Сказы деда Савватея. Не замай...

НЕ ЗАМАЙ!

   Выйдя из кладбищенских ворот, народ, небольшими группками растянувшись по дороге, направился к домику покойной, на поминки. Впереди неспешно, усталой походкой, будто после тяжёлой работы, шла поддерживаемая под локоток соседкою, приехавшая из города, родная племянница покойной. Затем по трое и по четверо - провожавшие умершую Веру Захаровну, её соседки и подруги далёкой теперь, юности. Завершали эту скорбную процессию мужики с лопатами на плечах, сельская похоронная команда. Шли молча. А о чём говорить-то? Всё и так ясно. Покинул эту бренную землю хороший пожилой человек, уважаемый всеми теми, кто пришёл проститься и отправить в последний путь. Грустно!
   У небольшого, в три окна, домика их уже поджидала молодая женщина с мыльницей в одной руке, ковшиком в другой и с полотенцем через плечо. Ведро полное воды стояло на краю скамейки. Все обязательно помыли руки, так положено, ритуал.
   Первыми прошли к столу мужики, а все остальные приготовились ждать, расположившись на лавке возле забора, на берёзовых пеньках и перевёрнутых вёдрах. В ногах-то правды нет поди. Притомились, уже не молодые.
 - На долго ли задержишьси, Тоня,- обратилась с вопросом к приехавшей племяннице ближайшая соседка и подруга покойной, тётка Мария.
 - Да недельки две побуду, кое-что нужно решить, когда девять дней пройдёт, вскоре и поеду,- ответила Тоня,- а вы мне, тётя Маша поможете со скотиной решить? Продать, да и в добрые руки отдать? Может сами кур заберёте?
 - Возьму пожалуй, пяток курей, да петушка, больше-то не надоть,- неторопливо, будто раздумывая, произнесла тётка Мария,- парасука купить мужик, сговорились, ты яво не знаешь, с другого конца села. Кума моя овечек заберёть, обещалася. На сену табе найду купца, погодь чуток,- и уже обращаясь к сидящим рядом соседкам,- бабы, разберите по сабе курей, кому скольки надоть.
   Те согласно закивали головами.
 - Ещё там много одежды справной осталось после тёти Веры,- продолжила Тоня,- всё прогляжу вначале, целую - раздам, на помин души. Так уж вы, бабы, знайте, потом придёте возьмёте.
 - Спасибочки, Тоня, поняли,- ответили те и заверили,- об огороде не волнуйси, подсобим. Осенью приедешь, может даже с мамкой, соберём и картошку и другия овоща, не сумлевайси дажа.
 - Буду рада помощи,- приложила руку к груди Тоня,- я-то в хозяйстве мало что смыслю. Да и мама меня подвела, надо же, ногу сломала, я не решилась её вести сюда на костылях,- посетовала,- теперь сидит, страдает дома, плачет по сестре,- предположила.
 - Как же ты одну-та её оставила,- возмутилась тётка Мария,- немошную?
 - А чего ж мне было делать? Ехать всё равно пришлось. У мамы верные подруги там есть. Одна даже на время жить к нам перебралась,- успокоила её тревогу Тоня.
 - А-а-а! Ну тады ладно!
   Утирая рты и надевая на головы кепки, не спеша, пригибая головы под невысокою притолоку, стали выходить мужики. Тоня заторопилась к ним на встречу, рассчитаться. Женщины поднялись, неспешно направляясь к дому, пришёл и их черёд помянуть усопшую.
