками счетов, и перебирая связку квитанций за эту неделю, молчал.
    - Управится – то управились, а сколько же на гектар зерна обошлось, урожайность – то какая? А впрочем, как тут весовщик – то работает? Мой бухгалтер говорит, что доволен им. А вы как?
Послышались ответы:
    -К каждому вечеру показатели на стене вывешивает. Молодец! И питание путное организовал. Да и разгрузку ускорил. Всем хорош, только богом обижен.
Этот сочувствующий возглас и уловил директор:
      - Чёрт его не обидит, не только бог, - проговорил директор и подошёл к «немому».
Меня всего обдало жаром, я готов был провалиться сквозь землю. Как же он будет выкручиваться?
        - Ну, здравствуй, Иван Антонович, как «делишки»? – проговорил директор. «Немой» кивнул головой, продолжая писать, и ждал, и видимо, надеялся, что тот пройдёт мимо. Председатель стоял рядом и стал мне подавать знаки. Что бы я подошёл к ним и стал бы переводить вопросы для «немого». Мне было очень стыдно подходить и участвовать в этом спектакле и главное перед глазами самого директора.
    - Ты, что воды в рот набрал, сколько всего намолочено, кто больше всех, сколько на гектар обошлось? – сыпал вопросы директор.
 Иван Антонович вскинул решительно голову, протянул сводную ведомость и вслух, и разборчиво произнёс:
      - Вот для вас ведомость, тут всё подсчитано. Сработали хорошо. Ну, а мы поехали.
Директор углубился в изучение ведомости и не видел, и не слышал, и не заметил, как стоящие кругом мужики одновременно смолкли и удивлённо смотрели на убегающего весовщика с полевой сумкой и со счётами. У председателя даже губа отвисла. Я догнал Ивана, взял его под руку и, довольные   удачным исходом дела, побежали к комбайнам, чтобы сейчас же отправиться в другой колхоз. Уборка не ждёт.
 Вот такие дела, елки палки. И ни каких таких. А, как говорят американцы, всё –О - кэй! – закончил дед Нестер, и стал набивать чертячью головку трубки новой порцией табака.
   Мы помолчали. Вошла кассирша, назвала две фамилии, чтобы шли насыпать муку согласно очереди. Двое поднялись, вышли. Мы остались. Потом вошла одна женщина и трое мужчин; женщина и мужчина сели на лавку, а двое мужчин, побросав тулупы на пол, уселись на них, прислонившись спинами к стене. Это зашли новые помольщики
Стараясь продолжить разговор, я прокомментировал речь Нестера:
      - Бывает такое, конечно, но не все такие, как говорится – в семье не без урода. А в основном люди хорошие, отзывчивые, сознательные, понимают нужду, помогут обязательно, если тебе помощь нужна. Особенно крестьяне отзывчивые, они добрые.
        - Ну, уж не скажи, - возразил дед Нестер, - знал я такую деревушку, ночевать приходилось, так мы там чуть с Антоновичем чуть не помёрзли.
Я возразил, вызывая его на продолжение беседы:
       - Так, таки все и не сознательные?
       - Это вами мягко сказано, это хуже чем не сознательные, это сродни наглости. А это дело было так, - вступая в рассказ, начал дед Нестер, - в каком году уж и забыл. Только помню, как собрал нас механизаторов директор в кабинет и говорит: - «Вот, что, мужики, с графиком ремонта тракторов мы справились. Райком попросил «подсобить» с вывозкой зерна на пристань. Я тут назначил по два человека в каждый колхоз. Сегодня доберётесь до места назначения, там всё известно о вас. Вы получите по две конных  подводы, нагрузите зерна и завтра утром уедете. На рейс вам четыре дня, поработаете один месяц и вернётесь назад в мастерскую на ремонт. Ну, что ж думаем; ехать, так ехать. Хотя дома уж месяц как не были, многие бороды, и усы там всякие отпустили. Вот, мол, приедем домой, свои домашние не угадают. Совпало мне ехать на пару с Иваном.  Он отрастил себе бороду. Ну, я вам скажу не борода, а «присловье» одно, бородёнка; так это пучок жиденьких  волосиков в четверть длиной. Мы хотя по профессии механизаторы, но крестьянское обозное дело  все знаем. Всё прошло благополучно и вот мы возвращаемся домой, а надо было на пристани заночевать, как все мужики делали. Ну а мы похрабрились, хотели немного времени сэкономить, чтоб дома немного побыть. Ночевать не стали и поехали. Ну, сами – то куда ни шло, можно и потерпеть, а вот кони – то не тракторы, им отдых нужен и кормёжка. До следующего посёлка километров двадцать, кони уже не бегут, а идут шагом. Добрались до этого посёлка уже темно. Пошёл мокрый снег, подул ветер, стало примораживать. На мне полушубок, а сверху плащ, у Ивана полупальто и плащ. Конечно, мне легче переносить такую погоду, чем Ивану. И вот мы решили переночевать в этом посёлочке, он не большой, примерно дворов на сотню. Как в любой деревне есть дома  и усадьбы справные, а есть и бедненькие, ветхие. Стали проситься на ночлег с первого дома. Ни кто не впустил. К кому ни зайду везде один ответ: -Нет, нет, и ещё раз нет. Какие – то староверы живут и россейского мужика избегают. Надоело мне бегать и говорю Ивану, сходи, мол, ты, может тебе повезёт. Отказался он проситься. Задумался он крепко.  Что-то - придумывает; едет следом, что-то бормочет себе под нос, а сам зубами стучит, вижу, замерзает. Потом говорит мне, выбери, мол, хороший дом с тесовым забором, чтоб в ограде сено стояло, и чтоб собака в ограде злая была на цепи, вот в такой дом и просись. Ну, едем, смотрим, то дом хороший, а сена не видно, то сено есть забор из плетня, то дом и сено и ограда, а собаки не слышно. Я уж и проситься не стал. Ну, уж больше половины села проехали, смотрим, стоит на бугорочке дом, железом крыт, забор тесовый, собака цепью гремит, в сеннике сено, во всех окнах свет горит. Иван как увидел, сразу перестал зубами стучать. И радостно замахал руками, и говорит мне: - «Ты подходи и стучись в эти ворота, если открытые, то проходи к дому и стучись в дверь. И если откроют, скажешь, что везёшь дьячка из города в село к себе. Церковь, мол, открываете. А остальной разговор, я придумаю сам. А потом, изменившимся голосом, произнёс: - «Ты хоть «образину»-то можешь перекрестить»? Меня даже робость взяла от этих слов, отвечаю: - «Могу, в детстве дед учил, как не помнить. – «Ну, так иди, что стоишь, как апостол. Да смотри мне.
 Подхожу к забору, а собака, как волк, серая и огромная цепью гремит, и лаем заливается, даже волосы на голове зашевелились. Потрогал ворота, открыты, сторонкой прохожу к крыльцу, в дверь стучу, слышу, кто-то идёт, спрашивает:
    - Кого это нечистая сила носит по ночам, «язви те вас совсем». Кто «здеся – ка»? Я, набравшись смелости, даже перекрестился и говорю:
     - Вы уж простите нас, вот припозднились в пути, непогода разыгралась, пустите переночевать.
      - Идите с богом дальше, у нас и так людей полон дом своих. Негде тут разместиться, поезжайте, «язви те вас совсем», - послышался обычный ответ.
       - У меня особый случай, хозяин. Я вот хлеб отвозил на пристань, а там встретил попа, он ехал к нам в село, церковь мы открыли, вот его и везу, начал я врать напропалую, поражаясь своей смелости. Тот ответил:
       - Сейчас спрошу у батюшки и у матушки, потом выйду.
Я стою на крыльце и вижу, что Иван с каким – то мальчиком разговаривает, по головке его гладит, тот видимо за водой ходил, с ведром стоял перед Иваном. Слышу, дверь открывается, выходит высокий бородатый старик и спрашивает:
    - Что тут такое? Какого попа ещё по ночам носит, нука дай посмотрю, «паре – ка».
    - Да вот припозднились, прости нас за беспокойство, - начал я юлить перед бородатой «образиной», да кричу Ивану:
      - Батюшка, Иоанн, проходите, хозяин приглашает, добрая душа – человек. Проходи в дом, а я уж лошадей определю.
 Иван плащ снял, в полупальто идёт, бородёнку поглаживает, подходит, в пояс кланяется хозяину и говорит:
      - Премного благодарен, батюшка Елизар Евстигнеевич, припозднились мы, кое-как вас нашёл. Из Бийского прихода раскольников я еду, там велели в случае чего к вам наведаться. Вот бог и привёл. Слава те Господи.
 Я опешил на столько, что не понимал, что это такое, откуда он знает какой - то приход, и имя хозяина. Или врёт напропалую. Смотрю, Иван перекрестился трижды двуперстием, поклонился в пояс хозяину, хозяйке, а всем остальным одним поклоном. Старик – хозяин очень внимательно всматривался в поведение Ивана, и не мог понять; или его надувают, или новые правила появились в городе. Но не стал перебивать лишь только потому, что, пусть это и не настоящий старовер, но очень старается им быть, да и, даже такое поведение, есть не что иное, как уважение хозяйским обычаям. И он принял нас, но ни за стол, ни в центр комнаты не пригласил, и мы остались сидеть на голубце у двери.      
 Вдруг Иван хозяйским голосом проговорил:
          - Ну, ты паре – ка устроился, а теперь пойди лошадей распряги, да пристрой их на ночь.
Я, недолго думая, встал и в дверях уже проговорил:
         - Ну, так что же, и на этом то же спасибо, пошёл я, скоро управлюсь, - и вышел. Загнал подводы в ограду, распряг, набрал из стога сена и дал лошадям, сбрую занёс под навес и развесил рядом с хозяйской упряжью. В окно вижу, что хозяйка с молодухой на стол ставят, ужинать собираются. В кишках урчание открылось, открылся собачий аппетит. Захожу, раздеваюсь, вешаю одежду на гвоздь в стене, присаживаюсь рядом с Иваном. Ну, думаю, должны же пригласить за стол. Но не тут – то было. Сидим, смотрим, хозяева кушают, мы слюни глотаем. Потом Иван старушечьим голосом спрашивает:
      - Ну, что старик, гостей – то не приглашаешь, поди, проголодались, не ближний путь.
А потом, крякнув, голосом старика произносит:          
       - Да я ничего, пусть садятся, места хватит, еда есть, бог не обидел, что я, я ничего. Да вот только ложек на них нет.
И тут же, уже своим голосом, произносит:
      - Ничего, хозяин, спасибо за приглашение, не беспокойся насчёт ложек, у нас они с собой есть, в дороге всяко приходится быть, - и, перекрестившись в красный угол, Иван пошёл к столу, потянув меня за рукав. Мы сели за стол. Хозяева переглядываются между собой, не поймут друг друга, то ли говорили они, то ли нет, а приглашение совершилось, и хозяйка поставила нам по чашке шей, хлеба мы сами отрезали и стали кушать. Пока те не раздумали и не догадались, что это Иванова находчивость и его умение говорить на разные голоса. Покушали мы плотно и, поблагодарив хозяев, вылезли из-за стола. Иван перекрестился несколько раз в красный угол, разулся и залез на печь, устроился ночевать, я прилёг на голубец и то же устроился спать. Вот так мы в тепле и переночевали, а утром рано встали и, попрощавшись с хозяевами, запрягли лошадей и выехали со двора. Я сел на переднюю подводу, а Иван на заднюю и мы поехали вдоль села, а потом выехали в поле и поехали к себе домой, приехали по темноте, а утром опять грузить и в путь, но на этот раз мы ночевали на пристани и вернулись вместе со всеми без приключений. А когда я рассказал о нашей вынужденной ночёвке у староверов, и как Иван сыграл роль попа, то к нему часто обращались:
     - Эй, поп Иоанн, подходи сюда, «сбреши» чего ни будь.
Он не отказывался, подходил, вникал в  разговор мужиков, и в тему рассказывал или анекдот, или какую житейскую историю, что постоянно оканчивалась смехом, и это грело наши души, и мы были рады, и довольны его шуткой, и не опровергали его историй, даже если и понимали, что тут у него много вранья; ну, да пусть, зато на душе приятно. Но когда мы выполнили план вывозки зерна, нам дали два дня выходных и мы попали домой. Потом мы вернулись опять на ремонт в мастерскую, но Иван уже сбрил бороду, и его попом не звали, но шутить он продолжал, и мы были ему за это очень благодарны. И возле его постоянно собиралась компания во время перекура, или в обеденный перерыв. После физической пищи, духовная пища всегда, как нельзя, кстати. Не надо спорить, что важнее.

