999 LW. Темный уровень. Глава 9

Компрометирующие обстоятельства

                Мы создаём обстоятельства,
                заложниками которых оказываемся.
                (Анхель де Куатье «Возьми с собой плеть»)

Иногда непредсказуемость – лучшее из возможных качеств. Не из-за того, что не дает соскучиться, а потому, что позволяет опередить предполагаемого соперника на шаг. Или, как минимум, предоставляет право выбора одного из существующих направлений, давая возможность получить хоть что-то, если не удается все и сразу.
Именно из-за этой непредсказуемости я сейчас сижу на жестком сидении старой колымаги, слушаю дребезжащее шипение, уже привычно льющееся из эфира, и вглядываюсь в ночную темень за окном. И все это вместо того, чтобы спокойно спать в кровати, как и полагается человеку два часа назад попытавшемуся взять штурмом неприступную крепость и бездарно провалившему попытку захвата.
Письмо от Эльжбеты заставило бы меня нестись в ночь по почти пустынной трассе даже без появления на пороге Майкла, правда, произошло бы это на день позже. А так чужое упорство помноженное на собственное стойкое предчувствие, что женщину могут попросту убрать, вынудили меня отправиться в путешествие, не потрудившись толком прийти в себя.
От стресса и недосыпа клонит в сон, несколько раз ловлю себя на том, что клюю носом, чуть не ударяясь о панель, и недовольно кошусь на радио, шипение которого так убаюкивающе на меня действует. По моим предположениям ехать еще часа четыре, а потом придется более-менее внятно формулировать предложения. Похоже, сон все-таки не помешает.
Внезапный приступ зевоты, одолевший организм, служит подтверждением моим мыслям, и я пытаюсь поудобнее устроиться в кресле, чтобы незаметно уснуть.
- Поспите, у вас был тяжелый день, - мягкий тембр вырывает из полудремы и, не давая опомниться, мужчина тянет ручку под моим сидением, позволяя откинуть спинку назад.
Только гостеприимно разложившееся подо мной седалище необходимого снотворного эффекта не оказывает – почему-то лежать рядом с человеком, неотрывно следящим за дорогой, некомфортно. Вместо сна глаза упорно выхватывают из темноты силуэт, освещенный слабым светом приборов, и подолгу изучают световые переходы на чужой коже, пока я усилием воли их не закрываю. В очередной раз поймав себя на подглядывании, решаю сменить позу, чтобы не давать волю собственному воображению, и поворачиваюсь на бок, теперь предоставив для обзора самой себе только обивку из темной кожи и металлические ручки на двери. Кажется, это ненадолго помогает – секунд на пять, потому как начинает казаться жутко невежливым лежать к своему попутчику спиной. Нельзя сказать, что меня волнует именно чувство такта, но определенно что-то мешает спать и в такой позе. Нет, конечно, это не близкое расположение мужского организма, и совершенно точно не какие-то мои фантазии в отношении конкретного мужчины, это нечто другое.
Наверное, чувство опасности.
Пожалуй, да, именно чувство опасности мешает мне спать.
А человек, находящийся рядом определенно может считаться одним из самых опасных. Помниться, я даже поставила его на одно из лидирующих мест в списке, возглавляемом Энором. Правда, если с Энором все понятно – он имеет власть и деньги, а значит, по определению может расправиться с любым в одно мгновение, то с Майклом намного сложнее.
Все потому, что он буквально является вместилищем противоречий. Он работает наемным убийцей, но имеет какой-то свой кодекс, не позволяющий убить невиновного. Он ездит на старой развалине, триста лет назад требовавшей ремонта, но при этом не позарился на пятьдесят штук. Он с легкостью меняет имена, заставляя людей верить в его новое кредо, но со мной он преимущественно честен. Правда, о нем я до сих пор ничего не знаю, кроме того, что уже перечислила, а так же открытой недавно способности неплохо двигать мебель.
И все же, несмотря ореол таинственности, окружающий этого мужчину, я все еще не выпрыгнула из машины в темноту.
Мою нерешительность можно, конечно, списать на пристегнутый ремень, но такое объяснение больше походит на жалкую попытку оправдаться. Настоящая же причина заключается в том, в чем упорно не хочу признаваться себе самой: я – просто упрямая и недальновидная особа, неспособная понять, что мне надо.
«Признание своих недостатков – первых шаг на пути к избавлению», - не мои слова, но определенно весьма подходящие к ситуации. По сему, решив, что дело идет к выздоровлению, мой окончательно измотанный организм все-таки сдается и, позволив напоследок сделать несколько очень медленных морганий, проваливается в сон.
Дорожный сон оказывается серым безОбразным суррогатом здорового сна, так что когда на очередном повороте меня слегка двинуло о дверцу лбом, я не сразу поняла, что спала. О том, что прошло много времени, подсказал посветлевший заоконный пейзаж - непривычно пустая равнинная местность без намека на цивилизацию.
- Мы где? – странные места пугают настолько, что я мгновенно принимаю сидячее положение и пытаюсь рассмотреть, что показывают остальные трансляторы.
- Уже подъезжаем, - голос Майкла действует на мой измотанный отвратительным сном организм успокаивающе, а еще спокойнее я себя чувствую, когда в спину мягко ударяется спинка сидения, давая ощущение осязаемой поддержки.
