Чёрная волна

Чёрная волна.
О героизме еврейской диаспоры г.Термез, Узбекистан,
 в конце сороковых годов прошлого века.
 
Моя сестра находилась на лечении в стационаре. Возраст, работа на госслужбе. Итог. Пенсия и букет болезней.
Купив фруктов, сладости, соки, я навестил её. Во дворе стационара чисто, аккуратные аллеи, зелёные газоны, ёлочки, цветы, фонтанчики с водой. Нашёл нужное отделение, палату, постучал в дверь.
- Войдите.
- Привет.
- Здравствуй, сколько лет, сколько зим.
Сестра была довольна моим приходом.
- Присаживайся. Как дела, жена, дети, внуки? О сколько гостинцев принёс! Куда мне одной?
- Дома всё в норме. Как сама?
- Те же болячки. Идём в сад на свежий воздух. Там поговорим.
Перед ужином многие больные выходят подышать свежим воздухом. обменяться новостями, пьют минеральную воду. Поздоровавшись со знакомыми, мы пошли в дальнюю беседку, продолжая беседу о лечении, лекарствах. Сестра изменила тему. Тихо сказала :
- Сегодня день смерти тёти Аси. Она была лучшей маминой подругой, смелая, честная. Хорошая мать.
- Да, я часто вспоминаю тётю Асю: красивая черноволосая еврейка жила рядом с нами, дружила с мамой, работа дамским мастером в парикмахерской. Жизнь у неё не сложилась: кончила школу, выучилась на дамского мастера, полюбила красивого юношу, вышла за него замуж, родила сына, война, мужа призвали, фронт, похоронка. Жизнь пошла наперекосяк.
Мой отец после войны работал на госслужбе, при исполнении служебных обязанностей погиб.
Вот так две молодые женщины остались вдовами: у одной сын. У другой сын и две дочери. 
 - Ты помнишь, как тётя Ася помогала нам, когда нашу маму арестовали в конце сороковых?
Сейчас при напоминании, через столько лет ко мне вернулась чёрная волна из детства.
Южный город Термез, погранзона, конец сороковых годов, начало зимы. Холодная комната, печь нечем топить. Голос сестры : « Нужны дрова, одевайтесь, бери сестрёнку за руку. Туши лампу. Керосин надо беречь.» Сестра взяла топор и верёвку. Десятилетняя сестра, мне шесть, малой три года. Закрыли дверь, на улице темнота. Дошли до конца улицы. Сестра рубила сухие сучья с деревьев. Мы всё это собирали в кучу. Сестрёнка заплакала, жаловалась, что рукам холодно, варежки забыла. Я дышал на её руки и засунул их в её карманы.
Наконец вязанка собрана. Сестра положила её на плечо, я взял топор и малышку за руку. Идём, нет никого вокруг. Вдруг свет фонарика.
- Что несёте, нарубили что-то?
Услышали мы голос участкового Калмыкова.
- Дядя Калмыков, печку нечем топить, дома холодно,- ответила сестра плача.
- Это дети врага народа,- сказал Калмыков попутчикам. – Идите. Завтра разберёмся, не порядок.
Пришли домой. У входа в коробке лежит картошка, видимо соседи принесли. Растопили печь, дверцу не закрываем, чтоб теплее было, разделись. Сестра поставила вариться картошку.
Сучья рубили в комнате у печки, сырые ветки дымились. Картошка сварилась, лампа горит, соль, чёрный хлеб, лук. Красота.
Открылась дверь, вошла тётя Ася с сыном Борей.
- Дети, как вы? Уезжала по делам на два дня, что случилось с мамой?
Сестра стала рассказывать о происшедшем. Стоя в стороне, я вспоминал, как трое в штатском и один в форме пришли к нам домой, предъявили ордер на обыск, ходили по комнате в грязных сапогах. Нас посадили в зале за столом, долго осматривали всё, особенно шкаф с книгами. Сестрёнка плакала, мы с сестрой успокоили её, матери проходить к нам не разрешали. Она молча стояла у печки, её лицо было каменным, стройная фигура, красиво причесанные  волосы. Смотрела она на всё это с презрением. Мама принимала большое участие в становлении Советской власти, будучи комсомолкой, воевала, имела ранение. 
 Отключили свет. Обыск продолжался при свете лампы.
Всё закончилось и мама ушла с ними. Она не проронила ни слова, жизнь её сделала мужественной.
После смерти отца родственники к нам заходили редко, а сейчас начали нас избегать.
У отца было два брата, оставшихся в живых после войны. Один служил солдатом на Дальнем востоке, второй – начальник погранзаставы на Украине, восстанавливал границу. Получив телеграмму об аресте мамы, он попросил отпуск, хотел приехать к нам, но отпуск не давали.
Вот остались мы втроём в холодном доме, без средств к жизни.
Тётя Ася принесла ведро угля, еду.
- Полведра сейчас в печь, остальное завтра вечером, днём ты в школе, они в детском саду и яслях.
- Я не буду ходить в школу,- сказала сестра.
- Так нельзя, девочка, надо учиться. Если не будешь ходить в школу, подставишь под удар малышей, тебя и их определят в детдом. Я не позволю ломать вашу семью, мама выйдет, а вы живите сейчас, как было, мы вас не оставим. Завтра я пойду, узнаю, что к чему. Запомните, люди остаются людьми.
Мы легли спать в тёплой комнате, но настроения не было, плакали тихо, каждый в своей постели. Тётя Ася не могла взять нас жить к себе, кроме неё и сына в одной комнате жила престарелая больная мать её мужа. 
Утром я встал, убрал снег с дорожек. Смотрю во дворе лежат две вязанки дров. Я позвал сестру.
- Смотри какие красивые дрова.
