Сент-Женевьев де Буа

Есть странные свойства у Земли  и у того, что в ней спрятано. Прячут клады, драгоценности, деньги. Прячут семена, чтобы они проросли в воздух. Прячут мертвых - чтобы они проросли в  небо.

Кладбища бывают разные. Есть сплошь окутанные в густой чёрный мрамор, где горе разламывает на части не только души живых, но и могильные памятники. Находиться там невозможно - страдания, испытанные там, не очищают. Они загоняют вас в гранитный угол. В нем только и остается зажмуриться и погрузиться в небытие, которого мы так страшимся.

Есть кладбища, наполненные выбеленным солнцем. И спокойствием обожженной на солнце морской гальки. Слишком тихо для мира живых, но в общем-то напоминает дом со спящимими жильцами. Все вместе, но каждый на своей территории. А в мире вокруг дома происходят разные вещи: в одной стране революция, в другой - скончался диктатор. В третьей придумали новое ядерное оружие. Но это неважно. Жители дома спят.

Точно такое кладбище я увидела во Франции. Это русское кладбище Сент-Женевьев де Буа. Конечно, не все могилы русские, но там захоронено около 15 тысяч наших соотечественников. В основном те, кто бежал из России после 1917 года. Как говорится, «цвет русской иммиграции». Те люди, благодаря которым можно было понять, что такое русская интеллигенция. Их так мало осталось в живых во Франции и еще меньше - в России.

В спящем беломраморном доме Сент-Женевьев де Буа есть и свой управдом. Бодрствующий. Высокий, лысоватый, обмякший человек в ярко- зелёной жилетке, которую обычно носят рабочие на дорогах. Француз, но к русской культуре не равнодушен. Правда, воспринимает ее только через кладбище.

«Я в 93-м  году хоронил здесь Рудольфа Нуриева, вашего великого танцовщика. А вы знаете, что его положили в могилу стоя, завёрнутого в ковер? Таков мусульманский обычай. Да и он, я думаю, привык быть на ногах. Столько времени находиться в танце и лишиться возможности танцевать, а затем и ходить из-за тяжелой болезни…Странно, но именно после смерти стоять ему стало легче».

Рудольф Нуриев, мастер танца, не пощадивший жизни ни для мира, ни для себя. Человек, сбежавший с вымуштрованных советских гастролей. Он остался в Европе, в Америке - везде, кроме России. Советская публика о нем вообще ничего не знала.

Его балет, резкий, отлаженный, точный, развивался вместе с ним. Шестерёнки механизмов пришли в движение, их уже было не остановить. Нуриев двигался все в более и более быстром ритме, мотался из стороны в сторону, от одной страны к другой. А затем механизм сломался. Вирус иммунодефицита повлёк за собой болезнь, с огромной быстротой сжимающей человека. Один из последних кадров съёмок: сгорбленный человек сидит в кресле-каталке и старается улыбнуться. Пружина  распрямилась только после его кончины.

Странный управдом бродит по своему многонасёленному дому и рассказывает нам обо всех его жильцах.

«Здесь лежит Андрей Тарковский. Я его фильмов не смотрел, но, говорят, они очень длинные, протяжённые. Такие же протяжённые, как жизнь наверху. Кажется, сколько стран такие люди ни объездили, все равно - эту протяжённость находят в раю или же на своей родине. Говорят, один из его последних фильмов назывался «Ностальгия». Мне кажется, что Сент-Женевьев де Буа напоминает одну бесконечную ностальгию. Страна в стране».

К могиле Тарковского подходит выцветшая, но еще энергичная старушка и задает кладбищенскому управдому вопрос, весьма обычный для французов:

- То, что вы говорите, очень интересно. А как вы думаете, где лучше быть похороненной?

- Это зависит от ваших вкусов и вашего желания, мадам. А также от воли ваших родственников. Но я бы выбрал похороны на своей собственной земле. В поместье, например.

- Но это же очень сложно устроить…

- Ничего. Я добился разрешения для своих близких. Они похоронены в саду, около старой яблони, посаженной еще моим прадедом. Теперь я за них спокоен.

У этого разговорчивого человека в раннем детстве умер отец. Когда ему исполнилось 18, повесилась мать, страдавшая изматывающими психическими расстройствами. А когда ему стало 30 ушли в другой мир две его старшие сестры. Он живёт в  окружении смерти и, как ни странно, находит в ней источник жизненных интересов.

«Тут у нас различные русские князья и графы. Кто-то из них потомки царской семьи. Интересно было бы познакомиться с ними лично. Никогда не общался с настоящими князьями и графами, хотя их во Франции можно найти. А здесь и их враги. Феликс Юсупов - тот самый, который расстрелял любимца царицы Распутина. Хотя, может и доброе дело сделал».

«Жена адмирала Колчака и его сын здесь похоронены. По-хорошему, вся семья должна быть погребена вместе. Но тогда жену и сына тоже должны были бы расстрелять и бросить в ледяную прорубь вместе с отцом. И они бы не уехали во Францию. Тогда бы сын Колчака не сражался так отважно во времена Второй Мировой войны. И Французской Республике не помог бы. Иногда жизнь совершенно справедливо разделяет семьи: чтобы те, которые мертвы, не мешали живым осуществлять своё предназначение на земле».

«Вообще, тут у нас очень много белой иммиграции. Целые полки. Представляете, если всех этих людей оживить, то можно было бы внутри  Франции создать отдельное государство. Монархию, разумеется. Представляю себе: монархическое государство Сент-Женевьев де Буа. Наполненное благородными людьми. Интересно, может ли на свете существовать государство, где все переполнено благородством? Наверное нет, иначе никакой политики не было бы».

Управдом осторожно и нерешительно подходит к одному из памятников.

«А вот это надгробие я очень люблю. Это захоронение Бунина. Я его читал…Помню одно из произведений - «Окаянные дни», наполненное страданием выжатой души, обесточенного сердца, опустошённой страны. После бегства русских из революционной России множество жизненно важных сосудов перестали наполнять тело страны кровью, и она стала холодной и бесцветной. Как будто Россия съёжилась, скукожилась, смирилась».

Выслушав наши благодарности за интересный рассказ, управдом скромно добавил, что Сент-Женевьев де Буа - не единственное кладбище, которым он очарован. И вообще, он уже давно собирает материал для книги о захоронениях различных стран и народов.

«Изучив истории различных кладбищ, я понял, что упокоения - самые толерантные на земле. На одной территории лежат люди различных верований, конфессий, политических взглядов, моральных ценностей. И при этом такое спокойствие, какого не увидишь в современном мире».

Я не выдерживаю и спрашиваю:

«Но если кладбище для вас - такой идеальный мир, то почему же вы похоронили своих родственников у себя в саду? Почему боитесь за них?»

«Потому, что я все-таки до конца не верю в то, что нет никакой связи между мной и ними. А если говорить о Сент-Женевьев де Буа, то я точно знаю, что есть незримая связь между захоронениями. Все эти люди были объединены не только общей культурой, историей и отношением к жизни. Кладбище Сент-Женевьев де Буа - зарубежная территория, которая до сих пор не отделилась от России».

Шаркая выжженным на солнце гравием, удаляется от нас управдом, странный житель непризнанного российского региона.