Четвертинка тени

Мы ходим по разным дорогам. А потом понимаем, что это они ходят нами. Эти дороги пролегают  по нашим мечтам и кошмарам, по рекам нашей души и костям нашего тела. Они уводят в туманные дали, пока мы способны идти. И тут же обрываются в никуда, только мы падаем в пыль, смешиваясь с усталой испариной земли. Они начинаются в нас и заканчиваются нигде. Мы – их истоки.  Мы – соль, которая их кормит.

Мне не жаль покормить свою дорогу. Пусть ест. Пусть пройдет мной. Ей ни за что меня не догнать. Потому что я – сумма всех вещей. Бесконечность, заключенная в одно-единственное пьяное мгновение. Я иду, не оставляя следов. И тень моя – лишь четвертинка тени Мураками.

Ну, хватит уже этих приятностей и удобств... Где мои ржавые гвозди и разящие шипы? Где мои обрывы и капканы? Слишком скучно, слишком уныло тянется это ровное, безликое полотно. Даже непонятно иду я или топчусь на месте. Всё одно и то же, одно и…  А вот и они! Шипы – гвозди – угли – капканы! И даже целая пропасть! Надо же, какая честь! Я познаю великое искусство быть шутом. Быть идиотом. Только они способны ступить туда, куда боятся ступить и ангелы. 

Маленькая, синеглазая ведьма привела меня на берег такого же маленького, ясноглазого озера. Я посмотрела на них. Мне казалось, что они безнадежно далеки от моих меланхоличных прозрений. Они вообще пришельцы из другой вселенной. Чужаки. К чему всё это? Хотят сделать меня такой же безупречной и просветлённой? Чёрта с два. Я покажу им свои горящие, как у Вендиго, ноги, и они отстанут. Я не могу порастать здесь мхом, мне нужно бежать, бежать, не останавливаясь. Но ведьма велела сидеть и ждать. Велела плести сеть из своих мыслей. Кого поймать прикажешь, ведьма? Что сплетешь, то и поймаешь, – засмеялась она.
 
И вдруг озеро стало морем, огромным, пустынным и страждущим. Оно впитало их. Они умели растворяться без сожалений. И растворились. Я осталась одна. Одиночество – это крылья. Огромные крылья, которые несут в бездну глубже нашего невежества. Она проходит сквозь мир, который пригвоздил нас к тому, что мы есть. И мы учимся просачиваться сквозь пальцы тишины и однажды вступаем в дикие воды свободы.

Скала смотрела на море, как смотрят птицы. Или драконы. Я не существовала в ее картине мира. Это и был каменный дракон, свирепый в своем милосердии. Мне было ясно, что я для него лишь песчинка. Кость, держащая дорогу над бездной. Дорогу, по которой после меня пройдут миллионы. Над той же бездной. Но уже не туда.
 
Мне ли упиваться всеми страхами, которыми боялись до меня? Мне ли любить всей единожды навечно случившейся любовью? Меня изранил каждый камень, точивший нож, и каждый нож, расколовший камень. Я выпала слезами святости из выболевших глаз и полыхнула свечой надежды в обители прокаженных. Вызрела смиренными гроздьями любви в бескрайних долинах отчаяния и пролилась милосердным дождем картечи. Достигала вершин, где меня никто не ждал, и подбирала крохи, оставленные голодными бродягами. Я познала все, что познали эти дороги, была убита и воскрешена, побеждена и вознесена, проклята и исполнена благословения. Я срывала самые красивые цветы и служила перегноем для сорняков.
 
Мне не было места нигде, и весь мир умещался на моих ладонях. Блаженны  ищущие… Мне нельзя останавливаться. Я сама сплела себе паучью ловушку, в которую так легко угодить, если думать, что ты важен. Сквозь сеть проскользнет лишь четвертинка тени. А-ха-ха, ведьма была права. Я поймаю солидную дичь, если не стану легче пёрышка. В свои собственные ловушки мы всегда попадаем сами.
   
Прости меня, идущий следом. Я не оставлю тебе ни капли веры. Всего несколько слов. Смейся, пока ты способен сделать выдох. Надейся, пока ты способен сделать вдох. Молись дракону в себе. Он смотрит на твою жизнь, как на песчинку на берегу моря. Он ждет и безмолвствует. Свирепый в своем милосердии...