Рама карбон

   Самолет дрожал от нарастающего усилия, стремящегося сорвать его с места, но тормоза мертвой хваткой вцепившиеся в пневматики шасси, пока еще удерживали машину на месте. Обороты турбин стремительно увеличивались, переводя утробный гул двигателей в пронзительный свист. Перископ «заднего вида» перестал видеть пейзаж аэродрома, унылые черты которого поглотило непроницаемое облако песка и пыли, поднятое реактивными струями беснующихся на полном газе двигателей. Замерший в секунде от разбега МиГ приподнял извергающий огненные струи хвост и до предела нагрузил переднюю стойку шасси. Со стороны казалось, что еще мгновение и турбореактивные двигатели пересилив силу трения пневматиков о бетон, потащат истребитель по «взлетке», для того чтобы на первой же неровности подломить мешающие взлету «ноги» и унести его в небесную высь. Неровностей же на полосе хватало с избытком. Именно из-за опасений споткнуться на них, пилот МиГа старался, как можно дольше держать машину на месте, рассчитывая на максимальной тяге, с короткого разбега оторвать машину от земли.
«Пора! Я больше не вынесу…» – не столько в предчувствии, что еще чуть-чуть и двигатели потащат самолет по полосе, или в худшем случае развернут его поперек «взлетки», сколько боясь в такой тряске, окончательно растерять небольшой запас сегодняшнего здоровья, простонал пилот и отпустил тормоза.
Уже, через несколько мгновений, как только прекратилась тряска и чуть спала перегрузка разгона, пилот МиГа с немалым для себя удовлетворением проследил за тем. как в зеркальной призме перископа уменьшается, смешиваясь с ландшафтом, лента взлетной полосы, быстро удаляющегося аэродрома.
«Та-ак, - в растяжечку, словно потягивая дорогую сигару, в одному ему предназначенных негромких словах, суммировал свои эмоции Алексей. – Сегодня повезло мне. Чертовы азиаты! Нанимают лучших летчиков… Покупают дорогущие самолеты и не могут создать нормальной службы обеспечения полетов, чтобы быстренько залатывать воронки на «взлетке». Трех часов, понимаете ли, им не хватает… Меньше надо было сидеть в бомбоубежище… Вот сейчас бы, я – лучший их истребитель-наемник свернул шею, где бы они еще такого потом искали? К тому же за такие мизерные деньги...»
Алексей от таких мыслей начинал закипать. На его памяти было не только его - личное двух недельной давности попадание стойкой шасси в воронку, но и вчерашняя трагедия «Скайхока», на пробеге сломавшего левую «ногу» и пылающим метеоритом влетевшего в сеть аварийного барьера. Почертыхавшись еще секунд десять, Алексей через силу заставил себя втянуться в боевую работу и переключиться на другие мысли.
Мыслей, правда, было немного. После трех дней пьянки, под разрисованным на манер школьного глобуса пилотским шлемом - там, где находился мозг, у Алексея сейчас было нечто заполненное сумбуром из отрывков чувств и мыслей, время от времени тонущих в накатывающихся приступах головокружения с рвоты и не проходящей жажды.
Лучший истребитель-наемник «по-истребительному» резко повернул голову, ища своего ведомого. И тут же почувствовал, как к горлу подкатил комок из смеси вчерашней выпивки и сегодняшнего завтрака, и как захрустели шейные позвонки. Алексея тянуло выругаться и сплюнуть, но ни того, ни другого он не сделал. В противном случае, вместе с крутыми выражениями, в кислородную маску выплеснулось бы и содержимое желудка.
«Ё-ё, моё! Какие к чертям сегодня полеты?! Нужно было отказаться от всего и продолжать лежать на кровати... – как можно медленней разворачивая истребитель, злился на себя Алексей. – Понимаю, нужно было бы, сопровождать бомбовозы, а так лететь, охотиться на зазевавшихся одиночек…? Командира можно было и послать…» 
Ведомый – ангел хранитель, как его называл Алексей, был почти, что на месте. Почти что... Прилично отстав и по дальности и по высоте, более медленный на подъем старенький F-5 силился нагнать уходящий ввысь МиГ-29.
«Ну, конечно! Опять собрали разнотипную пару... Гребанное похмелье... Не было даже сил посмотреть кто у меня ведомый...»
Алексей чуть попридержал двигатели, дабы прикрывающий его истребитель смог пристроиться к хвосту МиГа. И как только, на высоте в семь с половиной тысяч метров, это произошло. пара «воздушных охотников» перешла в горизонтальный полет.
- Я, «Риорита», кто ты, висящий на хвосте? - больше не вертя головой и не рыская самолетом, запросил ведомого Алексей.
- Цзянь, тянь, дянь... – это или что-то вроде этого прозвучало в ответ.
- Очень приятно! Черт узкоглазый! Следи за моими крыльями, в случае чего, они замашут разгоняя облака... – отлично понимая, что его ломаного английского языка напарник- азиат не понимает, бросил в эфир Алексей и тут же легонько качнул крыльями МиГа.
Ведомый в ответ покачал плоскостями своего истребителя – контакт и взаимопонимание были установлены.