- Это Калмыков заходил, на снегу следы его сапог, об этом никому не говори, понял?
Умылись, привели себя в порядок. Мы с сестрёнкой двинулись в ясли. В яслях раздел её, переодел в ясельную одежду.
- А, пришли, вражьи дети,- пробурчала дежурная няня.
Оставив сестрёнку, пошёл в сад. В детском саду ребята переодеваются, шум, веселье. С моим приходом все замолчали. Разделся, одел садовское.
- Завтра оплата денег на следующий месяц, а за тебя кто будет платить?- сказала заведующая садом, глядя на меня.
- Вы не беспокойтесь, мы – родители договорились, внесём за него деньги,- ответила мать Борясика.
- Не робей малыш, всё будет хорошо.
 Я вспомнил слова тёти Аси : «Люди остаются людьми ».  Тут я задумался, а ведь за сестрёнку тоже надо платить, вечером надо всё узнать.
До обеда я ходил по игровой комнате, с игрушками не играл, смотрел в окно на падающий снег. Воспитательница подошла и погладила меня по голове:
- Что на снежок смотришь? Красиво?
- Когда снег- холодно, у нас угля для печки мало, холодно, сестрёнка плачет.
Воспитательница молча отошла.
Зимой дни короткие, из детского сада бегу в ясли, забрал сестрёнку, спросил об оплате за ясли, обрадовался, что оплата через десять дней. Идём по тёмной улице, обходим лужи, грязь.
 Дома было тепло, сестра растопила печь, сварила картошку, переоделись, умылись, включили радио «Тарелку», поужинали. Сестра села делать уроки, малая за столом молча смотрела на свои куклы. Пришла тётя Ася и Боря, принесли нам кашу на завтрак. Она молча села, глядя на нас.
- Я ничего не узнала, какая причина ареста, но сказали, если пять человек поручатся за маму, её отпустят под подписку о невыезде. Ваши родственники отказались что- либо подписывать, боятся. Но ничего, один человек есть – это Я!
Тётя Ася стояла у стола, глаза её горели, красивое лицо стало мужественным.
- Я подниму нашу еврейскую диаспору, найду защиту вашей маме и вам.
- Тётя Ася, а кто такие вражьи дети?
- Кто тебе это сказал?
- В яслях дежурная.
- Завтра пойдём вместе, покажешь мне её.
Тётя Ася ушла.
Раздался стук в дверь, мы открыли. У дверей стояла наша воспитательница детского сада с ведром угля и девочки старших классов со школы сестры.
- Дети, я принесла уголь для вас.
- А мы со школы. Наш директор - Бэлла Юльевна послала вам вот эти дрова и коробку угля.
Мы тепло поблагодарили воспитательницу и девочек. Я вспомнил слова тёти Аси : « Люди остаются людьми».
Обрадовались. Угля и дров хватит на четыре дня.
Чуть позже пришла сама Бэлла Юльевна, угостила пирожками, поговорив с нами, сказала сестре :
- Ты не маленькая, всё можешь. Я пришлю уборщицу. Она сделает уборку, старшеклассник  будут вам помогать.
Бэлла Юльевна Лерман, великолепная с необыкновенными красивыми глазами женщина, высокого роста, изящная фигура, шикарная прическа. Когда она шла по улице - это было загляденье, весёлое покачивание, гордый взгляд, хорошо поставленная речь. Её любила не только школа, весь город. Предлагали Бэлле Юльевне повышение по службе, но она отказывалась – любила детей, могла найти подход к каждому, участвовала на всех соревнованиях школы и города, все субботники была рядом с ребятами, опекала нас, когда мы были одни.
Утром рано пришла дядина жена – наша тётя и принесла жареную картошку, хлеб.
- Я малограмотная, работаю уборщицей, боюсь что- то подписывать, у меня четверо детей, не судите меня строго, я буду помогать вам чем смогу.
Она разрыдалась. Сестра дала воды и стала успокаивать её.
Я вышел во двор, смотрю, две вязанки дров и что- то завёрнутое в полотенце.
- Дрова и уголь я занёс вчера в сарай?
Вышла сестра, посмотрела завёрнутое в полотенце, а там горячая буханка хлеба, посмотрела на дрова.
- Смотри, опять следы сапог Калмыкова, никому ни слова, понял, дрова в сарай.
Тётя попрощалась и ушла.
Мы позавтракали, привели себя в порядок. Пришла тётя Ася, пошли в ясли. Войдя, тётя Ася громко спросила:
- Кто тут дежурная?
Вошла дежурная, довольная, что-то жуёт. Тётя Ася взяла её за ворот, развернула и положила на стол, замахнувшись кулаком.
- Если ещё раз моим детям скажешь что- то нехорошее, я из тебя котлету сделаю.
- Я, я, прости…
- Наши мужья воевали, мой погиб, их отец тоже на госслужбе, учти это, укороти язык.
В сад я шёл довольный, толстуха получила своё.
В детском саду родители моих друзей подарили мне новые тапочки. День прошёл тихо. Вечером по пути домой зашёл в ясли за сестрёнкой. Дежурная быстро одела её.
- Не обижайтесь на меня, что-то заболталась, держи сестрёнку за ручку.
Вечером к нам зашёл человек в штатском, он был при аресте мамы, спрашивал кто к нам заходил, что им надо, приходил ли наш дедушка или бабушка.
- У нас нет дедушек и бабушек, мы их никогда не видели, со слов мамы они умерли давно, - ответила сестра.
Он осмотрел комнаты, шкаф, под кроватями.
- Дядя, почему ты не вытер сапоги? Смотри, везде грязь,- сказала малая.
Мы с сестрой сидим молчим.
