Не оборвать в былое нить. Часть вторая

А ведь это на самом деле война

В 8 часов утра  (в 5 по-московски),  22 июня 1941 г. меня, спавшего в гамаке на свежем воздухе приусадебного участка, разбудил голос  товарища. Открыв глаза, я увидел его голову, возвышающуюся над калиткой. Не понимая еще что случилось, так как накануне при расставании  с ним поздно вечером, никакой договоренности  между нами о такой ранней встрече не было,  я подсказал ему как и за что надо потянуть, чтобы калитка открылась.

Волька, а это  был он, подошел к гамаку и с многозначительным выражением лица выпалил:  "Война! Война началась, а ты спишь! Даже ничего не  подозреваешь!" - "Не разыграешь. Не на того напал", - подумал я, со спокойно-вопрошающим видом поглядывая на него, как бы предлагая ему сказать правду, с чем он так рано пожаловал ко мне. - "Не веришь?  Только сейчас по радио сообщили. Наш сосед это лично слышал", - задетый моим безразличием он уже в  запальчивости  продолжал убеждать меня в действительности совершения такого чрезвычайного события. - "Немцы нарушили наши границы и бомбили многие города!" Теперь в его голосе звучали беспокойно-взволнованные нотки. Это меня насторожило. Но всё же поверить, что началась война было невероятно трудно,  так как в свете недавних, последовательно  опубликованных одно за другим заявлений ТАСС от 8-го мая и 14 июня, в которых нас сердито заверяли, что всякого рода распускаемые  вредные, провокационные слухи, в первом случае, о сосредоточении  советских войск на западных границах, во втором, о готовящемся нападении Германии, лишены всякой почвы.

Вот если бы это было, ну, хотя бы, месяца два назад, то такое  сообщение вполне отвечало бы нашему ожиданию.  Постоянно распространяемые  тогда слухи о появлении в нашем воздушном пространстве немецких разведывательных самолётов, которые не могли поразить снаряды наших зениток из-за их высоты; о концентрации немецких войск вблизи нашей границы и др. будоражили наше мальчишечье воображение, так как подтверждали озабоченное высказывание пожилых людей о неизбежности скорой войны с Германией. Именно из-за таких разговоров, в предчувствии ожидания неизбежных перемен в нашей будничной школьной жизни, мы находились в повышенно-возбуждённом состоянии. И даже в начале нового, 1940-41-го учебного года, почти все ребята нашего 9 класса, для ускорения наступления этих перемен, решили пойти учиться в летно-штурманскую школу, находящуюся в городе Чарджоу. Однако тогда у нас из этой затеи ничего не получилось. Почти все ребята, в том числе и я, были забракованы медицинской комиссией. Меня, например, прошедшего успешно всех врачей, комиссия не пропустила  из-за артериального  систолического давления которое при замере оказалось 140 мм.

Неудача с поступлением в летно-штурманскую школу нас не отрезвила и не успокоила, а  только усилила нетерпеливо-возбужденное ожидание. Чтобы вы могли представить себе насколько оно было велико, достаточно только одного примера.

Той весной у нас в школе появился новый учитель математики. Между ребятами быстро распространились сведения, что ранее он (представьте себе) был военным и преподавал математику курсантам Ташкентского общевойскового училища  им. Ленина. Так вот, несмотря на строгость этого "дяди", который с первых же дней  потребовал от нас неукоснительного соблюдения на его занятиях чуть ли не военной  дисциплины, ребятам удалось на одном из уроков разговорить его и высказать свое мнение по волновавшему нас, ребят, военно-политическому положению. И он не устоял и уделил нам энное количество учебного времени.

Поясняя тогда создавшуюся обстановку, чреватую  военной угрозой, и отвечая, в частности, на один из наших вопросов, рассказал он нам следующий анекдот:

Молотов, беседуя с Риббентропом, спросил его: "Господин министр  иностранных дел, как следует понимать, что ваши войсковые части концентрируются вдоль нашей границы?" - "А мы их направляем  сюда на отдых, подальше от тревожащих их военных действий на западе", - ответил Риббентроп. И в свою очередь спросил: "А вы почему подтягиваете  войска к границе?" На что Молотов ответил: "Это делается для охраны спокойного отдыха ваших солдат".

