На рейде Новороссийска в бору

     Утро выдалось  тихое и солнечное, что вполне соответствовало концу марта. Был далёкий теперь 1968 год. На внешнем рейде Новороссийска стояло несколько судов, каждый со своими заботами. Теплоход “Кемь” ожидал своей очереди на погрузку металлома на итальянский порт Триест. Граница у судна была открыта, необходимые заявки в Трансфлот поданы и по плану порта на следующие сутки “Кемь”должна встать под погрузку. В описываемое время ”Трансфлот” выполнял обязанности агентирования судов, обеспечивая выполнение всех их заявок. 

     Вахтенный 3-й штурман, не теряя даром тихие часы своей утренней вахты, подбирал карты будущего перехода, когда в рубку зашёл начальник радиостанции и передал штурману “Журнал прогнозов погоды”.
- Вот тебе сюрприз и, наверное, надо капитана предупредить, – предавая журнал сказал радист. 
- Давай посмотрим, что ты принёс, – штурман стал читать текст: “Срочное метео. Штормовое предупреждение. Всем судам в порту, рейде и подходе Цемесской бухте. Ближайшие 4 часа ожидается резкое усиление северного ветра бора 30-35 м /сек. Срочно принять меры безопасной стоянке причалах, рейде”.

     Он внимательно прочитал прогноз и по телефону попросил капитана подняться в рубку, поскольку полученное требует принятия дополнительных мер. Между тем, солнце продолжало радовать своим присутствием на безоблачном небе и лишь горный хребет в районе Шесхариса стал исчезать за собирающимися над ним массами облаков. Маловетрие тихо полоскало поднятые флаги. Казалось тишина так и будет продолжаться, но скопление облаков над Маркотским хребтом говорило о надвигающейся “боре”. 

     “Бора”- это местный северный ветер большой силы, когда массы холодного воздуха перевалят невысокий горный  хребет и со страшной силой обрушатся на город и Цемесскую бухту, неся с собой разрушения, а в зимнее время сильное понижение температуры и обледенение.  Конечно, все эти сведения были отражены в соответствующем разделе “Лоции Чёрного моря” и неожиданностью не являлись.

- Виктор Васильевич! Вот, пожалуйста, свежее предупреждение, – штурман подал капитану раскрытый журнал прогнозов.
- Сейчас посмотрим, что нам обещают, – капитан углубился в чтение штормового предупреждения.
- Пригласи-ка сюда старпома с боцманом и старшего механика, – распорядился он,  закончив чтение.

     Был конец марта и капитан надеялся, что стоянка пройдёт без происшествий, но согласно срочного метео ожидание спокойной стоянки не предвиделось. Что такое “бора” ранее уже испытали на себе при стоянке в Югославских шхерах, когда поток холодного воздуха со страшной  скоростью устремляется с вершин Велебитского хребта в долины. Здесь, в Новороссийске ожидалось такое же природное явление.

     В рубке один за другим появились главные ответственные лица и капитан зачитал для них ещё раз полученное штормовое предупреждение.
- Ну, как, прониклись серьёзностью момента? – вопрос капитана относился ко всем присутствующим.
- Виктор Васильевич! В ожидании швартовки мы частично слили балласт, а потому надо срочно опрессовать танки, – напомнил старпом ближайшую задачу.
- Всё верно, старпом, а  у тебя, дед, как? Все механизмы в работе?
- Виктор Васильевич! В машине всё в готовности, как скажете, - чётко доложил стармех.
- Что у нас с якорь-цепью? – поинтересовался капитан, рассматривая карту рейда, где отмечено якорное место “Кеми”.
- Глубина здесь 20 метров и на клюзе 5 смычек цепи, -  доложил третий штурман.
К сведению непосвящённых: 1 смычка якорь-цепи равняется длине 25 метров. Смычки соединяются между собой специальными разборными звеньями Кентера. Якорь-цепь каждого якоря состоит из 9 смычек или 225 метров.
- Давайте-ка вытравим ещё смычку, – обратился капитан к старпому, - пусть у нас на клюзе будет 6 смычек, а с усилением ветра сможем потравить ещё.

