Внучёк

     Нина захлопнула книгу: солнышко, такое ласковое с утра, к полудню начинало припекать.
Яблоня, в тени которой расположилась Нина, уже не спасала: «Нужно собрать яблоки, - вставая, подумала она, - мама ещё вчера меня об этом просила». Нина огляделась: в траве лежали бело-розовые яблоки,  ими было усыпано всё пространство под яблоней: «Скатерть-самобранка  из травы, а на ней всё это изобилие! Красиво! – Нина залюбовалась прелестной картинкой, -  чем не натюрморт?  Только живой! Так и хочется откусить эту атласную щёчку с розовым румянцем!»
Рука девушки потянулась к близлежащему яблоку. Она уже собиралась осуществить своё намерение и откусить розовый бочок яблока, как увидела на нём  большого красного муравья. Муравей, почуяв опасность, тревожно зашевелил усиками, засуетился, ища путь к отступлению. Нина усмехнулась: «Ну вот, чуть не съела беднягу!»
Она ловким щелчком сбила муравья с яблока, проследила глазами за его полётом.  Увидела, как муравей, оказавшись в спасительной траве, стремительно убегает прочь. Нине почему-то стало жаль испуганного  муравьишку: «Вот так и люди-человеки, как этот муравей,  получат толчок, пинок, щелчок от судьбы и летят стремглав, не зная, где очутятся и что с ними будет дальше. Зачем я так с ним? - упрекнула она себя, - могла бы быть и деликатнее».  Откусывать от яблока ей расхотелось. Нина взяла большое ведро и стала подбирать упавшие яблоки, и скоро ведро было наполнено до краёв. Она пошла, чтобы отнести собранные яблоки и  вернуться за остальными. Высыпая яблоки в угол поветки, вспомнила слова матери, которая не уставала ей повторять: «С яблоками нужно обходиться осторожно. Это плод нежный: что-то не так – долго лежать не будет!» А те, которые собирала Нина сейчас, требовали сверх осторожности: сорт  розовая столовка был чувствителен даже к лёгкому нажатию пальцев. Мать сама распределит, какое яблоко на что сгодится: те, что целее – отнесёт на рынок или раздаст соседям, остальные - съест прожорливый поросёнок. Нина смеялась, говоря, что поросёнок порозовел от розовых яблок, и, что вместо крови у него течёт яблочный сок. Сам поросёнок  думал совсем иначе и кроме оскомины  на зубах ничего хорошего от яблок не ждал! Нина вернулась в сад, чтобы подобрать остальные яблоки. Заодно, свернула коврик, на котором  только что сидела, прихватила книгу, чтобы всё это унести  в дом.
Она заметила, что травка под ковриком сильно примята: «И тут навредила» - упрекнула она себя. Но уже в следующую минуту, обращаясь к поникшей траве, сказала: «Жить хочешь – вставай! Тебе легче: на следующий год опять вырастешь, а  как быть сломленным людям? Сомнут их обстоятельства, сломает жизнь, а кто поможет им выпрямиться? Люди чувствуют, чаще всего, свою боль, а чужую беду, как говориться, пытаются развести руками».
Нина вздохнула. Она прочитала много умных и полезных книг, и любила иногда поразмышлять о чём-то совсем взрослом, житейском.  Эта любовь к анализу человеческих поступков наложила на характер девушки налёт серьёзности и помогла ей оставить своих сверстников на шаг позади себя. Учителя хвалили Нину за вдумчивость, а подруги укоряли за придирчивость. Но у неё случались и такие вопросы, на которые даже умные книги не могли дать точного ответа. Взять хотя бы их недавний разговор с матерью. Мать зачем-то решила рассказать ей о своей прошлой жизни, о своей семье, родителях, сёстрах. Наверно ей, как и любой  матери, не хотелось, чтобы дочь выросла, не зная своих корней. Много рассказывала о судьбах своих сестёр, о погибшем на войне  младшем и единственном брате Якове. Тётки, при каждом удобном случае, добавляли в копилку её памяти свои версии: от них Нина узнавала  о жизни своих родителей. Так постепенно в её представлении стало складываться целое эпическое полотно жизни её предков. Сколько людей – столько и судеб,  таких не похожих одна на другую!
