Княжна Сарым. Глава V. Хызыд толы

    Проснулась я поздно, совершенно разбитая, голова болит, глаза слипаются. Хотя никаких ужасов после этой странной ночи мне не снилось, видимо, мозг отверг саму возможность обдумывания встречи с загадочной женщиной. Олеси в палатке уже не было, наверное, ускакала на раскоп снимать показательное нахождение артефактов, как обещал вчера Селиджек. Я высунулась из палатки. Было уже позднее утро, в лагере почти никого не осталось, только у "обеденной залы" пара человек собирали посуду. Мне немедленно захотелось кофе. Должно же у них остаться хоть немного.

    Кофе мне налил в пластиковый стаканчик один из незнакомых мне археологов, угрюмый мужик средних лет, чем-то неуловимо напоминавший Снегирёва. Я поблагодарила, уселась на раскладной стульчик и всё-таки вернулась мысленно в минувшую ночь. Н-да, дела... Кого я там видела - на самом краю могилы - призрака или живую женщину? И хотя я прекрасно понимала, что никого, кроме экспедиции и нас, тут быть не может, но продолжала втайне надеяться, что, может, мне просто померещилось. Ага. И слуховые галлюцинации пошли. Что там Эдик говорил про ах толы?.. Так. Стоп. Эдик. Вот кто мне нужен. Может, хоть внук шаманки сможет мне внятно объяснить мои глюки. Да и про "сарым" я что-то вчера от него ничего не узнала. Точно, надо найти Эдика, надеюсь, он не на раскопках. Я обернулась к угрюмому мужику и его напарнику, явно разнорабочему, с круглым лицом и в дурацкой бейсболке.
    — Простите, вы не подскажете, где мне найти Эдика Алыгбаева? — поинтересовалась я у них. "Кепка" скривился, а угрюмый буркнул:
    — В фургоне.
    — Спасибо, — я допила кофе и, выбросив стаканчик в мешок для мусора, направилась к фургону. В спину мне донеслось бурчание:
    — И что все девки в нём находят? Мёдом там у этого Эдика, что ли, намазано?
    — Тьфу, — сплюнул второй голос, — коневод вшивый. И хвост как у коня отрастил.
 