ГОРБУН И ГОРБУНЬЯ
-------------------------------

Чем дальше живешь, тем становишься мудрее, а еще смелее сердцем и отчаяннее душой, ибо терять теперь уже нечего, «кроме своих цепей...».  Всякий пожилой смел душой среди окружающих; а кого ему бояться, если он не богат вещами, а поэтому и завистников не имеет – что с него взять-то?  А накопивший знания и умения не опасается, что их могут у него украсть, разве что вместе с головой...
Рассуждая так или примерно так, Горбун стал отзываться на просьбы соседей, а позднее и всех, кто к нему обращался.  А обращаться к нему стало много людей.  Просили излечить рак, всякие воспаления и язву, бессонницу и потерю аппетита.  Горбун   предлагал всем настои трав из кореньев и плодов кустарников.  А насколько эффективно было лечение, он не знал, ибо не собирал данные, не анализировал.
Почему не бросал он этого занятия?  Да потому, что люди шли к нему с просьбой о помощи, а некоторые говорили ему спасибо; даже находились такие, что платили ему за это.  Бабы что-нибудь съестное носили да второпях вручали его старухе, мол, деду передай спасибо.  Старуха подарки принимала как должное.
Но сами клиентки к Горбуну на глаза в здравом виде появляться боялись, ибо вида он был ужасного.  А мужики приходили к Горбуну обычно с благодарностью и с «зеленым змием»; с ним, видимо, не так страшно было.  Если еще перед посещением дедового амбара набираться до чертиков, то не только в объятия Горбуна, но и в объятия чудища – не страшно.
Горбун брал бутылку со «змием», откупоривал ее двумя желтыми кривыми зубами, наклонив свой клочковатый череп набок, выпивал эту заразу без остановки, выдыхал и закуривал деревянную самодельную трубку.  Хотя трубку его вернее было бы назвать трубою.  Чубук (это во что всыпается рубленый топором самосад) был величиною с детский кулачок, а потому и всыпалась туда этого зеленого самосада целая горка с его ладони, примерно полстакана.  Потом Горбун приминал табак обрубышем большого пальца правой руки и, выкатив уголек из печурки, неторопливо ложил поверх самосада и начинал чмокать губами искривленного рта до тех пор, пока не пойдет зеленовато-сизый угарный дым.
«Да, подумал я, видя впервые его раскуривание, - тяжко придется зеленому змию в таком чаду, недолго он там протянет. Дернется раз, другой, в гортань вцепится зубами, по пищеводу продерет когтями, в голову ударит, разум помутить, стараясь, а Горбун прочистит нос дымом, как говорится, и ни в одном глазу».
Вообще-то я в медицине не силен, потому и описывать знахарство Горбуна не осмеливаюсь.  Но сейчас Горбун отслонился от излечения ввиду того, что оказалось много просьб, связанных с убийствами.  Эти последние просьбы были эмоциональнее и намного печальнее прежних, и у Горбуна пробудилась непреодолимая страсть прежнего охотника.
Горбун пребывал в крепком сознании, несмотря на свой пенсионный возраст.  А потому охотничья привычка распознавать повадки зверей и дерзкие замыслы хищников побудила его к освоению нового ремесла – следователя, дознателя, сыщика.  Хотя Горбун и не сомневался в успехе своего предприятия, но понимал, что это в одиночку займет много времени.  А трагические случаи требуют, нет, не просят, а требуют немедленного ответа и раскрытия тайны, розыска убийцы, а порою убиенного.
У Горбуна была соседка, полжизни нигде не работавшая.  После аварии сидела дома и промышляла гаданием на картах.  Освоила она эту профессию, как цыганка.  Ходила старуха неторопливо с костыльком, и в ходьбе была похожа на букву "Г".  Вот за эту Г-образную походку прозвали ее Горбуньей.
И вот однажды (уж осень прошла золотая, и зима прилетела до нас, заблестела река ледяная, и слепит уже инеем глаз) – первый календарный зимний день совпал с зимним днем природы.  Вечером мне жена в разговоре сообщила, что к Горбуну приходила Елампия и с голошением и причитанием во всю улицу поведала, что ее младшей сестры уже вот третьи сутки нет.  Она всех соседей обходила и нигде ее найти не могла.
Когда Горбун услышал причитания зашедшей в ограду женщины и рычание своего верного друга, седого кобеля, он поспешил в свое низкое самодельное кресло, обтянутое бычьей, черной шкурой.  По обыкновению в нем он принимал гостей.
-Ты тут, дед? - Спросила гостья.  Глаза у нее были заплаканы.
-Садись, успокойся, расскажи. - Отозвался Горбун.
-Вдовая я, дочери живут своими семьями по городам, а младшая моя сестра разошлась с мужем и вот с дочерью вернулась ко мне в село.  Постоянной работы нет, поэтому и постоянного заработка нет, а жить-то как-то надо...
Горбун понимал, что когда у человека что-то не клеится или чего-то не хватает, или совсем, нет, а иметь хочется, то человек этот начинает обвинять кого угодно: и зазнавшихся соседей, и разбогатевших родственников, и неблагодарных детей, и черствых руководителей, и чуждое правительство, и забывшего нас Бога.  Такова уж человеческая натура, ибо редко кто скажет, что живет он неважно и бедно из-за того, что сам дурак, олух, лопух деревенский.  О себе заботиться должен сначала сам человек.  Что ж других обвинять, коль Бог ума не дал?  Вот видите, и я туда же – Бога винить.  Хоть и я знаю, что ум, и умишко трудом своим наживается, как и все другое.
Когда гостья сильно стала оправдываться и выказывать свое отношение к несправедливости окружающего мира, Горбун прервал ее одним словом:
-Почестнее!
Гостья будто споткнулась, остановилась, покраснела, вздохнула и открылась:
-Кормочку добыть скотине, а свиньям комбикорму надо...  Ну, мы и заквасили бормотуху, а из нее выгнали самогонку.  А если кто заглядывал к нам и просил выпить, я давала за так, но когда приходили опохмелиться, я ставила условия, что могу выручить, но чтоб он выручил сенцом или дробленкой.  Жили мы так лет пять кряду, пока не сменили в колхозе руководство.  Стали доглядывать, прижимать, наказывать.  Чабаны и скотники отслонились от нас, а потом слышу, дробленку не стали отпускать и скоту, все одно, говорят, она ему не достается – домой растаскивают.  Ну, думаю, как же жить-то будем?  Сестре я и говорю как-то: молодая ты еще – и личиком приятная, и статью приличная, уж завела б какого-нибудь хахаля, смотришь, и польза б вышла, какая.  А что в том зазорного, коль, чем поделится он с тобой.  Во вдовьей жизни все пригодится: и деньги, и пропитание, и корм скотине.  Это каждый день ласкать мужа умаешься, а изредка-то можно,  Что тут особенного?  У каждого своя жизнь. 
Горбун слушал и понимал, что во многом она права.  А что ей посоветовать?  Он и сам в молодости уносил из дома то ведро меду, то мешок муки, то телегу отходов отвезет до своей крали залетной.  Она чем хороша?  А тем, что не надоедает ежедневным ворчанием и не пилит ежедневно по пустякам, а наоборот: и встретит с улыбкой, и оденется соблазнительно; многим пожертвовать можно перед такой.
Горбун дернулся головой и невольно упрекнул себя за то, что отвлекся от необходимости прослушивания клиентки, и тут же поймал себя на мысли, что посетительница увлекала его в свой мир и принудила его овладеть ее мыслями.  Он нервно упрекнул себя и стал настраивать свой мозг на то дело, ради чего шел этот разговор.
-Почестнее!
Посетительница стушевалась.  Она поняла, что имеет дело с не простым слушателем, а с таким, который на лбу держит сито, через которое просеивает все слова и только крупные по значению оставляет на решетке своих мозгов.  Горбун пошевелился в своем троне.  Кобель, почувствовав движения ног хозяина, посмотрел ему в лицо и застучал толстым волчьим хвостом по рассыпанным деревянным стружкам.  Увидев, что его нервозность передалась собаке, Горбун прошептал:
-Тихо, Смелый! 
Тот успокоился, а посетительница, переведя дух, продолжала:
-Я уж ей и стала говорить, что ж, мол, ты, сестренка, будто загрустила.  Рано грустить, молодая еще, грустить будешь, когда постареешь.  А если чабанов и скотников поприжали начальники, так ты бы и охмурила кого-нибудь из них.  А она мне на то и отвечает: нет, мол, сестрица-матушка, поздно менять, от этого никак не отмахнусь, он будто не обижает, но пользы мало; да не отпускает меня, покалечу говорит, если пойдешь к другому, привык, паразит, мое сердце сосать, и я уж, говорит, привыкла и потому терплю его и свою бедность.  Потом она устроилась дояркой: дескать, свой кусок и свобода своя.  Но как ни форсила, а по выходным да по праздникам к нему бегала.
-Еще честнее... - прозвучал голос Горбуна.
Гостья спохватилась и будто забыла, зачем пришла, взялась тут душу изливать, горем делиться.  Оно, конечно, и то верно, как говаривали мудрые люди, что одно горе на двоих – по полгоря, одна радость на двоих – две радости.
Горбун хоть и понимал, что творилось у нее на сердце, а все же ждал конца разговора.  Он для себя уже все уяснил и наметил порядок расследования.  Теперь он ее не слушал, и она ему просто мешала думать и перебивала выстраивать в уме лесенку, по которой нужно идти.  Было все ясно, кроме одного – где искать труп?  В том, что это был уже труп, Горбун не сомневался, сердце подсказывало, да и сердце сестры, видимо, тоже о том же говорило.
-И вот уже третий день как домой не приходит.  Чует мое сердце неладное.  Помог бы, деда…
-Хорошо.  Иди.  До утра, - произнес Горбун и постучал трубкой о край кресла, вытряхивая золу на пол.  Просительница поднялась, поклонилась и вышла.  Через минуту из ворот своей усадьбы вышел и сам Горбун.  А перед вечером я встретил его у своей ограды.
-Ну, что, писарь, желаешь послушать криминальную историю?
-О, да, конечно!  Пойдем ко мне, - обрадовано согласился я.
-Нет, к тебе не пойду, а то опять до полуночи сидеть будем, а у меня времени в обрез.  Пойдем к Горбунье, там и послушаешь.
Я с превеликим удовольствием согласился, и мы зашли в избенку Горбуньи.  Горбун без страха прошел к столу.  Умостившись на скрипучем табурете, достал трубку, стал набивать ее самосадом.  Я остался у двери и жадно наблюдал.  Горбун, наконец, поздоровался с хозяйкой.  Та, покряхтывая, заворочалась на деревянной кровати, стоящей вдоль русской печи, и, опустив ноги на пол, проговорила:
-Это ты, Горбун?  Включи свет, не бойся меня.  Я не убратая.  Ты не один, что ли?  Мне послышалось, будто двое прошагали.
Горбун промолчал, и я тоже.  А когда он набил трубку и прикурил, легко нашарил выключатель на стене.  Загорелась лампочка, осветив комнату.
Бархатные, огоньковые, с красным отливом шторы, закрывали окна и дверь в другую комнату.  В красном углу висели образа святых старцев, под ними стояла прялка с веретеном.  Вдоль глухой стены стоял ткацкий самодельный станок, как потом выяснилось – поделье Горбуна и его подарок.  Шелковые нити основы, намотанные на барабан с одной стороны, проходили через нитченки и берда и скрывались в разноцветных узорах полотна, также намотанного на передний барабан.  На полотне лежало с десяток самодельных челноков с бобинами разноцветных нитей; ими и ткался узор.
Вот шторы на двери соседней комнаты зашевелились, и вышла Горбунья.  Она посмотрела на меня безобразными, немигающими, желтыми глазами.  Я вздрогнул и машинально взялся левой рукой за скобку двери.  Горбун кинул на меня взгляд и, увидев мое оцепенение и невольный порыв, ободряюще улыбнулся во все лицо.  Я выпустил скобку, но с места не сошел.
-Ну, «што» пришли?  Опять по нужде великой?  А так-то бы не залетел, видно? - проговорила Горбунья старческим, надтреснутым, но все же хорошо поставленным и четким голосом.
Горбун ответил:
-Сворожи.
И он рассказал ей вышеописанную историю, а в конце добавил:
-Я примерно знаю, где и когда ее убили, и кто, но вот затруднительно будет найти труп убиенной. - Последним словом Горбун хотел подчеркнуть свое уважение к выговору Горбуньи, - а мне к утру нужно найти труп и убийцу, я пообещал.
Горбунья перекрестилась на образа и, достав из-за иконы колоду карт, раскинула их на полированной поверхности стола, стала ворожить.  Потом поставила локти на стол и, обхватив ладонями седую голову, пристально стала смотреть в карты.  Собрала их в колоду, перетасовала и разбросила вновь, потом еще раз и опять, задумчиво разглядывала расположение королей, дам, вольтов и черную масть цифровых карт.