     Нина, задумавшись, продолжала стоять у полянки с помятой травой. Она заметила, что какая-то травинка уже распрямилась, другая силилась прийти в своё привычное положениение, а была и такая, которая, судя по всему, и не пыталась распрямиться: «Вот и скажи, что мы не похожи!?» 
Нина подхватила ведро и зашагала к дому. Вскоре она уже забыла о смятой траве,  о муравье, с которым обошлась так нелюбезно. Молодость не держится за прошедшее – это удел старости. Но одно событие всё же заставило Нину сделать такой экскурс.
   В воскресение к ним в гости приехала старшая сестра матери, тётка Марфа. С ней был её внук Володя, парень лет двадцати, высокий и какой-то бесцветный:
-Внучёк, в гости ко мне вчера приехал, - рекомендовала его тетка Марфа, - отдохнёт у меня, поможет крышу перекрыть. Черепицу я ещё зимой купила.
 Ничего во внуке тётки Марфы не было такого, за что можно было бы "зацепиться" глазу: «Полинявший какой-то» - окинув взглядом «племянника», определила Нина. Она только перешла в десятый класс, ей было смешно узнать, что этот взрослый парень доводится ей  племянником. Но, что сделаешь: жизнь щедра на подобные сюрпризы!  Это было ещё не всё. Нина хорошо знала, что у тётки Марфы никогда не было своих детей: тогда откуда же взялся внук!?  И, тем не менее, великовозрастной внук стоял перед ними и требовал к себе внимания. Родители Нины встретили гостей радушно, как и было заведено в их семье.  По реакции матери на происходящее, Нина поняла, что эта встреча принесла ей какое-то внутреннее огорчение. Нине молодой гость был совсем неинтересен и она, предупредив мать, ушла к подруге. Когда  вернулась, гостей уже не было, что Нину никак не огорчило.
Она задала матери вопрос, на который сама не могла найти ответа:
-Мам, а откуда у тёти Марфуши внук, если детей у неё не было?
 Мать ответила вопросом на вопрос:
-А ты разве его не помнишь? Вроде бы и не маленькая была в то время: годков пять тебе уже было.
Мать на минуту задумалась, её руки машинально разглаживали на клеёнке несуществующую морщинку. Нина знала эту привычку матери, которая означала, что она «собирается с мыслями» и вот-вот начнёт свой рассказ. Наконец, мать заговорила, начав, как всегда, издалека:
    «Мои отец и мать, а твои дедушка и бабушка, жили тогда под Акмолинском, это северный Казахстан. Мать, Анна Андреевна, оказалась женщиной плодовитой, рожала детей едва ли не каждые два года. Бог давал девочек, а наделы земли получали те, у кого рождались сыновья. Кто-то из новорождённых умирал, а пять девочек, из тринадцати рождённых детей, выжили. И всё же, сын у моих родителей родился – четырнадцатый!  Дал нам Господь единственного братика, - мать всхлипнула, - вот только порадоваться нам долго не пришлось. Погиб Яшенька в первый год Отечественной войны, пропал без вести. Может и живой где? - мать вопросительно посмотрела Нине в лицо,  ожидая получить от дочери утвердительный  ответ, - молоденький был ещё, считай,  мальчик, всего-то девятнадцать годков исполнилось. Будь она проклята эта война!»
Она отёрла набежавшую слезинку и, помолчав, продолжала:
    «Так вот, Марфуша была в семье первым ребёнком, значит, бессменной нянькой всем остальным. Красавицей она не была, но молодость она сама по себе красива. Работы в доме было всегда непочатый край, мать сама из сил выбивалась и Марфе спуску не давала. Доставалось ей и в хвост, и в гриву: "А где ты видела, чтобы рабочая лошадь красотой отличалась? – обратилась мать к Нине, - её одень, как следует, да в холодке дай без работы посидеть, - вот и за Марфу кто-то бы посватался ".