    Вот так так, подумалось мне, а Эдика тут здорово не любят, по крайней мере, некоторые. Сильно не любят, аж до какого-то шовинизма. Видно, и впрямь отличался внук шаманки от простых русских работяг-копателей.
Эдика я действительно обнаружила в фургоне, и был он не один. За столиком сидела Катя и распечатывала на небольшом принтере фотографии с раскопок, а Эдик сидел рядом и ласково, чуть дыша, перебирал её длинные русые волосы. Лицо его было мечтательным и задумчивым, а у Кати чуть заметно розовели щёки. Нарушать эту идиллию казалось форменным кощунством, но делать нечего. Я откашлялась как можно громче. Катя вздрогнула и вспыхнула как маков цвет, а Эдик недоуменно воззрился на меня.
    — Сарым, — поприветствовала я его. Эдик нахмурился, потом резко обернулся к Кате:
    — Катюш, прости, но тут дело серьёзное.
    Катя удивлённо подняла глаза. Эдик был сумрачен, как грозовая туча. Мы вышли наружу.
    — Вот чего тебе понадобилось? — набросился он на меня.
    — Ответы кое-какие, — в тон ему прошипела я, — ты мне вчера, кажется, сказал далеко не всё.
    — Вот ведь... — Эдик явно хотел выругаться, но отчего-то передумал. — И что же тебя тревожит?
    — Что такое "сарым"? — в упор глядя на него, поинтересовалась я.
    Эдик помолчал, достал сигарету, закурил.
    — Сарым... В переводе с тюркских языков это "жёлтый" или "золотой".
    — А как имя это слово могли использовать?
    — Могли, — Эдик всё пристальнее вглядывался в меня, — так могли назвать человека, желая ему богатства.
    — А женщину? — не унималась я.
    — Могли и женщину... что-то я не пойму, куда ты клонишь...
    Я решила идти ва-банк.
    — Женщина. Возможно, хакаска. Очень прямая спина, высокая причёска, длинная тёмная одежда... — пока я говорила всё это, Эдик мрачнел всё больше и больше, желваки на скулах так и ходили ходуном. Чёрные глаза метали молнии. Смотреть на него становилось всё страшнее, но остановиться я уже не могла.
    — Так могли так назвать женщину? Тем более, что золота в могиле, как я поняла, нет?
    Эдик глубоко вздохнул и закрыл глаза.
    — Кто тебе рассказал о ней?
    — Никто, — я попыталась усмехнуться, но вышла какая-то болезненная гримаса, — я её видела. Там, — я махнула рукой в сторону раскопа. — Когда... хм... подменяла тебя.
    Эдик слушал с каменным лицом. Наконец, он затушил о землю бычок и опять воззрился на меня. Я решила проверить одну свою гипотезу, родившуюся только что.
    — Ты ведь тоже её видел.
    — Видел, — он как-то совсем просто кивнул, будто решив что-то для себя, — видел, и не раз.
    — Кто это?
    — А ты готова послушать страшную сказочку? — Его улыбка напоминала оскал.
    — Валяй.
    — Ну что ж, раз ты такая упёртая... Но предупреждаю, это уже даже не из области легенд, а скорее из области мифов, из тех древнейших... преданий, что сохранились у хакасов. Мне о ней рассказывала бабушка, Ызырга-пиче. Короче. В незапамятные времена у хакасов был каган, ну, князь по-вашему. И была у него жена, из тех краёв, где сейчас находится Монголия. Звали её Сарым. Была она не только очень красива, но и умна. При кагане она стала шаманкой, а была она очень сильной шаманкой. Многих духов слушала она, вызывала дождь, помогала бесплодным женщинам забеременеть, снимала порчу с людей и скота. Только недолго длилось её служение людям. Как-то раз во время транса повстречала она самого Эрлика*. И отвратил владыка подземного мира Сарым от дел добрых, но пообещал великую силу. Не устояла Сарым перед искушением, повелась на посулы Эрлика. И сила пришла к ней огромная. И вот как-то раз завладела она одним из духов, подручных Эрлика, сильным духом. Обычно бывает наоборот: дух овладевает человеком, и тот становится бесноватым, одержимым. А Сарым крепко держала духа. Мощь её стала поистине необоримой. И держалась она на крови, ведь те шаманы, что приносили жертвы духу, приносили их, получается, самой Сарым. Люди стали бояться её, вечным было наложенное ей проклятье, и снять его было не под силу никому из шаманов. Сам каган трепетал перед своей женой. Но и это время не продлилось долго. Прознал Эрлик про пленение своего подручного и в гневе своём убил Сарым ударом молнии, убил ту, которой сам же и даровал всевластие. Похоронили Сарым в большом кургане, люди и после смерти боялись и почитали её... — Эдик перевёл дух, закурил ещё одну сигарету и добавил:
    — У меня есть все основания полагать, что мы нашли именно курган княжны Сарым. И если это так... а это так, поверь, то раскопки наши до добра не доведут. Такие, как она, не прощают осквернение своего последнего пристанища. Я попытался, как мог, объяснить Снегирёву, но... сама понимаешь. Я видел призрак её пару раз... но если уже и ты видела... Не знаю, чем это всё может закончиться. Тем более, — он поднял глаза к небу, — сегодня будет опасная ночь. Так, ладно. Это всё может быть, а может и не быть.
    — Эдик, — я тронула его за рукав, — я сейчас, наверно, скажу редкостную чушь, но я хочу пробраться ночью на раскоп. С Максом и камерой. И попытаться заснять эту... эту вот... ну, Сарым...
    — И думать забудь, — оборвал меня Эдик, — ты даже не понимаешь, с чем связываешься. Если это действительно она, то вы там будете в смертельной опасности. Да, и кроме того, сегодня дежурит Сеня, а с ним ты не договоришься. Это цепной пёс Снегирёва, с ним даже я лаяться не буду. Забудь это всё. Я вижу, тебя серьёзно зацепило, но поверь мне, не рискуй понапрасну. Мне с этим курганом никто не верит, ну, может, Селиджек, но уж тебя точно высмеют.
    Н-да, тут он прав. Даже не представляю, как я буду объяснять Максу... ну и вот что у меня в голове? Господи, сама же ночью чуть коня не двинула со страху, а всё туда же... Хотя Олеся, возможно, мне и поверит, всё-таки после той истории** у нас стали более серьёзно относиться ко всякой паранормальщине. Нет-нет, Эдик прав. Пусть эта жуткая княжна Сарым посещает ночами свою гробницу, а я туда больше не пойду. Незачем.