-Ну? - проговорил Горбун, - что?
Горбунья подняла лицо, на переносицу из глаз выкатились две слезинки.  Она произнесла:
-Убийца недалеко от дочери, а убиенная рядом с домом сестры.
У меня мороз пошел по спине, ноги стали будто ватные.  Горбун вынул из-за пазухи сверток и в его руках оказался темно-синий полушалок с длинными кистями и розами по полю.  Он стряхнул его над столом и накинул на голову Горбуньи.  Та ойкнула:
-Голубь ты мой сизокрылый.
Горбун ладонями зажал голову Горбуньи, подержал немного, потом молча вышел из избенки, увлекая меня впереди себя.   Подходя к моей усадьбе, Горбун остановился:
-Со мной не ходи.  Приду утром.  Потом все расскажу.
Я знал, что с Горбуном спорить бесполезно и потому зашел во двор, а Горбун пошел по дороге.  Вслед за Горбуном змеилась поземка, заметая его следы.  Вскоре силуэт Горбуна скрылся за поворотом, а я вошел в дом, попил горячего чая, тихонько прошел в свою комнату, которая служила мне спальней и рабочим кабинетом, и, дожидаясь утра, стал записывать рассказ Горбуна, как начало криминальной повести.

АЛЁХА - БАЛАБОЛ
(рассказ)

    - Эх, полюбил меня Макарка - водовоз, - запел Алёха под аккомпанемент
   трёхрядки своего дружка Гаврика, в компании  своих друзей, возвращающихся с Сонькиного пупка домой после песен, плясок и знакомств. Из-за  плетня, стоящей рядом усадьбы, послышался женский голос:
          - Ванька, «вражина», иди домой, хватит шляться, спать пора. Вот расскажу отцу, он задаст тебе трёпки…
Сзади взрослой компании семенили детишки восьми - десяти лет, а чуть постарше уже шли в первых рядах «трудового народа». Они неотступно следовали следом, как сороки за беркутом, так и они за Алёхой; учились пляскам, частушкам, игре на гармошке, учились курить, «матюгаться», петь скоромные частушки и песни, по программе,  стихийно образованной артистической компании, культурного досуга сельской молодёжи села Соловьиха. Один из пацанов, кому касался женский материнский голос, отозвался:
           - Мне батя разрешил до Ямы сходить, как все пойдут так и я вернусь домой.
Компания прошла, и не слышно было, что говорила дальше женщина своему сыну Ваньке.
              - Эх, наконец я «согласилася», - продолжал Алёха, а мужики и парни, не дослушав куплет до конца, разразились дружным хохотом все разом и взрослые и подростки. Ванька вышел немного в сторонку, прошёл козырем, и повторил Алёхины слова песни и даже продолжил куплет до конца, пацаны тоже засмеялись, не так громко, но дружно.
     Кто-то спросил:
           - Ванька, есть табак?
Тот ответил с подначкой, со скрытым умыслом, но серьёзным тоном:
          - Раз мужик, стало быть есть.
Засмеялись опять, все понимали, что Ванька имел в виду. Тот же голос, не поняв будто подначку, произнёс:
           - Ну, тогда дай закурить.
Ванька, на манер взрослых с подковыркой, ответил:
           - Надо меньше «еклмн», да свой иметь.
Кто-то из взрослых, обернувшись к команде пацанов, и, пригрозив пальцем, не столь для прекращения, сколь для подзадоривания, проговорил:
    - Ты мне смотри, материно молоко ещё не обсохло на губах, а туда же.
Ванька не сдавался, довольный тем, что привлёк к себе внимание взрослого парня, что должно его выделить из их «мелюзговой» компании, отозвался:
     - Ну, а как же. Куда все туда и я. Страсть люблю сладость.
Говоривший парень махнул рукой на Ваньку и пошёл наравне со всей компанией, слушая частушки Алёхи. Потом песня кончилась. Прошли несколько метров молча. Потом кто-то хотел взять инициативу в свои руки, запел:
       - Сронила колечко со правой руки,
         Забилось сердечко о милом дружке…
Но его никто не поддержал и тот перестал. Гаврик попросил:
        - Алёха, давай всеобщую.
Тот наклонился к Гаврику сказал что-то, видимо согласовывал,  какую будут петь песню. Гаврик сделал проигрыш, пробежав ловкими пальцами, профессионального музыканта, по клавишам гармошки. Алёха запел:
        - Скакал казак через долину,
           Через маньчжурские края…
           Скакал казачек одинокий.
           Блестит колечко на руке…
Парни и девчата, а потом и пацаны, подхватили второй куплет, всем хором, и удалая, с грустью, песня поплыла над вечерним селом. И все, кто ещё не спал, и слышал эту песню, или проснувшись от этого пения, и не обидевшись за прерванный сон, повторял про себя слова песни в такт и унисон с песней льющейся с тёплого летнего вечера. Иной повернётся с боку на бок, вздохнёт, иной крякнет, иной почешет в бороде молча, но всяк переживает и в уме побывает на месте того казака, и посидит и проедет на его коне. Конь это не лошадь, это военное животное, гораздо умнее и сильнее серого создания природы лошади, а конь это я, это я казак, и поднимается настроение и душа затрепещет и сердечко застучит быстрее и сильнее. Всяк переживает смысл по - своему; кто с сочувствием, кто с грустью, кто с жалостью, примеряя судьбу казака, который напрасно стремился и напрасно мучил коня, примеряя  его судьбу на свою, и вздохнёт глубоко от жалости или к казаку или к своей собственной судьбе. Мало счастливчиков слышало эту песню, которые могли бы сказать и вслух или про себя, « эх, ты казак, неудачник, а мне вот повезло больше, вот она казачка со мною рядышком лежит; она мне не изменила и не изменит никогда. А ты, милый друг, напрасно, ты казак, стремился, напрасно мучил ты коня, тебе казачка изменила, другому сердце отдала…Иная его благоверная, повернувшись к нему лицом, произнесёт с зевотой на губах: «Чё, ты Вань, шепчешь там, спи, давай, а то скоро корову доить , да в табун отправлять, немой Антипка рано угоняет, не проспать бы.
            - Нету Антипки, - отозвался Ванька.
            - Как?- с неподдельной тревогой и грустью спросила его жена.         
            - У него в табуне был бодучий бык. Он его отучить решил, чтоб не бодался. Подходит к тому, когда он «ретует» и ногами землю скребёт, да рогами мотает и со всего размаху ударяет тростью между рог. Когда удачно ударит, бык с рёвом отходит, оглядываясь и запоминая обидчика. Быки за обиду не прощают, долго помнят и мстят. Так и вчера получилось; никто не видел, что и как там было, только коровы пришли одни вразброд, а Антипки не было видно. Пошли искать, и нашли в канаве «искатанного» в грязь и «пробрушённого» в груди, не живой. Видимо не попал по лбу быка, а тот его и забодал. Сегодня Федосья Тихоновна с Верой Кузьмовной погонят, их назначили. Ну ладно, давай спать, хотя какой теперь сон.
  Это были последние дни перед всенародной смутой, что коснулось и села нашего, последние мирные дни. Были, конечно, и конфликты, были и согласованные кулачные бои улица на улицу, край на край. Или просто драки из-за невест, или поймают вора и побьют его, но всё это было согласованно и решались на кулаках и кончались мировой. А с осени пойдёт иначе…
Ну, да это потом будет. А сегодня все разошлись по домам спать, улицы опустели, стало тихо и умиротворённо; лишь полная луна бессменно светила.
     А следующий день был субботний, и в поле ехать не планировали. Взяли пример с семьи Быковых, которые и жили не бедно, и не болели, и никто не надорвался и спины не сорвал; жили и работали размеренно и трезво, потому и успевали всё делать во время. А иные день и ночь не выпрягаются, рубаха на спине пропревает, ходят «на раскоряк», спины правят, да в пьянке срок нужный прозевают и гибнет весь неразумный, заполошный труд; ни богу свеча, ни чёрту кочерга.   
      А день наступил погожий, после утреннего дождика солнце нагрело землю и та от радости запарила паром росы. Настроение поднялось. И решил Алёха этот свободный день занять работой для души. Весь день всей семьёй рыл Алёха котлован перед окнами своего дома, землю отвозили за огород. А потом завезли глину и утрамбовали ей дно котлована, а бока выслали дёрном. Потом прорыли мелкую канаву от борозды, которую рыли всем миром для подачи воды по домам для замеса кизяков, которая шла в полгоры косогором горы Галчиха. Напустили воды на второй день, дали ей немного отстояться и согреется на солнце и уже к обеду третьего дня запустили в самодельное озеро маленьких недельных утят три выводка с утками вместе.
  Вот тут-то утята и устроили свой праздничный концерт в ознаменования открытия живого озера. Кувыркались, плескались, ныряли, пищали и крякали, а Алёха подошёл к краю озера и смотрел, молчал, а душа его тихо и радостно пела. Уставшая семья сидела тут же и радовалась труду своих рук.
Потом Алёха принёс с блестящей трубой граммофон и запустил его. Весёлая песня полилась над его усадьбой и, перемахнув через ограду, полетела над задремавшим селом. Полная луна, вышедшая из Бахирева лога, висела низко над горами и ярко освещала село вместе с вечерней зарёй, и озеро с утятами, и семью Алёхи, и блестящий граммофон. Мало-помалу стали собираться соседи, слушали и заглядывали через ограду. Дети восхищённо кричали, указывая на плескающихся утят. Взрослые удивлённо качали головами, радуясь Алёхиной придумкой. Другие,  душимые чёрной завистью, хмыкали себе в ленивую бороду, другие думали с сожалением и упрёками: « Вот, мол, мы прогуляли, да прошатались без дела по соседям два дня, а Алёха такую радость-то сделал. Вот уж молодец, так молодец».
          - Алёха,- спросил сосед за воротами,- кто это у тебя так хорошо – то поёт?
Алёха, не задумываясь, ответил:
       - Ты, что не угадываешь? Так это ж бабка Белуха поёт, - пряча усмешку в усах, и чувствуя своё превосходство над говорившим, и стараясь найти искорку юмора и частицу настроения, и крупицу вдохновения, и радости, чтобы не только ему, но и людям в душе потеплело и отвлекло от суровых будней и несуразного провождения времени.
Второй голос, «просмеявшись» над тем, что, он ведь знал, что бабка Белуха, не только петь, а и говорить – то  говорила с трудом и заикалась, и была старая, изношенная, «изработанная», как единственная лошадь в большой семье, которую все запрягают, и никто не кормит, коль ещё ходишь – питайся сама,         
спросил:
       - Какая ещё, тут может быть Белуха? Она год как из избы не выходит, да и в трубу такая квашня не залезет.
       - Это Алёха, что-то придумал сам, а Белухой только подшкыливает,- ответил первому соседу второй.
Алёха не ответил, пусть, мол, люди пошевелят мозгами и поинтересуются, хоть и маленькая это штука, а новенькая, и для мозгов, как говорил дед Касатка: «Хоть маленькая бородавка, а всё «ей» прибавка». Кто-то «проскрипел» забором, стараясь забраться наверх, чтоб лучше видеть, что там такое у чудика – Алёхи.  Серый с подпалинами волк, гремя длинной цепью, скользящей по проволоке, протянутой с угла на угол Алехиной ограды, нехотя прошёл к тому месту и прорычал, шорох стих, мурашки пробежали по спинам тех кто видел и слышал волчий рык.  Алёха беспокойно скомандовал:
        - Дружок, ко мне, назад, иди, иди сюда, - тот недовольно посмотрел на хозяина, «Как это иди назад, когда тут посторонние через забор лезут». Алёха, чуть погромче и властнее повторил:
         - Дружок, ко мне, назад.