- Сама ты грязь. – буркнул мужчина. Бросил недокуренную папиросу, хлопнул дверью и ушёл.
- Ты зачем делаешь замечания старшим?
- А меня же ругают, когда я пол пачкаю грязными ботами.
У меня было две машинки, я их разбирал, ломал, отрывал колесо, а сейчас взял, всё собрал, начал смотреть, как это наладить.
- Решил починить машинки? – сестра обняла меня за плечи.
- Теперь мне никто не будет дарить подарки, игрушки, надо всё беречь.
- Наш сосед, дядя Гриша, слесарь, ремонтирует всё по металлу, может быть он поможет?
- А мне надо кукле руку пришить.
- Сделаю всё. Только уроки закончу.
Пришла тётя Ася, принесла куриный бульон и пирожки.
- Какие девочки к вам приходили вчера?
- Наша школа взяла над нами шефство, девочки старшеклассницы мне помогают по дому, директор Бэлла Юльевна постоянно спрашивает меня какая нужна помощь.
- Бэлла Юльевна Лерман, большой авторитет в городе, она с нами, хороший человек. Я говорила у нас в диаспоре, мы подпишем необходимые документы, чтоб вашу маму во время следствия отпустили домой. Завтра все бумаги я отнесу им.
Тётя Ася ушла.
Играя на улице с ребятами, я узнал у одного из наших, что маму арестовали, он каждый день ходил около тюрьмы, однажды его мать выпустили.
Вечером я оделся потеплее и пошёл к тюрьме, начал ходить под забором. Серые стены, вышки с солдатами, вокруг ни деревца, ни травинки, обстановка угнетающая. Не знаю, что делать? Открылась дверь, вышел военный, подошёл ко мне, присел на корточки:
- Малыш, я тебя знаю, знал твоего отца, мы вместе воевали, в курсе, что у вас случилось. Твоя мама не у нас, она в другой тюрьме, не мёрзни здесь, прошу тебя. Вот это возьми, передай сестре.
Он положил мне в карман деньги.
- Иди домой, а то уже поздно.
Шёл я домой и думал, сколько же в нашем городе тюрем. В магазине продавались леденцы, купил пачку, взял бумагу, разложил всё на  три части. Два кулька положил в карман, а из третьего взял несколько леденцов в рот. Давно мне не было так хорошо.
Деньги я отдал сестре, она ругала меня за покупку леденцов.
- У нас ни хлеба, ни картошки не хватает, а ты покупаешь леденцы. Я знаю этого дядю, они с отцом воевали вместе, у нас даже где- то есть их фото. Денег хватит на неделю.
- Ой, какие вкусные леденцы! – радовалась малая.
Вечером света не было, сидели под лампу.
- Можно я схожу к нашему соседу на счёт ремонта машины?
- Иди, только быстро.
Одевшись, я выбежал на улицу. Постучал в дверь соседа, дядя Гриша открыл дверь сам.
- Заходи быстрей, холодно. Что это у тебя в руке? Машинка? Давай её мне.
В комнате было много интересного, незнакомые инструменты, зажимы, ключи, отвёртки. Мы сели за стол. Дядя Гриша быстро сделал ремонт.
- Готово! Играй. Малыш. Мы к вашей семье относимся хорошо, но ты никому не рассказывай, что был у меня. Я буду к вам заходить сам. Мать, дай свежих яиц малышу!
Повзрослев, я узнал, что дядя Гриша во время войны попал в окружение, вышел из него, воевал, был ранен, имеет ордена и медали, но после войны был  под надзором. Таких было много.
Я прибежал домой. дома сидела тётя Ася.
- Ты ходил к дяде Грише, машину ремонтировал? Малыш, я тебя очень прошу, не ходи ни к кому, даже если тебя позовут, договорились?- она поцеловала меня в голову.- Какой ты свеженький. А яйца от дяди Гриши? Он молодец, у них есть куры. Ну ладно, вот продукты, нам назначена встреча со следователем, надо узнать, как мама. Встречу назначили в одиннадцать часов ночи, такой у них порядок.
Новый год подошёл незаметно, но нам было не до этого. В детсаду утренник, ёлка, подарки. Все открыли подарки и ели сладости. Я свернул свой так и отнёс домой, отдал малой. Она села на кровать, вывалила подарок, долго смотрела на эту красоту, протянула самую большую конфету сестре, а мне печенье, поглядела на нас.
- Можно мне кушать ?
Сестра расплакалась.
- Это всё тебе.
На нашей улице – Дехканской ( Педагогической ) проживало много еврейских семей. Тётя Ася была активисткой, занималась проблемами земляков, ходила тайно в синагогу, оказывала помощь больным. Эта диаспора встала на защиту узбекской семьи, не боясь последствий.
По возрасту я многого не понимал, что происходит, обстановка давила на нас, сестра, часто уложив нас спать, сделав уроки, плакала.
- Боже, помоги нам. Что мы будем делать? Я не хочу, чтобы нас отдали в детдом. А если отдадут, чтоб мы все были вместе.
 Я сопел , плакал, прижимал к себе кота и засыпал. Сестрёнка плакала по своему, молча стояла, прижимала к себе куклу, с раскрытыми глазами плакала. Слёзы текли по лицу, на грудь, кофточка становилась мокрой. Ребёнок понимал, что ничего хорошего сейчас нет. Я менял её кофточку, целовал, катал на спине. Она успокаивалась. Мы начинали игры.
Непонятно было, какие бумаги нужны, куда ходила тётя Ася, где сейчас мама, если не в тюрьме.
А дело было так. На маму написали донос, профессионально, о том, что мамин отец, наш дедушка бежал заграницу, иногда нас посещает.
По рассказам мамы, её отец занимался земледелием, умер упав с лошади, когда маме было год, мать её умерла через год, бабушка основная воспитательница.