Я, к тому времени, уже была замужем, и другие сестры собирались. Отец наш не считался зажиточным, потому что имел большую семью и небольшой надел земли. Считалось, что девка - чужой товар: придёт время и упорхнёт.  Полагалось за каждой  приданое дать. А где его было взять, для  пятерых-то? Мать с отцом очень переживали за Марфу, ей шёл к тому времени уже двадцатый год: ещё год-другой – вот тебе и перестарок! Кому охота, чтобы дочка в девках свой век куковала? Хотели уже к свахе обратиться, как  сам случай в том помог.
Однажды к отцу пожаловал его старый друг Иван Кузьмич, а по-простому – Кузьмич, охотник и балагур. Когда он приходил, в нашем доме всё начинало двигаться, смеяться и радоваться одновременно. Нам всегда хотелось, чтобы он подольше задерживался у нас в гостях.  Он нравился  всем, кроме матери: она невзлюбила за что-то Кузьмича, говорила о нём только с осуждением:
-Бездельник и сводник. Ему всё хиханьки да хаханьки, а как до серьёзного дела что доходит, так его, как ветром,  сдует. Всегда норовит на чужом хребте в рай въехать!
 Отец возражал супруге, защищая своего друга:
-Да будет тебе, мать, разошлась ты что-то сильно! Какое тебе дело до его жизни: как умеет человек, так и живёт!
   В тот  день Кузьмич пришёл серьёзный, непохожий на себя. Поздоровавшись, позвал отца: « Для серьёзного разговора с глазу на глаз» - как пояснил гость. Отец пригласил друга в горницу и крикнул дочерям, чтобы принесли гостю домашнего пива. Мария принесла кружку с пивом и, уходя, оставила двери горницы приоткрытыми. Когда начался разговор, Мария тихонько прокралась к самым дверям и подслушала о чём шла речь между отцом и Кузмичем. Когда гость ушёл, она передала нам с Марфой всё – слово в слово. Вот содержание этого разговора:
-Я к тебе Емельян, не просто в гости забежал: дело у меня к тебе есть. Деликатного свойства, дело-то. Вроде, как сватом я к тебе послан. Хочу о твоей старшей дочери потолковать с тобой! Смекаешь?
- О Марфе? – в голосе отца проскользнуло удивление,  - и за кого ты её высватать хочешь?
-За своего племянника, за Егора.
-Так он же вдовый, ребёнок у него уже большой. Он вдвое старше Марфушки будет!
-Ну, так что с того, что старше?  - По лицу Кузьмича промелькнула усмешка. – А ты что её за прынца выдать хочешь? Егор – мужик самостоятельный, хозяин. Пьёт умеренно, по бабам не таскается. Коли он захочет, то любую девку за себя возьмёт! Марфушка  глянется ему, нравится Егору, что девка тихая и работящая. Ты думай, Емельян Семёнович, думай! Если Егора упустишь, то, прости за прямоту, куковать твоей  Марфушке в девках. Ты ведь и одеть их, как следует, не можешь, а что же о приданом говорить? Егор берёт твою дочку, в чём она стоит, у него всего хватит, что для жизни нужно!
На какое-то время в комнате повисло молчание: хозяин думал, а гость, попивая пиво, не торопил его с решением.  Отец первый прервал молчание:
-Ладно, Кузьмич, я потолкую с дочерью, а завтра и сообщу тебе её решение.
-Да что с девкой толковать? Родители прикажут, куда она денется? Отцовское слово – закон!
- Сказал – потолкую, значит, так оно и будет!- и уже мягче добавил, - ей ведь жить с ним, а не мне. Вот пускай сама и решает. Спасибо тебе за заботу, Иван! И Егору передай мою благодарность за оказанную мне честь! 
Мужчины пожали друг другу руки и разошлись. Марфа ходила весь день в унынии: ей совсем не нравился сватающийся за неё Егор.  Нравился ли ей кто вообще? Об этом не знали даже её родные сёстры. Она ходила, взвешивая, на своих внутренних весах все за и против этого неожиданно случившегося предложения. Против – перевешивало.