Волк недовольно посмотрел на мелькающие тени людей за забором, прорычал ещё раз, но повернулся всем туловищем, и вернулся в своё логово, устроенное под крыльцом. Песня продолжала литься, соседи слушали, смелее прислонившись к забору, а наверх его положили и руки, и головы. Алёха отдыхал душой и телом, вспоминал, как он на весенней ярмарке в селе Михайловском купил граммофон, и как за это над ним смеялись соседские мужики. От продажи шерсти, сала и куриных яиц, он купил граммофон и двадцать утиных яиц, остальные деньги он привёз и отдал отцу. Мужики же купили себе обновки; сапоги фабричные, кое-что из одежды или белья, остальные деньги, для обмывки покупок, пропили и домой приехали навеселе, но домашние были не все довольны, они тоже ждали обновки, а ей не оказалось, подумалось им, что если мамка не поехала, то и ждать нечего. Вернулся домой и ладно, да хорошо одно, если буянить не станет, да кулаками не будет махать; иной пьяный начнёт вспоминать какие – то проступки, а то и просто так  - страху нагнать старался, чтоб не упрекали за пропитые деньги. Начнутся вестись длинные и нудные разговоры про одно и тоже , одну и туже вечную скандальную тему «кто в доме хозяин», а  эту халупу и называть стыдно домом. А у Алёхи трезвый дух, песня в ограде и волк на цепи, а тут как на диво  озеро с домашними утятами. Бесхарактерный ты Алёха, «балабол» одним словом, без норова и принципа. Эх ты! А ему вспомнился момент, как Марковец, сидя вместе с Тараской, проговорил: «Пей мужики, «однова» живём». А дома их ждали с обновками, авось, что нибудь привезут; семьи - то большие и все голые, в отрепьях. И подолгу в их домах, после ярмарки, шёл скандал; слышно было всё, рядом жили. А Алёха не пропил, в семье скандала не было; слышалась музыка и песни из блестящей трубы граммофона. А яйца Мария подсыпала под курицу, что присела на своих яйцах для вывода цыплят, обменили ей их и вот теперь утята вывелись. Внизу, в зарослях то тут, то там защелкал, то один, то другой соловей, и вот уже несколько запели, и это было настолько удивительно и захватывало душу, что Алёха отключил граммофон и стал слушать живой концерт  живых артистов. Люди от ограды стали расходиться, а Алёха всё сидел и продолжал слушать певцов. Младшие братья и сёстры и его первенец «паснули», прижавшись друг к другу и к тёплому боку Алёхи. Мария выходила несколько раз из дома и переносила уснувших детей в дом, ни разу не позвала голосом; видела, что её Лёша или кого-то внимательно слушает, или о чём-то мечтает, она хорошо знала, что в это время его нельзя перебивать и отвлекать; он очень обижался если его перебивали или в песне, или в думах. А думы перекинулись на волка. Это было три года тому назад; два брата Иван и Василий, охотники нашли волчью нору, и в ней волчат. Сами брать побоялись и позвали с собой старшего брата Петра Егоровича, обычно на улице его звали, Пётр – гора. Пришли к норе, братья и говорят: « Ты, мол, брат, в армии служил, должен быть смелее нас; подходи к норе и шевели волчат, те визжать станут, тут волчиха их мать и прибежит, так мы её тут и застрелим. Тот согласился и стал беспокоить волчат, те завизжали. Волчица прибежала и сразу к норе, смотрит, а тут человек, она к нему нюхает и рычит. Пётр как увидел волчицу так и обмарался в штаны. А братья из кустов смотрят и ждут, а что же дальше будет? Стрелять боятся, а вдруг промахнёшься, да волчица заметит того кто стрелял, да и рвать начнёт на мелкие части, спуску зверь не даст ни людям, ни лошадям. Ну, а Пётр ни жив, ни мёртв, пятится задом от норы и не заметил как оказался у берега ручья, и скатился под берег, а дальше - дай бог ноги, бегом и подальше. А братья охотники давно перебежали на лошадях через лощину и сидели на вершине и наблюдали за Петром. А, когда он их увидел и приехал к ним, приведя себя и свои штаны в порядок, то братья охотники на него же и напустились: «Что это, мол, ты служивый, какую – то собаку испугался и не принёс волчонка, а он их спрашивает, а что ж, мол, вы-то не стреляли, а они и отвечают, что волчицу они не видели, так пробегала какая-то собака». Поверил им Пётр, конечно, и с тем они вернулись домой. Много лет деревенские мужики рассказывали этот уникальный случай, когда братья охотники оставили с глазу на глаз Петра с волчицей.
Когда Алёха услышал этот рассказ про волчицу, стал советоваться с отцом, как можно добыть волчонка, хотелось бы иметь ручного волка. Отец пояснил, что волчонка приносить домой категорически запрещено, так как волчица по запаху прибежит следом и порвёт весь домашний скот, что будет в хозяйстве. Когда Алёха нашёл нору с волчатами, то выпросил у соседа ружьё и заряд картечью, и пошёл на охоту. Он долго ждал прихода волчицы к норе, она притащила добычу щенкам, села у норы и стала выманивать волчат на волю, те вылезли и стали рвать мясо принесённой овцы. Алёха долго выжидал когда волчица повернётся к нему мордой, долго прицеливался и выстрелил. Волчицу убил на смерть. Волчица упала на месте, а волчата кинулись врассыпную, потом стали подходить к убитой матери и медленно стали пятиться к норе. Как бы быстро Алёха ни бежал, он успел ухватить лишь последнего волчонка у самого прохода. Это был кобелёк, которого он положил в мешок, привязал к седлу и привёз домой  вместе с убитой волчицей, волчицу он отдал соседу за использование ружья, а волчонка он стал воспитывать. И вот теперь он стал огромный волк, отличный сторож и умнейший помощник; он понимал хорошо команды и хорошо их выполнял. Кроме хозяина он подпускал к себе лишь жену Марию, она, в отсутствии хозяина, его кормила, выводила по огороду и «забоке» у реки на прогулку, по возвращении сажала его опять на цепь. Дружок с детства понимал и выполнял только команды человека, и никаких других команд не знал и не выполнял, он вырос среди людей и понимал только их, он не знал, что есть другой мир, другие живые существа, не знал их команд и привычек, он не знал законов дикой природы. Он служил человеку и человек его за это кормил и содержал в нормальных для волка условиях.
   Алёха повернулся на лавочке, снимая усталость с отсидевшего места, на горе заухал филин, Алёха повернул голову в ту сторону, прислушался, но вновь наступила тишина, было тихо и покойно…
          Вскоре пришла пора убирать хлеб. Ещё быстрее пришло разделение села на два лагеря. К одному лагерю причислили богатых, ну какие они были богатые, просто эти люди были беспросветные трудоголики, были сыты, не пьянствовали, имели только самое необходимое для работы и для существования себя и своих семей, люди умеющие и желающие работать. И когда им было время разбогатеть приехавшим из Воронежа и Тамбова, безземельные крестьяне, поселившиеся  в этом заброшенном богом ущелье, и кое-как ставшие на ноги на новых землях. Много кругом земли, да давалась она на мужскую душу; и благо коль в семье сыновья есть, а если нет или мало, то и надел мал. Так и ходить тебе с дочерями батрачить, да в работники отдавать в Антоньевку к казакам, а в работниках богатым не станешь; правда, платили необидно, но так, чтобы ты нос выше хозяина не задирал, и знал сверчок свой шесток, и не совался вперёд батьки в пекло. Ну, а бедных это верно правильно причислили в лагерь бедных. А где их нет или где их мало? Их всегда было, есть и будет много. Разорили справных мужиков, разделила беднота их имущество по себе, «бери пока дают, беги когда бьют».
 Скот согнали на колхозный двор, а ухаживать поставили бедняков, а те дома-то не знали, не умели, и не делали, а тут в такой массе и вовсе умение нужно, и пошёл дох скота, и давай менять скотников, да чабанов, а толку-то мало, или вовсе нет никакого. А кто умел и имел того сослали, и поучится и посоветоваться не у кого и не с кем. Хлеб выгребли и отправили в государство. В дома справных мужиков вселилась беднота, а хозяев отправили на Соловки или на Галку. «Вот так вам; не будете выделяться среди всех. Ишь умники нашлись. Алёха в колхоз не пошёл, думал, что это всё временно, и скоро, мол, пройдёт. Его стали преследовать. Домой он не приходил, ночевал в снопах на полосе своей деляны. А Мария спускала на ночь волка с цепи, привязывала на шею сумку с продуктами и отпускала ночью Дружка, он убегал на свою деляну и там находил в снопах Алёху. Обратно Дружок относил от Алёхе записку для Марии. А Мария в ответ писала, «что за их домом установлено наблюдение, и что её часто спрашивают не явился ли ты домой. Но как ни страшно, но она сильно соскучилась по нём, и охота бы встретиться хоть на минутку». В ответ Алёха написал, «истопи баню, сегодня буду». Алёха пришёл в полночь, после бани они забрались на чердак и отдались друг другу. Между ласками Мария поведала новости. «Нищий Митрофан командует селом, а как и что делать и сам не знает. В дождь взял и надел Шмелёву доху, она намокла и растянулась и стала ему длинна, тогда он прямо на бригаде при людях взял топор и на дровосеке отрубил ей подол, а когда доха высохла то стала ему коротка и была ему выше колен и с узорами от топора, мужики хохочут над ним, а он злится.  Никитку поставили заведующим свинофермы; свиньи, привыкшие к индивидуальному кормлению и досыта, теперь едва переступали ногами и двигались медленно. Никитка всё их буржуями обзывал и обещал с ними расправиться как с революционной контрой; и вот расправился, через месяц свиньи отощали, приняли вид гончих собак и перепрыгивали через изгородь. Да Никитка всё хвалился, что он внедрил спорт на ферме; свиньи стали иметь спортивную форму, так, что в них буржуазного духу не осталось.
Марковец ездит на Хариной тележке, впряжённого в Аникухина жеребца, первое время жеребец бегал резво, а теперь его понукать требуется, хвост и грива в репьях. Аболонков со своим кумом Тараской ездили по селу и выгребали  у зажиточных крестьян хлеб для города, ездили и другие ребята, но эти собрали больше всех ребят, и им за это дали премию в виде нескольких пачек краски. Пахомка организовал ячейку из молодых ребят, выискивают беглых мужиков. Костюха с Проклом организовали кружок при народном доме, собрали молодёжь и разучивают новую песню: - « Мы наш, мы новый мир построим своею собственной рукой». Новый мир надо уметь строить, а они не умели и не способны были учиться, какие мастера - таков и мир получится.
        Алёха, что-то помечал карандашом  у себя в тетрадке, выставляя её под лучи луны, а потом проговорил:
         - Чего они построят? Кола-то затесать не могут. Уж не брались бы не за своё дело; пусть бы делали кто может.
Потом помолчал, пометил ещё что-то  в тетрадке и добавил:
          - Эти охламоны ничего не построят, а кто может не будут; обидели их, раскулачили и сослали. Долго ждать придётся, когда это молодые народятся,
выучатся, забудут обиды, вот тогда и будут строить. Ну, ладно поживём, увидим. В ограде послышался шорох, волк зарычал и прошёл к воротам, раздался выстрел, волк взвизгнул, потом затих. Мария прижалась к Алёхе,
прошептала на ухо ему:
            - Это Пахомка с дружками пришли тебя искать. Пропали, Алёша!
Алёха поцеловал Марию в ухо и произнёс:
            - Тихо, Маша, ничего с нами не случится до самой смерти. Свою судьбу я буду сам решать, а не они…
Отстранил Марию, подошёл ближе к чердачному лазу, вынул охотничий нож из ножен, стал ждать. Проискав везде, и нигде там внизу не найдя, Пахом проговорил:
         - Хлопцы, стойте здесь, я слажу на чердак; чую, тут он.
Через минуту голова Пахома с длинным носом показалась в проёме чердака, стала всматриваться в темноту. Алёха спокойно ухватился за нос Пахома, и приставил нож к его глазам, прислонив лезвие к носу, произнёс:
         - Тихо, Пахом. Если пикнешь,  отрежу нос по самый корень. Кричи ребятам, что тут никого нет.
Пахом не видел лица Алёхи, ни его руки, держащей за нос; только угадал его голос, да видел блеск ножа. Немного успокоившись, Пахом крикнул:
        - Никого тут нету, пошлите Харина ловить.
Через минуту все ушли, стало тихо и настолько, что звенело в ушах, будто ночь сама звенела стальной струной напряжения, или занемевшие нервы, да сжатая в груди душа.
Когда засерело небо на востоке, Алёха поцеловал Марию, стал спускаться с чердака по лестнице. Потом прошёл к воротам, и проговорил:
         - Труп волка пусть отец закопает за огородом возле большого межевого камня. Увидишь Филиппа, скажешь ему, пусть наведается ко мне в горы.
 Потом прошёл в черемушник и вывел оттуда серого в яблоках рысака, и, вспрыгнув на спину, повис животом, потом перекинул ногу, и усевшись на тёплую спину коня, поехал прямо от ворот в горы. Через минуту его не стало видно, а вскоре послышался его голос, он запел:
          - При лужке, лужке, лужке, на широком поле,
            Ты гуляй, гуляй, мой конь, ты гуляй на воле.
            Ты гуляй, гуляй пока тебя не «вспоймают»,
           А «вспоймают», зануздают шёлковой уздою…
У Марии слёзы навернулись на глазах. Под ложечкой засосало, а ниже что-то шелохнулось и замерло: «Ребёночек будет», подумала Мария, и погладила живот тёплой ладонью.