Тётя Ася передала следственным органам необходимые документы, чтоб на время следствия маму отпустили под подписку о невыезде, власти на это не пошли.
Через месяц в отпуск прибыл брат отца. С вокзала пришёл к нам в форме старшего лейтенанта с вещами и гостинцами, ночью остался у нас, спал со мной. Я прижался к нему, от него пахло мужским, чем-то необыкновенным.
Утром мы пошли в ясли и детсад, дядя надел форму, ордена, медали и пошёл к следователю. Вечером дома дядя, тётя Ася, ещё двое мужчин, один из них адвокат, долго сидели, разговаривали. Решили, что дядя должен ехать к  месту жительства и похорон моих дедушки и бабушки, привезёт документ об их смерти, заверенный в сельсовете. Тётя Ася просила сделать это быстро, ведь детям тяжело. Дядя не мог нас взять к себе, так как жил загородом, школа ,ясли, детсад там отсутствовали, жена, четверо детей, две комнаты. Дядя уехал за документами в горный район, где нет нормальных дорог, машины ходили один раз в день. Уезжал он решительно настроенный, привёл в порядок форму, начистил ордена, медали, попрощался с нами и семьёй.
 В горных районах народ своенравный, свободолюбивый, жестоко обходился с непорядочными, существующую власть недолюбливал. Раскулачивание всех подряд, принудительное переселение народа со своих родных горных мест в долину, для увеличения производства хлопка, сделали своё дело, власть теряла доверие.
В районе дядю многие знали, он занимался борьбой и до войны был чемпионом области, часто выступал во всех районах, был любимцем народа.
На месте ему выделили лошадь и человека для сопровождения, от райцентра надо было ехать далеко в горы.
Через неделю дядя приехал со всеми документами, заверенными в сельсовете, сделал фото могилок дедушки и бабушки. Сразу пошёл к следователю, вручил ему все документы.
- Надо бы поехать туда мне самому.- выдавил он из себя.
- Почему вы это не сказали мне при первой встрече, дети остаются одни. Мы воевали, после войны брат погиб при исполнении долга. Я служу на границе, там идёт настоящая война , ты знаешь. Отпустите невестку под подписку о невыезде, я могу дать гарантию под неё.
- Я не имею права, эти документы мне надо проверить лично, может быть они не годятся.
- Документы, заверенные советской властью на местах не годятся?
- Я сказал своё,- промычал следователь.
Вечером дядя пришёл, принёс хлеба, консервы, чай, жареную рыбу. Тётя Ася была у нас.
- Ну рассказывай всё подробно.
- Съездил, собрал всё необходимое, заверил в сельсовете, как положено по закону, законы я знаю, меня призвали с третьего курса юридического, следователь ни в какую, должен сам проверить.
- Что будем делать?
- Я еду через Москву, отпуск закончился, у меня день в запасе, прорвусь к начальству, отдам второй экземпляр документов, добьюсь своего.
У дяди произошёл курьёзный случай. В горах при переходе горной реки лошадь упала, вода понесла его, напарник помог выйти из воды, нарубили хвороста, разожгли костёр, сушили одежду. Дядя смеялся, вспоминая, как сидел у костра голенький на камне.
- Ася, документы я следователю дал, второй экземпляр у меня, это тебе третий экземпляр, пусть будет у тебя.
На следующий день дядя сделал покупки продуктов, взял меня на колени, был очень расстроен.
- Не робейте, безвыходных положений не бывает, я говорил с участковым Калмыковым, он мой друг, вместе борьбой занимались, будет помогать. Сейчас домой, а вечером на вокзал.
В доме пусто. Тётя Ася с друзьями пошла провожать дядю на вокзал. На перроне к ним подошёл следователь, отозвал дядю, сказал, чтоб тот по ошибке в Москве не заходил туда, куда не надо. Дядя молча сел в вагон.
В Москве он сделал всё наоборот. Как офицер пограничник пошёл на Лубянку, написал подробный рапорт, приложил документы и сдал их.
О каждом человек, переступившего порог «конторы» докладывали на самый верх, особенно если он был офицер. Один из больших начальников узнав, что дядя начальник заставы с Украины принял его, посадил за стол, угостил чаем, долго расспрашивал о положении дел на границе. Посмотрел все документы.
- Вы езжайте, служите, как положено, границу надо восстановить в короткий срок. По материалам видно, что вы правы, мы решим этот вопрос.   
Однажды вечером света не было, играли мы в «прятки» по лампу, сестра водила, мы спрятались. Малая под столом, её не было видно за краями скатерти. Открылась дверь, зашёл следователь в кожаном пальто, грязных сапогах, во рту папироса.
- Света нет, сидите, как мыши.
Подошёл к столу, протянул руку к спинке стула, хотел сесть, стул сам начал двигаться к нему.
- Что это?!
Следователь отскочил от стола, побледнел, стал тяжело дышать.
- Это я вам стул двигаю,- весело закричала из под стола малая.
- Маленькая гадина.- Следователь заглянул под стол.
- Пора вас всех в детдом.
- За нами смотрит тётя Ася.- ответила сестра.
- У этих евреев ничего не выйдет.
- Тётя Ася хорошая.
- Что ты болтаешь!?
Следователь осмотрел все комнаты , плюнул на пол, бросил свою папиросу, хлопнул дверью и ушёл.
Напугав гостя, мы смеялись.
- Надо всё проветрить, вымыть грязь, принеси ведро воды.
Я с большой радостью побежал за водой. Уборка закончилась.
- Об этом никому ни слова.
На следующий день тётя Ася с тётей Сарой зашли нас проведать.
