Господин Беккер

- Он был чудо, как хорош. Блестящий красавец благородного происхождения, полностью соответствующий своему редкому имени - «Беккер».
В общем, был он рояль - Концертный Рояль.

У господина Беккера, как у настоящего рыцаря, была прекрасная дама - кроткая барышня с тонкими чертами лица и нежным, высоким голосом.                Когда она открывала крышку и касалась клавиш чуткими пальчиками, рояль задыхался от счастья.                Часами они «разговаривали» друг с другом на самые разные музыкальные темы, и всё вокруг переставало существовать.

Барышня имела несчастье родиться в смутное безвременье, наступившее после победы революций в обеих столицах.                Когда лозунг «Грабь  награбленное!» докатился  до южного приморского города, её родители со старшими детьми спешно отчалили в Европу.
                Младшенькую, ещё неокрепшую после тяжёлой болезни, они оставили на попечение няни-гувернантки: перенести тяжёлое путешествие у крошки просто не было шансов.
                Наивные - эти люди  надеялись через пару-тройку месяцев  вернуться и зажить по-прежнему в своём только что отстроенном особняке.

Няня Лизхен – молодая педантичная немка - заботилась о ребёнке, как  о своём.                Она  слабо верила, что хозяева вернутся.                Посуда, столовое серебро, шторы – всё шло в обмен на продукты.                Только рояль был неприкосновенной особой и единственной отдушиной в этом странном, вывернутом наизнанку мире.                – Хорошо ещё, что прочь не гонят, - успокаивала себя Лизхен и, боясь сглазить, стучала кулачком по полированной крышке.
                Малышка  почти одновременно начала ходить, говорить и подбирать на слух мелодии.                Родителей своих она не помнила  и была  убеждена, что няня Лизхен  и господин Беккер – её  мама и папа.
               
Из её детских воспоминаний одно было особенно ярким  и страшным.                Это был какой-то суматошный день, когда  в дом шумной толпой ввалились незнакомые, плохо пахнущие, смрадно дышащие  товарищи и поделили  искусно спланированные залы и кабинеты на какие-то немыслимые, кособокие клетушки-соты.
                Няне с ребёнком «оккупанты» великодушно оставили треть овального музыкального салона с филейной частью  Амура на лепном потолке.                С роялем они предпочли не связываться:  размеры  диковинного инструмента  внушали первобытный страх. Проходя мимо, жильцы торопливо крестились и старались не смотреть в его сторону.

Когда девочке исполнилось шестнадцать,  няня  посчитала свою миссию выполненной                и, с огромным трудом собрав нужные бумаги, удалилась в «фатерлянд», к горячо любимым Баху и Вагнеру.               

Вскоре жильцов-гегемонов  сменили сумрачные типы «из органов».                Они  по-хозяйски снесли убогие перегородки и обнаружили в самом сердце дома ангельское создание, почти бесплотное.
                Когда  девице предложили  незамедлительно покинуть помещение, она прошептала, что скорее умрёт, чем расстанется с роялем.                Новый владелец просторных апартаментов внимательно рассмотрел строптивицу и разрешил ей остаться в качестве «обслуживающего персонала».

«Обслуживание», слава Богу, надолго не затянулось, в тридцать девятом жильца  расстреляли, а девица так и осталась «персоналом», а попросту, - уборщицей в родном доме, получившем перед войной статус гарнизонного Клуба офицеров. 
                В сороковые пианистка и её «милый друг» много работали: играли и пели для раненых и демобилизованных  военнослужащих.

Время от времени,  на горизонте  появлялись кавалеры, но они не выдерживали конкуренции с Беккером, и уходили, недоумевая: - Деревяшка ей дороже живого мужика.
 
И всё-таки одному из них удалось добиться расположения «гордячки».                Пианистка полнела на глазах и светилась от счастья. Досужие кумушки, как ни старались, не смогли вычислить отца будущего ребёнка.

Девочка родилась в день всенародной печали:  умер великий генералиссимус, отец всех народов и лучший друг физкультурников.
Персонал роддома в полном составе предавался скорби, а молодая мамаша сияла: всё страшное – позади, и теперь у неё целых два сокровища – дочка и Беккер.

В свидетельстве о рождении ребёнка  в графе отец  было записано: Яков Беккер.
 
Странное семейство - маму с дочкой и рояль - переселили  в общежитие при консерватории, расположившееся в  бывших кавалерийских конюшнях.                Комната досталась просторная, инструмент легко поместился, соседи – сплошь музыканты – живи и радуйся! Такая вот сказочная история….

