Все в памяти моей... Гл. 29. В Евпатории. Андрей
Детей тут же уводят на завтрак. Нам, сопровождающим, можно набрать горячей воды из кипятильника.
В хлопотах: медосмотр детей, оформление документов, личные вещи, деньги на мероприятия и на карманные расходы, - проходит весь день. И за все это время мне не то, что поесть, стакан чаю выпить негде и некогда. Не говоря уже о том, чтобы хоть умыться нормально, переодеться: ведь уже вторые сутки в шубе, сапогах... Хорошо, хоть детей кормят.
К концу дня нас, сопровождающих, набирается уже группа из двенадцати человек. Знакомимся. Закончив все дела, получаем направления в городскую гостиницу.
В комнате нас трое: я, Татьяна, чуть постарше меня, из Кирова, и Зоя, красивая блондинка лет тридцати, из Донбасса.
Уже девятый час вечера, а у нас со вчерашнего дня во рту ни маковой росинки! Буфет уже закрыт. Пойдем в ресторан. По-быстрому, кое- как, приводим себя в порядок. Татьяна и Зоя одевают другие платья, я только меняю все нижнее и вместо черного свитера ( жарко, здесь тепло, а я упакована по-сибирски!) одеваю тонкий трикотажный батник красного цвета. Мокрыми руками разглаживаю темно-серую, в клетку, юбку с широкими складками и такой же короткий жилет-фигаро. Шила сама, под строгим контролем Виктора, знаю, костюм мне идет, у него вкус хороший. Высокие, на меху, сапоги матово-красного цвета, в цвет батника, на низком каблуке (Виктор терпеть не может высокий каблук, покупает мне обувь очень хорошую, но без каблуков).
Берем с собой по десять рублей, тридцать на троих - хватит! Спускаемся
вниз, на первый этаж, к ресторану.
Сюрприз!... Читаем: ресторан закрыт на ремонт! И, как и везде, находится кто-то, кому до всего есть дело:
- Да-да, дамочки, закрыт уже почти месяц, - сообщает юркий, круглый, как колобок, мужчина в потертом пиджаке неопределенного цвета.
- А где же можно поесть? – растерянно спрашиваем мы.- Или, хотя бы, купить чего нибудь?
- У-у, чего захотели! Уже поздно, все закрыто,- с удовольствием садиста произносит он. – Вот, только...
- Что – только? Говорите уже! – наступает на него Татьяна.
- Ну, ну, потише... Я говорю: - есть ресторан, театральный. Да, нет, не в театре, он так называется: «Театральный»! Недалеко, можно трамваем, только трамвая вы не дождетесь, лучше пешком. Вот так прямо, а потом направо. Да там увидите, по трамвайному пути...
Идем по улице, почти в кромешной тьме. Слабо блестят трамвайные рельсы,- ориентируемся по ним. Поворачиваем направо. И верно, ресторан. Весь фасад в ярких электрических гирляндах, у входа пальмы в кадках, играет музыка.
Сбрасываем свои шубы на руки услужливого гардеробщика и, уже почти ощущая себя светскими дамами, поднимаемся на второй этаж, в зал. Здесь еще никого нет, мы первые. На темной эстраде тихо бренчит рояль. Но нас уже мало что трогает: ужасно хочется есть. Заказываем горячее,- с мясом! Салат,- тоже мясной! Кофе. И, конечно же, мое любимое пирожное. Ну, и что еще? Бутылочку сухого, белого? А как же!
Набрасываемся на еду и не замечаем, как очень быстро зал становится полным. Пока ждем горячее, - осматриваемся вокруг. Посетители, в основном, - мужчины, женщин мало. Столики вокруг нас заняты одними мужчинами.
Нас уже откровенно рассматривают. За соседним столом военные. Один из них, высокий, рыжий, похожий на прибалта, не сводит с меня глаз.
Зою приглашают танцевать.
- Зойка, не смей, - тихо шипит Татьяна, - мы пришли только поесть!
- Подумаешь!- смеется Зойка. – Может, я хочу отомстить своему мужику! Он, козел, бабу завел! - уходит на танцевальный пятачок с огромным верзилой, похожим на уголовника.
Рыжий встает и наклоняется ко мне:
- Позвольте?
Я прячу лицо в салате (наслушались по пути от Татьяны страхов о южных ресторанах!). Не успеваю ничего ответить. Успевает Татьяна:
- Молодой человек! Простите! Дайте спокойно поесть!
- Извините, - мямлю, - я не танцую...
Он садится к своему столу, но я чувствую, - наблюдает за мной. Очень неловко. Зойка подбегает к нам:
- Девчонки! Вы как хотите, а я остаюсь здесь! Давайте сейчас рассчитаемся.