Разъяснение преподавателем  сложившейся предвоенной  ситуации, тогда нас, школяров, вполне удовлетворило. Мы еще больше уверовали, что наше правительство, держит под контролем все военные приготовления со стороны Германии, и в случае необходимости готово принять самые решительные меры. Так что, волноваться особо не стоит - враг получит достойный  отпор, если  только посмеет сунуться.

Но вот наступил май, а затем и июнь с неприятными в моей жизни событиями. И так-то, настроение оставляло желать лучшего, а тут ещё указанные сообщения ТАСС в какой-то степени подпортили его, лишив  наше воображение "питательной среды" на надежду скорых  жизненных перемен. Ведь что ни говори, а все эти различные слухи, которые ТАСС заклеймило как провокационные, вселяли в нас радостно-предпраздничное чувство ожидания чего-то значительного, судьбоносного, так как,  где-то подсознательно мы надеялись на скорую и убедительную нашу победу в случае начавшейся войны и заранее готовились быть причастными  к ней. А вместо этого вдруг чуть ли не оказаться причастным к  распространению вредных слухов. Однако ничего не поделаешь, ТАСС – это телеграфное агентство Советского Союза. Разве можно было ему не верить? Пусть даже если его утверждения лишают меня надежды на скорое свершение ожидаемых перемен. И как можно было после всего этого поверить в сообщение товарища, что Германия на нас напала? "Нет, такого не должно быть. Здесь  что-то не так,  какое-то недоразумение", - подумал я и решил пойти с Волькой, чтобы самому послушать, что нам такое говорится по радио.

В то время редко у кого имелись ламповые радиоприёмники, а репродукторы-громкоговорители находились в нашем околотке только в общественных местах предприятий и крупных организаций. Поэтому мы решили идти к Волькиному соседу. Однако мне повезло. Выйдя из калитки и повернув за угол, мы тут же натолкнулись на группку ребят, которые слушали, доносившиеся из окна, открытого настежь, звуки марша, передаваемого по радиоприемнику. Мы присоединились к ним, и они, перебивая друг друга, нам сообщили, что скоро ожидается важное сообщение правительства. "Будет говорить сам Молотов". - "Что, и это все? И больше ничего не сказали?" - уточнил я, недоумевая. - "Да, все. Только то, что будет выступление Молотова".

Задержавшись в этом месте, мы энное время слушали музыку маршей, которые безостановочно звучали один за другим. И вдруг музыка смолкла, и в наступившей тишине раздался голос диктора, который бесстрастным, монотонным голосом произнес, что в 10 часов будет передано важное правительственное сообщение, которое сделает Председатель СНК СССР Вячеслав Михайлович Молотов. И снова зазвучали бесконечные марши.

Поскольку у нас в Ташкенте до выступлении В.М. Молотова оставалось почти пол дня, мы решили пройти до военкомата нашего Ленинского района, который тогда располагался на ул. Полторацкого, недалеко от Т-обрaзного перекрестка со Старо-Госпитальной улицей.

Бодро шагая, проходили мы одну улицу за другой, и, к моему удивлению, не встречали на них ни одного прохожего. Это было поразительно. Несмотря на то, что улицы окраины города никогда не отличались  многолюдьем, но  на магистральных, с трамвайной линией,  на них-то всегда можно было встретить кого-нибудь из прохожих. А тут, все как вымерло - ни одного человека. На наличие их, указывало только громкое звучание маршевой музыки, доносящейся из открытых окон некоторых домов. Необычайность всего этого навевала тревожные чувства.

Так продолжалось до выхода на Госпитальную улицу. Только на ней нам попались попутчики, молча, с сосредоточенными лицами, торопливо шагающие в сторону военкомата.

