Сам по себе. Первая попытка

                Первая попытка.

      Сергей пришел к Лесе в гости на Рождество, баба Дуня была на службе в церкви, молодая женщина лежала на диване, закутавшись в плед. Извинилась, что немного приболела и обед не приготовила, придется ждать бабулю.
       Доктор осмотрел больную,  положил в ноги грелку и включил больной телевизор, чтобы не скучала. Пока он готовил обед, Леся уснула.

       Баба Дуня пришла от обедни в благостном состоянии духа и долго разговлялась – она тоже постилась, как его покойная баба Тоня. Речь зашла о религии, за что зацепились языками, какое несоответствие нашли, в чем не сошлись, вспомнить трудно, но баба Дуня разошлась не на шутку.
      Шум разбудил Леську, она растрепанная и удивленная стояла на пороге кухни, переводя взгляд с одного оратора (от слова «орать») на другого, потом попросила:
- Бабуля, сегодня же Рождество – самый светлый праздник! Какая разница, кто и как об этом думает, кто как понимает?
- Не встревай Алексия! Мала ты больно, чтобы взрослых в вере наставлять! Ты в своей жизни разберись, а то вон – безотцовщину носишь, не по-божески это и не по-людски!
-
Все трое замолчали, Леська насупившись, села за стол, бабушка с Сергеем тоже принялись за еду, только настроение у всех было испорчено окончательно. Сергей под столом тронул ногой Леськин тапок и прошептал поспешно: «Погуляем?»  Она кивнула.
     Догуляли до Сережиной квартиры, а это больше километра, зашли, попили чай, а обратно поехали на трамвае – Леська устала. Прощаясь возле двери, Сергей Николаевич спросил, когда они встретятся в следующий раз, и получил вполне определенный ответ:

- Я благодарна Вам за сегодняшний день, но больше приходить не надо. У меня свои планы и своя жизнь. Если сильно будете настаивать, то, возможно, в самом конце месяца у меня будет несколько часов для Вас.
- Я тебя чем-то обидел?
- Да что Вы? Все было замечательно, вот только… не пара я Вам.
- А,  моим мнением не нужно было поинтересоваться?
- Я поинтересовалась! – сказала Леся и скрылась за дверью.
-
     Уже дома, мысленно прокручивая прожитый день и переживая заново каждое слово и каждый взгляд, Сергей тормознулся на имени, которым бабка назвала Лесю – Алексия. Он отродясь не слыхивал такого имени и даже не предполагал, что такие имена бывают.
     Именами Сергей Николаевич интересовался и раньше, с тех самых пор, как однажды еще школьником услышал в разговоре взрослых, что имена своим сыновьям выбирал не отец, за папу это сделала ныне покойная теща. У той, дескать, и вариантов не было – только по церковным святцам.

     Так Сережа был назван в честь Сергея Радонежского, потому что родился 20 октября, а Николай - майский, и имя ему было дадено в честь летнего Николы – 19 мая, хотя и отец у него Николай, но тот родился в декабре и назван в честь Николы зимнего.
    Уже значительно позже Сережа прочитал все, что нашел о своем святом, был очарован  не столько его святостью, сколько ученостью и патриотизмом, если можно так выразиться.

    На уроках истории узнал о декрете Совета народных Комиссаров об отделении церкви от государства и школы от церкви, подписанный 23 января 1918 года, который начал новую эру в развитии именословия. В те времена ломки устоев старого общества разрешалось из каждого слова делать имя, лишь бы на то была воля родителей. У Сережи тетку по маминой линии звали Вилена, что переводилось, как Владимир Ильич Ленин, а вторую звали Октябрина в честь Октябрьской революции. Говорят, что в те времена массовыми тиражами выпускались специальные рекомендательные «красные святцы», где набор имен превосходил самые богатые фантазии революционеров – от Атома до Электрификации. Даже я захватила эту эру. Нашу преподавательницу по политэкономии звали Идея Александровна!

