В полосе прибоя. Часть третья

Джимми Майсурадзе, с помощью механиков, заменивших своими спинами стремянку, забрался в штурмовик и занял пилотское кресло. Вспомогательная установка запустила двигатели «Грача» и Джимми «помахав» отбегающим техникам элеронами отпустил тормоза. Су-25 качнулся, чуть присел на амортизаторах шасси и медленно покатился по полосе.

Оба двигателя работали ровно, без перебоев выдавая необходимые для взлета килограммы тяги. Казалось бы, ремонт удался, но лично руководивший им, Джимми знал, на сколь тонком волоске висит его судьба, и поэтому крайне осторожно двигал сектор газа и не выводил двигатели на максимальную тягу.

В мозгу его всплыли вчерашнее происшествие, и сегодняшний разговор с командиром авиаполка.

«Да, наверное, он прав. В такую погоду катера вряд ли появятся и можно не рисковать своей шеей. Но, вдруг, мне повезет. Может быть, у абхазов есть такие же идиоты как я, и их прельстит запах добычи. Ведь они не дураки, и понимают, что мы воспользуемся погодой и примем здесь несколько бортов с подкреплением. Если так случиться, я поквитаюсь… За Шангелия и Сирадзе, за ту «тушку» что лежит на поле и за те, что лежат на дне моря. Поквитаюсь… лишь бы только двигатель не сдох!»


Море еще недавно лазуревыми просторами расстилавшееся под крылом «двадцать пятого – Су», как будто зная, что настал День расплаты, приобрело мрачный, холодный вид и вместо безмятежной поверхности предстало темной бурлящей водой, в которой казалось, двигались сотни беспокойных чудовищ, время от времени показывающих на поверхности свои, отливающие свинцом панцири.

Разглядеть, что-то мелкое в таком хаосе было проблематично. Причем проблема эта усугублялась отсутствием почившей после последнего ремонта системы прицеливания. Будь она на борту, Джимми попробовал бы воспользоваться ею. Шестикратное увеличение оптического изображения, конечно, помогло бы ему обнаружить вражеские катера, но как и в прошлые вылеты, Майсурадзе пришлось полагаться только на свои глаза и сетку механического прицела, что торчал у него перед глазами.

Джимми все с теми же предосторожностями, работая "сектором газа", прошелся над прибрежным квадратом, ранее облюбованном абхазскими «зенитчиками», но ни чего не нашел.

«Черт! То ли нет ни кого, то ли высоко слишком? – думал Джимми, сам не замечая, как в нервном возбуждении покусывает нижнюю губу. – Придется снизиться. Проклятые трусы! Где же вы?! Ну, давайте, давайте же! Завтра мы улетаем…»


Волны буквально плескались у остекления кабины. Гонимый впереди штурмовика фронт мелких брызг заливал крылья, борта, оперение, и с набегающим потоком волнами несся по козырьку («козырек» – передняя, не отделяющаяся от фюзеляжа часть остекления пилотской кабины.). О том, что в этот момент творилось в воздухозаборниках, лучше было и не думать. И Джимми не думал. Майсурадзе весь превратился в сконцентрированный ищущий взгляд.

Первые же секунды «низкого» поиска принесли разочарование, увидеть что-либо через заливаемый триплекс, да еще проносясь над водой со скоростью пяти сотен километров было почти не реально. Не смотря на это, Джимми, как мог, старался обшаривать глазами все мало-мальски значимые волны, на фоне которых мог скрываться враг.

Многие на его месте бросили бы это бесперспективное занятие и набрав высоту, дабы не испытывать судьбу и надежность двигателей, поспешили бы «домой». Возможно, и Джимми поступил бы так же в любой другой ситуации, но не в этой. Слишком много лично для себя он поставил на карту. Слишком много сил затратил, чтобы добиться и обеспечить этот вылет. И слишком сильно, от ненависти и желания мстить, закипала кровь в его жилах. Всех этих «слишком» было более чем достаточно для того, чтобы удержать руку, а с ней и самолет от набора высоты и прекращения поиска.

Полоска дикого пляжа, что отделяла море от кромки летного поля сухумского аэропорта, была уже в одном-двух километрах, когда Майсурадзе показалось, что он что-то увидел в, только что, пронесшихся под его самолетом волнах. Еще мгновение и он уже был уверен в том, что это враг.

«Это они! – не желая даже думать о том, что его вылет может оказаться бесполезным, Джимми не пришлось себя убеждать, он лишь резко потянул ручку и заработал педалями.