Разговор с родителями состоялся вечером того же дня. Марфа, услышав о женихе, не сдержавшись, заплакала.  Егор, вопреки уверениям его дяди, слыл на селе скандалистом и заядлым охотником. А это значит, что дома его будешь видеть очень редко. Молчун. Он был из той породы неразговорчивых людей, которые всегда «себе на уме».  Свои решения держат при себе, не разглашая, а чужих доводов не принимают и вовсе. Уже пол головы облысело и ребёнку его целых семь лет! Говорят, что с покойной женой жил недружно, говорят, что распускал руки.
   Родители, слушая доводы Марфы, согласно кивали головами. А когда она, исчерпав свои претензии, замолчала, отец произнёс:
-Ещё год-два - и Егор не посватает! 
Это прозвучало, как приговор. Марфе дали время на раздумье - до утра, а утром она должна сказать о своём решении. Управившись с делами, к Марфе подсела мать. Они долго о чём-то говорили, но Марфа об этом разговоре не сказала никому. Утром она дала своё согласие. Какие доводы, привела Марфе мать, что они склонили чашу весов в пользу замужества, кто знает?
Обвенчались, сделали небольшую свадьбу – всё тихо и неброско. Жених подъехал к дому тестя на тройке, погрузили Марфины перины и подушки, и поехала она начинать новую жизнь с человеком, которого  не любила и всю жизнь, прожитую с ним, боялась".
     Мать замолчала и долго смотрела в одну точку, словно заново переживая события того далёкого времени. Нине  показалось, что мать, взволнованная воспоминаниями, больше не захочет продолжать разговор дальше, а ей так хотелось дослушать эту грустную историю. Нине иногда казалось, что времена маминой молодости были такими далёкими, почти древними, её очень удивляло, как мать, обо всём ушедшем, так хорошо помнит. Всё до мелочей. Наконец, мать заговорила вновь:
   «Времена тогда пошли тяжёлые. Вскоре после свадьбы, Егор увёз свою семью вот в эти самые края. Что его заставило так поступить, никто не знает, человек он был скрытный: может, почуял что? Ведь и мы вскоре к ним перебрались, у меня к тому времени уже двое мальчишек подрастало. Марфа так и не родила мужу ни одного ребёнка. Кто знает, может быть потому, что с детства, как ломовая лошадь, везла воз наравне с матерью? А я, так думаю: боялась она своего благоверного, – вот и не смогла родить. Страх, кому он, чем помог? Егор построил хороший дом, по тем временам, так прямо терем! Строил сам, и Марфе спуску не давал. Торопился: к тому времени он уже сильно болел, лёгкие мучили, кашлял по всей ночи. Видимо охота да частые простуды давали о себе знать. Падчерица Марфы, Паша, выросла. Перед самой войной вышла замуж и уехала  с мужем к его родне в Семипалатинск. Приезжала редко, хотя Марфу почитала, как свою мать. Думаю, если бы Марфа была поласковее, так и отношение к ней со стороны Паши было бы другим.  У Паши  родились двое детей: Зоя и Вова. Вот, тот самый внук, который был  у нас в гостях. Теперь понятно, откуда у Марфы внуки? Вот, слушай дальше. Когда началась война с немцами Егора на неё не взяли – возраст, да и болезнь серьёзная. Он исхудал, пожелтел, как лист осенний. Чуял, видно, смерть свою, стройку уже полумёртвый доканчивал. Марфу гонял за всякую провинность, а провиниться за один день сорок раз можно. Это ещё что считать виной. Досталось ей бедняге то благополучие!  Всё было на её плечах: сад, дом, хозяйство. Умер Егор Иванович осенью, когда поспевали его любимые яблоки - Апорт.  Осталась Марфуша одна, как перст, выпросила у матери свою младшую сестру, Липу, чтобы та жила с нею и помогала по хозяйству. Но Липа задержалась у неё недолго: старшая сестрица оказалась больно прижимистой – работу требовала строго, а награда - чашка супа да вечное недовольство.  Видно школа, пройденная у Егора, дала свой результат. С той поры она жила в одиночестве. Замуж идти было не за кого: после войны и молодым пары не находилось, а уж о таких вдовицах, как Марфа, и говорить было нечего. В домике Марфы, всё сохранялось, как при Егоре и инструмент в сарае, и его охотничье ружьё. Ружьё занимало самое почётное место: оно висело на видном месте, на стене в горнице. Доступ в горницу имели немногие из родственников, посещавших  её дом. Это была своеобразная святыня, музей, где сохранялись экспонаты прошедшей жизни. Бостоновый костюм мужа, лежавший в сундуке, доедала моль. Я ей говорила, чтобы похоронила Егора в этом костюме, так нет же – пожалела, а что с этого получилось? Вот так вся жизнь оказалась, как молью траченная. Как её осудишь? Она в одиночестве прожила большую часть жизни – вот и научилась надеяться только на себя. Ни одна нитка не уходила из её рук понапрасну. К тому времени Марфа пошла работать в колхоз, в овощеводческую бригаду, а это значит, что с ранней весны и до поздней осени работа на поле, под солнцем и дождем, от зари и допоздна. Зимой работы в колхозе было меньше, но дома сидеть особо не давали.  