Железное кольцо! Круговорот! Часть третья!

   Ты не представляешь, дочка, сколько я комплементов выслушала вчера исключительно ради тебя! – потягивая ото сна, сказала мать, войдя на кухню.
   
   Устроившись возле стола и, налив себе чашечку чая, она принялась мелкими глотками отхлёбывать его, устало, но счастливо, улыбаясь.
   
   Мужики, представляешь, достали моего Виктора с расспросами о том, где он такое чудо приобрёл! – продолжила мать, отхлебнув несколько раз чая из чашечки. – Им их женщины говорят, что это ты такое шьёшь, а они смеются и не верят. Да ладно! – говорят. – Небось, итальянское, или французское. В общем, блеск! Одно только напрягало это то, что Виктор что-то этот раз не такой был как всегда. Я чувствую, что что-то произошло, но он отшучивается!
   
   Я посмотрела на неё без тени на улыбку и, устроившись молча напротив неё, тоже налила себя чай в чашку, и стала кушать бутерброд, запивая его чаем.
   
   Обещали мои девочки сегодня, после обеда, ближе к вечеру приехать, но уже к тебе! – вновь сказала мать, с улыбкой посматривая на меня. – Снова не дадут тебе отдохнуть.
   
   Да я когда работаю, то получаю удовольствие от того, что созидаю! – ответила на это я, ответив улыбкой на её улыбку и слова. – Вы же знаете, что я терпеть не могу пустые посиделки, тем более бары, куда меня всё пытаются затянуть.
   
   Слушай! – вдруг, вспомнив что-то, воскликнула мать. – Ну, а с Эдиком, у тебя, какие отношения? Встречаешься с ним, или как?
   
   Да пьёт он, и стал какой-то вульгарный, наглый, я его и прогнала! – ответила я и снова улыбнулась. – Да и вообще, козёл! Ему только и надо моё тело! Никогда бы не подумала, что он способен на низость!
   
   Ну а что ты хочешь? – в свою очередь, удивлённо произнесла мать. – Ты же девушка ладная, интересная и красивая, вот он и добивается своего, хотя плохо, что стал выпивать. Да сейчас трудно найти порядочного парня, да и девушку, вроде тебя, если честно! Ты же вот по ресторанам не ходишь, и не видишь, что там вытворяют малолетки, ещё моложе тебя. И почему им это позволяют делать? Уму непостижимо! Сами виснут на шеях у мужиков, и причём стараются подцепить таких, как мой Виктор! Совсем совесть потеряли! Да и публика сейчас в ресторанах уже далеко не порядочная. Одни блатные и не понятно, какие личности. Горланят, матерятся, что зря творят, не дают нормальным людям посидеть по-людски. Да Бог с ними! Я своему уже много раз говорила, что посидеть своей компанией мы можем и дома, на что он мне говорит, что не хочет меня загружать готовкой.
   
   Весь день я провела в тревожном ожидании. Виктор Фёдорович на связь не выходил и мать, ничего не подозревающая, улыбаясь, говорила, что, наверное, застрял у кого-то на шашлыках.
   
   Что ты хочешь, Лариса! – сказала она мне во время обеда. – Мужики всегда в каких-то проблемах, делах, своих разборках. Я уже к этому привыкла, и отношусь философски ко всем его движениям.
   
   Я лишь с ней только соглашалась, а сама сидела, как на иголках. Ей, естественно, я не говорила о проблемах по просьбе отца.
   Только около семи вечера он позвонил жене и сказал, чтобы готовила ужин. Приехал он в приподнятом настроении, хотя было видно, что этот день прошёл для него тяжело. Раздеваясь, он подмигнул мне и, улыбнувшись, потрепал меня по голове.
   
   Ну, что, девочки вы мои! – воскликнул он, поймав пробегавшую рядом, Полинку, поднял её над головой, от чего она засмеялась от радости. – Жрать хочу, как удав! Целый день во рту ничего не было, даже чай не пил. Достала вся эта работа и я, после праздников, ухожу в отпуск на пару месяцев. Так что только семья, да кратковременные отлучки по делам. Их-то никто не отменял!
   