Так что когда на смену пустыне приходят первые маленькие домики с почти зелеными лужайками вокруг них, мой сон окончательно улетучивается, сменяясь волнующим предвкушением и настороженным ожиданием. Почему-то все, что сейчас кажется важным, уходит на второй план, выдвинув вперед необходимость успеть. Успеть раньше, чем могут успеть другие.
Несколько раз я даже пытаюсь поторопить Майкла и, кажется, делаю это совершенно напрасно, потому как он то и дело напряженно сжимает челюсти и бросает в мою сторону хмурые взгляды. Похоже, осталось недолго до того момента, как он высадит меня из своей машины, так же, как сделал в нашу первую встречу. Только сейчас у меня за спиной нет Антона, и добираться до дома придется очень долго, поэтому я все-таки замолкаю, предоставляя мужчине право вести машину по своему усмотрению – наверняка он будет мне за это признателен. Хотя бы мысленно.
И, словно, в благодарность за мое молчание, через несколько минут Майкл оповещает о скором прибытии на место. Стараюсь не замечать его осторожного взгляда в мою сторону и воодушевленно улыбаюсь, все своим видом показывая, насколько рада такой новости.
Правда, радость моя оказывается недолгой – уже через два квартала, когда разноцветные домики сменяются похожими друг на друга домами с абсолютно неотличимыми лужайками и заборами, я переживаю странное ощущение де жавю. Почему-то кажется, что я уже видела именно эти домики (или это был один дом?) с постриженными газонами и выбеленными заборчиками, хотя совершенно точно могу навскидку назвать несколько аналогичных спальных районов в Вилль д’Ор, которые подобных чувств почему-то не вызывали.
А когда машина останавливается возле одного из них, и Майкл, осведомляется о моем самочувствии и готовности  разбудить спящий дом раньше положенного, я уже просто не могу поверить в то, что никогда не бывала здесь раньше. Быть может в далеком детстве?
Каменная кладка дорожки звонко отзывается на каждый шаг и неожиданно подводит к белоснежной двери, за которой я ожидаю встретить кого угодно, но совершенно точно не того, кто ее открывает, зябко кутаясь в бледно-розовый халат.
Покрасневшие глаза с припухшими веками у встречающей нас женщины наверняка придут в норму только к полудню, и то при условии, что она не будет больше плакать. Но как только она называет свое имя, подтверждая вопрос Майкла об адресате письма, на ее глазах снова появляются слезы. 
Чувствую себя виноватой, словно самолично расправилась с ее мужем, ведь, если говорить откровенно, моя доля участия в его смерти все-таки была – это по моему обвинению он сидел там. И по моему заказу его могли убить, хоть и случилось все несколько иначе.
- Я не держу на вас зла, Полина, - Эльжбета ставит перед нами чашки и наполняет их только что заваренным чаем. – Но и оправдывать не могу, хоть он и говорил, что вас можно понять.
От ее слов подпрыгиваю на месте и виновато опускаю глаза, на мгновение только встретившись с полным невысказанного горя взглядом. Казалось бы, я должна как минимум, возмутиться, но мне почему-то стыдно, хоть я и не совсем понимаю, за что именно – наверняка эта женщина не знает ничего о моих преступных замыслах.
- И я бы никогда не стала с вами разговаривать, - продолжает она вбивать гвозди в крышку моего самолюбия, - но он сам меня об этом просил. Еще до… тюрьмы.
Не совсем понимаю, что Эльжбета пытается до меня донести, и из-за этого снова всматриваюсь в лицо женщины, пытаясь разгадать что-то по ее лицу.
- Он сказал, что если не вернется оттуда, нужно связаться с вами, потому что это важно, - она всхлипывает и поспешно вытирает снова выступившие слезы, а я пытаюсь размешать несуществующий сахар в горячем чае ложечкой, взятой с белой столешницы.
Некоторое время мы молчим, вслушиваясь в мерное позвякивание металла о фарфор, движущей силой которого являюсь я, и, кажется, никто не хочет продолжать разговор, не желая бередить открытые раны. Даже Майкл всегда умудрявшийся задать неудобный вопрос, в этой ситуации оказывается сторонним наблюдателем, позволившим нам разобраться без его помощи.
Когда молчание становится неудобным, и я вижу, что хозяйка дома впала в очередной приступ депрессии, выбраться из которого без посторонней помощи не сможет, решаюсь задать стандартный в таких случаях вопрос: «И что вы должны мне рассказать?»
Эти слова оказывают магическое действие на сидящую напротив женщину: она вытирает слезы и встает, словно собираясь уходить, но на деле просто, чтобы принести сахар.
- Он сказал, что дело в каких-то бумагах, - произносит она, ставя сахарницу на стол ближе к Майклу, что меня почему-то раздражает. – Сказал, что он не совсем в курсе, но ваш дед взял то, что брать был не должен. Поэтому за ним пришли.
Даже не знаю, что меня больше рассердило: безразличный тон, каким были произнесены слова, или очередное покушение на честное имя моего деда, но до сих пор мечущаяся в жидкости ложка внезапно останавливается и звонко ударяется о донышко. Мое настроение уловил Майкл – он накрывает свободную руку своей рукой и прижимает к столешнице, словно удерживая от нападения на рассказчицу.
- Он не сказал, что именно? – задает вопрос мужчина, не отводя от меня внимательного взгляда.
- Нет, - раздается позади усталый голос Эльжбеты. – Он сказал, что мне опасно знать. Но если это попадет в прессу, многим не поздоровится.
