Я отвезу тебя домой. Глава 53. Разными дорогами

Почти стемнело. И в деревне все потихоньку стихало. Только изредка разрывал тишину лай собак да плач младенцев. Последние, впрочем, плакали редко и успокаивались быстро.
И в доме отца Гарнье тоже стало тихо.

Вик спала. Клементина сидела за столом. Пила мелкими глотками грог – Матье, разлил каждому по кружке. «Чтобы согреться и уснуть», - сказал.
Первое - являлось скорее фигурой речи. В доме было достаточно тепло. И никаких дополнительных усилий для того, чтобы согреться, не требовалось. Что же касается второго, то Клементине очень бы не помешало что-то, что успокоило бы ее, позволило бы, в самом деле, поскорее забыться. Весь день она была взвинчена. И вечер не принес успокоения. Напротив, с наступлением темноты она почувствовала себя еще хуже.

Виновником этого, последнего, в данном случае вполне можно было считать отца Гарнье, взявшегося после ужина рассказывать об иезуите, который собирался в самое ближайшее время отправляться к какому-то Морю Севера.
- Если вы не поторопитесь, вы рискуете не застать отца Даблона в Тадуссаке, - сказал отец Гарнье.
И Клементина, заметив, как нахмурился на мгновение отец д’Эмервиль, сама вдруг занервничала, сцепила пальцы, закусила губу.
Он встретил ее взгляд, улыбнулся одними глазами. Едва заметно качнул головой – не надо волноваться. Потом повернулся к Матье, который в этот момент как раз укладывался спать.
- Подойди сюда, - сказал.
Отодвинул свою кружку в сторону. Развернул карту.
- Смотри.

Он показывал Матье путь, давал советы, рекомендовал место для ночлега. А она, Клементина, все никак не могла понять, к чему все это. Ведь они завтра собирались с утра выходить в дорогу вместе. И только когда Матье произнес:
- Я все понял. Не беспокойтесь, монсеньор. Все будет в порядке, - она вдруг осознала, что отец д’Эмервиль отправляет с ними завтра Матье. А сам намеревается держать путь совсем в другую сторону.
- Нет, - запротестовала она тихо, поймав его взгляд.
- Я буду в Квебеке через неделю после вас, - ответил он мягко, но непреклонно.

*

Ей нужно было время, чтобы взять себя в руки, удержаться от лишних и очевидно бессмысленных слов.
Стараясь не выказать вдруг охватившего ее ужаса, Клементина встала, направилась к дочери.
Та спала безмятежно наискосок кровати, раскинувшись, приоткрыв ротик. Ногами она упиралась в сложенное валиком меховое одеяло. Клементина недоуменно коснулась его рукой. Оглянулась.
Матье, чей набитый соломой матрас находился в нескольких шагах от их с Вик постели, уже снова лежал, подперев голову руками. Заметив ее удивление, качнул головой в сторону д’Эмервиля:
- Это он положил - чтоб не упала, - прошептал доверительно.
 
Клементина улыбнулась через силу.
Отодвинула одеяло, присела на самый краешек кровати.
«Ничего страшного не происходит, - думала. – Ничего».
В конце концов, завтра или через неделю, ей все равно придется распрощаться с отцом д’Эмервилем и оказаться лицом к лицу с квебекским обществом. Она не может рассчитывать на вечную его, отца д’Эмервиля, поддержку. Ни на чью поддержку она не может рассчитывать.
Она говорила себе это. И все равно никак не могла успокоиться. Ей понадобились все ее силы, вся ее воля, чтобы заставить сердце биться ровнее, а пальцы - перестать холодеть.

*

Клементина просидела на кровати не меньше получаса. Наблюдала за Вик, за Матье – тот давно спал, по-детски подтянув колени к подбородку.
Глядела на двух иезуитов, продолжавших сидеть за столом. Отец Гарнье сидел к ней лицом – так что она могла видеть каждое движение его губ. Она и взялась смотреть и слушать, радуясь, что сама находится в тени.

Отец Гарнье говорил негромко, как будто даже бесстрастно. Но Клементину не мог обмануть ни его тон, ни неторопливость речи, ни нарочитая продуманность, законченность, даже некоторая вычурность произносимых им фраз. Она чувствовала волнение старого иезуита.
 
- Нам очень повезло, - говорил он, - что в прошлом году путешествие отца Даблона к озеру Сен-Жан закончилось благополучно. Если бы Бог не ослепил врагов наших, не лишил их разума, отряд, возглавляемый отцом Даблоном, не вернулся бы в Тадуссак. Когда я думаю об этом, я не могу не благодарить Господа за чудо, явленное всем нам. Вы знаете, наверное, Жосслен, что ирокезы сопровождали отца Даблона на протяжении всего пути. Шли стороной, чуть позади. Они несли с собой смерть и разрушения. Они уничтожили другой отряд, шедший по следам святого отца к Некубе. Но обошли, обогнули каким-то непостижимым образом отряд отца Даблона.

Он продолжал говорить тихо, скрывая за мягкостью тона великое страдание, которое доставляли ему описываемые им картины.