      Строительство нового общественного устройства рождало и новые идеи, слова, имена. Но у каждой медали есть и оборотная сторона.
     Отделение церкви от государства не прошло безболезненно, урон понесли обе стороны. За свои идеи люди церкви также подверглись репрессиям и гонениям. Они, лишенные приходов и прихожан, стремились в своей личной жизни и в своих сердцах сохранить хотя бы частичку былой жизни, как некую память, как мерило их праведности  и преданности вере отцов и дедов.
       Имени Алексия, наверное, не существовало бы никогда, по крайней мере, не встречала я его в церковных святцах, оно появилось благодаря трагической случайности.

        Произошло это примерно так, думаю, не сохранились очевидцы этого события, некому будет меня поправить, некому оспорить. Где-то на территории нынешней Украины или в приграничных областях в те далекие годы местная партийная ячейка  очень рьяно отделяла церковь от государства, а так как отделялось плохо, и на Рождество церковь, как в прежние несоветские времена, была полна народу, то решено было ночью церковь поджечь. И подожгли.

      Отец Алексий еще и до дома не дошел, на пригорке, с которого была хорошо видна старенькая церковь,  повернулся по привычке, отвесил поклон и перекрестился в сторону блестящего в лунном свете креста на маковке церкви. С пригорка было хорошо видно, что во дворе церкви кто-то есть, потом донесся крик, еще крик. И отблеск пламени в узорчатом окне.
      Священник кинулся к храму, во дворе уже были люди, кричали, пытались заливать огонь, какая-то женщина вопила: «Казанскую спасите!»

      Отец Алексий кинулся за животворной иконой, и не вернулся. Молодая попадья в ту же ночь преждевременно разрешилась от бремени. Окрестили девочку под именем  Алексия, местный священник принял во внимание, что отец Алексий принял смерть за веру. Это и была бабушка нашей героини.

        Бабушка вышла замуж за мирянина, и жизнь прожила короткую, умерла перед самой войной, оставив сиротами двух дочерей Анастасию и Раису. Их отец погиб на войне.
     Раиса и Анастасия выросли в приюте,  были девочками скромными и послушными. Да и жизнь свою сложили так, что боялись людского мнения и осуждения. Эта была та категория людей, которые старались сами жить и воспитывали своих детей так, чтобы никто не мог о них никогда сказать дурного слова. Образцовые, тихие люди, и дети у них вежливые и скромные.

     Именно поэтому Леська с брюхом ну никак не вписывалась в эту образцовость, и именно мама  попросила дочку найти себе жилье и уйти, пока еще ничего не видно (в смысле – живота), нечего их позорить перед людьми.      Леська маму поняла, она тоже боялась, что на нее будут показывать пальцем.

      С бабой Дуней, неродной теткой матери, она столкнулась случайно, в трамвае, и проводила бабку до дома – у той были тяжелые сумки. Слово за слово Леся рассказала о себе все, или почти все, вплоть до того, что родители не хотят, чтобы она с ними жила.

     Баба Дуня скрепя сердце согласилась поселить дочку племянницы у себя, помощница на старости лет все равно нужна, уж лучше родная кровь, чем чужие. Да и перед Господом искупать свои вины тоже надо, ведь ушла от нее родная дочка, сбежала да и сгинула неизвестно где, уж двадцать годков, как сгинула. Осталась бабка на старости лет без опоры, без внимания и заботы.

      Леська оказалась девчонкой спокойной и хозяйственной, бабка и привыкать начала помаленьку к тому порядку, что внучка установила, к свежевымытым полам и вкусно приготовленным ужинам. Бабка бога молила, чтобы он дал внучке хорошего мужа.

      Намолила – на пороге дома появился Симаков. Сергей бабе Дуне не понравился: слишком большой, очень самостоятельный и уверенный, а, самое главное, не «легкий» человек, в том смысле, что не открытый и простой, совсем даже не «рубаха – парень». Такой свою семейную жизнь сам строить будет, по своему разумению и понятиям. Мнение женщины в расчет брать не посчитает нужным, и … Сама с таким жила – небо «в овчинку» все десять лет казалось, а ведь не пил, не курил, по бабам не бегал, был хозяином в исконном смысле слова.

      Вот и Сергей этот - тяжелого характера человек, может и сам свою силу и вес пока еще не чувствует. А бабу Дуню не обманешь – век прожила, многое видала. Вот и молится баба Дуня Господу, чтобы дал он этой бедолаге Алексии мужика доброго и надежного.