Вот как. Получается, Панкеев изначально вел расчет на меня, и, вероятно, именно из-за этих планов его и убрали.
- Вы сказали «пришли», - внезапное озарение окатывает словно ледяной водой. – Он был не один?
- Вы про пленку? – уточняет женщина, и, получив мой утвердительный кивок, задумчиво устремляет взгляд в потолок. – В тот день он мне позвонил из супермаркета и сказал, что у него не получилось – ваш дед не захотел его слушать.
- И он его за это убил, - припечатываю я, игнорируя не вовремя проснувшуюся жалость.
Женщина смотрит, словно я произнесла величайшую глупость в мире, и произносит резкое «Он не убивал».
- Он звонил мне на следующий день, - добавляет она, снова садясь за стол. – Говорил, чтобы я не обращала внимания на новости, потому что там говорят неправду. Но тогда я не понимала, что он говорит о вас. Поняла только, когда ему выдвинули обвинение.
Непроизвольно хмыкаю, получив очередное подтверждение виновности человека, которого самолично хотела убить, и это привлекает внимание сидящих за столом. Рука Майкла чуть сжимает мою, заставляя посмотреть в сторону своего спутника.
- Он говорил, что вы не поверите, - женщина устремила на меня свой гневный взгляд и слегка приподняла подбородок, демонстрируя независимость и уверенность. Уверенность с заплаканными глазами.
Теперь становится понятно, что я зря потеряла время. Вся эта ситуация выглядит совершенно пустой и бессмысленной, и лучшим из вариантов кажется – уйти, не забыв поблагодарить за гостеприимство.
Удивительно, но меня не останавливают, словно все согласны с моим решением, но такое равнодушие тоже кажется неправильным. В целом, все, что чувствую, выходя в распахнутую дверь, - сожаление, что потратила уйму времени ни на что.
- Не получили то, что хотели? – осведомляется Майкл, открывая передо мной дверцу машины.
- Бесполезная трата времени, - брезгливо морщу нос, оглядываясь на неприветливый белый дом, утопающий в зелени. – Никакой информации.
- Считаете, что ваш дед не мог оказаться вором? – по красивому лицу скользит усмешка, и я понимаю, что вопрос был задан исключительно из желания меня позлить. Но все  же не отказываю себе в такой маленькой слабости:
- Он не вор! – Слишком резко отвечаю, совершенно забывая контролировать силу своего голоса, от чего он звучит не только излишне громко, но и почему-то чуть выше и звонче, чем обычно.
Майкл несколько секунд пристально всматривается в мое лицо, видимо, оценивая готовность выцарапать ему глаза, и, похоже, решив, что я достаточно рассержена, меняет улыбку на привычное строгое выражение лица и отворачивается в сторону дороги.
Словесной перепалки не будет – мне разрешили просто обидеться и молча переживать по этому поводу.
Но когда слышится рев заводимого двигателя, я внезапно успокаиваюсь и тоже поворачиваюсь лицом к лобовому стеклу.
Уже светло – горизонт ослепительно-желтый от восходящего солнца, и темная трава, показавшаяся такой в рассветных сумерках, теперь превратилась в сочную зелень. И только сейчас стал отчетливо виден настоящий ослепительно-белый цвет заборов и домов.
Единственное, что оказывается неподвластным солнечным лучам, - затемненные стекла автомобиля на противоположной стороне улицы. Черная машина представительского класса с такими же черными окнами.
- Надо же так света бояться, - решаю пошутить, кивая в направлении черной металлической коробки.
Майкл не смеется, только кивает, направляя машину на разворот и проезжая при этом в опасной близости от скрытного авто. Мгновение, пока мои стекла оказываются напротив черных, смотрю на отражающую гладкую поверхность и перевожу глаза на Майкла, обнаруживая его хмурый сосредоточенный взгляд.
Его заинтересовала машина?
- Что-то не так? – осведомляюсь, едва мы отъезжаем от места разворота, но по напряженным взглядам, бросаемым мужчиной в зеркала заднего вида, понимаю, что мой вопрос попал в точку. Достаточно один раз посмотреть в боковое зеркало, чтобы понять, почему Майкл все время хмурится – черная машина не пустовала, ее занимали двое в серых пиджаках, в данный момент направлявшихся через улицу. И даже не стоило задавать вопросов, чтобы понять, в гости к кому они направлялись. Мои опасения все-таки подтвердились.
Снова поворачиваюсь к Майклу, чтобы заметить, как он хмурится и поджимает губы, но упорно борется с желанием выйти из машины на ходу. И все же он оказывается достаточно сдержан, чтобы свернуть за угол и, проехав еще сотню метров, остановиться.
- Сидите здесь, - сурово произносит он, выходя из машины и громко хлопая дверью. А когда он вместо того, чтобы пройти по тротуару, начинает пробираться к дому Эльжбеты чужими дворами, то и дело мелькая среди белых стен и розовых кустов, я понимаю, что дело может принять серьезный оборот.
Могла ли я в таком случае оставаться на месте? Нет.
Поэтому, вытащив ключи из замка зажигания и переложив их во внутренний карман, я направляюсь следом за Майклом, старательно пытаясь повторить ту же траекторию. Шесть заборов, которые пришлось перелезать, два розовых куста, растущих возле последнего из них, - и я оказываюсь на заднем дворе дома госпожи Панкеевой. Иду вдоль кустистой ограды, к счастью, оказавшейся без шипов, и выхожу к окну кухни – занавески, во всяком случае, похожи.
