гл. 23 Золак

Так ослабить вкус клюквы не возможно. Хотя написано: клюква и сахар. Наверняка, здесь в основном какой-то пектиновый наполнитель. И всё здесь так.
Чай со вкусом шоколада и апельсина. Хрень завёрнутая в упаковку.
Я начинаю злиться на себя за то, что пью перед дорогой этот "чай" с вот этим вот "вареньем". Остальные в этой харчевне пьют "пиво", ибо "водка" на Итоговом взгорье запрещена "законом".
Злиться мне не полезно с тех пор, как Гнева поселилась в моём сердце. Моя Мамакрая сокрушает меня изнутри с помощью внезапных электрических разрядов. Я рассказываю о своей сердечной ране за столом. А они слушают. Это такие Хари. Их упертые в кулаки лица сморщены складками кожи и замаскированы кустами волос торчащими везде исподтишка и в открытую. Это "горцы". Точнее ещё предгорцы, а дальше будет хуже.

- "Жизнь" моя в вашем через край переполненном жизнью краю под названием Золак началась во тьме. Умиравшая от света Колымага, спасла меня, отбросив от пылающей себя. Я погрузился в тучу молний и в смерчь дождя. Но и сама земля исчезла под ногами, и бездна приняла меня, как принимает только бездна.
- А говорят, что ты сначала с Мамакраей повстречался.
- Нет. С Мамакраей я повстречался, как ты говоришь, уже в самой бездне, на самом её дне.
- На дне бездны? - спросил Харя-историк.
- Вот этим "пиво" ваше в кавычках, отличается от от вашего в кавычках "чая". Чёрт тебя возьми. - заорал я.
- Чё ты прерываешь. Он же рассказчик. - зашикали остальные Хари.
- А чё он орёт? - удивлённым шёпотом спросил их знаток "древней истории".
- В нём же Мамакрая сидит.
"Историк" с ужасом глянул на меня. Я давно заметил, что историки Золака никак не соотносят историю с реальностью.

Гнева явилась мне действительно на дне.
- Сразу в туче был обрыв, которым обрывался в море каменный массив, что нёс и нас, и Ад, и Лес и Поле. Он обрывался прямо в Море. И там на дне морском я потерял сознанье. С тех пор его нигде не нахожу и нахожусь в плену воображенья, которое сплелось из пониманья и мышления.
 Предгорцы удручённо закивали головами и отпили.
- Но вот, во тьме, открыв свои глаза, я словно бы увидел темноту, объявшую меня, как густоту, которая сама существовала, а не была лишь пустотой, которой не бывает, и не была лишь только тьмой, которую ничто не освещает. Сознание моё не возвращалось...
В этот момент в харчевню влетел дракон.