     Пока обсуждали принятие необходимых мер, заметно посвежело и небо затянули серые тучи.  Над Маркотским хребтом заметно увеличилась облачность протянувшаяся уже на полгоризонта, спускаясь к Новороссийску и нефтепричалам  Шесхариса. Ветер на рейде заметно посвежел, но ещё не приобрёл постоянного направления и суда пока стояли, развернувшись в разные стороны. Это затрудняло возможную постановку на два якоря, поскольку в дальнейшем, при развороте судна, якорь-цепи могут перехлестнуться, образовав, так называемый “крыж”, который будет снижать держащую силу якорей и создаст трудности при последующей съёмке.

     Прошёл час и все суда на рейде, вцепившись своими якорями в грунт, развернулись на ветер, ожидая дальнейшего усиления его, которое явно приближалось. Тучи над горами заволокли полнеба. Они накрывали город, район цементных заводов и спускались к причалам Шесхариса.

     Капитан устроился в вертящемся кресле и обозревал обстановку, складывающуюся на рейде.
- Анатолий Николаевич, - обратился капитан к старшему механику, который тоже следил за судами, – давай-ка приготовим главные двигатели и будем держать их в постоянной готовности.
- Старпом! Что с балластом?  Все танки опрессованы?
- С балластом всё в порядке и мы успеем спокойно пообедать, пока ещё погода позволяет, - предложил старпом.
- Штурман, давай-ка команду на обед, – распорядился капитан – и возьми контрольный пеленг на хорошо наблюдаемый ориентир. По нему будем контролировать свой дрейф.

     Через 3 часа Цемесская бухта уже представляла собой кипящий котёл, куда обрушились холодные, тяжёлые массы воздуха с горного хребта. Клочья пены, срываемые с бурной поверхности  бухты, перемешанные с пылью цементных заводов, накрыли стоящие на рейде суда. Видимость резко упала. На “Кеми” ещё потравили дополнительно две смычки цепи. Итого было вытравлено почти 8 смычек или около 200 метров,  По грубым прикидкам получалось, что с учётом глубины якорного места и силы ветра на грунте должно было лежать не менее 120 метров цепи, что должно удержать судно на месте и не потревожить якорь. В распоряжении команды осталась последняя, девятая смычка, которую оставили на самый крайний случай.

     Спустили флаги, чтобы сохранить их. Старпом с боцманом надели ватники, зимние шапки и, удерживаясь за фальшборт и комингсы трюмов, пробрались на бак, чтобы лично убедиться в состоянии якорной цепи и по ней определить нет ли дрейфа судна. Пока всё было в порядке, цепь набита туго. Однако, судно уходило от линии ветра не менее, чем на 40 градусов в обе стороны и возникала опасность стирания части  металла звеньев цепи на сгибе её при вхождении  в якорный клюз. В таких обстоятельствах обычно практикуется потравливание время от времени  1-2 метра цепи.

- Штурман! Ну-ка, замерь скорость ветра, - капитан хмуро оглядел  рейд и начинающие терять чёткие очертания ближние суда.

      Штурман взял секундомер и анемометр, записав его показание. Поднявшись по трапу на крышу ходовой рубки и уцепившись за релинги, он поднял анемометр над головой, наблюдая одним глазом бег секундной стрелки по циферблату секундомера. Анемометр показал скорость ветра  36 м/сек. 

     Приближался вечер и падающие с горного хребта тёмно-серые тучи, несли с собой холод, а свист ветра переходил в гул. Дышать можно только отвернувшись от этой плотной массы, несущегося со страшной скоростью, воздуха. Город  и цементные заводы также заволокло серой массой поднятой в воздух пыли. Танкеры у причалов Шесхариса удерживались с помощью портовых буксиров, которые, работая “на укол”, держали их у причалов.

     Тревожноя тишина эфира изредка нарушалась разговорами портовых буксиров, делящихся друг с другом  проблемами при удержании у стенки больших судов, стоящих на  швартовых. Так под гул ветра и летящие хлопья пены, срываемой с коротких и злых волн, наступила темнота раннего вечера, когда раздался первый призыв о помощи.

     Вместе со свистом ветра, который через малейшие щели в металлических дверях врывался в ходовую рубку, по включённой УКВ станции вдруг раздался тревожный голос, произнёсший по-русски, но с сильным акцентом:-
- Новороссийск 3, Новороссийск 3,  Я –Турецкое  судно ”Гиресун” Якорь не держит. Нас дрейфует к берегу. Судно в балласте, Я хочу сняться с якоря и уйти в море, но без помощи буксира мне этого не сделать. Прошу направить буксир, чтобы начать съёмку с якоря.