    А через неделю, в воскресенье на стене деревянной двух этажной церкви висел развёрнутый тетрадный лист, возле которого толпились люди; кто-то читал громким медленным голосом стихи:
             - Это кто такой проехал?
               Красноносый Марковец.
              Под ним Харина тележка,
              И Аникухин жеребец.
              Аболонок, Аболонок,
             Ты родня Тараски.
              Собрал хлеба шесть пудов
              За полфунта краски.
              --------------------------------
              Вставай, Костюха, и, Проклуха,               
              Идите в город за мукой…
              Снимай последние штанишки
               Своею собственной рукой.
                ----------------------------------
Люди, идущие в торговый дом, сворачивали к гогочущей толпе, прислушивались, вновь подходящие требовали чтобы читали сначала, и так читались эти Алёхины стихи несколько раз, и читающий уж запомнил их наизусть, и отвернувшись от стены, лицом к публике, читал то с первого, то со второго, то с третьего куплета. И уже многие запомнили их и, уходя, читали кто вслух, кто про себя. Ефим с Алексахой стояли тут же, курили, а когда до них дошёл смысл стихов, они подошли и сорвали лист со стены, пригрозили чтецу и покрутившись среди мужиков и пошли в здание Совета.   
Ефимка проговорил:
      - «Балабол», он и есть «балабол». Людей баламутит тут. Алёха эти стихи написал, больше тут не кому.
Алексаха поддержал его:
      - Да, это Алёха балабол написал, больше не кому. Вредная человечина, изловить его надо. Да привлечь за антисоветскую пропаганду.
      - Если б можно, давно бы поймали, а то никак. Придётся записку ему написать, да жене передать, чтоб она ему отдала. И пусть знает, что если сам не явится, то мы нарушим его гнездо. Пусть выбирает, не чего с ним долго чикаться. А эти стихи надо в район, в милицию передать, пусть дело оформят, это они умеют. Записки были составлены и разосланы Марии, чтобы передала Алёхе, Булгакову Никифору, Бубнову Дмитрию и ближайшим соседям Алёхи, чтоб не прятали его и если где заметят, чтоб передали в Совет, но этого оказалось мало, и их вызывали утром в Совет на беседу.
   Утром в понедельник приехал милиционер на конфискованном гнедом мерине в Совет. Сюда же стали собираться люди по вызову. Вместе к зданию Совета подошли друзья, Никифор Булгаков, Дмитрий Бубнов и Алёха, подошли к калитке, и Алёха ребят пропустил вперёд а сам остановился. Те зашли в Совет, а Алёха развернулся и подошёл к коню милиционера, отвязал повод и, вскочив в седло, поехал скорым шагом по дороге домой. Ни кто не заметил как Алёха уехал на коню. Люди, запуганные строгим вызовом, не заметили как он уехал, им не до того было. Алёха приехал домой. Расседлал коня.  Завёл его в черемушник.  Взял нож в зубы. Потом одной рукой взял коня за узду, а другой за хвост, одним коленом упёрся коню в живот и сильно его сжал, конь согнулся дугой, а Алёха в тот же миг резко оттолкнул его от себя, конь упал на бок.  Алёха схватил нож из зуб и резко всадил его в глотку коню и перехватил её. Не более часа потребовалось Алёхе чтоб ободрать и выпотрошить тушу. Кто-то постучал в калитку и раздался мужской голос с цыганским акцентом. Алёха вышел и вступил с ним в разговор. Цыган просился на постой, но Алёха предложил купить у него мясо коня и после, чтоб он уехал сразу из села. Так было и сделано,  так, что через час цыган в селе не было и даже их духу. Алёха отдал деньги отцу и попросил их с Марией закопать шкуру и потроха от коня и замести следы в «черемушнике». Те всё сделали, а Алёха ушёл в поле на свою деляну со снопами.
       Наутро начальник милиции знал о пропавшем коне своего сотрудника, читал докладную сельсоветчиков и потом стихи Алёхи. Потом вызвал, из рядом стоящей школы, учительницу литературы и заставил дать оценку этим стихам. Она почитала, исправила грамматические ошибки, поставила по местам запятые, и произнесла, с оттенком сочувствия и уважения:
             - Ошибок много, недоучка, видимо, писал, запятых совсем нет.
Начальник вырвал лист из её рук и крикнул: 
              - На кой чёрт мне твои запятые. Видишь ли, малограмотные стихи.
Это мягко сказано. Стихи вредные, антисоветские. Пошла отсюда прочь, пока на тебя саму, за сочувствие к контрреволюционным стихам, не завели дело.
    Та вышла, дрожа всем телом и душой, а голову врезались Алёхины стихи и звучали как наяву. На пороге школы её встретил возбуждённый директор школы, спросил:
       - Вас, Ефросинья Константиновна, зачем это в милицию вызывали?
Та махнула рукой, только и сказала:
       - Я и не подумала, Яков Дмитриевич, что в милиции рассматривают стихи, мне показали и велели дать оценку. Я дала оценку, а меня чуть не арестовали, звучные стихи так и в памяти сидят и звучат в голове самостоятельно.
Директор махнул рукой и ушёл в свой кабинет.
В начале ноября выпал снег, наступил чувствительный мороз, в степи жить было тоскливо, да и чего тут выжидать, и кого можно ждать. И он решился.
Спустился с гор, переночевать дома, истопили баню, помылись все. В ночь у Марии начались роды. Родился сын, все были рады и назвали его Семёном.
        Вот что отец и ты Мария, нехорошо, что у сына будет беглый отец, пойду я в милицию ответ держать. Чтобы сын рос справедливым и честным и умницей и не скрывался от ответственности  перед законом.
   Через три дня, после прихода с полей, Алёха приготовил котомку сухарей, переоделся во всё крепкое, обул сапоги, надел шапку ушанку и одел стяжённую фуфайку, и пошёл в райотдел милиции. Пришёл пешком,  зашёл в магазин, купил водки и вошёл в приёмную начальника. Посидел, дождал когда все вышли из кабинета, только потом вошёл:
         Ну, вот я сам пришёл, товарищ начальник, давай выпьем.
Алёха сел на стул, пододвинулся к столу, достал две бутылки водки, снял с горлышка графина стакан, налил полный стакан, выпил, второй налил и подал начальнику, тот от удивления и растерянности не мог сказать ни слова, а как же, Алёха сам пришёл, такого не было в его практике, принял стакан и выпил. Они беседовали долго. На последнем стакане начальник поздравил Алёху с рождением сына и ещё многое о чём говорили…
       После отсидки Алёха вернулся домой, и перед самой войной.
Один раз он пришёл в центр села, чтобы уехать с товароведом Филиппом в район, где он намеревался  продать сшитые им сапоги, которые он научился шить в тюрьме, и всяким фокусам в этом деле. «Поделье» было замечательное на вид; радовали глаза голенища сапог, которые блестели как воронье крыло, подошвы отливали коричневым цветом. День был базарный и вскоре возле Алёхи собралась компания мужиков. Некоторые узнали от Алёхи его затею и ещё азартнее стали торговаться.  Он заламывал такую цену, что некоторые с возмущением отходили и поругивались. Подошёл Алексаха и стал торговаться с Алёхой. А он его предупреждает:
       - Эти сапоги только тебе и подходят, и размер по твоей ноге. Но знай, что они с туфтой.
     Алексаха знал, что существует материал юфта, и подумал, что сапоги юфтовые, значит редкого качества сапоги, и сильней и напористей стал торговаться и распаляться. Ему многое в жизни удавалось и поэтому он решил не отступать. Но забыл Алексаха с кем он имеет дело.  Забыл, как он сорвал его стихи со стены, и отправил их в милицию.  И составил докладную, и дал свидетельские показания на суде по делу за коня, хотя ни у судьи ни у свидетелей прямых улик не было, а вот стихи он признал, и даже на суде  прочитал их на память, читал их и у начальника милиции, когда выпивали.
Алёха продал сапоги Алексахе и на вырученные деньги уплатил за жену налог, а на остальные купил водки и угостил своих друзей. А Алексаха тут же обул новые сапоги и ходил по площади козырем. После обеда прошёл дождь. Друзья переждали непогоду под навесом, а как дождь прошёл  мужики вышли и продолжили обмывку под тополями. Вскоре их нашёл Алексаха и с руганью и бранью напустился на Алёху. Дело в том, что когда шёл дождь Алексаха прохаживался по тротуару районной площади и продолжал форсить в обновке. Вдруг он стал примечать и чувствовать ногами, как картонные подошвы, наглаженные и подожжённые горячим утюгом до коричневого цвета, раскисали постепенно и отвалились. На брань и ругань Алексахи, под хохот  друзей  Алёха пояснил:
        - Что ты теперь – то ругаешься, надо было глядеть когда покупал. Я же тебе говорил, что сапоги с туфтой? Говорил, что тебе ещё надо. Я же тебя предупреждал? Вот мужики подтвердят.
Те дружно ответили: - «Да». Помнил об этом и Алексаха, и слёзы обиды навернулись у него на глазах. Мужики дружно над ним посмеялись и Алексаха ушёл ни с чем, босой и неся под мышкой раскисшие сапоги.
       В этом году я был на похоронах нашей пожилой учительницы Ефросиньи Константиновны, и нёс на подушечке орден Ленина, которым она была награждена за большой педагогический труд. Родных у неё не было. Новые жильцы стали заходить в её избу. Они выбросили все её  старые ненужные вещи и разрешили разбирать, кому что понравиться, остальное оставшееся посулились сжечь. Вместе со старьём на улице оказались и старые книги и тетради. Я покопался в этой куче, набрал большую охапку книг, связал их поясным ремнём и принёс домой. Попалась с книгами и одна общая тетрадь. Это был её дневник. Вероятно, дневник состоял из нескольких  пронумерованных тетрадей. Это была тетрадь под номером пять. Из неё я узнал и часть жизни Алёхи. Там же были записаны его стихи, их, вероятно, было больше, но одной странички там не оказалось. Я разговаривал со стариками по селу по поводу жизни Алёхи, многие его хорошо знали и помнили, особенно его граммофон, озеро с утятами и домашнего волка, но о стихах говорили смутно и на память их не знали. Не каждому дано. Но все говорили, что это действительно его стихи.  Алёхи  «балабола» стихи.



ВЗАИМООБМЕН

В том году, как и в этом, весна была ранняя; уже в апреле выехали в поле. В середине мая уже отсеялись и стали готовиться к сенокосу и ухаживали за посевами, и приступили к ремонту животноводческих помещений и строительству дорог. Погода повторилась через тридцать пять лет. Что-то будет в жизни? Тогда было здорово!
    Трофимович, вызвав меня в кабинет, стал читать записи в протоколе общего собрания моего выступления, где я убедительно просил правление колхоза изыскать средства и строителей на постройку здания МТМ. Потом он остановился, посмотрел мне в лицо, сощурился, что-то долго думал, и наконец проговорил с тревогой, надеждой и как бы с упрёком, это он умел говорить, как бывший политрук фронтовик:
         - Требовать – то мы все горазды, много ума не надо, а вот на дело не всяк горазд.
Я молча смотрел в пол, не поднимая головы, и ждал, а что же тут главное и чем это меня коснётся?
         - Так вот что я хочу ответить на твоё выступление; ты игру затеял, тебе и карты в руки.
         - Какие карты? – спросил я, не всё чётко понимая его окружную речь.
         - Начерти план своего здания МТМ, прикинь стоимость работ и принесёшь ко мне, - заключил он ясно и понятно, с оттенком надежды и уверенности в голосе.
          - Хорошо, сделаю, через двое суток принесу, - ответил я и вышел.
Когда я вернулся в его кабинет к указанному сроку и показал схему, план, с тетрадь с расчётами затрат и общую стоимость работ.
          - Как ты думаешь, кто в твоих документах лучше разберётся и точнее сделает, да в ходе стройки могут возникнуть и появиться новые предложения и уточнения и их надо будет учесть?
  Я пожал плечами, и промолчал.
         - А я знаю кто, -  он на время замолчал и выжидающе смотрел на меня.               
          Я опять пожал плечами, чувствуя, что это на меня он всё сложит. Сейчас опять про карты напомнит.
          - Ты затеял, ты и делай.
          - Тогда дайте мне самому набрать строительную бригаду и будущего заведующего. Я же не могу там находиться постоянно, дел много и по бригадам.
          - Набирай, но не больше десяти человек, а то оголишь другие участки.