   Прежде прочитали-пропели молитву, перекрестились на образа и расселись рядками за длинный стол. Две помощницы, в передниках и тёмных платочках, бесшумно, соответственно скорбному событию, разнесли и раздали в пригоршенки, как уж водится, по ложечке кутьи, и все, неуклюже, роняя рисинки, но тут же аккуратно подбирая, ссыпали в приоткрытые рты. Затем подали отварную, горячую картошку и кислый мучной квас, следом пышные дрожжевые блины с липовым, текучим мёдом. Наполнили большие, общие мисы наваристыми щами и все, подставляя под капли с ложек ломтики ржаного хлебца, зачерпнули не менее трёх раз, так уж положено. Потом настал черёд янтарной от жира куриной лапши, гороховой густой каши, гречки с жареными грибами, солёной сельди под луковыми кольцами, сдобренной подсолнечным, густым духовитым маслом. Пирожки с капустой, конфеты, яблочки ранние, всё кушалось с аппетитом и удовольствием. Выпили и по три рюмочки свойской, как же без этого. Постепенно щёчки у всех раскраснелись, глазки заблестели. Голоса стали громче, разговоры продолжительнее, не одной фразой. Стали насытившись отваливаться от стола, но никто не торопил, не подгонял, а наоборот, Тоня уговаривала всех кушать, поминать тётю и постепенно разговоры за столом пошли только о ней.
 - Хорошая женщина была твоя тётя, Тонечка, мудрая!- со вздохом произнесла соседка, жившая через три дома,- и хозяйство в руках держала крепко!
 - А помните, бабы, как она нам гадала? Дар у ней был! Ворожея! Точно! Говорила всё в масть!- добавила невестка тётки Марии,- чирьи заговаривала, «ячмени», бородавки, да и привороты делала. Гальке вон мужука от разлучницы вернула, отвела, отшептала. Правда, Галька?- спросила она полную курносую молодую женщину, жующую пирожок.
   Та согласно замотала головой.
 - А я-та животом маялася, бывало ча так схватаить, тольки дяржися, волком прям выла,- вспомнила старушка Фёкла,- так вить жа сбор травяной подготовила Захаровна мене, посля как рукой сняло!
 - Вота я интересуюся,- задала Тоне вопрос тётка Мария,- у матри твоёй такой дар имеется, аль нет?
 - Не имеем,- ответила ей Тоня и пояснила,- у бабушки был и тёте достался, ни повезло в этом ни маме, ни мне. А может наоборот, хорошо как раз. С таким-то бременем тяжко жить. Видеть и понимать то, что другим не дано.
 - Она конешна, Вера-та, тайнов много знала,- заметила тётка Мария,- тяжко их носить-та было.
 - Надоть таперя за упокойницу молиться много, в церкву ходить,- вздохнула старушка во всём чёрном, сидящая в уголке под образами, видимо монашенка,- што ба душа её, стало быть, успокоилася на том-та свете. Сами ведь понимаетя, привороты-отвороты, эта всё неправильна, а ещё заговоры, да нашёптывания, к примеру на воду, не по- христиански будить. Богопротивно, думаю. Много нечисти крутилось значить рядам, для простого-та человека опасна! Кому не доведися страшно! Уж я за неё помолюся усердно.
 - Ну кисель-та подавать али ещё посидите?- спросила, перебив монашенку, молодая женщина в переднике.
 - Не торопися, Люба, успеется, посидим ещё, куды спяшить-та,- ответила ей тётка Мария и та скрылась за занавеской кухни.
   Именно в этот самый момент, дверь открылась и на пороге появился молодой, лет тридцати мужчина. Его взгляд встретился со взглядом Тони и щёки её зарделись, а он смущённо опустил глаза.
 - Здравствуйте всем,- сказал,- вы ещё не закончили? Я за женой зашёл.
   Люба появилась вновь, развязывая фартук:
 - Ну вы уж тут без меня обойдётеся, пойду домой.
 - Никаких пойду! Садитесь-ка оба к столу,- встрепенулась Тоня, и уже обращаясь к мужчине,- ты что, Костя, не хочешь Захаровну мою поминуть? Помнишь, как она нас привечала, угощала, а сколько интересного рассказывала? Счастливый брак нам нагадала, помнишь?
 - Да ты ж уехала и с концами, лет десять мы не виделись, так? Какой уж тут брак! - пристально посмотрев на Тоню, ответил ей Константин и присел к столу,- ну, помянем доброго человека. Пусть земля ей пухом будет!- он залпом выпил рюмку и принялся закусывать.
   Люба, о чём-то размышляя тихо сидела рядом, опустив голову, видимо притомилась за день. Вскоре поминальщицы попросили киселя, что говорило о завершении трапезы. Кисель был густой, нарезанный на тарелке ромбиками, все брали эти кусочки ложками, крестились, и после молитвы покидали скорбное мероприятие.