На подходе к перекрестку с улицей Полторацкого их становилось все больше и больше. А вот и поворот на ул. Полторацкого, но вход на нее оказался запруженным множеством, скопившихся здесь мужчин, хотя до самого здания военкомата оставалось еще расстояние почти в пол-квартала. Мы попытались было смешаться с толпой этих людей, но нас задержали молодые парни с красными нарукавными повязками: "Куда это вы собрались пацаны? Стойте!" - требовательным голосом остановил нас один из них. - "А мы добровольцы! - не растерявшись ответил Волька. - Идем подавать заявление". - "Стойте, стойте! Туда сейчас нельзя. Там сейчас и без вас хватает забот. Видите сколько призывников первой очереди. Со всеми нужно разобраться. Не до вас. Ступайте-ка домой. Не мешайте здесь!"

Делать было нечего! Пришлось вернуться. Волька пошел домой, а я пристроился на скамеечке у того окна со звучавшим приемником, где толпились еще ребята в ожидании выступления Молотова.

В.М. Молотов в своем коротком выступлении, собственно, ничего нового, существенного не добавил к тем фактическим данным, которые нам были по слухам известны до этого, кроме морально-этической их оценки: "...без объявления войны..., вероломно нарушив договор о ненападении внезапно вторглись на территорию СССР.., пограничные войска мужественно сражаются с агрессором.., подтягиваются полевые части и т.д.

И все это говорилось тихим, сдержанным, спокойным голосом, лишенным всяких интонаций. Поэтому-то нам, ребятам, полдня снедаемым от  нетерпения, жаждущим услышать о нанесении первых ответных ударов, разящих зарвавшегося агрессора, как это демонстрировалось в художественных  фильмах, такое, как бы извиняющееся в чем-то выступление главы правительства, показалось недостаточно соответствующим наступившему героически-трагическому моменту - началу войны, и мы, раздосадованные,  разошлись по домам в надежде услышать еще что-нибудь новенькое на следующий день. 

Однако в ближайшие три, четыре дня каких-либо сведений из официальных источников о характере существенных изменений на полях военных действий, мы не получали. Лишенные возможности регулярного прослушивания радиопередач, так как вышло строгое распоряжение о сдаче всех имеющихся у населения радиоприемников в соответствующие организации, ребята в эти дни довольствовались разнообразными и не всегда приятными слухами о имевших, якобы, место сражениях, в которых наши терпят,  одно за другим, поражения.

Центральные же газеты, которые доставлялись нам на третий день, в эти первые дни публиковали больше сообщений военно-патриотического характера о проявлении массового героизма красноармейцами пограничных, полевых и гарнизонных войск, а также массу политических и организационных сведений: о поддержке нашей страны Великобританией и США, о преобразовании западных приграничных военных округов во фронты, о создании Ставки Главного Командования и др.

По-своему переваривая все эти сведения, радуясь и огорчаясь, мы высказывали по каждому из них свои,  конечно, всегда наивно-оптимистические суждения: "Ничего, ничего! Пусть даже если мы отступим  до старой границы не страшно! Там-то наши зададут им - фрицам. Ведь там у нас построена еще до войны долговременная линия обороны типа"мажино" или "маннергейма". И вдруг, как гром среди ясного неба, потрясшая нас новость: 28 июня наши войска оставили город Минск - столицу Белорусской ССР. Это же уже за старой границей с ее укрепленными и неприступными, бетонированными дотами. Как такое могло случиться, это для нас было непонятно. Поползли разные слухи о предательстве некоторых лиц из высшего командования фронтом. Находились даже люди, которые сами слышали как кому-то, якобы, рассказывал какой-то капитан, что их, под угрозой расстрела за невыполнение приказа, принуждали покинуть доты, в которых можно бы было просидеть безвылазно целый месяц и вести бой, сдерживая врага, вместо того, чтобы трусливо отступать. И мы верили этому. А как же иначе? Ведь столько времени страна готовилась к отражению напавшего на нашу Родину агрессора. Нам буквально вдалбливали в голову мысль о необходимости быть готовым к войне с самого детства, воспитывая у ребят патриотические чувства. Даже если не говорить о публицистических статьях, художественных произведениях, кинофильмах, а взять только одни популярные песни того времени, которые распевала вся страна, то можно убедиться, что в каждой из них, даже, казалось бы, далеких от военной тематики, звучит эта тема - тема войны, тема защиты Родины.