          - Хорошо, - согласился я и вышел из кабинета. Заседлал Воронка и поехал собирать членов своей будущей бригады. С теми, кого отпросил у бригадиров, я договорился, чтоб они пришли на место будущего строительства. Всё нужно планировать сегодня, чтоб утром приступить к работе, если даже и меня не окажется на месте. Перед вечером бригада собралась. Мы зашли на пилораму, набрали обрезков от распиленного леса и пришли на площадку. Сюда же пришли уже два бульдозера. Мы оговорило место, и бульдозеры стали ровнять грунт. Когда солнце подошло к Галчихе. Приостановилось на самой её вершине, чтобы посмотреть на нашу затею, получится ли что. Потом мы зашли на ровную площадку и стали обсуждать где будут двери и какие цеха, где разместить, разбили колышки. Ещё раз обошли и только потом собрались на перекур. Темп работ мне понравился, вижу, что и мужики загорелись этой идеей, чтобы это и у нас – то была своя мастерская, это было для нас – здорово. За неделю мы вырыли траншеи под фундамент и ещё через неделю его залили и приступили к заготовке булыжника для стен. Эта работа самая тяжёлая и требовала частых остановок на отдых. Отдыхали руки, ноги, но язык без костей, ему – то что?
     - Сенька, расскажи-ка как вы менялись своими бабами?- попросил Гришка, плотный, среднего роста, постоянный комбайнёр на уборке и будущий мой слесарь на ремонте. Я их всех потом забрал в МТМ на период ремонта техники, а осенью все уходили молотить хлеб, а потом вновь на ремонт.
      - Да неудобно уж теперь и говорить, сыновья прослышат, будут смотреть косо, - отозвался русый мужчина среднего роста. Жилистый, с рыжеватым оттенком волос, с хитринкой в глазах, имеющий хозяйскую жилку; никогда домой не шёл, чтоб что нибудь не нёс в руках, хоть кол да домой.       
       - Пока до них дойдёт они уж поседеют, - подбодрил Иван, обычно молчаливый, но очень приятный и старательный мужик. Его поддержал Николай, случайно попавший в группу комбайнёров, по образованию зоотехник, но зелёный змей привёл его ко мне. Он любил говорить и любил слушать, а слесарь был замечательный, пятого разряда по ремонту двигателей, особенно выделялся умением вырубать из картона любой конфигурации прокладки, ну никто, ни до него, ни после этого делать так не мог. Он пошевелил чёрные смоляные кудри на голове и откинув окурок в камни, проговорил настоятельно и вежливо, это тоже черта его характера:
          - Говори, Сенька, коль собрались в одну бригаду, всё про всех должны знать, и плохое и хорошее. А поэтому всё останется между нами, а иначе как в глаза-то смотреть назавтра придётся друг другу?
Остальные просительно загудели, подбадривая Сеньку на «подвиг». Тот начал:             
       - Собрались мы однажды на рождество погулять. Было нас четыре пары;
Я, Илья, Василий, и Николай все с жёнами, детей ещё ни у кого не было. Я был комбайнёром, а зимой на ферме работал, Илья всю жизнь трактористом, Николай в строительной бригаде, а Василий сапожник. Праздник справляли четыре дня . Договорились гулять по дню у каждого дома. Первый день собрались у Василия; выпили, всем руководителям косточки перемыли, песни попели и заспорили, уж и не помню кто начал разговор о принципиальности. Каждый доказывал своё, кто-то доказывал своё, кто-то соглашался, кто-то добавлял. Вот Илья встал и говорит: « Вот вы все говорите правильно, но это на словах, а мы давайте на деле докажем, кто из нас принципиальней. Пока жёны пельмени стряпают, а мы пошлите на вершину Галчихи и пройдём прямо. Как тот говорил, уж ежели пошёл прямо так не виляй. Согласны со мной, или вы только на словах. Это было на первый день и мы были пока в своём уме и при силе, Илью поддержали, оделись и пошли. Вышли на самую вершину, а, кстати сказать мы никто там ни разу не был. Красота такая открылась нам, что мы были очень благодарны Илье за его идею и долго смотрели на село, на равнину где в дымке просматривались соседние сёла, да и свои горы, что были ниже Галчихи, смотрелись намного интереснее и красивее. Потом заспорили, так себе, шутейно. А кто даст направление, куда идти. Василий говорит, вон на той стороне речки стоит тополь, вот пошлите на него, чтоб никуда не сбиться. И пошли. Идём, идём, остановимся, посмотрим на свой след, вроде, прямо идём. Идём дальше, ведущего подменяем так к5ак снег глубокий и торить дорогу трудно. Дошли до села, смотрим вечереть начало, и мы подошли к Митрохиной избе. Я было стал обходить избу, а Илья кричит, ты, мол, что это принципиальность не соблюдаешь. Договорились прямо, ну и иди прямо, что ты виляешь-то? Стали на избу взбираться, помогаем друг другу, а всё равно забрались, передохнули на коньке и стали спускаться, а кровля шиферная, возьми да и провались один шиферный  лист на сенечной крыше
 И Василий в сени провалился, там что-то загремело, мы пососкакивали на землю и к двери. А хозяин уж в дверях с Василием ругается, вроде как вора поймал. Ну мы конечно всё дело уладили, зашли к нему в хату, объяснили ему всё по порядку, а он не верит, что мы затеяли такую моральную игру. Потом покрутил пальцем у виска и посмеялся с нами и над нами. Николай посулил ему утром крышу починить, тот ему поверил, как строителю, на том дело и замирилось, и мы пошли дальше,  ориентируясь на тополь. Больше избы на пути не попадались, но через стога сена и через сараи перелазили. И вот подошли к реке. Тополь не далеко, а всё равно за рекой, да и то не беда, зима же, лёд на реке, что думаете это стоит, прошёл и всё, а беда-то заключается в том, что в этом месте родник из - под горы идёт и лёд не замёрз,
Как следует, хорошо что морозище крещенский лупит, что кочки на дороге подскакивают. Первому очередь идти досталось мне, я знал этот родник, и лёг на живот и пополз на животе по льду. Перебрался и друзей зову, а Василий по нужде отошёл, не видел наши пластунские упражнения, мы молчим, смотрим, что будет. А стало то, что должно стать. Василий и пошёл шагать, да и прошёл бы, да у самого края, метра за два, лёд и провалился под ним и Василий бултыхнулся в воду, по пояс, заругался, кое-как вылез и мы пошли быстрее.   Подошли к тополю, запыхались все, попадали в снег отдыхать, а Василию не до отдыха, штаны шуршат, как жестяные и подол шубы не гнётся, всё колом встало, и пошёл он к бабке Белухе, обсушиться. Ну это ж долго надо ждать, а так как я жил ближе всех от этого места, то назвался сбегать за одеждой домой. Ну сбегал, принёс, переодели Василия и вернулись домой окружным путём, не стали больше испытывать свою принципиальность. Жёны уж заждались нас, мы зашли, они давай нас критиковать на чём свет стоит. Мы все отбрехиваться стали, кто как мог, лишь Илья изрёк:- «Принципиальность того стоит». Все сразу замолчали, лишь Василия жена проговорила:- « Вы, Илюша, не тракторист, вы Илья пророк». Она подошла к нему, поцеловала в лоб, погладила по голове и отошла. Илья покраснел как рак и смущённо проговорил: - «Ну, учительница знает, что сказать». Все согласились, а я заметил как он на неё подозрительно присмотрелся, как прицелился, если выстрелит - не промахнётся. Рыжие они все горячие, как «огнянки», вон у него волосы аж светятся. Я потом стал им рассказывать всё по порядку; женщины смеялись и упрекали через раз: - « Черти вас ломают». Сколько мы выпили не помню, но пельмени съели все, а домой  управляться  разбрелись  уже при свете.
На четвёртый день гости собрались ко мне, очередь подошла. Василий прошёл сразу на кухню и взял ножик, сел чистить картофель, помогая моей жене и всё какие-то анекдоты рассказывает, Илья подошёл к столу и стал на мясорубке делать фарш из мяса, которое учительница нарезала кусочками, чтобы приготовить фарш для котлет. Я стал заносить воду из колодца, да помои выносить, жена строителя присоединилась мне помогать, я стал закидывать удочку, та нет, нет, да клюнет. Николай стал просевать муку на сито, а жена Ильи начала замес делать на тесто и тоже, хоть изредка, а перекидывались словами  скромными, и стеснительными с Николаем. Сели за столы так же по парам, как и готовили закуски. Может быть и догадывались себе в голове, что-то должно выгореть из этой ситуации, нет, нет, да посмотрит какая на мужа своего, не доглядывает ли тот за нею, а мужу не до жены, как бы момент не упустить; желание стало сильнее стыда, как говорится, дело принципа.      
Пропустили мы по первой, это в счёт похмелья, вторую за здоровье живых, закусили изрядно и стали петь. Василий на гармошке играл замечательно. Перепели много и разных песен.  Потом Василий начал плясовую музыку.  Ну тут «бабоньки» наши и выложились по полной программе, да кто громче, да кто заковыристее по кругу пройдёт, да частушку такую, чтобы все разом грохнули и громче музыки смеялись; вот это песенка настоящая наша.
Не заметили как и стемнело и включили свет в дому, сели всеми делать пельмени, это одному долго, а гуртом и батьку бить легче, а тут тем более быстро наделали и поставили вариться целый пятилитровый чугун. В это время сбегали по домам управиться вечером со скотом, скоро и вернулись, немного «очуняли», из дома принесли новости по селу и стали рассказывать: - «Стручок побил жену, Алексаха ходил к Химке и его жена прихватила и покарябала ей и ему лицо, Чунарька избили и утюгом проломили голову, жив ли будет? Василий прокомментировал:
      - Всё это из-за бабьей «хохлатки» происходит.  Всю жизнь враждуют за неё. И драки и войны, нет,  чтобы мирно договориться и разойтись с миром, какая разница, у всех они одинаковые.
        - А что ж вы заглядываете,  как петухи через забор? – подковырнула его жена.
        - Да думаем, что есть другая, какая…, ответил Василий.
       - Запретный плод всегда слаще,- отозвался Илья.
Собрались все, когда чугун уже закипел и мы сели вновь за стол. И опять по тем парам как и до того было. Стаканами пить не стали, стали пить стопками, но спились так же сильно и, казалось, быстрее обычного. И то верно. Уж третьи сутки «работаем». Видя, что никто музыкой не интересуется, Василий отложил гармошку и наклонился к моей жене и что-то нашёптывал, та смеялась во весь рот, ну никогда я не мог её так рассмешить. Илья гудел что-то на ухо Васильевой жене, а сам потихоньку поглаживал её по колену, та не отслонялась, но выше его не пускала. Вообще все мы вошли в раж, и не знали как можно и куда удалиться. Вдруг Илья поднял руку над столом и говорит заплетающимся языком, осматривая нас всех мутным взглядом. Мы смолкли и повернули к нему лицо:
      - Вот что, мужики, давайте заключим мировое соглашение, на проведение заключительного акта нашего праздника. Вот что я предлагаю,- он шепнул своей соседке, та кивнула головой, а Илья поднялся, взял в руку стул на котором сидел и подошли с напарницей к углу комнаты, где был укреплён счётчик учёта электроэнергии, поставил стул против слушателей, и поддерживаемый напарницей поднялся на ноги и закончил прерванную речь:      
        - Я объявляю коронный номер нашего праздника, праздник сибирского Святого Валентина, любовь чужих жён,- и сразу выключил одну пробку, свет погас, а мужики восхищённо загудели: - «Хоть тут как немцы сделаем. Какие они чужие все свои. Молодец Илья пророк».
А Илья, подняв на руки напарницу понёс в мою спальню. Остальные и я тоже стали припоминать местечко поукромнее, но такого искать было некогда, и потому расположился всяк где команда захватила. Я только услышал голос: - « Вася, подожди, мне в туалет надо». Я узнал голос своей жены и тут же забыл, тут не до неё, своё дело не ждёт отлагательства. Слышу моя жена  протопала на улицу, Василий за ней, но в дверях за что-то, или за кого-то споткнулся и задержался. Моя быстро пробежала по ограде и скрылась в избе моего отца и мать. Забегает и кричит: - «Там мужики дерутся, мне страшно, спасите, спрячьте куда нибудь». Свёкор с печи и говорит ей: - « Залезай к нам на печь, там у стенки бабка моя, ложись и помалкивай».
Едва та забралась и притихла, вбегает Василий и кричит: - «Где тут моя суженая. Так не договаривались». Свёкор вынул из-под изголовья скалку бельевую и говорит: - «Вот как скалкой в лоб заеду, так не только суженной, но раскоряченной не увидишь. Идите в свою компанию. Нечего стариков дёргать».
Василий повернулся и вышел и запел во весь голос песню с середины слов:-
-«Ему ль казачка изменила, другому сердце отдала». Подошёл к дому и сел на крыльцо, продолжая петь. Через полчаса мужики все вышли к Василию на крыльцо и включились с ним петь эту песню, но уже с самого начала.   