    Распрощавшись с всё ещё настороженным Эдиком, я поплелась в палатку. Сказки сказками, страшилки на ночь, это всё, конечно, хорошо, но и на работу нельзя совсем уж забивать. Надо вчерашние максовы вечерние съёмки загнать, да и Олеся, наверно, скоро вернётся, будем клеить очередной репортаж. Ещё и комп надо подзарядить... работы хватит. На раскопки я твёрдо решила не ходить.

    День прошёл, как и предполагалось. Мы с Олесей смонтировали аж целых два сюжета, впрок, она восторженно и в красках расписывала мне, как они "нашли" какой-то черепок, и как Макс всё это здорово снял, и диадему они тоже подсняли (красивая, кстати. По серебряному ободу, извиваясь, скакали невиданные звери, а над ними вставало то ли солнце, то ли луна, обрамлённая ещё одним кругом), и вообще съёмки шикарные, Селиджек умничка, да и мы с тобой, Юлька, тоже хороши до трепета душевного. Я не возражала, иногда подзуживая её, а внутри меня словно расплетался какой-то тугой и холодный комок. Как же хорошо всё-таки жить обычной, пусть и походной жизнью, не бояться чужих ночных призраков и не ждать беды от убывающей луны. Теперь эдиковы легенды казались мне просто страшной сказкой, которую рассказывала своему маленькому внуку почтенная Ызырга-пиче. Время шло к ужину.

    На ужине, опять состоявшем из консервированных голубцов и чая, атмосфера была более раскованная, чем вчера. К нам уже попривыкли, а Снегирёв где-то задерживался, может, никак не мог расстаться с раскопом. На ужине его не было, и за столом звучали шутки, Селиджек незаметно приобнимал Олесю за талию, а та, заливисто хохоча, вместе с Максом вовсю травила телевизионные байки. Только Эдик, сидевший недалеко от меня, взволнованно оборачивался и что-то бормотал себе под нос. "Гроза будет", — услышала я и подняла голову вверх. Небо, уже окрасившееся лиловым, было абсолютно чистым, ни облачка. Ветер, правда, немного усилился, но был тёплым. Я выбросила из головы эдиковы прогнозы и налила себе ещё чаю.
Через минут двадцать, когда уже стало смеркаться, Сеня (им оказался тот самый мужик в кепке), пожелав всем спокойной ночи и прихватив фонарик, отправился сторожить раскоп. Снегирёв так и не появился, и археологи начали недоумённо переглядываться. Эдик мрачнел с каждой минутой, но кроме меня этого никто не замечал. Мы уже собрались было расползаться по палаткам, как вдруг увидели бегущего к нам Сеню. Лицо его выражало неприкрытый ужас, он нелепо размахивал руками, что-то крича. Кепку свою он где-то потерял. Все обеспокоенно стали подниматься ему навстречу, Селиджек одним движением перескочил через столик, пытаясь поймать насмерть перепуганного коллегу, Катя ошарашенно моргала, прижав руки к груди, а Эдик... Он, не отрываясь, смотрел на небо. Оно стремительно затягивалось тучами. Ветер ощутимо усилился и стало холодать.

    Наконец до нас добежал Сеня и почти рухнул на руки Селиджеку. Был он бледен, его трясло, и мы поначалу никак не могли разобрать его слов, пропадающих в сбитом дыхании.
    — Там... Там... Виталий Аркадьевич... затягивает...
    — Сеня, Сеня, — Селиджек был взволнован, но пытался успокоить несостоявшегося сторожа, — что такое? Успокойся, вдохни пару раз. Что случилось?
    — В-виталий... Арк... Аркадьевич... он... его затягивает в могилу!
    На этих словах Эдик побелел как мел и сорвался с места. И, словно очнувшись, все замельтешили, забегали, краем глаза я увидела, как Макс рванул к фургону. Олеся тоже подорвалась, да и я сидеть не осталась. Внутри меня словно чугунный шар упал, лицо будто ожгло горячим ветром. "Вот она, — прошептало что-то в голове, — вот она, та беда..."