     Портнадзор Новороссийска дал команду одному из портовых буксиров выйти на рейд,  подойти к  “Гиресуну” и выяснить обстановку. Пошло тревожное ожидание,  прерываемое временами докладом “Гиресуна”. Остальные суда на рейде изредка  переговаривались между собой, извещая собрата об отдаче второго якоря.

     Водяная пыль вперемешку с хлопьями пены и ощутимое похолодание несли с собой начало обледенения. Видимость упала до полумили и только по разговорам, звучавшим в эфире можно было догадываться об обстановке на рейде и в порту.
Но вот послышался доклад буксира, посланного портнадзором к “Гиресуну”:-
- Новороссийск 3,  Я - “Строгий”. Подошёл к турку, он в балласте и дрейфует.  Если  не взять на буксир, то через час он  будет в районе Станички и его выбросит на берег. Приём.
- “Строгий” Я - Новороссийск 3. Запросите капитана, согласен ли он подписать спасательный контракт по форме МАК? Если согласен, то берите его на буксир.

     Чтобы читателю было понятно, то надо знать, что на море спасение людей  является  обязательным, а вот спасание судна осуществляется согласно договору, где присутствует главный принцип - “без спасения – нет вознаграждения”. В нашем случае Новороссийск хотел, чтобы капитан  “Гиресуна” согласился на спасательный контракт по форме МАК – Морская Арбитражная Комиссия СССР. Советским судам это выгодно, ибо рассмотрение дела происходит в Москве. Другие формы контрактов подлежат рассмотрению в Лондоне. Конечно, в обстановке, которая сложилась на тот момент, получить подпись капитана не представлялось возможным, но достаточно было получить его согласие по радио. Однако капитан был категорически против акта о спасении и хотел с помощью подошедшего буксира развернуться, чтобы покинуть рейд и выйти в море.

- “Строгий!”  Я – Новороссиск 3. Держись рядом с “Гиресуном”, но никаких мер не принимай, пока не будет согласия капитана  на спасение, - портнадзор стоял на своём и не давал команды помочь турку.

"Гиресун" продолжал дрейфовать в направлении Станички. Это та самая известная всем Станичка, где в своё время был высажен десант в операции по освобождению Новороссийсва. Под именем  “Малая земля” она вошла в историю Великой Отечественной войны.

     Старпом с боцманом, задыхаясь от ветра и с трудом передвигаясь по начинающей покрываться льдом палубе,  пробрались на бак к брашпилю. Они ещё раз попытались, подсвечивая себе фонарём, рассмотреть положение якорь-цепи. Когда ветер разворачивал судно, цепь выходила из воды и, скрываясь где-то в темноте, дрожала от испытываемого ею напряжения. В такой момент старпом испытывал чувство тревоги – сколько ещё может вот так держаться цепь?
- Думаю, надо отдавать второй якорь, - крикнул он склонившись к боцману, – если ещё усилится ветер, то цепь может не выдержать.

     С трудом удерживаясь на обледенелой палубе они отправились в обратный путь. Добравшись до надстройки, старпом с боцманом попали в тепло и тишину внутренних помещений судна, отгородившихся от гула ветра задраенными металлическими дверями. В ходовой рубке их встретил вопросительный взгляд капитана:-
- Виктор Васильевич! Цепь набита очень сильно, а где она уходит в воду в темноте не видно. Мне кажется, что надо бы отдать второй якорь для большей безопасности.
- Штурман! Ну-ка, замерь-ка ветер, посмотрим, что покажет нам анемометр, – распорядился капитан.

В это время ожил эфир и принёс ожидаемую всеми весть:
- Новороссийск 3. Я –“Строгий”. “Гиресун” выбросило на берег в районе Станички.  Ну, здесь  теперь все спокойно, грунт песок, пусть спать ложатся, а завтра его надо будет снимать с пляжа.
Новороссийск не выразил особых эмоций и дал команду буксиру идти в порт.

Штурман замерил скорость ветра и доложил:-
- Виктор Васильевич! Ветер ещё немного усилился. Теперь уже 40 м/сек.
- Старпом! Бери боцмана, вахтенного матроса и готовьте левый якорь. Время полночь, и до рассвета нам надо выстоять. Я думаю что 6 смычек в воду для второго якоря пока хватит, – поставил задачу капитан.