А если учесть, что её собственный сад тоже требовал ухода и заботы, то можно понять как ей, бедняге, было нелегко. Каждое воскресенье Марфа ездила на базар, чтобы продать яблоки, собранные в собственном саду. Продавала всю зиму, этого хватало, чтобы жить безбедно:  было, на что купить угля на зиму и мяса на щи. Родным привозила яблочки с червоточиной, которые нельзя было продать. Деньги у тётушки водились, а вот счастья - обыкновенного женского - так и не случилось ни разу в жизни. Как-то пришло письмо от падчерицы Паши, в котором та жаловалась на неудавшуюся жизнь: муж умер, с двумя детьми - подростками жить стало очень трудно. Просила Марфу помочь ей деньгами, хотя бы небольшой суммой, чтобы пережить трудное для семьи время. Расстаться с деньгами? Ну, нет! Они таким трудом добыты! И к падчерице ушло письмо, в котором ей сообщалось, что денег нет, а вот взять к себе внука, Марфа может: внучёк будет у нее учиться, а заодно и помогать бабушке по хозяйству. За это он будет сыт, присмотрен и одет.  В расчёт бабушки входило то, что двенадцатилетний хлопчик будет ей хорошей подмогой, особенно для работы в саду. Самой ей год от года становилось труднее управляться в саду, приходилось нанимать чужих людей. А чужой он и есть чужой: разве ему хозяйского добра жалко?  А внучку молоденькому будет в удовольствие по яблоням лазить! Осенью, перед школой, Паша привезла Вовку к бабушке. В саду уже дозревали яблоки, и внучёк, по замыслу бабушки, должен был пройти своё первое крещение крестьянским трудом.  Малец оказался с ленцой, ни к чему не приученный и весьма лукавый. Он очень быстро перезнакомился со всеми ребятами и при каждом удобном случае убегал с друзьями на речку. К приходу бабки с работы, начиналась кипучая деятельность: собирались яблоки с очередной яблони, а чтобы труд выглядел более производительным, в ход шла и падалица. Вовка собирал на дно ящика упавшие яблоки и присыпал их плодами, снятыми с веток. Бабка возвращалась поздно, когда на небе уже проступали первые звёздочки. Проверяла сделанную за день работу, и оставалась недовольной: ей казалось, что за целый день можно было  сделать куда больше. Вовка выслушивал бабкины доводы и выдвигал свои, из которых следовало, что он и так не разгибал спины весь день, а баба Марфа ещё и не довольна. Заканчивался день примирением и ужином, который бабка готовила заранее. Вовка, набегавшись за день, ложился спать, а баба Марфа принималась готовить еду на завтрашний день.  Баба Марфа видела порочные наклонности внука, но поймать его с поличным было очень трудно: уж больно изворотливым оказался внучёк! Когда Вовка пошёл в школу, справляться с ним стало ещё труднее: теперь всякая проволочка в работе, сваливалась на уроки, которые занимали у Вовки весь день без остатка. Учителям же, Вовка объяснял, что не приготовил домашнее задание по причине того, что помогал бабушке.  Всё стало намного хуже, когда из дома стали пропадать деньги. Бабка, которая вела счёт каждой копейке, не могла не заметить исчезновение какой-то части их. Она припёрла внучка к стенке, требуя возврата украденного, но тот, «честно» глядя в бабкины глаза, клялся, что не брал у неё никаких денег. Но притом, как бы между прочим, сообщал бабушке, что у него был в гостях тот или иной дружок.  Бабка складывала «два и два»  и в сумме выходило, что деньги мог взять  один из дружков внука. Вовка торжествовал! Не особенно насторожило бабушку и то обстоятельство, что внук стал проявлять интерес к ружью покойного деда. Ей казалось, что достаточно было одного её предупреждения, чтобы внук навсегда забыл о ружье:
-Оно заряжено настоящими патронами!- предостерегла она внука, - нечаянно нажмёшь на курок – оно и выстрелит!