Буквально вытягиваюсь по струнке, старательно припадая к крашеной стене, и вслушиваюсь в происходящее внутри, но единственное, что могу слышать, - стук собственного, заведенного адреналином сердца. Нерешительно заглядываю в окно и застаю момент, как Майкл сворачивает шею одному из мужчин, зайдя к нему со спины. Эта сцена поражает до нервной дрожи в коленках – слишком быстро и просто он умеет расправляться с людьми, теперь я до старости буду бояться стать его «заказом».
Тяжелым взглядом мужчина окидывает пространство и останавливает взгляд на месте моего пребывания, а я, не зная, как правильно среагировать в данной ситуации, не нахожу ничего лучше, чем присесть и отползти в кусты, чтобы уже оттуда прежним путем двинуться к машине.
- С вами очень сложно иметь дело, - слышу за спиной грозный голос, как раз в момент, когда закидываю ногу на забор. – Вы никогда не делаете то, что вам говорят.
Бессильно опускаюсь на землю, понимая, что делать вид, будто ничего не произошло, уже нелепо, и поворачиваюсь к мужчине.
- Вы тоже, знаете ли, не подарок, - говорить приходится, прищурившись, из-за солнца, бьющего в глаза, и наверняка мои слова при этом приобретают шутливый подтекст, но в этот раз я серьезней, чем когда бы то ни было. – Вы никогда ничего не объясняете.
Мужчина некоторое время молча смотрит, похоже, решая, достаточно ли серьезны мои слова, а потом зовет в дом, объясняя это необходимостью помочь. Из-за такого лаконичного пояснения ожидаю увидеть там картину всеобщей разрухи, требующей генеральной уборки, но в итоге застаю осколки чайного сервиза на кухне, два трупа в серых пиджаках, бьющегося в истерике малыша, успокаивающую его мать и еще одного ребенка постарше.
Увиденное поражает настолько, что я не обращаю внимания на слова Майкла к женщине о необходимости уехать, прежде чем за их жизнями не придет кто-то еще. Остаюсь недвижима, рассматривая семейную картину, которой просто не может существовать, потому что это просто… дурной сон.
Женщина кивает и отправляется собирать вещи, оставив на нас детей.
Наконец могу оторвать взгляд от этой семьи и посмотреть на стоящего рядом Майкла, пытаясь осмыслить увиденное. Мужчина не обеспокоен и не удивлен, похоже, он просто ждет моей реакции или объяснений.
Только пока не получается ни того, ни другого – я просто перевожу взгляд с детей на мужчину, снова и снова, пока в голове не назревает единственный вопрос: как? Как такое возможно? Совпадение? Настолько идеальное?
Как могло получиться, что в одном сне я увидела этих же людей, находящихся в этом же доме? И если присутствие Майкла я еще могла объяснить простой психологией, то появление женщины и детей объяснению не поддавалось. Особенно с такими подробностям, как возраст и внешность.
Снова гляжу на Майкла, теперь уже сидящего в кресле напротив, и отчетливо понимаю, что он следит за моими мыслями, точнее, за их внешним проявлением. Очень хочется задать какой-нибудь вопрос для прояснения ситуации, но на ум приходят только нелепые восклицания вроде «Разве ты не знал, куда меня привел?» и «Почему сразу не сказал, куда едем?»
Видимо, пока мой организм пребывает в состоянии шока, я не могу логически мыслить.
Но как только я принимаю этот факт, становится легче воспринимать ситуацию – я просто расслабляюсь, решив подумать над странностями и ввести логику в рассуждения позже, когда позволит время и не будет лишних ушей.
Бросаю на Майкла очередной, теперь уже насмешливый, взгляд, одним этим жестом объясняя, что допрос откладывается и пока можно расслабиться.
Мужчина понимает меня на удивление легко, словно, в самом деле, читает мысли, и тут же его настороженная поза сменяется подчеркнуто равнодушной, хоть взгляд и продолжает цепляться за мое лицо.
Бдительность прежде всего – видимо, издержки профессии.
И все равно даже сейчас, узнав его немного ближе, я по-прежнему придерживаюсь того же мнения, что в нашу первую встречу – красавец-альфонс, изрядно завышающий себе цену, и, видимо, поэтому непременно пользующийся успехом у женщин. Интересно, а могло ли его выступление на радио быть обыкновенной ловушкой, расставленной для таких доверчивых девушек, как я?
Снова смотрю на затянутые в джинс голени, колени, бедра, но, когда мой взгляд переходит к блестящей пряжке ремня, раздается неожиданное «Гх-м» и тактичное покашливание в кулак, заставляющее понять, что поток мыслей пошел по совсем иному руслу.
Наверное, поэтому я тут же ощущаю, как начинают пылать щеки, и, не дожидаясь сторонних комментариев и вопросов, стремительно убегаю по кухню за приводящей в чувство холодной водой.
Уже оттуда, сквозь чередующиеся вдохи и глотки, слышу разговор вновь появившейся Эльжбеты и Майкла. И, хоть я не старалась подслушивать, но все же улавливаю, что у женщины очень мало времени и возможностей, чтобы спрятаться.
- Нам придется подвезти их, - говорит Майкл, как только я снова появляюсь в оранжевой гостиной. – Вы ведь не против, Полина?