- Они залили кровью всю землю – от Тадуссака до самого Северного Моря. Говорят, что народы, проживающие на тех землях, ушли в горы. Они вынуждены были искать самые труднодоступные скалы, чтобы сохранить свою жизнь. Безусловно, это нанесло огромный вред нашей миссии. И в этом году отец Даблон принял решение повторить свой поход. Вернуть, отвоевать потерянные позиции. И я пошел бы с ним, если бы мог оставить свою миссию, своих индейцев. Я просил благословения, но не получил его.

Он посмотрел на отца д’Эмервиля. Добавил совсем тихо:
- Он хочет совершить то, что не удалось совершить в прошлом году. И я не уверен… Если бы я мог хотя бы увидеть его перед этим нелегким походом. Хотя бы сказать ему, что буду молиться об успехе этого его дела.
Отец д’Эмервиль коснулся плеча иезуита:
- Не беспокойтесь, - сказал. - Я пойду в Тадуссак. Я буду там в ближайшие дни. Я все ему передам.

Отец Гарнье молчал какое-то время.  Потом спросил:
- Это правда, мальчик мой, что отец Менард погиб?
- Да.
- Мне говорили, что вы были с ним в этот момент?
- Был.

Отец Гарнье наклонился вперед. Всмотрелся в лицо д’Эмервилю. Клементине показалось, он только теперь заметил шрам, тянущийся от виска к уху. Он побледнел, хотел коснуться выглядывавшего из-под сутаны манжета. Но отец д’Эмервиль отодвинулся, убрал руку под стол.
- И вы – тоже?.. – спросил тихо отец Гарнье. – Проклятые ирокезы… - прошептал.
- Мы сами назначили их своими врагами, - д’Эмервиль пожал плечами. – Нам ли жаловаться?


*

Клементине казалось, что отец д’Эмервиль, как и она, скорее притворяется спокойным, нежели, действительно, чувствует себя таковым.
Голос иезуита был, как обычно, тверд. Движения – точны. И все-таки она была почти уверена, что не ошибается. 
И в тот момент, когда она вернулась к столу, когда он потянулся к ней, взял ее за руку, поднялся, освобождая ей место, и при этом продолжал говорить с отцом Гарнье, – легко, с едва заметной иронией, - что-то о жизненной справедливости, - он тоже был неспокоен.

И отец Гарнье слушал его в молчании. Смотрел на него, на нее, снова на него. Кажется, думал о том же.
Потом поднялся из-за стола:
- Я покину вас ненадолго, дети мои. Если получится, если друзья-абенаки не спят еще, поговорю сейчас с ними, попрошу двух для вас сопровождающих, - он кивнул Клементине.

*

- Я сожалею, что мне приходится оставить вас, - сказал отец д’Эмервиль, едва они оказались одни.
Он коснулся ее руки.
- Кроме Матье, с вами пойдут два индейца-проводника. И ночевать в лесу вам больше не придется. По пути есть заброшенный форт – там вы проведете ночь. Я уверен, что вы доберетесь успешно. Вам нечего опасаться.

Д’Эмервиль смотрел на нее:
- Поверьте, я предпочел бы сам сопровождать вас. Но я не могу теперь этого сделать. Простите меня, дитя мое.
Она кивнула. Опустила глаза. И тут поняла, почему отец д’Эмервиль не позволил старому священнику коснуться манжеты, – от запястья вглубь, под рукав, уползал узкий багровый шрам.

И она опять испытала это странное, непонятное желание приникнуть к иезуиту всем телом - то ли защитить, то ли искать защиты. Чтобы справиться с собой, закрыла глаза.
Он спросил в этот момент:
- Вы помните, Клементина, где вы жили в Квебеке? Вы найдете ваш дом?
Она встрепенулась, ответила, не задумываясь:
- Конечно.
- Матье доведет вас до Квебека. Но в городе он не знает, куда идти. Вам придется положиться на вашу память.
- Я помню дорогу.
- Вы подождете меня в вашем доме.
- В моем доме? Он давно не мой.
- Это теперь не важно, - он повел плечом. – Там сейчас живет человек, которого вы знаете. Ваш друг. Он позаботится о вас, пока я не вернусь.
- Мой друг?
Она посмотрела на отца д’Эмервиля с удивлением.
- Кто?
Он улыбнулся.
-  У вас, дитя мое, много друзей в Квебеке?
- Боюсь, что ни одного.
Отец д’Эмервиль покачал головой:
- Жан-Луи был бы огорчен, услышав такое, - произнес шутливо.
- Жан-Луи?!
Клементина подскочила.
- Северак? Он еще там? Он не вернулся во Францию?
Он усмехнулся.
- Сядьте. Господин де Северак, да. Он будет рад, поверьте. Я даже в какой-то степени боюсь за его разум.
 Он шутил, улыбался. И все равно Клементина не могла избавиться от ощущения, что какое-то беспокойство гложет иезуита. И это беспокойство многократно усиливало ее тревогу. Наконец, не выдержав напряжения, она поднялась и, не дождавшись возвращения отца Гарнье, отправилась спать.