- Завтра придёт комиссия по направлению вас в детдом, приведите всё в порядок, продукты мы принесли, покажете им.
Тётя Сара продолжила:
- За свет я завтра заплачу, мы берём вас под нашу опеку, мужиков у нас мало, многие погибли на фронте, не бойтесь, чуть что мы вас так спрячем, будете все вместе. Ребята, я принесла вишнёвое варенье. Давайте пить чай. 
Тётя Сара после гибели на фронте мужа воспитывала одна четверых детей.
Каждой утро я просыпался, умывался, завтракал и мне казалось, что всё это в последний раз. Последний раз дома, обнимаю сестрёнку, иду в детский сад. Вечером мы с малой шли из яслей по нашей улице, чувствовалось какое – то напряжение, мы понимали, что сейчас мы без родительской защиты. Откроем дверь нашего дома, а там…
Так оно и получилось, открываем дверь, за столом сидят две женщины и мужчина, сестра стоит в стороне.
- Здравствуйте, дети.
Мы с малой ответили на приветствие.
- Вытри хорошо ноги и заходи.
Сестра взяла меня и вывела на веранду.
- Беги к тёте Асе. Скажи комиссия пришла.
Бежал по вечерней улице быстро. Сообщил всё тёте Асе. Мы вышли на улицу. Тётя Ася стучала в окна, громко что-то говорила.
Пришли домой, члены комиссии что-то писали. Увидев тётю Асю, они спросили:
- Кто вы и почему вы здесь?
- Вы не волнуйтесь, сейчас узнаете.
Мы сидели тихо у печки. Дверь открылась, в неё вошли двое мужчин, Бэлла Юльевна и тётя Сара.
- Здравствуйте, я адвокат, а это члены нашей диаспоры в городе. 
Члены комиссии встали, начали здороваться со всеми, особенно с Бэллой Юльевной.
- Мы члены городской комиссии по определению беспризорных детей в детские дома.
- Я- юрист. Отец детей погиб, мать под следствием, ещё не осуждена. Мы просили бы вас не играть на нервах у детей, решайте вопросы по закону.
- Вы что сюда пришли? Вам что делать нечего? Я, как директор школы, у вас спрашиваю, что вам надо? Вместо того, чтобы детям оказывать помощь, вы накаляете обстановку.
- Мы занимаемся этим по просьбе следователя.
- Уважаемые, наша еврейская диаспора взяла детей под свою опеку, в детдом не отдадут, их мать скоро выйдет, она арестована по ошибке.- громко сказал тётя Ася.
- Мы знаем отца и мать детей. Отец фронтовик, погиб при исполнении служебного долга, мать арестована, детям нужен государственный присмотр или опекунство родственников. Мы видим, дети живут в тепле, чистоте, необходимые продукты есть. Старшая дочь учится в школе, отлично, дети ходят в детсад и ясли, конфликтов нет. Местные и еврейская диаспора опекают семью. Надо подумать и вернуться к этому вопросу через месяц.
Тут зашёл Калмыков.
- Здравствуйте, я опоздал, был на разводе. Узнал, что вы тут, думаю верное решение, вам надо месяц подумать, я сам ежедневно здесь присматриваю за детьми.
Перед уходом члены комиссии попросили адвоката завтра зайти к ним. Все разошлись. Остались тётя Ася и тётя Сара. Начали пить чай. Тётя Сара притихла, расплакалась, слёзы текли по её щекам. Сестрёнка подошла, забралась к ней на коленки, обняла за шею и начала рассматривать золотую цепочку.
- Ух ты, девчонка есть девчонка,- тётя Сара повеселела.- Вот вырастишь, полюбит тебя молодой принц, будет свадьба, веселье, я тебе подарю цепочку на память.
Все рассмеялись.
- Дети, уже поздно, мы уходим. Посторонним дверь не открывать. Уголь., дрова есть, с огнём осторожно.
- Тётя Ася, у меня проблема, я брата не всегда могу искупать, тяжело в ванночке. Мама умела, а у меня не получается.
- Хорошо. В субботу вечером я зайду за ним.       
По субботам был банный день. При маме после бани готовили стол, заваривали чай, ставили варенье, сухарики, а пришедшие из бани садились за стол, пили чай, обсуждали семейные дела, чувствовалось спокойствие в семье.
Сейчас меня купали дома, не всегда получалось хорошо. Сестра, сестрёнка, взяв банные принадлежности, ходили в баню. Пока мамы не было, нас в баню пропускали бесплатно. Так решила тётя Мотя - директор бани.
Меня решили отвести в мужское отделение. В субботу вечером тётя Ася взяла нас, повела в баню, сестра и сестрёнка в женское отделение, а я гордый в мужское. Тётя Ася попросила знакомого приглядывать за мной при промывке. Раздевалка мужского отделения была унылой, освещение плохое. Тяжёлый запах, перегар, грязное бельё, носки. В промывочном зале не было порядка, использовалось в основном хозяйственное мыло. Очень много мужчин было покалечено войной. Когда фронтовики в одежде, многого не видно, в бане всё напоказ.  Война сделала своё дело – изуродовала поколение мужчин. До посещения мужского отделения бани, я ходил в отделение напротив.
В послевоенные годы был такой порядок, мать одиночка могла взять с собой в женское отделение бани на помывку мальчика до пяти лет. Я попал в это счастливое число, а какие воспоминания и впечатления. Женщины рассматривали меня, на входе.
- Да он же всё понимает, смотри, какие у него умные глаза.
- Да мужики с рождения всё понимают,- говорили в очереди.
В баню женщины шли с большими сумками, выкладывали в раздевалке из них женское трофейное нижнее бельё, различные мыла, отвары, крема, полотенца с вышивками, виды расчесок. Раздевалка была аккуратная, хорошее освещение, половики, приятный аромат.