- Что-то я сегодня разболталась, - спохватилась Ольга Михайловна, мама моей одноклассницы Наташки, -  давайте-ка  я вам что-нибудь сыграю.

Ищи  дураков - сказки! -  мы давно уже всё поняли.                Просторная комната – вот она,  рояль огромный – вон он,  Ольга Михайловна – та самая женщина-эльф,  а «сокровище» - это рыжая курносая Наташка – генератор идей и заводила нашей школьной компании.

Пианистка  взмахнула невесомыми руками, заиграла и тихонько запела какой-то старинный романс.
 
Мы сидели и боялись дышать: на наших глазах творилось чудо. 
Миниатюрная  женщина и огромный инструмент говорили друг другу о любви.                Почувствовав себя наблюдателями в замочную скважину, мы на цыпочках вышли в коридор.  Хозяйка не заметила нашего ухода:  она была где-то в заоблачных сферах, где-то там, где живёт счастье.
            
- Ну и мать у тебя – настоящая  небожительница,  совсем не похожая на  наших, разрывающихся между работой и домом.
- Зато ваши мамки пекут вкусные пироги и варят варенье, а я свою кормлю сама, как умею.               
               
Ольга Михайловна была весьма опечалена поведением медведя, нещадно потоптавшегося по ушам её «сокровища».                Музыкальный слух у дочери  начисто  отсутствовал:  видимо, упрямые  гены совершили вираж в сторону папочки.                Зато в точных науках ей не было равных  во всей нашей  школе с математическим уклоном.                Мать с огромным трудом и терпением разучила с дочкой несколько музыкальных пьесок, прелюдов и фуг.                Она была глубоко убеждена, что каждый  ребёнок  наравне с обычной грамотой обязан изучать и  музыкальную, уметь играть и петь по нотам.
               
Наташка с отвращением  барабанила по клавишам ногтями  скрюченных  по-птичьи  пальцев, невпопад давила на педали, шевелила губами и морщилась, как от зубной боли.                Бедный рояль, что он там себе думал?               

Частенько,  после такого «музицирования»  приходилось вызывать настройщика.
 
Однажды он пришёл, когда мы собрались у подруги чтобы «подготовиться к контрольной по математике».
                Это был весьма  колоритный тип  в шляпе и с пейсами. Первым делом он зачем-то  переобулся в мягкие кожаные тапочки.                Прошипев, - Киш – киш, отроки, вон отсюда! – настройщик  подсел к инструменту, достал из бархатного футляра камертон и начал долго-долго, чуть дыша, вслушиваться в звучание «больного».
-Ай-яй, эти «бандерлоги» убьют-таки и вас, и меня, - тихо ворковал он  Беккеру,- а ведь  нас таких осталось совсем мало! А вы, дружочек, - большой молодец! В вашем возрасте – и в такой форме! Эта женщина, доложу я вам, - любит вас больше, чем себя!

А Вам, Олечка, - совершенно другим тоном продолжал он, - я бы посоветовал вообще не пускать в помещение этих  балбесов! Посмотрите, - они даже башмаки не сняли: – пыли и грязи не оберёшься, а нам это очень вредно!

Ольга Михайловна ушла с настройщиком в музыкальную школу, где теперь преподавала, а мы оперативно  накрыли рояль толстой бархатной скатертью, затем клеёнкой, и начали справлять, уже  не помню чей,  день рождения.
                На  импровизированном «столе»  появились  пирожные, бутылки с лимонадом и, в центре композиции – главный герой – новенький катушечный магнитофон «Комета», нагло переименованный нами в «Филипс».                Магнитофон принадлежал однокласснику Жорику, отец которого, известный фарцовщик, добывал откуда-то, «из-за бугра», запретные пластинки и кассеты.

В тот день мы познакомились с «Битлами» и влюбились в них без памяти.
До позднего  вечера мы скакали вокруг рояля, тряслись и кривлялись, будучи совершенно уверенными, что пляшем «рок».
Беккер под клеёнкой тихо сходил сума.

Когда  Ольга Михайловна вернулась и увидела наш «шабаш», она долго не могла прийти в себя, а потом, чуть не плача, прошептала: - И зачем я водила  вас в театр и в филармонию, доставала билеты на лучшие спектакли и концерты? Всё напрасно, - видимо, конец света уже не за горами...