 - Можить к мене ночевать пойдёшь? Боязно, поди будить?- предложила Тоне тётка Мария,- наговорили тута всякого.
 - Да что вы! Тётя Вера меня пестовала, няньчила, нечего бояться! Да и лягу я не на её постель, а на диван. Вон думку возьму, да покрывалом укроюсь,- и призналась,- хочу ещё семейные фотокарточки поглядеть.
 - Ну, тады, ладноть.
   Молодые женщины засуетились убирая со столов, перемывая в тазике посуду, выплёскивая помои и протирая стаканы.
   Люба нет-нет, да и бросит тревожный взгляд в сторону беседующих, неспешно, Тони и Константина. А они увлеклись воспоминаниями, кажется забыв об окружающих. Только и слышалось:
 - А помнишь, а ты помнишь...
   Ну, наконец, шкафчики закрыты, всё убрано.
 - Пошли домой што ли, а? Кость?
 - Ты пожалуй иди, Любаша, я немного посижу, поговорим с человеком, десять лет не видались, и приду.
   Супруге не понравились такие отговорки, но делать нечего:
 - Ну, ну,- только и произнесла Люба.
 - Большое спасибо за помощь, я очень благодарна,- привстала со скамейки Тоня, не желая прерывать интересный разговор.
 - Не за что,- дверь резко закрылась, чего, кстати, собеседники даже не заметили.
 - Я тебя вначале ждал, надеялся, думал рано или поздно приедешь. А ты ведь и на мои письма ни разу не ответила. И из армии я писал,- попенял Тоне Константин.
 - Да? А я вот ни одного не получала. Думала сначала, что забыл. Потом узнала, мать с тётей замыслили разлучить нас. Решили, что мы с тобой не пара, что нечего мне больше делать в деревне, в общем - сговорились. Мать как-то сказала:
 - Возраст у них такой, как бы грех не вышел, глаз да глаз нужен.
   Тётя Вера выразилась, как сейчас помню:
 - У Антонины планида по жисти другая и тама оне не паруются с Костькой. Проставатай он дюжа, сельскай паренёк. Найдёть сабе призямлённаю, попроще, Тонькя пущай науки постигаить.
    Сама стала к нам приезжать, или мама к ней ездить. Я-то рвалась в село, а они запрещали, меня оберегали. А от чего Костя?- Тоня открыто, прямо посмотрела мужчине в глаза,- от любви нашей, так?
 - Выходит, что так,- сразу охрипшим голосом ответил он.
   Тоня поднялась с лавки, прошла, кутаясь в платок, будто враз замёрзла и остановившись у окна, глядя куда-то в темноту, через стекло продолжила:
 - Я закончила институт, осталась работать на кафедре. Живу с мамой. В общем ничего, нормально живу.
 - А я,- признался откровенно Константин,- ждал, что ты объявишься несколько лет после армии, да потом родители уж настояли, женился. Два пацана у нас, погодки. Так-то.
   Помолчали.
 - Ладно,- первой, вздохнув заговорила Тоня,- чего уж теперь? Всё хорошо в конечном итоге сложилось. У меня любимая работа, у тебя - дети. Рада была повидаться. Ступай домой, я устала, прямо с ног валюсь.
 - Я тебя увижу ещё?- взволнованно спросил Костя.
 - А надо ли?
 - Да сразу так не всё вспомнишь, о чём хотелось бы поговорить,- с надеждой произнёс он.
 - Потом, всё потом, может позже. Да в общем-то и не к чему теперь. Иди уж, жена заждалась,- с нетерпением указала ему на дверь Тоня.
   Лёжа на диване, она вспоминала их встречи, поцелуи, приятные моменты общения. Но, странно! Вспоминала спокойно, без эмоций. Не трогала встреча эта, не бередила.
 - Какой-то он стал мужиковатый! - огорчённо подумала Тоня.
 - Значит всё прошло, перегорело! И не нужно ждать душевных томлений, их уж не будет.