Воодушевленно киваю, не без облегчения отмечая, что в этой ситуации разговора по душам не получится. Придется его отложить на ближайшие несколько часов и попытаться изображать радушие и беззаботность перед беглецами.
Новая и немного непривычная для роль мне удается, словно я всю жизнь только и делала, что занималась лечением тревожных состояний - такого словесного запала я не демонстрировала даже на страницах газеты. К счастью, Эльжбета производит впечатление довольно приятной собеседницы, умеющей слушать и говорить в нужное время, так что я совершенно не жалею о том, что на заднем сидении автомобиля находятся совершенно чужие мне люди. Пожалуй, эта женщина даже симпатична мне сейчас – после покушения на ее жизнь и пока еще недолгого пребывания в довольно стесненных условиях вместе со мной. Конечно, мы вряд ли могли бы подружиться при обычных условиях, но в критической ситуации наверняка действовали бы слаженно.
На тридцатой минуте нашей поездки в направлении юга, а именно там жила сестра нашей общей подопечной, путешествие начинает утомлять, и в салоне воцаряется молчание, которое принимается с не меньшим воодушевлением, чем мои разговоры о новинках науки и моды.
- Полина, а вы его совсем не помните? – неожиданно тихо спрашивает Эльжбета, когда в полном безмолвии мы успеваем проехать несколько миль.
Совершенно понятно, что она говорит сейчас о своем муже, и я честно пытаюсь напрячь память, но, увы, это не помогает. Даже не могу представить, где мы с ним могли пересекаться, кроме зала суда.
Она понимает без моего ответа и почему-то вместо того, чтобы  напомнить, предпочитает замкнуться в себе и сделать вид, что хочет спать. Это кажется странным, но я так и не решаюсь спросить, возможно, потому, что боюсь встретиться лицом к лицу с правдой. Предпочитаю сделать вид, что заметила внезапную усталость светловолосой попутчицы, и молча позволяю ей откинуться на спинку сидения, закрыв глаза.
Приемник по-прежнему шипит, доставая до почек, а Майкл все так же сосредоточенно смотрит на дорогу, и это действует слишком успокаивающе. Ужасно, просто нестерпимо хочется спать. Успеваю оглядеться и заметить, что я не одна в своих слабостях – наши пассажиры уже спят, смешно запрокинув головы и открыв рты. Дорога безжалостно усыпила их и сейчас пытается сделать то же самое со мной. Сил нет бороться с этим обволакивающим сознание и утягивающим в бессознательное сном. Снова непривычно тяжелеют веки, но все же успеваю заметить привычный косой взгляд Майкла, чтобы почти успеть сформулировать в сознании вопрос: как он умудряется?
Мысле-образы грозными фараонами в белых одеждах прорываются сквозь безмятежное созерцание летнего пейзажа. Майкл с кем-то говорит, стараясь делать это максимально тихо. Он даже несколько раз трогает мой лоб, видимо, проверяя, насколько я все еще здесь – на грани сна и реальности. И это меня пугает. Но даже сквозь сон я понимаю, что все происходящее - иллюзия и бред воспаленного сознания.
Похоже, в моей жизни слишком много Майкла.
Странный хлопок вырывает меня из не менее странного полусна – это Эльжбета покинула нагретое место, прихватив с собой детишек. Немного неуверенно оглядываюсь, понимая, что та лачуга, к которой мы подъехали, похоже, и станет прибежищем женщине и ее детям на ближайшее время. Даже заброшенный Северный выглядел лучше, когда я в последний раз там побывала.
Гляжу, как сестры обмениваются довольно сухими приветствиями, и понимаю, что наших беглецов здесь никто не ждал, более того, они совершенно не к месту. Хочется предложить свою помощь, но совершенно некстати вспоминаю, что сама не очень сильно владею временем – наверняка мое отсутствие на рабочем месте без предупреждения будет воспринято слишком бурно. Оправдываться придется долго и, наверняка, прикрываясь исключительно враньем.
Словно услышав мой мысленный стон, Эльжбета возвращается в машину.
- Дальше мы справимся без вас, - говорит она, как только захлопывается дверца. – Вы и так сделали много.
Не понимаю абсолютного спокойствия Майкла на эти слова и спрашиваю женщину, внутренне обвиняя саму себя в психологической слабости:
- Может вам еще как-то помочь?
- Спасибо, вы уже… помогли, - отвечает женщина после некоторой паузы, чем заставляет меня задуматься над скрытым смыслом сказанных ею слов. Несомненно, она все равно считает меня главной виновницей всего происходящего. Ужасно хочется оправдаться, сказать, что мои поступки обусловлены не простой прихотью, а желанием докопаться до истины и защитить собственное доброе имя. Вот только у нас с Эльжбетой немного разные взгляды по двум причинам: я не знала виновных в смерти своих близких, а значит, не могла посмотреть им в глаза, а она видела причину своих бед прямо перед собой и наверняка ждала от нее, если не помощи, то, как минимум, раскаяния. Раскаяния, которое эта виноватая испытывать не могла, потому что ответственной себя не считала.
- Надеюсь, мы еще увидимся, когда все это закончится, - со вздохом произносит Эльжбета, так и не дождавшись нужных ей слов, и совершает несколько последних шагов, совершенно ставящих меня в тупик. – Полина, все-таки попытайтесь понять то, что я сказала, и найдите то, что спрятал ваш дед. Алеша сказал, что их сможет найти только тот, кто очень хорошо его знал. И, Михаил…
- Майкл, - автоматически поправляю я, чем удостаиваю свою персону раздраженного взгляда женщины.