    Все уже бежали к раскопу. И словно в насмешку, усиливался и леденел ветер, дующий в лицо и почти сбивавший с ног. Тучи уже набрякли и почернели, но они не висели на небе тёмными громадами, а тоже вертелись в каком-то дьявольском танце. Прорваться через ветер к раскопкам становилось всё труднее, но мы добежали... дошли сквозь воющий свист. И когда мы увидели могилу, кровь застыла у нас в жилах.

    На краю раскопа, скрытый почти по пояс, судорожно дёргался и сипло ловил ртом воздух Виталий Аркадьевич Снегирёв. Панама его слетела, очки тоже, он нелепо махал руками и, похоже, не имел сил даже кричать. Нижняя половина его тела была в земле, и земля эта, странно пересыпаясь, действительно затягивала его к себе в недра. Мы остолбенели, но резкий порыв ветра чуть не швырнул всех на землю.
    — Зыбучие пески, — потрясённо прошептал Селиджек, — господи, это же зыбучие пески... Я такое в Гоби видел...
    — Это невозможно, — хрипло отозвался Алексей, огромный бородач, громче всех смеявшийся над Олесиными байками, — здесь нет песков. Никаких...
    Селиджек кивнул, не отрывая глаз от задыхающегося Снегирёва. Тот яростно извивался, пытаясь выбраться из ловушки. Вдруг Селиджек закричал что есть мочи:
    — Виталик! Не дёргайся! Мы тебя вытащим! Главное, не дёргайся! Это зыбучие пески! Чем больше ты двигаешься, тем сильнее они затягивают! Не шевелись! И успокойся, мы тебя вытащим!
    Но Снегирёв как будто не слышал его, ещё сильнее конвульсивно изгибаясь. Селиджек, выматерившись, бросился к нему, и туда же побежал, сгибаясь от ветра, наш Денис. Резкий порыв сбил Селиджека с ног, и он откатился назад к остолбеневшей бригаде. Ден, превозмогая хлещущий даже не ветер уже, а шторм, тем не менее добрался до несчастного Виталия Аркадьевича, схватил его под мышки и потянул вверх. Ветер хлестнул Дена что есть силы, но наш невысокий худосочный панк оказался на редкость устойчивым. Стиснув зубы, он продолжил тащить обессиленное тело. С губ Снегирёва сорвался измученный стон. И в этот же момент с клубящегося неба сорвалась ветвистая молния и с грохотом ударила в один из близлежащих камней. В её мгновенном, ослепительном свете нам открылась вся жуткая картина.
    ...Снегирёв с закрытыми глазами, из носа и уголков рта струится кровь...
    ...Ден, закусив губу, тащит Снегирёва, а самому ветер в лицо швыряет острые клубки сухих степных трав...
    ...Олеся, лежащая навзничь, светлые волосы засыпаны взметнувшейся пылью, и Селиджек, прикрывающий её своим телом от визжащих завихрений...
    ...Макс, ничком, одной рукой держится за камень, другая сжимает камеру (вот зачем он в фургон бегал... информационный оператор, профессионализм не пропьёшь)...
    ...Катя, сжавшаяся в комочек за оградкой, руки закрывают лицо, её трясёт, и скорее всего не от холода...
    ...Эдик... Эдик лежит на спине, длинные волосы разметались по плечам и земле, глаза закатились, и на смуглом красивом лице жуткими бельмами смотрятся голубоватые белки; он конвульсивно изгибается и что-то бормочет... шаман, впавший в транс...
    И надо всем этим в чёрном просвете неба, среди беснующихся косматых туч выл и хохотал хызыд толы — месяц с перерезанным горлом.


*Эрлик — в верованиях хакасов и алтайцев властелин подземного мира, главный антагонист верховного светлого бога Ульгеня
**отсылка к произведению "Три дня"



Продолжение: http://www.proza.ru/2015/02/25/1155