Под крылом, насколько хватало глаз, простиралась лазурь безбрежного моря. В прозрачном утреннем небе не было ни единого облачка или хотя бы дымки. Отсутствие какого-либо ориентира привело к тому, что Алексею стало казаться, что самолеты остановились, зависнув в прозрачном воздушном пространстве.

«Зачем столько пить?! Хм-м...! Если бы не упал вчера вечером, наверное выпил бы еще больше..? Да! И оно того стоило…
Бедняга Ханц. Наверное, эти ночи плохо спал. Как же, как же, моя гулянка была пышней, чем его. А ведь он был первым, кого поздравляли с пятью победами. Первым, кто в эскадрильи стал асом. Первым, кто получил призовые деньги... А тут какой-то русский и вдруг больше почестей...»
В голове Алексея, мозгу которого лучше было, чтобы его хозяин углубился в воспоминания, нежели следил за воздушной обстановкой, закрутилась пленка с записью его чествований, с сегодняшнего утра ставших достоянием истории:

«К моему приземлению на летное поле вышли все. Должно быть из сейфа командира - больше не откуда - извлекли бутылку шампанского. Из пальмовых листьев в экстренном порядке свили венок, заменяющий в этих краях дубовые лавры триумфатора. А к месту моей остановки раскатана ковровая дорожка...
Радость эскадрильи по поводу того, что я стал в ней вторым летчиком-асом, была больше чем, при появлении первого. Понятное дело - ведь теперь эскадрилья может гордиться двумя пилотами-асами, в то время как в других нет и одного.
Целый день, а я из полета вернулся ближе к полудню, выпивка лилась рекой. Расторопные механики «нарыли» где-то молоденьких танцовщиц и местных музыкантов с их дутарами и зурнами и на фоне их ужасной музыки и в такт ей эротично покачивающихся обнаженных пупков танцовщиц мы расслабились по полной программе. Расслабились так, что многие так и осталась ночевать под открытым небом, вблизи летного поля….
Да-а, я помню лицо командира, когда по утру пришел приказ на сопровождение пятерки бомберов, а он не смог поднять в воздух ни одного пилота. В части полный бардак, все мучаются головой, животом, а он лишь бессильно наблюдает за этим.
В тот же день, уже ближе к его концу, при посадке разбился Мишель Галоб. Его штурмовик нырнул «ногою» в воронку, за час до этого проделанную неизвестно откуда появившимся «Миражом» и тут же взорвался. От Мишеля нашли только подошвы со стельками да запекшуюся на них кровь. Какие у всех были лица…! Ведь никто из техсостава, да и из командиров эскадрильи не видел смертей, а если видел  -то издалека, в виде расплывающихся полос дыма в небе. А тут такая нелепая смерть, да еще и у всех на глазах.
Вечером состоялись похороны и поминки, после них и на следующее утро эскадрилья вновь пребывала в небоевом состоянии.
Командир не выдержал, и решился на жесткие меры, пообещав наказать всех, в том числе и асов, на «премиальные».
А-а! Понял, понял, почему я сел в кресло МиГа вместо того чтобы спать в палатке...
Премиальные, чертовы премиальные. Если бы не эти стопочки зеленых бумажек, встал бы я с кровати… Ждите! И на кой ляд мне нужны эти деньги? Я же теперь ас – гордость военно-воздушных сил. Мне теперь и так все достанется: награды, звания, автомобиль с водителем, место в баре, девочки, деньги…»

Алексей отвлекся от воспоминаний и вновь заставил себя оглянуться по сторонам. Он придерживался того мнения, что летчик-истребитель всегда должен был быть в курсе, что твориться вокруг него, невзирая на состояние тела и души.
«Лучше быть в вонючей рвоте, чем в цинковом гробу…!»
Вокруг все было чисто, лишь «ангел хранитель» маячил позади. Беспокоиться было нечего и однообразие, застывшее за остеклением фонаря пилотской кабины и тяжесть, укутанных в вату мозгов, вновь загнали Алексея глубоко в себя. Сознание раз за разом выдергивало из памяти какие-то события, дабы хоть как-то забить ту тошнотворную пустоту, что была в голове. Алексей вспомнил, свой первый вылет в новом качестве наемного пилота истребителя... Свой первый бой… Когда воспоминания коснулись первого сбитого им самолета - ухмылка искривила его губы. Он до сих пор не мог забыть, как у него – будущего летчика-аса, тряслись поджилки, когда выпускаемые им снаряды, раз за разом, проходили мимо тихоходной жертвы.