Вовка спросил её в свою очередь:
-Ба, а зачем тебе заряжать ружьё?
На что бабка ответила:
-А ну, как воры?
Ружьё со стены она так и не убрала. В её доме всё должно занимать отведённое для него место. У внука это место было также. Горница, где висело ружьё, была территорией, запрещённой для праздного посещения.
   Так прошёл год, наступила вновь школьная пора. Внук и бабка уже начали привыкать друг к другу. Всё было бы хорошо, если бы Вовкина мать, Паша, не задумала забрать сына домой. Пашу можно было понять: скучает без сына, а Вовка, в свою очередь, отвыкает от матери. Но бабушка тут же восстала против такого решения: «Подожди, - писала она Паше, - хотя бы один годок, только мальчишка привыкать ко мне стал, а ты нас  разлучить хочешь!» Паша, скрепя сердце, согласилась. Вовка остался с бабушкой ещё на один год.  Где-то в начале октября пропал соседский мальчик, Вовкин одноклассник. Пришёл со школы, пообедал, отпросился поиграть на улицу и не вернулся. Не было никаких зацепок, куда мог деваться мальчишка. Родные в страшной панике обошли всех знакомых ребят, опросили  всех, кто мог бы видеть его. Пришли и в дом к Марфе, она, выслушав рассказ несчастной матери, позвала Вовку:
-Ты Толика, случаем, не видел?
Вовка ответил отрицательно. Когда мать Толика вышла, Вовка сказал бабушке по секрету:
-А я с Толиком поругался, бабушка. Поэтому не знаю, куда он пропал.
Марфа метнула во внука подозрительный взгляд:
-Когда поругался?
Вовка, выдержав бабкин взгляд, ответил:
-Давно уже, мы и в школе с ним не играем. – Вовка опустил глаза.
-А за что ты с ним поругался? - продолжала допытываться бабка.
-Да он дедово ружьё хотел посмотреть.
-А ты?
-Я сказал, что меня ругать за ружьё будут и выгнал его из дома. Правильно, да, баба?
-Правильно. Вот только зачем ты, кого попало, в горницу водишь? Деньги, давно пропадали? Или забыл уже? 
 Вовка облегчённо вздохнул:
- Ба, а когда поймают того, кто убил Толика, ему что за это будет?
-Ты чего мелешь? Кто убил? Может он  у родни, где обретается? Сегодня поехали  к родственникам в Ивановку.
 Марфа ещё долго ворчала на внука, поминая его язык, который, по её мнению, был точь-в-точь, как поганое помело!
   Толю Ситникова нашли через неделю в саду у Марфиного соседа старика Привалова. Мальчик лежал в небольшой канавке, засыпанный сверху сухой листвой. При осмотре обнаружили огнестрельное ранение в области сердца. Началось следствие. Под подозрение попали, помимо самого Привалова, все те, в чьём доме имелось огнестрельное оружие. Привалова отпустили после первого же допроса, старик и без того никак не мог прийти в себя после такой страшной находки. Он обнаружил мальчика, убирая в саду сухие листья.