«Грач» с крутым креном развернулся, едва не задев плоскостью волны, и понесся обратным курсом.

Майсурадзе не стал утруждать себя повторным поиском цели. Ему было достаточно знать направление на нее. И лишь только прибор показал, что самолет развернулся на нужные сто восемьдесят градусов, Джимми наложил палец на гашетку.

«Грач» вздрогнул, и из-под его носа вырвались росчерки огня, тянущие за собой сизые нити трасс. В метрах двухстах впереди морские волны вздыбились всплесками фонтанов. И именно среди этих всплесков Джимми опять увидел, что-то неясное, смазанное…

В следующую секунду из весящих под крылом «мясорубок» вырвались реактивные снаряды. Но было уже поздно. Ракеты, пролетев над местом, где все еще рвались снаряды, коснулись волн метрах в пятистах позади. Угол падения НУРСов был близок к нулю, из-за чего они просто плюхались в воду. Так что поднимаемых взрывами, фонтанов воды Джимми не увидел. Но горящие в хвосте летящих НУРСов трассера, все же позволили ему увидеть величину своего промаха.

Проскочив над предполагаемой целью, Джимми потянул ручку на себя и вместо прежнего крутого разворота заложил боевой вираж. Набрав высоту, самолет вновь лег на цель. И Джимми, придав ему небольшой угол пикирования, пошел в новую атаку.

Высота быстро падала. Волны стремительно увеличивались в размерах, а цели все не было видно. В голове Джимми завертелась предательская мысль:

«Нет! Никого нет! Я ошибся! Стрелял по волнам?!»

Пора уже было выравнивать самолет, когда Майсурадзе, опять-таки, краем глаза увидел уходящую в сторону берега белую полоску следа, по диагонали разрезающую темную волну.

«Вот он!»

Времени на удар уже не оставалось. Но это не разочаровало Майсурадзе. Теперь он точно знал - враг здесь. И для его уничтожения мог себе позволить сделать еще несколько заходов.


Через полминуты серая точка катера вновь попала в поле зрения Джимми. И увиденное порадовало его. Противник, рискуя перевернуться на волне или попасть под ее удар, устремился к своей гибели - к берегу. Мало того, теперь, цель двигалась параллельно его курсу, и ввести ее в кольца прицела не составляло большого труда.

«Главное не пропустить момент – успеть нажать!» - готовясь открыть огонь, Майсурадзе с начала атаки положил палец на гашетку, держа ее в полуутопленном положении.

Вот, цель прошла середину прицельного кольца, и едва заметное движение фаланги большего пальца оживило пушку. Через мгновение полыхнули огнем и «мясорубки».

На месте катера родился тайфун, который тут же накрыло огромной волной прибоя. И этой же чертовой волной, катер буквально выдернуло из-под несущих верную гибель снарядов.

«Ладно! Сделаем еще один заход! Теперь либо на камни, либо под ракеты! Либо на камнях и под ракетами!» - заложив неспешный вираж, предвкушающий скорую развязку, Джимми сосредоточил все свое внимание на извилистой белой линии – полосе прибоя. В ее широком белом поясе, то накатывающем на берег, то скатывающимся в море, он надеялся увидеть если не сам катер, то хотя бы его обломки.

«Черт! Не уж-то обратно в море унесло?! – готовый в любое мгновение открыть огонь, сокрушался Майсурадзе, видя перед собой лишь стремительно приближающуюся, «чистую» полосу прибоя.

Ни катера, ни обломков, ни барахтающихся в волнах тел ненавистного врага – ничего никого – по кому можно было бы нанести удар.
Но Залп прогремел.. Он теперь уже ненужный, бесполезный, но зато снимающий с души тяжесть неотмщенного долга.
«Да погибли они! Погибли! – в последнюю секунду введя самолет в набор высоты, успокоил себя Джимми. – И это ты их загнал в прибой! Ты отмстил! Отомстил за…»

Капитан Майсурадзе не только не успел понять, что произошло, но и не успел докончить оборвавшуюся мысль… Что-то хлопнуло за его спиной. Самолет качнуло. И темно-серая стена каменистого берега закрыла собой весь мир.


Георгий позволил сделать привал, лишь, когда начало темнеть. До этого он и Резо шли не останавливаясь. Не взирая на холод, пронизывающий их тела, сквозь прилипшую мокрую одежду, не обращая внимания на ливший несколько часов ливень, они держали заданный с самого начала высокий темп. Так что, когда Георгий произнес заветное: «Все привал. Отдыхаем десять минут…», они были уже далеко от места утреннего боя. И то, что за все это время, ни за их спинами, нигде бы-то еще, ни разу не послышался шум преследования и лай собак, можно было надеяться на благополучный исход дела и счастливое возвращение к своим.