 Стали по очереди закуривать, и кто ухмыльнётся, да покачает головой, кто просто крякнет, кто тихо хмыкнет вспоминая слова Ильи.
 Большая медведица стала светлеть, но в селе было ещё темно, но мужики поняли, что часа через три наступит рассвет, надо идти домой, готовиться к новому трудовому дню. Женщины тем временем помыли всю посуду, подтёрли пол и стали собираться домой. Вскоре они вышли на крыльцо и ушли со своими мужьями домой. Утром с рассветом все пошли на работу; кто в школу, кто на ферму, кто в тракторную бригаду, а кто за сапожный стул.
  Вот и вся история бывшая в нашу молодость, - закончил Семён свой рассказ. Мы поднялись, чтобы приступить к ломке камней, как приехал Трофимыч и отменил наше занятие, сказав:
       - Завтра приедут взрывники и займутся заготовкой камня, а вы с завтрашнего дня пойдёте на ремонт комбайнов, а пятерых инженер отбери за новыми комбайнами ехать, завтра и поедете. А стены возводить приехала строительная бригада из Армении и уже посмотрели объект и пообещали к осени закончить.
     Мы с радостью приняли это распоряжение и разошлись по домам. Дальше жизнь проходила как обычно по расписанию погоды и как только выпал первый снег мы вошли в новое здание МТМ и стали класть печи для отопления цехов. Около десяти лет шло комплектование мастерской необходимым оборудованием и закончилось как только подвели государственную электрическую линию. Ещё через пять лет запустили в работу пристройку к мастерской цех по ремонту комбайнов и я всех тех ребят забрал на круглогодовой ремонт, конечно с перерывом на время уборки.
   В тот год Семён мне загадал ещё одну загадку. Я приобрёл новый автомобиль Запорожец и мы его обмыли и прокатились, а когда стали расходиться по домам он мне и говорит:
     - Слушай, инженер, выручи меня.
    - Что надо? - с интересом спросил я его.
    - Мне бы ничего не надо, да вот старший сын год как из армии пришёл, а не женится, боюсь, изболтается, настаиваю жениться, а он с неохотой отвечает ни туда, ни сюда. Возьми в нашу бригаду, и, может, повлияешь на него.
      - Повлиять не гарантирую, а в бригаду возьму, пусть приходит, у нас Григорий на октябрьский праздник на пенсию уходит, замена нужна.
      Иван оказался парнем в отца сообразительным и трудолюбивым. А повлиять на него получилось случайно и без особого моего старания. Перед новым годом клубные работники ставили концерты по производственным участкам, приехали и к нам в МТМ. Заведующая она же и ведущая концерта перед началом спросила у меня достойных работников которых можно отметить и поздравить персонально. Я назвал ей всех ребят, и попросил особенно отметить Ивана, и чтоб пригласила его к себе для участия в художественной самодеятельности. Она так и сделала. И вот после этого слышу мужики в разговоре сказали, что Иван стал провожать из клуба Светлану домой. А жила она на квартире у библиотекарши, она полгода как приехала с краевых курсов работников культуры, родители жили в райцентре, а она у нас получила работу.         
И вот по весне подходит Семён и спрашивает:
    - Растил до усов, расти и до бороды.
   - Ты к чему это?
   - Женится сын на Светлане, регистрацию решили делать в райцентре, чтоб её родители там были.
     -Правильно решили. А я тут причём с бородой?
     -А притом, что мы хотим тебя взять в качестве свидетеля при регистрации
в загсе, у тебя и машина новая и нас увезёшь туда и обратно.
     - Разумно, - ответил я, - согласен. Когда едем?
    - Завтра, к двенадцати надо быть в загсе.
Мы приехали не в двенадцать, а без двадцати час дня. Там уже шла регистрация. Те молодожёны уже расписывались в бланках, а мы наблюдали
за ними со стороны. Жених был высокий, широкоплечий парень, с чёрными волосами,  до плеч. Невеста была ему подстать; роста выше среднего русоволосая, с комплектной грудью, ноги и руки сильные и физически красивые. У меня в голове сразу пробежали строчки поэта: - «Коня на скаку остановит». Волоса подстрижены аккуратно и дополняли корону и фату. А когда те расписались и отошли от стола,  все принялись их поздравлять, а когда жених повернулся в нашу сторону Светлана дёрнула Ивана за рукав и пошла скорым шагом к жениху. Подошла,  поздоровалась и произнесла:
     - Ну, что, Петенька, женишься… И я тоже замуж выхожу. Давай поздравлю, нескоро поди свидимся, Эх ты…
Она наклонила его голову и поцеловав в щёку, отошла к Ивану, а вскоре и их пригласили к столу. Между делом я узнал, что Светлана училась вместе с Петром в одном училище, и, кажется, дружили. Светлана была среднего роста, но внешне смотрелась полнее и солиднее Ивана, и он смотрелся рядом с ней пацаном.   Через два часа мы сговорившись с родителями Светланы  о дне свадьбы отправились домой. Свадьба гремела три дня, и всё прошло без событий и недоразумений. Но недоразумения начались после свадьбы. Физическая близость её тяготила и не приносила радости, томления и вдохновения. Она часто ездила по служебным делам в район. Иван перешёл на трактор и не слазил с него сутками, стараясь подзаработать денег, решено было с отцом строить им новый дом, чтобы жить отдельно. После осенне-полевых работ  Ивана как передовика выбрали делегатом на совещание передовиков. Там оказалась, в числе делегатов и Мария, жена Петра, им пришлось сидеть рядом в зале, они получили почётные грамоты и солидные денежные премии. Они договорились премии обмыть и остались в кафе, пробыли там допоздна и домой не поехали, а договорились ночевать в гостинице. Она ему сразу поведала, что живут с Петром неважно, что он только на вид высокий и красивый, а на самом деле маломощный. А когда переночевали в одном номере и отработали до седьмого пота, Мария заявила, что она только теперь \увидела белый свет и поняла, что такой мужик на самом деле, и что обозначает женское счастье. Такого счастья Светлана не выдюжала и избегала близости с Иваном по этой же самой причине, ей подходил Петенька, которого она помнила ещё со студенческих лет.
        - Что, Маша, делать-то будем, как жить-то прикажешь?- со стоном выговаривал Иван боясь отказа Марии. Ему очень не хотелось бегать из села в село на «свиданку», а как быть не знал. Мария предложила:
        - Вот, что, Иван, завтра мы позовём своих супругов сюда, соберёмся в этом же кафе и обговорим положение дел. Там и выясниться, что и как надо делать.
     - Вот это очень даже хорошо, Светлана, пожалуй, возражать не будет на развод, - одобрительно поддержал Иван предложение Марии. Они так и сделали, и через месяц им дали официальный развод, и тут же новое бракосочетание, и опять же в один день. Я там был и опять отвозил и привозил новых молодожёнов в район и обратно. Все были рады и довольны. Только когда мы видим эту пару, идущую по селу, то всегда и все удивлялись и кто нибудь кинет реплику:
     - Хорошего добра должно быть много, - это в адрес Марии - Гром бабы, а в адрес Ивана, обычно мужики, нет , нет , да шепнут друг другу на ухо:
       - Путное дерево завсегда в сук растёт. У такого завсегда полный кисет табаку. Не то что некоторые Федоры – дуры, - это не в адрес женщин, так просто женское имя использовали в своей поговорке, с умыслом это, понимать надо, кому касается. А я этот редчайший поступок Ивана и Марии не осуждаю и не иронизирую над ними. Потому, что такой случай был в нашей литературной жизни на примере Герцена и Огарёва. И когда, хоть и редко, вспоминают или заговорят про Ивана с Марией, я улыбнусь про себя, на душе станет мягче и теплее, и всплывут в памяти образа моих почитаемых, знаменитых соотечественников. Дай Бог здоровья живым, и царства небесного ушедшим. Их нет, но стихи их живы, и жить будут до тех пор пока на земле будут рождаться и жить поэты. Ибо: - «Поэтов читают лишь только поэты, невежи не будут поэтов читать»… Извините, господа, дальше  стихи пошли …

ХЛЕБУШКО
Рассказ
По хлебу будете ходить,
А есть его не будете….   (Из разговора отца).
    Внук Володя, набегавшись на улице с ребятишками, забежал в дом. Снял картуз с головы, повесил на вешалку, присел к столу, на котором стояла  банка с молоком и тарелка с нарезанными дольками хлеба. Он налил молоко в бокал и стал жевать хлеб, запивая молоком, поглядывая в окно на дорогу. Там никого не было видно, и внук продолжал кушать. Из спальни послышался лёгкий кашель, а потом шипение зажжённой спички: это его дедушка прикурил потухшую папиросу. Когда внук убегал к друзьям играть, то видел, как дедушка под навесом мастерил воротца в ограду. А теперь он видимо лежал на своей койке, отдыхал.
    - Дедушка, ты дома, а я вот прибежал. Друзья по домам разошлись.
Ты, что там делаешь? – поинтересовался внук у деда Григория.
    - Приморился, отдыхаю. Заходи сюда, - пригласил Григорий внука. Тот прикрыл полотенцем хлеб и прошёл на голос деда. Против изголовья стоял стул с газетами, а на столе пепельница с окурками. Вова сгрёб газеты обоими руками, а сам сел на стул и стал смотреть на дымящую папиросу в пальцах деда. Лежащий на койке дед положил на голову внуку свободную руку и попросил:
    - Почитай, внучек, книжечку, какую-нибудь, а то я уж газеты все по два раза перечитал, - смотрел и гладил по голове внука дед.
    - Не, деда, неинтересно читать старые книжки, я их уж все тоже на два раза перечитал. А новые книги с цветными картинками мама не велит читать. Вырастишь, говорит, тогда и начитаешься досыта. Ты бы рассказал, что ни будь сам, - продолжал убеждать деда. Тот пожал плечами; толи не знал с чего начинать, толи вообще не говорить уж ни о чём. Но внук осторожно перелез через дедовы ноги и, примостившись, на подушке, попросил:
    - Не, деда, ты рассказывай уж сам;  всё по порядку говори, всё что помнишь.
Дед  почесал лысину, сделал несколько затяжек папиросы, вдохнул весь дым, пропустил через лёгкие, положил окурок в пепельницу, хмыкнул; как бы проверяя голос, стал рассказывать:
    - Ну, да ладно, уж слушай. На этот раз я тебе расскажу о хлебушке. У нашего отца была большая семья. Сам он был неграмотный. Как и все в селе он не знал, что творится в мире и в стране. А что творится в районе, и то узнавал раза два в год. Радио, телефонов, газет в селе не было. Поэтому люди ничего не знали, что где творится, и как себя вести, и как жить. И поэтому руководство села делала то, что им скажут свыше, или что приходило им самим в голову. Оно заучивало лозунги новой политики: «Мы наш, мы новый мир построим, кто был ничем, тот станет всем»… Но ни оно, ни их подчинённые не знали, что это за новый мир, и тем более, как его строить. Власть не сильно разъясняла, что и как. И это было им на руку, так как дотошных вопросов всегда имеется много, и отвечать на них не всегда приятно, да и не всегда эффективно; а тут заявили: «Что тот, кто не с нами, тот не наш».  Или такой лозунг: «Если не хочешь протянуть руки, то заставим протянуть ноги». Оно ведь куда, как проще: «Прямо, шагом марш». А по другому-то разъяснять так хлопот очень много. Ну, да ладно: чего уж после драки кулаками махать. Тогда бы надо. А так, чего уж душу теперь травить! А вообще-то если по уму разобраться: почему травить? Можно и иначе назвать – вроде, как душу успокоить. Вернее будет. Отстоять истину это подвиг не меньше военного. Но и восстановить истину не менее важно, как и не менее почётно.
    Хлеб для человека всему голова, и как говорят: «Если хлеб на стол – то и стол престол, а если нет куска – то и стол простая доска». А для крестьянина это во сто крат важнее и значимее чем для остальных людей. Кому-кому, а уж мужику-то никто куска не подаст. Все «друзья» от тебя нос отвернут: вся родня станет чужой. Нет хлеба и ты нищий, а есть хлеб и ты богат. С хлебом можно строить новый мир, и новую политику – и любую, какую захочешь.