   Ну, вот и здорово! – радостно отозвалась мать. – Я уже и не помню, когда у тебя последний раз отпуск был! Все куда-то улетают погреться на солнышке, да покупаться в тёплом море, а ты вечно в работе! Мог бы и перед Новым годом пойти, так свозили бы девочек в Эмираты позагорать, а сейчас уже поздно!
   
   Ничего, мать! – продолжая поддерживать весёлый тон разговора, произнёс отец. – Вот всё порешаю и свожу вас куда-нибудь на острова. Да хоть бы на день рождения Ларисы! Вы не против?
   
   Так кто же от этого откажется? – засмеялась мать, а я продолжала, с напряжением, наблюдать за ним. – Ты как думаешь, Лариса? Правда, не плохо, было бы, совершить столь приятный вояж?
   
   Не знаю! – искренне ответила я. – Мы с Полинкой ещё нигде и никогда не были! Хотелось бы посмотреть на то, как живут люди в Эмиратах!
   
   Да что тебе люди! – искренне удивился отец. – Там главное это море, да шикарные отели. Обслуга там исключительная. В общем, решено, на двадцать пятого июля я заказываю два номера в отеле и билеты на самолёт. Вот только тебе, Галя, придётся заняться паспортами заграничными для девочек. У тебя же подруга сидит в паспортной службе, а времени ещё достаточно, но имейте в виду, что оно бежит очень быстро! Помните об этом!
   
   Чего-чего, а о времени я всегда помнила, и в моём понимании оно вообще стояло на месте! Это у отца оно почему-то бежит!
   
   Поужинали дружно и даже весело. Отец постоянно шутил и баловался с Полинкой, которая уже заметно подросла. У неё даже стали увеличиваться груди, ещё совсем маленькие, но уже процесс пошёл, и, когда Виктор Фёдорович, играя с ней, начинал прижимать её к себе, то она начинала стесняться, отчего мы все, искренне, смеялись.
   
   Поужинав, отец вылез из-за стола и, посмотрев на меня, произнёс. – Лариса! Ты мне поможешь в теплице, а то уже поздно и я один долго провожусь.
   
   Что с тобой, милый? – удивлённо спросила мать, и даже остановилась у дверей с грязной посудой в руках. – Ты же близко туда никого не подпускаешь?
   
   Я же сказал, что уже поздно, и чтобы там долго не задерживаться и попросил Ларису! – недовольно пробурчал Виктор Фёдорович и добавил. – Ну, так поможешь?
   
   Конечно! – отозвалась я и, выйдя из-за стола, направилась за ним.
   
   Накинув на себя тёплую куртку, на улице было около десяти мороза, я отправилась за отцом, натянув на ноги тёплые бурки, отлично понимая, что это предлог, для того, чтобы мне что-то сказать. От этого что-то, я напряглась, и то весёлое настроение, мгновенно улетучилось.
   
   Войдя в теплицу и, прикрыв за собой дверь, отец повернулся ко мне и, слегка улыбнувшись, сказал. – Ты только не волнуйся, Лариса, и помни о том, что я тебе сказал утром. Ты у меня умница, сильная личность, поэтому я с тобой и разговариваю. Дело в том, как ты и сама догадалась, что я не в отпуске, а меня, после праздников, отстраняют от должности на время проведения следствия.
   
   Потом он прошёл вглубь теплицы и, устроившись на небольшой скамеечке, продолжил. – Понимаешь, следствие это такая штука, которая может идти годами, а могут и сразу закрыть. Всё зависит от того, как и кем проводятся следственные мероприятия. Но я думаю, что до осени продержусь, да и друзья обещают помочь, хотя я уже давно перестал верить в чудеса. В общем так, если меня закроют в СИЗО, то всё хозяйство ляжет на мать, а она у меня женщина слабая. Она от одной паники сляжет в больницу, чего я и боюсь. Ты уж ей помоги, и присматривай за ней, приезжай на выходные.
   
   Потом он склонил голову почти до самых колен, тяжело вздохнул и, глянув на меня снизу вверх, добавил с какой-то обречённостью. – Подвёл я вас всех! Это же надо было, старому дураку, так довериться человеку, бывшему своему другу и однокласснику, да помочь ему с выделением участка под застройку, а теперь вот приходится доказывать, что я не брал взятки. Так, мало того, этот паразит, оказывается, залез в долги и, чтобы себя обелить, сказал, да и написал то, что выдал лично мне миллион рублей, поэтому я тебе утром и сказал, чтобы ты никому в этой жизни не верила, особенно друзьям и близким людям.
   