   Наконец глаза Тони смежил сон, дрёма навалилась на веки, однако, засыпая услышала вдруг тихие крадущиеся шаги вдоль дома. Кто-то шёл, осторожно ступая, и только слышен был хруст кусочков кирпича, да обломков обсыпавшейся с фундамента штукатурки, под ногами идущего.
 - Господи! Кто это! - в страхе зажалась под покрывалом Тоня.
   Холодный свет луны, пробиваясь через прикрытые только короткими шторками-задергушками окна, освещал комнату. Проникая через одно окно, преломлялся у пола и освещал прямоугольником бельевой шкаф. Через другое окно, так же - печку. А вот через третье, ломался лунный свет у пола и ложился ровным прямоугольником на кровать покойной Веры Захаровны. Именно в этом потоке света и появилось нечёткое, колышащееся очертание чёрной фигуры. Будто она улеглась на ложе и замерла, не шевелясь. Страх сковал Тоню. Она в ужасе зажмурила глаза!
 - Нечисть! Господи! Оборони!
   Когда, через некоторое мгновенье решилась взглянуть - никого не было. Лунный свет, да давящая тишина! Ни звука!
 - Что бы это могло быть? Неужели правду монашка говорила? - с ужасом недоумевала молодая женщина, но ответа не находила, а усталость брала своё и вскоре забылась Тоня тревожным сном, полным нелепых видений и ярких вспышек.
   Подхватилась Тоня, вскочив с дивана, от резкого стука в дверь. Накинув халатик, выскочила в сени, и оказалось, что это тётка Мария привела покупателя на подсвинка, потом подъехали на тракторе за сеном. Ах, да! В деревне встают рано! Ну и закрутилось, завертелось, о ночном приключении забылось. В суете да колготе прошёл день. Вспомнила о своих страхах женщина уже ближе к ночи. Да собственно ночь опять не принесла отдохновения. Ближе к полуночи, когда окончательно затихло село и погрузилось в сон, послышалось шарканье, скрип, поскрёбывание, постукивание. Тоня прижукла на диване, не зная, что уж и предположить.
   Привидение? Не верилось! Её явно что-то пугало, какая-то чертовщина!
   Неожиданно резко по стеклу провезли чем-то острым и от звука этого волосы на голове несчастной, запуганной женщины, встали дыбом.
 - Мамочки!- прошептала она и перекрестилась.
   Звук повторился и Тоня, не  решившись взглянуть в ту сторону, в ужасе свернулась комочком, её трясло. Страх! Холодный, липкий, враз сделал влажными ладони рук, бисером пота осыпал лоб! Однако, краешком глаза всё же увидела Тоня то, что привело женщину в трепет.
   К окну прильнуло, вглядываясь внутрь, мертвенно-бледное, неживое, раскосое лицо то ли с чёрными, а может синими губами. Длинными металлическими когтями, оно ещё раз процарапало стекло. От этого звука, который она не переносила с детства, рот наполнился слюной, скулы свело, сердце гулко колотилось!
   Вдруг, метнувшись в простенок между окон, это Нечто, враз исчезло.
   Обессиленная Тоня зарылась головой в подушку.
   Утром она размышляя пришла к неутешительному выводу, что сказать о ночных приключениях никому не сможет. Её не поймут! А того хуже забоятся следить за домом и огородом, когда придётся уехать, станут обходить стороной. Посчитают ещё, что место проклятое, дело тут нечисто, ну, как обычно в селе бывает. Этого она не могла допустить. К тому же рано или поздно, а дом придётся продавать. Надо молчать! Однако уехать ей захотелось немедля, да нельзя. Кто же кроме неё организует поминки, закажет панихиду? То-то и оно, что некому.
   Целый день Тоня перебирала вещи, откладывая те, что должна раздать людям. Просматривала фотокарточки, подбирая подходящую на будущий памятник. А вечером зашёл Константин. Остановился в дверях в нерешительности:
 - Можно я с тобой посижу?- спросил.