    Я не знаю, как жили мои родители до коллективизации. Но из их рассказов помню: что дед мой Давид приехал из Воронежской области на свободные земли в 1852 году в молодом возрасте со своими родителями. Тут женился, построил избу, получил надел земли.  Долгие годы царское правительство не взимало налог с переселенцев, чтобы дать им возможность прижиться и, хоть маленько окрепнуть. У деда родилось пять дочерей и один сын, мой отец. Как можно было окрепнуть, когда весь доход получали с земли, а землю давали только на мужскую душу. И поэтому они имели два надела земли. Хлеба хватало только на двоих, а поэтому все жили впроголодь. А когда дочери научились доить коров, прясть и ткать: их стали отдавать в работники. Работали у староверов, да у казаков, а там тоже к кому попадёшь. Одни рассчитывались добросовестно, другие хорошо платили, но были и жадные – платили плохо. Строгий был тут зажиточный мужик Устинов, Строго следил за качеством и количеством сделанной тобою работой, но и рассчитывался справедливо. Хорошо к работникам относились Золотухины, Ждановы, Харин. Но очень хорошо относился дед Ермак, он и хлебом рассчитается, а особо старательным, смотришь и живность, какую даст.  А если в работниках находилась девушка, то он её рассчитывал, как и обычно, и как всех, а когда узнавал, что его работница выходила замуж, он обязательно передавал для неё подарок – новенькую парочку – это юбку с кофтой, расшитыми всякими узорами. Эти парочки потом после свадьбы хранились всю жизнь, как светлую память молодости. Дарил он такие парочки многим девушкам, и тем, кто и не работал у него. Просто выручал он бедного человека…
    -  Дедушка, а где же этот Ермак сейчас? – поинтересовался Вова.
Дед почесал переносицу, вспоминая запомнившиеся слухи, что ходили среди стариков в детские его годы. Хотел закурить, но постеснялся внука и продолжил:
    -  Семья у него состояла из жены и одного приёмного сироты, которого он принял в сыновья, земли ему досталось две доли, но он ещё из Воронежа, когда приехал, имел деньги, и тут купил себе достаточно пахотной земли, вовремя с работой не справлялся – поэтому он нанимал работников. Особенно при уборке хлеба. У нас оно как: рано посеешь, мороз всходы убьёт, поздно посеешь, хлеб может уйти в осенние дожди.
    -  Деда, ты скажи, а где этот Ермак? А то вот я слышал песню: «На тихом бреге Иртыша, сидел Ермак, объятый думой». Это, что он?
    - Я вот о нём и хотел рассказать, - подосадовал дед, - где он, я не знаю. Говорили, что  его арестовали и посадили в тюрьму.. А этот из песни Ермак – другой человек. А зачем тебе это?
    -  У нас в школе литературный кружок есть, я участвую в его работе: задание Архиповна дала – написать этюд о знаменитом человеке в селе. Давай ты мне о нём особо расскажешь.
    -  Я, пожалуй, тебе уж и рассказал то, что знал.
    -  Этого мало.
    -  Придётся идти по людям опять.
    -  Потом пойдёшь. А сейчас продолжай, что начал, - настаивал внук.
Ну, так вот. До коллективизации жили, кто как мог. Кто из Воронежа приезжал с деньгами тот к наделу прикупал себе ещё земли, и потому жили справно. Какие мужики сами не успевали выполнить работу –  нанимали работников. Какие бедные, да ленивые – тем и жили, что по найму ходили: чужим умом пользовались, своего-то ума Бог не дал. А были и такие, что не спасибо сказать, за выданный хлебушко на всю семью и на весь год, а ходили и косоурились, и ненавидели удачливых мужиков. И всё ждали праздник на своей улице. И пришёл этот праздник. Пятьдесят семь семей раскулачили и отправили на Большую Галку. А их скот и недвижимость забирали в колхозы, а манатки растаскивали себе по дворам. Как говорится «Что ни дай    дураку - всё ненадолго, он или потеряет, или пропьёт». Чужого добра ненадолго хватало.  Кто бедный был до коллективизации, таким и остался и дома, и в колхозе. Руководили колхозом и бригадами бывшие бедняки, у них ни ума, ни опыта не было. «Каким ты был, таким ты и остался,  орёл степной, казак лихой». Вот так оно и складывалось. Если у себя в огороде всё бурьяном заросло, то и в колхозе так же будет. Плохо жилось первые годы, держалось только за счёт страха. Как только кто, скажет критически о правителях, так сразу статья и срок в лагеря отбывать отвозили. И присваивали звание ему «враг народа». Того, кого отправили мало, кто вернулся домой живым. А кто приходил то жил как рыба: никому ни слова про то, что видел. И остальные, видя их забитость, тоже помалкивали. Мать всё говорила старшим детям: «Слово серебро, а молчание золото. У умного человека ушки золотом завешаны. Молчите больше, а то на катушку попадёте. А потом повторяла чьи-то слова, о том, что ссыльных подводили к крутому берегу реки и велели, как бы для облегчения, садиться на задницу, и скатываться с берега на лёд реки. А в конце катушки – была полынья, и люди скатывались в полынью. Из той партии остался жив один, и, придя, домой, всё рассказывал эту историю. А я после материного рассказа, я представлял, как люди катились по ледяной дорожке, а потом падали в ледяную воду и их парализовало, и они все погибли. Я слушал молча и от страха не мог пошевелить руками, ногами, и язык не мог повернуться. Я слушал, молчал и плакал. Как мне было жаль тех забранных людей за то, что они разговаривали, кто с подковыркой, с насмешкой, а кто по глупости брякнет на людях, а кто из-за форса – вот, мол, смотрите, какой я смелый. А их, и тех, и этих под лёд: там молчать будете вечно, остальных мутить не будете. И молчали остальные и другим наказывали, и детей своих стращали. И надолго вселился страх в душах людей; что до сих пор, теперь уже у пожилых людей, сидит он в душах, как заноза. Это современные молодые люди сильно разговорчивые стали – что палец в рот не клади. А тогда было так: есть две норки, и посапывай. Наравне с этим страхом, сидел страх голода, бесхлебья. Как я сейчас помню, мы все голодали, хотя вся семья работала. Вот работают зиму, весну, лето, осень в поле – а как придёт время хлеб получать на трудодни; так или у тебя всё по нулям; то есть – ни ты колхозу, ни колхоз тебе не должен. Или ты остаёшься должен колхозу. Доносы на разговорчивых людей и голод держал их в таком повиновении, что они не были похожи на людей. Я помню, как однажды мать выдала нам всем за столом по сухарику; и в это время зашёл соседский активистов мальчишка и увидел у нас в руках сухарики. Видимо он доложил об этом случае отцу, а тот в сельсоветчиках числился. Хотя следует заметить, что они ели хлеб не стесняясь. А когда днём старшие ушли на работу, сосед пришёл к нам в избу и стал строжиться над матерью; «Где, мол, сухарей добыла?» Мать молчала. Тогда он залез в подпол и вытащил два мешка сухарей, и унёс их от нас. Долго я потом не видел на своём столе ни крошки хлеба.  Только я видел выстиранные наши мешки, которые сушились у соседей на жердях. Ещё мне помнится, как отец со сводным сыном Яковом приехали со слёта передовиков, где им выдали медали «За доблестный труд» и ему там дали буханку хлеба. Он привёз её домой, и за столом нам всем досталось по куску хлеба. Мы стали есть похлёбку и прикусывать этот удивительно пахнущий хлеб. И в это время опять пришёл тот же мальчик, и мы, как по команде спрятали руки с хлебом под край стола и так держали, и ели похлёбку без хлеба, пока тот мальчик не ушёл домой. И уж потом мы вынули свои дольки и стали кушать.
    Прошло несколько лет, пока появился хлеб. И то его давали только тому, кто приходил на полевой стан и работал то, что заставляли.
    Помню, как отец долгими зимними вечерами заносил хворост в избу, а после, как прутья отходили от мороза, он плёл и просил нас помогать ему, плести щиты, которые он днём вёз на поле, на семенной участок и расставлял их для снегозадержания. Потом его поставили агрономом на семенном поле, и он всю зиму возил куриный помёт в поле и там разбрасывал для удобрения, а собирал он его по дворам.  Я с ним несколько раз ездил, пробовал править лошадью, когда отец раскидывал помёт из огромного короба, стоящего на санях. Разбросит один воз, и едем в село и опять собираем по дворам. И так всю зиму.  А когда шёл буран то за щитами образовывались огромные сугробы снега, что весной прибавляло на поле влагу. И вот когда мы в мороз ехали на санях, то отец часто спрашивал: «Ну, что, сынок, озяб, поди?» И если я молчал, то он поднимал меня на руки и ставил на дорогу, и я бежал следом за конём и согревался. А как согреюсь,  отец брал меня за руки и сажал вновь в короб, и мы ехали дальше. С наступлением весны отец оставлял меня дома, помогать матери управляться с огородом, а старшие братья и сёстры уходили в бригаду работать на всё лето до школы. Для вспашки семенного поля ему выделяли пахарей, которые пахали землю на конных плугах. Вот Семён Иванович Мякшин рассказывал, как он в шестнадцать лет пахал у отца в звене. Шла война: взрослых парней и мужчин забрали на фронт. В звене у него были молодые парни, а отцу уже было семьдесят лет. Нас, говорит Семён Иванович, было шестнадцать пахарей, каждый пахал свою деляну, а отец шёл поперёк поля, и проверял качество пахоты. Подходит к каждому по порядку, останавливает, поднимает левой рукой плуг из земли, отряхнёт его. Правой рукой вынет из-за пазухи жжёный кирпич и начинает править и точить лемех и отвалку. Чтобы, говорит он, плуг блестел и острый был, чтобы легко пахал. А потом проедет сам по борозде, проверит регулировку, и если находил, что не так, так регулировал и отдавал мне поручни и благословлял на дальнейшую работу. И потом шёл к следующему пахарю. И так весь день не сходил с полосы. А когда мы переходили на очередное поле, то отец рассевал зерно руками, а уж потом боронил. А когда появлялись всходы хлеба, они с Яковом поставили напол – большая деревянная бочка, на телегу, наливали в него воду и клали туда коровий помёт. Сзади телеги пристраивали деревянное корыто с отверстиями, и туда пускали навозную жижу и ехали по всходам. Яков помешивал жижу в корыте, чтобы отверстия не забивались, и жижа протекала и попадала на всходы. Всходы делались грязными и неприятными на вид. За ночь выпадала роса, всходы очищались и делались тёмно-зелёными от питания. Особенно выделялись стебельки после дождика, и они радовали глаз. Отец ходил по краю поля и, потирая бороду, приговаривал на манер кержаков: «Ах, язви тебя совсем, какие красивые стебельки. Всем питание нужно. Видишь, какие стебли, сильные растут». Иногда я прибегал к отцу на поле и любовался хлебными всходами. Отец брал меня на колени, и мы ехали на бочке домой. Он никогда не молчал: всё время пел песни, знал он их множество. Если было ему тяжело; всё-таки ему уже было семьдесят лет, или просто грустно он пел: «Хватит вам снежочки на сырой земле лежать, хватит вам, солдатики, плакать – горевать». А если было настроение, как в этот раз, он пел: «Из-за острова на стрежень, на простор речной волны, выплывают расписные, Стеньки Разина челны». В моём воображении рисовалось, что это мы не на бочке едем, а плывём на расписных челнах    Лето они уходили на сенокос, а осенью начинали убирать хлеб хлебными косилками, вязали женщины и снопы свозили на ток, на бригадный стан. Там устанавливали молотилку на конном приводе, и молотили снопы.  А потом  зерно просевали вручную на решётах от мусора. Это была осень сорок четвёртого года. Отец с Яковом получили стопудовый урожай и их наградили медалями, я уж говорил тебе. А в декабре отца забрали в трудармию, в Барнаул для копки канав для заливки фундаментов под станки завода «Трансмаш», привезённого из Челябинска. Ставили станки и начинали делать детали, а стены и крышу стали ставить весной. После этого отца отправили в Бийск на строительные работы на «Котельный» завод, а Яков учился при «Трансмаше» в ФЗО и потом остался там работать и отработал там пятьдесят лет. Отец после войны в сорок пятом году вернулся домой. Пошёл опять в полеводческую бригаду. Но его забрали и отправили в строительную бригаду во вновь организованный районный центр. Делали мост через реку Ануй, а потом перевели на строительство районного дома культуры. Мне уже было одиннадцать лет, и я в семье остался один с матерью. Я несколько раз ходил в райцентр в гости к отцу. Потом они стали поднимать матицу на стены. Отец как самый сильный, стоял на земле, подводил верёвку под матицу и помогал поднимать её на стену. Никто не мог мне, потом пояснить, что случилось. Но бревно сорвалось, толи верёвка у кого вырвалась из рук, или она оборвалась, и огромное бревно упало вниз: отец хотел удержать её один, но что-то внутри лопнуло. Кровь пошла низом, и он пришёл пешком домой из района. А через три дня его не стало: и я остался сиротой в одиннадцать лет.  ……