Вот, например, "Марш веселых ребят" (муз. И. Дунаевского, сл. В. Лебедева-Кумача), которая начинается куплетом: "Легко на сердце от песни веселой, она скучать не дает никогда. И любят песню деревни и села, и любят песню большие города." Казалось бы, веселая, задорная  песенка. Особенно ее припев: "Нам песня строить и жить помогает..." А как она  заканчивается?  "И если враг нашу радость живую отнять захочет в упорном бою, тогда мы песню споем боевую и встанем грудью за Родину свою."

Или вот, "Песня о Волге" тех же авторов из кинокомедии "Волга-Волга". Куплет четвертый: "Пусть враги, как голодные волки, у границ оставляют следы, не видать им красавицы - Волги, и не пить им из Волги воды!"

То же самое и в песне этих авторов "Спортивный марш" из кинофильма "Вратарь". В весело звучащем припеве: "Чтобы тело и душа были молоды, ..." после бравурных: "Физкульт-ура! Физкульт-ура! Ура!Ура! Будь готов, когда настанет час бить врагов, от всех границ ты их отбивай!"

Примерно также звучат первые четыре строки и в Марше физкультурников И. Дунаевского на слова А.Чуркина: "Чуть грянет клич: "На бой!"- Мы все готовы к бою в час любой, мы все пойдем в поход за край родимый свой, за наш народ."

О красноармейских песнях того времени, вообще, не стоит и говорить. В каждой из них звучали грозные слова предупреждения в адрес потенциальных агрессоров, готовящихся напасть на нашу Родину. Ну вот, например, "Песня красных полков" (Муз. П. Акуленко, стихи Е. Долматовского и В. Луговского). Куплет 3: "Вражья сила качнется и сломится на штыках наших доблестных рот. Артиллерией, танками, конницей мы проложим дорогу вперед."

Или "Песня артиллеристов" (композиторы Дан. и Дм. Покрасс на слова В. Лебедева-Кумача). Посмотрите как звучат две последние строфы куплета: "Врагу мы скажем: "Нашу Родину не тронь, а то откроем сокрушительный огонь!", а также 6-й куплет: "Нашим танкам дорогу проложит наших пушек огонь боевой, вражью силу дотла уничтожит грозный вал огневой!"

А "Марш танкистов" тех же композиторов на слова Б.Ласкина - первые две строфы припева: "Гремя огнем, сверкая блеском стали, пойдут машины в яростный поход,..", а в третьем, и четвертом куплетах, соответственно по две строфы: "Чужой земли мы не хотим ни пяди, но и своей вершка не отдадим!.. "И если к нам полезет враг матерый, он будет бит повсюду и везде".

А характерная в этом смысле песня А.В. Александрова на слова С. Алымова "Бейте неба, самолеты", звучавшая в каждой концертной программе, в которой что ни куплет, то грозное предупреждение: "Наша армия из стали...Разнесем вас по куску... Всех врагов развеем в дым. Мы своей земли ни пяди никому не отдадим".

Ну и наконец, знаменитая и любимая перед войной песня молодежи, связанная непосредственно с темой ожидаемой войны, "Если завтра война" композиторов Дан. и Дм. Покрасс на слова В. Лебедева-Кумача. Ее припев, последние три строфы, где повторяются дважды слова: "На земле, в небесах и на море наш напев и могуч и суров: - Если завтра война, если завтра в поход, будь сегодня к походу готов!"

Не было ли это свидетельством нашей полной готовности к войне?