Подзывает официанта. Тот предъявляет счет: тридцать шесть с копейками! Вот дуры наивные! Захотели разгуляться в ресторане на тридцатку! И как вести себя в такой ситуации?
Наше смущение и заминку замечают за соседним столом. Рыжий уже поднялся со стула. Но первым успевает Зойкин верзила:
- В чем дело, девочки?
И Зойка тихо обьясняет ему.
- Да ерунда все это! - он достает деньги и отдает официанту.
А мы с Татьяной уже мчимся вниз, одеваться. Вдруг кто-то догоняет меня на лестнице и загораживает дорогу. Поднимаю глаза: рыжий! Татьяна уже внизу.
- Подождите, не уходите!- хватает меня за руку. - Меня зовут Вася, (надо же, рыжий и – Вася!), - не бойтесь меня! Как вас зовут?
Пытаюсь обойти его. И Татьяна, снизу:
- Света! Где ты там?
- Света? – радуется рыжий, а я с силой вырываю руку и вот мы уже с Татьяной, как ошпаренные, выбегаем на улицу, на ходу надевая шубы.
В чернильной темноте, спотыкаясь на булыжной мостовой, почти бежим по
пустынной улице, - двенадцатый час ночи!
- Девочки! Куда вы так торопитесь? - окликают откуда-то сбоку, из темноты.
Как только мы не поломали ноги и не расшиблись на скользкой мостовой,
- (только прошел дождик!),- когда галопом неслись к гостинице!
Всю ночь не спим, ждем Зойку. Уже утром, в восемь часов, решаем: надо обратиться к администратору, мало ли что? Молодая, красивая, - вдруг что-то сделали с ней, ведь морда у верзилы настоящего уголовника!
Тихий стук в дверь не дает нам довести рассуждения до логического конца: на пороге стоит Зойка, сияющая, растрепанная, шуба и сапоги в руках!
- Ты?! Ты где была? Мы всю ночь!...
- Ой, девчонки! – выстанывает Зойка и с шубой и сапогами в руках падает спиной на кровать. – Что со мной было! Такая ночь! А мужи-ик!
- Какая ночь? Где ты была? – не унимается Татьяна.
- Где была? Туда и сейчас уйду! Да в номере напротив я была!
- Так ты с этим... уголовником? – у Татьяны глаза вот-вот вылезут из орбит.
- Да какой уголовник! Он настоящий му-жик! У меня все боли-ит! - Зойка сладко потягивается. - Я переселяюсь к нему в номер, у меня есть еще целая неделя командировки!
Мы с Татьяной улетели на следующий день, а Зойка осталась еще на неделю: мстить, так мстить! Мужу-козлу!
Через месяц мы снова встретились в той же гостинице. У каждой было что рассказать. Татьяна все хмурилась и курила сигарету за сигаретой, - рассталась с любимым человеком, ушла сама. Зойка сияла и, видать по всему, была счастлива: помирилась с мужем, но не простила измены, и намеревалась и дальше мстить ему (тайно!) все с тем же верзилой: договорились о встрече и он тоже прибыл в Евпаторию. Я рассказывала о муже, о детях, остальное держала в себе.
А Андрей тогда впервые влюбился...
У меня была возможность задержаться в Евпатории еще дня на три и я решила побывать с Андреем (забрать его из санатория на пару дней раньше) в Новороссийске и в Севастополе,- доставить себе и ребенку удовольствие:
путешествовать на теплоходе. Погода была прекрасная,- тепло, все расцветает-
почти весна...
И каково же было мое удивление, когда Андрей отказался, сказал, что хочет побыть последние дни с друзьями. Пришлось мне эти дни гулять по Евпатории, - одной никуда ехать не хотелось. Я бродила по узким улочкам, заходила в маленькие лавочки с сувенирами, шаталась по базару. Покупала
подарки...
Уже все дети были в автобусе, принесли и вещи Андрея, а самого его все нет и нет. И никто не мог, или не хотел, сказать, где он. Старшие успокаивали меня: сейчас он придет, он где-то здесь...
И только Людочка, самая младшая, прижав палец к губам, повела меня по тропинке за угол корпуса. И там я увидела: человек двадцать, девочки и мальчики Андрюшиного возраста, стоят по кругу, взявшись за руки, поют
что-то грустное, бардовское, а в середине круга мой Андрей и тоненькая, высокая девочка с распущенными светлыми волосами, - стоят, положив головы друг другу на плечо, и руки, как плети, бессильно опущены вниз. И такой печалью, таким отчаянием от предстоящей разлуки веяло от этой маленькой, живой скульптуры!