Больше она для нас не играла, а рояль получил новое «одеяние» – огромный, до пола чехол из толстого  пёстрого  брезента, каким  накрывают боевую технику.
Этот камуфляж нас вполне устраивал: инструмент теперь выглядел вполне «хиппово».

Любой  из нас мог по праву заявить: - Юность моя прошла у рояля.

Ольга Михайловна терпеливо сносила постоянные набеги:  всё-таки её «сокровище» было на виду, а не болталось по подворотням.
                                Мы ощущали себя планетами, каждая со своей орбитой, а Беккер был нашим Солнцем.
               
У рояля мы встречались, расставались, ссорились и мирились, несли к нему  радости и горести.
                Бедный дядюшка Беккер, - чего он только не наслушался: и пугающих исповедей,  и объяснений в любви, и заверений в вечной дружбе, и, конечно, сопровождающей наши посиделки оглушительной какофонии, исторгаемой новыми, всё более мощными магнитофонами.
 
После школы наши с подругой пути разошлись: я подалась в здешний архитектурный институт, а она без труда  поступила  в московскую «Бауманку».

Увиделись мы с ней через сорок с лишним лет, благодаря «социальным сетям», на встрече одноклассников.
                Все, кто смог, приехали в ближнее Подмосковье, где в роскошном коттедже процветал тот самый  Жорик – Георгий Иванович, наш давний «мальчик с магнитофоном».

Невесёлое это зрелище – встреча одноклассников–пенсионеров: все какие-то скучные, потухшие, не помнящие ничего, кроме давних обид.                Пересчитав общее количество браков, разводов, детей и внуков, мы разошлись по комнатам дожидаться утра, чтобы разъехаться и распрощаться, теперь уже навсегда.

Нам с Наташкой - Натальей Яковлевной - досталась комнатка в мансарде.
Сначала  я рассказала подруге о своём житье-бытье, а потом настала её очередь.
- Ну, давай, рассказывай: где ты, как ты, как поживает наш Беккер, пережил ли свою хозяйку?
- Слава Богу, этот господин ещё нас всех переживёт. Только он сейчас не со мной, но это такая длинная история...
- А ты давай,  покороче,  и без лирических отступлений..
- Живу я в Москве, много лет назад перевезла к себе  маму с роялем.                Мой муж, однокурсник Валентин, больше своей точной оптики  любил только музыку. Всё свободное  время они с тёщей проводили у рояля: разучивали новые вещи, что-то сочиняли, импровизировали  и обожали играть в четыре руки.                Странный такой любовный треугольник.                Мы с сынишкой явно не вписывались в их пространство, зато у мамы, по её словам, была самая счастливая в мире старость.                Прожила она девяносто два года и умерла тихо, во сне.                Зять и рояль были безутешны.                Они, как могли, поддерживали друг друга. 
                Сын рано стал самостоятельным и ушёл из дома, поклявшись, что не  вернётся, «пока здесь царит этот чёрный вампир».
Вернуться пришлось раньше: умер отец.
Сидел ночью перед раскрытым роялем, как всегда, что-то сочинял.                Утром я  нашла его на полу, улыбающегося, с карандашом в руке. Видимо, зять срочно понадобился тёще для концертов на небесах.

После похорон я осталась совсем одна, если не считать, «траурного господина», насупившегося в гостиной.
Как зомби, я ходила на работу, с работы, намеряла километры по квартире, много курила,  много думала и не могла понять почему, все, кто был мне дорог, ушли, а это «чудовище» осталось и камнем повисло на душе. 
                - Раньше хоть музыка звучала, - возмущалась недовольная соседка,  а теперь ты по ночам топаешь, мечешься, как зверь в клетке!
Такой  красавец зря пропадает, - кося глазом на Беккера, ворчала она, - а у меня, между прочим,  внучка – гордость музыкальной школы.                У девчонки всероссийский конкурс «на носу», а  хорошенько  подготовиться - негде.                Вот и ходит заниматься в заводской клуб, играет  там  на раздолбанном  пианино - то ли «Казань», то ли «Кубань». Приходит и плачет: «дрова» эти совсем расстроены.                А мы с дедом, как ни экономим, не можем накопить ей на собственный инструмент.

- Возьмите ключи, пусть приходит и занимается хоть целый день.

-Вот спасибо, родная! А хочешь, я буду тебе еду готовить? Придёшь вечером, а на плите – что-нибудь вкусненькое. Да и прибираться здесь могу: вон  какая  пылища на рояле - сразу видно:  не любишь ты его.