Хотя, какие к чертям, благополучный исход и счастливое возвращение…


Резо и Георгий укрылись в расселине глубоким рубцом разрезавшей каменистый обрыв берега. И стоило им остановиться, как с Резо спало напряжение драматического дня, и его ноги подкосились. Подкосились в прямом смысле этого слова. Резо била болезненная дрожь. Тело его, словно онемев, перестало слушаться мозга. Было ли это следствием нервного напряжения или же проявился первый симптом тяжелой простуды, вызванной долгим барахтаньем в холодных волнах, сейчас не имело значения. А что имело значение так это то, что «обещанные» десять минут отдыха растянулись на добрых полчаса.

- Ог-гонь-ка бы с-сей-йчас, - чуть отойдя после нескольких минут лихорадочной дрожи, подал голос Резо. – П-пог-греться…

- Не мешало бы конечно. Но… - извиняюще развел руками Георгий.

- З-знаю, з-зн-наю, - тоном уставшего от поучений новичка «пляшущими зубами» отозвался Резо. – О-огон-нек от с-сиг-гаре-ты с-сн-найп-пер вид-дит з-за вер-рсту…

- Ну не за версту… Но видит. С костром придется подождать.

- Х-хм, с-снайп-пер здесь не п-причем – др-рова мок-крые. С-спич-чкой не р-разжжем. Да и-и сп-пичек н-нет.

- Кончай болтать. Отдыхай, давай. Как сможешь идти – тронемся.

Но Резо было лучше, через общение чувствовать присутствие Георгия, нежели молча лежа на камне спиной ощущать лишь его холод.

- П-полсушай, Жора?

- Да?

- А п-почему Ан-нвар реш-ил взять м-меня? П-почему н-не взял Як-кова? Ведь от н-него был-ло бы пользы больше?

- Ерунда! Успокойся! Ни от кого бы - там пользы не было. Ни я, ни Яков, ни Анвар, будь он даже полностью здоровым, не смогли бы сделать ни чего.

- Т-ты д-дум-маешь?

- Да. Шторм, прибой, ракеты – нам просто повезло. Не взорвался бы в самолете двигатель, мы бы все, втроем плавали в волнах – труппами.

- Х-хочешь сказать, что Анвар-командир вел нас… - от шальной мысли родившейся в голове Резо, он даже перестал дрожать и заикаться.

- На убой?

- Да.

- Нет, Резо. Ты не понимаешь. Никто, никого не вел на убой. Была надежда, что мы сможем сделать это. И если бы не штурмовик…

- Д-да-а, - принимая мнение Георгия, выдохнул Резо и тут же вновь «взялся за старое». – Все равно надо было брать Якова. Вы бы, вдвоем, вытащили командира. Не дали бы утонуть. Как я в отряде теперь в глаза смотреть…?

После этих слов наступила долгая пауза. Резо больше было не чего сказать. К тому же он и боялся произнести еще хотя бы слово, чтобы не выдать Георгию навернувшихся на глаза слез. Георгий же, которого и самого могло настигнуть подобное обвинение, сначала пытался понять ход мыслей Анвара, а уж затем попытаться как-то оформить их словами.

- Дурак, ты, Резо. Молодой дурак.

- …?!

- Ты думаешь, что знаешь что, про тебя скажут и подумают. А на самом деле не знаешь ни черта! Почему Анвар взял тебя, а не Якова, ведь это его идея была уговорить командира и выйти в море?! Догадываешься?

- Не-ет.

- Потому, что командир подумал о тебе, обо мне, обо всех нас! Кто такой Яков?

- Молдавский, преднестровский …

- Яков, залетная птица. Сегодня здесь – завтра там.

- Но он же воюет с грузинами…

- Да, воюет. Но за что он воюет? За дом, за семью, за Родину? Нет. А у Анвара грузинские бандиты семью вырезали! У меня сестру! У тебя…

- Отца…

- Вот видишь. Мы должны воевать за них. Должны за них кровь проливать. А не делиться этой обязанностью с приезжими… Поэтому то тебя и взял Анвар. Он думал - раз все не могут бить врага – пусть тогда это будут только абхазы. Это на нашу землю пришел враг. И у нас есть на это право. Есть за что мстить. Понял?

- Понял.

- Так что если тебе кто скажет…

- Пусть скажет! Потом каится пускай! Я жизнью своей докажу…



13.03.202г Димитровград.