- Майкл, - повторяет она, все-таки перенимая мои правила игры, но словно обещая, что это происходит только в этот раз. – Помните о том, что я говорила.
Пока я недовольно хмурюсь, соображая, где эти двое успели перекинуться парой секретов, блондинка покидает машину и, не оглядываясь больше на нас, шагает к своей родственнице, все так же хмуро глядящей на неожиданную гостью.
- Что она имела в виду? – мой вопрос приходится на рев заводимого мотора, и я неохотно отмечаю, что его наверняка проигнорируют.
- Сказала, что от вас лучше держаться подальше, - невозмутимости мужчины, поворачивающего руль, выводя машину снова на дорогу, можно только позавидовать. В отличие от меня, возмущенно фыркающей на обидные слова, которые, возможно, никогда не произносились этой женщиной, а были только что придуманы, чтобы унять мое любопытство. Но мне остается только смиренно пристегнуть ремень безопасности и сделать вид, что последнего разговора не было, предоставив Майклу возможность спокойно отвезти меня домой, где меня, скорее всего, очень и очень ждали.
И снова дорога. Утомительный и изматывающий путь, даже несмотря на то, что мои единственным занятием остается молчаливое созерцание унылого заоконного пейзажа и слушание потрескивания приемника, настроенного на волну без вещания. В какой-то момент я не выдерживаю ни молчания, ни этого зудящего частотного шума и почти выкрикиваю рассерженное «О, выключите уже это чудовище!», за чем следует обыкновенное молчаливое потакание моей слабости, и волна все-таки сменяется на удобоваримую. Играет классика, как в том радио, которое я нашла на чердаке. Эта музыка несколько успокаивает меня – теперь я даже могу расслабиться в неудобном кресле и закрыть глаза, слушая шум мотора, смешанный с мягкими нотами, доносящимися с какой-то волны.
- Это не ваша? – не открывая глаз, произношу почти успокоившись. – Там тоже была классика.
Ответа не ожидаю – и так понятно, что он не последует, но Майкл в очередной раз ведет себя не так, как я предполагаю.
- Моя, - произносит он, видимо, тоже тяготея к беседе, и я даже открываю глаза и поворачиваю голову в его сторону, чтобы убедиться, что мне это не послышалось. Кажется, сейчас пришло время откровений – возможно, Майкл хочет сблизиться, и с моей стороны глупо не воспользоваться таким шансом.
- И давно? – кажется, воодушевления в моем голосе чуть больше, чем у незаинтересованного человека, и я усилием воли заставляю себя держать голову прижатой к обивке сидения, чтобы оставаться в позе уставшего и расслабленного человека.
- Сколько нахожусь здесь.
Неопределенный ответ, как по времени пребывания, так и по местности. Он что, не может просто ответить?
- Здесь – это в Вилль д’Ор? – спрашиваю, надеясь уточнить хотя бы место, но ловлю легкий кивок и понимаю, что мой попутчик снова закрылся, предоставляя возможность самостоятельно додумывать возможные ответы на интересующие вопросы.
Бросаю последний взгляд на шкалу радио и, убедившись, что бегунок стоит на той же девятьсот девяносто девятой волне, что когда-то играла у меня, снова закрываю глаза, позволяя величайшему и таинственнейшему мужчине вести машину в почти полном одиночестве. Мне же и так хватает тайн, а новую разгадывать не хочется. Кроме того, завтра у меня будет досье на Майкла, так что даже не стоит ломать голову, достаточно просто подождать.
Возможно из-за моральной усталости, а вовсе не физической, наше прощание по возвращении в Вилль д’Ор выходит сухим и неэмоциональным – Майкл бросает короткое «До встречи», а я просто киваю, не удосуживаясь даже открыть рот, чтобы произнести хоть слово.
Усталость. Моральное истощение от переизбытка загадок в моей жизни.
Именно эта усталость требует, чтобы я, вместо традиционного звонка начальству с объяснением причин своего отсутствия на работе, завалилась спать. Именно усталость не позволяет поднять отяжелевшее ото сна тело, когда в дверь звонят. Именно усталость заставляет наплевать на весь существующий мир, предпочев ему уютную постель с белыми простынями, даже когда вспоминаю, что забыла назначить встречу Стефану. «Подождет», - решаю я, прежде чем провалиться в сон.
Вот только едва успеваю сомкнуть веки, как слышу характерный звон будильника, означающий, что ночь почему-то уже пролетела, даже не успев отпечататься в моем бессознательном. Когда?
С трудом открыв глаза, пытаюсь найти темные окна, чтобы убедиться, что звонок сработал зря, и у меня есть еще несколько часов сна. Только вместо ночи обнаруживаю за окнами рассвет, беспощадно заставляющий оторваться от кровати, в которой я, очевидно, проспала всю ночь в одной позе, не раздеваясь. Похоже, мне было гораздо хуже, я сама представляла.
Тело слушается со второй, а то и третьей команды. Даже после душа оно хочет спать, а вовсе не идти на работу, чтобы снова пялиться в монитор и разбирать очередной бред, который никому не нужен.
Кажется, я даже не замечаю ехидных реплик Маргариты, а ор Усача совершенно меня не задевает – совершенно спокойно иду к своему рабочему месту, чтобы хоть там обрести долгожданное пристанище для отдыха.