Потом они никак не могли расстаться возле автобуса, и водитель, и все мы, сидящие в автобусе, терпеливо ждали. А когда автобус тронулся с места и Андрей буквально влип в заднее окно, я увидела, как девочка шла за автобусом, словно слепая, руками вперед, и слезы ручьями текли по ее щекам.
И я тоже расплакалась, глядя на них и, как никто, их понимала... Я сама уже год была в состоянии постоянной разлуки с любимым человеком.
Андрей учился хорошо. Четверка была только по русскому языку, остальные – пятерки. В начальных классах был отличником. Как и я, в школе был заводилой.
Интересно сейчас вспоминать... У Сережи на родительских собраниях я сидела, как гость, - ни единого слова о сыне не слышала, словно его и не было в классе. Учился он неплохо, ребята его любили, были друзья, всегда он был с классом. Так и осталось для меня загадкой, почему многое я узнала о сыне уже только на выпускном вечере, когда их классный
руководитель, Наталья Васильевна, за праздничным столом наговорила мне столько хорошего о нем?
А Андрей... В детском саду на всех собраниях я только и слышала: Андрюша... Андрюша... Мамаши ревновали. Но в начальных классах, хотя он был отличником, лидером в классе, учительница, чья девочка тоже училась здесь, вообще никогда ничего о нем не говорила, и я снова была на собраниях гостьей. И его похвальную грамоту за третий класс она мне отдала мимоходом, в гастрономе, в очереди!
А с четвертого класса... Мамаши,- а посещали-то собрания, в основном, они,- уже не ревновали, а тихо ненавидели меня: Маргарита Михайловна, их “классная», захваливала его (хорошо, что Андрей никак не реагировал на это, учился и вел себя совершенно свободно, словно речь шла не о нем, - всегда дружелюбный, спокойный, очень ответственный в своих поступках, - поэтому, наверное, в классе его любили). Так же, как и я в детстве и юности, он с удовольствием участвовал во всех школьных мероприятиях, хорошо рисовал, сочинял стихи. И так же, как у Сергея, у него очень развито чувство собственного достоинства.
Я уже не помню, что тогда произошло, но, кажется классе в шестом, уже спортивном (ох, как не хотелось Маргарите Михайловне отпускать в этот класс Андрюшу, в другую школу!) классный руководитель, когда ребята, работая в поле на овощной станции, куда-то отошли, не спросив ее, отчитала их и под конец выдала:
- Сволочи вы!
Дети извинились за свой проступок, но пришлось извиниться и Валентине Евгеньевне, когда Андрей сказал:
- Мы не сволочи!
Конечно, дошло до директора, был скандал, меня вызывали в школу...
Где-то класса с шестого я потихоньку стала подсовывать ему книги о врачах, об ученых - медиках: мне так хотелось, чтобы хоть один из моих детей был врачом ! У самой не получилось, - и я долгое время ругала себя за совершенную глупость: ведь могла, и смалодушничала! Когда заводила эти разговоры с Сергеем, тот смеялся:
- Врачом? Да я перепутаю - и горло к заднице пришью!
Хотя позже, когда Андрей уже учился в мединституте и у Сергея появились там друзья, (а он был уже на четвертом курсе политехнического), и он просто походил, - из интереса, с друзьями, - послушал лекции в медицинском, - разыгралась целая драма!
Он вдруг решил бросить политехнический и поступать в медицинский институт. Уговаривали его всем миром: не делай пока глупость, закончи учебу здесь, а потом решишь... А тут еще друга, Володю Кунгурова, призвали в армию и отправили в Афганистан:
- Если не в медицинский, - иду в военкомат и прошусь в Афганистан! – заявил сын.
Скольких нервов все это стоило мне, да и Виктору тоже.
А Андрей увлекся. Благо, что его не надо было заставлять или уговаривать читать, - дети любили книги с раннего детства, а новая, неизвестная книга - это до сих пор лучший подарок.
Тогда же, в шестом или седьмом классе, я дала ему прочесть книгу Углова «Сердце на ладони», об операциях на сердце. Я сама прочла ее на одном дыхании. По-моему, она и решила все, (правда, сын отрицает это). Он увлекся биологией, химией, стал участвовать во всех химолимпиадах, проводимых для школьников в мединституте, и всегда был в них победителем. В доме появились книги по химии и биологии, учебники для студентов. А в школе не заладились отношения с “химичкой”, женщиной предпенсионного возраста, которую, видимо, уже мало что интересовало и Андрей,- со своими успехами на олимпиадах и знаниями всех новинок в мире химии, - уже только раздражал ее. В итоге, в аттестате, наряду с четверкой по русскому языку, красовалась четверка по химии (все остальные были пятерками). Андрей, сдав все вступительные экзамены на “отлично”, стал студентом нашего мединститута.
Свидетельство о публикации №215022001444