     Вновь, укутавшись в штормовые костюмы и меховые шапки, троица, страхуя друг друга, направилась готовить к отдаче левый якорь. Надстройка судна и палуба заметно покрылись льдом и идти против сильнейшего ветра было трудно. Добравшись до бака и приготовив к отдаче якорь, стали ждать оговорённого сигнала. Когда, наконец, судно привело ветер почти на траверз правого борта, то по условному гудку отдали второй якорь. Он с грохотом покинул якорный клюз и потащил за собой якорную цепь. Боцман, придерживая ленточным стопором стравливаемую цепь, старался равномернее выложить её на грунт. Вытравили 6 смычек, понаблюдали за состоянием цепей и отправились в обратный путь.

     Наконец, наши герои очутились в тепле и тишине надстройки судна. Капитан и стармех приготовились провести ночь в рубке, контролируя положение и пытаясь хоть что-то рассмотреть сквозь покрытые солью и льдом иллюминаторы. После отдачи второго якоря “Кемь” стало меньше уваливать от направления ветра и на душе стало спокойнее.

     По УКВ связи стало ясно, что ещё несколько судов отдали вторые якоря. Значит “Кемь” не ошиблась и своевременно подстраховала себя. Вой ветра не прекращался и старпом не стал спускаться в каюту, а задремал устроившись на диванчике в штурманской рубке. Ему составил компанию боцман, чтобы в любой момент быть под рукой. Капитан переговаривался со старшим механиком. Незаметно шло время.

     Второй помощник тронул легонько старпома  – пора вставать на вахту. Старпом легко поднялся с диванчика. Судовые часы показывали 04.00, а смена вахт не зависит от погодных условий.  По-прежнему выл ветер, а сквозь стёкла иллюминаторов, которые время от времени обливали пресной водой,  мутным пятном света едва просматривалось ближнее судно. Капитан дремал в кресле.

     Вновь замерили скорость ветра. Она стала заметно меньше - уже 28 м/сек. 
Сменились матросы и заступивший на вахту продолжил обливать иллюминаторы рубки, черпая кружкой пресную воду из ведра. Старпом вышел на крыло ходового мостика – действительно стало заметно, что ветер потихоньку убивается. Настроение улучшалось на глазах.
- Виктор Васильевич, – он тронул капитана за плечо, – пошло стихание боры, идите отдыхать к себе.

     Капитан тряхнул головой, освобождаясь ото сна и  убедившись, что ветер  стал слабеть, покинул рубку.Старший механик тоже отправился отдыхать после трудной ночи. И хотя свист ветра не прекращался, также неслись над водой серые тучи, а нарастание льда на конструкциях судна продолжалось, но пришло ощущение, что самое тяжелое позади. “Гиресун” в эфире не появлялся и молчали все другие суда, стоящие на рейде.

     После 6-ти утра начался медленный рассвет, видимость улучшилась и стали видны суда с вытянутыми, как струны, якорными цепями. Корпуса  и надстройки приобрели серый цвет, который создавала корка льда, густо перемешанная с цементной пылью, принесённой с цемзаводов. Поверхность бухты по-прежнему представляла собой нескончаемую череду мелких волн, покрытых слоем пены.

     К 10-ти часам утра ветер убился до 20 м/сек, небо стало голубым, а тучи незаметно исчезли. Ярко светило солнце и Маркотский  хребет над городом тоже сбросил с себя последнее облако. Дали “Отбой машинам”. Стал хорошо виден бедолага “Гиресун”, стоящий вплотную к пляжу на ровном киле с вытравленными якорными цепями. Из порта вышли два буксира и направились к нему. Недалеко от борта “Гиресуна” стоял автомобиль. Видимо это прибыл агент и пограничники, но это уже была забота капитана, судно которого не смогло удержаться на якорях .

     К обеду над рейдом дул северный ветер не более 5–ти баллов и ничто не напоминало о прошедшей  “боре”. На судах стали поднимать вторые якоря, которые помогали удерживаться на месте. На “Кеми” с подъёмом второго якоря проблемы не возникло и он занял своё место в левом клюзе. Подобрали до 5-ти смычек и правую цепь.  Боцман с вахтенным матросом, раскатав рабочий шланг, начали тугой струёй освобождать судно от серого ледового панциря. Новороссийская “бора” для нас закончилась благополучно, но осталась в памяти гулом срывающихся с вершин Маркотского хребта тяжёлых, холодных масс тугого воздуха. А жизнь тем временем продолжалась и обычные заботы занимали в ней своё место.