Именно там меня и ловит Антон, который в отличие от остальных настроен более агрессивно. Он настойчиво тянет за руки в свою фотолабораторию, бессовестно пользуясь тем, что я не могу сопротивляться. И только там, уложив меня на диван, начинает расспрашивать, что случилось, совершенно игнорируя мой заплетающийся язык и закрывающиеся глаза.
Да, я понимаю, что он волновался.
Нет, я не могла сообщить, потому что… не могла.
Нет, со мной ничего страшного не произошло.
Да, я уверена, что и не случилось бы.
Что значит, почему?
Этот странный полу-диалог утомляет, и мне снова хочется спать. Кажется, Антон тоже это видит – сквозь полудрему слышу, как щелкает замок, и позволяю себе раствориться во сне.
Теперь уже в довольно странных образах, где я что-то ищу, но не могу найти. И с нарастающим чувством тревоги.
Когда уровень тревожности достигает апогея, сознание проясняется, и я просыпаюсь, чтобы увидеть сидящего за столом Антона, перебирающего материал. Надеюсь, я не храпела.
- Проснулась? – произносит мужчина в серой футболке, разглядывая что-то на столе, и только услышав мое утвердительное «Угу», поворачивается в мою сторону. – Ты как?
Честно пытаюсь в уме перебрать ощущения, чтобы понять, все ли органы на месте, но все-таки скатываюсь в банальное ощупывание головы и тела, чем вызываю искреннюю улыбку у моего товарища.
- Ты плохо обо мне думаешь, - прищурившись, замечает он, усаживаясь рядом, вынуждая меня отодвинуться и сесть.
А когда я собираюсь что-то ответить, раздается резкий стук в дверь, вслед за чем недоверчивый посетитель несколько раз дергает металлическую ручку и снова стучит. И только после того, как становится понятно, что дверь открывать не собираются, слышится удаляющийся стук каблуков. Все это с молчаливого согласия двух человек, находящихся сейчас в этой комнате.
- Кто-то знает, что я здесь с тобой? – спрашиваю, заранее приготовившись к шокирующему ответу, но все равно надеясь на благополучный исход.
- Думаю, да, - лучезарная улыбка затмевает, кажется, даже яркий свет потолочного светильника. Этот паршивец еще и получает удовольствие от двусмысленности ситуации!
- Не смешно! – бросаю рассерженное и подрываюсь с дивана, чтобы поскорее выйти из злополучной комнаты, а заодно и компрометирующей ситуации, хотя прекрасно понимаю, что просто так объяснить запертую дверь кабинета не удастся. Если и найдется наивный человек, считающий, что я здесь действительно проспала свой рабочий день, то этим человеком окажусь я. Ситуация выходит прескверная, хотя моего соучастника она, похоже, только забавляет.
- Зацепина, попытайся найти плюсы в этой ситуации, - весело произносит он, заставляя меня прекратить поиски ключей, которых почему-то в замочной скважине не оказалось, и обернуться. – Зато теперь диван в твоем распоряжении по первому требованию.
Сузив глаза, наблюдаю, как мужчина лениво поднимается и не спеша идет в мою сторону.
- Кажется, кто-то слишком заигрался... – произношу достаточно угрожающе, чтобы не допустить двусмысленности, но мне тут же приходится сделать шаг назад, уступая идущему навстречу улыбающемуся мужскому организму. Антон застывает в нескольких сантиметрах, так что я даже чувствую его дыхание на своем лице, и эта ситуация вызывает изумление. Вот так стоять, ощущая спиной прикосновение твердого дерева, и видеть перед собой Антона, чувствовать тепло, исходящее от его тела, смотреть, как расширяются его зрачки, слушать, как учащается биение собственного сердца, непривычно и странно. Странно, учитывая, кто он, и кто я. Мгновение, и туман рассеивается, открывая моему сознанию понимание происходящего – это просто дурацкая шутка – ничего более.
Расслабленно выдыхаю, осознав, что только что чуть не совершила очередную глупость, и плачу другу той же монетой:
- Да ты, похоже, решил сменить ориентацию?
В тот же миг Антон выпадает из образа. Он коротко моргает, бросает невыразительное «Нет» и достает из кармана ключи, мелодично позвякивая ими в руке.
- Хочешь выйти? – теперь его голос кажется таким же усталым, как у меня, но все равно такая перемена меня устраивает больше. Видимо, потому что привычнее.
Мужчина открывает дверь и выпускает меня наружу, не забывая предупредить, что разговор еще не окончен, и он выведает у меня всю правду о странных исчезновениях и загадочной сонливости. Пришлось отшутиться и пригласить его на развлекательную беседу в субботу, потому как сегодня мне еще предстоит серьезный разговор со Стефаном. Хорошо, хоть к концу дня я об этом вспомнила.
Искать Стефана не пришлось, он находит меня сам возле входа в издательство – подъезжает как раз в тот момент, когда уже направляющаяся домой Маргарита замечает мой выход и на мгновение застывает, очевидно, раздумывая над вопросом, когда выяснять отношения: сейчас или чуть позже? Она не замечает подъехавший автомобиль – настолько увлечена транслированием злобного взгляда, сжигающего меня на месте, так что, когда все-таки решается сделать шаг в мою сторону, я уже успеваю открыть дверцу автомобиля и, улыбнувшись на прощание, оставляю неугомонную секретаршу наедине со своей злобой. Нарочно больше не оглядываюсь, но могу поспорить, что эта мегера своим злобным взглядом готова прожечь даже покрышки и стекло, если бы то горело. Ну и пусть, ее проблемы, если она ревнует человека, с которым ей заведомо ничего не светит – не стоит питать иллюзий в ее возрасте.