К бане готовились заранее с большим вкусом и выдумкой, договаривались о встрече, чтобы вместе пойти в баню. В основном, это были молодые женщины, многие вдовы.  В те времена места, где можно было отдохнуть, были кино да прогулки по парку, а вот баня была своеобразным клубом по интересам. Отношения друг к другу были добрыми, чистыми, советы полезными, не было обмана, глупых шуток. Сказывалась тяжёлая война, женщины пережили её, воспитали детей, положительное пронесли через всю жизнь.
Великие женщины окружали меня в бане, садился в таз с тёплой водой, мама с сестрёнкой мылись, а я ждал своей очереди, жадно разглядывал окружение. Были в бане девочки из нашего сада, но они меня не интересовали. Многие женщины были стройными, красивыми, вели себя весело, иногда пели песни. Интересно было слушать, чем отличается мыло «красная Москва» от рижского, как применять отвары.
Я всё понимал и получал от этого массу удовольствия.
После промывки меня вытерли пахучим полотенцем. Женщины одевались в чистое трофейное нижнее бельё, показывая лучшее друг другу. Парфюм был особый, духи, пахучие крема, присыпки, аромат необыкновенный. Шли шутки, советы, договора о встречах. Меня одевали и всё это прекрасное заканчивалось.
Я видел, как мучились вдовы, работали на производстве, стройке, в поле. Воспитывали детей, всё было на их плечах, но они не потеряли чувства материнства, достоинства, любви к жизни. Я пронёс это через всю жизнь, уважая женщин за то, что она женщина – мать, хранитель семейного очага, продолжатель рода человеческого.
Члены комиссии изучали нас по всем статьям, были в школе у сестры, удивлялись, что она отличница, заходили ко мне в детский сад, в ясли к сестрёнке.
Когда мама была дома, я приходил из детского сада, переодевался, играл дома, во дворе, слушал «тарелку», идти на улицу не хотелось. Сейчас было не так, дома всё напоминало о маме, становилось грустно, тянуло на улицу.
Утром, в один из воскресных дней приехали дядина жена за покупками. Принесли нам гостинцев.
- Мне надо быстро уходить, за детьми смотрит старший, - посмотрев на меня, продолжила. – Если хочешь, поедем к нам до вечера, увидишься с братьями и сестрой. А вечером автобусом я тебя отправлю домой, шофёр автобуса – мой брат.
- До вечера можно,- сказала сестра.   
Дом у дяди был старый, большой сад, огород. По двору бегали курочки и петух в ярком оперении, очень важный и отважный, не боясь, набросился на кота и отогнал его от цыплят. Погода стояла сухая, хорошая, зимнее солнышко светило ярко. Мы вышли на улицу с братьями, малышей оставили дома. Каждый из братьев наперебой рассказывал новости, показывал что-то новое, весело обсуждая вопросы, вышли на окраину. Стояла компания, что- то дружно обсуждала, парень постарше нас держал в руке спички, пачку папирос.
- «Беломор- Канал» - поняли,- положил пачку в карман.
- Ну что, идём на вершину холма.
Я решил пойти, мои братья отказались, малышей надо смотреть. Компания двинулась быстрым шагом, рассказывая истории, которые с ним произошли. На вершине холма было очень здорово, вид красивый, речка, усадьба колхоза, поля, сады, огороды, под холмом кладбище.
- Ну что, идём обратно через кладбище. Наверное боитесь?
- Если все, то идём,-  поддерживали остальные.
Мы пошли вниз и видели, как на кладбище работали люди, занимались уборкой, чистили арыки, дорогу, собирали сухую траву, складывая её для вывоза.
- Здесь ночью мёртвые выходят из могил и ловят детей, мне рассказывал брат, идите быстрей, не оглядывайтесь.
В конце кладбища были хозяйственные постройки, лежала куча сухой травы. Мы осмелели, начали шутить, пугать друг друга. «Старший» с важным видом вытащил свой «Беломор- Канал», спички, папиросу взял в рот и с размаху чиркнул спичку. Спичка выскочила из его рук, сухая трава загорелась, ветер помог, раздул огонь, хозяйственные постройки задымились. Мы все побежали по дороге вниз. Я бежал первым, оглядываясь, наша компания отставала. За нами с криком «Пожар» бежали все работавшие на кладбище, в руках у них были лопаты, грабли, вилы.
Я  чувствую что-то нехорошее, прибавил скорость, задыхаюсь, но не сдаюсь. Оглянувшись, увидел, моя компания примкнула к догоняющим и пальцами показывает на меня. Далее был канал, дорога раздваивалась, пошла вдоль канала влево и вправо, а у меня впереди канал, широкий, метров семь, через него лежит труба толщиной с телеграфный столб. Что делать, я не остановился и побежал тихо по трубе.
- Сынок, осторожней, не упади, вода холодная!!!- кричали догоняющие.
Дошёл до конца трубы, побежал в сторону дядиного дома.
- Молодец малыш, беги!- крик сзади . Раздался смех.
Я понял, что поджёг свалили на меня и надо срочно домой. Подбежал к дядиному дому, рассказал всё тёте. Она выслушала, расплакалась. Раздался шум едущей машины. Мы вышли на улицу, ехал пустой грузовик. Тётя остановила его, за рулём сидел её родственник.
- Куда едешь?
- В город, за грузом.
- Довези мальчика до города, дом он тебе покажет.
- Садись в кабину.
Мотор заурчал, машина выехала на большую дорогу. В городе шофёр довёз меня на нашу улицу.
- Твой дядя тренировал меня в секции борьбы, я ему благодарен. До свидания.
Дома я всё рассказал сестре и тёте Асе.