   Она неопределённо пожала плечами, но указала на стул. Говорили о разном, смеялись, вспоминая, то приключения на реке, то поездку на лошадях в ночное. Пришли к выводу, что здорово было, молодость, любовь - чего тут скажешь? Попили чаю и Константин, взглянув на ручные часы, откланялся. Тоню он немного развеселил, разговор прибавил ей храбрости и, до самого сна улыбка не сходила с губ её. Ну а ночью началось невероятное. Странные тени метались за окном, скреблись, постанывали, завывали, пытаясь открыть входную, заложенную на крючок, дверь, трясли её.
   Тоня забеспокоилась:
 - А вдруг оно откроет? И что тогда? Убьёт меня? - от одной этой мысли ноги становились ватными.
   Долго шуршали с глухой стороны дома, где-то, кажется возле сарая. Слышно было, как громыхает лестница, приставленная к стене, на неё видимо лезли, карячились, громоздились, она тёрлась по железу крыши. Однако стихло. Через некоторое время, уже за окном, увиделся отблеск огонька свечи, описал в воздухе дугу, замер, нарисовав крест, и снова всё мгновенно стихло.
 - Мне бы одну только завтрашнюю ночь продержатся,- тяжело и опустошённо подумала Тоня,- а там поминки и домой! Нет сил больше!- и ещё пришла мысль, - если бы хотело убить, давно бы убило. Выживает меня нечисть! Не уж-то тётя моя так нагрешила? Это жутко!
   Утром, обойдя дом, обнаружила Тоня кусок белой тряпки, висящей на ступени лестницы, точнее клок, выдранный ржавым гвоздём.
   Находка вселила надежду! От души немного отлегло.
 - Прости меня, тётя Вера, за сомнения мои!
   Это уже что-то, доказательство! Видимо от одеяния, значит это человек, он рядится, чтобы пугать и его можно попробовать изловить!
   У Тони родился план действий. Чем сидеть и дрожать в доме, лучше подкараулить Приведение, как она назвала неизвестное существо, и попробовать разобраться с ним.
   Ближе к полуночи, покрыв голову тёмным платком, одевшись во всё чёрное, чтобы стать невидимой в ночи, взяв электрический фонарик и вооружившись скалкой, Тоня потихоньку покинула дом. На диване предусмотрительно оставила грудой одеяла, придав им форму спящего человека. Прокравшись во двор, к лестнице, она прикатила берёзовый чурбак и уселась на него возле сарая, скрытая от посторонних глаз поленницею дров. Принялась ждать.
   Постепенно ветер усиливался, раскачивая деревья. Вдалеке небо высвечивалось всполохами молнии, слышались раскаты грома.
 - Ну и ночка, ещё гроза приближается! Да-а-а! Детективная история получается!
   Примерно через час Тоня почувствовала присутствие постороннего и вдавилась спиною в поленницу, крепко сжав в руке скалку. Кто-то осторожно шёл вдоль дома и, вывернув за угол, оказался внезапно освещённым грозовой вспышкой. Это был человек! Невысокий, одетый в белый балахон, повидимому из простыни. Он шустро принялся взбираться вверх по лестнице, цепляясь за крышу подтянулся до трубы и, наклонившись над нею, сделав руки воронкой, принялся завывать на разные лады в её чрево!
 - Представляю, как сейчас страшно в доме! Бедная я! - с ужасом подумала Тоня.
   Но вот человек, насладившись ором и предвкушением страха жертвы, стал осторожно спускаться-сползать по старенькой, вихляющейся лестнице, щупая ступеньки ногою. В тот момент, когда оставалось только спрыгнуть на землю, Тоня подкралась и нанесла удар под колени Привидению, держа скалку плашмя. Ноги подломились и он рухнул вниз, скрючившись от неожиданности. Резким движением, воспользовавшись минутной беспомощностью, Тоня крепко схватила ряженого за шиворот и поволокла к дверям дома. В это время крупными каплями по спине застучал дождь, раскаты громыхали прямо над головой и молния, часто сверкая, освещала жуткую сцену предстоящего возмездия.
   Затащив в кухню, Тоня кинула Привидение на пол и закрыла дверь на крючок, боясь, как бы не очухалось и не вздумало бежать. А оно, распластавшись на полу, закрыло руками в перчатках лицо.