Полет в таком состоянии, наверное, продолжался бы до бесконечности. Точнее до того момента, пока руки сами не вывели бы истребитель на посадочную глиссаду. Но глубоко сидящее в сознании профессиональное чутье летчика-истребителя, сначала поселило в душе Алексее тревогу, а потом и вовсе грубо прервало ход его мыслей. Наступило время вновь повернуть голову из одной стороны в другую, для того, чтобы вступив в борьбу с непроходящим головокружением, оглядеть воздушное пространство.
«Ё-ё...» – только и выдал Алексей, прежде чем оцепенеть от ужаса.

Слева буквально крыло в крыло с МиГом шел красавец «Мираж». Истребитель противника недвусмысленно заявлял о принадлежности своего пилота к касте асов, просто таки кричащим колером бортов, на которых красовались и карточные масти и огненные стрелы и метки одержанных побед.
За кислородной маской и тонированным до зеркального состояния забралом пилотского шлема не было видно лица пилота «Миража», но Алексей был готов дать руку на отсечение за то, что на нем сейчас вовсю играла улыбка победителя, решившего прежде чем уничтожить жертву позабавиться с ней. И действительно подтверждая это, рука летчика «Миража» поднялась в жесте, обозначающем что-то похожее не то на «конец тебе молокосос», не то «пошли с нами птенчик, не пора ли тебе посетить с визитом наш аэродром».
Ни какой сколько-нибудь оформленной мысли у Алексея не родилось – страх забил все. В глазах был лишь длинный ряд крестов, нанесенных на борт «Миража» - личный счет его хозяина. И лишь ставшие за годы полетов неотъемлемой частью самолета руки и ноги Алексея сделали все за него или, точнее говоря, без него. МиГ клюнул носом и ушел в пикирование, оставив «Мираж» где-то выше.
Забыв о «болезни организма» Алексей оглянулся назад, ища своего ведомого, «проспавшего» появление противника. Но ведомого за хвостовым оперение МиГа не было. Вместо него были два «Миража», попеременно нырявших в инверсионный след «микояна», с каждым мгновением сокращая дистанцию.
На лбу выступили капли липкого пота. Не проходящий страх, препятствовал выполнению сколько-нибудь рациональных действий. Выход из смертельной опасности Алексей нашел лишь в парашюте. Руки обхватили рычаги катапульты, что было сил, дернули их и тут же легли на подлокотники кресла...
Секунда, вторая, третья... Никаких изменений. Ни шипения воздуха из-под уплотнения отделяющегося фонаря, ни грохота пороховых ускорителей, ни стягивающих запястья рук ремней – ничего. Истребитель несся навстречу волнам, увлекая за собой самолеты противника, уже вышедшие на рубеж открытия огня. Ситуация никак не менялась, до тех пор пока обгоняя пикирующий МиГ трассы пушечного огня не прочертили дымные полосы перед его носом.
«А-а!» – взвыл Алексей и тут же с его плеч словно упал груз – груз тяжелого утра.
Руки и ноги заработали в бешеном ритме, казалось бы, хаотично воздействуя на органы управления. Повинуясь их движению, МиГ прервал пикирование, выполнил нечто отдаленно похожее на бочку, задрал нос и, как говорят пилоты, встал на струи двигателей. Скорость погасла. Еще секунда и самолет повалился на спину. От калейдоскопической быстроты сменяющих друг друга маневров «картинка закабинного мира» смазалась в глазах. Тело Алексея, оторванное перегрузкой от кресла повисло на привязных ремнях. Несмотря на это у него все же хватило сил удержать взгляд на лобовом стекле, и заметить две черных искорки - пара «Миражей» проскочила под МиГ.
Алексею осталось только полупетлей довернуть самолет в сторону уходящего противника и броситься в погоню. Что он, летчик-асс не задумываясь и сделал.
«Ха, шестая! А может быть и седьмая победа! Мой счет теперь недосягаем для Ханца!»
Палец лег на гашетку. Из-под крыла вырвался сноп искр. Две самонаводящиеся ракеты, расчертив небосвод перехлестывающимися лентами сизого дыма, устремились к уходящим «Миражам». И в ту же секунду МиГ поразила болезненная вибрация. Где-то в хвосте раздались глухие хлопки и двигатели, только что вынесшие Алексея из-под удара, предательски замолчали.
«Помпаж! – понимая в чем дело, взвыл Алексей, с замиранием сердца ожидая когда еще не успевший набрать скорость истребитель свалиться в штопор. – Нельзя! Нельзя было пускать ракеты! Скорости не было и «движки» захлебнулись их выхлопом…»
Алексей, провалился в мир лишенный звуков. Его Миг вяло перевалился с крыла на крыло и, потеряв последние граммы устойчивости, сорвался в неуправляемое падение. Надежды вывести самолет из штопорения рухнули, после первой же попытки сделать это. Кувыркающаяся в воздухе машина, совершенно не слушалась «рулей». Алексею оставалось только ждать. Ждать несколько секунд. Ждать пока его МиГ коснется волн.