Жизнь продолжалась. Рояль сверкал чистотой и сиял от счастья: у него появилась вторая молодость и новая любовь.
Девочка, по слухам, выигрывала один конкурс за другим, что напрямую отражалось на качестве моего питания.               
Я же продолжала по ночам тупо шататься по квартире, думать и ждать, когда количество разнообразных мыслей перейдёт в качество.                И однажды решение пришло – простое  и логичное!

Следующим вечером я отправилась к соседке, познакомилась, наконец, с юным дарованием, осмотрела квартиру и настоятельно  потребовала забрать от меня Беккера                насовсем.
Перепуганные соседи подумали, что я сошла с ума, и категорически отказались принять инструмент в дар.
- Мы не можем его взять,- ему же цены нет, а у нас денег «с гулькин нос»!
- Цена – категория относительная, сколько Вы уже накопили?
Вместе мы пересчитали скудные сбережения, и я, удивляясь собственной наглости, скомандовала главе семьи:
- Завтра суббота. На работе у меня аврал. Но чтобы  вечером в моей квартире на месте рояля  стояла беговая дорожка, и желательно, на шумозащитном  коврике!                Задание понял? Как понял, - доложи!
- Так точно, задание понял - отрапортовал отставник, - завтра же тренажёр  будет установлен!

- С тех пор, по вечерам я хожу сугубо по дорожке, никому не мешаю, а за стеной звучит чудесная музыка: как будто мама снова со мной.
У рояля теперь новая хозяйка, а может быть, это у неё новый хозяин – господин Беккер, или как уж она его теперь называет.                Все довольны и счастливы, и сын сдержал обещание: регулярно навещает меня, и внука привозит – совершенно немузыкального, в бабулю,  очкастого  «знайку».

Наташка замолчала, начала обыскивать себя и свою сумочку и, наконец, подмигнув, протянула мне помятый спичечный коробок.                В коробке была какая-то коричневая пыль.
- Ты что, мать, на старости лет  на «травку» подсела?
- Это отличный английский нюхательный табак.  Я теперь веду здоровый образ жизни, посещаю бассейн и танцкласс, а вместо сигарет вдыхаю эту душистую смесь. Давай и ты, попробуй!

Но я уже не слушала подругу. Сосредоточенно перелопачивая  пятернёй содержимое своей бездонной, как вселенная, мешкообразной сумки, я пыталась нащупать искомый предмет. Ага, вот и он, нашёлся, наконец!
                - Сейчас будет тебе сюрприз!  Закрой глаза! Подставь  ладошку! Открой глаза!

Глаза  подруги  слегка  приоткрылись, а потом стали огромные и совсем круглые: на ладони стоял крошечный серебряный рояль-табакерка.
 
Я нажала незаметную кнопочку: крышка рояля со щелчком открылась, и зазвенела тихая мелодия.               
                Пару лет назад я, непонятно по какой причине,  купила эту милую безделушку в Вене, на блошином рынке и, неизвестно зачем, постоянно  таскала её в сумке.                Видимо, господин Беккер  все эти годы сидел где-то глубоко, в подсознании.                Теперь у вещицы появилась достойная владелица.

- Ну, ты, даёшь! Этот инструмент – что надо инструмент, самый для меня  подходящий! - сияла подруга, пересыпая табак в подаренную ёмкость, - теперь буду о тебе вспоминать каждый божий день.  Начнёшь икать – знай: это я табачишком  балуюсь!                А теперь нюхни, голова точно перестанет болеть…
               
- Э-эх, пропадай моя головушка ни за понюшку табаку, давай!
                Мы с ней нюхали, чихали, соревнуясь, у кого громче получится, и хохотали на весь дом.

Напуганный шумом хозяин заглянул в комнатку и не поверил своим глазам: на полу, обнявшись, сидели две Наташки, две закадычные подружки-хохотушки, и на глазах  молодели.
- Ну-ка, чем вы  тут балуетесь, дайте и мне попробовать!

Через минуту нас было уже трое совершенно счастливых людей, а через четверть часа всё помещение  было заполнено  хохочущими, чихающими, барахтающимися в подушках «подростками»: - натуральная куча мала!

Чудесным образом вернулись мы во времена  нашей юности, в нашу Солнечную систему, а всё благодаря маленькому роялю – серебряной звёздочке.
                «Солнышко», вновь связавшее нас, теперь было крошечное, а планеты вокруг – большие, но, отнюдь, не старые.

Вот такая, однако, «петля времени»….