   Отдышавшись и нависнув буквально над поверженным врагом Тоня, еле сдержалась, чтобы не дать пинка:
 - А ну, открой лицо и вставай! Хочу посмотреть, кому я дорогу перебежала, что меня взялись со свету сживать.
   Но ряженый только сильнее втянул голову в плечи, неуклюже заелозив по полу.
 - Что ж, тогда придётся соседей позвать, да участкового, пусть разберётся. Это ж уголовное дело!- как бы в раздумье произнесла Тоня.
   Человек тяжело вздохнул, нехотя, обречённо поднялся с пола и опустил руки.
   Тоня отшатнулась! Лицо было не узнаваемо! Кто это? Размазанные полосы засохшей зубной пасты, чёрной туши и синих теней, смешанные со слезами - зрелище жуткое!
   Подтащив к рукомойнику, Тоня, держа за шкирку, умыла ряженого. Открытие её ошеломило:
 - Лю-ба? Ты-ы? Не ве-рится! - Тоня опустилась в изнеможении на стул,- за что же так со мной?
   Как-то сразу навалилась усталость и безразличие, сказалось нервное напряжение последнего времени и неделя почти бессонных ночей.
 - А ты не замай чужого мужика! Не замай!- хрипло, глядя себе под ноги, пробурчала Люба,- не твоё!- и уже подняв голову, уверенная в своей правоте, выкрикнула,- у нас дети, семья!
 - Да разве ж я покушаюсь на вашу семью?- Тоня аж подпрыгнула на стуле,- да мне дела нет до вас! Что было, то было, десять лет назад. Не нужен мне твой муж, как ты не поймёшь, не люблю я его, дойдёт ли до тебя?- Тоню всю трясло.
 - Тебе может и не нужен, а он-та весь исказнился! Не спит, ходит из угла в угол! Курит и курит! С детьми не возится, безразличный стал и ко мне. Ночью шепчет:
-Тоня! Тоня!
 - Каково мне? Уезжай ты, Христа ради! Дай нам спокойно жить!- выпалила, сжав пальцы рук, Люба.
 - Во дела! А я и не знала, общалась по-дружески,- покачала головой, приходя в себя Тоня,- уеду, угомонись! Завтра, да нет, уже сегодня, поминки проведу и уеду.
   Помолчали, думая каждая о своём, пытаясь осознать услышанное, но чувствовалось, что у обеих отлегло от души.
 - Прости меня, Тоня, глупую, не серчай, прости,- Люба неожиданно кинулась целовать и обнимать соперницу,- я хотела испугать тебя, чтоб ты бежала без оглядки! Больше ничего! Честное слово!
   Потом долго говорили, говорили обо всём. Дождь, меж тем закончился. Занимался рассвет нового дня.
 - Пора тесто заводить, блины печь,- устало вздохнула Тоня.
 - А я помогу тебе, вместе быстро справимся, а в храм попросим сходить тётку Марию,- Тоня согласилась.
   Ближе к вечеру пришли человек пять старушек, сидели - поминали Веру Захаровну.
   Люба разливала лапшу, когда тётка Мария спросила Тоню:
 - Ну как ты тута спала-ночевала? Призраки не наведывалися, не пужали?
   Рука с ковшом на миг замерла над миской.
 - Как же, было одно привидение, куда же без него!
   Рука с ковшом мелко затряслась.
   Старушки напряглись, стали креститься.
 - Да я ж с ним поговорила,- продолжила Тоня,- пристыдила, оно и убежало!
   Лапша из ковшика вылилась в мису, старушки, поняв шутку Тони, захихикали, прикрывая рты платочками.
   Этой ночью, впервые, кажется за много дней, спала Тоня безмятежно и спокойно. Утром, побывав на кладбище, постояв у могилы тёти Веры, и мысленно поговорив с ней, подхватила сумки и заперев дом отправилась на автобусе в город. Домой. Восвояси.

Не замай! - не притрагивайся, не трогай.
Восвояси - обратно, туда, откуда пришёл.
Богопротивно - греховно, богомерзко, грешно.