Вовка признался в случившемся на первом же допросе. Рассказал, что убил дружка нечаянно. Они без спроса взяли дедово ружьё пострелять ворон. Бабушка была на работе, и помешать этому не могла. По словам Вовки, когда они с Толиком вышли в сад,  тут встал вопрос, кто будет стрелять первым? Вовка, как хозяин оружия, имел право на первый выстрел, а Толик не хотел уступить ему. Вовка стал отбирать у него ружьё: он потянул за приклад ружье на себя, а Толик схватился за дуло. Раздался выстрел, когда рассеялся дым,  Вовка, увидел лежащего друга. Он подбежал к Толику, пытаясь приподнять его, но тот был уже мёртв.  Как  показала экспертиза, пуля прошла через сердце  - мальчик умер мгновенно.
   Родственники убитого мальчика грозились убить гадёныша и сжечь их змеиное гнездо.
Такого страха и позора Марфа не испытывала никогда в своей жизни. Следователь посоветовал до суда увезти мальчика из посёлка, чтобы избежать самосуда. Ружьё было конфисковано, как вещественное доказательство: больше его никто и никогда не видел. Марфу судили за халатность, что хранила огнестрельное оружие ненадлежащим образом, к тому же, заряженным. Дали год отбывания в колонии. Отсидела. Вовку забрала домой мать. Малолетка, убил по неосторожности. Много горя принёс внучёк бабушке: её ведь до сей поры, винят в убийстве. Какой только грязи на неё не лили: говорили, что убила  мальчишку она за пропажу денег и держала труп в своём подвале, а потом подкинула в сад соседу. Хорошо ещё в день его пропажи она допоздна была на работе, и там её видела вся бригада. Проверяли подвал, искали кровь, да ничего не подтвердилось, а дурная слава, как в след пошла так до сих пор за нею тащится. Я понимаю гнев родителей – потерять ребёнка страшная участь. Но и сестру мне жалко – как тяжко столько времени этот крест нести, быть без вины виноватой. А думаешь у этого (она имела в виду внука) жизнь гладко пойдёт? Ой, ли! Ещё и детям хватит расплачиваться, за преступление содеянное отцом».
   Нина сидела, не шевелясь, словно боялась прервать мысль матери. Но последняя фраза, сказанная матерью, задела её своей несправедливостью. Она удивлённо спросила:
-Ну, внучку, может, и поделом, а вот детям его за что? Сын за отца не отвечает!
-Это здесь не отвечает. А перед Богом совсем другое правило - хочешь детям счастья – не твори в своей жизни злого! Моя бабушка мне говорила, что это падает на несколько поколений вперёд. А что же ещё людей остановить может, чтобы не делали дурного дела?
-Ну, мама, - воскликнула Нина, - это полный бред! Значит, если ты что-то в своей жизни не так делаешь, а отвечать придётся мне? Покорно благодарю! Да и кто сказал твоей бабушке об этом?
- Подрастёшь – многое поймёшь сама. А сейчас, не бери в голову такие мысли. Время сейчас иное, дочка. Учись вон, лучше, становись образованным человеком, а всё остальное потом узнаешь. Жизнь – лучшая учительница, она тебе всё объяснит.
   Мать поднялась и, не говоря больше ни слова, ушла управлять хозяйство. Нина ещё некоторое время сидела в раздумье. Ей казалось, что прямо сейчас, перед ней приоткрылось что-то особенное, очень важное, но она не успела понять и усвоить эту особенность. А что эта, промелькнувшая мысль, была важной для неё, она не сомневалась. Конечно, Нина кое-что помнила о той поре, о которой шла речь в мамином рассказе, но совсем немного и очень смутно. Она не сомневалась, что теперь будет оценивать поступки своей тёти совсем по другой шкале. Что сделаешь, если сердце её тёти всю жизнь стремилось к таким ценностям, как: её сад, её дом, её горница. Это были её идолы, на которые она молилась и которым поклонялась всю жизнь.
Видимо, и  иконы, красиво убранные вышитыми рушниками, были только частью красоты её горницы.
  Это был её выбор, её образ жизни. Напрашивается естественный вопрос: а как же родные люди, родственники? Были ли они частью ее жизни? Или про них она  вспоминала только тогда, когда приходило время очередного  сбора яблок?