- Вы не беспокойтесь. Если кто-то сунется, я им устрою Сталинград.
Сестра меня просила далеко от дома не отходить, но вокруг было столько интересного.  На улице, среди взрослых я слышал разговор о том, что на окраине города, в разных концах есть лагеря для военнопленных, они не отличаются от тюрьмы. Мне стало интересно, как живут в тюрьме, что делает человек там и вообще, что это такое, а может быть мама там.
Две старые школы были на окраине нашего города. Во время войны там размещали эвакуированные детские дома из России, Украины, Белоруссии. После войны они вернулись домой и в этих помещениях разместили военнопленных: в одной немцев, в другой японцев.
Разговоров среди ребят было много и я решил сходить туда и посмотреть на это. Мне стало интересно и мы с ребятами  часто сидели на пригорках около немецкой и японской зон.  Народ к пленным относился в основном неплохо, многие их жалели, на войну они попали не по своей воле.
Были и другие построения, но их было мало. Пленные работали на стройках. Немцы высокого роста, светловолосые, одетые в разное тряпьё, фуфайки, истоптанная обувь, на работу шли толпой, шумели, часто спорили очень громко.
Территория около школы была чистая, цветов, зелени было мало. Старшими групп были самые сильные, особой дружбы между пленными не было.
Воскресные дни после обеда отдых, многие читали книги, играли на аккордеоне, занимались спортом, стирали бельё. Некоторые доставали водку, пили в закутках, далее спорили, иногда дрались. Во время драки дерущихся не разнимали. Если кто-то умирал, его везли к кладбищу на телеге, сопровождала похоронная команда. Отношение было обыденное. Взрослые покупали  у немцев кастеты, ножи, кинжалы, изготовленные в мастерских на стройках. Качество было очень хорошее,  мы всё это видели у взрослых. Некоторые немцы говорили на русском неплохо и через забор звали к себе проходящих женщин, но те быстро уходили. Зовущие злились и громко возмущались. Не было видно, кто у немцев рядовой, а кто офицер, все подчинялись физической силе. Охрана к пленным немцам относилась строго, во дворе школы были сараи, где держали провинившихся. Тяжело было детям третьего рейха в этой обстановке.
С интересом мы наблюдали и за вторым лагерем для военнопленных японцев. Пленные японцы отличались тем, что были хорошо организованы, ходили в форме, без погон, сохранили её, заметны следы ремонта одежды и обуви. Офицерская форма отличалась от солдатской. При построениях, движениях на стройку японцы соблюдали порядок под началом офицеров. Помещения, где они жили были чистыми, хорошее освещение внутри и во дворе, всё это было видно, так как занавески, шторы были запрещены.
С приходом со стройки они умывались, ужинали. Занимались бытом, была у них и молитвенная комната, там стояли разные статуэтки, горели свечи. Мы не слышали споров среди японцев, охрана была не очень большая.
Японцы - народ добродушный, честный. Жители города и окрестностей привозили им овощи, фрукты, дыни, арбузы. Их встречали, благодарили, всё относили на кухню, видимо там и делили.
У немцев было по-другому, они разбирали всё на КПП, индивидуально.
На свои праздники японцы устраивали мероприятия, была у них библиотека, офицеры проводили занятия. На спортплощадке турник. Брусья, кольца, различные гири, большой разборный борцовский ковёр - татами. На татами делались гимнастические упражнения, проводились единоборства, непонятные нам. Всем этим руководили офицеры.
Японцы очень нежно относились к больным и немощным. В хорошую погоду их выносили в тень на свежий воздух, носилки специальные. Для инвалидов и покалеченных были организованы цеха, они что-то там делали. При построении инвалиды и больные сидели на скамейках рядом со строем.
Видели мы и ритуал похорон. Всё это делалось до работы ранним утром. На похоронах были все, кто мог ходить. Место под кладбище было определено и его огородили забором, построили ворота, проложили дорожки, после похорон могилка имела свой столбик, на котором было написано всё об умершем.
Еженедельно на кладбище проводили ремонт, уборку территорий у входа, сажали цветы, деревья. Чувствовалось единство, сила, порядочность, несмотря на то, что люди попали в тяжёлую обстановку, терпели, но всё  было на высоте. Пленные японцы построили в Ташкенте театр оперы и балета, завод ТОМЗ-1 и многое другое.
Вот так мальчики нашего города проводили своё свободное время, всё было интересно, тем более за мной особого контроля не было. Посещая лагеря военнопленных, понял, что это не то, что надо увидеть мне. Я перестал туда ходить, так как кроме военнопленных там никого не было.
Как бы ни было после холодной, грязной зимы наступает тёплая весна, так и в нашей жизни. Однажды вечером пришла тётя Ася. Поговорила с сестрой. Собрала чистые вещи мамы.
- Сидеть дома, натопить печь, заварить чай, убраться, одеть всё чистое, света нет, зажгите две лампы.
  Из Москвы пришли документы, маму выпустили из тюрьмы. Её встретила тётя Ася, повела в баню, привела в порядок, переодела во всё чистое, грязное бельё мама завернула в бумагу, забрала с собой.
Красивая, чистая зашла в комнату, встала на колени, обняла нас и заплакала. Мы молча стояли в её объятиях, не было радостных криков, у меня в горле стоял ком. Тётя Ася села на стул, молчала, я смотрел на входную дверь, так хотелось заглянуть за неё, действительно там нет никого. Мы заплакали, мама молчала, слёз не было, все вышли в камере.
- Как вы выросли, какие вы красивые,- мама целовала нас, взяла малую на руки.
- Ася, нужно сделать одно дело. Дети, одевайтесь, выйдем во двор.