В эти последние, трагические мгновения жизни, все, что еще секунду назад, волновало Алексея ушло на второй, третий или десятый план. Он не вспомнил ни о наградах, ни о личном счете, ни о использованных «призовых». Его сознание, вмиг очистившееся от всего напускного и неважного, в последние секунды «вынуло» из глубин памяти совсем другие воспоминания:

Маленькая девчушка в «разрисованном» мамкиной акварелью ситцевом платьице вскинула веснушчатое, излучающее одновременно и испуг и радость лицо и, засеменив тоненькими ножками по линолеуму коридора, кинулась к вошедшему в прихожую трехкомнатного «мобиля», Алексею.
«Папка! Папка вернулся!»
Открыв дверь своим ключом, Алексей без какого-либо звонка или стука вошел в свою квартиру, и тут же попал на глаза Анюте, со стаканом закрашенной красками воды, спешащей из детской в кухню. Секундное замешательство и о рисовании забыто. Расплескивая в стороны эту самую непонятно какого цвета воду, Анюта буквально запрыгнула на руки отца.
- Ты...? – выскочив на крик дочери из детской, произнесла Ирина, каменным истуканом воззрившаяся на Алексея.
- Я. А ты еще кого-то ждешь?
- Ждала. Слишком долго ждала...
- Считай, что дождалась.
- Очень надо... Мог бы и не торопиться...

- Уезжаешь... – увидев как быстро, Алексей прячет бумажку, только принесенную рассыльным в военной форме, догадалась Ирина.
- Да.
- Опять? Ты же говорил, что все…
- Ну, солнышко, пойми это же просто работа. Я зарабатываю деньги. Деньги для вас. Мне самому ни чего не надо...
- Да ладно! Тебе просто нужно постоянно быть там, где стреляют, бомбят. А к нам ты приезжаешь, так - отдохнуть.

- Папка, ты уезжаешь? – уловив суть разговора, вынырнула из детской Аннушка. – Опять? Надолго…
- Нет, ну что ты, Аннушка. Я уеду ненадолго и вернусь. Вернусь с подарком.
Алексей подхватил дочь и лишь бы избежать ее подобных кинжальному огню вопросов, подкинул под потолок, поймал и весело засмеявшись, спросил:
- Какой ты хочешь подарок?
- Ни какой... Я хочу, чтобы ты не уезжал.
- Ты же хотела велосипед?! Хочешь такой как в телевизоре: спортивный, с пятнадцатью скоростями и рамой карбон?!
- Нет, - вмиг наполнив глаза влагой слез, ответила Аннушка. – Не уезжай. У меня есть велосипед. Хороший, с тремя колесами... Папка…

«Не будет велосипеда, - за секунду до удара проскрежетал зубами Алексей, и когда чернота надвигающихся волн закрыла собой весь мир, в последнем выдохе выкрикнул, - Аня!!!»
Резкий хлопок, с которым обычно фонарь кабины отстреливается от самолета, потонул в грохоте ломающихся о воду конструкций МиГа. Последовавший же следом запуск порохового ускорителя катапультируемого кресла стал предвестником взрыва всего самолета.
Огненный шар полыхнул над водой, и из него в разные стороны полетели фрагменты крыльев и фюзеляжа, обгоняя которые дымным протуберанцем ввысь летело спасительное катапультируемое кресло. Через пять секунд все было кончено. Обломки МиГа пошли ко дну, а языки пламени, сожравшие всплывший керосин, накрыло волной. Лишь белоснежный парашют парил в воздухе пологой спирали, приближаясь к водной поверхности.

Медик, в решении какой-то своей проблемы, посильнее надвинул на сморщенный лоб белый чепчик и склонился над кроватью больного.
- Есть какие-либо улучшения? – на прекрасном английском спросил он у стоявшего рядом медбрата.
- Практически нет, сэр.
- За три недели интенсивного курса лечений?!
- Да, сэр! Он все еще находиться в прострации и пока не способен сам выполнять ни одной жизненной функции. Единственное что, он стал членораздельно произносить слова.
- И что он говорит?
- Рама карбон, сэр...