Ярослав 9. Первые дни войны

Взрослые уже тревожно вслушивались в последние известия, припадая к чёрной радиотарелке, а в меня война входила постепенно. Под пронзительный вой сирены мама хватала меня на руки и бежала в укрытие. Я уже не помню как оно выглядело, но было где-то не очень далеко. Помещение наполнялось людьми, и оживлённый обмен мнениями создавал даже какую-то почти празднично оживлённую атмосферу.
А со временем к сирене привыкли и уже игнорировали опасность, и решили, что не стоит тащиться в укрытие, что если что-то случится, так и укрытие не поможет, осколок может настигнуть где угодно. И кто-то с видом знатока советовал при бомбёжке ограждать себя подушками, способными защитить от осколков.
 Отец залазил на крышу и оттуда высматривал появление самолётов., пытаясь определить, где наши и где чужие. Если дома был брат Юра, то и он залазил на крышу. Мне тоже очень хотелось взобраться туда, но мама конечно была категорически против, и я мог только с земли, следуя указаниям папиного пальца, выискивать в небе серебристые самолётики, казавшиеся в голубом просторе неба почти игрушечными.
А потом в нашем доме разместился взвод солдат, где-то человек 10. Спали на полу, мама дала им что-то из одеял и подушек, но на всех не хватало, укрывались шинелями.
Старший по званию пытался завязать со мной дружбу. Однажды в сумерках мы затеяли с ним игру в догонялки. Чувствуя, что он вот-вот меня догонит, я нырнул под натянутую проволоку в чей то огород. Лейтенант, не заметив в полумраке проволоку, споткнулся и растянулся на земле, расцарапал щеку. И хотя внешне он даже выражал восхищение моей ловкостью и находчивостью, но я чувствовал себя очень виноватым. Я очень уважал мужчин в военной форме и мне было досадно, что один из них пострадал по моей вине.
Появились и другие приметы военного времени. Мы шли с мамой в райцентре, а впереди группа солдат сопровождала гигантский надутый аэростат. Аэростат рвался вверх, в воздух, и солдаты повиснув на верёвках не давали ему взлететь.
Я до сих пор так и не знаю, действительно ли эти гигантские надувные слоны мешали немецкой авиации бомбить наши города.
А война приближалась к Харькову и наступил момент, когда стало ясно, что нужно эвакуироваться. Казалось, что мы ненадолго покидаем свой дом. Старательно упаковывались в газеты и перевязывались бечёвками стопки книг, двадцатилитровые бутыли с вишнёвой наливкой погружались в плетёные сапетки и перетаскивались на чердак, мама договаривалась с соседкой, чтобы та присматривала за домом.
А во дворе ликвидировалось домашнее хозяйство: зарезан поросёнок, отец вооружившись топором рубил головы курам и перья с пухом кружились на подворье под тревожное кудахтанье кур.
С соседом договорились насчёт телеги, и вот наши пожитки грузятся на телегу, меня садят сверху и мы покидаем наш двор.
Долго бежал за нами пёс Букет, пока мы не миновали окраину посёлка. А тут он остановился и подняв морду к небу протяжно завыл. И хотя день был летний и солнечный, но это заунывное вытьё вселяло во всех ощущение безвозвратной потери.

А война уже начала выбивать кого-то из нашей родни.
Мама была самой младшей в семье и получилось, что дочери тёти Марии, по сути, мои племянницы, гораздо старше меня. А вот их дочки, Света и Тома, были на год моложе меня и были участницами моих игр. Томочка была милой девочкой с постоянными вопросами: «А что? А где? А почему?». А Света была разбойницей и шкодой. Мама внушила мне, что мужчина никогда не ударит женщину, и Света во всю этим пользовалась.  На выцветшей фотографии схвачен момент, где я и мои наперсницы  купаемся в огромной (для нас) оцинкованной ванне, и Света залезла мне на плечи и трепает за волосы, а я мужественно переношу эти муки. .
Прасковья – мама Светы,  вышла замуж за инженера завода Электромашина». Его фамилия Маркс. Он не был родственником ни автора «Капитала», ни знаменитого книгоиздателя.. Эта фамилия распространена в Германии как в России Иванов. Его отец был скромным владельцем аптеки. В 1917 был расстрелян.
 При приближении немцев к Харькову Николай Маркс стал поднимать вопрос о подготовке оборудовании завода к эвакуации. Его обвинили в паникёрстве и арестовали.
В день, когда его арестовали, ждала Паша мужа с работы до позднего вечера да так и не дождалась. На следующий день помчалась на завод и там узнала об аресте. Бросилась выяснять на улицу Чернышевского, где размещалось здание НКВД. День был выходной и ворота закрыты. Вышел какой-то мужчина в форме и на вопросы Паши задумчиво спросил:
- У Вас есть дети?
-Да, дочка.
-Вы знаете что,  ни у кого ничего не спрашивайте и возвращайтесь домой. А то Ваша дочка лишится не только отца, но и матери.
. Сохраняется у его дочери, Светланы, официальная бумажка о том, что её отец умер в Кустанайской тюрьме от лёгочной недостаточности. Подымала Света в архиве дело отца, где нашла, что совсем незадолго перед кончиной врачами было засвидетельствовано его абсолютное здоровье. Так, что дело ясное: расстреляли.

А муж второй дочери тёти Марии, Клавдии – мамы Томочки, лётчик Павел. Жили они в авиагородке Васильковом под Киевом. В один из первых дней войны поднялся он в небо и погиб в неравном бою. Осталась Клавдия с маленькой дочкой Томочкой, Умерла Томочка, не выдержав голодных и холодных лет оккупации. И когда освободили Харьков ушла Клавдия с армией дальше на Запад, там нашла она второго мужа, тоже лётчика. Но это уже другая история.