В конце двора была небольшая яма, мама взяла свёрток с грязной одеждой из тюрьмы, бросила его в яму, облила керосином и подожгла. Пакет горел с каким-то треском, ярко издавая звук, скрип, писк, как будто горело что-то живое. Ветер сильно раздувал огонь, всё сгорело, мама взяла лопату, закопала яму.   
- Я думаю, это конец всему плохому.
Молча вошли в дом. После ужина девочки пошли в свою спальню, а меня положили в зале. Я долго не мог заснуть. Тётя Ася с мамой сидели в столовой, дверь из зала была приоткрытая, я невольно услышал разговор двух подруг. На столе стояли закуски, тётя Ася достала бутылку водки, папиросы «Казбек». Выпили по рюмке, расслабились, закурили. Мама стала рассказывать:
- Ася, условия там не человеческие, камеры переполнены, сидеть негде, парод разный, меня многие знают, относились ко мне нормально. Следователь настоящий инквизитор, видит, что у меня всё нормально, переводит из камеры в камеру, я терплю. Умыться, привести себя в порядок трудно, холодно, вши. Всё делалось для того, чтоб человек забыл, что он человек. Организовывали баню, то холодная вода, то кипяток, слышен смех охраны. Питание скверное. Газет, книг, журналов не давали, а у кого были отбирали. Я даже не знала за что забрали. Допросы днём и ночью, один и тот же вопрос: «Где ваш отец?». Я уже начала путаться, думаю, неужели отец жив и что-то натворил очень серьёзное.
Допросы заканчивались, начиналось избиение. Били по поясу, в живот, иногда и по голове, дёргали за волосы. Дают бумаги : «Подпишешь, будешь иметь спокойную жизнь». Я даже не читала эти бумаги, естественно это их бесило. Следователь орал на меня : «- Почему ты организовала еврейскую диаспору себе на помощь? ». Я не знала, что ты и твои земляки встали на мою сторону. Поняла, что у меня есть поддержка, дети, мне это придало силы. Если бы не эта новость, я бы сошла с ума или наложила на себя руки, к этому всё шло.
Ругали за то, что брат мужа зашёл в Москве к большому начальству. Все документы о том, что мои отец и мать умерли и похоронены у себя на Родине были оформлены верно, несмотря на это, всё началось снова. Свидетели, кладбище, раскопали могилу, удостоверились, что кости на месте. В общем, «телега» на меня была составлена грамотно, кто-то хотел добить нашу семью, в молодости мы работали в комсомоле, помогали Ч.К. Я знаю тебе тоже досталось.
- Всё правильно, после того, как я пошла к следователю, покоя мне не было и нашей диаспоре тоже. Запугивали меня, адвоката довели до болезни, Сара до сих пор пьёт сердечные капли, в общем жили со страхом. Начали вызывать меня ночью. Оставляю Борю маме, иду, думаю, вернусь домой или нет. Последняя встреча со следователем была особо тяжёлая. Он обещал мне камеру рядом с твоей. Я собрала силы, высказала всё, что думаю. Говорю ему : «- Ты же учился с моим мужем, в одном классе, играли в «Спартаке» в футбол. Мой муж был необыкновенным человеком. Пошёл на фронт в декабре 1941 и погиб под Москвой, вот похоронка. Я её всегда ношу с собой. А ты в тылу, на фронте не был, воюет с женщинами и детьми. Что тебе надо? Все бумаги у тебя имеются».Следователь опустил голову, сказал, чтоб я шла, он должен довести дело до конца, надо подстраховаться. Голову он так и не поднял.
Они долго сидели, вспоминали довоенную жизнь, благодарили бога, что у них есть дети, плакали. Я тоже плакал и уснул.
Рано утром мы встали, привели себя в порядок, позавтракали, оделись, мама проводила нас до ворот. Я взял сестрёнку за руку и с мамой в ясли, сестра побежала догонять своих подружек, шедших в школу. Идём с гордо поднятой головой, из окон на нас смотрели соседи, на улице прохожие улыбались нам, мы выжили, тёплая рука сестрёнки была в моей.
- Хочешь, я одену  тебе варежки?
- Не надо, на улице стало теплее.
Я очнулся от чёрной волны, сестра спросила меня:
- Что задумался?
- Я думал с годами всё забывается. Нет, видимо в голове есть клетки памяти, в которых всё сохранилось. Ты знаешь, я всё вспомнил.
- Это хорошо. Таких людей, как тётя Ася надо помнить всегда. Жалко конечно, её сын уехал, как и все наши друзья евреи заграницу.
- Еврейский народ постоянно угнетался. Вспомни древний Египет, крестовые походы, а в годы последней войны фашисты не считали их людьми, расстреливали, в концлагерях жгли  в печах. Весь цивилизованный мир спасал евреев, помогал им выжить.  А здесь уникальный случай, еврейская диаспора спасла нашу семью, время было непростое, конец сороковых.
Как писал Владимир Соколов:
« Я устал от двадцатого века.
От его окровавленных рек.
И не надо мне прав человека,
Я давно уже не человек.»
Взрослых уже из той еврейской диаспоры уже видимо нет, но дети, с которыми мы учились, их дети живы. Мы благодарны: Бабаевой Асе, её сыну Борису, Лерман Бэлле Юльевне – её сыну Леониду, Саре Бабаевой, детям Зинаиде и Аркадию, Ильяич – дети Роберт и Исак, Мошеевым дочери Любе и многим другим.
Еврейская диаспора г. Термез проявила героизм, это был случай уникальный, где люди жертвовали собой, встав на защиту нашей семьи.
Сестра замолчала
- На похоронах тёти Аси я был, знаю, где её могилка, навещал её, сейчас обязательно поеду в Термез к ней и к нашей маме.
 

Пулат Раджабов
2015г.