   Так, а как же в таком случае жить, если не доверять никому, особенно близким людям? Мне что и Полинке не верить и вам тоже? – возмутилась я. – Это же не правильно!
   
   Конечно, не правильно, милая! – улыбнувшись, произнёс отец. – Всё не так пасмурно, как ты видишь! Потом сама разберёшься, ты главное помни мои слова, и всегда будь осторожной.
   
   Потом он поднялся, обнял меня и продолжил. – Пойдём, я тебе кое-что покажу, но только ты об этом никому не говори. Никому, даже матери с Полинкой!
   
   Он прошёл до самого конца теплицы, отодвинул какой-то ящик с перегноем, и показал мне тайник.
   
   Вот здесь, кое, что есть на чёрный день, и ты можешь этим воспользоваться, когда вам будет особенно тяжело. Поняла?
   
   Я молча кивнула головой, а он поставил ящик на место и, выпрямившись, добавил. – Ну ладно! Поработали с тобой, и ладненько! Ты, кстати, за теплицей присматривай по возможности. Хорошо?
   
   Я снова молча кивнула головой, и направилась к выходу из теплицы.
   
   После этого разговора прошло два месяца. Следователь отца не трогал без надобности, вызывая только на допросы, да и то не так часто. Друзья конечно отцу помогали, но всё упиралось в заявление его товарища, который никак не соглашался забрать заявление из милиции.
   
   На восьмое марта он подарил нам всем по букету роз, и принёс огромный торт, после чего мы, до самого вечера, были все вместе и, с радостью, уничтожали это произведение искусств.
   
   Со стороны не возможно было понять, что в нашей семье наступили трудные времена и, что над головой главы семейства нависла беда. Мать продолжала жить в неведении, только часто стала сокрушаться над тем, что подруги перестали звонить, да и отвечать на её звонки. У неё исчезла потребность поговорить по телефону, пересказывая свои бабские проблемы и новости.
   
   Обо всём она узнала неожиданно, да и произошло это на день Победы. Я в это время находилась в Брянске и домой не приехала на праздник, поэтому они приехали сами и забрали из квартиры, чтобы развеяться, да посмотреть парад. У меня поднакопилось много работы, вот я и планировала за эти дни всё подогнать. Работа меня не напрягала, наоборот радовала. Я всегда испытывала вдохновение от неё, и мне это приносило радость.
   
   Родители с Полинкой приехали ко мне около девяти утра. Я в это время успела уже позавтракать, привести себя в порядок, одеть свой новый, белый, брючный костюм.
   
   Мать была в подаренном мною, чёрном, с блёстками, платье, и выглядела шикарно. Полинка была в коротенькой, белой юбочке и красном пиджачке с укороченными рукавами. Отец был в светлом костюме. В общем, смотрелись мы великолепно, и люди невольно оборачивались и провожали нас своими взглядами, когда мы оказались на площади, где должен был состояться военный парад.
   
   И вот, когда мы устроились в удобном месте, к нам подошла мамина подруга Соня и, посмотрев удивлённо на отца, спросила, не понятно к кому обращаясь. – Как! А ты разве не в СИЗО? Мужа моего подставил, а сам красуешься со своими пигалицами!
   
   После этого она отвернулась, чтобы уйти, но я загородила ей дорогу и, со всего размаха, врезала открытой ладошкой по лицу, отчего, стоящие вокруг люди, дружно засмеялись.
   
   Я тебя уничтожу, маленькая тварь! – прошипела Соня сквозь зубы, и исчезла в толпе.
   
   Когда я повернулась к родителям, то не узнала мать. Она еле стояла на ногах, которые явно подкашивались, и, на фоне чёрного платья, её лицо было мертвенно белым. Я тут же подбежала к ней и мы, с отцом, вывели её к гостинице, а затем спустились вниз по улице туда, где стояла наша машина. Ни о каком параде речи уже не было. Полинка тоже была напугана, а я, наоборот, была хладнокровна и спокойно делала то, что могла.
   