Прочтите их внимательно и вдумайтесь в их смысл: "На земле, в небесах и на море..." А теперь прибавьте к ним грозное предупреждение  врагу в строфах куплетов:  "Всколыхнется страна, велика и сильна, и врага разобьем мы жестоко." "Мы войны не хотим, но себя защитим, оборону крепим мы недаром, и на вражьей земле мы врага разгромим малой кровью, могучим ударом!

Примечание автора.
В послевоенное время в текст песни "Если завтра война" были внесены изменения: Так, если до войны 4-й куплет пели: "Мы войны не хотим,- оборону крепим мы недаром, и на вражьей земле мы врага разгромим малой кровью, могучим ударом!"  То теперь этот куплет звучит уже так: "Мы Отчизну свою от врагов защитим, мы присягу давали недаром, и любого врага мы в бою разгромим беспощадным могучим ударом". А вот 6-й куплет, который руководители хоровых кружков требовали петь нас с особенным подобострастием, был исключен полностью. А жаль! Он является наглядным свидетельством, кто именно тогда вел нас к победе. Посмотрите, как бодро и самоуверенно он звучал. И не только в ребячьих голосах: "В целом мире где нету силы такой, чтобы нашу страну сокрушила, с нами Сталин родной, и железной рукой нас к победе ведет Ворошилов!"
А говорят, из песни слов не выбросишь!
 
См. сборники песен:  1. Красноармейские песни. Политическое управление Красной Армии, воениздат, М., 1940 г.
2. Строевые песни. Военное издательство Мин-ва Обороны Союза ССР, М. 1957 г.

Прибавьте ко всему вышесказанному еще и куплеты из героических и грустных песен о гражданской войне, и вы поймете тогда, каково было нам, подготовленным  массовой пропагандой к славной героической Победе, слышать, что наша армия терпит одно поражение за другим, оставляя противнику город за городом, город за городом, и даже уже целые союзные республики. Кто виноват в таком позорном разгроме нашей армии? Ведь мы горячо верили в то, что пели, верили в то, что "своей земли вершка не отдадим, врага к  себе не пустим ни на шаг". А что получается - такой позорный разгром! Нет! Здесь, безусловно, предательство. Не иначе! Таково было окончательное суждение и соответствующее этому грустно-печальное настроение в нашей группе ребят.

Взрослые же сердито отмалчивались, как будто чем-то напуганные, и либо отмахивались от нас, либо сердито предупреждали, чтобы мы об этом много не болтали, когда мы просили их высказать свое мнение о происходящих событиях.

Выступление 3 июля по радио Председателя Государственного Комитета Обороны (ГКО) И.В.Сталина объясняло создавшееся плачевное положение на фронтах опять-таки внезапностью нападения коварного врага и убеждало народ, что в конечном счете победа будет за нами, на нашей стороне, на стороне стран антифашисткой  коалиции, которая преобладает противника и по территории, и по числу населения, и по материально-техническим ресурсам, и по запасу полезных  ископаемых и т.д.

Теоретически правильная аргументация Председателя ГКО в неизбежности окончательной нашей победы не вызывала сомнений. Но практически, когда это ещё будет, и должно осуществиться только в далеком будущем. А пока, вражина стремительно наступает, сокрушая одну за другой попытки наших войск остановить его на том или ином, наспех подготовленном оборонительном рубеже.

Кратковременный всплеск надежды произошел в наших душах, когда мы узнали, что ГКО принял 10 июля постановление об образовании главного командования Северо-Западного, Западного и Юго-Западного направлений, а их главнокомандующими соответственно назначил маршалов К.Е. Ворошилова, С.К. Тимошенко, С.М. Буденного. Ведь, что ни говори, а они были героями гражданской войны, а имена Ворошилова и Буденного звучали в ряде красноармейских песен, в том числе и персонально им посвященных. Это их к чему-то обязывало. Поэтому мы ожидали, что на фронтах после их назначений произойдут  существенные изменения.