Полбашки

Лексеич – первый кулибин в селе. Неугомонный, вечно чего-то изобретает. То ветряк изладит, то плуг-самоход какой-нибудь. В прошлом году пилораму собрал. Там всё просто: две рельсы, а по ним циркулярка на колёсиках бегает. Ну, прижимы-зажимы всякие, упоры. Бревно закатил и вперёд – доски пилить. Штуковина нужная, чего и говорить. А в деревне – тем более. Народ Лексеичу брёвна таскает, Лексеич с них доски пилит. Красота.

Прознали про это дело во всём районе. Мол, пилит мужик недорого, в кубатуре не обманывает, да и товар отменный, размер в размер получается. Одна только загвоздка – помощников у Лексеича нет. Жерди, тонкомер – это он ещё сам распилит, а что потолще – помощь нужна.

Услыхал про Лексеича мужик один. Бизнесменом не назвать, так, фермер просто. Он где-то брёвен надыбал по-дешёвке, стал искать, кто распилит, доски-то в любом хозяйстве завсегда нужны.

Приехал тот мужик к Лексеичу. Дескать, так и так, пилить надо, чё почём и какие сроки. Лексеич мужику всё обстоятельно рассказал, показал. Только, говорит, ты, мил человек, работников мне дай. Одного подрамного и двоих на загруз бревна. За это, — отвечает мужик, — ты не беспокойся, будут тебе людишки. У меня батрачат, утром привезу, вечером заберу. Чаю им дай, остальное – моя забота. На том и согласились.

На другой день привёз мужик КамАЗ брёвен. С прицепом. Это, говорит, для начала. И трёх парней бомжеватого вида. Тут же и познакомились. Лексеич руку протянул, жмёт, а мужик объясняет:
- Это Витя Рыжий. Может всё. Даже брёвна в одиночку ворочать. Это – Коля Чипендос. Ты его в пару с Рыжим ставь – горы свернут. А это, — мужик засмеялся, — Ваня-Полбашки. Работать может с утра до вечера без перекура. Только задумывается иногда – тормозит.
- А почему «полбашки»?
- Да его наркоманы машиной сбили. Ванька на лошади ночью ехал, а те то ли за ханкой гнали, то ли просто обкуренные были. Короче, лошадь сразу наповал, а Ванёк в реанимации месяц в коме пролежал. И помер.
- Как – помер?! А это кто?!
- Дак он воскрес потом. В морге уже. Очухался, говорят, и давай долбиться в холодильнике. Санитары чуть не рехнулись с перепугу.
- А полбашки-то всё ж почему?
- Ему, говорят, половину башки снесло, тогда, на лошади. Насилу залепили врачи, сшили и склеили, как смогли. Да ты не смотри, что он придурковатый на вид и мычит, работать он может. Ладно, пора ехать. Распилишь – ещё привезу.
 
Мужик уехал, а Лексеич стал объяснять парням, что нужно делать. Рыжий с Чипендосом внимали не особо, брёвна таскать – ума не надо. Полбашки наоборот, не сводил с Лексеича глаз. Так собаки смотрят иногда. Как говорится, всё понимают, только сказать не могут.

День прошёл в работе. Лексеич пилил, Рыжий с Чипендосом таскали брёвна. Полбашки снимал с пилорамы готовые доски, укладывал их в штабель, откидывал лопатой опилки. Обыкновенная работа, без особого ума и хитрости. Однако Лексеич стал понимать, что Ванька-Полбашки не такой уж и придурок. Если те двое тупо делали своё дело, то этот с интересом приглядывался ко всему – как работает пила, как Лексеич настраивает толщину и всякое другое-разное.

На следующий день Полбашки привёз с собой не то багор, не то пешню – такую штуковину с крючком. Показал Лексеичу, как с ней удобней брёвна ворочать. Лексеич диву дался – ай, да Ванька, ай, да Полбашки! И как только сам не додумался…

На третий день у Лексеича приболела жена. Пришлось везти её в райцентр на мотоцикле. Оставил он парней убирать обрезь и опилки, а сам уехал.

Приехал уже к вечеру. Смотрит – возле рамы новый штабель досок лежит, Полбашки сам на раме тёс закромил и в штабель сложил. «Ты с какого рожна раму включал? Кто позволил? Разве можно тебе?» — Лексеич даже и не знал, радоваться или сердиться. А Полбашки только улыбается и Лексеичу показывает, мол, вон какую штуковину придумал – тёс в пачку сложил, по нитке выровнял и сразу всю пачку закромил. Здорово получилось. Как говорится, век живи – век учись. Вот тебе и придурок. А те двое полдня проспали. Чё им, чего велено, то и сделали, остальное – не их забота.

Вроде бы простая история. Чего тут – брёвна, доски, мужики… Ничего особенного, жизнь, как жизнь. И говорить кабы не о чем. Но запал Ванька-Полбашки Лексеичу в душу. Позвал Лексеич его к себе. А Ванька только руками развёл, мол, рад бы, да хозяин не отпустит. Оно вишь как – за долги Ванька у него отрабатывал. За лошадь и за лекарства. Вроде бы наркоманы были виноваты, с них спрос. А повернулось так, что Ванька кругом должен. Но только выкупил его Лексеич. Спросил, сколько долгу осталось, и выкупил. Вот так. И чё тут судить рядить – я не знаю. Жизнь – штука пёстрая. Кому-то полбашки снесёт, а он живёт и радуется, а кому-то хоть сто тыщ дай, всё одно, скулит, как битая собачонка, на жизнь жалуется…