   Уже, сидя в машине, отец накапал маме лекарства, дал ей выпить его, а затем, откинув сидение, уложил её, чтобы было удобнее лежать. Только через несколько минут она стала приходить в себя, и щёки её порозовели, но зато она заплакала, как маленькая девочка, отчего из глаз потекли чёрные струйки и стали падать прямо ей на платье.
   
   Что она такое сказала, милый? – наконец-то мать выдавила из себя несколько слов. – Я решительно ничего не понимаю! Теперь мне понятно, почему подруги перестали звонить!
   
   Успокойся, милая! – дрожащим голосом, произнёс отец. – Ты только не волнуйся! Баба дура, что с неё взять! Приедем сейчас домой и я тебе всё расскажу! Я же с тобой, а не там, где бы она хотела меня видеть, пусть о себе побеспокоится!
   
   Нет! Но всё равно же что-то произошло с тобой, раз она это говорит? Не выдумала же она всё это? – чуть ли не выкрикнула мать, продолжая плакать и вытирать слёзы прямо рукавами платья.
   
   Так! Галя! Перестань истерику закатывать! Ты же девочку вон напугала, да и продолжаешь пугать! – уже довольно сердито, сказал отец и, посмотрев на жену, завёл машину.
   
   Когда они высадили меня возле дома, где я проживала, и уехали к себе, в Дятьково, я ещё минут десять стояла возле подъезда и, остановившимся взглядом, смотрела в ту сторону, куда они уехали. Мне до боли было жалко мать, жалко отца, да и нас с Полинкой. Я окончательно поняла, что наша спокойная жизнь прервалась и, что нас с сестрёнкой, снова ждёт непонятное будущее. Но всё равно, мне больше всего было жаль наших новых родителей, которые спасли нас от катастрофы, нищеты и прозябания. Я переживала за Галину Петровну, которая олицетворяла собою настоящую, русскую женщину с добрейшим характером, своей честностью, она просто притягивала к себе. Работать, она не работала из-за инвалидности, у неё был порок сердца, и если вокруг неё был мир и спокойствие, то этого не было заметно. Она даже могла позволить себе выпить пару стопок и повеселиться с друзьями в ресторане, или в бане, как на Новый год. Но стоило ей получить стресс, и это сразу же выстреливало. Об этом и говорил мне тогда отец, намекая на её болезнь.
   
   Вот, тварь! – по-мужски, подумала я, вспомнив мамину подругу, не жалея о том, что врезала ей пощёчину. В тот момент она была мне омерзительна!
   
   Оказавшись в квартире, я улеглась на кровать, не раздеваясь, сняв только туфли в прихожей. Настроение исчезло напрочь, как и желание поработать. Лёжа на кровати, я стала думать о том, что ожидает отца, после этой встречи. Я понимала, что эта тварь добьётся того, что его закроют, как говорил отец, но уже ничего нельзя было изменить. Постепенно я погрузилась в какой-то вакуум, продолжая по инерции жить. Такое состояние у меня было тогда, как надо мною надругались те выродки на озере.
   
   Только уже ближе к вечеру я ощутила чувство голода и, поднявшись с постели, быстро приготовила себе ужин. У нас в холодильнике стояла почти полная бутылка водки, которую когда-то принесла Оля и я, налив грамм тридцать, выпила её и стала усиленно уничтожать пищу. Водка как бы привела меня в чувство, тело моё стало разогреваться и, вместе с этим, ко мне стало возвращаться и настроение.
   
   После ужина я позвонила Галине Петровне, и минут двадцать разговаривала с ней, а затем и с Полинкой. У них всё было хорошо, обе весело поговорили со мной, и у меня отлегло от сердца. Не зря же говорится о том, что, чтобы не произошло, всё к лучшему. Так и произошло и в этом случае. С Нового года отец всё никак не мог собраться и поговорить с мамой о его проблемах, а здесь всё сразу и произошло, хотя, конечно, и подлым образом. Подумав об этом и, вспомнив свою пощёчину, я улыбнулась и, убрав со стола, переоделась и уселась за швейную машинку.

                19.02.2015 год.


Продолжение! http://www.proza.ru/2015/02/20/1143!