- Сегодня не как обычно? – спрашиваю Стефана, замечая, как он выруливает на дорогу, ведущую в спальный район.
Мужчина соглашается, отмечая, что в этот раз дело не настолько криминально, чтобы от кого-то прятаться, да и его жена, похоже, видела нас однажды, выходящими из ресторана и не поверила, что это была просто деловая встреча. Стоит заметить, что жена у Стефана чудесная, и мне вовсе не хочется ее расстраивать, так что я покорно соглашаюсь получить порцию информации в другом месте, отличном от уютного Силанс д’Ор. Даже на обочине дороги за последним из домиков - мне сегодня везет на провокации.
Едва остановившись, Стефан выуживает из-под сидения привычный бумажный конверт, в этот раз незапечатанный – видимо потому, что содержимое передается непосредственно от исполнителя заказчику.
- Твой парень оказался не так прост, - произносит мужчина, несколько раз оглядевшись по сторонам, когда я достаю из бумажного пакета стопку снимков с одним и тем же человеком, но с разных ракурсов. – На него ничего нет.
- Что ты имеешь в виду? – спрашиваю, засмотревшись на одну из фотографий, на которой Майкл изображен в моей компании, и недовольно поджимаю губы, понимая, за мной опять следили. Стефан молчит некоторое время, заставляя меня оторваться от созерцания очередной красивой фотографии, на которой красавчика запечатлели почти вплотную, наверняка, с расстояния не более пары метров – он как раз открывал дверцу своей машины, но оглянулся, очевидно, почувствовав, что за ним наблюдают.
- Машина, которой место на свалке… - Стефан нервно ерзает в кресле, почесывая нос. – В буквальном смысле. Ни жилья, ни документов…
- То есть? – скептическая ухмылка появляется на моем лице от таких новостей – кажется, Стефан не настолько всесилен в отношении информации. Даже за деньги. – Ты не смог ничего на него найти? Он чистенький, как младенец?
Полицейский резко поворачивается в мою сторону, прекрасно поняв, на что я намекаю.
- На него ничего нет, - мужчина посылает мне растерянный взгляд – похоже, он до сих пор не может найти объяснение происходящему. – Совсем ничего. Ни в одной базе. Такое ощущение, что он даже не рождался…
Даже застываю на некоторое время, пытаясь переварить услышанное. То есть мне сейчас пытаются доказать, что есть люди, о которых нет записи в метриках? Они ни разу не обращались к врачам, не получали водительские права, не имеют регистрации и не пользуются кредитками? Такого не может быть!
- Засекречено? – наконец подыскиваю вполне логичное объяснение несостоятельности тайной службы Стефана, но мой вопрос встречается взрывом раздражения, причин которому я не могу понять.
- Его нет, Зацепина, понимаешь?! – Стефан гневно размахивает руками, очевидно, таким образом надеясь донести до меня очевидные для него вещи. - Мы и уследить за ним могли только потому, что тебя вели. Шустрый, зараза!..
Стефан замолкает, поняв, что мне откровения о постоянной слежке не слишком нравятся, и тут же сникает, растеряв весь свой пыл.
- Что дальше? – решаю спросить напоследок, в очередной раз убедившись в крайней степени подлючести своего школьного друга.
Мужчина делает недовольное лицо, словно только что его жестоко пытали, и неохотно поизносит:
- Возьму его в разработку, - говорит он, не оглядываясь, но именно этим заставляя понять, что наше общее дело по выяснению личности Майкла закончено. А когда Стефан заводит двигатель, слышу еще одно завуалированное извинение «Я скажу, чтобы тебе сильно глаза не мозолили» и понимаю, что моя поездка в Северный накрылась окончательно.

________________________

Мое усердие снова оказалось чрезмерным.
Отсутствие времени не идет на пользу – я ошибаюсь чаще, чем могу себе позволить. И мое вмешательство уже становится заметным – в этот раз взлом ее головы стоил женщине потери сил на целые сутки. Потерянное время, которое уже не восполнить.
В следующий раз нужно быть осторожнее и аккуратнее.
Зато теперь я понял, что такого скрывали закоулки ее памяти, из-за чего стоило быть с ней осторожнее. Она не любила брать ответственность за свои поступки. С самого раннего детства за нее это делали другие. И алая нить, навсегда опоясавшая виновницу, по-прежнему была крепка, значит, кто-то все еще мог потребовать отмщения. 
Неприятный факт, учитывая то, кем ей приходится быть. Теперь за женщиной  придется следить тщательнее, чтобы другой призванный не успел свершить возмездие раньше, чем она исполнит предначертанное. Она все еще указывает нам путь, и, кажется, даже стала ярче.
Только бы не наделала глупостей – ей снова предстоит попасть в их логово, и одно только Мироздание ведает, выйдет ли она оттуда невредимой.
Но я не могу помешать, потому что так надо – она должна вести, она должна найти путь к тому, кто прячется за спинами псов. Тому, кто не хочет показывать своего лица.
Свет идет во тьму, но сможет ли он оттуда выйти?